Текст книги "Четвертый крестовый поход"

Автор книги: Джонатан Филипс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

ГЛАВА 12
«Наше чрезмерное несогласие не оставило места человеческим чувствам»

Убийство Алексея IV и сползание к войне. Начало 1204 года

В начале 1204 года Мурзуфл перешел к действиям против крестоносцев. «Devastatio Constantinopolitana»отмечает, что 7 января из города выехал греческий конный отряд, направившийся к западной армии. Навстречу ему вышел маркграф Монферратский, который разбил отряд наголову, убил или взял в плен нескольких представителей византийской знати, потеряв при этом двух рыцарей и одного оруженосца. Никита Хониат описывает то же происшествие, подчеркивая при этом, что Мурзуфл был единственным представителем византийской знати, дерзнувшим нарушить запрет Алексея на подобные действия. Неудивительно, что его отвага принесла народную популярность – хотя среди битвы лошадь Мурзуфла поскользнулась и пала на колени. Она могла придавить всадника, и, захвати или убей его крестоносцы, византийцы были бы уничтожены полностью. К счастью для Мурзуфла, несколько молодых лучников оценили положение и быстро направились на помощь своему руководителю, дав ему возможность спастись. [491]491
  DC, Sources, 219; NC, 307.


[Закрыть]

Пока всадники бились неподалеку от Влахернского дворца, венецианцы вывели свои корабли и курсировали по Золотому Рогу, грозно проходя мимо стен, выходящих на Мраморное море. Они осматривали береговую линию и захватывали все, что могли. Сухопутные и морские силы крестоносцев снова действовали в тесном сотрудничестве, и греки ничего не могли противопоставить их объединенным усилиям.

Отбив византийцев, в качестве кары за нападение крестоносцы предприняли рейд по окрестностям лагеря, отстоявшим от него на два дня пути. Подобные опустошительные экспедиции были весьма нередким явлением в Западной Европе. Их целью было нанесение максимального ущерба землям противника и захват всевозможных трофеев, будь то пленники, стада или ценности. Отряды не вступали в настоящие сражения – они служили для того, чтобы разрушить экономику и сломить настрой противника, показав злополучным жертвам, что их покровитель не может достойно защитить их. В «Devastatio Constantinopolitana»высказывается предположение, что эти действия послужили последней каплей для тех, кто питал неприязнь к бывшим союзникам Алексея. В городе возникло стремление избавиться от человека, по милости которого стены Константинополя были окружены варварами. [492]492
  DC, Sources, 219-20.


[Закрыть]

Вряд ли именно опустошительная экспедиция спровоцировала убийство Алексея – но, вероятно, она привела к окончательному неприятию его правления. Никита Хониат пишет, что 25 января 1204 года толпа, «словно кипящий котел, готовый выплеснуть ненависть к императорам», собралась у Святой Софии и заставила синод, собрание епископов и духовенства, избрать нового правителя. С них довольно было смотрящего на Запад Алексея. Поскольку Исаак все больше терял рассудок и не мог служить серьезным претендентом, народ хотел получить императора по своему выбору.

Никита Хониат присутствовал на собрании в качестве видного сановника и признанного оратора и описал проклинающую Алексея толпу, требовавшую назвать имя его преемника. Однако Никита и его товарищи проявили большую дальновидность. Они понимали, что такое действие снова воссоединит Алексея и крестоносцев, и опасались, что уроженцы Запада используют военную силу для защиты своего ставленника. Синод и духовенство долго уходили от решения в надежде, что настойчивость толпы спадет, но их ждало разочарование. Никита прослезился, провидя грядущие бедствия. Из рядов византийской знати выдвигалось одно имя за другим, но ни один не был признан достойным. Наконец после трехдневного обсуждения синод и народ остановились на кандидатуре некого Николая Каннавоса – злополучного молодого человека, который против его воли и был провозглашен императором 27 января. [493]493
  NC, 307-8.


