Текст книги "Книга утраченных сказаний. Том I"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

Но вот приближается к тем краям сей чудный флот, и жадно взирают очи. Высится там Таниквэтиль, и пик этот с одной стороны темно – пурпурный от мрака Арвалина и Тенистых Морей, а с другой – сияет великолепием по причине света Древ Валинора. Там, где омывали моря те древние берега, задолго до того, как разбивался о них прибой, Древо Лаурэлин освещало морские волны днем, а Сильпион – ночью. И тени мира мгновенно исчезали, и волны смеялись. Сквозь перевал в тех прибрежных горах проникал отблеск Валинора, и там высился холм Кор, к которому ведет от залива белый песок – но подножье Кора подымается из зеленой воды, а за ним полоса золотого песку убегает дальше, чем видит глаз. Поистине, кто кроме Улмо слышал или видел то, что за Валинором? Но точно, что там простираются темные воды Внешних Морей, что не знают ни прилива, ни отлива и весьма прохладны. Столь разрежены они, что никакое судно не может плыть по их лону, и немногие рыбы живут в их глубине.

Но ныне на холме Кор царит радостное оживление, а все тэлэри и нолдоли выходят из ворот, ожидая появления белого флота у своих берегов. И корабли уже минуют тень и теперь очутились в ярком свете, озаряющем излучину залива. Вот корабли вытащены на берег, и солосимпи танцуют и играют на раковинах, чьи звуки смешиваются с пением тэлэри и негромкой музыкой нолдоли.

Далеко позади лежит в тишине Тол Эрэссэа, чьи леса и берега безмолвствуют, ибо почти все стаи морских птиц улетели вслед за эльдар и стенали ныне у берегов Эльдамара: но Оссэ остался там в отчаянии, и долго пустуют его серебряные чертоги в Валмаре, ибо немало времени миновало, прежде чем приблизился Оссэ к ним и пересек границу тени, до которой долетал лишь отдаленный плач морских птиц.

Но пожив недолго в Коре, поселились солосимпи в странных обиталищах меж прибрежных утесов. Являлся им Улмо и восседал среди них, как прежде на Тол Эрэссэа. И было то для него время величайшей радости и покоя, и передал Улмо солосимпи всю свою мудрость и любовь к музыке, каковую те жадно впитывали. Творили они музыку, свивая ее из нитей-звуков, нашептанных водой в пещерах или гребнями волн, обласканных нежными ветрами. И с тем сплетали солосимпи стенание чаек и эхо, вторившее их благозвучным голосам возле собственных их жилищ. Тэлэри же и Инвир сбирали [?жатву] стихов и песен, чаще всего являясь меж богов и танцуя в горних чертогах Манвэ на радость Варде Звездной, или же наполняя улицы и дворы Валмара своими необычными и чарующими торжествами и пирами. Для Оромэ и Нэссы танцевали они на зеленых лужайках, поляны Валинора видели тэлэри меж залитых золотом дерев, и Палуриэн радовалась, взирая на них. Часто присоединялись к ним нолдоли, извлекая из своих многочисленных арф и виол музыку, что была весьма благозвучна – и возлюбил их Салмар. Но нигде не находили нолдоли большего удовольствия, нежели в чертогах Аулэ и в собственных своих возлюбленных жилищах в Коре, мастеря премногие диковины и сплетая бесчисленные повести. Весь град свой наполнили они картинами, вышитыми завесами и наитончайшей резьбой, и даже Валмар их искусные руки сделали еще чудеснее.

Теперь должно поведать о том, что солосимпи часто путешествовали по ближним морям на своих лебединых кораблях, влекомых птицами или движимых огромными веслами, которые солосимпи сделали схожими с перепончатыми лапами лебедя или утки; и сетью со дна морского подняли они в изобилии тонкие раковины тех волшебных вод и бесчисленное множество чистейшего жемчуга, сиявшего подобно звездам. И великолепию тех жемчужин радовались солосимпи, а остальные эльдар – завидовали, желая, дабы сияние жемчуга украсило град Кор.

