Текст книги "Четвертый крестовый поход"
Автор книги: Джонатан Филипс
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА 16
«Для достижения окончательной победы ни в чем нет такой острой нехватки, как в обилии латинян»
Судьба Латинской империи. 1206–1261 годы
15 августа 1261 года, 57 лет спустя после разграбления Четвертым крестовым походом Царь-города, Михаил Палеолог, правитель Никеи, прошествовал в Святую Софию, где был коронован как император Византии. Греки вернули себе Константинополь. Другие трофеи побед латинян 1204 года, такие, как княжество Ахейское и остров Крит, оставались в руках уроженцев Запада, но сердце завоевания было вырвано. [636]636
Лучшее описание истории Латинской империи см: Lock, The Franks in the Aegean, 1204–1500»; Jacoby, «The Latin Empire of Constantinople and the Prankish States of Greece»; New Cambridge Medieval History, c. 1198 – c. 1300, V, ed. Abulafia, 525-42; Harris, Byzantium and the Crusades, 163-82; Setton, The Papacy and the Levant, 1, 1-105. Наиболее важные первичные источники: GV, 98-160; Henry of Valenciennes, Histoire de L'empereur Henri de Constantinople, ed. Longnon.
[Закрыть]
Из опыта первого поколения франкских поселенцев на Святой Земле было понятно, что для укрепления новых земель необходима надежная поддержка Запада. [637]637
Phillips, Cmsades, 1095–1197, 40–51.
[Закрыть] Уже в 1211 году константинопольский император Генрих (правивший в 1206–1216 годах) писал: «Для достижения окончательной победы и овладения империей ни в чем нет такой острой нехватки, как в обилии латинян, ведь… мало смысла в получении земель, если нет тех, кто может сохранять их» [638]638
From Barber, «Western Attitudes to Prankish Greece», 122.
[Закрыть]В конечном итоге поддержание второго католического образования в Восточном Средиземноморье оказалось непосильным для материальных и людских ресурсов Европы.
В течение XIII века рамки крестовых походов значительно расширились. В 1208 году папа Иннокентий III объявил Альбигойский крестовый поход против ереси катаров на юге Франции. Как и прежде, продолжалась активная военно-религиозная деятельность церкви в Балтийском регионе, периодически начинались кампании против мусульман на Пиренейском полуострове. Идея крестовых походов оказалась весьма универсальной, и в середине XIII века, когда отношения между папством и германским императором Фридрихом II стали враждебными, была объявлена священная война против наиболее могущественной мирской фигуры Запада.
С конца 1230-х годов у границ Восточной Европы начала появляться новая устрашающая сила, вскоре ставшая угрозой и для Леванта. Грозные монгольские орды создавали крупнейшую за всю мировую историю сухопутную державу, простиравшуюся от Венгрии до Китайского моря. В 1241 году папство призвало к крестовому походу против этой смертельной угрозы. Но, учитывая и без того высокий уровень «крестоносной» активности (хотя далеко не каждый раз она вызывала одобрение или энтузиазм высшей знати), вероятность привлечения широкой поддержки в новые и сравнительно отдаленные земли была ничтожно мала.
Возможно, основным препятствием для процветания Латинской империи была ситуации на Святой Земле. К середине XIII века, после нескольких десятилетий относительного спокойствия, положение франкских поселенцев резко ухудшилось. В августе 1244 года в битве при Ла Форби погибло 1034 из 1099 рыцарей военных орденов. Это ускорило Седьмой крестовый поход (1248–1254) – солидную экспедицию, состоявшую из более двух с половиной тысяч рыцарей и хорошо финансировавшуюся как церковью, так и французской короной. Ее возглавлял король Людовик IX Святой. Ресурсы и побуждения, необходимые для предприятия такого масштаба, не могли быть быстро собраны вновь, особенно в случае провала кампании – как это случилось с крестовым походом Людовика.