[Закрыть]

Алексей пришел в смятение, узнав о появлении еще одного императора. Теперь, когда у оппозиции появился номинальный лидер, он опасался военного переворота и, как и предвидел Никита Хониат, снова обратился к крестоносцам в поисках помощи. Несмотря на неприязнь между греческим населением и крестоносцами, император и уроженцы Запада все еще могли найти точки соприкосновения в противостоянии огромной возбужденной толпе жителей Константинополя, уже ненавидящей и Алексея, и крестоносцев. Алексей просил крестоносцев изгнать Каннавоса. В обмен, как сообщается в написанном в мае 1204 года письме Балдуина Фландрского, он передавал крестоносцам весь Влахернский дворец как гарантию выполнения своих обещаний. Передача императорской резиденции была поразительным жестом, показывающим всю степень отчаяния Алексея. Для попытки умиротворения своих неприятелей он избрал в качестве посланца Мурзуфла, и тот доставил предложение в лагерь крестоносцев. Хотя большинство рыцарей относились к Алексею пренебрежительно, они понимали, что, нуждаясь в них, он будет по-прежнему снабжать армию продовольствием. Кроме того, он мог возместить моральный и финансовый долг крестоносцам с гораздо большей вероятностью, чем любой другой византийский император. По этим причинам, а также из-за уверенности, что напористый антизападный режим может добиться успеха, было решено оказать просимую помощь.

27 января Бонифаций Монферратский направился в город к Алексею, чтобы обсудить дальнейшие действия. По описанию Балдуина Фландрского, император высмеял маркграфа и отказался выполнить собственные обещания. Такой поворот событий кажется маловероятным, учитывая, что предложение исходило от Алексея, который должен был понимать, что выполнение обещаний было необходимым для получения помощи крестоносцев. Балдуин, возможно, намекает на характер Алексея. Никита Хониат дает более реалистическое описание этой важной встречи, в ходе которой было решено, что крестоносцы должны вступить в императорский дворец, чтобы изгнать Каннавоса и избравшую его чернь. [494]494
  NC.308.


[Закрыть]

Именно это решение предопределило падение Алексея. Требования крестоносцев были настолько противоположны чаяниям жителей Константинополя, что у императора не было вообще никакого выбора – что бы он ни сделал, одна из враждующих сторон попыталась бы его устранить. В конченом счете более серьезная угроза исходила со стороны византийского двора. Большая часть придворных не хотела восстановления отношений с крестоносцами, стремясь, напротив, к их изгнанию. Избрание Николая Каннавоса было одним из проявлений этих чаяний, но теперь в качестве лидера антизападного течения выступил Мурзуфл, выходец из высших слоев византийской знати, который был некогда освобожден по просьбе крестоносцев и только что выступал в качестве посланца Алексея.

И Никита Хониат, и Балдуин Фландрский подтверждают, что именно предложение Алексея разместить крестоносцев во Влахернском дворце побудило Мурзуфла обвинить императора и призвать к его свержению. [495]495
  Innocent III, Sources, 102.


[Закрыть] Робер де Клари приписывает Мурзуфлу более активную роль, отмечая его обещание в случае избрания его императором избавиться от крестоносцев через неделю. Греческая верхушка согласилась, и заговорщики начали действовать. Мурзуфл решил, что присутствие крестоносцев в стенах Константинополя поставит его в столь выгодное положение, какого недоставало выбранному народом Николаю Каннавосу. Первым делом он обезопасил сокровищницу, пообещав приставленному к ней евнуху любые титулы. Затем он собрал Варяжскую дружину и рассказал им о том, что Алексей собирается вновь ввести крестоносцев в город. Он напомнил, насколько такие действия неприятны грекам, а дружина, несомненно должна поддерживать народные стремления. Логика была неумолима: Алексея необходимо устранить.

