Текст книги "Золотоглазые"

Автор книги: Джон Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 55 страниц)

Джанет нахмурилась:

– Мне непонятно…

– Давайте подойдем к вопросу по-иному, – продолжил Зеллаби, – В наличии мы имеем пятьдесят восемь маленьких и индивидуумов. Но действительность обманчива. Оказывается, что в наличии лишь два индивидуума – Мальчик и Девочка. Мальчик состоит из тридцати компонентов, Девочка – из двадцати восьми, каждый из которых имеет свою физическую структуру и индивидуальную внешность.

Последовала пауза.

– По мне, так все это слишком сложно, – сказала Джанет.

– Конечно, и для меня тоже слишком сложно, – согласился Зеллаби.

– Послушайте, – начал я, прерывая очередную паузу. – Вы серьезно верите, что все это правда? Быть может, вы слишком драматизируете события?

– Есть факты и доказательства.

– Единственное, что вы доказали, – их возможность общаться друг с другом каким-то таинственным способом, чего я просто не понимаю. А переход к многочастевой индивидуальности – не слишком ли большой скачок?

– На данном этапе, возможно. Вы были свидетелями лишь одного опыта, я же провел их несколько серий, и все говорит за то, что коллективный индивидуум существует. Это не так уж странно, как может показаться вначале: хорошо отлаженная эволюционная уловка, чтобы избежать дефекта. Многие формы, кажущиеся, на первый взгляд, колониями, действуют, как индивидуумы. Наиболее подходящие примеры мы можем найти на уровне простейших форм жизни, но нет факторов, ограничивающих данную теорию только ими. Многие насекомые вполне подходят к данному определению. Размеры насекомых невелики, поэтому они достигают силы в совместных действиях. Мы сами объединяемся в группы сознательно. Почему бы природе самой не произвести модель для преодоления нашей слабости? В конце концов мы стоим перед барьером к дальнейшему развитию и должны найти путь, чтобы обойти его. У.В.С. предлагает в качестве первого шага расширить длительность человеческой жизни до трехсот лет. Это может быть один путь – и, без сомнения, продление жизни будет вызовом закоренелому индивидуализму, но есть и другие пути…

Мы переглянулись с Джанет, и мне показалось, что она отключилась. Когда ей кажется, что кто-то городит чушь, она принимает решение не тратить усилия на понимание и закрывает свое сознание, словно стеной. Я прошелся по комнате и взглянул в окно.

– Чувствую себя, как хамелеон, – сказал я наконец, – которому не удается окрасить себя в цвет того же места, куда его поместили. Если я вас правильно понял, у каждой из этих групп есть разум, и значит ли это, что Мальчики в коллективе имеют в тридцать раз увеличенную обычную силу, а Девочки – в двадцать восемь раз?

– Думаю, что нет, – ответил Зеллаби серьезно. – это не значит, что их умственная способность в тридцать раз больше нормальной, это было бы выше всякого понимания. Это означает улучшение умственных способностей до какого-то уровня. Этот уровень может заключать в себе огромные возможности. Но для меня важным кажется вопрос о степени силы желаний. Это серьезная проблема. Никто не имеет понятия, как происходят эти внушения, но я полагаю, что когда определенный уровень желания сконцентрирован на чем-то одном, то оно выполняется.

Здесь тот случай, когда количество переходит в качество. Но это, если честно признаться, только мои размышления.

– Все кажется невероятно трудным для меня, если вы правы.

– В деталях, в механизмах – да, – согласился Зеллаби. – Но в принципе, я думаю, это не так трудно, как кажется. В конце концов вы же согласитесь, что главное качество человека суть воплощение его духа.

– Конечно, – согласился я.

– Ну, а дух – это живительная сила, и потому она не статична, ведь это что-то, что должно либо развиваться, либо атрофироваться. Эволюция предполагает развитие более сильного духа. Предположите тогда, что этот великий дух, этот супердух появится на сцене. В виде чего? Обычный человек не так скроен, чтобы содержать его, супермен ему тоже не подходит. Может ли он, пренебрегая неудобным единым носителем, перейти к группе? Так энциклопедии становится тесно в одном томе. Не знаю… Но если это так, тогда два супердуха, распределенные в двух группах, не менее правдоподобны. – Он помолчал, глядя в окно на шмелей, перелетавших с одной лавандовой ветви на другую, а потом задумчиво добавил: – Я думаю об этих двух группах довольно много. Я даже чувствую, что лучше найти им имена… И наиболее подходящие имена – Адам и Ева.