Главной проблемой Латинской империи было отсутствие у нее той уникальности, какую имела Святая Земля. Она не могла похвастаться библейским прошлым, не была выхвачена из рук неверных, а отнята у христиан, пусть и раскольников. Земли Балдуина уступали очарованию Гроба господня, особенно на фоне местных священных войн в Испании, Балтии, новых кампаний в Южной Франции и тех экспедиций, что созывались против монголов или Фридриха II Германского. Завоевания Четвертого крестового похода были обречены на постоянный недостаток внимания – исключая внимание тех, кто был напрямую заинтересован в этих землях, как, например, династия Монферратов или венецианцы. То, что латинские императоры не относились к королевским домам Запада, вкупе с упадком Фландрии еще более сокращало возможные источники поддержки. [639]639
Nicholas, Medieval Flanders, 150-61.
[Закрыть]
Уже в 1204 году Латинская империя и Святая Земля состязались друг с другом за внимание христианского мира. Письмо архиепископа Назаретского содержало просьбу о помощи «в возвращении вотчины Распятого» – но в то же самое время папский легат Пьетро Капуано освободил крестоносцев в Константинополе от обета отправиться в Левант, чтобы они смогли остаться для защиты новой империи. [640]640
Письма архиепископа опубликованы в: Rohricht, «Amalrich I, Konig von Jerusalem (1162-74)», 489-91.
[Закрыть] Воззвание, направленное папе после сражения при Адрианополе, было такой же просьбой о помощи, как и мольбы архиепископа Назаретского.
Изначально латинские завоеватели и папство уверили себя, что их победа может помочь священной войне против ислама – однако такой оптимизм был совершенно беспочвенным. Даже папа Иннокентий III осознавал противоречие между укреплением Латинской империи и освобождением Леванта. В 1211 году он писал императору Генриху, жалуясь на то, что «вы с вашими крестоносцами попытались захватить и удержать империю… в основном для того, чтобы таким образом облегчить поддержку Святой Земли. Но вы не только ничем не помогли ей – напротив, вы привели в замешательство всех»,кто пытался сопротивляться язычникам. [641]641
Innocent III, from: Barber, «Western Attitudes to Prankish Greece», 113.
[Закрыть]
Возможность получения на завоеванных территориях земель и богатства привлекала людей отовсюду. В 1202–1203 годах государство крестоносцев пережило эпидемию чумы, колоссальное землетрясение и противостояло неприятелю, имеющему значительный численный перевес. В результате после завоевания Византии многие жители Леванта, не желая упускать новые возможности, с легкостью переместились в Константинополь. Как мы уже видели, такие люди, как Стефан де Перш, Рейно де Монмираль и племянник Жоффруа Виллардуэна, равно как и недавние поселенцы королевства Иерусалимского (например, Стефан де Тенремон, оставшийся со времен Третьего крестового похода фламандец) с легкостью забыли об обороне франкского Востока. Такое отступничество вызывало жалобы папы Иннокентия на то, что отток паломников из Святой Земли ослабляет ее. Разумеется, папство все же было вынуждено обратиться с призывом о помощи христианам новой империи. Но любое начало крестового похода или направленные в Константинополь средства означали уменьшение поддержки Святой Земли. Таким образом, завоевания Четвертого крестового похода, которые должны были облегчить освобождение земель Христа, фактически ослабили их защитников.
Впрочем, первый крестовый поход, направленный для защиты Латинской империи, был готов к отправлению не ранее 1224 года. Экспедиция из Северной Италии (Монферезе) ставила целью помощь Фессалоникам, но руководство промедлило из-за болезней и недостатка средств, так что ко времени, когда крестоносцы достигли своей цели, город уже сдался эпирским грекам.
