Текст книги "Передний край (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

  Хелен Минтон выгнула спину и стояла на своем. «Я думал, что рассказывать людям о своей неадекватности как мужчины недостаточно. Я думал, что они должны понять, насколько такая же неспособность смотреть правде в глаза или принять свои обязанности присутствует и в вашей профессиональной жизни».

  Пока шла эта конфронтация, студент-зоолог по имени Ян Бин, только что вернувшийся из производственной практики в залив Робин Гуда, вошел в участок Скелтона и попросил поговорить с тем, кто руководил расследованием убийства Аманды Хусон.

  Менее чем через час Иэн Кэрью был освобожден из-под стражи без предъявления обвинений, через тридцать два часа после ареста.

  Сорок два

  «Что бы вы ни делали или не делали, – сказал Риджмаунт своему сыну, – не забывайте о колотом горохе. Одного я не хочу, вернуться запыхавшись после педалирования в гору, обнаружить, что горох превратился в кашу, а дно кастрюли прогорело. Меня поняли?

  – Угу, – проворчал Кэлвин, плотно засунув наушники в уши. – Эм, эм, мф. Что ему нравилось в таких старых группах, как Black Sabbath, так это то, что когда они попадали в ритм, он оставался хитом.

  «Кэлвин!»

  Глаза Кэлвина расширились, и он покачнулся вне досягаемости отца. Наушники собирались снять, он сделал бы это сам.

  – Ты слышишь, что я сказал?

  «Горох колоть, наблюдай за ними. Довольный?" Звук пищал в наушниках, свисавших с одной руки.

  «Слушать эту чушь все время, как можно громче, быть глухим по эту сторону двадцать первого».

  «Лучше быть дураком».

  Кэлвин начал спускаться по лестнице в свою комнату, его отец стоял у входной двери, указывая пальцем. «Береги себя, мальчик. Только берегись. То ли он все еще говорил о горохе, то ли имел в виду рот Кальвина, Кальвин не знал.

  «Что бы мы ни делали в этом случае, – сказал Скелтон, – мы не совсем покрыли себя славой. Помощник начальника уже говорил по телефону со старшим консультантом-анестезиологом о подрыве общественного доверия, спрашивая, в чем достоинство излишнего запятнания профессиональной репутации, причиняющего дополнительные страдания родственникам погибших.

  – Имри?

  Скелтон кивнул.

  «Из всей этой толпы мало беспокойства о бедном чертовом пациенте».

  – Смыкаем ряды, Чарли. Мы знаем об этом как никто другой. Обвиняется коп, кто-то из публики подает жалобу, девять случаев из десяти, что мы делаем в первую очередь? Разверните фургоны и сформируйте круг. Держите мошенников подальше. Врачи, они ничем не хуже других».

  – Возможно, сэр.

  – Все, что я хочу сказать, Чарли, если мы близки к чему-то, давай не будем облажаться. Заботиться. Просто заботиться."

  – Верно, – сказал Резник. «Детские перчатки.»

  Дэвид Маккарти пообещал Резнику пятнадцать минут, не более, встречи в пивной на Высоком Тротуаре, напротив церкви Святой Марии. За углом, на Торговой площади, в руках застройщиков находилась первая из старых викторианских кружевных фабрик, и вскоре здесь будут построены апартаменты-студии, роскошные кондоминиумы, спортзал, бассейн, сауна.

  Резник уже однажды встречал Маккарти и узнал его, когда он вошел: слегка затравленный вид, с портфелем в одной руке и переносным телефоном в другой. Он заканчивал разговор, когда вошел в дверь.

  «Итак, – сказал Маккарти, неся свой стакан Aqua Libra в угол, отмеченный Резником, – почему возобновился интерес к этому старому каштану?»

  Вкратце, сказал ему Резник.

  Маккарти откинулся назад и скрестил руки на груди. Запонки, подумал Резник, заметив бледно-голубую рубашку солиситора, думали, что они ушли в прошлое. Как эти дурацкие подтяжки для мужских носков.

  – Вы, конечно, не запрашиваете ничего, что может считаться секретной информацией?

  «Что я хочу знать, – сказал Резник, – почему действие было прекращено?»

  «Пожелания клиента».

  – Не ваша рекомендация?

  "Точно нет. У нас были все шансы создать хороший кейс».

