Текст книги "Четвертый крестовый поход"

Автор книги: Джонатан Филипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Никита Хониат отмечает, что все больше людей относилось к Алексею как к ведущей фигуре в паре императоров. Имя молодого человека стало произноситься первым в публичных объявлениях, а имя Исаака следовало «словно эхо» [467]467
  NC, 305.


[Закрыть]. Слепота служила постоянным напоминанием о его неполноценности, и старший император чувствовал, что власть ускользает из его рук. Он стал резким и обидчивым, начал брюзжать о недостатке самоконтроля у Алексея и распространять слухи о сексуальных предпочтениях молодого человека, считая, что тот «водит компанию с испорченными людьми, которых шлепает по заднице, а они отвечают ему тем же». [468]468
  NC, 305.


[Закрыть]

В течение первых недель после возвращения из Фракии Алексей по-прежнему много общался с крестоносцами. Они были вместе вот уже более года, что создавало некоторое родство. Императору нравилось общаться с уроженцами Запада – ведь он и сам провел несколько месяцев при европейских дворах. Нередко он приходил в лагерь крестоносцев, где проводил дни в выпивке и игре в кости. Атмосфера была столь непринужденной, что Алексей веселился, позволяя своим товарищам снять с его головы золотую с алмазами корону и заменить ее мохнатой меховой шапкой. Никите Хониату такое поведение казалось зазорным, позорящим имя императора и пятнающего честь Византийской империи. [469]469
  NC, 305.


[Закрыть]

Греческий хронист отмечает резкое изменение в политических действиях Исаака. Прежде его характеризовала мягкость и отсутствие воинственности. Теперь же, возможно, измучившись страданиями и утратой авторитета, он начал искать облегчения в компании предсказателей и астрологов. Никита считал их обычными шарлатанами, которые пользуются ситуацией и пытаются набить брюхо благодаря императорскому хлебосольству. Слепого императора всегда привлекала ворожба и предсказания, но теперь он всерьез обратился к таким занятиям. Вероятно, таким способом он пытался оградить себя от собственной неспособности что-либо изменить и от возвышения сына.

Под влиянием предсказателей Исаак начал мнить себя единственным правителем Византии. Более того, его честолюбие простиралось еще дальше – к объединению в своем лице Восточной империи (Византии) с Западной (титул Германских императоров). Если, к примеру, Мануил Комнин пытался утвердить свое превосходство над Фридрихом Барбароссой, он все же никогда не принимал всерьез мысль о слиянии двух империй для образования могучего единства. В устах стареющего слепца, запертого в городе, под стенами которого стояла непреклонная и близкая к отчаянию армия, такая мысль говорила о полной неспособности оценить реальную обстановку. Исаак верил, что в один прекрасный день сможет протереть глаза, и слепота исчезнет, пройдет и досаждавшая подагра, а сам он «преобразится в богоподобного человека». [470]470
  NC, 305.


[Закрыть] Некоторые монахи с бородами «обширными, как тучная нива», подогревали мечты Исаака, поскольку он не отказывал им в роскошных яствах и винах в императорском дворце. Легковерный император вполне доверял их пророчествам, радуясь все новым предсказаниям. Одним из его эксцентрических распоряжений было повеление снять с пьедестала на Ипподроме знаменитого Каледонского вепря, существо из греческой мифологии. [471]471
  Относительно Каледонского вепря см. роман Лоуренса Норфолка: Lawrence Norfolk, In the Shape of a Boar.


[Закрыть] Это грозное чудовище с ощетинившейся шерстью было перенесено к Великому дворцу, чтобы охранять императора от городской черни. Хотя таким образом вроде бы признавалась угроза, исходящая от толпы, едва ли подобный способ защиты трона может представляться удачным. Нынешнему читателю такие действия кажутся поступками немощного человека, далекого от реальности и неумолимо стремящегося к катастрофе. Физическая слепота Исаака сравнялась со слепотой политической, так что вскоре жители Константинополя стали относиться к нему с таким же презрением, как и к его сыну.

Более хитроумный политический деятель смог бы использовать к своей выгоде очевидную связь между Алексеем и крестоносцами. Учитывая стремление Исаака к власти и все большую неприязнь к сыну, можно было использовать оппозиционные по отношению к чужеземцам настроения. Хотя уроженцы Запада, несомненно, представляли серьезную военную угрозу, решись старший правитель на смертельную схватку с крестоносцами, от которой отказался Алексей III, или воспользуйся он зависимостью крестоносцев от византийских поставок продовольствия, Исаак мог бы получить желанное первенство. Но и отец, и сын были столь заняты личными идеями и политическими махинациями во дворце, что изолировали себя от подлинных чаяний граждан Константинополя.