В ночь с 27 на 28 января, пока молодой человек спал в своих покоях, Мурзуфл и дворцовая стража прокрались в его комнату, окружили кровать, вытащили Алексея и бросили его в темницу. Никита приводит подробное описание измены, дополняя предательство Мурзуфла его двуличностью. Хронист описывает Мурзуфла, вбегающего в императорскую опочивальню, чтобы сообщить Алексею об ужасном восстании. Представители семьи Ангелов, толпа и Варяжская дружина ломают ворота дворца, намереваясь растерзать императора за его тесную связь с крестоносцами. В полусонном состоянии Алексей попытался оценить степень опасности. Он обратился за спасением к Мурзуфлу, единственному, кто казался все еще верным ему. Придворный накинул на молодого человека одежду, и они вместе выскользнули из комнаты к одному из павильонов дворцового комплекса. Император не переставал изливать благодарности на своего спасителя. Возможно, именно в этот момент Мурзуфл открыл свои истинные намерения.

Целью его лжи было быстро и бесшумно вывести Алексея из опочивальни. Теперь, внутри дворцовых помещений, император был в его власти. Молодой человек пошатнулся, осознав предательство Мурзуфла, и стражи повлекли его в темницу, где ноги его заковали в оковы.

Претендент на престол возложил на себя императорские знаки отличия, надев алые баскины (высокие башмаки длиной до икры), символизировавшие его звание, и провозгласил себя правителем. Через несколько часов он был коронован в Святой Софии, став четвертым императором, находящимся на данный момент в Константинополе. Несомненно, из всех четырех он обладал самой сильной властью. ^{41} Значительная часть могущества человека, оказавшегося на вершине политической или гражданской жизни, происходит из-за уникальности такого положения. В христианском мире было множество царств, но лишь две империи – Германская и Византийская. Когда высочайший титул одновременно имеет не один человек, то титул этот обесценивается. Четверо, одновременно носившие его, были нелепостью, которая показывала почти полный распад императорского достоинства.

Разумеется, квартет императоров не мог существовать долго. Сторонники новой власти направились в покои императора Исаака и сообщили ему драматическую весть. Некоторые источники сообщают, что старик был так объят страхом за безопасность себя и сына, что заболел и вскоре скончался. В политическом смысле Исаак стал настолько немощной фигурой, что не мог больше считаться достойным правителем. Существуют даже предположения о том, что он уже скончался к описываемому времени. Но если это и не так, то вполне естественно, что он быстро исчез со сцены. Возможно, что его скорой смерти помогли. Робер де Клари писал об удушении – хотя, возможно, он просто передает слухи, ходившие по лагерю крестоносцев.

Устранение Алексея и появление Мурзуфла поляризовало Константинополь. Двор и Варяжская дружина были на стороне последнего, в то время как народ продолжал шумно приветствовать своего ставленника, Николая Каннавоса. Никита Хониат характеризует его как человека благородного и умного, а также опытного воина. Тон замечаний Никиты показывает, что он ставил Каннавоса выше Мурзуфла. Но вскоре настроение толпы качнулось в пользу нового императора. «Ввиду того, что в Константинополе преобладали худшие элементы, Дука [Мурзуфл] набирал сторонников… в то время как величие Каннавоса меркло, наподобие убывающей луны». [496]496
  NC, 308-9.


[Закрыть]

Несмотря на свои положительные качества, Николай быстро утратил благосклонность. В руках Мурзуфла находились все ключевые позиции иерархии, что давало ему политическую базу, с которой соперник был не в силах тягаться. В Новгородских летописях упоминается, что Мурзуфл безуспешно пытался переманить Николая на свою сторону, обещая ему высокое положение при дворе в случае отказа от титула. Возможно, Николай не доверял посулам претендента на престол или надеялся на то, что его популярности в народе будет достаточно, чтобы сохранить положение. Столкнувшись с отказом, Мурзуфл вскоре начал попытки сместить Николая. Он предлагал награды и чины тем, кто выполнит его наказ, и на первой неделе февраля отдал дружине приказ об аресте. Николай остался в Святой Софии – символическом сердце его власти. Войска Мурзуфла силой ворвались в здание, и народ, еще недавно насильно короновавший Николая, разбежался. Никто не остался защищать его, и второй император тоже оказался за решеткой. В «Devastatio Constantinopolitana»сообщается, что позже Николай был обезглавлен. Он заплатил высокую цену за то, что оказался пешкой в руках капризной черни, и правил менее недели.

