Текст книги "Золотоглазые"

Автор книги: Джон Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 55 страниц)

Ох, где же теперь Пегги Мак-Рафферти

– Ох, где же… – раздаются вздохи в маленьком сером домике, покоящемся в изумрудных травах Барранакло, там где Слив Гамф уносит свои воды в болото. – Ох, где же наша Пег? Где же наша девочка с глазками, черными как торфяной омут, и щечками, как пионы папаши О'Крейсигана, наша милая и хорошенькая девочка? Сколько писем написали мы ей, с тех пор как она уехала, но ни на одно из них не ответила нам Пегги, потому что мы не знаем куда их слать. Охо-хой! А вот как это случилось. В домик пришло письмо, адресованное мисс Маргарет Мак-Рафферти. Почтальон, принесший его, заметил Пегги, что конверт подписан очень изящно, на что она согласилась, и не без волнения, потому что до этого ни разу не получала писем себе лично. Когда у Майкла из Канады, Патрика из Америки, Катлин из Австралии или Бригит из Ливерпуля руки доходили до бумаги, они писали обычно сразу всем Мак Рафферти, чтобы не тратить времени попусту.

Кроме того, оно было напечатано на машинке. Некоторое время Пегги любовалась им, пока Эйлин не сказала нетерпеливо:

– От кого это?

– Почем я знаю? Я его еще не открыла, – ответила Пегги.

– Ну, так открой, – сказала Эйлин.

Когда конверт распечатали, в нем оказалось не только письмо, но и почтовый перевод на 20 шиллингов. Изучив его, Пегги внимательно прочла письмо, начиная с заголовка, где было напечатано "Популярное Объединенное Телевидение", и, не отрываясь, до подписи.

– Ну, что там такое? – потребовала ответа Эйлин.

– Какой-то человек хочет задать мне пару вопросов, – сообщила ей Пегги.

– Полиция? – неожиданно воскликнула ее мать. – Что ты там натворила? А ну, дай сюда.

Под конец они разобрались, что к чему. Кто-то, не вполне ясно кто, подсказал автору письма, что мисс Маргарет Мак-Рафферти, наверное, пожелала бы принять участие в викторине, где победившие получат ценные подарки в городском холле Баллилориша. Писавший надеялся, что она сможет приехать, а остальные детали уладятся по получении ее ответа. А тем временем он покорнейше просил ее взять из конверта фунт стерлингов на расходы.

– Но ведь билет на автобус до Баллилориша стоит только 3 шиллинга и 6 пенсов, – обеспокоенно сказала Пегги.

– Ну, вернешь ему остальное, когда увидишься с ним, – подсказала Эйлин, – или, по крайней мере, – добавила она еще практичнее, – дашь ему какую-то мелочь. Шиллинга два.

– А вдруг я не смогу ответить на вопросы? – возразила Пегги.

– Господи боже мой! Да в чем дело? Ну и что? Билет стоит 3 шиллинга и 6 пенсов, обратно ты дашь ему два, чтобы выглядело поприличнее, три пенса за марку, которую ты наклеишь на конверт. Это 5 и 9, а вместе получается 14, а три пенса тебе за то, что ты будешь трястись в автобусе до Баллилориша и обратно.

– Но я не люблю телевидение, – возразила Пегги. – Вот если бы кино…

– Ах, опять ты со своим кино. Вечно ты так старомодна. Фигура на телевидении – вот кем хотят все быть в наши дни.

– Но не я, – ответила Пегги. – Я хочу попасть в кино.

– Ну ведь тебя должны же где-нибудь увидеть? Надо же где-то начинать, – сказала ей Эйлин.

Поэтому Пегги написала в ответ свое согласие.

Но оказалось, что все зависело, скорее, от случая, чем от самих вопросов. Сперва она плотно поужинала в отеле Баллилоришского Замка. Слева от нее сидел молодой ирландец, имевший ко всему этому какое-то отношение, и был с нею очень вежлив и мил, а справа другой молодой человек, тоже старавшийся быть таким же вежливым и милым, ноу него это хуже получалось, потому что он был англичанином. После этого они пошли пешком в городской холл, битком набитый хаосом проводов, камер и слепящих огней, а заодно и всем населением Баллилориша.