Вопреки неблагоприятному воздействию на экспедиции к Святой Земле папство прилагало усилия, чтобы убедить часть потенциальных крестоносцев в том, что им следует сражаться за Латинскую империю, а не отправляться на Левант. В 1259 году брату короля Генриха III Английского Ричарду Корнуэльскому со спутниками было предложено заменить обет похода в Иерусалим на денежную выплату в помощь Константинополю или на поездку туда. Они отказались, заявив, что не станут проливать христианскую кровь. Римские папы ввели в Греции церковное налогообложение для обороны империи, но надежды на столь необходимый для разгрома византийцев крестовый поход все время рушились. К 1262 году папа Урбан IV в стремлении воодушевить новую экспедицию, которая вернула бы Константинополь, предлагал ее участникам бесплатный проезд (сравните с оплатой венецианцам, которая потребовалась в 1204 году) – и, как ни удивительно, индульгенцию на срок от 40 до 100 дней всего лишь за прослушивание проповеди о крестовом походе. [642]642
Barber, «Western Attitudes to Prankish Greece», 116.
[Закрыть]
Латинские императоры изо всех сил старались получить людей и средства. Балдуин II (1228–1261) совершил две длительных поездки по дворам Западной Европы (1236–1239 и 1244–1248), надеясь обеспечить там поддержку. Но ему удалось вызвать только проявление вежливого интереса, получить незначительные подарки и не ограниченные указанием времени обещания. Сам Балдуин был невыразительной фигурой; современники описывали его «молодым и незрелым», тогда как нужен был человек мудрый и энергичный. [643]643
Barber, «Western Attitudes to Prankish Greece, 123-4.
[Закрыть]
В 1237 году он был вынужден отдать терновый венец, который был на Христе во время распятия, венецианскому купцу как залог за 13 134 золотых. После того, как император не смог выплатить долг, святыня была выкуплена посредниками, действовавшими в интересах французского короля Людовика IX Святого, который был столь рад этому сокровищу, что специально для него выстроил в Париже изумительную церковь Сен-Шапель. [644]644
Weiss, Art and Crusade in the Age of Saint Louis, 11–74.
[Закрыть] Год спустя Людовик вступил с Балдуином в более мирскую сделку, когда тот предложил ему графство Намюр в Северной Франции (доставшееся императору по наследству от фламандских предков) за 50 000 ливров. К 1257 году империя была настолько бедна, что венецианские кредиторы потребовали сына Балдуина Филиппа в качестве гарантии займа. Для получения наличных денег был продан даже свинец с дворцовой крыши. [645]645
Harris, Byzantium and the Crusades, 170.
[Закрыть] Несмотря на печальную в целом историю, плодородность и относительная безопасность княжества Ахейского на полуострове Пелопоннес, а также острова Крит, оказавшегося под властью венецианцев, создавали два региона экономического могущества. Экспорт массовых товаров, таких, как пшеница, оливковое масло, вино и шерсть, равно как и предметов роскоши (например, шелка), служил источником благосостояния итальянцев и рода Виллардуэнов, правивших Ахеей. Этот род содержал блестящий двор, при котором процветали рыцарские традиции Запада. Однажды Жоффруа II (годы правления 1229–1246) проехал по своим землям в сопровождении восьмидесяти рыцарей с золотыми шпорами. Считалось, что в Ахее говорят на таком же хорошем французском языке, как и в Париже. Стены дворца украшали фрески с изображениями рыцарских подвигов, а традиционной забавой были турниры и охота. Но пленение князя Гильома (1246–1278) в битве при Пелагонии (1259) ознаменовало крах Ахейского дома, хотя титул князя передавался по женской линии. [646]646
Jacoby, «Knightly Values and Class Consciousness in the Crusader States of the Eastern Mediterranean», 158-86.
[Закрыть] Крит пребывал под властью венецианцев до 1669 года, оказавшись самым устойчивым следствием Четвертого крестового похода.
В остальных землях латиняне не столь преуспели. Бонифаций Монферратский недолго наслаждался нелегко доставшимся ему королевством Фессалоники. В сентябре 1207 года он погиб в сражении. После долгого давления со стороны правителей Эпира в 1224 году грекам удалось завоевать Фессалоники. Однако наиболее серьезную угрозу для латинян представляла Никейская империя, располагавшаяся в Малой Азии. Иоанн III Ватац, правивший в 1222–1254 годах и впоследствии канонизированный православной церковью, изгнал уроженцев Запада из Малой Азии, занял плацдарм в Галлиполи на европейской стороне Босфора, а затем захватил Фессалоники, сжимая петлю вокруг Константинополя. После смерти Иоанна окончательный удар по латинянам нанес его полководец Михаил Палеолог, ставший регентом при сыне Иоанна, а позднее захватившем императорский титул. Мальчик разделил неминуемую участь проигравших царевичей – он был заключен в темницу и ослеплен.