Через пару дней я получил письмо, в котором меня уведомили, что я могу рассчитывать на очень интересную работу в Канаде, если немедленно отправлюсь туда. Это я и сделал, оставив Джанет закончить дела и чуть позже присоединиться ко мне.

Когда она приехала, то новостей о Мидвиче она привезла немного. Сообщила только, что вражда между Зеллаби и Фирманами прорвалась наружу.

Зеллаби, как выяснилось, рассказал Бернарду Уосткоту о своей находке. Запрос о дальнейших подробностях дошел до Фирманов, для которых вся эта идея была в новинку и, естественно, неприемлема. Но они сразу же придумали свои собственные тесты и становились мрачными после их проведения.

– Ho, по крайней мере, полагаю, они отбросят идею насчет Адама и Евы, – добавила она. – Бедный старый Зеллаби! За одно я буду вечно благодарна, что нам удалось уехать в Лондон именно в тот день. Я достаточно натерпелась в Мидвиче и не буду очень огорчена, если никогда о нем не услышу.

В течение нескольких лет мы заезжали домой редко и ненадолго. Мы навещали родственников, встречались с отдельными людьми, расширяя деловые контакты. И лишь восемь лет спустя, летом, устроив себе восьминедельный отдых, я навестил Бернарда Уосткота в Лондоне. Мы зашли выпить в «Ин-энд-аут». Я ожидал услышать, что все пришло в норму, более того, я был уверен, что о Детях остались лишь воспоминания, а они сами, как это часто бывает с непризнанными гениями, сошли на нет. Я надеялся услышать, что они стали компанией обычных деревенских детей и единственное, что выделяет их из общей массы, – необычная внешность.

Бернард, какое-то время молчавший, сказал:

– Дело в том, что я должен ехать в Мидвич. Не хочешь составить мне компанию? Проведаешь старых знакомых…

Я был совершенно свободен: Джанет уехала на север погостить у школьней подруги.

– Ты все приглядываешь за этим местом? Тогда я с удовольствием приму твое приглашение. Зеллаби в добром здравии?

– О, да. Он из породы людей, которые не стареют.

– В последние из наших встреч он рассказывал о своей идее коллективной личности. Ему удалось создать убедительную концепцию. Что-то об Адаме и Еве, как мне помнится.

– Там немногое изменилось, – сказал Бернард, но не стал продолжать разговор на эту тему. – Дело, по которому я еду, несколько мрачновато – допрос, но пусть тебя это не беспокоит.

– Один из Детей?

– Нет, – он покачал головой. – Дорожное происшествие с местным мальчиком Паули.

– Паули, – повторил я. – О, да, я помню. У них ферма в направлении Оннли.

– Да-да, трагический случай.

Мне было неловко расспрашивать его, поэтому мы переменили тему, и я рассказал ему, как идут мои дела в Канаде.

На следующий день, с первыми лучами солнца, мы отправились в путь. В машине Бернард разговорился. Возможно, он почувствовал себя свободнее, чем в баре.

– Ты обнаружишь в Мидвиче некоторые перемены, – предупредил он меня. – Ваш коттедж занимают сейчас муж и жена Уэлтон. Не помню даже, кто живет у Кримма, после Фирманов в нем сменилось много хозяев. Но сильнее всего тебя удивит Ферма. Табличка перекрашена, на ней можно прочитать «Мидвич Гранж» – специальная школа министерства просвещения и образования.

– Дети? – спросил я.

– Именно, – кивнул он. – Экзотическая концепция Зеллаби оказалась куда менее экзотической, чем казалось. Фактически это был удар, к великому конфузу Фирманов. Это показало их такими недогадливыми, что им пришлось убраться.