  – В таком случае вы бы поощряли его оставаться с этим?

  «В финансовом отношении это лучше всего послужило бы его интересам».

  – А по-другому?

  Маккарти сделал глоток и посмотрел на свой телефон, как будто тот вот-вот зазвонит. «Ситуация, аналогичная случаям изнасилования, уравновешивает страдания клиента, переживаемые в суде, и потенциальные выгоды. Вот человек, зажатый, подвергшийся физическому насилию и бессильный что-либо с этим поделать в то время. Как сильно он хочет говорить об этом, описывать это, подвергать нападкам и даже насмешкам то, что он считает правдой? Нет, он решил, что с него хватит.

  – Значит, ничего общего со смертью Алана Имри?

  – Имри?

  «Анестезиолог».

  Маккарти поджал губы. – Я забыл.

  «Вы не помните, что Риджмаунт говорил об этом в то время?»

  – Нет, – ответил адвокат после некоторого раздумья, – он должен был знать об этом, я в этом почти уверен. Но нет, я не могу припомнить, чтобы он упоминал об этом. Насколько я знаю, это не повлияло на его решение».

  Резник кивнул. Маккарти попробовал широко разрекламированные прелести Aqua Libra. Весы, подумал Резник, что угодно, только не то, что это было. «Другие сотрудники, участвовавшие в операции, – сказал он, – хотя они и не были указаны в иске, вы бы определили, кто они?»

  – Вплоть до того, кто толкал тележку внутрь и наружу.

  – Вы бы назвали имена своему клиенту?

  Маккарти возился с механизмом двойного замка своего портфеля. Некоторые люди использовали в качестве комбинации первые цифры своего номера телефона, другие – день рождения жены.

  «Я не понимаю, почему я должен. Нет, я так не думаю».

  – Нет, если бы он спросил? Прямо.

  «Я не знаю.» У него зазвонил телефон, и он поднял трубку почти до того, как звук успел зафиксировать, прислушался, пару раз кивнул и сказал звонившему, что перезвонит прямо сейчас. – Я действительно не помню, чтобы он это делал.

  «Имена, однако, они были бы повсюду, записаны на бумаге? Для него не могло быть и речи о том, чтобы взглянуть на них без вашего ведома. В какой-то момент у него была бы возможность записать их, даже сделать ксерокопию. Я имею в виду, что он мог знать, кто они такие, как вы говорите, даже носильщик, кативший тележку.

  – Да, – сказал Маккарти. "Верно. Это разумно предположить.

  Зазвонил его портативный телефон, и Резник поднялся на ноги. – Вам не нужно торопиться, – сказал Маккарти, прикрывая рукой мундштук. – Я в порядке еще несколько минут.

  «Наслаждайтесь ими, – сказал Резник. „Разгадайте краткий кроссворд. Разобрать телефон“. Проходя мимо, он слегка коснулся плеча Маккарти. „Спасибо за вашу помощь.“

  Самое замечательное в том, что дом был таким высоким, построенным на гребне холма, даже его собственная комната была под лестницей, никто не мог не заметить его. Кроме сада, а кто мог стоять там, в саду? Его отец, может быть, но его отец куда-то уехал, надеясь, что он снова станет сборщиком и перевозчиком, принося домой что-нибудь вкусненькое к их обеду.

  Кэлвин вытянулся на кровати, немного поправив подушки, уложив их поудобнее. Этот новый материал, который он получил, ямайский, сказал парень, который продал его ему, но Кэлвин знал достаточно, чтобы понимать, что это ничего не значит. Но это было хорошо. Хорошая вещь. Хорошее дерьмо. На самом деле так хорошо, что он думал, что у него будет еще один косяк. Иногда, лежа, вместо того, чтобы курить, он мастурбировал, думая, может быть, о женщине, которая работала в фургончике с мороженым в парке. Сидеть внутри, окруженный всеми этими Прохладными Королями, Сочными Фруктами и Малиновыми Торпедами. Настроил радио на пиратскую регги-станцию. Белый комбинезон: он был уверен, что под ним не было ничего, кроме каких-то скудных вещей. Часто в парке он выбирал место, откуда мог ясно видеть ее, растянулся там, слушая свою музыку и наблюдая за тем, что она делает. Ни разу она не обратила на него внимания, не подала виду, что знает, что он вообще здесь. Но Кальвин знал достаточно, чтобы знать другое.

