Текст книги "Стальной пляж"
Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 46 страниц)
– На самом деле, ты можешь кое-что для меня сделать.
Я уже собиралась сказать, что именно, но тут бармен принёс разобранную на составные части "Маргариту", а в голове у Лиз помещалась только одна мысль за раз. Она высыпала на стойку гору соли, раскидала её, смочила края широкого бокала… в общем, сделала всё, что требовалось для сотворения чересчур крепкого коктейля, с непробиваемой сосредоточенностью бывалого выпивохи. Она знала своё дело, и вскоре я уже потягивала напиток, которого мне, по большому счёту, не хотелось.
– Так вот. Говори, что нужно, детка, и оно твоё. В пределах разумного.
– Если ты… скажем… если тебе захотелось бы поговорить с кем-нибудь, и ты хотела бы убедиться, что никто ваш разговор не подслушает… что бы ты стала делать? Как бы ты всё устроила?
Лиз нахмурилась так, что брови встопорщились. Казалось, она о чём-то напряжённо раздумывала, машинально водя рукой по рассыпанной перед ней соли.
– Вот это хороший вопрос… – бормотала она. – По-настоящему хороший. Даже не знаю, спрашивал ли кто-нибудь когда-нибудь меня о чём-нибудь подобном.
Она медленно перевела взгляд вниз, на соль, по которой написала пальцем: "ГК??" Я взглянула на неё и кивнула.
– Ты знаешь, какие теперь стали жучки. Не уверена, что найдётся такое место, которое нельзя было бы нашпиговать ими. Но вот что я тебе скажу. Я знаю пару-тройку спецов на студии, они собаку съели на этих вещах. Могу спросить у них и потом связаться с тобой.
Её рука стёрла первую надпись и вывела: "Скафандр". Я снова кивнула и увидела, что, несмотря на то, что она была, без сомнения, очень сильно пьяна, она прекрасно умела владеть собой. В её глазах сверкнула догадка, и я не была уверена, что мне это нравится. Во что же я собралась вляпаться, а?..
Мы ещё немного поговорили, и тем временем она написала по соли время и место встречи. Затем кто-то уселся рядом с ней и принялся ласкать её грудь. Она не стала скрывать, что ей нравится, и я решила не мешать, встала и вернулась на танцпол.
Протанцевала я ещё почти час, но на этот раз без прежнего удовольствия. Некий парень разыграл для меня целую пьесу, он был симпатичен, убедителен и оказался очень хорошим, сексапильным танцором – но в конечном счёте я почувствовала, что его стараний для меня недостаточно. Когда я не начинаю первой, то могу выбрать выжидательную позицию, и тогда меня очень трудно соблазнить. Но в конце концов я дала свой телефон и сказала нечто вроде: "Через недельку звякни – там посмотрим…" – но мне показалось, что он, возможно, не станет звонить.
Я приняла душ, купила бумажную сорочку в раздевалке, кое-как добралась до остановки поезда и погрузилась в него. По дороге домой я заснула, и поезду пришлось меня будить.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Мне доводилось читать о похмелье. Хочешь, не хочешь, а поверишь, что те, кто писал о нём, сильно преувеличивали. Если бы даже одна десятая описанного была правдой, мне и то не хотелось бы испытать ничего подобного. Лекарство от похмелья было найдено ещё задолго до моего рождения, и даже без применения высоконаучных разработок, обошлись простой химией. Но порой я сомневаюсь, хорошая ли это была мысль. В глубине человеческой души почти с библейских времён хоронится убеждение, будто мы тем или иным образом должны расплачиваться за чрезмерное потакание своим слабостям. Но когда я начинаю так думать, рациональная сторона моего сознания быстро расправляется с подобной ересью. Мол, с таким же успехом можно желать, чтобы люди снова начали страдать геморроем!
Когда я проснулась на следующее утро после коронации, то ощутила во рту приятный вкус. Чересчур приятный…
– ГК, на связь! – промолвила я.
– Что я могу для тебя сделать?
– При чём здесь эта мята?
– Я подумал, мята тебе понравится. Могу сменить вкус.
– В мяте как таковой ничего плохого нет. Но просто это чрезвычайно странно – проснуться поутру и почувствовать во рту всё, что угодно, кроме… впрочем, тебе это всё равно ничего не скажет. Не знала, что составление вкусов – один из твоих талантов, но поверь мне на слово, твой поступок низок.
– Ты сама просила меня поработать над этим. Я так и сделал.
– Вот прямо так?
– Почему бы нет?
Я уже собиралась ответить, но тут Фокс зашевелился во сне и перевернулся на другой бок – так что я встала и ушла в санузел. Вытряхнула на ладонь таблетку для чистки зубов и принялась её разглядывать.
– Так это мне теперь не нужно?
– Нет. Оно отправилось на свалку истории вслед за зубной щёткой.
– И наука победным маршем двинулась вперёд… Знаешь, я привыкла к так называемому культурному потрясению – но не привыкла, чтобы оно случалось из-за меня.
– Обычно сами люди и становятся причиной появления всех новшеств и изобретений.
– Ты повторяешься.
