Текст книги "Четвертый крестовый поход"

Автор книги: Джонатан Филипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 9
«Ни в одном городе столь малое количество людей не осаждало такое множество»

Первая осада Константинополя, июль 1203 года

Оставалось еще две возможности избежать столкновения. Во-первых, можно было убедить крестоносцев удалиться; во-вторых, с согласия императора Алексея III или без такового греки могли открыть ворота царевичу и позволить ему вернуть себе власть над городом и империей.

Первым пришлось действовать императору. 1 июля разведывательный отряд крестоносцев примерно в девяти милях к востоку от своего лагеря разбил наголову крупное подразделение греческих рыцарей. Крестоносцы захватили много боевых коней, а также мулов, византийцы спаслись бегством. Угроза со стороны воинства Запада была очевидной, как и урон, нанесенный греческому боевому духу. Возможно, именно в этот момент императору следовало начать дипломатические переговоры.

На следующий день Алексей III послал уроженца Ломбардии Николо Россо из первых рук выслушать о причинах прибытия крестоносцев в Византию и получить объяснения их действиям. Несомненно, ему было приказано собрать по возможности больше информации относительно сил крестоносцев, что составляло обычную часть функций любого дипломата. Николо надлежащим образом доставил послание императора руководителю экспедиции, маркграфу Бонифацию. Некоторые опасались результатов посольства. Гуго де Сен-Поль вспомнил старые подозрения насчет двуличия греков: «нам не нужно просьб греков и их даров». [370]370
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 190.


[Закрыть] Удостоверившись в наличии верительных грамот, Бонифаций предложил послу обратиться к знати. Посол задал естественный вопрос: почему крестоносцы, поклявшиеся обрести Святую землю и Гроб Господень, теперь угрожают Константинополю? Император Алексей наверняка знал, что они испытывают нужду в продовольствии и деньгах. Если потребность состоит только в этом, Николо счастлив уверить их, что император готов обеспечить их всем необходимым, если они готовы удалиться.

Под глянцем дипломатической вежливости таилась и угроза: «Если вы откажетесь уйти, то он [император Алексей III] вынужден будет нанести вам ущерб, хотя и против своего желания. Будь вас даже в двадцать раз больше, если бы он решил сражаться, то вам не удалось бы покинуть наши земли без огромных потерь, не потерпев при этом поражения» [371]371
  GV, 63.


[Закрыть]. Эти слова указывали на уверенность императора в огромном численном перевесе своей армии – хотя, как показали события предыдущего дня, ее боевая эффективность была не столь высока.

Для ответа крестоносцы избрали Конона Бетюнского. Конон был старшим среди присутствовавшей знати, а кроме того был известен как искусный сочинитель «сhansons de geste» ^{33} и как красноречивый оратор. Конон изящно обратил вопрос Николо к нему самому:

«Любезный господин, вы сообщили нам, что ваш господин заинтересован причиной, по которой наш господин и знать вступили в его владения. Наш ответ таков: мы вступили не вего владения, поскольку он несправедливо владеет этой страной, не считаясь ни с Господом, ни со справедливостью. Владения эти принадлежат его племяннику, который восседает на престоле среди нас».

Таким образом, Конон изложил оправдание крестоносцами своих действий – исправление зла, причиненного императором Алексеем III своему брату Исааку Ангелу и племяннику, царевичу Алексею. Как и византийский посланник, Конон завершил свою речь угрозой: если император согласится подчиниться царевичу, они предоставят ему достаточное количество денег, чтобы жить в роскоши, «но в противном случае пусть молится, не рискуя появляться здесь снова». [372]372
  GV, 63.


[Закрыть] Внешне настрой крестоносцев казался бескомпромиссным. Однако фактически они тоже очень хотели бы избежать сражения. Кроме простого самосохранения, здесь крылось желание избежать потери достойных людей и ресурсов, поскольку они все-таки хотели достичь конечной цели и победить в сражении за Святую Землю.