Мурзуфл сразу же проявил агрессивность по отношению к уроженцам Запада, провозгласив, что они должны покинуть страну в течение семи дней под страхом смерти. Отчасти это заявление имело целью удовлетворить собственных подданных, будучи едва ли в силах всерьез устрашить крестоносцев. В ответ те обвинили Мурзуфла в предательском убийстве своего господина (такие слухи уже возникли) и объявили, что не снимут осаду, пока Алексей не будет отмщен, а им не будет выплачено причитающееся по договору. [497]497
  RC, 86.


[Закрыть]

Мурзуфл начал правление с реорганизации управления империей. Он изгнал многих чиновников, служивших при Ангелах, и наградил своих сторонников. Одним из изгнанников оказался сам Никита Хониат – что, вкупе с последовавшим падением Константинополя, вполне объясняет его неприязнь по отношению к последнему правителю Византии. Никита характеризует Мурзуфла как человека весьма умного, но высокомерного и неискреннего. «Все, что должно было делаться, проходило через него, и он держал все в своих руках», то есть на современном языке мы назвали бы его перестраховщиком. [498]498
  NC, 311.


[Закрыть] Особенно критически Никита был настроен по отношению к Филокалесу, тестю Мурзуфла, занявшему его пост логофета —то есть, по сути, главы византийского гражданского управления. Хронист язвительно замечал, что его заменили человеком, не занимавшим высокого положения, который вдобавок пренебрегал служебными обязанностями под предлогом подагры. Не удивительно, что такое поведение приводило в ужас преданного делу и трудолюбивого Никиту.

Новая власть принесла Никите и финансовые трудности. Императорская сокровищница была почти пуста, и Мурзуфл обратился к видной знати и чиновникам династии Ангелов в поисках наличных денег. Они простились с огромными суммами, конфискованными императором для обороны города.

Греки опасались, что крестоносцы предпримут новое нападение на Константинополь весной, а потому Мурзуфл приказал укрепить защитные сооружения. Были также собраны сорок камнеметных машин, установленных на участках, в которых наиболее вероятно было нападение противника.

Если Никита и относился к Мурзуфлу неприязненно, он все же был достаточно добросовестным историком, чтобы признать его личную смелость. Несколько раз с мечом в одной руке и с бронзовой булавой в другой император сам выходил против неприятеля.

Не приходится сомневаться, что он возглавлял военные действия и многое сделал для повышения боевого духа византийской армии. [499]499
  NC, 311.


[Закрыть] Во время одной из таких вылазок он взял в плен трех венецианских рыцарей. Альберик де Труа-Фонтен, единственный, кто сообщает об этом эпизоде, повествует об особо печальной их участи. Пытаясь устрашить крестоносцев, Мурзуфл распорядился повесить венецианцев на стенах на железных крюках.

Психологическая тактика была немаловажной частью средневекового военного искусства. Обычным приемом была стрельба по силам противника отрубленными головами его воинов. Во время Первого крестового похода в 1099 году плененных шпионов перекидывали через стены Иерусалима при помощи баллисты. [500]500
  France, Western Warfare in the Age of the Crusades, 119.


[Закрыть] Соратники венецианцев за пределами Константинополя пытались сделать все возможное для их освобождения, предлагая выкуп и моля о пощаде – но все было безрезультатно. Чтобы продемонстрировать ненависть и презрение к уроженцам Запада, император лично сжег их, что было проявлением невероятной дикости. Крики умирающих и запах горящей плоти наполнили воздух, и ужасное зрелище подогрело стремление крестоносцев к мести. [501]501
  Albenc of Trois-Fontaines, Sources, 302.


