Текст книги "Исповедимы пути господни (ЛП)"

Автор книги: Джон Моен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Исповедимы пути господни

Плейлист

1) i tried – camylio

2) dont – voila

3) figure you out – voila

4) rise – ashes remain

5) strong for somebody else – citizen soldier

6) be okay – victoria nadine

7) youre home now – munn

8) maybe were both righr – munn

9) house of cards – alexander stewart

10) love to lose – sandro cavazza, georgia ku

11) broken – seether, amy lee

12) sacrifice – fight or flight

13) just tonight – the pretty reckless

14) shame on me – catch your breat

15) blood water – grandson

❤❤❤

ПерсонажиЭстетика

❤Краткая характеристика главных персонажей, ассоциация их внешности с актерами❤

❤Если бы у каждого персонажа была своя страничка на сайте❤

Приятного чтения❤

Дисклеймер:

В данной истории имеются откровенные сцены насилия – убийств, самоубийств, а так же упоминание курения, алкоголя, наркотиков, проституции, психологические травмы и болезни. Читайте с осторожностью❤

Глава 1. Лоуренс Рейнольдс.

12 лет до катастрофы. 2018 год.

Маунтин-Хом, штат Айдахо.

– Эй, staff sajant* Рейнольдс, ты едешь?

– Дай мне минуту, baggy arse*!

Услышав низкий глубокий голос главного сержанта, рядовой Уотерс улыбался, подставив ладонь над бровями, чтобы защититься от назойливого солнца, мешающего ему рассмотреть старого друга, с наслаждением закрывшего глаза, купающегося в наступившем тепле, будто тому было мало провести под опаляющими лучами целый год до этого. На черной коже сержанта Рейнольдса выступили бисеринки пота, отчего редкие пробивающиеся из-под толстой кожи седые волоски казались похожими на чешую дракона. Уотерс знал, что друг простоит так ровно минуту, прежде чем причмокнуть мясистыми, пересохшими от извечного перепада температур в местах, где им приходилось охранять береговую территорию страны, губами, и произнесет лишь одно слово «пора», и только тогда, не секундой ранее, они смогут отправиться домой, после длительной службы.

Данный ритуал Лоуренс Рейнольдс проделывал каждый раз, хоть и знал, как молодые бойцы спешат в отчий дом обнять родных, он и сам весь год мечтал это сделать, но встреча с близкими была неминуема так же, как смена времен года. Потому выделенная в суете жизни минута была так важна; она позволяла остановить ход времени, насладиться чистой штатской одеждой, выданной по завершению службы, свободой, ощущающейся в горячем воздухе, и предвкушением. Юным бойцам пока не понять этих чувств, им трудно дается ожидание, и порой за нетерпение они платят двойную цену, но все приходит с годами. Лоуренс, который отмечал свое сорокапятилетие, находясь за многие мили от семьи, мог бы многое поведать о времени, если бы коллеги захотели услышать.

От Льюистона, где находился порт, до Маунтин-Хома примерно десять часов езды, но вынужденные остановки, чтобы высадить морских пехотинцев в родных округах, растягивали временную шкалу вдвое. За толстым окном бронированной машины быстро сменялись виды: распростёршиеся по равнинам поля, усеянные пшеницей, чечевицей и картофелем, перемежались с лесными и горными массивами, вдоль которых тянулась старая железная дорога, и всюду, неизменно паслись коровы, словно черные кляксы на ярких полотнах, сотканных мирозданием. В новостях однажды сказали, что в штате Айдахо проживает больше коров, чем людей, но только местные знают, что то была вовсе не шутка. «Когда-нибудь», – думал пока еще главный сержант, он будет сидеть на свежевыкрашенном крыльце своего дома, мерно покачиваясь в кресло-качалке из ротанга, попивая budweiser* и наблюдать, как его собственный скот пасется поблизости, пережевывая всю выросшую выше нормы траву в округе, тем самым удачно сэкономив на газонокосильщике. Усмехнувшись последней мысли, Лоуренс не сразу понял, что машина остановилась у самого его дома, скромного коттеджа в череде таких же, с черепичной красной крышей и серыми стенами, увитыми иссохшими голыми лозами дикого винограда.

– Semper Fidelis*!

Прозвучал по обыкновению в спину голос рядового Уотерса, сидевшего за рулем. Давний друг остался последним из морских пехотинцев, кому еще предстояло добраться до соседнего участка, поставив транспорт под навесным тентом прежде, чем отправиться в заслуженный отпуск.

– Может завтра по пиву?