Дож задумал использовать последнюю уловку, чтобы избежать сражения: он решил представить царевича Алексея жителям Константинополя в надежде, что народное мнение заставит узурпатора уступить трон, а его племянник вернется к власти. Лидеры крестоносцев одобрили эту идею. [373]373
  RC, 67.


[Закрыть] Написанное ими в конце лета 1203 года письмо, широко известное в Западной Европе, ясно дает понять, что крестоносцы были совершенно уверены в волне народной поддержки молодому царевичу со стороны жителей Константинополя. Они пришли в Византию, «убежденные надежными источниками и доводами в том, что мощная городская фракция (и часть империи) с нетерпением ожидают прибытия государственного [императорского] двора… [царевича] Алексея…» [374]374
  Innocent III, Sources, 81.


[Закрыть]

Очевидно, такие слухи стали основной причиной, по которой крестоносцы вообще согласились вести дела с царевичем. Хотя уже появлялись признаки, говорящие о том, что найти ему поддержку будет как минимум нелегко. Гуго де Сен-Поль в письме в Европу упоминает о том, что когда крестоносцы впервые прибыли в Константинополь, то были «изумлены и ошеломлены тем, что никто из друзей или семейства бывшего среди нас молодого человека не пришел, чтобы рассказать ему о положении в городе». [375]375
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 190.


[Закрыть] Возможно, они пришли к выводу, что царевич должен более громко сообщить о своем присутствии.

Дож и маркграф Бонифаций вместе с царевичем Алексеем погрузились на вооруженную галеру, тогда как остальная знать следовала за ними на девяти кораблях. Под флагом перемирия молодой царевич со своими спутниками подошли к самым стенам Константинополя и, крестоносцы вскричали: «Вот ваш настоящий господин!» Они заявляли, что император Алексей III не имеет права на императорский трон, поскольку он ослепил Исаака и несправедливо захватил власть. Они пытались побудить широкие массы к поддержке царевича – вновь, впрочем, не обходясь без угрозы: «Если вы смолчите, мы будем вправе поступать с вами жестоко». [376]376
  GV, 64.


[Закрыть] Робер де Клари отмечал, что никто в городе не знал царевича и вообще ничего не ведал о нем. [377]377
  RC, 67.


[Закрыть] Возможно, здесь сыграло роль негодование на насильственные методы крестоносцев – или же, как считал Виллардуэн, страх репрессий со стороны Алексея III: «Ни один человек из всей страны или города не осмелился заявить о том, что он готов принять сторону царевича». [378]378
  GV, 64.


[Закрыть]

Еще одним возможным объяснением столь прохладного приема была очевидная связь между царевичем Алексеем и коалицией французских крестоносцев с венецианцами, отношения с которыми у Константинополя складывались не слишком удачно. Император Алексей III использовал это недоверие для организации пропагандистского наступления. Крестоносцы писали, что он «отравил и аристократов, и плебеев ядовитыми речами о том, что… они [уроженцы Запада] пришли, чтобы разрушить древнюю свободу, стремясь передать страну и весь народ [папству] и поработить империю… Несомненно, этот рассказ настроил всех против нас». [379]379
  Innocent III, Sources, 82.


[Закрыть] Вдобавок к этому времени Алексей III управлял Византией в течение восьми лет – а у царевича Алексея не было опыта управления страной, и он вообще отсутствовал в городе несколько лет.

Для руководства крестового похода и для самого царевича полное отсутствие явной поддержки было чувствительным ударом. Можно представить короткий путь от Константинополя обратно в лагерь у Скутари в тяжелом молчании. Теперь крестоносцы прекрасно понимали, что слишком положились на уверения молодого человека и, что еще важнее – им придется сражаться, чтобы получить обещанные припасы. Ясно, что враждебность по отношению к царевичу Алексею со стороны жителей Корфу была адекватным предзнаменованием того приема, который ожидал его в Константинополе.