Итак, императорский титул был запятнан трусостью Алексея III, а затем изменой и непопулярностью его преемников. Гордость византийского трона и самый его дух, созданные в течение столетий и служившие неотъемлемой частью самоидентификации жителей Константинополя, оказались в прискорбном забвении. Монолит власти дал трещину. Это, в свою очередь, означало, что преданность носителям императорского титула ослабла, а временами просто исчезала. Исаак и Алексей должны были очнуться и начать действовать, чтобы соединить собственные интересы со стремлениями граждан Константинополя. Альтернативой была только вполне предсказуемая – и, скорее всего, мучительная политическая гибель.

Явственное отсутствие руководства побуждало горожан к волнениям. Жители Константинополя, раздраженные бегством Алексея III, униженные могуществом крестоносцев, разъяренные разрушениями, причиненными пожаром, искали решение своих трудностей. Жертвой «нетрезвой части толпы» (как назвал их Никита Хониат) стала статуя богини Афины, стоявшая на пьедестале на Форуме Константина. Никита восхвалял красоту бронзового произведения искусства высотой в десять футов, описывая статую подробно с головы до пят. Он нежно вспоминает складки ее одеяния, тугой пояс на талии и укрывавшую грудь и плечи накидку из козлиной шкуры, украшенную головой Горгоны. Статуя была столь похожа на живую, что казалось, будто вены Афины колеблются под напором крови, а тело наполнено цветением жизни. Глаза были исполнены чувства, шлем венчал гребень из конского волоса, а волосы были туго стянуты на затылке, оставляя впереди часть прядей. Левая рука Афины была скрыта складками одеяния, но причиной приговора толпы послужила ее правая рука. Как пишет Никита, голова и правая рука богини были обращены на юг, однако народ, не обращая внимания на указания компаса, решил, что она смотрит на запад и, таким образом, призывает в город армию крестоносцев. Из-за такого вероломства статую стащили с пьедестала и разбили на куски. Никита воспринял это действие как нанесение увечья самим себе, поскольку оскорбление покровительницы войны и мудрости было неумным поступком. Разумеется, он был достаточно мудр и не приписывал изваянию статуса божественности, называя его лишь воплощением упомянутых достоинств. [472]472
  NC, 305.


[Закрыть]

В то же время, когда происходили открытые волнения, императоры продолжали беспощадный сбор средств для удовлетворения потребностей своих союзников. Естественно, народ усиленно сопротивлялся любым попыткам изъятия у него денег. Столкнувшись с ситуацией, чреватой социальным взрывом, императорская администрация обратилась к более слабым мишеням – а именно к церкви и состоятельным лицам. Часть сокровищ, которые можно было забрать в Святой Софии, были изъяты и переплавлены. Десятки серебряных лампад, свисавших со сводов огромного храма, были собраны и преданы огню. Состоятельные горожане (среди которых, возможно, был и сам Никита) были обязаны внести пожертвования. Автор с пренебрежением называет происходящее швырянием мяса собакам и пишет о «нечестивом смешении языческого и священного». [473]473
  NC, 306.


[Закрыть]

Сборщики денег пользовались услугами информаторов, указывавших на состоятельных лиц и неустанно искавших новые объекты. Крестоносцы тоже были вынуждены применять давление для сбора средств, занимая расположенные неподалеку от Константинополя процветающие поместья и церковные организации, чтобы получить необходимые средства.

К зиме 1203 года ситуация в Константинополе достигла критической точки. Никита Хониат создает яркую и убедительную картину разлагающейся великой цивилизации. Ощущение внутреннего упадка и разрушения в Константинополе было почти осязаемым. Царь-Город, с прекрасными зданиями и символами власти, был брошен на колени неумелыми правителями, непредусмотрительными горожанами и неуступчивыми врагами.

Среди византийцев ключевой фигурой был, конечно же, Алексей. С каждым днем молодой правитель оказывался во все более тяжелом положении. Он опирался только на крестоносцев, которым обещал огромные суммы денег. Его политическая власть зависела от их военного могущества, а сам он завязал дружеские связи с отдельными воинами. Уже с августа, когда он попросил перенести лагерь в Галату, император осознавал, насколько непопулярны его союзники. Страшный пожар и продолжающиеся конфискации денег и ценностей только сыпали соль на раны. Жители Константинополя мечтали лишь о том, чтобы уроженцы Запада покинули их. Молодой правитель должен был убить двух зайцев – остаться у власти до их отбытия, а до тех пор использовать присутствие крестоносцев, чтобы попытаться создать себе такое положение, в котором смог бы сохранить власть и после их ухода в марте 1204 года.

