Текст книги "Книга утраченных сказаний. Том I"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

III
ПРИШЕСТВИЕ ВАЛАР И СОЗДАНИЕ ВАЛИНОРА

[THE COMING OF THE VALAR AND THE BUILDING OF VALINOR]

^{Как я уже отметил, данное сказание следует за Музыкой Айнур без разрыва в повествовании; в тексте нет никакого названия. Сам текст содержится в трех разных тетрадях (Утраченные Сказания записаны в весьма запутанном порядке: части разных сказаний чередуются друг с другом); на обложке тетради с началом сказания, продолжающим Музыку Айнур, написано «содержит также Пришествие Валар и начало Создания Валинора». Текст написан чернилами поверх стертого карандаша.}

Когда же Румиль закончил и воцарилась тишина, Эриол, помолчав, промолвил:

– Воистину велик сей рассказ, весьма нов и странен он для моего слуха. Но мнится мне, что большая часть того, о чем поведал ты, случилась вне этого мира, и если ведаю я ныне, откуда проистекает жизнь его, движение и основной замысел его истории, хотелось бы мне услышать о самых давних событиях, свершившихся в его пределах: о трудах валар и о великих, что были в те древнейшие дни. Скажи мне, откуда взялись и Солнце, и Луна, и Звезды, и как обрели они места, где пребывают, и пути, коими следуют? А более того – откуда земные материки, Внешние Земли, великие моря и Волшебные Острова? И также хотелось бы мне услышать твои мудрые и удивительные рассказы об эльдар и их появлении и о приходе людей.

Тогда ответил Румиль:

– Вопросы твои едва ли не длиннее и многословнее самих моих сказаний, а любопытство твое осушит, пожалуй, колодец и глубже, чем мои знания, буде позволю я тебе испить из него и не запрещу снова прийти к нему, если таково твое желание. Воистину, не ведаешь ты, о чем просишь, не знаешь и того, как длинны и запутанны те истории, что ты хочешь услышать. Взгляни, солнце стоит уже высоко над крышами, и сии часы дня не для рассказов. Скорее уж настало время – и давно – прервать пост.

С такими словами Румиль спустился вниз по аллее, усаженной орешником, и, пройдя солнечную полянку, весьма быстро вошел в дом, хотя и смотрел по дороге себе под ноги.

Но Эриол остался сидеть и размышлять в беседке, думая том, что он услышал, и множество вопросов приходило ему в голову – тех, что он желал бы задать, и позабыл он о том, что не вкушал пищи. Но тут пришел Сердечко с товарищем, что нес покрывала и чистое белье, и молвили они Эриолу:

– Румиль Мудрый сказал, что ты, должно быть, лишился чувств в Беседке Дроздов от голода и усталости, ибо утомил тебя его болтливый язык. И мысля, что это вполне вероятно, мы пришли помочь тебе.

Тогда Эриол поблагодарил их и, прервав свой пост, провел остаток этого дивного дня погруженный в глубокие размышления, укрывшись в тихих аллеях сада; и не было там недостатка в отрадных местах для прогулок, ибо хотя ограждали сад мощные каменные стены, спрятанные за фруктовыми деревами или укрытые вьющимися растениями, чьи золотые и алые цветы светились под солнцем, множество укромных местечек и уголков, рощиц и лужаек, тенистых дорожек и покрытых цветами полян таил этот сад, и бесконечно можно было бродить по нему, всякий раз находя что – нибудь новое. И все же тем больше была радость Эриола, когда наступила ночь и опять осушались чаши за то, чтобы «вновь зажглось Волшебное Солнце», и когда, воздев свечи, все вновь отправились в комнату, где горел Огонь Сказаний.

Тогда вопросил Линдо:

– Быть ли, как обычно, рассказам этой ночью или станем мы слушать музыку и песни?

И многие отвечали – «Пусть будут песни и музыка». Тогда поднялись искусные в этом и пели старые песни, и, быть может, возвращали к жизни забытое искусство менестрелей Валинора – здесь, в комнате, залитой мерцающим светом очага. Иные читали и стихи о Коре и Эльдамаре – небольшие отрывки, что сохранились от прежнего богатства; но вскоре смолкли и песни, и музыка – настала тишина, и бывшие здесь задумались об ушедшей красоте, горячо желая, дабы вновь возгорелось Волшебное Солнце.