Но те из нолдоли, коих более всего наставлял Аулэ, втайне непрерывно трудились, получив от Аулэ в изобилии металлы, камни и мрамор. Еще с позволения валар было им даровано немало сияния Кулуллина и Тэлимпэ, хранимого в сокрытых сосудах. Звездным светом поделилась с ними Варда, а Манвэ – лазурными прядями ильвэ; влагой – прозрачнейшие заводи залива Кора, и кристально – чистыми каплями – искрящиеся фонтаны дворов Валмара. Росу сбирали нолдоли в лесах Оромэ, цветочные лепестки всех оттенков, благоухавшие всеми ароматами, – в садах Йаванны, охотясь за лучами Лаурэлин и Сильпиона среди листвы. Собрав же все эти дивные и сверкающие сокровища, получили они от солосимпи множество белых и розовых раковин, чистейшую пену и, наконец, – несколько жемчужин. Взяв их за образец, измыслили и сотворили нолдоли великими трудами из всех самых прекрасных веществ Земли с помощью знаний Аулэ и волшебства валар первые самоцветы. Кристаллы создали они из родниковой воды, переливающейся в свете Сильпиона; янтарь, хризопразы и топазы загорелись в их руках, сотворили нолдоли и гранаты с рубинами, окрашивая их хрустальную плоть, кою научил их делать Аулэ, соками роз и алых цветов, даровав каждому самоцвету огненное сердце. Изумруды создавали они из воды залива у подножия Кора и сверкания травы на полянах Валинора; в великом изобилии наделали они сапфиров, [?пронизав] их воздухом Манвэ; а еще были аметисты и лунные камни, бериллы и ониксы, агаты, созданные смешением мрамора разных оттенков, и многие полудрагоценные камни. Возрадовались сердца нолдоли и, не довольствуясь малым, сотворили они бесчисленное множество драгоценных камней, покуда не исчерпали запас чудесных веществ. И невозможно стало долее скрывать великие груды самоцветов, что сверкали при свете подобно искрящемуся цветнику. Тогда, взяв имевшиеся у них жемчужины и почти все свои драгоценные камни, сотворили нолдоли новый самоцвет – молочно-бледный, переливающийся оттенками всех прочих камней, – и сочли его весьма дивным. То были опалы. Однако ж иные из нолдоли продолжали свои труды, и из звездного света, чистейших капель воды, росы Сильпиона и самого разреженного воздуха создали они алмазы и не мыслили, что кто-то сделает камни более дивные.

Тогда восстал Фэанор из нолдоли и отправился к солосимпи испросить великую жемчужину, а сверх того обрел он кувшин, наполненный ярчайшим свечением морской пены во мраке, и с тем возвратился домой. Собрав все остальные самоцветы и соединив их отблески при свете белых светильников и серебряных свечей, взял Фэанор мерцание жемчуга и нежные оттенки опалов и, [?омыв] их свечением и сияющей росой Сильпиона, уронил туда одну-единственную капельку света Лаурэлин. И, поселив тот волшебный свет в тело из столь совершенного хрусталя, какой он один умел делать и которого не повторил бы и Аулэ – столь велико было утонченное проворство перстов Фэанора, – создал он драгоценный камень, что в глубочайшем мраке испускал собственное……….^{[прим.10]} сияние. И поместив камень в темноту, весьма долгое время просидел Фэанор, любуясь его красой. Затем сотворил он еще два камня, исчерпав свои припасы. И привел он взглянуть на свою работу остальных, что поверглись в глубочайшее изумление. И нарек он те драгоценные камни Сильмарилли, или, как ныне называем мы их на языке нолдоли – Силубрильтин^{[прим.11]}. Посему, хотя всегда полагали солосимпи, что никаким самоцветам нолдоли, даже величественно мерцающим алмазам, не превзойти их нежные жемчуга, все, кто зрел Сильмарили Фэанора, уверяли, что они – прекраснейшие из драгоценных камней, что когда-либо светились или [?сверкали].

Ныне от света тех самоцветных сокровищ чудесно искрится Кор, щедростью нолдоли обогатилась прелесть народа эльдалиэ, и утолены боги красой их. [?На диво] много сапфиров дано Манвэ, чье одеяние усыпано ими, Оромэ носит пояс с изумрудами, а Йаванне любезны все самоцветы, радость же Аулэ – в алмазах и аметистах. Одному Мэлько ничего не дали, ибо не искупил он еще многочисленных своих преступлений. И алкал он их безмерно, но ничего не сказал, притворившись, что ценит самоцветы ниже металлов.