В июле 1261 года греки стянули силы для нападения на Константинополь. Один из их сторонников открыл ворота, и авангард византийцев почти без борьбы занял город. Большая часть латинского гарнизона была занята в кампаниях в разных местах, а горожане в основном были рады возвращению прежних правителей. Такой оборот событий оказался столь неожиданным, что Михаил Палеолог не успел даже пересечь Босфор. Его сестра Евлогия услышала о случившемся ранним утром, пока брат спал в своем шатре. Она заползла внутрь и пощекотала его ногу перышком. Когда Михаил проснулся, она сообщила, что он стал правителем Константинополя. Подыгрывая ее радостному настроению, Михаил рассмеялся, но не поверил известию. Лишь когда вошел посланник с императорской короной и скипетром, он убедился в реальности происходящего. Господь действительно вернул Константинополь грекам. [647]647
Harris, Byzantium and the Crusades, 173-4.
[Закрыть] Так было уничтожено основное достижение Четвертого крестового похода.
Фактически оказалось, что Латинская империя была лишним грузом, мешавшим освобождению Святой Земли. Она пала за тридцать лет до того, как свирепая династия мамелюков изгнала европейцев из Акры (1291), отметив окончание христианского владычества в Леванте вплоть до того момента, как в 1917 году в Иерусалим вступил британский генерал Эдмунд Алленби. По иронии истории, в последующие века, когда возродившаяся Византийская империя сражалась с могуществом турок-османов, папство пыталось сподвигнуть Западную Европу к новому крестовому походу для помощи обороняющимся грекам. [648]648
Housley, The Later Crusades, 80-117.
[Закрыть] Эта попытка не удалась, и, когда османские войска в 1453 году взяли Константинополь, он был навсегда потерян для Запада.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
«Науку ведения войны, которую не практикуют заранее, не так просто возродить, когда в ней возникает потребность»
Четвертый крестовый поход окончился полным крушением своей изначальной цели – завоевания Иерусалима. Разорение Константинополя создало экспедиции, обратившей его против христиан, прочную дурную славу. Причины, по которым кампания двинулась по этому трагическому пути, многочисленны и тесно переплетены друг с другом. Но невозможно отрицать, что ценой некоторого недовольства современников Рим, венецианцы и многие участники похода достигли значительного прироста своего влияния и богатства – пусть зачастую и кратковременного. Нападение на Константинополь помогло также свести некоторые старые счеты. Папство видело, как византийцы открыто препятствовали прежним действиям крестоносцев и даже возобновили дружественные отношения с Саладином. Венецианцы помнили об изгнании своих сограждан из Константинополя в 1171 году. У Бонифация Монферратского, руководителя крестового похода, были личные причины недолюбливать византийцев: один из его братьев, Ренье, был убит греками, а другой, Конрад, вынужден бежать из Византии, спасая свою жизнь.
Некоторые другие аспекты создавали еще большее напряжение между Византией и Западом в период до 1204 года. Раскол между православной и католической церквями относится еще к 1054 году. Постоянные конфликты между армиями крестоносцев и греками начались со времен Первого крестового похода. Жестокие погромы живущих в Константинополе уроженцев Запада в 1182 году оказались самым заметным событием в цепи взаимного недоверия и неприятия.
Сторонники каждой партии неоднократно изображали своих противников упрощенно, враждебно и карикатурно. Уроженцы Запада считали греков лживыми изнеженными еретиками. Одо из Дейла писал, что у них «вовсе нет мужественной силы ни в словах, ни в духе… Они считают, что ничто из делающегося ради священной империи не может быть сочтено клятвопреступлением». [649]649
Odo of Deuil, Journey of Louis VII, 57. При внимательном рассмотрении даже Одо может предложить более мягкий взгляд на характер греков. См.: Phillips, «Odo of Deuil's De profectione Ludovici VII in Orientem as a Source for the Second Crusade».