– Вы имеете в виду, что оправдалась теория Адама и Евы? – спросил я, не веря.

– Не совсем. Я имею в виду две умственные группы. В два года один Мальчик научился читать простые слова.

– В два! – воскликнул я.

– Это четыре года обычного ребенка, – напомнил мне Бернард. – На следующий день выяснилось, что все Мальчики могут читать эти слова. Неделей позже Девочки выучились читать, когда научилась одна из них. Затем один Мальчик научился ездить на велосипеде – и все сразу сумели. Мисс Бринкман научила свою Девочку плавать – и все остальные Девочки овладели плаванием, а Мальчики после того, как один из них освоил, тоже поплыли. С того времени, как Зеллаби указал на этот факт, сомнений не осталось. Но не все принимают его теорию. Считают, что это просто передача мыслей на расстоянии, высокий уровень чувствительности.

Я не удивился, услышав это. Но он продолжал:

– В любом случае здесь просто научный спор, а Дети общаются внутри своих групп. Ходить в обычную школу они не могли и поэтому на Ферме открыли что-то вроде школы специального оздоровительно-исследовательского центра. У них отличающееся от нашего чувство общения. Их связь друг с другом более важна, чем любое другое чувство, даже к родному дому, Некоторые из домов отказывались от них, и кто-то придумал поселить их на Ферме. Кое-кто из них переселился сразу, затем и остальные присоединились.

– Странно. А что подумали жители деревни об этом? – спросил я.

– Меньшинство с облегчением избавилось от ответственности, некоторые были действительно привязаны к Детям и все еще любят их, и переселение подействовало на них угнетающе. Но в общем все они приняли все как есть. Никто не попытался остановить переезд Детей на Ферму. С тремя матерями, которые хорошо относились к ним, Дети сохранили добрые отношения, заходят домой и даже живут там, когда хотят. А некоторые порвали полностью.

– Это самое странное решение, о котором я когда-либо слышал. – признался я.

Бернард улыбнулся.

– Ну, если ты вспомнишь, то и начало было довольно странным – напомнил он.

– Чем они занимаются на Ферме? – поинтересовался я.

– В основном это школа. У них есть преподавательский и медицинский состав, а также психолог. К ним приезжают преподаватели и читают лекции. Вначале держали классы, а затем поняли, что в этом нет никакой необходимости. Теперь урок посещают только один мальчик и одна девочка, остальные знают то, что выучили эти двое. Учим шесть пар сразу разным предметам одновременно, и они как-то сортируют все и усваивают.

– Боже праведный, они должны впитывать знания, как губки.

– Так оно и есть. И еще дают фору некоторым учителям.

– И все же вам удается держать в тайне их существование?

– На всеобщем уровне – да. С прессой – взаимопонимание, а других путей получить огласку пока нет. Что касается окрестностей, здесь пришлось провести работу. Население Мидвича никогда не было высокообразованным. В соседних деревнях сейчас считают, как уверяет Зеллаби, что Мидвич – это что-то вроде дома для сумасшедших без ограды. Да, нам пришлось представить эту зону как неполноценную. Все здесь свихнулись после Дня, особенно Дети, для которых правительству пришлось открыть специальную школу. Имеются, конечно, случайные слухи, но они воспринимаются как не очень удачные шутки.

– Должно быть, пришлось привлечь и инженерную мысль, и администрацию, – вставил я. – Чего я никогда не понимал и сейчас не понимаю, так это – почему вы так заинтересованы в том, чтобы держать все это в тайне. Безопасность в Потерянный День – это понятно, что-то совершило посадку. Это забота вашей организации. Но теперь? Все это беспокойство, чтобы скрыть Детей… Странная организация на Ферме… Специальная школа типа этой не может стоить нескольких фунтов в год…

– Ты думаешь, что департамент социального обеспечения может проявить столько заботы под свою ответственность?

– Давай не будем, Бернард – попросил я его.

Мы позавтракали в Трейне и прибыли в Мидвич после двух. Я нашел, что здесь ничего не изменилось. Казалось, что прошла неделя, а не восемь лет. На площади, где должно было проходить следствие, уже собралась толпа ожидающих.