Ныне достиг весь род эльдалиэ величайшего блаженства, а царственная слава богов и самый дом их исполнились величайшего блеска, что видел мир: Древа озаряли Валинор, и Валинор отражал их свет тысячей радужных искр; но лежали в оцепенении Великие Земли, темные и покинутые. Оссэ же сидел за пределами Валинора и смотрел, как бледный свет Сильпиона сверкает на кристаллах и алмазах, которые в изобилии рассыпали гномы по взморьям, а прозрачные осколки, что остались от трудов нолдоли, сверкают на обращенной к морю стороне Кора. Водоемы средь темных скал наполнены драгоценными камнями, и солосимпи, чьи одеяния расшиты жемчугом, танцуют вокруг них – и то было дивнейшее из всех взморий, а музыка вод у тех серебряных берегов чаровала превыше иных звуков.

Таковы были скалы Эльдамара, что видела я давным-давно, ибо предком моих предков был Инвэ^{[прим.12]}, старейший из всех эльфов, что и ныне жил бы в величии, не погибни он во время похода в мир, но Ингиль, сын его, давно возвернулся в Валинор и пребывает с Манвэ. Также в родстве я с танцующими на взморьях, и поведала я тебе то, о коем ведаю, что оно – правда; а волшебство и прелесть Залива Фаэри такова, что никто из видевших его тогда не может повествовать о нем без того, чтобы не перехватило у него дух и не прервался голос.

Так Королева Мэриль завершила долгое свое сказание, но Эриол хранил молчание, взирая на удлинившиеся лучи закатного солнца, протянувшиеся меж яблоневых стволов, и грезя о Фаэри. Наконец, молвила Мэриль:

– Ступай ныне домой, ибо день близится к концу, а сие сказание отяготило бременем желаний и мое сердце, и твое. Но наберись терпения, покуда не взыщешь дружбы печального народа Островных Эльфов.

Но изрек Эриол:

– Однако ж не ведаю я, и сердцу моему не под силу измыслить, как истаяла вся сия краса и что принудило эльфов оставить Эльдамар.

Ответствовала на то Мэриль:

– Нет, и так излишне удлинила я свое сказание из любви к тем дням, а меж созданием самоцветов и возвращением на Тол Эрэссэа свершилось немало великих событий. Но то многие ведают не хуже меня, и Линдо или Румиль из Мар Ванва Тьялиэва расскажут тебе о том искуснее, нежели я.

Тогда вернулись Эриол и королева к окруженному цветами дому, который Эриол покинул, прежде чем западную сторону башни Ингиля укрыли серые сумерки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В рукописи стоит Вайрэ, но это, скорее всего, ошибка.

2. Появление здесь и далее в тексте (как и в Сказании о Солнце и Луне) названия Тэлимпэ странно: в сказании Пришествие Валар и Создание Валинора при первом появлении это название было изменено с «Тэлимпэ (Силиндрин)» на «Силиндрин», и далее везде сразу писалось «Силиндрин» (с. 79)

3. В рукописи здесь и еще раз ниже стоит Линвэ; см. Тинвэ Линто в «Изменениях в именах и названиях» после данных примечаний.

4. Это предложение, начиная с «завлеченный…», было добавлено позже, хотя, судя по всему, не намного после написания текста.

5. Это предложение, начиная со слов «а вместо Тинвэ», было добавлено в то же время, что упомянутое в прим.3.

6. Здесь впервые появляется, не будучи исправлена из Онэн, форма Уинэн.

7. В тексте было написано Арвалин, а не исправлено из Хаббанан или Хармалин, как раньше.

8. Первый раз отец записывал эти тексты карандашом, поверх которого впоследствии писал чернилами, стирая карандаш. Из остатков написанного карандашом видно, что автор отступал от карандашного черновика по мере продвижения вперед. Но дойдя до слов «дивно сверкающего», он бросил переписывать текст чернилами, и с этого места мы имеем только первоначальную рукопись, написанную карандашом. Местами ее чрезвычайно трудно прочесть, потому что записывалась она в спешке, а по прошествии времени карандаш поблек и стерся. Разбирая рукопись, я несколько раз потерпел неудачу: квадратными скобками с вопросительными знаками я отмечаю сомнительные места, а ряд точек приблизительно показывают длину неразборчивых слов.