[Закрыть]

Однако вскоре насущным вопросом для крестоносцев стала борьба за выживание. Мурзуфл закрыл все рынки, на которые рассчитывали уроженцы Запада, а войти в город, чтобы купить там продовольствие, они не могли. Робер де Клари, как рыцарь невысокого ранга, в отличие от Виллардуэна и других лидеров, вскоре ощутил трудности на себе. Он приводит данные по стоимости важнейших товаров: систрвина стоил 12 или даже 15 су, яйцо – два денье, а курица – двадцать су. Правда, Робер отмечал избыток галет, достаточный для снабжения армии в течение некоторого времени. [502]502
  RC, 84.


[Закрыть]

Цифры, которые приводит Робер, почти ничего для нас не означают, но Альберик де Труа-Фонтен дает нам указание на уровень инфляции. Он сообщает, что выпеченный три дня назад хлеб, обходившийся в Париже два динара, под Константинополем стоил уже двадцать шесть динаров. Некоторые вынуждены были пускать в пищу лошадей – основу военного могущества, без которой немыслим был рыцарь. Воистину, то было «время великой скудости». [503]503
  Albenc of Trois-Fontaines, Sources, 302.


[Закрыть]

В результате крестоносцы были вынуждены обшаривать обширные территории в поисках продовольствия. Генрих Фландрский возглавил продовольственный отряд, в котором, по данным Робера де Клари, насчитывалось тридцать рыцарей, включая Жака де Авена и бургундцев Аддо и Гильома де Шамплитов, а также много конных воинов. Они отправились в путь в вечерних сумерках, чтобы не быть обнаруженными, и ехали всю ночь и следующее утро, пока не достигли города Филии на Черном море. Им удалось захватить тамошний замок и добыть достаточно продовольствия, чтобы его хватило для всей армии почти на две недели. Крестоносцы получили скот и одежду. Последняя кажется не слишком ценным трофеем – но она была необходима, чтобы дать возможность пережить суровые зимние месяцы.

Пару дней крестоносцы провели там, наслаждаясь плодами победы, а тем временем части защитников города удалось бежать. Добравшись до Константинополя, они поведали Мурзуфлу о произошедшем. Оказавшись на троне благодаря неприязни к уроженцам Запада, новый император был просто обязан как можно быстрее нанести удар по противнику, а потому он вышел, чтобы перехватить отряд.

Он взял с собой икону Богородицы. Альберик де Труа-Фонтен – единственный, кто описывает ее: «На этой иконе был прекрасно изображен сам Господь, дева Мария и апостолы. В нее же были вставлены святыни: зуб Иисуса, который выпал у него в детстве, частица копья, пронзившего его на кресте, часть ризы, а также частицы мощей тридцати мучеников». [504]504
  Alberic of Trois-Fontaines, Sources, 302.


[Закрыть] Присутствие этой глубоко почитаемой иконы придавало Мурзуфлу уверенности. Никита Хониат пишет, что византийцы считали святыню «вторым полководцем». [505]505
  NC, 312.


[Закрыть]

Христианские армии часто брали святыни в бой. Крестоносцы на Святой земле брали Крест Господень во все сражения с 1099 и вплоть до 1187 года, когда в битве при Хаттине он был утрачен. Мурзуфл же объявил своей покровительницей одну из величайших икон православной церкви. Одновременно он показывал, что сам покровительствует церкви и, сражаясь против захватчиков-католиков, имеет поддержку церковной иерархии. Патриарх Иоанн X Каматерус, возглавлявший православную церковь, сопровождал армию, чтобы подчеркнуть эту поддержку.

Мурзуфл собрал серьезный отряд из нескольких тысяч воинов (по данным Робера де Клари, он состоял из четырех тысяч человек) и выступил навстречу крестоносцам, которые двигались медленно, поскольку гнали с собой в лагерь захваченный скот. Мурзуфл быстро выследил их и двинулся следом. Решив нанести удар первым, он пропустил мимо основную часть отряда, которая вела пленников и животных, а когда крестоносцы, возглавляемые Генрихом Фландрским, готовы были скрыться в лесу, бросился на врага.