– Кажется, было бы разумным отложить твой приезд до лучших времен. Практически, вся деревня собралась здесь, – сказал он.

– Это займет много времени, как ты думаешь?

– Простая формальность, надеюсь. Наверное, в полчаса управимся.

– Ты даешь показания? – спросил я, удивляясь: если это формальность, зачем он побеспокоился, приезжая сюда из Лондона.

– Нет, просто надо присмотреть за событиями, – сказал он.

Я решил, что он прав – надо было отложить мой визит – но последовал за ним на холм.

Все было заполнено, и так как я заметил нескольких знакомых, не могло быть сомнений, что все решили присутствовать. Я не совсем понимал причину. Молодой Джим Паули был знаком всем, но чувствовалось, что это не главное, и я ожидал некоего взрыва собравшихся.

Но ничего не случилось. Процесс был формальным и быстрым. Через полчаса все было кончено. Я заметил, что Зеллаби исчез, как только собрание закрылось. Я нашел его стоящим на ступенях. Он поприветствовал меня, как будто мы повстречались с ним пару дней назад, и сказал:

– Как вы здесь оказались? Я думал, вы в Канаде.

– В Канаде, – пояснил я. – А здесь я случайно: Бернард привез меня сюда.

Зеллаби повернулся к Бернарду.

– Удовлетворены? – спросил он.

Бернард слегка пожал плечами:

– А что же еще?

В это время Мальчик и Девочка прошли мимо нас и зашагали по дороге сквозь расступившуюся толпу. Я едва успел кинуть взгляд на их лица и в удивлении уставился им вслед.

– Погодите, но не могут же это быть они…

– Они самые, – сказал Зеллаби. – Вы не видели их глаз?

– Но это невероятно! Им же только девять лет!

– По календарю, – согласился Зеллаби.

Я глазел, как они шли вперся.

– Но это… это невозможно!

– Невозможное, как вы помните, вполне реально в Мидвиче, – заметил Зеллаби. – Невозможное сейчас мы можем воспринимать как обычное. Невероятное принять труднее, но и это мы научились делать. Разве подполковник не переубедил вас?

– В общем, – подтвердил я. – Но эти двое! Оки выглядят на полные шестнадцать-семнадцать лет!

– Физически, я уверен, столько же им и есть.

Я смотрел на них, все еще не желая принять увиденное.

– Если вы не спешите, пройдемте к нам, выпьем чаю, – предложил Зеллаби.

Бернард посмотрел на меня и предложил поехать на его машине.

– Хорошо, – согласился Зеллаби. – Только ведите осторожнее после того, что вы услышали.

– Я не лихач, – сказал Бернард.

– Молодой Паули тоже им не был, он был хорошим водителем, – сказал Зеллаби.

Проехав немного вверх по дороге, мы увидели поместье Киль в солнечном свете. Этот дом в прошлый раз выглядел точно таким же.

– Когда я его увидел впервые, – сказал Зеллаби, – мне показалось, что именно в таком месте можно спокойно закончить свои дни, но сейчас спокойствие под вопросом.

Машина проехала за ворота, остановилась у входа. Зеллаби провел нас на веранду и усадил в мягкие кресла.

– Анжела отлучилась, но обещала быть к чаю. – сказал он.

Зеллаби отвернулся и посмотрел на лужайку. За девять лет, прошедших с того дня, он совсем не изменился, – прекрасные седые волосы так же густы и блестят под августовским солнцем. Морщинок вокруг глаз почти не прибавилось, лицо немного осунулось, черты его заострились, но фигура осталась такой же.

Он повернулся к Бернарду:

– Вы удовлетворены? Думаете, этим закончится?

– Надеюсь, что еще можно сделать? Мне кажется, мы приняли самое оптимальное решение, – сказал Бернард.

Зеллаби обратился ко мне:

– Что вы, как сторонний наблюдатель, думаете об этом?

– Я не знаю. Процесс проходил в странной атмосфере, правда, порядок был сохранен. Мальчик ехал неаккуратно. Он сбил пешехода и решил сбежать, но не вписался в поворот, врезался в стену церкви. Вы полагаете, что смерть во время аварии не объясняется несчастным случаем?