[Закрыть] Византийцам же, как намекал Никита Хониат, уроженцы Запада были не менее неприятны.
«Между нами и ними [латинянами] разверзлась обширная пропасть. Мы находимся на разных полюсах. У нас нет ни одной общей мысли. Они упрямы, выставляют напоказ свою отвагу и смеются над нашей скромностью и обходительностью. Мы же приравниваем их высокомерие, хвастовство и гордость к соплям, которые заставляют держать нос высоко, и попираем их могуществом Христа, давшего нам власть наступать на змея и скорпиона». [650]650
NС, 167, хотя здесь приведен более вольный перевод из Хасси: Hussey, Cambridge Medieval History, IV, Pt ii, 81.
[Закрыть]
Эти чувства лежат на поверхности взаимоотношений между уроженцами Востока и Запада, но в 1204 году они не были особенно актуальны. Существовали и другие моменты. К примеру, в 1192 году греки разорвали дружеские отношения с мусульманами. Кроме того, хотя Иннокентий вынудил Алексея III помочь Четвертому крестовому походу и угрожал императору в случае его отказа, папские письма 1202 года были гораздо более мягкими. Венецианцы возобновили торговлю с греками (несмотря на то, что компенсация за 1171 еще не была выплачена), и в Константинополе снова поселилось сообщество выходцев из Западной Европы.
Однако, несмотря на такое потепление, внутренние сложности сохранились. Наличие этих разногласий давало повод для одобрения, оправдания или хотя бы объяснения нападению на Константинополь – но их было недостаточно, чтобы подтолкнуть к столь решительному шагу, как организация планомерной осады великого города. Следовательно, не может быть и речи о продуманной заранее идее захвата Византийской империи какими бы то ни было силами, участвовавшими в крестовом походе. [651]651
Queller, Latin Conquest of Constantinople, 19–54.
[Закрыть]
Причина, по которой Четвертый крестовый поход в конце весны 1203 года повернул в сторону Константинополя, крылась, по иронии судьбы, в приглашении со стороны греков – в просьбе царевича Алексея помочь ему и отцу занять долженствующее им положение в Византийской империи. Не будь этого обращения, едва ли экспедиция направилась бы в сторону Константинополя. Чтобы объяснить, почему европейский флот направился к Босфору, а не к Египту или Святой Земле, следует прежде понять, почему было принято предложение царевича.
И здесь нам открывается ахиллесова пята всего предприятия – недостаток людей и денег. Эти отнюдь не новые обстоятельства стали основными причинами крушения Второго крестового похода в 1148 году. Ричард Львиное Сердце извлек из него уроки при подготовке к Третьему крестовому походу, однако в 1201–1202 годах те же проблемы неожиданно всплыли снова. Впрочем, у Четвертого крестового похода была дополнительная компонента – соглашение между французами и венецианцами. Необходимость выполнения пунктов договора сыграла существенную роль в формировании и направлении экспедиции.
Несмотря на то, что к весне 1201 года французские посланцы в Венеции знали, что правители Англии, Франции и Германии едва ли примут участие в кампании, все же они назвали чрезвычайно высокое количество участников экспедиции – 33 500 человек. Но к лету 1202 года в Венеции собралось лишь около 12 000 человек. Рассуждая о причинах такого недостатка воинов, надо не забывать о непредсказуемости проповедей Фулька Нейского и о еще более значимом событии – кончине Тибо Шампанского. Потеря популярного и активного лидера одной из крупнейших европейских династий крестоносцев в критический момент самым плачевным образом отразилась на настроениях потенциальных участников похода. [652]652
GV.36-9.