Наконец, обратился Эриол к Линдо, говоря:

– Некто Румиль, привратник, и, сдается мне, великий мудрец, этим утром, в саду, поведал мне о начале мира и пришествии валар. Как бы мне хотелось услышать о Валиноре!

Тогда сказал Румиль, что сидел на табурете в темном углу:

– Тогда с позволения Линдо и Вайрэ начну я сказание, иначе не прекратишь ты задавать вопросы. И пусть присутствующие здесь простят меня, если снова услышат они старые истории.

Вайрэ же отвечала, что сии слова о самых давних днях нескоро еще устареют для слуха эльдар.

Тогда сказал Румиль:

– Вот как явились Манвэ Сулимо и Варда Прекрасная. Варда – та, кто, творя Музыку, думала о свете – белом и серебряном – и о звездах. Оба они, создав себе могучие крила, быстро устремились чрез три слоя воздуха. Темный и недвижный Вайтья окутывает собой мир и то, что вне его, Ильвэ же – голубой и чистый, и струится он среди звезд, и наконец достигли они слоя Вильна, что сер и в котором могут летать птицы.

Пришло с ними множество меньших вали, тех, что любили их и пели рядом с ними и играли музыку созвучно им. То были манир и сурули – сильфы воздуха и ветров.

Однако как ни скоро летели они, Мэлько явился раньше них, стремглав пронесшись в воздухе, пламенея из-за быстроты своего полета, и бушевали моря там, где он погрузился в волны, горы над ним извергли пламя, а земля разверзлась, колеблясь; и Манвэ, глядя на это, гневался.

Затем явились Улмо и Аулэ, и вместе с Улмо не пришел никто, кроме одного только Салмара, известного после как Нолдорин, и, хотя добрым было сердце Улмо, часто предавался он в одиночестве глубоким думам и был молчалив, нелюдим и надменен даже с айнур; вместе же с Аулэ пришла великая владычица Палуриэн, которой в радость изобилие и плоды земли, и потому давным-давно эльдар назвали ее Иаванной. Вместе с ними появилось множество духов деревьев и лесов, долин, рощ и гор – и те, что поют среди трав поутру или в хлебах ввечеру. То были нэрмир и тавари, нандини и оросси, брауни, фэй, пикси, лепреконы и другие, что не имеют имен, ибо число их весьма велико. Но не должно путать их с эльдар: они родились прежде мира, старше старейших его, и, будучи не от мира, часто смеются над ним, ибо не творили его, и для них он по большей части – игра. Эльдар же родились в мире и любят его великою и горячей любовью – по этой причине печальны они в самой радости своей.

Следом за величайшими этими владыками пришел Фалман-Оссэ, повелитель волн морских, и Онэн, супруга его, а с ними – оарни, фалмарини и длиннокудрые вингильди – духи пены и океанского прибоя. Был Оссэ вассалом и подчиненным Улмо, но было так из страха и благоговения перед ним, а не из любви. За ним пришел Тулкас Полдорэа, радующийся своей силе, и братья Фантури: Фантур Снов – тот, кто зовется Лориэн Олофантур, – и Фантур Смерти, Вэфантур Мандос, а также те две, кого называют Тари, бесконечно почитаемые владычицы, королевы валар. Одна из них – супруга Мандоса, и все знают ее как Фуи Ниэнну, ибо всегда грустна она и вечно скорбит и плачет. Множество иных имен есть у нее, но их вспоминают нечасто, и все они печальны, ибо она – Нури, вздыхающая, и Хэскиль, что приносит зиму, и все должны склониться перед ней, ибо она – Квалмэ-Тари, госпожа смерти. Но другая была супруга Оромэ Охотника, называемого Алдарон, владыка лесов, чьи радостные клики разносятся над вершинами гор и кто почти столь же силен, сколь вечно юный Тулкас. Оромэ – сын Аулэ и Палуриэн, а Тари, супруга его, всем известна как Вана Дивная; любит она радость, юность и красоту, и счастливейшая из всех живущих, ибо она – Туилэрэ, или, как говорят валар – Вана Туивана, приносящая весну, и всяк возносит хвалу ей, Тари-Лайси, госпоже жизни.