– Еще бы.

Кивнул Лоуренс как раз в тот момент, когда двери его дома с громким стуком хлопнули о стену, и по ступенькам сбежал темнокожий мальчишка в шортах и сандалиях на босую ногу, бросившись на шею отцу. Мужчина присел на корточки и тут же закружил сына, подняв над землей.

– Воу! Робби, как ты подрос за этот год!

Теперь руки сына могли обхватить шею Лоуренса полностью, привычные объятия казались новым, но, безусловно, приятным действом. В нос ударил знакомый запах стирального порошка, разгоряченное тело Роберта обжигало кожу.

– Робби, я же просила не вставать с постели! Малыш...

Придерживая входную деревянную дверь со стеклянным окошком, обмахивая лицо журналом, вышла супруга Лоуренса, все такая же до боли в сердце красивая, как и год назад. Ее черные волосы мягким облаком окружали лицо, пружинистые кудряшки прилипли от пота к коже цвета молочного шоколада. Полные губы распахнулись от неожиданности, Лоуренс отметил, что Кэрри чуть сильнее сжала ручку двери при взгляде на него, а после секундного промедления, не потрудившись надеть обувь, присоединилась к сыну, крепко прижавшись к мужу.

– Привет Кэрри, Робби!

Отозвался из приоткрытой двери машины Бриттон Уотерс, его белые зубы сверкали на выжженном солнцем покрасневшем лице.

– О-о, Бри, наконец-то вы дома, боже, нужно позвонить Кларисс и сообщить, что ты возвращаешься домой, а то ее инфаркт хватит!

– Оставь это мне! Должен же у меня быть повод применить свои навыки медика хоть раз. Знаешь, я идеально делаю искусственное дыхание.

Друзья громко рассмеялись шутке, не скрывая накопившихся эмоций, Лоуренс поставил сына на землю, взялся за раскаленную дверцу машины, и склонился к водителю.

– Передавай Кларисс и девочкам привет. С меня пиво.

– Заметано, дружище!

Дверца машины глухо хлопнула, тут же раздался рев мотора, но Лоуренс уже не заметил этого, полностью поглощенный чувствами, отпечатавшимися на лицах родных. Вечер проходил идеально, всей семьей Рейнольдсы готовили ужин, болтали, в основном Кэрри, но Лоуренсу было этого более чем достаточно, он мог слушать ее звонкий, мелодичный голос целую вечность, хотя супруге знать об этом факте было вовсе необязательно. Несмотря на просьбы матери вернуться в постель и отдохнуть, Роберт Рейнольдс сел на высокий стул рядом с отцом и не сводил с него глаз, стараясь запомнить в мельчайших деталях любимые черты.

– И вот, я ей говорю «а почему, собственно, вы решили, что я соглашусь на ваши условия», а она мне...

Лоуренс не вникал в саму суть сказанного, но это было и не важно, важно то, что он, наконец, дома, в кругу своей семьи. Мужчина заговорщически подмигнул сыну, и обошел супругу со спины, принявшись щекотать ее под ребрами, Кэрри тут же вскрикнула и засмеялась, угодив в объятия супруга. Их губы соприкоснулись, трепетно, долгожданно, поцелуй перерос в улыбку, когда за спинами прозвучал голос сына.

– Фу-у, ну можно же было отложить эти нежности на потом, в качестве десерта.

– Не ворчи, и ешь свой ужин.

Кэрри ловко развернулась, поставив на стол две тарелки с дымящимся вареным картофелем в кожуре, сочным стейком, политым темно-коричневым густым соусом для сына и мужа. Закрытая бутылка светлого пива оказалась перед Лоуренсом, не успел он сесть на стул. Кэрри пыталась закрыть холодильник, но дверца отказывалась подчиняться с первого раза, тогда столкнувшись взглядом с женой, мужчина произнес:

– Я починю.

Женщина поджала губы, взяв со стола еще одну бутылку, и приложилась к ней, сделав щедрый глоток.

– Пап, а ты надолго останешься? Сколько в этот раз будет длиться отпуск? Мы успеем съездить в парк и покататься? Ты еще в прошлом году обещал научить меня ездить на велосипеде!

Лоуренс насадил на вилку кусочек картошки, макнув его в разлитый по тарелке соус, и улыбнулся, терпеливо дожидаясь, когда град вопросов закончится.

– Сначала ты должен постараться поправиться, как можно скорее, и мы обязательно все вместе посетим парк, я тебе обещаю. А чтобы выздороветь, необходимо делать то, что просит мама.