[Закрыть] Руководство столь влиятельного человека и его возможности могли бы убедить немалую часть знати присоединиться к движению и помогли бы создать критическую массу воинов, необходимую для ведения боевых действий. Кроме того, его преждевременная смерть и отсутствие в Шампани взрослого наследника побудили многих забыть об отъезде из-за опасений возникновения борьбы за наследство. [653]653
Evergates, «Aristocratic Women in the County of Champagne», 80-5.
[Закрыть]
Однако поскольку французы были связаны обязательствами перед венецианцами, возможности отступления не было ни у одной из сторон. Масштаб участия венецианцев в предприятии был огромным. Дож Дандоло не мог отступиться, хотя использование им задолженности крестоносцев для прикрытия дальновидных политических и экономических планов венецианцев в Заре с точки зрения морали тоже было весьма сомнительным.
Готовность крестоносцев рискнуть папским расположением, напав на город, находящийся под покровительством короля Эмико Венгерского, принявшего знак креста (сколь бы спорным ни было использование им этого статуса), демонстрирует зависимость французов от венецианцев. В этом же эпизоде проявляется и стремление крестоносцев не допустить задержки экспедиции. Нельзя не заметить их готовности продолжать священную войну.
Причины, которые могли подтолкнуть человека к принятию креста, были сложны и многочисленны. Ко времени Четвертого крестового похода в них переплетались текущая политика и все те же побуждения, которые вели участников Первого крестового похода в 1095 году. Для некоторых знатных династий век крестовых походов налагал нечто похожее на обязательство участвовать в священной войне. [654]654
Относительно некоторых более ранних этапов см.: Riley-Smith, «Family Traditions and Participation in the Second Crusade».
[Закрыть] Свое влияние оказывала и рыцарская культура, возобладавшая в течение XII века при дворах Северной Европы, равно как и в Монферрате. Она взращивала в своих приверженцах непреклонное чувство чести вкупе с долгом повиновения своему сюзерену. Эти принципы простирались за пределы светских взаимоотношений и, сливаясь с яркой религиозностью того времени, заставляли чувствовать обязанность доброго христианского рыцаря в проявлении преданности верховной власти – Господу, ради которой и предпринимались попытки освободить Святую Землю от неверных.
Духовные награды крестоносцев тесно сплетались с рыцарским призванием. Сражаясь и убивая, воины стремились смыть с себя последствия греха и так избежать адских мучений – а отпущение всех грехов как раз давало крестоносцам возможность достичь этой цели.
Краеугольным камнем рыцарской этики являлись героические поступки. Обширная современная литература показывает едва ли не одержимость стремлением проявить рыцарскую доблесть. Круг рыцарских турниров Северной Европы давал широкие возможности, но крестовый поход являлся предприятием, в котором рыцарским подвигам придавался некий духовный аспект. Появлялся шанс соединить героизм с преданностью и честью, можно было достичь славы и положения среди героев крестовых походов прошлых эпох, таких, как Годфрид Бульонский или Боэмунд Антиохийский.
Жажда наживы, а иногда и стремление приобрести во владение земли, несомненно, были еще одним побуждением крестоносцев. До некоторого предела такие желания не противоречили церковной концепции собственности крестоносцев. Но пребывание в приемлемых рамках означало присвоение только необходимого для выживания и выплату спутникам разумных, но не значительных вознаграждений. Однако даже в таком случае расцветали алчность и зависть, и крестовый поход мог оказаться неугодным Господу.
В любом случае ведение священной войны было весьма дорогостоящим. Прежде чем думать о возвращении с богатством, приходилось потратить немалое количество денег. Предыдущие крестовые походы едва ли вдохновили нажитыми состояниями, скорее наоборот – немало воинов вернулось без гроша в кармане. Тем не менее, если бы Четвертый крестовый поход смог завоевать Египет, а затем вернуть Иерусалим, материальные блага могли стать реальностью.