Необходимо подчеркнуть, что с этого места и до конца текста мы имеем дело с первым наброском, записанным весьма поспешно.

9. Здесь и далее Арвалин изменено из Хаббанан; см. прим. 7. Очевидно, что название Арвалин появилось незадолго до или в процессе переписывания текста чернилами – продвигаясь вперед, мы попадаем, однако, на более раннюю ступень работы.

10. Это слово можно прочесть как «волшебное».

[[E11]. Форме Силубрильтин предшествовали иные формы (начинающиеся с Сигм-), которые достоверно не читаются. Из слов Мэриль получается, что на Тол Эрэссэа использовалось название, данное на языке гномов, но непонятно, почему так.

12. Вместо «предком моих предков» первоначально значилось «моим предком».

Изменения в именах и названиях в Пришествии Эльфов и Возведении Кора

Тинвэ Линто (Tinwё Linto) < Линвэ Тинто (Linwё Tinto) (данная форма этого имени появляется в добавленном абзаце предыдущего сказания, см. с. 106, прим. 1). В двух последующих случаях имя Линвэ (см. выше, прим. 3) было оставлено без изменений: его, очевидно, проглядели. В двух добавленных абзацах, где появляется это имя (см. выше, прим. 4 и 5), оно дано как Тинвэ (Линто).

Инвитиэль (Inwithiel) < Гим-гитиль (Gim-githil) (то же самое изменение этого имени см. в Доме Утраченной Игры, с. 22).

Тинвэлинт (Tinwelint) < Тинтоглин (Tintoglin).

Вэндэлин (Wendelin) < Тиндриэль (Tindriel) (ср. абзац-вставку в предыдущем сказании, с. 106, прим. 1).

Арвалин (Arvalin) < Xаббанан (Habbanan) во всем тексте, за исключением одного раза, где с самого начало стояло Арвалин; см. выше, прим. 7 и 9.

Линдэлоксэ (Lindeloksё) < Линдэлотэ (Lindelótё) (то же самое изменение, что и в Пришествии Валар и Cоздании Валинора, см. с. 79).

Эрумани (Erumani) < Xарвалин (Harwalin).

Комментарии к Пришествию Эльфов и Возведению Кора

На с. 111 я уже указывал на огромные изменения повествовательной структуры начала этого сказания: здесь эльфы просыпаются во время заключения Мэлько в Валиноре, в то время как в более позднем повествовании именно Пробужение Эльфов заставило валар пойти войной на Мэлько, что и привело к его заключению в Мандос. Таким образом, весьма важный факт пленения эльфов Мэлькором возле Куивиэнэн (Сильмариллион, с. 49–50) здесь неизбежно и полностью отсутствует. Освобождение Мэлько из Мандоса происходит гораздо раньше, до прихода эльфийских «послов» в Валинор, так что Мэлько участвует в дискуссии касательно призыва эльфов.

Как видно, история о встрече Оромэ с недавно пробудившимися эльфами существовала с самого начала (хотя, как явствует, в ней участвует и Йаванна Палуриэн), но исключительная красота и сила этого эпизода еще не так велики из-за того, что о пробуждении эльфов Манвэ узнает самостоятельно, и великие валар не особо нуждаются в принесенных Оромэ новостях. Наименование эльдар использовалось в Валиноре до Пробуждения, и история о том, как Оромэ дал эльфам это имя («Звездный Народ»), еще не появилась – как будет понятно из Приложения, слово эльдар имело тогда совершенно иную этимологию. Позднейшее разделение на эльдар – которые последовали вслед за Оромэ на запад к океану, и на авари, Непожелавших, – которые не вняли призыву валар, еще отсутствует, и в данном сказании нет и намека на то, что кто-то из эльфов, слышавших призыв, отказался ему следовать; хотя были, согласно иному (более позднему) сказанию, эльфы, которые никогда не покидали Палисор (см. с. 231, 234).