Робби с усердием кивнул, доедая с тарелки все до последней крошки, чмокнул отца в колючую щеку, и побежал наверх умываться.

– Я скоро подойду и почитаю сказку, Робби.

– Не надо! Я уже лег выздоравливать!

Донесся со второго этажа хриплый от простуды голос Роберта Рейнольдса, чем вызвал едва слышный смех родителей.

– Он очень скучал по тебе.

– И я скучал. По вам обоим.

Лоуренс забрал из рук жены грязную посуду, но попытка включить посудомойку закончилась жутким скрежетом техники.

– И ее тоже починю.

Со вздохом произнес мужчина, поставив посуду в раковину, и привлекая Кэрри для поцелуя, едва сдерживаясь, чтобы он не перерос в нечто большее прямо на кухне, но та аккуратно отстранилась, прижимаясь лбом ко лбу супруга.

– Лоуренс, мы скучаем по тебе. Как долго ты еще собираешься упрямиться? Ты не должен никому больше ничего доказывать, за все эти годы на службе, твой отец даже на небесах усвоил урок. Может пора уйти на пенсию, тебя отпустят, милый, и мы, наконец, сможем переехать поближе к родне, как хотели когда-то, помнишь?

– Я делаю это не потому, что должен, ты же знаешь. Я пошел на службу потому, что сам этого хотел, и ты меня поддержала, что изменилось?

Кэрри закрыла глаза и закусила губу, не зная, как правильно подобрать слова, чтобы не превратить долгожданное возвращение мужа в катастрофу.

– Тогда мы были молоды и безрассудны. А сейчас у нас есть Робби, который не может расти без отца.

– У него есть отец. Послушай, я обещал и сдержу слово, но потерпи еще немного, я прошу лишь еще немного времени, может быть в следующем году?

– Может быть в следующем году.

Повторяя слова мужа, Кэрри Рейнольдс смахнула одинокую слезу со щеки, дополнив ответ кивком. Лоуренс взял ее лицо в свои ладони и оставил невесомый поцелуй на лбу, вдыхая аромат лавандового мыла и какого-то крема, напомнившего ему о еще теплом печенье с кусочками шоколада, являющимся, как всем известно, самым лучшим десертом для примирения.

Обращение к главному сержанту командования в морской пехоте.

Обращение старшего к рядовому, в переводе с английского – мешковатая задница.

Американский светлый лагер, самое популярное пиво в США.

«Всегда верен!» (в пер. с лат.). Девиз Корпуса морской пехоты. Официально принят в 1883 г.

Глава 2. Эдвин Кларк.

12 лет до катастрофы. 2018 год.

Маунтин-Хом, штат Айдахо.

Серо-голубой шевроле кобальт медленно выехал из-под навеса, чья крыша прохудилась настолько, что с легкостью можно было наблюдать чистое небо без единого облачка, словно через огромную лупу. Хруст гравия под колесами отдавался в ушах странно, напоминая скорее утробное рычание животного, которое вот-вот побежит следом и стоит только на миг притормозить, нагонит, поглощая ржавую железяку вместе с пассажирами.

Эдвин смотрел на свой дом, обычно тот казался мальчику безразмерным, как вечно растягивающийся батут, ведь когда стоишь в одной комнате, существует лишь она, но стоит переступить порог и становится видно коридор, кухню, лестницу наверх. Такие метаморфозы пугали семилетнего Эдвина Кларка, но он ничего не мог сделать с этим страхом, как и со всеми остальными, поджидающими за каждым углом в мире. Сейчас, сидя пристегнутым на заднем сидении автомобиля, дом значительно уменьшился в размере, сдулся в полном одиночестве, без обитателей внутри.

Эдвин приложил потную ладонь к грязному стеклу, прощаясь с обшарпанными серыми стенами, пустыми окнами-глазницами, темно-красной от пыли и забившегося по осени мусора крышей, второй ступенькой, которая, как он знал, всегда скрипела, если перенести на нее вес своего тщедушного тельца.

Родителям показалось хорошей идеей потратить целый выходной на посещение картофельного музея в городке Блэкфут, провести время всем вместе, развеяться, по словам отца, но Эдвин не разделял их энтузиазма. Дорога в более чем двести миль* внутри мгновенно нагревающейся железной коробки ощущалась все равно, что в запертом гробу на колесах посреди пустыни, но даже это пережить было легче, чем бесконечные ссоры отца и матери.