Он был вынужден умиротворять свой народ и при этом отнимать у него золото. В то же время он не мог рисковать и отталкивать своих союзников, прекратив выплаты или одобряя выступления против них. Нам известна хвалебная речь современника, превозносившая императора, как то предписывал этикет – интересно, что в ней не было даже упоминания о Исааке (что предполагало переход к его сыну всей полноты власти). Вместе с тем в ней слышалась явная неприязнь по отношению к крестоносцам. «Если они и доставили императора, прибывшего сюда по воле Господней, не следует им превозноситься. Восстановив права нашего господина, они исполнили долг слуги, так пусть и теперь будут покорны законам».В речи таится предостережение против жадности «старого» Рима, пытающегося вернуть свою молодость за счет Рима нового. [474]474
  Речь приводится в: Brand, «Byzantine Plan for the Fourth Crusade», 464-72.


[Закрыть]

Алексей Дука, известный как Мурзуфл, заметная фигура в константинопольских выступлениях против крестоносцев ^{40} , осуждал императора за выплату им огромных сумм и заклад многих земель. Он призывал Алексея «заставить их убраться». [475]475
  RC, 83. Более подробно о Мурзуфле см.: Hendrickx and Matzukis, «Alexios V Doukas Mourtzouphlus: His Life, Reign and Death».


[Закрыть]

Разумеется, крестоносцы зависели от Алексея III в поставках продовольствия, нуждались в финансовой и военной поддержке весной. И все же, как продемонстрировал ожесточенный спор на Корфу, значительная часть армии была равнодушна к идее поддержки императора и не была склонна терпеть нарушения обещаний. Чем дольше Алексей не мог заплатить обещанные деньги, тем сильнее в армии назревало недовольство. Недоверие к грекам разрасталось словно язва.

Бонифаций Монферратский попытался использовать дружеские отношения с Алексеем, чтобы убедить его возобновить выплаты. Он посетил императора, напомнил, насколько он обязан крестоносцам, которые восстановили его на престоле, и призвал его сдержать слово. Учитывая давление, с которым Алексей сталкивался в Константинополе, у него не оставалось другого выбора, кроме дальнейшего проведения политики примирения. Он обратился к Бонифацию с просьбой потерпеть и заверил в том, что выполнит их договоренность. [476]476
  GV, 81.


[Закрыть] И все же вскоре поступление денег сократилось, а затем и вовсе прекратилось.

К этому времени года, а дело происходило в ноябре, император понимал, что флот крестоносцев не сможет выйти в море. Возможно, он решил, что вынужденной неподвижности и зависимости от продовольственных поставок будет достаточно, чтобы удержать уроженцев Запада от военных действий. Кроме того, он рассчитывал, что, прекратив выплаты, он сможет получить передышку в Константинополе.

Первого декабря неприязнь между уроженцами Запада и византийцами выплеснулась в открытое столкновение. Толпа начала набрасываться на всех встреченных чужеземцев, жестоко убивая их и сжигая тела. Греки попытались напасть на корабли крестоносцев, но были быстро отбиты, потеряв значительное количество своих суден.

Копившееся напряжение выплеснулось в открытое противостояние. Руководители крестового похода должны были продумать дальнейшие действия, окончательно прояснив намерения императора по отношению к бывшим союзникам. Было решено отправить официальную делегацию к Алексею, чтобы напомнить ему об обязательствах по отношению к крестоносцам и потребовать их выполнения. В случае отказа послы должны были заявить, что «сделают все возможное, чтобы вернуть обещанные деньги». [477]477
  GV, 82.


[Закрыть]

Учитывая дипломатический опыт и ораторское мастерство Конона Бетюнского и Жоффруа де Виллардуэна, именно они оказались двумя из шести посланников. Остальными были француз Мило Прованский и трое знатных венецианцев. Препоясавшись мечами, они отправились верхом вдоль Золотого Рога по Влахернскому мосту ко дворцу. [478]478
  Van Millingen, Byzantine Constantinople, 174-5.


[Закрыть] У ворот они спешились, как и надлежало послам, и направились в один из залов, во главе которого восседали два императора, облаченных в роскошные одеяния. Здесь же была Маргарита, жена Исаака, приходившаяся мачехой Алексею. Виллардуэн вновь упоминает о ней как о «достойной прекрасной даме». [479]479
  GV, 82.