Четвертого июля 1203 года руководство экспедиции приняло участие в мессе, чтобы укрепить дух и получить моральную поддержку. Едва ли существовала какая-либо альтернатива военным действиям, и лидеры армии начали составлять план нападения. Войско, возглавляемое графом Балдуином Фландрским, было разделено на семь отрядов. Графу Балдуину было предоставлено командование первым отрядом, составляющим авангард, поскольку именно ему принадлежал самый крупный контингент опытных воинов (несмотря на потерю части фламандцев, отправившихся на Святую Землю через Марсель), а также наибольшее количество лучников и арбалетчиков. Эти стрелки могли сыграть решающую роль при создании плацдарма, когда армия крестоносцев начнет высадку на берег, поскольку стрельба смогла бы держать греков на Расстоянии, давая время для безопасной выгрузки основной массы рыцарей.

Второй отряд должен был возглавить брат Балдуина, Генрих. Он также состоял из фламандской знати и ее людей. Гуго де Сен-Поль возглавлял третью группу, вместе с Петером Амьенским, рядом с которым сражался летописец Робер де Клари. Граф Людовик де Блуа руководил четвертым отрядом; Мэтью Монморанси, Жоффруа де Виллардуэн и шампанские рыцари составляли пятый; Одо де Шамплит командовал бургундцами шестого отряда, и наконец, арьергард, состоявший из ломбардцев, тосканцев, немцев и провансальцев, находился под руководством Бонифация Монферратского. Венецианцы оставались присматривать за флотом.

Столь детализированная расстановка сил говорит о важности сохранения региональных групп при планировании порядка сражения. Из соображений дисциплины и дружеских отношений было необходимо по возможности сохранять существующие структуры в целости. Иногда такое распределение могло вызвать соперничество между отдельными контингентами – но в пылу сражения следовало соблюдать все предосторожности, чтобы сохранить жизненно необходимую сплоченность. [380]380
  Это стало совершено очевидным во время Первого крестового похода. См.: France, Victory in the East, 369-73.


[Закрыть]

Начало боевых действий было запланировано на следующий день. Крестоносцы должны были преодолеть Босфор и начать кампанию по штурму Константинополя.

Виллардуэн выразительно обрисовал ситуацию: «Войска должны были погрузиться на суда и отправиться завоевывать сушу, погибнуть или остаться в живых. Смею заверить, что это было одно из самых трудных предприятий, которые видел свет». [381]381
  GV, 65.


[Закрыть] Для всех крестоносцев, от знатных властителей до простых пехотинцев, ночь с 4 на 5 июля была наполнена размышлениями и подготовкой к битве. Робер де Клари отмечал, что все люди «были исполнены страха перед высадкой». [382]382
  RC, 68.


[Закрыть] Для ветеранов Третьего крестового похода ожидание серьезного сражения было хорошо знакомо, но для большинства воинов военное предприятие такого масштаба было необычным и потому пугающим испытанием.

В крестовом походе предполагалось духовное окормление, поскольку никто из воинов не мог сказать, увидит ли он следующий вечер. Каждому было необходимо принести полное покаяние в своих грехах и составить завещание. Епископы и священники призывали всех перед сражением очистить свои души от грехов. Сначала они проповедали перед войсками, а затем двинулись через лагерь, выслушивая исповеди крестоносцев, желающих примириться с Господом, причащали и испрашивали его покровительства. [383]383
  RC, 68.


[Закрыть]Как писал Гуго де Сен-Поль: «Мы все же верили в помощь Господа и Его заступничество». [384]384
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 191.


[Закрыть]Это время использовалось также для последних организационных и материальных приготовлений. Оружие и снаряжение полировали, затачивали и чистили в последний раз, чистили рыцарских лошадей, собирали боеприпасы.

Крестоносцы собирались осуществлять штурм Константинополя в два этапа. Они отказались от мысли о лобовой атаке городских стен, предполагая вместо этого захватить пригород Галату, лежащий над Золотым Рогом к северу от основного города. Над водой здесь была протянута огромная цепь, которая защищала стоящий в бухте Золотой Рог византийский флот и оберегала сам город от атаки с этой стороны. Первой задачей крестоносцев было разорвать цепь и открыть путь в бухту, чтобы можно было подобраться к стенам Константинополя. В связи с небольшой численностью они должны были использовать единственное свое явное преимущество, то есть возможность действовать на море. Если бы им удалось получить доступ в бухту, это позволило бы одновременно использовать как сухопутные, так и морские силы, что, разумеется, давало лучшие шансы на успех.