Сочетание всех упомянутых факторов, вероятно, руководило выбором большинства рыцарей-крестоносцев. У менее знатных бойцов, пехотинцев и оруженосцев, необходимость служения сюзерену и желание отвлечься от удручающей монотонности будней заменяло высокие рыцарские чувства. Но, как бы то ни было, требовалась активная деятельность, чтобы преодолеть все сложности принятия креста – сочетание страха перед смертью, пленением и морским путешествием, огромными расходами и разлукой со своими семьями, любимыми и домочадцами. После того, как обет был принесен, стремление к славе, спасению и обогащению вкупе со страхом перед отлучением от церкви создавали серьезное давление, заставлявшее осуществлять эти обеты.
В августе 1202 года необходимость выполнить принесенные обеты, усугублявшаяся непростым положением на Святой Земле, заставила основную часть крестоносцев согласиться с отклонением в сторону Зары. Осада представлялась только короткой отсрочкой перед вторжением в Египет – хотя, как мы видели, стяжать богатую добычу не удалось, и финансовые проблемы так и не были разрешены. В этот момент в лагерь крестоносцев прибыл царевич Алексей.
Несмотря на отказ, который Алексей получил в прежних попытках обеспечить помощь со стороны западных правителей, теперь его посланники сулили людей и деньги, столь необходимые крестоносцам для помощи франкам на Святой Земле. К обещаниям добавлялось и обещание подчинения православной церкви Риму. Изображение посланниками положения царевича Алексея и его отца Исаака, несправедливо лишенных власти, отвечало стремлению крестоносцев возвращать неправедно отобранные земли. Чтобы получить награду, крестоносцы должны были отклонить путь флота в сторону Константинополя, чтобы там утвердить царевича Алексея на императорском троне. Хотя в это время часть крестоносцев отделилась от экспедиции, большинство руководителей надеялись, что после выполнения царевичем своих обязательств шансы крестоносцев на успех значительно возрастут. Другими словами, отклонение в Зару и Константинополь рассматривалось как этапы кампании по пути в Египет.
Прибыв в июне 1203 года в Константинополь, крестоносцы выражали искреннее удивление враждебным приемом, оказанным царевичу Алексею. Ожидалось, что волна народного одобрения вернет его на престол без использования военной силы. Однако император Алексей III постарался использовать давнюю подозрительность византийцев к крестоносцам, чтобы создать почву для серьезной оппозиции.
К июлю 1203 года активные военные действия уроженцев Запада вынудили Алексея III бежать. Византийская знать решила освободить Исаака и короновать царевича в качестве соимператора. Хотя коронация Алексея IV казалась крестоносцам шагом к достижению их целей, растущая враждебность византийцев, подогреваемая попытками нового императора выполнить свои тяжелые финансовые обязательства, постепенно уничтожила надежды молодого человека на возможность сдержать свое обещание. В итоге Алексей оказался связан все более настойчивыми требованиями союзников выплатить обещанное, а антизападные настроения в Константинополе росли, что еще сильфе сокращало пространство для маневра.
Несмотря на ухудшение отношений, в то время, пока Алексей оставался у власти, у крестоносцев существовала возможность покинуть Византию в сохраненном порядке. Но переход власти к Мурзуфлу и убийство императора безвозвратно все изменили. Именно в этот момент, а никак не раньше, покорение Константинополя крестоносцами становится целью экспедиции. Воины стояли лагерем за пределами непримиримо враждебного города. У них практически не было ни денег, ни продовольствия. Они были озлоблены ожиданием исполнения обещаний в течение долгих месяцев; они были вынуждены противостоять вражеским вылазкам (в частности, с горящими кораблями); они были повергнуты в ужас убийством Алексея. Недовольство воспламенило давнишнюю религиозную и политическую неприязнь. Накопившийся гнев и страх уроженцев Запада выплеснулся с яростью лесного пожара. Помощь Святой Земле оставалась долгосрочной целью крестового похода – но теперь на первое место выходило сиюминутное выживание, а оно означало штурм Царь-города.