  Лента в стереосистеме подошла к концу, и Кэлвин выругался, а потом понял, что его плеер лежит рядом с кроватью. Все, что ему сейчас было нужно, это еще одна кассета из его сумки, свет и эй! Что это был за Роберт Плант? «Лестница в небеса.»

  Довольно скоро, с закрытыми глазами, он подпевал во весь голос Twisted Sister, дуэтом себя и Ди Снайдера, за исключением того, что Кэлвин постоянно забывал слова, путал их, особенно в куплетах, правильно подбирал для припева. Глаза плотно закрыты. Сделайте еще один удар, вот и все, держите его там и сосите. Руки широко раскинуты. Пой, сумасшедший ублюдок, пой! Кальвин не услышал первых неуверенных ударов в окно, только когда кулак Дивайн ударил по раме, Кальвин резко сел и увидел ухмыляющееся косоглазое лицо мужчины.

  В каком бы состоянии он ни находился, Кэлвин знал достаточно, чтобы понять, что это не мойщик окон, стучащийся за оплатой.

  В панике он рванул наушники и швырнул их через всю комнату, пережал пальцами стык и сдвинул с глаз долой. Возможно, никто не заметит, что он отдыхает там, наслаждаясь Bensons King Size? Еще один из них тарахтел теперь у задней двери, этот дурак с пластырем размером с кулак, прилипшим к лицу, все еще ухмыляющийся, как будто он проснулся и вдруг наступило Рождество.

  Кэлвин пронесся по комнате. Быстрее среагировать он мог бы рвануть вверх по лестнице и выйти на улицу, уйти пешком, но какого черта, зачем ему вообще бежать? Дом англичанина был его замком, верно?

  Нижняя часть ботинка ударила в дверь у косяка, и она затряслась.

  «Привет!» – крикнул Кальвин. «Привет!»

  Он открыл дверь, и они вошли, заставив его уйти с дороги, не то чтобы толкнув его, никогда не используя руки, тот, что с гипсом, направился прямо к кровати, ослабляя последние полтора дюйма его сустава на свет. .

  – Выращенный дома?

  – Старый Холборн, – сказал Кэлвин. «Дешевле свернуть самому».

  "Конечно. А я Майк Тайсон».

  Дерьмо! подумал Кальвин. Ты даже не того цвета.

  Другой мигал своей картой. – Детектив-констебль Нейлор. Это детектив-констебль Дивайн.

  Дивайн еще больше ухмыльнулся. Он хорошо проводил время. Внутри детской пахло, как на некоторых вечеринках, на которые он ходил, когда ему было девятнадцать, двадцать. Куда бы он ни брал свои вещи, это было чертовски хорошо.

  Нейлор заметил спортивную сумку на полу и ринулся к ней.

  «Чувак, – сказал Кэлвин, – у тебя есть ордер, чтобы вломиться сюда?»

  «Мы не вламывались, – сказала Дивайн. – Вы нас впустили.

  – Или стой там и смотри, как вышибают дверь.

  – Вы не пригласили нас на территорию? – сказал Нейлор.

  «Чертовски верно!»

  – Ничего страшного, потому что у нас есть ордер.

  «Какого хрена ты делаешь!» – сказал Кэлвин и пожалел об этом, потому что тот, что покрупнее, выглядел так, словно собирался заткнуть его одним ремнем.

  Кевин Нейлор вынул из кармана ордер и поднес его к лицу Кэлвина.

  – Что вы ожидаете найти в любом случае? – спросил Кальвин. Нейлор и Дивайн обменялись взглядами над сумкой, лежащей на полу между ними.

  – Это мои вещи, – сказал Кэлвин. Он мог слышать нытье, прокрадывающееся в его голос, и ненавидел его, но ничего не мог с этим поделать. – Это мои личные вещи.

  – Покажи нам, – сказала Дивайн.

  «Хм?»

  «Все, что вам нужно сделать, – сказал Нейлор, – расстегнуть молнию, поднять ее и развернуть на кровати».

  Кэлвин не видел, где у него был большой выбор.

  Он держал пакет над кроватью, и все смотрели, как содержимое вываливалось наружу. Старые свернутые копии Kerrang! , может быть, десять запасных комплектов батарей для его Walkman, EverReady Gold Seal LR6, должно быть, от двадцати до тридцати кассет, большинство из которых нетронутые, завернутые в целлофан, наклейки все еще на месте, HMV, Virgin, Our Price.