Пока Брендан Кларк, постоянно водружая на переносицу сползающие очки, закрывал машину, чтобы оставить ее на свободном парковочном месте близ музея, Мелани Кларк проверяла, все ли необходимое имелось с собой в сумке. Весьма бесполезное решение теперь, когда они так далеко от дома, подумал Эдвин, присев на корточки, и рассматривая собственное отражение в луже.

– Эдвин, смотри какая огромная картофелина! Было бы здорово съесть ее всем вместе на ужин, как считаешь?

Безуспешно пыталась заинтересовать сына Мелани, поддерживая сумку коленом, но все равно роняя на землю ключи и упаковку влажных салфеток. Ее короткие каштановые волосы, заправленные за уши, беспрестанно выбивались, закрывая видимость, женщина с раздражением поправляла их, пока не осознала, что это не имеет смысла.

Родители всегда спорят о том, как называть Эдвина. Мелани настаивает на словах «особенный ребенок», а отец, по обыкновению, с ней не согласен, просто у мальчика такой характер. Какой именно у него характер Эдвин Кларк был понять не в силах, но и особенным он себя не ощущал. Совершенно обыкновенный, даже непримечательный, но абсолютно точно не особенный. Короткостриженые темные волосы торчали на макушке ежиком от того, что на заднем сидении мальчик постоянно ерзал на месте, мучаясь от жары и жажды, маленькое узкое лицо на котором несуразно смотрелись раскосые карие глаза и два передних по-беличьи выпирающих зуба виднелись из приоткрытых губ. Руки-палки и ноги-ходули шли в комплекте, так что у Эдвина не было возможности задуматься подходят ли они ко всему остальному. Он не хотел быть особенным, достаточно просто быть «нормальным» в той самой степени, что подразумевает каждый родитель, говоря об этом, однако получалось плохо.

Позади себя в отражении мутной лужи мальчик увидел нависающий над ним клубень, размером с настоящую машину, на который указывала Мелани Кларк. Но цвет картофеля не совпадал с реальным овощем и напоминал скорее громадную какашку, политую сверху чем-то белым с воткнутым металлическим треугольником, по видимому имитирующим сыр. Эдвин на сто процентов был уверен, что не хотел бы съесть ее.

Наконец семья Кларк миновала регистрацию, продираясь сквозь снующих туристов во время рассказа экскурсии, касающейся истории корнеплода и его популярности в США. Женщина-экскурсовод указала рукой на сельскохозяйственную технику, которая до сих пор используется или использовалась для сбора урожая и обработки земли, а после подошла к одному из экспонатов представляющих собой стену из толкушек и пестиков разных времен, которые применялись домохозяйками для приготовления пюре. Единственное, что хоть и ненадолго, но привлекло внимание Эдвина, был самый крупный в мире чипс Pringles* диаметром примерно двадцать пять дюймов*, что был изготовлен в тысяча девятьсот девяносто первом году.

– Эй, Эдвин, проголодался? Оказывается, здесь даже есть кафе, где подают особенные блюда, угадай из чего они, сынок? Ну же!

Спросил воодушевленный Брендан Кларк, растянув тонкие губы в широкой улыбке. Эдвину не нравилась суета, которая волнами исходила от отца, мальчик почти физически ощущал, как его сбивает с ног, еще пару взмахов руками, и несгибаемая сила давления прибьет Эдвина к полу, потому он смотрел себе под ноги, рассматривая кроссовки на липучке и ждал, когда эмоции поутихнут. Так происходило каждый раз, когда Эдвин не оправдывал ожиданий родителей.

– Из картофеля!! Ничего себе, да?

– Может, просто принесешь нам чего-нибудь перекусить? Я бы не отказалась от картофельного салата.

Мелани перебила супруга, отодвигая стул для себя и сына. Улыбка медленно скатилась с лица Брендана, но не исчезла совсем, лишь сделалась уже, будто кто-то выдернул часть нити из набитой куклы. Мужчина вновь поправил очки, и кивнул, а через несколько минут вернувшись, поставил перед семьей картофельный суп, клецки, и салат. Есть совершенно не хотелось, Эдвин болтал ногами, сидя на стуле, уставившись на глубокие царапины на шпонированной поверхности столешницы. Поскреб кончиком ногтя одну из царапин и вдруг подумал, как хорошо было бы сейчас оказаться столь маленьким, чтобы можно было спрятаться внутри узких деревянных щелей. Гул голосов вокруг смолк бы окончательно, и тогда Эдвин Кларк стал бы по-настоящему особенным.