Сперва крестоносцы испугались. Противник имел большой количественный перевес, и они вверили свои судьбы Господу и Богородице. Вскоре они собрались с силами и обернулись к неприятелю. Перед отрядом были выставлены восемь арбалетчиков, чтобы принять первый удар греков. Их огонь оказал некоторое действие, но движение не остановилось, и противники вскоре жестоко схватились врукопашную. Крестоносцы отбросили копья и вытащили мечи и кинжалы, использовавшиеся для ближнего боя.

Греческий авангард возглавлял испанский наемник Педро Наваррский. Альберик де Труа-Фонтен гордо замечает, что Педро был настолько уверен в успехе, что вступил в бой с непокрытой головой, на которой был только золотой венец. Когда воины сомкнулись, Педро оказался против Генриха Фландрского, опытного бойца и искусного фехтовальщика. Фламандец начал нападать и быстро обнаружил слабое место своего противника. Быстрым ударом, нанесенным по дуге, который наверняка неоднократно отрабатывался еще во фландрских замках, он опустил меч на голову Педро. Золотой венец треснул, и меч на два пальца погрузился в череп воина.

Мощь и выучка конницы крестоносцев вновь показали свое преимущество, и вскоре передние ряды греков дрогнули. К этому времени крестоносцы сражались вместе больше года: в Заре, Корфу, у Константинополя и во время кампании Алексея во Фракии. Они действовали с такой слаженностью, какая может возникнуть только из непосредственного боевого опыта. Напротив, византийским силам, представлявшим смесь греческой знати с наемниками, недоставало единства и умения, чтобы справиться с неприятелем.

Бой разгорался, и крестоносцы быстро подобрались к вражеским старшинам. Теодор Бранас был оглушен тяжелым ударом, смявшим его шлем. Пьер де Брасье, отличившийся в схватке при крепости Галата в июле 1203 года, снова был впереди, решив стяжать еще большую славу, захватив икону. Неизвестно, увидел ли он патриарха Иоанна издалека и поскакал к нему или же просто оказался рядом в пылу сражения. Как бы то ни было, Пьер трепетал от мысли захватить столь важную и прекрасную святыню. По описаниям, патриарх, кроме облачения надел шлем и доспехи – хотя считается, что византийское духовенство не брало в руки оружия, а потому эти сведения могут быть ошибочными. [506]506
  Альберик, конечно же, не был очевидцем упомянутых событий, и его отчет о сражении вполне может быть приукрашен. Он также именует патриарха Иоанна «Сампсоном», что является еще одной ошибкой. Относительно неучастия греческого духовенства в сражениях см. у Анны Комниной: Anna Comnena, Alexiad, 256-7.


[Закрыть] Вероятно, приблизившись, Пьер решил не убивать человека столь высокого положения. Однако он нанес удар по шлему патриарха, так что тот упал с лошади и уронил святыню. Икона упала на землю, и Пьер соскочил с лошади, чтобы поднять ее. Пока оглушенный Иоанн стоял на коленях, крестоносец схватил икону. Когда греки увидели, что произошло, они взвыли от ярости и обратились против Пьера. Они ринулись к французу, но крестоносцы сомкнули ряды вокруг соратника и начали стремительную контратаку. Мурзуфл получил тяжелый удар и упал на шею лошади. Люди его пришли в замешательство, византийская армия дрогнула и бежала. Мурзуфл так стремился спастись, что отбросил оружие и щит и поднял лошадь в галоп. Он оставил и императорский штандарт – еще одно унижение для императора. Греки потеряли около двадцати человек, а из крестоносцев никто не был убит. Гордо неся новые трофеи, уроженцы Запада направились в лагерь.