Здесь не Оромэ, а Норнорэ, Глашатай Богов, приводит трех эльфов в Валинор и впоследствии возвращает их к Водам Пробуждения (примечательно, что даже в этой – самой ранней – версии, более, чем поздние, увлекающейся «объяснениями», нет ни слова о том, как они добрались из дальней области Земли в Валинор, в то время как Великий Поход был связан с огромными трудностями). История о том, как Манвэ расспрашивал трех эльфов об их появлении, и о том, что они утратили память обо всем, предшествовавшем их пробуждению, не пережила Утраченных Сказаний. Другое важное изменение – горячая поддержка Улмо, оказанная им партии, выступавшей за призвание эльфов в Валинор: в Сильмариллионе (с. 52) Улмо был главой тех, кто «полагал, что квэнди надлежит оставить, дабы они, как и прежде, бродили свободными по Средиземью».

Далее я излагаю раннюю историю имен глав эльдар.

Элу Тингол (кв. Эльвэ Синголло) сначала звался Линвэ Тинто (или просто Линвэ), что впоследствии было изменено на Тинвэ Линто (Тинвэ). Его имя на языке гномов было сначала Тинтоглин, потом – Тинвэлинт. Он был вождем солосимпи (позднее – тэлэри) во время Великого Похода, но завлеченный (в Хисиломэ) «фэй» (Тиндриэль>) Вэндэлин (позднее – Мэлиан), которая явилась из садов Лориэна, он стал владыкой эльфов Хисиломэ, а их дочерью была Тинувиэль. Вместо него главой солосимпи стал, к вящей путанице, Эллу (впоследствии Олвэ, брат Эльвэ).

Владыкой нолдоли был Финвэ Нолэмэ (также Нолэмэ Финвэ, а еще чаще – просто Нолэмэ); имя Финвэ сохранилось да самого конца. На языке гномов его имя – Голфинвэг. Его сын, Турондо, по-гномски – Тургон (впоследствии Тургон стал внуком Финвэ, сыном Финголфина, сына Финвэ).

Владыкой тэлэри (впоследствии – ваньяр) был (Инг>) Инвэ, в этом сказании названный Исиль Инвэ, на языке гномов – (Гим-гитиль>) Инвитиэль. Его сын, построивший великую башню Кортириона, звался (Ингильмо>) Ингиль. «Королевский клан» тэлэри – Инвир. Таким образом, мы имеем следующее:

★

В Сильмариллионе (с. 48) рассказывается о том, как Варда второй раз, перед приходом эльфов, творила звезды:

«Тогда покинула Варда совет и, взглянув с высот Таниквэтиль, узрела тьму Средиземья под бесчисленными звездами, слабыми и далекими. Тогда начала она великий труд, величайший из всего, что творили валар со времени их прихода в Арду. Взяла она серебряные росы из сосудов Тэльпэриона, и из них сотворила к приходу Перворожденных новые звезды, ярче прежних…»

Уже в самой ранней версии мы видим, что звезды творятся в два приема, и что второе звездотворение Варды знаменует приход эльфов, хотя здесь эльфы уже пробудились; и что новые звезды были сделаны из жидкого света, падавшего с Лунного Древа, Сильпиона. В процитированном выше абзаце из Сильмариллиона далее рассказывается о том, что, творя звезды вторично, Варда «высоко на севере поместила вращаться – как вызов Мэлькору – корону семи ярких звезд, Валакирку, Серп Валар и знак судьбы»; но здесь это отрицается, и о происхождении Большой Медведицы сказано, что это созвездие создала не Варда и что это искры, вылетевшие из кузницы Аулэ. В упомянутой на с. 23 небольшой записной книжке, полной разрозненных набросков и торопливо записанных идей, появляется совершенно иная вариация данного мифа:

«Серебряный Серп

Семь бабочек

Аула ковал серебряный серп. Мэлько прервал его работу, лживо наговаривая на владычицу Палуриэн. Аулэ так разгневался, что ударил по серпу и сломал его. Вспыхнули семь искр, которые взлетели в небо. Варда подхватила их и поместила на небеса в знак чести Палуриэн. Там их серп и поныне кружится вокруг оси».

Я полагаю бесспорным, что эта заметка старше сказания.

Звезда Морвиньон, «пылающая над западным краем мира», – это Арктур; см. Приложение. Нигде не объясняется, почему Морвиньон-Арктур в данной мифологической концепции мыслится всегда находящимся на западе.

Вернемся к Великому Походу и путешествию через океан.