Утро 5 июля выдалось ясным и тихим. Крестоносцы готовились к крупнейшему вторжению, проводимому одновременно с суши и моря, какое знала средневековая Европа. На борту транспортов, перевозящих лошадей, для рыцарей-крестоносцев седлали боевых коней, наряжая их в чепраки ярких цветов. Сотни серебряных труб трубили атаку, грохотали барабаны, и с этой волной звука началась осада Константинополя. Чтобы обеспечить по возможности безопасное движение, каждая галера буксировала на небольшое расстояние, которое составлял Босфор, транспортное судно. Таким образом можно было не опасаться капризов ветров или течений, сохраняя флот единым, что усиливало воздействие ударных сил. Со своей стороны император Алексей III привел свою армию в полную боевую готовность.

Гуго де Сен-Поль сообщает о том, что флот крестоносцев составляло более двухсот транспортных судов и галер. [385]385
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 191.


[Закрыть]Высадка настолько крупных сил перед лицом численно превосходящего противника была предприятием необыкновенной отваги, которое требовало строгой координации действий, благоприятных погодных условий и правильной расстановки воинов. Вильгельм Завоеватель, вторгшийся в Англию в 1066 году, располагал примерно такими же силами – однако его высадка в Певенси, к счастью для него, не сопровождалась встречей с армией противника. Многие осады в ходе крестовых походов, к примеру, захват Тира в 1124 году, включали одновременное нападение (не просто высадку) со стороны сухопутных и морских сил. Теперь воины Запада старались учесть подобный опыт, хотя план вооруженной высадки, разработанный для штурма Константинополя, значительно отличался от традиционной осады.

Крестоносцам противостояли многочисленные византийские войска, размещенные вдоль берегов Босфора. Робер де Клари отмечает, что дож сам принял командование морской частью операции и вел войска через пролив. Лучники и арбалетчики были выставлены на носы кораблей в расчете на то, что они смогут заставить греков отступить. [386]386
  RC, 68.


[Закрыть] Когда транспорты с лошадьми подошли к берегу, были открыты ворота, выставлены сходни, и на берег в брызгах пены спустились рыцари верхом на своих боевых конях, что являло собой весьма устрашающее зрелище. [387]387
  RC, 68.


[Закрыть] Лучники, пехотинцы и арбалетчики соскочили на берег, как только корабли встали на якорь.

Первые рыцари уже составили боевой строй и опустили копья для атаки – но греки, видя, что против них готовятся применить самую устрашающую тактику крестоносцев, просто повернулись и бежали. Гуго де Сен-Поль писал: «Все греки, собравшиеся, чтобы предотвратить нашу высадку, милостью Божией отошли на такое расстояние, что мы едва ли могли бы поразить их с помощью стрелы». [388]388
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 191.


[Закрыть]

Современные читатели, знакомые с историей ожесточенных сражений на берегах Нормандии во время Второй мировой войны, наверняка удивятся, почему византийцы не предотвратили высадку крестоносцев. Логично предположить, что именно в момент причаливания и высадки нападающие были более всего уязвимы. Хотя лучники и арбалетчики армии крестоносцев старались отпугнуть греков, все же странно, что они позволили кавалерии беспрепятственно сформировать ряды. Возможно, бесстрашие и новизна тактики крестоносцев оказались неожиданными для Алексея III (до этого времени едва ли кто-то предпринимал подобную десантную операцию), или же его войскам просто не хватило смелости для схватки – в любом случае это было не слишком доброй приметой для императора. ^{34}

Остальная часть войска крестоносцев спустилась с кораблей, люди распределились по своим заранее определенным региональным контингентам. Граф Балдуин повел авангард к оставленному лагерю императора, где были взяты богатые трофеи. Алексей III отступал так быстро, что оставил шатры и палатки, так что крестоносцы завладели ими и другим имуществом.