– Эдвин, смотри, я нашел мороженое, оно тоже сделано из картофеля! Невероятно, как много всего можно сделать всего лишь из одного овоща. Вот, попробуй немного.

– Спасибо, но я не хочу, пап.

Даже не взглянув на отца, тихо произнес мальчик, игнорируя подтаявшую и стекающую в креманку с ложки вязкую субстанцию коричневого цвета.

– Оно вкусное, правда! Подними глаза, сынок, и взгляни, как аппетитно оно выглядит.

– Он же сказал, что не хочет есть твое дурацкое мороженое.

Шум окружения тонул в возмущенных криках родителей, Мелани и Брендан шептали, но казалось, будто барабанные перепонки Эдвина сейчас лопнут. Напряжение сковало голову в тисках, мальчик засопел, тяжело дыша, и поддавшись вперед, положил ложку ледяного мороженого в рот. Последнее сделанное над собой усилие изнурило Эдвина настолько, что он даже не почувствовал вкуса; подтаявшее месиво комом упало на дно желудка, отозвавшись болью во всем теле, мгновенно вызывая приступ тошноты.

– Ну, вот видишь, Мелани, чего ты взъелась, все не так страшно, правда?

Примерно 340 км.

Торговая марка пшенично-картофельных чипсов, производимых компанией Kellanova (до 5 апреля 2011 года – Procter Gamble).

Что равняется примерно 63 сантиметрам.

Глава 3. Эндрю Гастман.

12 лет до катастрофы. 2018 год.

Сиэтл, штат Вашингтон.

Пальцы отбивали ритм по кромке стакана, в такт дождю за толстым окном ресторана, уже несколько часов подряд. Несмотря на позднее время в спейс-нидл* было людно; толстосумы и мелкие бизнесмены облепили столики и жужжали в обширном пространстве башни, словно каллифори́ды* над тушей оставленного охотниками больного лося, и каждый из пришедших сюда надеялся отхватить кусок пожирнее.

В пепельно-сизом тумане и обильном дожде, оставляющем смазанные росчерки на стекле, город был практически не различим, но Эндрю Гастман знал, что под его ногами находится не дремлющий Сиэтл, полный возможностей и средств для их получения. Сегодня важный день, мужчина не мог объяснить, чем именно тот отличался от других подобных, но чувствовал запах перемен, кружащих в спертом, от алкогольных паров и жаркого дыхания посетителей, воздухе. Возможно, всему виной был его отец Ксавьер, и контракт, по поводу которого они пришли сюда, в крутящийся элитный ресторан внутри башни – настоящего архитектурного чуда, приносящего баснословную прибыль с тех самых пор, как она была возведена.

В чем-в чем, а в архитектуре Эндрю разбирался лучше многих, уже имея в свои двадцать два приличный пакет акций строительных компаний, это было у него в крови. Хуан Гастман, его дедушка, много лет назад основал крохотную частную компанию по осуществлению ремонта и строительства в подвале съемного жилища. До того, как бизнес пошел в гору, и появилась возможность самому выбирать клиентов, Хуан все делал собственными руками за гроши для нескончаемого потока иммигрантов. Дед не планировал всерьез открывать бизнес в США, являясь экспатом, мигрирующим из Мексики, в поисках приключений и достойного заработка на них. Физический труд ценится американцами порой больше, чем интеллектуальный. Делая ремонт, удивление может вызвать факт, что соотношение материалы – зарплата составляет 15% к 85%. Не наоборот. Так что Хуан, умеющий жонглировать инструментами и одновременно пить односолодовый виски, без труда нашел себе работу по душе, а город дождей благоволил ему.

Теперь же дело отошло его сыну Ксавьеру Гастману, приумножившему прибыль многократно за последние годы, сделав своего отца, седого старого мужчину в кресле-каталке с артритными суставами, чуть ли не самым богатым человеком в Вашингтоне. Эндрю не сомневался, отец промышляет темными делишками, используя строительный бизнес, как прикрытие, и не мог дождаться, когда Ксавьер сделает его главным помощником. Однако тот не спешил, чем бесконечно злил своего единственного наследника.

– Не волнуйся, Эндрю, уверен, этот крупный проект уже в кармане у Ксавьера, ужин лишь формальность.

– Я и не волнуюсь, сэр.

Мягкий свет круглой лампы на мраморной столешнице осветил испещренное глубокими морщинами лицо Хуана Гастмана, который внимательно следил за нервными движениями пальцев внука. Заметив взгляд деда, Эндрю взял стакан и сделал щедрый глоток янтарного напитка, при этом кубики льда весело звякнули друг об друга.