История Тол Эрэссэа как острова, на котором Оссэ перевез богов в западные земли после падения Светилен (см. с. 70), впоследствии исчезла вместе с рассказом о перевозе богов, и Оссэ уже не имел на него какого-то исключительного права. Мысль о том, что эльдар пришли на берега Великих Земель тремя большими отдельными группами (в порядке тэлэри – нолдоли – солосимпи, как и позже: ваньяр – нолдор – тэлэри), восходит к самому началу; но здесь первый и второй род пересекают океан по отдельности, в то время как впоследствии они переправляются вместе.

По Сильмариллиону (с. 58) минули «многие годы», прежде чем Улмо возвратился к последнему из трех родов, к тэлэри: прошло столько времени, что они полюбили берега Средиземья, а Оссэ сумел уговорить некоторых из них остаться (это Кирдан Корабел и эльфы Фаласа, жившие в гаванях Бритомбар и Эгларэст). В этой ранней версии они еще не появляются, хотя наличествует зародыш всей этой истории – долгое ожидание опоздавшими возвращения Улмо. В опубликованной версии отсутствует причина гнева Оссэ – то, что эльфов перевезли на плавающем острове, – и поэтому он привязывает острова к морскому дну по другим причинам: Оссэ делает это по просьбе Улмо (там же, с. 59), который противился призыву эльдар в Валинор. Но то, что остановка Тол Эрэссэа – акт неповиновения Оссэ, осталось надолго. Неясно, что за «рассеянные по его владениям острова» (с. 121) прикрепляет Оссэ к морскому дну; но поскольку на рисунке, изображающем мир в форме корабля, Одинокий Остров, Волшебные и Сумеречные Острова все нарисованы одинаково – они «вздымаются подобно горным вершинам из тинистых глубин» (см. с. ~84–86~), то, вероятно, именно их закрепил Оссэ (хотя и Румиль, и Мэриль говорят о Сумеречных Островах, что те «плывут» в Тенистых Морях, с. 68 и 125).

В старой истории ясно сказано, что Тол Эрэссэа остановился посреди океана и что «никакой суши не видно, даже если отплыть на много лиг от его утесов». Там он оправдывал свое название в гораздо большей степени, чем тогда, когда местопребыванием Одинокого Острова стала Бухта Эльдамара. Но сказанное о Тол Эрэссэа в последней главе Сильмариллиона (претерпевшей сравнительно немного изменений) – «Одинокий Остров, что обращен на восток и на запад» – несомненно восходит к старым историям; происхождение этой фразы видится в сказании Эльфвине из Англии: «Одинокий Остров обращен и на восток – к Волшебному Архипелагу и к лежащим за ним землям людей, и на запад – к Теням, далеко за которыми виднеется Внешняя Земля, королевство богов». Глубокое различие речи солосимпи и речи остальных народов, упомянутое в этом сказании (с. 121), сохранилось и в Сильмариллионе, хотя сама идея возникла тогда, когда Тол Эрэссэа стоял гораздо дальше от Валинора.

Как часто прослеживается в эволюции данных мифов, ранняя идея сохраняется в полностью измененном контексте: здесь рост трав и деревьев на западных склонах плавающего острова начинается после того, как он два раза приставал в Бухте Фаэри – во время высадки тэлэри и нолдоли – и на него упал свет Древ, и оттуда проистекает его красота и плодородие в те времена, когда он был остановлен вдали от Валинора, посреди океана; впоследствии то же самое имеет своей причиной свет Древ, проходящий через Калакирья и падающий на Тол Эрэссэа, стоящий в Бухте Эльдамара. Подобным образом, как кажется, обучение Улмо солосимпи музыке и знаниям о море – когда Улмо восседает «на мысе» Тол Эрэссэа, уже привязанного к морскому дну, – превратилось в наставления Оссэ тэлэри «во всяком морском знании и музыке моря», когда тот сидит на скале возле берегов Средиземья (Сильмариллион, с. 58).

Весьма заслуживает внимания и рассказ о проходе в Горах Валинора. По Сильмариллиону валар проложили этот проход – Калакирья, или Путь Света – только после прихода эльдар в Аман, ибо «даже среди сияющих цветов в садах Валинора, залитых светом Древ, они [ваньяр и нолдор] все же временами жаждали видеть звезды» (с. 59); в то время как в нашем сказании это «естественная особенность», как бы продолжение длинного, глубоко вдающегося в сушу залива.