Следующим препятствием, с которым столкнулась армия, стала башня Галата – мощное оборонительное сооружение, на котором был укреплен один из концов огромной железной цепи, протягивавшейся через Золотой Рог до основного города. [389]389
  Van Millingen, Byzantine Constantinople, 228-9.


[Закрыть] Подобные цепи существовали во всех средневековых портах, поскольку такой способ контроля над входом и выходом из бухты был самым простым и весьма эффективным. Они служили как для защиты от нападения, так и для таможенного контроля. В обычной ситуации торговое судно, желающее войти в порт или покинуть его, должно было заплатить пошлину, чтобы цепь подняли или, наоборот, опустили. В Константинополе для крестоносцев было жизненно важно миновать цепь и получить доступ в бухту. С точки зрения венецианцев, кораблям было бы гораздо проще провести атаку на стены со стороны Золотого Рога, поскольку узкий залив был гораздо спокойнее, чем Босфор или Мраморное море.

Но крестоносцам предстояло встретиться не только с мощью башни Галата и железной цепью. За этой преградой скрывался ряд греческих кораблей – не только боевые галеры военного флота, но и все торговые суда Константинополя, барки и паромы. [390]390
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 191.


[Закрыть] Хотя сами по себе они не представляли серьезной угрозы, но все же могли явить еще одно препятствие на пути европейского флота.

Ночью 5 июля армия встала лагерем возле башни Галата, но около девяти часов следующего утра греки предприняли неожиданную вылазку. Император направил отряд солдат на барке через Золотой Рог. Присоединившись к гарнизону башни, они напали на лагерь крестоносцев. Их атака была столь быстрой, что у французов не хватило времени даже сесть верхом. Застигнутые врасплох рыцари были вынуждены сражаться в пешем строю. Оборону возглавил представитель фламандской знати Жак де Авен, сын прославленного воина Третьего крестового похода. Ударные силы византийского отряда врезались в ряды крестоносцев, и сам Жак получил серьезное ранение копьем в лицо. Казалось, что он, раненый и отрезанный от товарищей, обречен. Но, презрев опасность, один из его рыцарей, Николя де Женлен, смог вскочить на коня и помчаться к своему господину. Появления верхового воина, мчавшегося на них подобно полностью вооруженному рыцарю, заставило расступиться ряды греков, окруживших Жака. Столкнувшись со столь неожиданным противником, византийцы вынуждены были оставить свою добычу, Николя удалось спасти своего сюзерена и заслужить всеобщее одобрение за свою доблесть. [391]391
  GV 67.


[Закрыть]

Пока разворачивалась эта небольшая драма, крестоносцы взялись за оружие и начали организованную контратаку. Греки растревожили осиное гнездо и вскоре были вынуждены в беспорядке отступить. Некоторые спаслись бегством в башню, другие попытались бежать к баркам. Многие были пленены при попытке взойти на борт, некоторые утонули, пытаясь спастись, и лишь немногим удалось прорваться и вернуться в Константинополь. Крестоносцы преследовали и тех, кто отступал к башне, бесстрашно сближаясь с неприятелем. Греки решили вернуться в башню сквозь входные ворота, предполагая, что тем самым спасают свою жизнь. Они были уверены, что таким образом получат хотя бы временную передышку, однако жестоко ошибались. Самые быстрые из преследователей нагнали медленно отходивших греков и не дали им возможности захлопнуть ворота.

Когда крестоносцы поняли, что у них есть возможность осуществить решительный прорыв, разгорелась жестокая схватка. Осада башни могла бы занять долгое время – дни или даже недели. Нападающие подвергались риску атаки со стороны основного города, что вело к расходу ценных ресурсов. Однако если бы крестоносцам удалось прорваться сквозь ворота, тогда в их руках оказалось бы значительное преимущество, если не полная победа.