Однако, когда все они пересекли границы мира и Вильна всколыхнулся от их прихода, явились в спешке, опоздав, Макар и свирепая сестра его Мэассэ, и было бы лучше, если бы никогда не нашли они дорогу в мир и навсегда оставались с айнур за гранью Вайтья и звезд, ибо оба они – духи раздора и с несколькими иными меньшими духами, что пришли вместе с ними, были первыми и главными из тех, кто присоединился к разладу Мэлько и кто помог ему творить его музыку.

Последним из всех пришел Омар, которого еще называют Амилло, самый младший из великих валар, и пел он, когда появился.

Затем, когда эти великие духи собрались вместе в мире, Манвэ обратился к ним, молвив:

– Узрите ныне! Как могут валар пребывать в этом прекрасном месте и быть счастливы, радуясь его богатствам, если Мэлько будет дозволено разрушить его, творя огонь и беспорядок, так что не станет у нас места, дабы восседать в покое, и не сможет земля цвести, а замыслы Илуватара не воплотятся?

Тогда все валар разгневались на Мэлько, и лишь только Макар говорил против Манвэ; но остальные выбрали нескольких из своего числа, дабы найти лиходея, и то были Мандос и Тулкас; ибо грозного вида Мандоса боялся Мэлько более всего, кроме, разве что, мощной длани Тулкаса, что был вторым.

И вот, они вдвоем отыскали его и принудили явиться к Манвэ, и Тулкас, чье сердце невзлюбило коварство Мэлько, ударил его кулаком, и тот стерпел, но ничего не забыл. Однако учтиво говорил он с богами и молвил, что причинил он немного вреда, бурно радуясь новизне мира; также сказал он, что ничего не мыслил он содеять против власти Манвэ или достоинства Аулэ и Улмо, и ничего не замышлял он, что повредило бы хоть кому-то. И еще посоветовал он, дабы валар расстались ныне, и каждый из них поселился бы среди того, что любил боле всего на Земле, и чтобы никто не пытался проявлять свою власть за пределами этих границ. Было в том некое скрытое порицание Манвэ и Улмо, однако среди прочих богов одни приняли его слова за правду и последовали бы его совету, другие же – не поверили; пока они спорили, Улмо поднялся и отправился к Дальним Морям, что лежат за Внешними Землями. Не любил он многословье и скопление народа, а в тех глубоких водах, пустых и недвижных, собирался он поселиться, оставив владычество над Великими и малыми морями Оссэ и Онэн, своим вассалам. Но всегда волшебством своим из глубины дальних морских чертогов Улмонан управлял он слабейшими течениями Тенистых Морей и повелевал озерами, источниками и реками мира.

Такова была Земля в те дни, и не изменилась она с тех пор, кроме как древними трудами валар. Обширнейший из всех краев – Великие Земли, где поселились и бродят люди, а среди холмов поют и танцуют Утраченные Эльфы; но за западными пределами той земли лежат Великие Моря, и в бескрайних водах запада бесчисленны малые земли и острова, за которыми катят свои волны одинокие моря, чьи волны шумят у Волшебных Островов. Еще дальше, там, куда заплывали лишь немногие корабли смертных, раскинулись Тенистые Моря, где качаются на волнах Сумеречные Острова и бледная Жемчужная Башня высится над их самым дальним западным мысом; но покуда не была она построена, и простирались темные Тенистые Моря до самого их дальнего берега, что в Эрумане.