К счастью, начали не с Пегги, и она внимательно вслушивалась в вопросы, задававшиеся ее предшественницам. На самом деле, они были не такие уж страшные, как она ожидала: первый – самый легкий, второй – не очень легкий, а третий – немножечко потруднее, и по мере того как все те, кто смог выдержать первый, срывались на втором, ее настроение улучшалось. Наконец, подошла ее очередь, и она заняла место в кабине.

Мистер Хассоп, ведущий, улыбнулся ей.

– Мисс Пегги Мак-Рафферти, а ну-ка, Пегги, тебе посчастливилось вытащить географический раздел, так что, надеюсь, в школе ты хорошо учила географию.

– Не особо, – ответила Пегги, что, по-видимому, понравилось зрителям.

Пробормотав что-то скороговоркой, мистер Хассоп добрался до первого вопроса.

– Сколько графств нашей прекрасной земли стонет еще под иностранным ярмом, и как они называются?

Это было совсем легко. Публика зааплодировала.

– Ну, а теперь мы переберемся через залив. Назови-ка мне пять университетских городов в Англии.

Она сделала это даже с излишком, потому что ей не пришло в голову, что "Оксфорд" и "Кембридж" – это разные города, и названий оказалось шесть.

– А теперь в Америку…

Пегги почувствовала облегчение, услышав про Штаты. Отчасти потому, что в Америке был Голливуд, а еще потому, что кроме ее брата Патрика, работавшего на автомобильном заводе в Детройте, у нее было два дяди в полиции Нью-Йорка, один – в полиции Бостона, один – в Чикаго, застреленный там в старые добрые времена, а еще один жил в местечке под названием Сан-Квентин. Поэтому она всегда интересовалась Америкой и теперь внимательно слушала вопрос.

– Соединенные Штаты, – сказал мистер Хассоп, – это, как ты знаешь, и как говорит их название, не единая страна, а союз штатов. Я, конечно, не требую, чтобы ты их перечисляла, ха-ха-ха! Но я хочу, чтобы ты сказала мне, из скольких штатов состоит этот союз. Не торопись. Помни, что никто до сих пор за этот вечер не ответил правильно на все три вопроса. Итак, вот призы – и вот твой шанс получить их. Ну-ка, ради них, сколько штатов заключает в себя название США?

Пегги осторожно соображала. Облизав губы кончиком языка, она произнесла:

– 49 штатов.

Стеклянная кабина, охранявшая опрашиваемых от подсказок, защитила ее и от всеобщего недовольного ропота. Чарльз Хассоп выразил вежливое сожаление. Он слышал недовольный шум в зале, но, будучи доброжелательно настроенным к своей жертве, попытался затянуть время.

– Ты сказала, что в Америке 49 штатов. Ты уверена, что хотела сказать именно 49?

Пегги в стеклянной кабине кивнула.

– Конечно. Но не думаю, что с вашей стороны это честно, – добавила она.

У мистера Хассопа мгновенно исчезло выражение сочувствия.

– Нечестно? – переспросил он.

– Да, – отважно сказала Пегги. – Разве вы нам только что не сказали, что никаких "обманных вопросов" не будет? А сами пытались только что заставить меня сказать "50".

Мистер Хассоп уставился на нее.

– Ну-с, – начал он, но Пегги резко его прервала.

– Я сказала 49 штатов и повторяю еще раз 49 – подтвердила Пегги, – 49 штатов, 2 федерации и округ Колумбия, – решительно добавила она.

У мистера Хассопа глаза полезли на лоб. Он открыл рот, чтобы ответить, посомневался и еще посоображал. Он знал ответ на карточке, но в его голове смутно замаячило возможное препятствие, ловушка у самых ног. Он с усилием изобразил свой привычный апломб.

– Минуточку, пожалуйста, – сказал он зрителям и поспешно отступил в сторону от кабины – посовещаться.

Когда представление закончилось, все вернулись в отель Баллилоришского Замка на ужин – все, за исключением мистера Хассопа, который удалился, довольно сдержанно поздравив Пегги с победой.

– Мисс Мак-Рафферти, – сказал милый молодой человек. – ирландец, вновь оказавшийся ее соседом. – Насколько я мог заметить, вы обладаете невероятной долей нашего национального обаяния, но не могу ли я поздравить вас теперь и с той же долей нашей национальной удачливости?