– Но никогда нельзя предсказать, когда именно человек найдёт время поработать над той или иной проблемой. А у меня теперь нет дара задавать подобные вопросы. Как ты можешь заметить, у меня не бывает дурного вкуса во рту по утрам, так с какой стати мне волноваться? Но у меня великое множество дополнительных возможностей, и когда поступают подобные запросы, я частенько подумываю над ними на досуге – и иногда нахожу решения. В данном случае я синтезировал нанобот, который подбирает у тебя во рту всё, что обычно гниёт там, пока ты спишь, и преобразует в субстанцию с приятным вкусом. Эти наноботы также очищают зубы от налёта и благотворно влияют на дёсны.
– Боюсь даже спросить, как ты подсунул мне подобную штуку.
– Добавил в источник воды. Понадобилось совсем чуть-чуть.
– Выходит, сегодня утром все жители Луны проснулись со вкусом мяты во рту?
– Можно выбрать один из шести восхитительных ароматов.
– Так ты теперь сам себе устраиваешь рекламную кампанию? Сделай милость, не говори никому, что это я во всём виновата…
Я залезла под душ, и он включился, постепенно нагреваясь до тех пор, пока стало едва можно терпеть. "Никогда ничего не говори про душ, Хилди", – предостерегла я себя. Чёртов ГК вполне может изобрести способ чистить людскую шкуру без его помощи, а я наверняка с ума сойду, если лишусь утреннего душа. Я из тех, кто поёт в ванной. Любовники говорили мне, что удовольствия от моего пения мало, но главное, чтобы мне самой нравилось. Пока намыливалась, я беспрестанно думала о мире, наводнённом наноботами…
– ГК, что случится, если из моего тела повытаскивать всех этих микроскопических роботов?
– Это будет по меньшей мере непрактично.
– Ну, а если предположить, теоретически?
– Теоретически ты не проживёшь и года.
Мыло выпало у меня из рук. Не знаю, какого ответа я ждала, но явно не этого.
– Ты серьёзно?
– Ты спросила. Я ответил.
– Ну-уу… чёрт побери! Ты не можешь сказать такое и ничего не объяснить!
– Надо полагать, не могу. Тогда позволь по порядку перечислить причины. Во-первых, ты подвержена раку. Миллиарды искусственных организмов денно и нощно работают, отыскивая по всему твоему телу опухоли и удаляя их. Каждый день они обнаруживают хоть одну. Если пустить всё на самотёк, рак скоро съест тебя заживо. Во-вторых, у тебя болезнь Альцгеймера.
– Это что ещё за чёрт?
– Синдром, связанный со старением. Проще говоря, он уничтожает клетки твоего мозга. Большинство людей в естественном состоянии по достижении столетнего возраста подхватывали эту болезнь. Вот тебе пример восстановительных работ, постоянно осуществляемых в твоём теле: поражённые мозговые клетки иссекаются и заменяются здоровыми, чтобы нейронная сеть не прерывалась. Ты бы уже много лет назад забыла, как тебя зовут и как добираться до дома. Болезнь начала проявляться примерно тогда, когда ты устроилась в "Вымя".
– Ха! Возможно, эти штучки не так хорошо справляются со своей работой, как ты думаешь. Это очень хорошо объяснило бы… впрочем, не важно. Есть что ещё?
– Болезнь лёгких. Воздух в коридорах и под куполами не совсем пригоден для здоровой жизни человека. В нём накапливаются отходы, из него отфильтровывается не всё, что должно бы, поскольку заменить лёгкие куда дешевле и проще, чем как следует очистить воздух. Ты могла бы жить в климатическом парке, чтобы избежать вредоносного влияния, а я мог бы более тщательно фильтровать атмосферу в парках. Но и без того у тебя в лёгких каждый день восстанавливаются многие сотни альвеол. Без наноботов ты скоро начала бы ощущать их нехватку.
– Почему никто никогда не говорил мне обо всём этом?
– Какой смысл? Если бы поискала как следует, ты могла бы всё найти сама, это не секретная информация.
– Да, но… Я думала, подобные вещи управляются на генетическом уровне.
– Распространённое заблуждение. Гены, без сомнения, поддаются манипулированию, но показали себя устойчивыми к некоторым типам изменений… которые нельзя внести, не вызвав неприемлемые искажения человеческого тела и нарушения целостности облика.
– А попроще можно?
– Это очень трудно… Это может быть объяснено только в понятиях некоторых крайне сложных математических теорий, имеющих дело с неупорядоченными действиями и химической голографией. Зачастую не существует какого-то одного гена, который отвечал бы за то или иное, плохое или хорошее, качество. Каждая характеристика – скорее результат взаимовлияния, производимого несколькими генами, иногда очень большим их количеством. Вмешательство в структуру одного гена приводит к непредвиденным побочным эффектам, а вмешательство в структуры всех зачастую невозможно без того, чтобы не вызвать нежелательные изменения. Плохие гены связаны таким образом столь же часто, сколь и хорошие. В твоём случае, если бы я искоренил дефектные гены, постоянно вызывающие образование раковых опухолей в твоём теле, ты перестала бы быть Хилди. Ты стала бы более здоровой, но не столь мудрой, и утратила бы множество навыков и особенностей восприятия, которые, я подозреваю, очень тебе дороги, какими бы непродуктивными и осложняющими жизнь они ни были с практической точки зрения.