Учитывая грозную оборону Константинополя и небольшое количество крестоносцев, их победа, по их собственным словам, была совершенно неправдоподобной. За века своего существования город отразил несколько масштабных нападений, так почему же крестоносцы должны были рассчитывать на успех? Основной причиной, по которой греки лишились Константинополя, была извечная нестабильность, таившаяся в самом сердце византийской политики, начиная со смерти императора Мануила Комнина в 1180 году. За два десятилетия после кончины Мануила произошел целый ряд восстаний и бунтов, поскольку знатные константинопольские семейства стремились подчинить себе другие и создать основы могущества именно своей династии. [655]655
Angold, «The Road to 1204: The Byzantine Background to the Fourth Crusade».
[Закрыть] В то же время резко сократилась военная мощь Византии. Армия резко уменьшилась в численности, упало ее мастерство, но решающим оказалось сокращения флота почти до его исчезновения. Трудно придумать более яркий пример, чем контраст между гордым флотом более чем из 230 кораблей, направившихся для завоевания Египта в 1169 году, и печальным строем гниющих кораблей и рыбацких суденышек, выстроившихся в Золотом Роге в июне 1203 года.
Если центр империи был настолько погружен в свои проблемы, то стоит ли удивляться, что некоторые провинции увидели возможность отколоться? В 1184 году Исаак Комнин сделал Кипр своей личной провинцией. В 1185 году началось восстание болгар, в 1188-м отделился город Филадельфия в Малой Азии.
Внешние силы также стремились удовлетворить собственные нужды. Давние противники греков с Сицилии вторглись на Балканы (опять же в ответ на приглашение со стороны претендента на императорскую корону), в августе 1185 года они жестоко разграбили второй по значению город империи, Фессалоники. В 1190 году, во время Третьего крестового похода, Фридрих Барбаросса проложил себе путь через греческие владения. [656]656
Harris, Byzantium and the Crusades, 129,147-8.
[Закрыть] Все эти эпизоды были симптомами хронического заболевания в центре империи.
Когда Алексей III начал утверждаться во власти, именно его нежелание окончательно ликвидировать потенциальную угрозу со стороны племянника-царевича оставило возможность дальнейшего династического конфликта. Активная смена фигур на константинопольском престоле не способствовала установлению компетентного руководства. Никита Хониат, наш основной источник информации, жестко критиковал власть имущих, ответственных за падение Константинополя. Общий тон его высказываний поддерживают и другие свидетели. Алексей III, Исаак Ангел и Алексей IV едва ли имели черты характера, позволяющие им стать сильными лидерами. Их способность оценить общее стратегическое положение временами оказывалась чудовищно низка. Зачастую они были куда более озабочены личными амбициями и прихотями, нежели управлением огромной империей – вспомним, к примеру, одержимость Исаака строительными прожектами. В случае с Алексеем IV ему просто недостало опыта и зрелости, чтобы создать необходимую политическую и административную платформу. Военные способности сменявших друг друга императоров были весьма неубедительны. Подлинный талант проявил только Мурзуфл – но к тому времени, когда он пришел к власти, положение уже было критическим.
Прибытие Четвертого крестового похода лишь добавило проблем к уже непростой ситуации. Оно создало невыносимое давление на неустойчивую византийскую иерархию, и имперская система закачалась, как никогда прежде. За одиннадцать месяцев, с июня 1203 по апрель 1204 года, императорский титул носило не менее шести человек – Алексей III, Исаак и Алексей IV, Николай Каннавос, Мурзуфл и Константин Ласкарис. Это не может не служить ярким указанием на крайнюю неустойчивость системы власти.
Несмотря ни на что вплоть до начала дня 12 апреля, когда поменявшийся ветер подвел корабли крестоносцев к стенам Константинополя, город успешно сопротивлялся крестоносцам. Вплоть до этого момента, который использовали отважные Пьер де Брасье и Алеме де Клари, о падении столицы Византии нельзя было говорить с уверенностью. Стены Константинополя представляли собой надежное препятствие, Варяжская дружина была небольшим, но опасным войском, у греков было огромное численное преимущество. Окажись крестоносцы отброшены во второй раз за четыре дня, их стремление сражаться, и так ослабевшее, могло полностью исчезнуть. В сочетании с недостатком провианта военные неудачи могли вынудить их искать примирения с греками или просто покинуть поле боя, признав свое поражение.