– Уверена, что в любом случае с вашей стороны это будет очень мило. Даже хотя все там, кроме нескольких телевизионщиков, были тоже ирландцами, – ответила Пегги. – И ведь я знала ответ.

– Конечно, знали. И это настолько же здорово, насколько вы очаровательны, – согласился он. – Но мог выпасть и другой вопрос, – молодой человек помолчал и хихикнул. – Бедняга Чарльз. Он умеет задавать каверзные вопросы, несмотря на все уверения, но каверзные ответы… Здорово же он потрясся. Хотя сам напросился, пришлось звонить в Дублин, в американское консульство, его до сих пор пот прошибает при воспоминании об этом.

– Вы что же, хотите сказать, что никакой каверзы не было? – удивилась Пегги.

Он взглянул на нее многозначительно и счел за лучшее переменить тему.

– Что вы хотите сделать с добычей? – поинтересовался он.

– Ну, – сказала Пегги, – электричества у нас в Барранакло нет, но, думаю, из этого холодильника выйдет чудесный ящик для зерна.

– Без сомнения, – согласился молодой человек.

– Но эти бумажные штуковины – сплошное жульничество, – добавила она.

– Вы имеете в виду годовой запас салфеток для снятия косметики Титании Кобвеб!? Не совсем понял…

– Ну, еще бы. Разве вы не видите, они ждут, что все деньги я истрачу на косме… косм и… косметику, чтобы их использовать, нет уж. В Америке это называется надувательством, – объяснила Пегги.

– A-а, я не подумал об этом, – признался молодой человек.

– С деньгами, надеюсь, все в порядке? – добавил он с опаской.

Пегги достала из сумочки чек и разгладила его на столе. Она и двое молодых людей, справа и слева от нее, с уважением посмотрели на него.

– Еще бы, – сказала она. – Это так мило. Это мое маленькое состояние. Полтысячи долларов, как говорят в Америке.

– Пять тысяч фунтов лучше полтысячи американских долларов, а иметь их у себя еще лучше, – согласился молодой ирландец. – Но едва ли состояние. Не в наши дни. Правда, без налогов… Хоть в этом мы обошли Америку. Что вы с ними собираетесь делать?

– О, я отправлюсь в США и займусь кино, как они его там называют, – объяснила Пегги.

Молодой человек укоризненно покачал головой.

– Вы хотите сказать, ТВ, – поправил он, – кино – его песенка давно уже спета.

– Я говорю не про ТВ. Я там только что была. Я говорю про кино, – твердо повторила Пегги.

– Но послушайте, – сказал молодой человек и стал красноречиво доказывать свою правоту.

Пегги вежливо выслушала его до конца.

– Вы очень преданы своей работе, – ответила она, как только он закончил. – Но я все-таки говорила о кино.

– Вы хоть кого-то там знаете? – спросил ирландец.

Пегги начала перечислять ему полный список своих дядей, двоюродных братьев, но он прервал ее.

– Нет, я имел в виду Голливуд. Видите ли, пятьсот фунтов – это здорово, но долго на них там не продержишься.

Пегги пришлось признаться, что ни один из ее родственников не имел связи с Голливудом, насколько ей было известно.

– Ну… – начал он, но тут его прервал молодой англичанин, который уже некоторое время задумчиво разглядывал Пегги.

– Ты это серьезно про кино? Это жестокая игра – учти.

– К легкой жизни я приготовлюсь, когда буду немного постарше, – сказала ему Пегги.

– В Голливуде околачивается полно таких вот "будущих звезд".

– Но некоторые же пробиваются, – ответила отважно Пегги.

На некоторое время он погрузился в раздумья, но тут же вернулся к начатой теме.

– Послушай, – сказал он. – Думаю, что ты даже не представляешь, с чем тебе придется столкнуться, и во что это тебе станет. Не лучше ли попытаться сперва в английском кино, и начать оттуда?

– А разве это проще?

– Может быть. Я знаю тут одного продюсера…

– Ну, ну, – сказал молодой ирландец. – это уже забито.

Но его молодой приятель проигнорировал замечание.

– Его имя, – продолжал он, – Джордж Флойд…

– Да, да. Я слышала о нем, – сказала Пегги с возрастающим интересом. – Он сделал "Страсть для троих" в Италии, да?