Из рассказа о пришествии эльфов на берега Великих Земель (с. 118) ясно, что Хисиломэ – это местность, граничащая с Великим Морем, что соответствует идентификации Хисиломэ как области, помеченной буквой «g» на самой ранней карте (см. с. 81, 112); и весьма примечательно, что мы сталкиваемся здесь с представлением о том, что Мэлько запер людей в Хисиломэ: в конечном итоге, отсюда происходит рассказ о том, как после Нирнаэт Арноэдиад Мэлькор наградил истерлингов за предательство, заточив их в Хитлуме (Сильмариллион, с. 195).

В описании холма и города Кора возникают черты, сохраняющиеся в описании Тириона на Туне. Ср. Сильмариллион, с. 59:

«На вершине Туны воздвигнут был град эльфов, белые стены и уступы Тириона; и высочайшей из башен того града была Башня Ингвэ, Миндон Эльдалиэва, чей серебряный светильник сиял сквозь морские туманы».

Золотая пыль и пыль «волшебных металлов», которую Аулэ насыпал у подножия Кора, покрыла обувь и одежды Эарэндиля, когда он подымался по «долгим белым лестницам» Тириона (там же, с. 248).

Здесь не сказано, давали ли свет отпрыски Лаурэлин и Сильпиона, которые боги дали Инвэ и Нолэмэ и «чье цветение никогда не прекращалось», но далее в Утраченных Сказаниях (на с. 213), после Бегства Нолдоли, Древа Кора упомянуты еще раз: деревца, подаренные Ингвэ, «все еще источали свет», а деревца, подаренные Нолэмэ, были выкопаны и унесены «неведомо куда». В Сильмариллионе сказано, что Йаванна сотворила для ваньяр и нолдор «малое древо по образу Тэльпэриона, от коего отличалось оно лишь тем, что не дарило собственного света»; его «посадили во дворах под Миндоном, там росло оно, и много его сеянцев появилось в Эльдамаре». Вот откуда происходит Древо Тол Эрэссэа.

В связи с описанием города эльфов в Валиноре я даю здесь стихотворение, озаглавленное Кор [Kór]. Оно было написано 30 апреля 1915 года (через два дня после Шагов гоблинов и Ты и я, см. с. 27, 32). Существует два его текста: первый – рукопись с подзаголовком «Во граде мертвом и пустом». Второй, машинописный, был, вероятно, первоначально озаглавлен Кор, но это название было изменено на Град богов [The City of the Gods], а подзаголовок стерт. Под этим заглавием стихотворение было напечатано в 1923 году в Лидсе[40]40
  В журнале Микрокосм под редакцией Дороти Рэтклифф, том VIII, № 1, весна 1923 г.


[Закрыть]. В тексте не производилось никаких изменений, за исключением того, что в предпоследней строке «птиц гласа нет» было уже в рукописи заменено на «ни гласа нет». Кажется вполне вероятным, особенно если иметь в виду первоначальный подзаголовок, что стихотворение описывает Кор после ухода эльфов.

Кор

(Во граде мертвом и пустом)

 
Венчает вал огромный черный холм,
Вдаль на морскую синь взирает он
Под синью неба; из порфира пол,
На нем сияют жемчугом колонн
Дворцы из мрамора и храмы, что слепят;
И полосы коричневых теней
Поверх ворот и белых стен лежат
Следами от могучих древ ветвей,
Дерев-колонн с вершиной и столпом
Из черного базальта целиком.
Там дни забытые сбирают урожай
Теней безмолвных, не считая лет;
Средь башен мраморных ни гласа нет,
В беззвучном сне горит их белый жар.
 

(Перевод А. Дубининой)

★

История о появлении морских птиц Оссэ и о том, как солосимпи, к печали Оссэ, наконец явились в Валинор на лебединых кораблях, влекомых чайками, довольно сильно отличается от изложения Сильмариллиона (с. 61):

«Долгое время жили они [тэлэри] на Тол Эрэссэа; но медленно менялись их сердца, что влеклись к свету, льющемуся из-за моря на Одинокий Остров. Разрывались они меж любовью к музыке волн у их берегов и желанием вновь узреть своих родичей и взглянуть на великолепие Валинора; но под конец возобладала жажда света. Тогда Улмо, подчиняясь воле валар, послал за тэлэри Оссэ, их друга, и тот, хотя и горюя, выучил их искусству кораблестроения. Когда их корабли были построены, Оссэ подарил им на прощание множество сильнокрылых лебедей, что повлекли белые корабли тэлэри через безветренные моря. Так, последними, явились они наконец в Аман и к берегам Эльдамара».