  – Парень – коллекционер, – сказала Дивайн.

  – Да, – сказал Нейлор, – готов поспорить, что у него тоже есть квитанции. Две футболки, которые сейчас лежали на кровати, тоже были в оригинальной упаковке, несколько других он натянул и носил несколько часов, а затем выбросил. Тетрадь с красной обложкой, в которую Кальвин копировал тексты своих любимых песен, однажды он решил, что начнёт писать свои собственные. Все, чего он хотел, это вдохновения. Еще немного времени.

  – Встряхнись, – сказала Дивайн.

  «Хм?» Кэлвин непонимающе посмотрел на него.

  "Сумка. Встряхните его еще немного.

  На этот раз она выкатилась из угла, где Кэлвин отчаянно пытался удержать ее большим пальцем. Нейлор поднял полиэтиленовый пакет, такой Дебби покупала в Tesco, чтобы сохранить его сэндвичи свежими. Он понюхал содержимое и передал его Дивайну, чье внимание привлекла пачка кассет.

  «Что, – озадаченно спросил он, держа в руках экземпляр „Лучших хитов“ Джона Денвера, – ты делаешь с этим?»

  – Вот дерьмо, – сказал Кэлвин. «Я не играю в это дерьмо. Я просто продаю его снова».

  «Правильно, – сказала Дивайн, теперь держа пакет с марихуаной, – покупать такое дерьмо».

  – Эй, – сказал Кевин Нейлор, подходя к двери и глядя вверх. – Кто-нибудь еще пахнет гарью?

  Риджмаунт тоже учуял это еще до того, как слез с седла и покатил велосипед по тротуару с прицепом, полным картошки, лука и десяти фунтов побитых брэмли, которые он собирался сварить в яблочном соусе. Ей-богу, подумал Риджмаунт, я знал это. Я просто знал это. Одну вещь я попросил этого мальчика сделать, одну вещь, а он даже этого сделать не может. Он вставлял ключ в замок входной двери, когда Патель подошел к нему сзади и назвал свое имя.

  «Я не хочу ничего у вас покупать, – сказал Риджмаунт, – мне ничего не нужно в кредит, и прямо сейчас я не могу остановиться, чтобы обсудить Библию, потому что мой нос подсказывает мне, что в мой дом. А теперь извините меня.

  Но вместо этого Патель показал ему свой ордер.

  «Извините, – сказал Риджмаунт, – сначала я должен разобраться с этим».

  Он толкнул дверь и оставил ее настежь. Мужчина, которого он не узнал, стоял на полпути вверх по лестнице, Кальвин в двух шагах от основания, а еще один мужчина прямо за ним, рука на руке Кэлвина. Риджмаунт прошел через холл на кухню; окна были густы от пара, и облака его собрались под потолком и начали медленно спускаться по стенам. Он снял кухонное полотенце с крючка и сжал его в руке, выключил газ и снял кастрюлю с плиты. То, что раньше составляло полтора фунта колотого гороха, превратилось в почерневшую массу, покрывающую сковороду коркой. Между плитой и раковиной дно кастрюли вывалилось, но горох прилип, приваренный к бокам.

  "Мистер. Риджмаунт, – сказал Резник, который вышел из машины и последовал за Пателем в дом, – детектив-инспектор Резник. Я был бы признателен, если бы вы пришли с этими офицерами в полицейский участок. Есть несколько вопросов, которые мы хотели бы задать вам».

  «Папа?» – сказал Кэлвин из коридора.

  – Эти вопросы, – сказал Риджмаунт. «О чем они?»

  «О, – сказал Резник, – я думаю, вы знаете».

  Риджмаунт посмотрел мимо Резника туда, где стоял Кэлвин, Дивайн и Нейлор по обе стороны от него, Нейлор все еще держал его за руку.

  – Отпусти моего сына, – сказал Риджмаунт.

  Резник вопросительно посмотрел на Нейлора. «Хранение запрещенных веществ, сэр. А именно марихуаны. Хранение краденого».

  «Милый Иисус!» Риджмаунт вздохнул.

  Резник кивнул Пателю, который подошел и протянул руку к плечу Риджмаунта.