– Это несчастный случай, – сказал Зеллаби, – но… перед этим произошел еще один несчастный случай. Позвольте рассказать вам, что произошло: я не имел возможности подробно описать все подполковнику.

Зеллаби возвращался по дороге из Оннли со своей обычной вечерней прогулки, когда подошел к повороту на улицу Хикмана, откуда появилось четверо Дётей, они шли в сторону деревни. Это были трое Мальчиков и Девочка. Зеллаби изучал их с неослабевающим интересом. Мальчики были так похожи, что он не смог бы отличить их. Большинство в деревне, за исключением некоторых женщин, разделяли эту трудность.

Как всегда, он удивлялся, как они смогли развиться за такое короткое время. Уже это это отличало их: развитие шло раза в два быстрее нормального. Они были немного худощавее по сравнению с детьми того же возраста, но это было признаком их типа.

Зеллаби хотел знать о них больше, доскональнее, он пробовал терпеливо и настойчиво войти к ним в доверие, но они принимали его не больше, чем остальных. Внешне они были дружны с ним. Они с удовольствием говорили с ним, слушали, радовались, учились, но никогда не шли дальше этого, и он чувствовал, что никогда не пойдут. Всегда где-то рядом был барьер, и их собственное «Я» лежало за ним. Их настоящая жизнь проходила в каком-то их собственном мире, так же надежно закрытом от внешнего мира, как в свое время были закрыты племена амазонок со своими обычаями и этикой. Они собирали звания.

Наблюдая Детей, идущих впереди и разговаривающих между собой, он неожиданно поймал себя на мысли, что думает о Ферелин. Она стала редко бывать дома. Вид Детей беспокоил ее, и он не пытался уговаривать ее, успокаивая себя тем, что она счастлива со своими двумя малышами.

Было странно думать, что если бы золотоглазый мальчик Ферелин выжил, то Зеллаби не смог бы отличить его от идущих впереди Детей. Одна мисс Огл преодолевала эту трудность, считая каждого Мальчика, которого встречала, своим сыном. И, удивительно, они не пытались разуверить ее.

В это время квартет повернул за угол и исчез из его поля зрения. Он достиг поворота, когда его обогнала машина, и затем он увидел то, что произошло.

Автомобиль открытый, с двумя сиденьями, маленький, ехал довольно медленно, но как раз на повороте Дети остановились. Они стояли посреди дороги, обсуждали, в какую сторону идти.

Водитель сделал все возможное. Он повернул вправо, чтобы не задеть Детей, и ему это почти удалось. Еще несколько дюймов – и он бы благополучно проехал мимо, но этих дюймов не хватило, и его левое крыло зацепило одного из Мальчиков, отбросив от дороги на ограду соседнего коттеджа. Этот момент запечатлелся у Зеллаби, как в фильме: Мальчик у ограды, трое других Детей, словно окаменевших на своих местах, молодой человек в машине, пытающийся выровнять ее. Остановилась ли машина, Зеллаби не знал, но если и остановилась, то на какое-то мгновение, затем мотор вновь взревел, машина рванулась вперед. Водитель нажал на педаль, автомобиль помчался прямо, разогнался и врезался в церковь, а водителя выбросило вперед, и он ударился о стену.

Все что-то кричали, несколько человек бросились к машине, но Зеллаби не сдвинулся с места. Он стоял, оглушенный происшедшей на его глазах катастрофой, глядя на желтые языки пламени и желтый дым, поднимающийся от машины. Он усилием воли заставил себя повернуться и посмотреть на Детей. Они смотрели на обломки с одинаково напряженным выражением на лицах. Но Зеллаби не удалось хорошенько рассмотреть их: все трое одновременно повернулись к Мальчику, который, постанывая, лежал у ограды.

Зеллаби почувствовал дрожь во всем теле. Он с трудом преодолел несколько ярдов, отделявших его от скамейки, сел на нее, облокотившись на спинку, чувствуя приступ отвратительной слабости.

О дальнейших событиях я узнал не от Зеллаби, а от миссис Уильямс из «Косы и Камня».