– Именно. Я могу представить тебя. Конечно, ничего не могу гарантировать, но если на следующий день он скажет хоть пол-слова, тебе уже стоило его увидеть. Если ты, конечно, захочешь.

– Да, да, – нетерпеливо ответила Пегги.

– Э-э…. слушай, старина… – начал второй молодой человек, но англичанин обернулся к нему.

– Не будь идиотом, Майкл. Неужели ты не видишь сути? Если Джордж возьмет ее, получится, что "Популярное Объединенное Телевидение" открыло новую звезду. Каждый раз при упоминании о ней, за ее именем будет следовать: "открытие "П.О.Т."", это чего-то стоит. Уж во всяком случае, это стоит того, чтобы рискнуть и свозить ее в Лондон, поместив на неделю в хороший отель. Даже если Джордж откажется, какая-то реклама из этого выйдет, а ей не встанет ни в пенни. Но думаю, он, скорее всего, заинтересуется. Судя по тому, что он говорил недавно, она может оказаться как раз тем, что он ищет. А хватка у нее крепкая, я смотрел в монитор.

Оба повернулись к Пегги и начали изучать ее суровым, профессиональным взглядом. Через некоторое время молодой ирландец произнес:

– А знаешь что? Ты это действительно здорово… – с такой серьезной убежденностью, что Пегги начала заливаться румянцем, пока не поняла, что он обращается к своему коллеге.

Но потом они совсем перестали говорить на профессиональные темы и вечер вышел просто замечательный, после чего они отвезли ее на машине домой, к изумлению тех, кто еще не спал в Барранакло.

Через неделю прибыло другое письмо, длинное и тоже напечатанное на машинке. После поздравлений с успехом оно сообщало, что предложение, поставленное мистером Роббинсом, которого она без сомнения вспомнит, перед советом "Популярного Объединенного Телевидения", принято. Поэтому компания счастлива пригласить ее и надеется, что ее устроит следующий план действий: в среду, 16-го в восемь утра за ней в Барранакло приедет машина…

Вместе с письмом в конверте находился авиабилет из Дублина в Лондон и приколотая к нему записка от руки, гласившая: "Трудился до сих пор, как ломовая лошадь. Обаял всех. Подчисти перышки. Встречаю тебя в лондонском аэропорту. Билл Роббинс".

По деревне прокатилась волна радостного возбуждения, омраченная только тем, что никто не знал, какие это перышки должна подчистить Пег.

– Но ты не волнуйся, – сказала Эйлин после раздумья, – это, наверняка, англичане так выражаются про завивку. Надо запомнить.

Вереду, точно по времени, приехала машина и в ней Пегги отбыла прочь с таким шиком, как ни один эмигрант не отбывал до этого из Барранакло.

В лондонском аэропорту в зале для встречающих уже стоял мистер Роббинс и, помахав рукой, начал протискиваться через толпу, чтобы встретить ее.

Кто-то разрядил рядом всполошившую всех вспышку, и Пегги представили огромной приличной на вид леди в черном костюме и серебристой лисе.

– Мисс Трамп, – пояснил мистер Роббинс. – Задача мисс Трамп в том, чтобы сопровождать тебя, давать тебе советы, присматривать за тобой и отбиваться от волков.

– Волков? – ошарашенно переспросила Пегги.

– Волков, – заверил он ее, – здесь все кишит ими.

До нее неожиданно дошло.

– А, понятно, это те кто в Америке свистят девушкам на улице, – спросила она.

– Ну, с этого они только начинают, хотя уверяю тебя, они водятся не только в Америке.

Затем она, мистер Роббинс, мисс Трамп и человек по имени Берт, с несчастным видом щелкавший всех из фотоаппарата, забрались в огромный автомобиль и отправились в гостиницу.

– Наши люди взялись за это дело с размахом, – сказал мистер Роббинс Пегги. – Где-то через пару часов у тебя встреча с прессой. Свидание с Джорджем Флойдом я назначил на послезавтра. Но ребятишкам из прессы о нем ни слова. Учти это. Нехорошо, если будет выглядеть, будто мы этим пытаемся его шантажировать. А в нашей программе сегодня вечером для тебя будет материал в одну минуту. Надо бы заодно придумать, что рассказать о тебе прессе? Например, о твоей семье? Играл ли кто-нибудь из твоих предков важную роль в истории? Солдаты, моряки, исследователи?