Новости о схватке дошли до основной части армии, и часть воинов приготовилась выступить на помощь своим товарищам. Они поспешили на место сражения и наткнулись на соратников, идущих к ним с победой. Неудивительно, что отряд приветствовали с огромной радостью. Когда они подошли к лагерю, епископы и духовенство вышли навстречу, чтобы встретить священную икону. С глубочайшим почтением они окружили ее и вручили епископу Гарнье де Труа. Уже бывавшему на Святой Земле в качестве паломника. Гарнье внес икону в находившуюся при лагере церковь, и все духовенство отслужило молебен в честь стяжания святыни. В знак благодарности за победу крестоносцы пожертвовали икону ордену цистерцианцев, чьи настоятели из Люцедо и Ло духовно окормляли экспедицию. Альберик де Труа-Фонтен, который сам был монахом-цистерцианцем из монастыря Сито в графстве Шампань, записал это повествование, поскольку видел саму икону или слышал ее подробное описание от очевидцев.

Отряд, направленный за продовольствием, не только обеспечил армию достаточным его количеством, но и нанес чудовищный удар новому режиму. За несколько месяцев это был первый значительный военный успех, который принес столь необходимый всеобщий моральный подъем.

В то же время Мурзуфла постигло ужасающее разочарование. Обратившись к Богородице за покровительством и веря в ее помощь при разгроме крестоносцев, после потери иконы он был в смятении. Уроженцы Запада знали о ее значении для греков и, разумеется, делали собственные предположения относительно причин ее утраты Мурзуфлом. Робер де Клари писал: «Они верили в то, что обладатель иконы не может потерпеть поражения в бою – а мы верим в то, что Мурзуфл был разбит оттого, что не имел права нести ее». [507]507
  RC, 89.


[Закрыть] Император страдал от такой же мысли. Икона Богородицы считалась покровительницей Константинополя, и итог сражения легко можно было принять за божественную волю.

Чтобы неприятные известия не распространялись, император обратился к отчаянной уловке. Отрицая действительность, он уверял в том, что одержал победу. На вопросы же об иконе и императорском штандарте он отвечал, что они были убраны для большей сохранности. В скором времени у этой версии появились сторонники, но сокрыть в стенах Константинополя рассказ об исходе схватки было невозможно. Вскоре в лагере крестоносцев пронесся слух о том, что император говорит о своей победе, отрицая потерю иконы и штандарта. Наверняка такая бравада вызвала у латинян изумление, которое вскоре сменило понимание необходимости расставить точки над «i».

У крестоносцев была редкая возможность продемонстрировать истинное положение дел. Они решили предать огласке правду, представив Мурзуфла в невыгодном свете. Венецианцы подготовили галеру и поместили на носу императорский штандарт и икону. Трубя в трубы, чтобы привлечь внимание, они медленно двигались вдоль городских стен на удивление собравшимся толпам. Горожане узнали икону и штандарт. Обман Мурзуфла открылся, разгневанные люди называли его лжецом. Император делал неуклюжие попытки объясниться, надеясь сплотить горожан обещаниями свирепой мести врагам. [508]508
  RC, 90-1.


[Закрыть]

Почти сразу же Мурзуфл предпринял еще одну попытку использовать суда-брандеры, но и она не увенчалась успехом. Понимая, что военные неудачи наносят ущерб духу греков, а не могуществу крестоносцев, он решил использовать менее воинственную тактику. 7 февраля он направил в лагерь крестоносцев посланников, прося дожа прибыть на встречу. Мурзуфл считал Дандоло менее привязанным к Алексею, чем, к примеру, Бонифация Монферратского. Кроме того, дожа уважали за мудрость и предусмотрительность.

Дандоло взошел на борт галеры и направился через Золотой Рог к месту близ монастыря святых Косьмы и Дамиана, расположенного к северу от городских стен. Кроме того, залив также пересек конный отряд крестоносцев, чтобы присутствовать при переговорах. Мурзуфл выехал из Влахернского дворца и спустился к берегу, где и состоялась встреча. Никита Хониат и Балдуин Фландрский приводят ее описания. В общих чертах они похожи, хотя, естественно, представляют диаметрально противоположные точки зрения. Балдуин сообщает, что Дандоло понимал, насколько опасно доверять человеку, уже преступившего через присягу, отправив своего правителя в темницу, и пренебрегавшего переговорами с крестоносцами. Тем не менее, дож выступил с нереальным, хотя и примирительным предложением. Он просил Мурзуфла освободить Алексея, гарантировав ему прощение. Дандоло пообещал, что крестоносцы будут снисходительны к Алексею, понимая, что его неразумие вызвано поспешными и неправильными суждениями, свойственными молодости.