Вскоре защитники башни поняли, что их положение безнадежно и, к огромному восторгу крестоносцев, сдались; Вскоре после этого «Орел», один из крупнейших кораблей венецианского флота, прорвался за цепь. Бухта и византийские суда оказались во власти венецианцев. [392]392
  RC, 70.


[Закрыть] Боевые галеры преследовали жалкие остатки греческого флота, топя одних и захватывая других, и лишь немногие греки предпочли затопить свои суда, нежели предать их в руки противника.

Прорыв через цепь оказался жестоким ударом для византийцев. Взятие этого оборонительного рубежа означало, что теперь флот Запада может проникнуть во внутренние воды Золотого Рога. Это, в свою очередь, позволяло осаждающим подвести свои корабли непосредственно под стены Царь-города, тем самым обеспечив дополнительное давление на греков. Все крестоносцы были чрезвычайно обрадованы успехом и благодарили господа за столь явное расположение к ним. Альберик де Труа-Фонтен сообщает, что позднее цепь была переправлена в порт Акры (в королевстве Иерусалим) как символ триумфа. [393]393
  Alberic of Trois-Fontaines, Sources, 298.


[Закрыть]

На следующий день весь флот крестоносцев переместился с места стоянки на Босфоре в спокойные воды Золотого Рога. Такая предусмотрительность венецианцев еще более увеличила тревогу в Константинополе. Войско Запада делало слишком быстрые успехи, чтобы защитники города могли оставаться спокойными. Видеть, как корабли неприятеля заходят в городскую гавань, наблюдать, как они целыми дюжинами проходят под стенами – наверняка такое зрелище вселяло чувство грозной и неизбежной опасности. С другой стороны, стены Нового Рима в течение многих веков отразили не одно вражеское нашествие, так что, несомненно, они могли защитить и от этой угрозы.

Руководство осаждающей армии должно было решить, какие действия предпринимать дальше. Венецианцы предлагали вести дальнейшую осаду со складных лестниц, установленных на их кораблях. Французы протестовали, поскольку при таком непривычном образе боевых действий чувствовали себя весьма неуютно. Они предпочитали развернуться на суше, где, по их мнению, в полной мере смогут проявить свое боевое мастерство, приобретенное на ристалищах Европы. Возобладала логика, и обе партии согласились действовать совместно, так что каждая действовала против общего врага в привычной для себя манере: французы – на суше, венецианцы – на море.

Следующие четыре дня крестоносцы посвятили отдыху и приведению в порядок своего вооружения и амуниции. Затем 11 июля они в боевом строю походным маршем прошли вдоль берега две мили, отделявшие их от Влахернского моста через Золотой Рог. [394]394
  Van Millingen, Byzantine Constantinople, 174-7.


[Закрыть] Греки разрушили каменный мост после бегства в город, однако крестоносцы взялись за его восстановление с максимально возможной скоростью. В нескольких милях через Золотой Рог был переброшен еще один мост, но крестоносцы не хотели делить свои силы или же тратить их на лишние переходы.

Кроме того, кажется странным, что греки не слишком тщательно разрушили мост (крестоносцы восстановили его за один день) и что они не помешали этим работам. Византийское войско также могло встретить врагов сразу за мостом: грозную Варяжскую дружину было бы не так-то просто вытеснить из такого узкого места. Просто удерживая крестоносцев на расстоянии от городских стен или, в крайнем случае, вынудив их пойти в обход и разделив таким образом сухопутные и морские силы врага, греки достигли бы значительного преимущества. Как писал Гуго де Сен-Поль, «оторванные далеко от нашего флота, мы, возможно, оказались бы в большой опасности и могли попасть в неприятные переделки». [395]395
  Hugh of Saint-Pol, Sources, 194.


[Закрыть] Учитывая недостаток продовольствия у нападающих, чем дольше император затягивал осаду, тем выше были его шансы, поскольку при небольшом размере армии крестоносцев полная блокада Константинополя была невозможна. Но император Алексей III не воспользовался ни одной из указанных возможностей. Робер де Клари отмечал минимальное сопротивление греков до пересечения крестоносцами Золотого Рога. [396]396
  RC, 70.