– Я слышала, как машина промчалась мимо, затем услышала грохот и выглянула в окно. Люди бежали в сторону церкви. Затем мимо, пошатываясь, прошел мистер Зеллаби. Он сел на скамейку. У него был такой вид, будто он вот-вот потеряет сознание. Я выбежала к нему. Действительно, он находился почти в бессознательном состоянии. Но все же он сумел произнести два слова: «таблетки» и «карман». Я достала, он тут же принял две, но ему не помогло, и я дала еще две. На нас никто не обратил внимания. Все бежали к месту аварии. Таблетки немного помогли, я провела мистера Зеллаби в дом и уложила на кушетку. Он сказал, что скоро все будет в порядке, а я вышла узнать, что случилось с машиной.

Вернувшись, я увидела, что лицо его не так бледно, но он все лежал, силы не возвращались к нему.

– Извините за беспокойство, миссис Уильямс. – сказал он.

– Наверное, лучше позвать доктора, мистер Зеллаби. – он отрицательно покачал головой.

– Нет, не надо, мне уже лучше.

– Думаю, вам следует обратиться к врачу.

Он еще раз покачал головой и сказал:

– Миссис Уильямс, вы умеете хранить секреты?

– Как и все, – ответила я.

– Тогда я вам буду очень признателен, если никто не узнает о моем состоянии.

– Ну, я не знаю, – сказала я, – По-моему, вам все же следует обратиться к врачу.

Он вновь покачал головой.

– Я уже был у многих врачей, дорогих и очень чопорных. Но ни один не назвал мне средство против старения. Вы же знаете, и машина изнашивается.

– О, мистер Зеллаби… – начала я.

– Не огорчайтесь, миссис Уильяма Я еще достаточно крепок. Но я думаю о тех, кто любит нас. Стоит ли их лишний раз расстраивать? Это жестоко. Вы согласитесь со мной?..

– Я согласна, если вы уверены, что с вами ничего серьезного.

– Я уверен, совершенно уверен. Я и так ваш должник, миссис Уильямс, тем не менее хочу попросить вас еще об одном одолжении: не упоминайте о том, что со мной случилось. Хорошо?

– Договорились.

– Спасибо, миссис Уильямс.

– Вы видели что произошло? – спросила я. – Достаточно, чтобы получить инфаркт.

– Я не заметил, кто сидел за рулем.

– Молодой Джим Паули. С фермы Дарк.

– Я помню его, хороший парень.

– Да, сэр. Милый мальчик Джим. Не из тех, теперешних, сумасшедших. Не могу понять, как он мог разбиться насмерть, да еще в деревне. Совсем на него не похоже.

После продолжительной паузы Зеллаби заметил:

– Перед этим он задел одного из Детей, не сильно, слегка: я думаю, тот перелетел через дорогу.

– Один из Детей, – сказала я. И потом вдруг поняла, что он имел в виду. – О, нет, сэр. Мой бог, они не могли бы… – я вдруг замолчала, заметив, как он смотрит на меня.

– Другие тоже видели это, – сказал он. – Более здоровые и не такие впечатлительные. Может, я и сам бы не был так ошарашен, если бы только когда-нибудь ранее в своей жизни был свидетелем такого вот преднамеренного убийства.

Рассказ самого Зеллаби закончился тем, что его охватила дрожь. Когда он замолчал, я посмотрел на Бернарда. В его лице ничего не изменилось, а я сказал:

– Вы предполагаете, что Дети сделали это? Что они заставили его врезаться в стену?

– Я не предполагаю, – сказал Зеллаби с сожалением. – Я утверждаю. Они сделали это так же, как заставили своих матерей вернуться в Мидвич.