[Закрыть]Чтобы подчеркнуть важность встречи, зал был наполнен византийской знатью. Обе стороны понимали, что происходил не обычный визит вежливости, а решительная встреча, от итогов которой будет зависеть столкновение или же разрешение напряженной ситуации.

Конон изложил ставшее привычным дело. Крестоносцы сослужили двум императорам огромную службу, Алексей и Исаак в ответ пообещали выполнить свои обязательства, но не сделали этого. Крестоносцы представили скрепленные печатями документы с первоначальным договором. Затем следовал ультиматум: если византийцы исполнят обещания, крестоносцы удовольствуются этим. В противном случае «они не смогут далее считать тебя [Алексея] своим повелителем и другом, но сделают все возможное, чтобы получить причитающееся им. Они просили нас сказать, что не причинят вреда ни тебе, ни кому бы то ни было другому, не предупредив о намерении начать военные действия». [480]480
  GV, 82.


[Закрыть] В заключительных словах Конона таилось скрытое раздражение на хозяев. Заверив в предупреждении о начале войны, он добавил: «Они [крестоносцы] никогда не поступали вероломно, поскольку это не в традициях их стран». [481]481
  GV, 82.


[Закрыть] Этот выпад против характера греков показывал давние предубеждения уроженцев Запада и обозначал рост недоверия к Алексею. Разумеется, слова были составлены так, чтобы нанести обиду.

Завершение речи Конона потонуло в ропоте. Его слова привели в ярость собравшуюся византийскую знать. Сразу же вспомнилось все возмущение против западных варваров. Виллардуэн пишет, что ни у кого прежде не хватало дерзости входить в императорский дворец и диктовать императору свои условия. Зал загудел вскриками. Собравшиеся тыкали пальцами в кучку посланников. Даже если Алексей собирался предложить крестоносцам более примирительный ответ, настроение в зале приравняло бы его к самоубийству. Несмотря на номинальную неприкосновенность крестоносцев в качестве послов, ярость была такова, что латиняне стали опасаться за свои жизни. Столь опытному человеку, как Виллардуэн, привыкшему, как мы видели, к такого рода опасностям, нынешнее суровое испытание показалось необычным и пугающим. Крестоносцы чувствовали себя полностью отрезанными от всего мира. Они поспешно развернулись и заторопились по дворцовым переходам к выходу, где ждали их лошади. «Не было среди них человека, не возрадовавшегося, оказавшись снаружи». [482]482
  GV, 83.


[Закрыть] Радуясь удачному избавлению, они помчались обратно к Золотому Рогу. Выражение лиц рассказало об оказанном приеме уже при въезде в лагерь. Была собрана знать, чтобы выслушать рассказ о посольстве. «Так началась война», – коротко и сдержанно сообщает Виллардуэн. [483]483
  GV, 83.


[Закрыть]

Робер де Клари приводит еще одну интересную подробность, которая, впрочем, не оказала особого влияния на ход дальнейших событий. Услышав о реакции Алексея на посольство крестоносцев, дож Дандоло решил в последний раз лично воззвать к императору. Он направил вестника, прося о встрече в бухте. Венецианцы снарядили четыре тяжело вооруженных галеры для сопровождения своего вождя. Алексей подъехал к берегу, и двое руководителей переговорили между собой. У Дандоло установились достаточно теплые отношения с Алексеем, и он считал, что сможет что-то изменить. Возможно, дож надеялся на то, что вне давления византийского двора молодой император сможет отчетливее понять свою ответственность перед крестоносцами.

«Алексей, что хочешь сказать? – спросил дож. – Подумай, ведь мы спасли тебя от нищеты, мы сделали тебя господином, а позже короновали как императора. И ты расторгнешь соглашение с нами?» [484]484
  RC, 83-4.


[Закрыть] Император был непреклонным: «Я не стану делать больше того, что уже сделал». Дандоло пришел в ярость – ведь их предавал человек, на которого они потратили столько времени и сил. Он уже не мог сдержаться: «Ах ты, мальчишка! Мы вытащили тебя из грязи – и снова втопчем в грязь! Я бросаю тебе вызов и предупреждаю, что с этого момента буду действовать против тебя изо всех сил!» [485]485
  RC, 84.


[Закрыть]

С начала декабря между двумя силами происходили отдельные стычки. Ни одна из сторон не начинала решительных действий. Крестоносцы, с одной стороны, не хотели провоцировать греков на открытую вражду, Алексей же, с другой стороны, не хотел начинать действий против могущественной западной армии. Обстановка в императорском дворце становилась все более напряженной. Исаак побуждал своего сына не обращать внимания на разговоры презренной черни, придворные отказывались идти в бой против крестоносцев. Никита отзывался о них пренебрежительно: «Они стремились сражаться с ними так же, как стадо оленей готовилось бы к бою против льва». [486]486
  NC, 307.