Однако за внешней вежливостью крылась угроза. Сейчас крестоносцы диктовали условия, и Дандоло говорил о снисходительности и сохранении мира. Недавний военный успех уроженцев Запада и невероятный беспорядок в Константинополе дали им преимущество, казавшееся немыслимым несколько недель назад. Подлинным требованием, скрывавшимся за вежливыми фразами дожа, был возврат к выполнению сделанных Алексеем обещаний, обеспечение военной поддержки экспедиции на Святую землю и подчинение православной церкви Риму. Балдуин Фландрский отмечает, что Мурзуфл не дал вразумительного ответа на предложения дожа, но, отвергнув их, «избрал собственную гибель и падение Греции». [509]509
  Innocent III, Sources, 105.


[Закрыть]

Для византийца Никиты Хониата выдвинутое дожем требование вовсе не казалось разумным. Возврат к прежним ненавистным условиям, отягощенным требованием немедленной выплаты пяти тысяч фунтов золота, представлялся совершенно неприемлемым. Никита коротко отмечает, что условия крестоносцев «унизительны и неприемлемы для тех, кто испробовал свободы и привык отдавать распоряжения, а не подчиняться им». [510]510
  NC, 312.


[Закрыть] Словом, узурпатору было предложено уйти в отставку, народу – склониться перед мощью крестоносцев, городу – отдать еще больше золота, а духовенству – отказаться от своей власти. Маловероятно, что Мурзуфл смог бы пойти на такие уступки. Если бы он согласился с требованиями крестоносцев, власть вернулась бы к Алексею, а жители Константинополя, поддерживавшие его в борьбе с уроженцами Запада, отвернулись бы от него и, весьма вероятно, убили бы.

Сухопутному эскорту дожа стало известно нежелание узурпатора уступить, и рыцари внезапно напали на императора, рассчитывая захватить его в плен – что само по себе не являлось актом высокой дипломатии. Мурзуфлу удалось развернуть лошадь и вернуться в город, хотя часть его спутников оказалась менее удачливой и была захвачена крестоносцами.

Таким образом, ситуация зашла в тупик. Недоверие и взаимная неприязнь сделали войну еще более вероятной. Никита так оценивал взаимоотношения между греками и крестоносцами: «Их непомерная ненависть к нам и наше чрезмерное несогласие с ними не оставило места человеческим чувствам между нами». [511]511
  NC, 312.


[Закрыть]

Крушение попытки найти мирное разрешение конфликта означало медленное, но неизбежное сползание к новому ужасному водовороту насилия. Крестоносцы продолжали настаивать на восстановлении Алексея у власти, и эта настойчивость указывала Мурзуфлу на самое уязвимое место. Даже в темнице Алексей по-прежнему представлял для своего соперника потенциальную угрозу. В таких обстоятельствах молодого человека неизбежно нужно было устранить. Трижды ему предлагали яд, и трижды он отказывался. Возможно, врожденное чувство самосохранения не позволяло ему принять отраву, однако не исключено, что он питал тщетные надежды на то, что кто-либо из его сторонников уговорит крестоносцев освободить его. Ничего подобного не случилось, и Алексей был убит. Считается, что восьмого февраля Мурзуфл сам спустился в подземелье, где был заключен Алексей, и удушил своего противника шнуром или же голыми руками [512]512
  GV, 84; RC, 85.


[Закрыть]. В письме Балдуина Фландрского приводятся отвратительные подробности: пока император бился в конвульсиях, Мурзуфл взял железный крюк и разорвал бока и грудную клетку умирающего. Возможно, столь колоритное описание событий – всего лишь слухи, ходившие в армии крестоносцев имевшие целью еще более очернить имя узурпатора («Иуды», как называет его Балдуин). [513]513
  Innocent III, Sources, 105.


[Закрыть]