– Но если это, как вы утверждаете, знают все…

– Ну и что с того? Что бы сказали вы, будь вы на их месте? Представьте себе, кто-нибудь скажет, что мальчика заставили, что он подчинился чьей-нибудь воле и покончил с собой. Пройдут ли в суде такие показания? Конечно, нет? Понадобится другое следствие, чтобы вынести приемлемый приговор. Почему заседатели и свидетели должны рисковать своим добрым именем? Ради чего? Вам нужны доказательства? Подумайте о себе, о своих взаимоотношениях с окружающими. Вы читали мои книги, я как писатель пользуюсь вашим расположением, к тому же вы лично знакомы со мной. Но даже это не сможет изменить вашего обывательскою мышления. Ведь первое, что пришло вам в голову, когда я рассказывал вам о происшествии: «Как это могло прийти ему в голову или показаться?» Вы не верите мне. Вспомните, друг мой, вы не жили в Мидвиче в то время, когда Дети заставили матерей вернуться обратно.

– Но данное событие более высокого уровня, – возразил я.

– Разве? А вы можете объяснить разницу между просто невероятным и невероятным, но со смертельным исходом? Ну, подумайте, Ведь с того времени, как вы уехали, вы потеряли контакт с невероятным, вас захлестнула реальность. А здесь неординарные события составляют основную часть нашей жизни.

Я почувствовал, что появилась возможность задать несколько вопросов:

– А как же Уиллерс и его теория истерии?

– Он отказался от нее незадолго до своей смерти. – ответил Зеллаби.

Я был ошеломлен. Я хотел спросить о докторе еще у Бернарда, но во время беседы забыл о своем намерении.

– Я не знал, что он умер. Ведь ему было чуть больше пятидесяти лет. Как это случилось?

– Он принял слишком большую дозу барбитала.

– Вы думаете, что… Но ведь Уиллерс не из таких людей…

– Я согласен с вами. Официальное заключение: …нарушения нервной системы. Несомненно, многозначительная фраза, но ничего не объясняющая. Конечно, можно столь сильно переутомить мозг, что сумасшествие будет лучшим исходом. Но никто не имеет ни малейшего представления, почему он так поступил. Так что нам остается удовлетвориться официальным заявлением.

Он некоторое время сидел молча.

– Пока я не узнал, каким будет решение о молодом Паули, я и не вспоминал об Уиллерсе.

– Вы считаете, что к его смерти также причастны Дети?

– Не знаю. Но ведь вы сами сказали, что Уиллерс был не таким человеком. Выясняется, что наша жизнь в деревне гораздо опаснее, чем можно предположить. Прямо скажем, неприятная неожиданность. Мы все должны сознавать, что хотя именно Паули появился из-за угла в тот роковой момент, на его месте мог оказаться любой из нас. Я или Анжела или еще кто-нибудь. Любой из нас: он, вы, я – можем нечаянно причинить Детям боль. Мальчик Паули невиновен. Он сделал все возможное, чтобы избежать столкновения, но не смог. И вот в приступе гнева они отомстили ему, убив. Итак, мы должны решать. Для меня лично Дети – самое интересное из того, с чем мне приходилось встречаться за всю свою жизнь. Мне очень хотелось бы выяснить, как они проделывают подобные штуки. Но Анжела еще молодая женщина, а Майкл все еще зависим от нее. Мы уже отправили его из Мидвича. Не знаю, должен ли я убедить ее уехать. Я не хотел бы принимать преждевременное решение, но я не знаю, когда для него придет время. Эти последние несколько лет были жизнью на вулкане. Разум говорит, что внутри растет и ширится огромная сила, рано или поздно произойдет извержение. Но время идет, и лишь иногда слабые толчки трогают нас, и мы начинаем верить, что извержения не будет. Я спрашиваю себя: этот случай с Паули – просто толчок посильнее или всплеск извержения? И не знаю. Все мы чувствуем присутствие опасности, еще год назад мы строили планы, которые становились ненужными. Теперь нам об этом напомнили, и, вероятно, это тот момент, когда все изменится в сторону реальной угрозы и разрушения моего дома.

Зеллаби был обеспокоен по-настоящему, и в отношении Бернарда не было никакого сомнения. Я почувствовал, что должен извиниться.

– Кажется, все это дело с Потерянным Днем стерлось в моей памяти, и нужно немного времени, чтобы привыкнуть к Мидвичу. Вы подсознательно пытаетесь обойти неудобства и говорите мне, что отрицательные черты в Детях с годами будут уменьшаться.