[Закрыть]

Крестоносцы заняли позицию напротив Влахернского дворца в северном углу города, создав непосредственную угрозу императорской резиденции. Хотя городские стены здесь находились у подножья склона, сам дворец был хорошо защищен мощными оборонительными сооружениями, поднимавшимися примерно на пятьдесят футов. Крестоносцы разбили основной лагерь на возвышенности напротив Влахернского дворца. Здесь располагалось здание, которое крестоносцы называли замком Бомон, поскольку во время Первого крестового похода в нем жил норманнский принц с таким именем. На самом же деле в здании располагался монастырь святых Козьмы и Дамиана. Венецианский флот встал против обращенной к воде стороны дворца, так что армия крестоносцев сформировала петлю вокруг северо-восточной стороны города.

Отсюда, с вершины возвышенности, французы в первый раз получили подлинную возможность рассмотреть наземные оборонительные сооружения вокруг Константинополя. Вдоль холмов к западу поднималась и спускалась стена Феодосия, составляя преграду длиной в 3,5 мили. В Западной Европе не существовало оборонительных сооружений, которые могли бы сравниться с этой стеной. Учитывая сравнительно небольшое количество крестоносцев, нападение по всей длине городских стен было бы крайне нерациональным. Тем не менее Виллардуэн испытывал некоторое удовлетворение тем, что крестоносцы готовились вызвать греков на бой. Вызов такого масштаба, несомненно, стал испытанием их отваги и мужества. Он был достаточно хладнокровен, чтобы понимать сложность выполнения поставленной задачи, когда писал: «Этот вид наполнял сердца гордостью и трепетом». [397]397
  GV, 68.


[Закрыть]

Обе части армии крестоносцев готовились к началу осады. Робер де Клари приводит подробнейшее описание «удивительных устройств», созданных под руководством дожа на верхних палубах кораблей. Венецианцы взяли скрещивающиеся реи, укрепили их диагональными бимсами, между которыми натянули паруса, и закрепили их высоко к мачтам, так что они сформировали импровизированный опускной мост. Настил этих мостов длиной примерно в 110 футов состоял из деревянной решетки, которая выдерживала трех или четырех рыцарей. Кроме того, были сделаны поручни и даже крыша из парусины, чтобы защищать нападающих от стрел из луков и арбалетов. В сущности, на кораблях воздвигли огромные опускающиеся вниз трубы из дерева и парусины, по которым на защитников Константинополя могли быть отправлены тяжеловооруженные рыцари. [398]398
  RC, 70; Hugh of Saint-Pol, Sources, 194.


[Закрыть] Венецианцы также установили на своих транспортных судах баллисты и катапульты. Таким образом, флот усилился осадными конструкциями и принял на борт смертоносный груз людей и оружия, готового направить свою мощь на греков.

В то время как французы приводили в готовность боевые машины и готовились к сухопутной атаке, их непрестанно беспокоили византийцы. Шесть или семь раз на дню они внезапно вырывались из различных ворот городской стены, заставляя лагерь подниматься по тревоге. Таким образом, осаждающие сами оказались скованы: постоянное наблюдение со стороны греков не давало возможности покинуть лагерь в поисках продовольствия более чем на четыре полета стрелы. Продовольствие вновь иссякало, так что, кроме муки и копченой свинины, рацион можно было разнообразить только мясом павших в бою лошадей. Виллардуэн замечает, что для армии крестоносцев хватило бы пропитания только на три недели. «Наша армия находилась в отчаянном положении, тем более что никогда и ни в одном городе столь малое количество людей не осаждало такое множество». [399]399
  GV, 69.


[Закрыть]

Учитывая, что крестоносцы не могли блокировать столь огромный город, как Константинополь, едва ли византийцы испытывали недостаток в припасах, каковы бы ни были их военные неудачи. Крестоносцы понимали, что вынуждены ускорить штурм. Возможности для долгой изнурительной осады города, как при осаде Лиссабона в 1147 году, которая длилась семнадцать недель, или в Акре, осажденной с августа 1189 по июль 1191 года, у них просто не существовало.