  « Неет! Риджмаунт вскрикнул и неуклюже попятился к плите, рассекая кулаком пространство между Пателем и собой. "Нет! Не трогай меня! Не трогай меня!»

  Патель снова вошел, но теперь в руке Риджмаунта был нож, кухонный нож, а в его глазах блестели слезы и страх.

  «Устойчивый!» называется Резник

  Позади него Кальвин изо всех сил пытался освободиться. – Он не… Ты не можешь… Он не позволит тебе прикоснуться к нему. Нисколько. Он не может.

  Резник кивнул, понимая.

  «Отпусти мальчика», – сказал он, и Нейлор, оценивая приказ глазами, так и сделал. – Итак, мистер Риджмаунт, – сказал Резник, обходя Пателя и медленно протягивая руку с растопыренными пальцами. «Пожалуйста, дайте мне нож. Даю слово, мы тебя не тронем. Дайте мне нож, и все, что вам нужно сделать, это пройти к машине и подождать с одним из офицеров. У нас есть ордер на обыск этих помещений, и мы позаботимся о том, чтобы это было сделано как можно быстрее и с минимальными нарушениями. После того, как мы обыщем дом, вас отвезут в участок.

  – А Кальвин?

  – Он тоже пойдет с нами. Он может ехать в той же машине, что и вы, если хотите.

  Риджмаунт перевернул нож для очистки овощей и осторожно вложил ручку в руку Резника.

  Сорок три

  Открытка была с острова Миконос, за низкими белыми зданиями, которые Линн предположила как Эгейское море, было темным пятном, похожим на чернильное пятно в черно-белой копии на ее столе. Она представила, каким голубым он будет, и Карен Арчер спустится к нему по песку даже в такое далекое время года, чтобы искупаться. «Мы подумали, что вы хотели бы это увидеть, – написали родители Карен в сопроводительном письме, – мы надеемся, что это вас успокоит».

  Извините, что так долго не было на связи, но я чувствовал, что мне просто нужно уйти. Слава Богу за Томаса Кука и доступ!! Подумай обо мне на солнце, поглощающем узо и оливки!!! Я позвоню, как только вернусь в Англию. Будьте осторожны и постарайтесь не волноваться. Все хорошо!

  Куча любви, Карен XXXXXXXXXXXX

  Что ж, хорошо для тебя, подумала Линн. Было бы неплохо, если бы каждый в вашем положении мог отправиться в Грецию и притвориться, что все это был дурной сон. Она присела на мгновение, опустив голову на руки. Что с тобой? Вы действительно хотели, чтобы она была где-то телом, просто для того, чтобы у вас была еще одна жертва, что-то, что можно было бы проследить до руки Яна Кэрью?

  «Все, что будет сказано в этой комнате, – объяснил Резник, – все, что вы скажете, будет записано на этой машине, после чего записи будут запечатаны и подписаны, чтобы показать, что это настоящая запись».

  Риджмаунт кивнул, показывая, что понял.

  – Я бы хотел, чтобы ты рассказал о том, что произошло, своими словами, именно так, как ты хочешь. Если есть что-то, что кажется неясным, я могу прерваться, чтобы задать вопрос, но кроме этого все, что я хочу делать, это слушать. Хорошо?"

  Риджмаунт кивнул: хорошо.

  Кэрью не был уверен, стоит ли идти к ней, когда она была с другими людьми, или подождать, пока она не была одна. Он не знал, стоит ли носить что-то не совсем формальной, но чуть менее спортивный. Предполагают, что это серьезно, а не играть. Нажмите и затем. Наконец он остановился на выцветшей джинсовой рубашке, белых брюках, мокасины. Кошелек застегнутые вниз в заднем кармане в случае, если она сказала, «Потрясающий! Пойдем пить, праздновать!» Позже они могли бы получить что-то есть, что новое место вверх от Дома Советов, все белые скатерти и одного стебля цветы, Сонни, он давно хотел поехать туда.

  В общем, она ничего не сказала. Стоял и смотрел на него, как будто не мог поверить, что это был он. Остальные, которые были с ней, трое из них, медсестры, не знали, что делать, идти ли дальше или остаться, переводя взгляд с Сары на Кэрью и обратно. Под своим длинным распахнутым пальто она все еще была в униформе, с тугим поясом на талии, ее темные волосы блестели: совершенство.