Ныне Сумеречные Острова считаются первой из Внешних Земель, к которым еще причисляют Эруман и Валинор. Эруман – или Арвалин – лежит на юге, но Тенистые Моря простираются до самых берегов Эльдамара на севере; а корабли должны плыть еще дальше, чтобы достичь этих серебряных берегов, ибо за Эруманом вздымаются Горы Валинора, огромным кольцом выгибающиеся на запад, а Тенистые Моря на севере Эрумана образуют просторный залив, так что волны разбиваются о подножие великих утесов и Гор, стоящих над самым морем. Там вздымается великая Таниквэтиль, чей вид величественен. Высочайшая из всех гор, облачена она в чистейшие снега; взирает она с дальней стороны залива на юг через Эруман и на север – через Залив Фаэри; все Тенистые Моря, даже паруса кораблей в залитых солнцем водах великих океанов и скопления народа в западных гаванях земель людей можно было впоследствии видеть с ее вершины, хотя расстояние до них измеряется в бессчетных лигах. Но пока Солнце не встало, Горы Валинора не были подняты, и обширная долина Валинора лежала холодная. Я никогда не видел и не слышал о том, что за Валинором, кроме того, что точно лежат там темные воды Внешних Морей, где нет приливов и отливов; весьма холодны и разрежены те воды, так что ни одна лодка не может скользить по их лону и ни одна рыба – плавать в их глубинах, кроме зачарованной рыбы Улмо и его волшебной колесницы.

Туда он отправился ныне, боги же совещались, раздумывая о словах Мэлько. И советовали Аулэ и его супруга Палуриэн, что были более всех опечалены вредом, нанесенным смутой Мэлько, и нисколько не поверили его обещаниям, чтобы боги не расходились, как просил Мэлько, дабы не задумал он случаем нападать на них по одиночке или нанести вред их владениям.

– Разве не могущественнее он, – молвили Аулэ и Палуриэн, – нежели каждый из нас, кроме одного только Манвэ? Давайте лучше построим жилище, где мы сможем вместе жить в радости, покидая его лишь тогда, когда надо заботиться о наших богатствах или осматривать наши владения. Даже тот, кто считает иначе, может поселиться там на время и найти покой и отдых после трудов в мире.

Ныне разум и руки Аулэ уже жаждали творить вещи, и оттого настаивал он на этом замысле; и большая часть богов решила, что это хороший совет, и отправились они, дабы найти место в мире, где поселиться. Стояли дни Сумерек (Ломэнданар), ибо был тогда свет – золотой и серебряный, но, не собранный еще воедино, трепетал и струился он в воздухе изменчивыми потоками или временами мягко ниспадал на землю сверкающим дождем и бежал по ней, подобно воде; и в те времена Варда, забавляясь, поместила несколько звезд на небеса, но было их тогда немного.

В этом сумраке боги обошли север и юг, увидев немногое; в этих краях нашли они великий холод и одиночество, и власть Мэлько, что все набирала силу; но Мэлько и его слуги рыли на севере, строя мрачные залы Утумны, ибо и не думал он поселиться среди других, хотя и притворялся на время, будто относится мирно и дружественно к остальным.

Теперь, когда кругом стояла тьма, Аулэ убедил Мэлько возвести две башни – на севере и на юге, на каждую из которых хотел он поместить по великой светильне. Их сделал Аулэ сам, из золота и серебра, а Мэлько сотворил столпы и были они очень высоки и светились подобно бледно – голубым кристаллам; и когда Аулэ ударил по ним рукой, они зазвенели, словно металлические. Они поднимались сквозь нижний слой воздуха, достигая Ильвэ и звезд. Сказал Мэлько, что сделаны они из неразрушимого материала великой прочности, который сотворил он сам, и солгал он, ибо знал, что они – изо льда. И тот столп, что на севере, назвал он Рингиль, а тот, что на юге – Хэлькар, и вот, лампы были готовы и поставлены на них, наполненные собранным светом – серебряным на севере и золотым – на юге. Немало этого света Манвэ и Варда собрали с небес, дабы боги могли лучше рассмотреть места на земле и выбрать красивейшее для своего дома.

Теперь при свете огня странствовали они по востоку и западу, и восток был холмистой пустошью, а запад – сосредоточием великих морей мрака, так что собрались боги на Сумеречных Островах и стояли там, разглядывая западные пределы, как вдруг светильни севера и юга замигали и рухнули, и когда они упали, воды поднялись вокруг островов.