Пегги подумала.

– Ну, вот мой прапрадедушка, он ехал на чью-то землю, это исследование?

– Не совсем в обычном смысле. А если что-нибудь поновее.

Пегги снова поразмыслила.

– Были еще братья у моей мамы, они просто здорово жгли дома англичан, – предложила она.

– Ну, это тоже несколько не то. Попробуй вспомнить еще, – настаивал мистер Роббинс.

– Я не знаю… Да, был еще мой дядя Син, конечно же? Он был довольно знаменит.

– Что он делал? Взрывал что-нибудь? – поинтересовался с надеждой Берт.

– Не думаю, но он попал под пулю другого тоже довольно-таки известного человека по имени Аль Капоне, – сказала Пегги.

Отель "Консорт" оказался очень величественным местом, но едва приехав, они быстрым шагом проскочили вестибюль, чтобы избежать любых неприятных встреч с журналистами, готовыми в любой момент вскинуть пушку фотоаппарата, и со свистом понеслись вверх, прежде чем Пегги могла понять, где это они едут.

– Это что – грузоподъемник? – поинтересовалась она.

– Возможно, хотя если бы американцы действительно додумались до него первыми, это был бы Вертикальный Персональный Распределитель, а мы называем его лифтом, – разъяснил ей Берт.

В коридоре, покрытом тонким ковром, они остановились перед дверью с металлическим номером, и тут мисс Трамп впервые заговорила:

– Эй вы, двое, забирайтесь в гостиную. И не теряйте головы, – проинструктировала она мужчин.

– У тебя только полчасика, Далси. Не больше, – сказал ей мистер Роббинс.

Они зашли в роскошную комнату, в основном отделанную в оттенках серо-зеленого с проблесками золота. Там уже сидела девушка в изящном платье черного шелка, а на переливчатом пуховом стеганом одеяле лежал и хорошенький серый костюм и два платья, зеленое шелковое и сияющее белое.

– Сегодня нам надо постараться быть пошикарнее, ваша честь, – объявила Трамп, – Наполните ванну. По-моему, ей лучше одеть зеленое.

Пегги подошла к постели, подняла зеленое платье и приложила к себе.

– Это милое платье, мисс Трамп, как раз для меня. Как вы угадали?

– Мистер Роббинс сказал нам твой размер и цвета, мы подобрали вот это.

– Как это умно с вашей стороны. У вас наверное полно опыта, как надо возиться с такими девчонками как я.

– Я уже 12 лет на службе, – ответила мисс Трамп, пока Пегги стаскивала жакет и приготавливалась к ванне.

– В рядах Королевской женской Армии? – спросила Пегги.

– Нет, в Холлоуэе, – сказала мисс Трамп, – А теперь иди-ка сюда, дорогуша, у нас не очень-то много времени.

– Стой ровно, – приказал Берт, продолжая ползать по ковру, согнувшись в три погибели.

– Ритуальный танец современного фотокорреспондента, – прокомментировал мистер Роббинс.

– Не надо поворачиваться ко мне всем лицом, – сказал Берт с колен, – Мне хочется уловить только три четверти. Держи лицо вот так, – и он переместился еще несколько по окружности. – Теперь прими позу.

Пегги стояла не шелохнувшись. Берт устало опустил камеру.

– Христа ради, неужели же в Барранакло никто не знает, что такое фотоаппарат?

– Нет, не совсем, – сказала Пегги.

– Отлично. Начнем с основных принципов. Стой, где стоишь. Отведи руки за спину, сцепи ладони. Теперь смотри сюда в камеру, отлично. Теперь сведи брови чуть вместе и улыбнись. Нет, еще лучше, чтобы был виден каждый зубик. Не волнуйся, если тебе кажется, что выйдет жуткая ухмылка, художественный редактор лучше знает. Вот это уже лучше. Теперь держи улыбку, держи брови вместе и сделай глубокий вдох, как только можешь, это лучшее, что можешь сделать? Выглядит почти в норме – ну…

Яркая вспышка. Пегги расслабилась.

– Подходит?

– Будешь удивлена, – сказал Берт, – кое-чему мы можем научить природу, еще как можем.