  «Сюрприз Сюрприз!» – сказал Кэрью.

  «Увидимся завтра, Сара», – крикнула одна из остальных, продолжая свой путь.

  «Хорошо,» сказала Сара. «Пока.»

  Потом они остались одни посреди широкого коридора, двери были закрыты. Картины местных первоклассников на стенах. – Я думала, ты в тюрьме, – сказала Сара.

  Кэрью улыбнулся. «Я был. Это была ошибка.»

  «Должно быть что-то. Должно быть, вас за что-то арестовали.

  – Это то, что ты думаешь?

  «Ну да.»

  В коридор вышел врач со стетоскопом на шее и подошел к ним. В руке у него был мяч для сквоша, и он ритмично сжимал его, сильно вдавливая в ладонь.

  – Ну, что-то было, – сказал Кэрью. «Кажется, они думали, что я кого-то убил. Девушка."

  Едва не упустив ни секунды, доктор повернулся к одной из дверей и скрылся из виду.

  Сара Леонард смотрела на него, не в силах его понять. – А теперь они передумали, – сказала она.

  Кэрью улыбнулся. «Неправильный Ян. Видите ли, они нашли ее дневник, дневник женщины, и там было имя Иэн. Они думали, что это я».

  «Почему они это сделали?»

  "Я не знаю. Но это была ошибка. Появился настоящий Йен, тот, что из дневника, и вот я здесь».

  «Зачем?»

  «Эм?»

  "Зачем? Почему ты здесь? Я не понимаю».

  Улыбка переместилась с губ на глаза. – Я думал, знаешь, у нас осталось кое-какое незаконченное дело.

  Сара ждала.

  – Раньше, когда мы разговаривали, если я правильно помню, мы просто подходили к делу.

  «Которого?»

  «Завершение договоренностей. Куда мы собирались пойти, где мы собирались встретиться. итальянский или китайский. Вы знаете, что это такое.

  «Я могу сделать. Но что заставляет вас думать, что я когда-либо согласится идти с вами? Особенно сейчас «.

  «Именно моя точка зрения».

  «Что?»

  «Особенно сейчас. Это не каждый день полиция решила, что не убивал кого-то в конце концов. Мы должны идти и праздновать «.

  Сара покачала головой. Пожилая женщина маневрировала по коридору на циммеровской раме, останавливаясь примерно через каждые пятнадцать футов, чтобы перевести дух.

  – Мы должны, – сказал Кэрью.

  "Ты один. Это не имеет ко мне никакого отношения. Вы празднуете». Она направилась к нему, сворачивая налево, чтобы пройти мимо. Когда она выровнялась, он схватил ее за руку.

  – Это не весело в одиночку.

  «Жесткий!»

  «Я серьезно.»

  «Я тоже.»

  Одна из боковых дверей открылась, и она выбралась наружу. Носильщик выгнал тележку с простынями и одеялами, больше ничего. Он жевал жвачку и насвистывал «Когда ты улыбаешься»; узнав Сару, он подмигнул, ухмыльнулся и переложил жвачку с одного уголка рта на другой, не теряя мелодии.

  – Всего один стаканчик, – взмолился Кэрью. "Полчаса. По дороге домой.

  «Нет.»

  «Но …»

  "Нет. Как это пишется?»

  Кэрью отвесил нижнюю губу, скрестил ноги, вставая, и уставился на нее так, словно она просила его объяснить теорию относительности. – Э-э, – пробормотал он. – Эм… э, эм… первая буква, мисс, это не М?

  «Нет.» Готова себя не находить его поступок маленького мальчика смешным, просто абсурдным. Жалкий.

  «Н? Это Н, не так ли? N – нет».

  Не в силах сдержать улыбку, Сара кивнула. «Да.»

  «Да?» Кэрью внезапно перестал быть робким мальчиком, уверенно двигавшимся к ней. – Ты сказал «да». Он приберег свою лучшую улыбку напоследок, ту, которая никогда его не подводила. – Полчаса, – сказал он. – Максимум час.

  «Я лежал там, – сказал Риджмаунт, – я лежал с заклеенными глазами и не мог пошевелиться. У них была эта трубка, понимаете, эта трубка была зажата у меня во рту. Набирая воздух в легкие. И они говорили, до того, вы знаете, что они дают мне этот снимок, поставил меня под землей, она говорила, эта девушка, не намного больше, чем девушки, всего за несколько секунд, и вы не будете чувствовать себя вещь. Нет, пока ты не выздоровеешь и все кончено.