[Закрыть]

Серьезная угроза для латинян возникла 1 января 1204 года. За те месяцы, что в Галате стоял лагерь крестоносцев, торговля и рыбная ловля возродились. Воды Золотого Рога бороздили греческие, венецианские и другие суда. Византийцы понимали, что самым ценным орудием крестоносцев был их флот. Без него они оказались бы в ловушке и вынуждены были бы либо сдаться, либо отправиться прочь по суше через враждебные болгарские земли, либо переправиться через Босфор, чтобы встретить зиму в неприветливых горах Малой Азии. Если уничтожить флот крестоносцев, ненавистные уроженцы Запада оказались бы во власти византийцев.

Греки взяли семнадцать судов и нагрузили их дровами, стружкой, смолой, паклей и деревянными бочками. Зажигательные суда веками использовались в морских битвах в Восточном Средиземноморье. Они были применены в знаменитой битве при Саламине в 480 году до н. э., и повествования об этом легендарном сражении повторялись по всему средневековому миру. Около полуночи, когда ветер дул с юго-запада, греки подняли паруса, подожгли свои суда и пустили их в сторону флота крестоносцев. Они хорошо подготовили свои корабли. Груз быстро воспламенился, пламя взметнулось к небесам, и огненные призраки без судового экипажа непреклонно скользили к венецианским кораблям.

Напряженность между двумя сторонами заставляла крестоносцев выставлять часовых и дозорных, так что когда вражеские корабли тронулись через Золотой Рог, прозвучал сигнал тревоги, и все схватились за оружие. Венецианцы подбежали к своим кораблям и сделали все возможное, чтобы с помощью весел, парусов или канатов отвести их в безопасное место. Виллардуэн стал свидетелем нападения и ручался, что «никто никогда не оборонялся на море с такой отвагой, как венецианцы в ту ночь». [487]487
  GV, 83.


[Закрыть] Часть парусных судов оказалось невозможно передвинуть быстро, а потому возникла необходимость в другой схеме действий. Самыми маневренными были весельные галеры и баркасы. Команды собрались быстро, суда на веслах тронулись в сторону неприятеля. На горящие корабли полетели абордажные крюки, увлекая их в сторону Босфора, чтобы течение вынесло их в открытое море, где они могли сгорать, не причиняя никому вреда.

Однако греки не бросили свой замысел на произвол судьбы. Тысячи человек собрались на берегу Золотого Рога, демонстрируя враждебность по отношению к пришельцам с Запада. Многие из них сели на оставшиеся лодки и открыли огонь по венецианцам, пытавшимся оттащить пламенеющие суда. [488]488
  GV, 83.


[Закрыть] Многие из крестоносцев были ранены, и вся ночь прошла в борьбе за спасение драгоценного флота.

В основном лагере не утихала тревога. Часть воинов опасалась, что нападение на море послужит лишь прелюдией к сухопутному наступлению. Крестоносцы начали вооружаться и седлать коней. Шум с Золотого Рога и темнота не дали возможности сформировать четкое боевое построение, а потому на равнину перед лагерем вылилась сравнительно аморфная масса крестоносцев, чтобы отразить угрозу нападения со стороны греков. Когда рассвело, оказалось, что был уничтожен только один пизанский корабль, что можно считать выдающимся достижением венецианских мореходов и доказательством их высокого мастерства. Они прекрасно сознавали важность своих действий. Виллардуэн писал: « Той ночью над всеми нависла ужасная опасность. Если бы наш флот сгорел, мы потеряли бы все, лишившись возможности уйти как по суше, так и по морю». [489]489
  GV, 84.


[Закрыть]

Неясно, кто из греков предложил идею зажигательных кораблей. Несмотря на холодный прием последних посольств, участие Алексея в столь явно враждебном действии кажется маловероятным. Скорее нападение было разработано партией, склонной к уничтожению крестоносцев, показывая таким образом ослабление авторитета молодого императора. Однако крестоносцам политические нюансы казались малозначительным. С их точки зрения, вся вина лежала на самом Алексее. Виллардуэн насмешливо замечал: «Вот так Алексей решил отплатить за службу, которую мы ему сослужили». [490]490
  GV, 84.


[Закрыть] Мнение об императоре испортилось, и неприязнь к грекам стала настолько сильной, что прежние теплые отношения казались ушедшими в прошлое.