– Но для фотографа это сплошные трудности, – заметила Пегги.

Берт взглянул на нее.

– Милочка, – сказал он, – много ли ты видела фотографий за последнее время? – он достал журнал с картинками и щелкнул ногтем по одной странице, потом по другой.

– Вот! – произнес он, протягивая ей.

– Ах! – только и сказала Пегги. – Вы думаете, я буду выглядеть вроде этого?

– Это то, что я подразуме… подразумевал, черт возьми, более или менее, – заверил ее Берт.

Пегги продолжала изучать картинку.

– С ней что, чего-нибудь не в порядке? Деформирована, или как это еще называется? – поинтересовалась она.

– Это, – сурово сказал ей Берт, – называется романтический ореол или, ну в общем, та ересь, которой вы, молодые женщины, сводите всех с ума.

– То, что в Америке называют "горячая штучка"? – спросила Пегги.

Тут вмешался мистер Роббинс.

– Пошли, – сказал он, – у "горячих штучек" есть одно качество: они не заставляют прессу ждать. Вспомни то, о чем мы условились в машине. И держись подальше от выпивки. Она предназначена для размягчения их мозгов, не наших.

– Ну, – сказал мистер Роббинс, расслабившись. – Все закончилось. Теперь можно и выпить, мисс Трамп? Мисс Мак-Рафферти?

– Пожалуйста, немного портвейна и лимон, – заказала мисс Трамп.

– Эй… скорый поезд и ржаное виски, – сказала Пегги.

Мистер Роббинс нахмурился.

– Мисс Мак-Рафферти, ваши познания довольно обширны, но расплывчаты. Не надо смешивать территории. Я не буду это переводить. Рекомендую вам напиток изготовления нашего земляка, мистера Пимма.

Когда принесли бокалы, он удовлетворенно проглотил половину своего тройного виски.

– Чертовски хорошо, Берт, – заметил он.

– Да, вполне, – согласился фотограф, но без энтузиазма. – Не так уж плохо. Ты замечательно держалась, моя милочка, фигура у тебя что надо.

Пегги слегка воспряла духом.

– Правда, да? Я думала, большинство из них такие важные, что не замечают меня.

– Не верь этому, дорогая моя. Они-то замечают. Хотя все дело не столько в мужчинах, сколько в бабах. Особенно если они начинают подкрадываться со сладким видом, а ведь этого они не сделали! – он опорожнил стакан и протянул, чтобы наполнили еще. – Смешная штука с этими бабами. От некоторых девушек они выбрасывают щупальца на 15 метров вперед, а от некоторых за 20 метров сморщивают носы, большинство вообще не замечают: просто новый урожай на старую мельницу. Но время от времени появляется такая девушка, что у них у всех мозги вышибает на мгновение. "Ах, то, что видел я, мне больше не увидеть". Вот тогда-то понимаешь, что даже в их жизни был когда-то лучик света небесного. Так проходит слава мирская, – он вздохнул.

– Зло в вине, – заключил мистер Роббинс.

– То есть истина, – подсказал Берт.

– Черт возьми, о чем вы тут вообще говорите? – осведомилась Пегги.

– Этот мир быстротечен, дорогая моя, – пояснил ей Берт. Он поискал за стулом и вынул камеру. – Но как бы быстро ни ускользал он от нас, я могу поймать его тень. А теперь я предлагаю сделать пару настоящих снимков.

– О, боже, я думала, с этим уже покончено, – сказала Пегги.

– Вскоре, возможно, да, но не сейчас, не совсем, – ответил Берт, держа над головой вспышку.

Да, хоть англичане и были чуть-чуть того, с нею они держались мило и доброжелательно. Поэтому Пегги поставила бокал и встала. Она отряхнула юбку, взъерошила волосы и приняла ту же позу, что и до этого.

– Так? – спросила она.

– Нет, – ответил Берт, – не так…

На следующий день Пегги присутствовала на телевизионной встрече, одетая в белое парчовое платье, "наша недавняя обладательница приза в викторине, которая скоро начнет брать призы и на экране". Все были милы и добры к ней, все время повторяли это и делали вид, что все идет великолепно.