  «Ну, я пошел искрить все в порядке. Следующее, что я помню, я, кажется, прихожу в себя, и тут я думаю, что это похоже на сон, ночи, когда ты ложишься спать, и ты так устал, что не можешь даже вспомнить, как твоя голова ударилась о подушку, но в следующую секунду ты просыпаюсь, а прошло уже восемь часов или больше. Так что я думаю, хорошо, что она сказала, что это место было, выздоровление? Хорошо, я выздоравливаю, за исключением того, что мой рот все еще закрыт, а глаза все еще заклеены пленкой, и я думаю, что я все еще в операционной, и меня могут выкатить в любую минуту.

  «Они не выкатывают меня. Меня никто не выгонит».

  «Несмотря на то, что у меня на глазах скотч, каким-то образом я вижу эти яркие огни прямо над собой, и это похоже на то, когда ты смотришь на солнце, закрываешь глаза и какое-то время можно увидеть это горячее пятно, как будто оно отпечатано внутри твоего глаза, вот на что это похоже. Мало того, я слышу голоса. Не слишком понятно, что они говорят, совсем непонятно, поэтому я пытаюсь что-то сказать, поговорить с ними, что происходит? Только никак не могу ничего сказать, ни слова. Пытаюсь пошевелиться, не могу пошевелить ни мышцей. Просто растянулся там, и я понимаю, черт, они еще не сделали эту операцию, не вынули этот чертов желчный пузырь, даже еще даже не начали. В голове паника, и тело не может двигаться, и я не могу кричать или кричать, и все, что я вижу, это размытие этих огней, и я думаю, нет, этого не может случиться, нет, это может случиться. не произойдет, нет, это не может, и тогда это произойдет.

  «Это как провод тянет ясно через меня. Тонкий провод. Только жарко. Это кусок раскаленной проволоки, и я клянусь, что я могу услышать плоть слезу, когда он тянет его до конца. И все, что я могу сделать, это молиться за него, чтобы остановить. Молитесь, чтобы умереть. Потому что я знаю, что это не остановит никогда. Не останавливайтесь, пока это будет сделано «.

  Кэрью пил его второй сингл солод, смакуя его, взгляд он дал глупую корову за стойкой бара, когда она спросила его, если он хочет лед в нем должен был бы сделать ее мочиться ее штаны. Где была точка в питьевой хорошие вещи, как это, только воду вниз с замороженными водорослей из Северн-Трент?

  «D'вы когда-нибудь прийти сюда?» Он оглянулся на широкую комнату, фаршированные красные стулья и блестящие черные верхом столы, как что-то с Р усилителя; O круизное судно.

  Сара Леонард покачала головой. И только после того, как он поднял шум из-за заказа горького лимона – что это за праздничный напиток? – что она уступила и выпила сухое белое вино, а теперь жалеет об этом.

  «Мы должны были пойти куда-нибудь поживее. Больше стиля». Он наклонился вперед через стол именно так, как она и предполагала. – Мы все еще могли.

  «О нет.»

  "Ну давай же. Давай потанцуем, ради бога. Когда вы в последний раз ходили танцевать? Венера. Нью Йорк, Нью Йорк. Боже, мы могли бы даже пойти к ирландцам. Он потянулся к ее руке, и она отдернула ее. – Как насчет этого?

  Вино было кислым и старым, как будто ящик, из которого его выжали, годами гнил где-то в подвале.

  – Почему ты никогда не сдаешься?

  – Не в моем характере, – улыбнулся Кэрью, – мириться с поражением. Сара поставила стакан и встала.

  «Куда ты направляешься?»

  Она указала на дверь рядом с баром. «Дамы». Кэрью кивнул.

  – Сара, – позвал он, когда она прошла половину комнаты. Повернувшись, она остановилась, чтобы оглянуться на него. – Не ускользай теперь через черный ход, ладно? И он рассмеялся.

  «Вы могли сказать по их лицам, по тому, как они были на мне, суетясь с этим, суетясь с этим, вы могли сказать, что они знали, что что-то пошло не так. Но они никогда не говорили, никогда ничего мне не говорили, и я не мог… поначалу, когда они вытащили трубку из моего рта, мне все время хотелось кричать, кричать и плакать, а когда я мог это я не мог получить звук выйти.