– Мы все стараемся так думать, – сказал Зеллаби. – И пытаемся уверить себя в этом. Но дело в том, что это не так.

– Но вы все еще не знаете, как осуществляется это принуждение?

– Да, это все равно, что спросить, как одна личность главенствует над другой. Ведь есть такие личности, которые господствуют над группой людей, в которую входят. У Детей эта способность в союзе увеличивается. Но вот как они это делают?

Анжела Зеллаби, мало изменившаяся с тех пор, как я ее в последний раз видел, появилась на веранде несколько минут спустя. Она была так занята своими мыслями, что не сразу нас заметила.

– Ричард и подполковник были на следствии, – сказал Зеллаби. – Все случилось, как мы ожидали, ты слышала?

Анжела кивнула.

– Да, я была на ферме Дарк с миссис Паули и ее мужем. Нам сообщили. Бедная женщина вне себя. Она обожала Джима. С трудом удалось удержать ее от того, чтобы пойти на следствие. Она хотела обвинить Детей. Мы с мистером Либоди смогли убедить ее не делать этого, так как она накликает неприятности на себя и свою семью, а пользы никому не принесет. Поэтому мы были с ней, пока это продолжалось.

– Другой мальчик Паули, Давид, был там, – сказал Зеллаби ей, – казалось, он сам не раз хотел высказаться, но отец удержал его.

– Сейчас, мне сдается, было бы лучше, если бы все-таки кто-нибудь высказался, – сказала Анжела.

– Это должно вылиться рано или поздно. И оно выльется, это уже не просто дело собаки или быка.

– Собаки или быка? Я не слышал о них, – сказал я.

– Пес укусил одного из них за руку и через несколько секунд выскочил на дорогу перед трактором и был задавлен. Бык задел кого-то из компании и упал в шахту, – объяснил Зеллаби.

– Но теперь это уже убийство!

– О, не думаю, чтобы они имели это в виду. Может, они были испуганы и решили таким образом отомстить, когда кто-то из них был ранен. Но это все равно убийство. Вся деревня это знает и теперь все собираются с этим покончить. Мы просто не можем позволить этому продолжаться. Они даже не переживают. Ни один. Это меня больше всего пугает. Они должны переживать. А теперь, с сегодняшнего дня, для них убийство не влечет наказания, они это поняли.

Не знаю, что чувствовал Бернард, когда мы прощались, спускаясь к машине. Говорил он очень мало и толком не высказал своей точки зрения. Я почувствовал облегчение от сознания того, что возвращаюсь в обычный мир.

Меня преследовало чувство напряжения, я постепенно привыкал к реальности существования Детей. Для Зеллаби они постоянно оставались реальным фактором, делом всей жизни.

Думаю, Бернард так же, как и я, находился в состоянии внутреннего напряжения. Поэтому он с необычайной осторожностью ехал по деревне мимо того места, где произошла, катастрофа с Паули. Понемногу он начал увеличивать скорость, но лишь после того, как мы свернули на дорогу в Оннли. Вдали показались четыре фигурки. Даже на таком расстоянии было видно, что это четверо Детей.

– Притормози немного, Бернард. Мне хочется получше рассмотреть их.

Он тут же снизил скорость и, проезжая мимо них, мы почти остановились. Дети шли навстречу движению. Одежда напоминала униформу: Мальчики в голубых хлопчатобумажных рубашках и серых вельветовых брюках, Девочки в коротких серых юбках и бледно-желтых кофточках. До сих пор мне удавалось видеть их лица лишь мельком. Но теперь я смог хорошо рассмотреть их: оказалось, что они похожи друг на друга больше, чем я ожидал. Их кожа удивительно сияла, что было заметно и тогда, когда они были маленькими, но теперь на фоне загара сияние бросалось в глаза. Волосы у всех имели одинаковый темно-золотистый цвет. Но самое главное, что выделяло их, – цвет глаз, не имеющий ничего общего с таковым у людей Земли. Я не заметил никаких различий между Мальчиками и сомневаюсь, смог ли бы я отличить их от Девочек, будь они подстрижены совершенно одинаково.