Тогда не поняли боги, что произошло, а случилось так, что пламя тех светилен растопило предательский лед столпов Мэлько – Рингиля и Хэлькара, и огромные потоки воды хлынули от них в Тенистые Моря. Столь велико было таяние, что хотя эти моря были поначалу невелики, зато чисты и теплы, ныне стали они черными и огромными, и легли над ними туманы и глубокие тени, ибо громадные холодные реки влились в них. Так были низвергнуты с высоты великие светильни, и гром их падения сотряс звезды, и часть их света снова расплескалась по небу, но большая – вылилась на землю, став причиной появления пожаров и пустынь, ибо велика была сила того огня, покуда не собрался он в озера и пруды.

Тогда настало время первой ночи, и длилась она бесконечно долго; а валар весьма разгневались на предательство Мэлько. Поднявшись и бурля возле самых ног, грозили захлестнуть их сумеречные моря, что уже сокрыли в своих волнах множество островов.

Тогда Оссэ, ибо Улмо не было там, призвал к себе оарни и, объединив свои усилия, повлекли они остров, на котором стояли валар, из тех вод на запад, пока не достигли Эрумана, чьи высокие берега сдержали злой потоп; и то был первый прилив.

Тогда рек Манвэ:

– Теперь построим же мы спешно жилище, что станет защитой от зла.

И отправились они в Арвалин и узрели огромную равнину, что простиралась на бесчисленные лиги, достигая самих Внешних Морей. Это место, по словам Аулэ, вполне подошло бы для великого строительства и для создания прекрасных царств; для того валар и весь их народ сначала собрали самые громадные скалы и камни Арвалина и соорудили огромные горы между ним и той равниной, которую назвали они теперь Валинор, или Страна Богов. Поистине, сам Аулэ трудился семь веков по слову Манвэ, воздвигая Таниквэтиль, и рокот наполнил сумрак мира, и Мэлько услышал шум их работы. По причине их долгих трудов стала долина Эрумани весьма широкой и на диво ровной, ведь убрали они все камни и скалы, что были там; а горы Валинора поднялись нерушимы и неприступно-высоки. Увидев, наконец, эту мощную крепость меж Валинором и миром, боги вздохнули спокойно; но Аулэ и Тулкас поспешили в мир со многими из своего народа и принесли сюда, что смогли: мрамор и камень, железо, золото, серебро, бронзу и прочие всевозможные вещества, которые сложили на равнине, и Аулэ принялся за работу.

Но вот молвил он:

– Негоже работать в этом мраке, и злым было деяние Мэлько, которое разрушило прекрасные светильни.

Варда же ответствовала ему, говоря:

– Немало еще света осталось и в воздухе, и того, что разлился по земле.

И она пожелала собрать его вновь и поставить маяк на Таниквэтиль. Но Манвэ не пожелал, чтобы с небес собрали остатнее сияние, ибо и без того уже сгустилась тьма ночи, но по его просьбе Улмо поднялся из глубин и направился к блистающим озерам и прудам, наполненным сиянием. Там собрал он реки света в большие сосуды, пустив снова воды на их место, и с этим вернулся в Валинор. Там свет этот вылили в две огромные чаши, что сотворил Аулэ, работая во мраке, к возвращению Улмо, и были они названы Кулуллин и Силиндрин.

Потом в срединной долине выкопали они две огромные ямы и, хотя разделены они лигами, все же недалеки друг от друга в сравнении с безбрежностью этой равнины. В одну из них поместил Улмо семь золотых самородков, добытых им из самых потаенных глубин моря, и был брошен туда осколок светильника, горевшего прежде на столпе Хэлькар, что на юге. Затем засыпали они яму плодородной почвой, которую создала Палуриэн, и пришла Вана, что любит жизнь и солнечный свет и под чьи песни поднимаются и раскрываются цветы, и переливы голосов тех дев, что собрались вокруг нее, были подобны веселому гомону народа, что торопится на улицу в ясное утро. Там, над курганом, пела Вана песню весны и танцевала вокруг, изливая на него потоки золотого света, который Улмо принес от мерцающих озер и которым в конце был Кулуллин почти переполнен.