  «Позже, да. Тогда я кричал и называл их варварами и мясниками, и они прибегали и вонзали мне в руку эту иглу. Держи меня в покое. Убери боль. Вот что они говорят, сделать вас чувствовать себя комфортно, снять боль. Слишком поздно, говорю я, слишком поздно для этого. И они вводят иглу домой».

  «Что это?» – спросила Сара, указывая на стекло.

  «Горький лимон.»

  «И?»

  «Лед.»

  «И?»

  «Джин.»

  Она взяла его и понесла к бару. «Произошло недоразумение, – сказала она. „Я не хотел этого“.

  «Я сожалею,» сказала девушка за прилавком. «Вы не можете иметь свои деньги обратно.»

  «Отлично.»

  Сара бросила быстрый взгляд на Кэрью, чтобы понять, как он это воспринял, и направилась к двери. Фотография в джинсах, таким он себя видел. Мистер Неотразимый. Она задавалась вопросом, когда женщина в последний раз отказала ему и что случилось с ней, когда она это сделала. Она думала, что он может вскочить и броситься за ней, сверкнув еще одной из тех улыбок, которые практиковались в зеркале в ванной, но Кэрью продолжал сидеть на месте, попивая солодовый виски, и выглядел круто.

  Проехав четверть мили, она уже меньше злилась на это, просто еще один тип примерял это, может быть, чуть более настойчивый, чем остальные. Приближаясь к дороге, ведущей вниз к старой фабрике Роли, лицо Сары расплылось в улыбке. Неужели он действительно вообразил, что она собирается пойти с ним, танцевать, одетая так? Значок на ее униформе с указанием ее имени и звания. Смешной.

  И вдруг он оказался перед ней, позируя на углу боковой улицы, изо всех сил пытаясь контролировать свое дыхание и делая вид, что ему не нужно было быстро бежать, чтобы удвоить этот квартал и опередить ее вовремя.

  «Что теперь?» – снова рассердилась Сара.

  «Легкий. Я провожу тебя до твоей двери, говорю спокойной ночи, разворачиваюсь и иду домой. Конец вечера. Хорошо?»

  «Нет.»

  Ян Кэрью ничего не сказал; он даже не улыбнулся. Он просто посмотрел.

  Сара начала идти, и он танцевал вместе с ней, не пытаясь говорить, просто шагая. Ладно, подумала Сара, пять минут, еще пять улиц, и все будет кончено.

  «Когда я вернулся домой из больницы, я все еще чувствовал боль. Я не ложился спать ночью, я не ложился, как только я ложился, я снова ждал этого, ждал, когда это начнется. Резка. Провод. Я спал сидя, где бы я ни был, и даже тогда, хотя я не лежал, я кричал».

  «Сначала моя жена подходила ко мне и пыталась меня успокоить, но если она подходила, чтобы прикоснуться ко мне, я кричал еще больше. Я никогда не мог вынести, чтобы кто-то прикасался ко мне».

  «Моя Марджори… она тогда была маленькой, говорит она матери, почему папа так кричит на меня, почему он не подпускает меня к себе, почему он меня ненавидит?»

  «В конце концов они не выдержали и оставили меня, а Келвин остался. Что бы ни делал этот мальчик, я всегда буду любить его за это. Он остался со мной, когда никто другой не стал бы».

  Дом Сары располагался на короткой террасе, выходившей на игровое поле. Она купила его, когда цены в городе были ниже, чем где бы то ни было, кроме Белфаста, и это было к лучшему, потому что на ее зарплату это было все, что она могла себе позволить. Она стояла спиной к входной двери, засунув руки в карманы пальто, пальцы одной сжимали какую-то мелочь, другие сжимали ключи.

  – Верно, – сказала Сара.

  «Что?»

  «Спокойной ночи.»

  Улыбка вернулась. «Спокойной ночи.»

  Сара не пошевелилась. – Дай мне посмотреть, как ты уходишь.

  «Только одно…»

  «Нет.»

  «Просто …»

  «Нет!»

  «Тим Флетчер, я хотел спросить…»

  «Что насчет него?»

  – Вы с ним довольно подружились, бегали по поручениям и все такое…

  – Поручения?

  – Ты покупал ему книги, помнишь?