Еще на следующий день было интервью с мистером Флойдом, который тоже оказался очень милым, но простым интервью это нельзя было назвать. Она и не предполагала, что уже так скоро ей придется прохаживаться, садиться, вставать, играть то то, то это перед камерой, но мистер Флойд, казалось, был доволен, а мистер Роббинс, когда они вышли, похлопал ее по плечу и сказал:

– Молодчина! Мне жаль иногда, что девушек, которых я вижу в мониторе, нельзя назвать феями, а то ведь поймут не так.

Хорошо знакомым всем киношникам жестом Джордж Флойд запустил пальцы в свои густые, седеющие волосы.

– Придется вам признать после этих просмотров, что в ней что-то есть, – настаивал он. – Она предельно фотогенична, может превосходно двигаться и выглядит свежо. Если она и не смыслит много в актерском мастерстве, то так бывает со всеми сначала. По крайней мере, она не успела еще нахвататься посредственных ужимок и вывертов, и ее можно направить по правильному пути, тем более, что у нее это не первая попытка, кроме того, у нее есть шарм, умение здорово работать. Одним словом, я хотел бы ее снимать.

Солли де Копф пожевал сигару.

– Допускаю, что в своем роде она неплохо смотрится, – признал он, – но клиентам нужно нечто современное, а этого в ней нет. Да и болтает она как-то забавно, – добавил он.

– Несколько уроков у специалиста выправят ей речь. Она же не немая, – сказал Джордж.

– Может быть. Что ты о ней думаешь, Ал? – поинтересовался Солли у своего клеврета.

Ал Фостер бесстрастно произнес:

– У нее отличная хватка, – признал он, – хороший рост, чудесные ноги. Хотя, как вы и сказали, шеф, она не современна, но талия у нее сантиметров 55, я думаю. Что самое главное, а остальное приложится. Я бы сказал, что она пойдет, шеф. Хотя и не Лoло!

– Черт возьми, зачем ей быть Лоло, – спросил Джордж, – подделки под Лоло – это большей частью итальянский экспорт. Пора уже кому-то выставить что-нибудь новое. А она как раз то, что здесь надо.

– Поновее? – подозрительно спросил Солли.

– Поновее, – повторил Джордж непреклонно. – То, что мы имеем, начинает выдыхаться. Уж кто-кто, а ты должен знать, Солли. Вспомни, что случилось с "Прожектором в моем сердце". Многосерийная история звезды ночного клуба была верной ставкой, но для тебя уже девятой по счету, и ты проиграл. Пора отложить до поры до времени итальянскую романтику.

– Но Италия еще не выдохлась. Пока что это огромные деньги, – возразил де Копф. – К тому же Ал как раз присмотрел одну вещичку под названием "Камни Венеции", которую мы намереваемся купить, подписав договор с автором. А еще раньше мы подобрали жутко сексуальный сюжет, настоящий взрыв для юнцов. Там, кажется, про то, как у римлян, у древних римлян, а не теперешних разбойников, однажды случилась нехватка женщин, тогда они состряпали план пригласить в гости на что-то вроде холостяцкой вечеринки парней из соседнего города, и когда веселье было в самом разгаре, выслали туда банду, которая окружила жен этих парней и дала вместе с ними деру. Какой простор для фантазии! Ведь это подлинно исторический случай! Я проверял, так что здесь с классикой в порядке. Правда, придется подыскать новое название. Просто возмутительно, как можно было раньше пропускать такой сюжет! Представьте себе только картину из прошлого под названием "Похищение сабинянок".

– Ну, – уступил Джордж, – если пустить ее вовремя, то, может быть, вид пары сотен полуобнаженных Лоло, мечущихся и визжащих в панике, возбудит наших юнцов.

– Никаких "может быть", Джордж. Тут замешана история, вроде "10 заповедей" и тому подобное. Это беспроигрышно.

– Вряд ли ты прав, Солли. Если ты дальше будешь долбить итальянскую тему, наживешь еще один "Прожектор". Настало время для свежего дыхания.

Солли де Копф размышлял.

– А ты что скажешь. Ал?

– Похоже, что так. Это всегда так кажется, что успех будет продолжаться вечность, пока в один прекрасный день – пых! – успеха нет, – подтвердил Ал.

– А мы опять в прогаре, – добавил Джордж. – Послушай, Солли, когда-то народ валом валил к нам, всех возрастов и размеров, и не меньше 2 раз в неделю. А посмотри, что творится с кино теперь.