В ответ на греческие вылазки крестоносцы укрепили свой лагерь. Такова была обычная практика осаждающих армий, которая демонстрировала противнику (правдиво или нет) намерение остаться здесь надолго. Для обеспечения безопасности были выкопаны рвы, сооружен прочный тесовый частокол, скрепленный поперечинами. Но византийцы продолжали свои неожиданные рейды. Виллардуэн сообщает, что крестоносцы обычно решительно отбивали такие нападения и смогли нанести противнику серьезный ущерб. В лагере были введены посменные дежурства, которые неслись подразделениями из разных местностей. В один из дней, когда на страже стояли бургундцы, Варяжская дружина нанесла молниеносный удар. Крестоносцы энергично ответили, и неприятель откатился к воротам. Однако, похоже, это была военная хитрость, потому что когда преследователи приблизились к стенам города, на них посыпался ливень летящих сверху снарядов. Византийцы метали на нападающих огромные каменные глыбы, одна из которых сломала руку Гильому де Шамплиту. Но все же стычку нельзя было назвать неудачной, поскольку Вальтер де Нейли захватил в плен представителя одного из самых значительных семейств Константинополя – Константина Ласкариса. Крестоносцы были рады столь ценному пленнику, поскольку такие козыри всегда могли оказаться полезными, не говоря уже о существенном материальном выкупе.

В течение десяти дней продолжались вылазки, контратаки и перестрелки, в ходе которых разворачивались подвиги и трагедии отдельных людей. Пьер де Брасье и Мэтью де Уоллинкорт прославились в этих боях, а Гильом де Жи погиб. Тем временем крестоносцы сооружали складные лестницы, которые можно было использовать при штурме города. Обе стороны выпускали в противника тучи стрел и снарядов, которые падали среди палаток или же пролетали сквозь окна дворца и ударялись об его стены. Никита Хониат описывает столкновения между всадниками и рыцарями, в которых греческие деяния «не были постыдными» – что предполагает патовую ситуацию в войне. [400]400
  NC, 298.


[Закрыть]

В четверг 17 июля начался новый штурм. Крестоносцы опасались атаки на свой лагерь в то время, пока их основные силы пытаются штурмовать стены. Поэтому силы были разделены, и три отряда, возглавляемые Бонифацием Монферратским, остались на страже, а остальные четыре под руководством Балдуина Фландрского отправились на штурм. Венецианцы должны были начать нападение с воды, вынуждая защитников Влахернского квартала отражать удар одновременно с двух сторон.

Пропели горны, и французы решительно двинулись к стенам города. Лестницы, которые они несли с собой, сделали их намерения очевидными для осажденных. Алексей III развернул в ключевых участках стены свои отборные войска – Варяжскую дружину. Град вражеских снарядов встретил крестоносцев, однако группа из четырех человек все же смогла прорваться сквозь огонь и установить две лестницы у навесной башни рядом с морем. Рыцари вскарабкались по ним и очистили площадку, достаточную для того, чтобы к ним присоединилось еще одиннадцать человек.

Варяги орудовали тяжелыми боевыми топорами, крестоносцы оборонялись с помощью мечей. Благодаря численному перевесу отборные византийские части все же одержали победу, крестоносцы были отброшены вниз за исключением двух несчастных, которые оказались в плену и предстали перед довольным императором Алексеем. Впервые его солдаты смогли нанести серьезное поражение противнику, многие французы были ранены либо получили травмы от сброшенных камней или падая с лестниц. Гуго де Сен-Поль замечает, что крестоносцам удалось даже сделать подкоп и обрушить башню – но крепость городских стен и сопротивление защитников были таковы, что французы не смогли воспользоваться этим. Создавалось впечатление, что расчет императора, полагавшегося на превосходные городские стены и боевые качества своей личной дружины, оправдывается, и этого вполне хватит для спасения Константинополя. Казалось, что французы остановлены, хотя венецианский флот по-прежнему представлял собой совершенно необычную угрозу.