Но во вторую яму бросили они три огромных жемчужины, что Оссэ нашел в Великом Море, и вслед за ними Варда положила туда маленькую звезду, и они покрыли все это пеной и белыми туманами, а сверху слегка присыпали землей, а Лориэн, что любит сумерки, трепещущие тени и душистые запахи, несомые вечерними ветрами, владыка снов и видений, сел рядом и беззвучно и быстро нашептывал, пока его духи наигрывали едва слышные мелодии подле него, и казалось, словно в темноте, от далеких жилищ, доносится эта музыка; и боги поливали тот холм реками белого сияния и серебряного света, которым Силиндрин был наполнен до краев – и когда они окончили работу, был Силиндрин все еще полон.

Тогда явилась Палуриэн, Кэми, владычица Земли, супруга Аулэ, мать владыки лесов, и плела заклинания над этими двумя холмами, творя таинственные чары жизни и роста, чары юных листьев, цветения и созревания плодов, однако ни слова об увядании не было в этой песне. Закончив петь, надолго умолкла она, размышляя; валар же восседали вокруг этого места, и темна была равнина Валинора. Но вот прошло время, и во мраке вспыхнул, наконец, яркий золотой проблеск, и крик радости и хвалы вырвался у всех валар и у тех, кто был с ними. И вот, из того места, куда пролилась влага Кулуллина, поднялся тонкий побег, и от его коры лилось бледно – золотое сияние; и росток поднимался ввысь, и спустя семь часов вздымалось на том месте могучее древо, такое, что все валар и их народ могли усесться под его ветвями. Стройным и высоким было то древо, и ничто не могло пробить его гладкую кору, которая испускала слабый золотистый свет по всей его огромной высоте. Его прекрасные ветви простирались во все стороны, и золотистые почки набухали на всех побегах и веточках, и из них появлялись ярко – зеленые листья, чьи края светились. Немало дивного света давало то древо, но на глазах у валар в великом изобилии распустились на нем цветы, так что скоро все его ветви покрылись колеблющимися гроздьями золотых цветов, подобных мириадам висячих светильников, горящих огнем, и свет сочился с их кончиков и капал на землю с благозвучным звоном.

И боги вознесли хвалу Ване и Палуриэн и возрадовались в свете, говоря им:

– О, воистину прекрасно сие древо, и должно ему иметь свое имя.

И Кэми молвила:

– Пусть зовется оно Лаурэлин, ибо ярки его цветы и прекрасна музыка его росы.

Но Вана пожелала назвать его Линдэлоксэ, и оба имени остались.

И прошло двенадцать часов с тех пор, как показался первый побег Линдэлоксэ, и в сей час вспышка серебряного света пронзила золотистое сияние, и валар узрели росток, поднимающийся из того места, куда пролилась влага Силиндрина. Нежно-белая кора его мерцала, словно жемчуг, и подымался он так же быстро, как Лаурэлин, и пока он рос, сияние Лаурэлин убывало, и свет его цветов стал тусклее, пока древо не засветилось слабо, так, словно заснуло; но вот другое выросло теперь – такое же высокое, как Лаурэлин, и был его ствол еще стройнее и изящнее, а кора – как шелк, но ветви росли чаще, сплетаясь плотнее, побеги кустились гуще, и выпустили они потоки голубовато – зеленых листьев, подобных наконечникам копий.

И взирали валар в изумлении, но Палуриэн рекла:

– Не закончился еще рост этого древа.

И пока она говорила, древо расцвело, и соцветья его не висели гроздьями, но были как отдельные цветы, и каждый рос на тонком стебле, что качались согласно, и были те цветы как сребро, жемчуг и блистающие звезды, и горели они белым огнем; и казалось, словно у дерева бьется сердце, его сверкание трепетало, нарастая и убывая. Свет подобно жидкому серебру сочился от его ствола и стекал на землю, и по равнине разлилось великое свечение, хотя не было оно таким ярким, как свет золотого дерева, а из-за огромных его листьев и из-за биения его внутренней жизни беспрерывно трепетали тени в озере его сияния, тени весьма четкие и черные; тогда Лориэн не мог сдержать радости и даже Мандос улыбнулся. Но молвил Лориэн:

– Внемлите! Я дам имя этому древу, и будет оно зваться Сильпион.