– Да уж. Чертово телевидение, – сказал Солли де Копф с усталой злобой. – А что могли мы с ним поделать? Провалиться ему, не так уж оно хорошо. Но разве мы пытались отвоевать публику обратно? – продолжал Джордж.

– Конечно пытались. Что ты скажешь насчет широких экранов и зрелищности новых фильмов?

– Все это примитивные трюки, да балаганная развлекаловка, Солли. Мы работали для зеленых юнцов и недоумков – все, что осталось от нашей публики, если не считать нескольких больших картин. Мы позволили основной массе публики уйти от нас и даже не попытались удержать ее.

– Ну, что теперь? Ты, Джордж, как всегда преувеличиваешь, но в чем-то ты прав.

– А вот что, Солли. В мире все еще полно публики среднего возраста, даже больше чем ранее, а обслуживать их некому. Все словно помешались, пытаясь ободрать ребятишек как липок: грамзаписи, поп-музыканты, эстрада, экспресс-бары, ночные джаз-клубы, журнальчики всех сортов, мы, и сюда же я включаю курортные аттракционы, даже телевизионщики работают, в основном, на подростков. А в стороне осталась вся публика постарше, для которой никто ничего не делает, та самая публика, принесшая нам миллионы, вздыхая и плача над "Розой из Трале", "Лилией из Килларии", "Улыбчивым", "Длинными папочкиными ночами", "Идя во ржи" и т д. Вот что им нужно, Солли, слезы, комок в горле, нежная рука, перебирающая струны души. Дай им то, что они хотят, и они будут счастливы. Они снова побегут в кино, чтобы поплакать там над слезливым сюжетом. А эта девчонка как раз подойдет для этого.

– Переделки, да? – многозначительно спросил Солли.

– Нет, – ответил Джордж, – не просто переделки. Перед нами та же возрастная группа, с теми же эмоциями, но поколение уже другое, а значит другими будут и мишени – отчасти. Нам надо вычислить, что это за мишени, иначе опять пойдет все та же завлекаловка.

– Ага, – снова сказал Солли де Копф нерешительно. – А ты что думаешь, Ал?

– В этом что-то есть, шеф, – согласился Ал. Он бросил пронзительный взгляд в сторону Джорджа. – Ты говоришь, что секс надо заменить романтикой. А что это пойдет.

– Конечно, это пойдет… Если женщина плачет на свадьбе, то она все еще деревенщина. Как я сказал уже, если мы будем слизывать все с 20-х годов, мы далеко не уйдем с современной мелодрамой, но, черт возьми, я уверен, что, если правильно к ней подступиться, нам поможет ностальгия ко всему кельтскому.

– Хм… Вряд ли тебе удастся свести с ума полмира с именем "Маргарет Мак-Рафферти", а? – заметил Солли.

– Так, шеф, – подумав, сказал Ал, – а если "Конни О'Мара", – предложил он.

– Нет, – решительно ответил Джордж, – этого и надо избегать. Все эти современные имена, вроде Пегги О'Нил. Грейси Филдз, Нитти О’Ши – они уже приелись. Вокруг нашего должен сиять романтический ореол, что-то от феи. Но не беспокойтесь, я уже выбрал одно.

– И…? – поинтересовался Ал.

– Дейдре Шилсин, – провозгласил Джордж.

– А ну-ка еще, – попросил мистер де Копф.

Джордж написал его огромными буквами и пустил листок по кругу. Солли де Копф долго изучал его.

– Но ты произносил его еще как-то по-другому? – спросил он.

– Ирландцы произносят это как "Шил-шон", – пояснил Джордж.

– Класс, – согласился Ал. – Но далеко ты с ним не уедешь. Безнадега. Ты знаешь, что они выделывают с "Дианой" или "Марией", чтобы было попроще. В один миг ее переделают в Диндре-Нилсин.

Однако Солли де Копф продолжал разглядывать имя.

– Мне нравится. – сказал он. – хорошо смотрится.

– Но, шеф…

– Я знаю, Ал. Успокойся. Если клиентам нравится звать Диану "Дин-энн", а эту "Диндре" – черт с ними! Они за это платят. Но оно в самом деле хорошо смотрится.