Однако остались – в качестве дара Оссэ эльфам Тол Эрэссэа – лебеди, а корабли тэлэри сохранили форму кораблей, построенных Аулэ для солосимпи: они «были подобны лебедям с золотыми клювами и глазами из золота и гагата» (там же).

Следующий далее абзац (с. 125), содержащий географическое описание, весьма любопытен, потому что он довольно сильно напоминает (некоторые фразы совершенно одинаковы) описание из сказания Пришествие Валар и Создание Валинора, с. 68. Объяснение этого повторения предложено ниже. Эта вторая версия добавляет мало новой информации, основное отличие ее от первой – упоминание о Тол Эрэссэа. Теперь становится понятно, что Тенистые Моря – область Великого Моря к западу от Тол Эрэссэа. В Сильмариллионе (с. 102) данная концепция претерпела изменения, вследствие того, что Тол Эрэссэа встал на якорь в ином месте; во время Сокрытия Валинора:

«сотворены были Зачарованные Острова, а моря вокруг них наполнились тенями и смятением. И были те острова как сеть, брошенная на Тенистые Моря с севера до юга, покуда не достиг Тол Эрэссэа, Одинокого Острова, плывущий на запад».

Рассказ на с. 126 о проходе в Горах Валинора и холме Кор, стоящем в конце неширокого залива, повторяет кое в чем более ранее их описание в том же сказании, на с. 122. Это повторение объясняется, скорее всего, тем, что сказание писалось в два приема (см. выше, прим. 8); потому что первый из этих абзацев расположен в переписанной чернилами части текста, а второй – в написанной карандашом. Я думаю, что, пересматривая текст, отец просто перенес ближе к началу абзац, касающийся прохода в Горах, холма и залива, и что если бы он переписал сказание до конца, второй абзац бы исчез. Это объяснение может также относиться и к повторению абзаца об островах в Великом Море и берегах Валинора из сказания Пришествие Валар и создание Валинора; но в этом случае приходится допустить, что переписывание чернилами первоначально написанного карандашом текста выполнялось, когда второе из сказаний уже сильно продвинулось вперед.

В Сильмариллионе весь рассказ о том, как нолдоли творили драгоценные камни, сжался до следующих слов:

«И случилось так, что каменщики дома Финвэ, добывая в холмах камень – ибо находили они удовольствие, строя высокие башни – первыми нашли самоцветы и добыли их бессчетные множества; и они измыслили инструменты для резьбы и огранки камней, придавая тем различную форму. Не копили они камни, но раздавали просто так, а их труды обогатили весь Валинор».

Таким образом, восторженное повествование в конце сказания о том, как самоцветы делались из «волшебных» веществ – звездного света, ильвэ, рос и лепестков, хрустального вещества, окрашенного соком цветов, было отброшено, и нолдор превратились в рудокопов, весьма искусных, но всего лишь добывающих то, что можно было добыть в горах Валинора. С другой стороны, в более раннем абзаце Сильмариллиона (с. 39) старая идея удержалась: «Именно нолдор первыми научились создавать самоцветы». Понятно, что позднее повествование только выиграло от этого – в более раннем Сильмарили не очень сильно выделяются на фоне общего великолепия остальных самоцветов, изготовленных нолдор.

Сохранилось то, что нолдор щедро раздают свои самоцветы и рассыпают их по берегам (ср. Сильмариллион, с. 61: «Много драгоценных камней дали им [тэлэри] нолдор – опалы, алмазы и бледный хрусталь, которыми те усыпали берега и водоемы»); сохранилось и то, что тэлэри добывают из моря жемчуг (там же); сапфиры, подаренные нолдор Манвэ («Скипетр его усеяли сапфиры, что нолдор сотворили для него», там же, с. 40); и, конечно, Фэанор как создатель Сильмарилей – хотя, как будет видно из следующего сказания, Фэанор еще не является сыном Финвэ (Нолэмэ).