И таково было его имя с тех пор. Тогда Палуриэн поднялась и сказала богам:

– Соберем же теперь весь свет, что падает каплями на землю с этого дивного древа и поместим в Силиндрин и пусть берут его оттуда понемногу. Смотрите, это дерево, когда пройдут двенадцать часов его сильнейшего света, тоже поблекнет, и тогда Лаурэлин ярко засияет снова; но чтобы не истощилось оно, бережно поливайте его из чаши Кулуллин в час, когда тускнеет Сильпион, а для Сильпиона сделайте вы то же самое, выливая обратно собранный свет из глубокой чаши Силиндрин при каждом убывании света золотого дерева. Свет – это сок этих дерев, и сок их – свет.

И значили сии слова ее, что хотя эти древа должно поливать сиянием их, дабы струился в них сок и жизнь, однако, живя и произрастая такими, как есть, давали они свет в великом изобилии, много больше того, что выпивали их корни; боги послушались ее слов, и Вана возложила на одну из своих дев, звавшуюся Урвэн, труд поливать Лаурэлин, а Лориэн повелел Сильмо, юноше, коего любил он, заботиться об освежении Сильпиона. Посему сказано, что стоило лишь полить каждое из древ, как наступали удивительные сумерки – златые и сребряные – и смешение света невиданной красы, пока одно древо не потухало совершенно, а другое не возгоралось полным сиянием.

Теперь при свете древ было Аулэ легко и удобно работать, и занимался он многими делами, а Тулкас помогал ему, и Палуриэн, мать волшебства, была вместе с ним. Сначала на Таниквэтиль было возведено великое обиталище для Манвэ и поставлена сторожевая башня. Оттуда отправлял Манвэ своих стремительных ястребов и встречал их, когда они возвращались, и туда часто прилетал в позднейшие дни Соронтур, Король Орлов, которому Манвэ дал великую силу и мудрость.

Был тот дом построен из мрамора голубого и белого и стоял посреди снежных полей, а крыши его были сделаны из сплетений того лазурного воздуха, что называется ильвэ и лежит над белым и серым слоями. Те сплетения сотворили Аулэ и супруга его, а Варда изукрасила звездами, и Манвэ поселился в том доме; на равнине же, в ярком свечении дерев, стояли дома прекрасного и радостного града, что звался Валмар. Ни металла, ни камня, ни древесины могучих деревьев не пожалели на его строительство. Были золотыми их крыши и серебряными – полы, а двери – из полированной бронзы; возвели их с помощью магии и скрепили стены их волшебством.

Отдельно от тех домов, рядом с открытой долиной помещался огромный чертог, и был то дом Аулэ, полный волшебными тканями, сплетенными из света Лаурэлин, сияния Сильпиона и мерцания звезд; но другие были сплетены из нитей золота и серебра, железа и бронзы, выкованных не толще паутины, и были на них с великим искусством вытканы события музыки Айнур, так что изображали они то, что было уже, и то, что еще будет, или же то, что явилось лишь в славе разума Илуватара.

Во дворе росли некоторые из тех дерев, что после появились на земле, и лежало средь них озеро голубой воды. Множество фруктов падало с них на землю и на траву, что росла по берегам озера, и собирали их девы Палуриэн для пиров ее и ее владыки.