На столе перед ними находились пустые блестящие тарелки, приборы в тканевой салфетке остались не тронуты, лишь в бокале плескался крепкий алкоголь. Молодой официант в белой рубашке с рюшами на запястьях и горловине, с безупречной прямой спиной, чистым передником подошел к столику Гастманов, чуть наклонившись вперед, чтобы мужчинам было проще услышать его слова, сквозь ажиотаж зала и ненавязчивую музыку, идущую откуда-то с потолка.

– Может, господа желают отведать фирменные блюда от шефа? Сегодня в меню отменные чесапикские голубые крабы.

Отчего-то Эндрю испытал раздражение, хотелось подняться с места, схватить официанта за грудки и выкрикнуть тому прямо в лицо: «меня совершенно не интересуют ваши чесапикские голубые крабы, не желаю я и вина, которое вы навеливали мне уже сотни раз за вечер, если в вашем меню нет блюда под названием «я заставлю вашего треклятого отца дать увесистый кусок власти и денег», то проваливай и больше не подходи к нашему столику».

– Благодарю, Макс, ничего не нужно. У моего внука несварение.

Видимо, заметив напряжение на лице Эндрю, тихо произнес Хуан, стряхивая со столешницы несуществующие крошки, в его сохранивших блеск молодости глазах плясали чертики. Официант растянул губы в улыбке, извинился и отправился прочь, тогда как Эндрю сверлил деда взглядом.

– Чего ты так смотришь на своего старика? Сам виноват. Чудесный вечер, прекрасный ресторан, а ты ведешь себя хуже капризного ребенка. В том и причина, что отец до сих пор не предложил тебе работу.

Гастман младший сжал зубы, Хуан бил по больному, и делал это специально, но Эндрю не собирался сдаваться так легко. Мужчина был уверен, старик любит его, и говорит не со зла, лишь подначивая внука зная, что с ним не сработали бы советы, просьбы и увещевания, по-настоящему добиться перемен могла помочь только горькая правда.

– Душновато здесь, не находишь? Я бы хотел выйти на свежий воздух, если не возражаешь.

Эндрю вздохнул, но все же взялся за ручки кресла-каталки, развернув Хуана в сторону выхода на открытую террасу. У самой кромки клубился туман, создавая ощущение, что сам ресторан парит в воздухе над городом миллионником, инопланетная тарелка в безраздельной пустоши. Поставив инвалидную коляску так, чтобы дед мог наслаждаться видами, Эндрю прислонился спиной и облокотился на металлические перила, глядя на иссиня-черное небо без единой звезды.

– Эндрю, я хотел бы кое-что подарить тебе.

Закашлявшись, сказал Хуан Гастман, пытаясь достать что-то скрюченными пальцами из нагрудного кармана выходного темно-синего костюма. В скучающем взгляде Эндрю промелькнуло беспокойство, наблюдая за действиями деда, он невольно подметил их внешнее сходство. Чуть смуглая кожа, черные волосы, цвета дегтя, аккуратно подстрижены и уложены, широкие плечи на которых идеально сидит заказанный втридорога костюм, живые всеподмечающие карие глаза. На миг мужчина представил, как дедушка умирает прямо сейчас, в этом самом кресле, к которому прикован уже пять с половиной лет после инсульта, и внутри все похолодело.

– Давайте помогу, сэр.

– Не надо, вот, возьми. Это древний артефакт, передающийся в нашем роду из поколения в поколение, береги его. Амулет обладает волшебными свойствами, знаю, ты мне не поверишь, но все изменится, когда придет время. Используй его во благо.

Сухие узловатые пальцы Хуана коснулись ладони Эндрю, оставив на ней небольшой полупрозрачный алый кулон с цепочкой, в форме анатомически правильного сердца. Внизу располагался крошечный поворотный механизм, а внутри артефакта, казалось, что-то двигалось, создавая ощущение, что сердце живо отдельно от тела.

– Почему вы не отдали его Ксавьеру? Почему мне? Что находится внутри?

– Подожди, и все поймешь. Я даю его тебе потому, что знаю, ты сможешь добиться всего, чего пожелает твое сердце, мальчик мой, и для этого тебе вовсе необязательно быть на побегушках у своего отца.

Самая узнаваемая достопримечательность на северо-западе тихоокеанского побережья США и символ города Сиэтла.

Каллифориды (падальные мухи, или синие мясные мухи) – семейство двукрылых насекомых из подотряда короткоусых.