Был и у Оссэ великий дом, где жил он, когда происходили советы валар или же если утомлял его шум морских волн. Онэн и оарни принесли тысячи жемчужин для этого дома, и полы его были морской водой, а гобелены походили на сверкание серебряной рыбьей чешуи; крышей же служила морская пена. Улмо жил не в Валмаре и ушел оттуда, едва тот был построен, во Внешние Моря. Когда надо было ему побыть в Валиноре, жил он в чертогах Манвэ, но случалось это не так уж часто. Лориэн также поселился далеко, и был его чертог огромным и сумеречным, и росли возле него бесконечные сады. Мурмуран назвал он свое обиталище, которое Аулэ построил из туманов, собранных за Арвалином, над Тенистыми Морями. Располагалось оно на юге, у подножия Гор Валинора, на границе королевства, но удивительные сады его широко раскинулись, достигая подножия Сильпиона, чей свет причудливо освещал их. Были они полны лабиринтов и запутанных дорожек, ибо Палуриэн подарила Лориэну множество тисов, кедров и сосен, что источали в сумерках аромат, навевающий дремоту; и нависали они над глубокими озерами. Светляки ползали по их берегам, а Варда поместила звезды в их глубину на радость Лориэну, духи его дивно пели в сих садах, а благоухание ночных цветов и песни сонных соловьев наполняли их великим очарованием. Также росли там маки, светившиеся алым в сумерках, и боги называли их фумэллар – цветы сна, а Лориэн часто прибегал к ним для для своих чар. В самом сердце прекрасного этого сада стоял в кольце темных, высоко вздымающихся кипарисов, глубокий сосуд Силиндрин. Там покоился он на ложе из жемчужин, и недвижная его поверхность светилась серебряными искрами, и тени деревьев лежали на ней, а Горы Валинора могли взирать на свои лики, что отражались там. Лориэн, вглядываясь туда, зрел множество таинственных видений, пробегавших по воде, и никогда никто не тревожил сон Силиндрина, разве что Сильмо приходил неслышно с серебряным кувшином набрать толику его мерцающей прохлады и тихо шествовал прочь, дабы полить корни Сильпиона, пока не разгорелось златое древо.

Иным было разумение Тулкаса, что жил в самой середине Валмара. Самый юный, силен он и крепок телом, и потому зовется он Полдорэа, тот, кто любит игры и стрельбу из лука, кулачный бой, борьбу, бег, прыжки и песни, что сопутствуют веселым пирам, когда налитая до краев чаша ходит по кругу. Между тем вовсе не любил он спорить и затевать драку без причины, как Макар, хотя нет никого из валар или уванимор (последние суть чудовища, великаны и исполины), кто не боится силы его рук или удара его одетого железом кулака, когда есть у него причина для гнева. А жилище его было домом веселья и шумной радости; и вздымался он высоко в небо несколькими ярусами, высилась там башня из бронзы, и медные столпы поддерживали просторную аркаду. Во дворе его играли и соперничали друг с другом в доблести, и там временами прекрасная владычица Нэсса, супруга Тулкаса, разносила кубки доброго вина и прохладное питье игрокам. Но более всего любила она уходить к прекрасным лужайкам, чьи травы Оромэ, брат ее, собрал на самых щедрых своих лесных полянах, а Палуриэн посадила там эти травы, зачаровав их так, что оставались те лужайки всегда зелеными и ровными. Там танцевала она со своими девами, пока цвела Лаурэлин, ибо не была ли в танце она более искусна, нежели сама Вана?

Жил также в Валмаре и Нолдорин, издревле известный как Салмар: то играл он на арфах и лирах, то восседал под Лаурэлин под благозвучный голос своих струн. Там под его музыку радостно пел Амилло, которого еще называют Омар и чей голос – прекраснейший из всех голосов, кто знает все песни на всех наречиях; и если не пел он под арфу своего брата, то голос его переливался в садах Оромэ, когда юная дева Ниэликви танцевала в тех лесах.

У Оромэ же были обширные владения, которые любил он необычайно – и не меньше любила их Палуриэн, мать его. Рощи деревьев, что насадили они на равнине Валинора и даже в предгорьях, нельзя сравнить с тем, что есть на Земле. Резвились там звери: олени – среди дерев, и скот пасся среди широких лугов; бизоны жили там и лошади бродили свободными, но никогда они не забредали в сады богов, хотя жили в мире и не было в них страха, ибо хищники не жили среди них, а Оромэ никогда не охотился в Валиноре. И хотя он несказанно любил свое королевство, часто отправлялся он во внешний мир – гораздо чаще, чем Оссэ, и также часто, как Палуриэн, и там стал он величайшим из охотников. Но в Валмаре его чертоги просторны и невысоки, и бесценные роскошные шкуры и кожи брошены на пол или висят на стенах, и также – копья, и луки, и ножи. Посреди каждой комнаты и залы растет живое древо, что поддерживает крышу и чей ствол увешан охотничьими трофеями и оленьими рогами.