– То, что делает меня мною.
– Да. Знаешь, в тебе есть многое, чего я не могу изменить, не затронув при этом твою… душу – это самое простое слово, которое можно здесь употребить, хотя его значение и туманно.
– Но это первое понятное слово, которое ты употребил.
Некоторое время я размышляла над услышанным – пока выключала душ, вылезала из ванны, истекая ручьями воды, тянулась за полотенцем и вытиралась насухо.
– По мне так, не имеет никакого смысла то, что вещи, подобные раку, заложены в генах. Это как будто направлено против выживания.
– С точки зрения эволюции любое явление, которое не убивает тебя прежде, чем ты выйдешь из детородного возраста, не способствует выживанию вида. Существует даже философское течение, которое утверждает, будто рак и ему подобные вещи служат на благо расы. Слишком успешные виды рискуют столкнуться с проблемой перенаселения. А рак убирает старых особей с дороги.
– Но теперь они никуда с дороги не уходят.
– Нет. И однажды это вырастет в проблему.
– Когда?
– Не волнуйся. Задай мне этот вопрос следующий раз, когда будем отмечать Трёхсотлетие. В качестве предупредительной меры, большие семьи отныне не приветствуются – это политика, прямо противоположная той, что господствовала сразу после Вторжения.
Я хотела было расспросить об этом поподробнее, но взглянула на часы – и вынуждена была поторопиться, чтобы собраться вовремя и не опоздать на поезд.
* * *
База Спокойствия – одна из самых привлекательных для туристов достопримечательностей Луны, и причина этого – в её историческом значении, поскольку это первое место, где нога человека ступила на другую планету. Правда? Если вы действительно так думаете, возможно, мне удастся заинтересовать вас первоклассной недвижимостью на Ганимеде с великолепным видом на вулкан. На самом деле, всё по-настоящему привлекательное находится за горизонтом Базы Спокойствия и известно под названием «Парк Армстронга». Поскольку этот парк расположен на территории Планетарного Исторического Заповедника «Аполлон», Лунная торговая палата может с гордостью заявлять, что Х миллионов людей каждый год посещают место первой высадки человека на Луне – но умалчивает, что рекламные проспекты зазывают на аттракционы, а не в лунные модули.
Впрочем, немалое число туристов из этих миллионов всё же находит время проехаться на поезде до самой базы и провести несколько минут за созерцанием всеми забытого маленького посадочного модуля, а потом за час торопливо обежать близлежащий музей, где выставлена большая часть списанного космического металлолома, скопившегося с 1960 года до времён Вторжения. Затем дети начинают ныть, что им скучно, к тому времени и родители тоже, вероятно, успевают заскучать – и все благополучно возвращаются в царство хот-догов с бешеной наценкой и отнюдь не дешёвых развлечений.
Добраться на поезде напрямую до базы нельзя. И это не случайно. Вас высаживают у подножия полыхающего всеми огнями тридцатиэтажного сооружения – одновременно рекламной вывески и входа в аттракцион под названием "Смертельный приступ". Рекламные проспекты ещё называют его "Величайшим Очкосжимателем в познанной части Вселенной". Однажды я поучаствовала в нём, вопреки собственной воле и здравому смыслу – и могу ручаться, что он покажет вам такие вещи, о которых не рассказывают в школе астронавтов! Это поезд на магнитной подвеске, который с ускорением в шесть "же" падает по свободной траектории в десятый круг ада. Вам обеспечены один обморок и семь седых волос, или вы получите обратно деньги, потраченные на билет. На самом деле, горок для поездов тут две: "Тяжёлый припадок" и "Лёгкий припадок" – вторая, очевидно, для слабаков. Вагоны для "Тяжёлого припадка" моют струёй воды из шланга после каждой поездки. Если вы понимаете, в чём привлекательность подобного вида досуга, лучше не заявляйтесь ко мне домой с объяснениями. Я вооружена и очень опасна.
Я пробежала как можно скорее мимо вывески "30 000 000 (Только посчитайте!) Тридцать миллионов огней!" и заметила, что двухчасовая очередь на "Тяжёлый припадок" благоразумно отделена от билетных касс. Я добралась до поезда, курсировавшего между парком и базой, благополучно избежав уговоров и обольщений тысячи мелких торговцев всем чем угодно, начиная от надувных кукол с лицом Нейла Армстронга и кончая говорящими сувенирными точилками для сувенирных же карандашей. Я поднялась в вагон, отлепила от сидения кусочек сахарной ваты и уселась. На мне был одноразовый бумажный джемпер, так что какая разница?
Собственно База – это участок размером примерно с бейсбольное поле. Парни-астронавты никогда не отходили слишком далеко от корабля, так что сохранять более обширную площадку не было смысла. База окружена сооружением, напоминающим открытый стадион: четыре уровня смотровых площадок с окнами, обращёнными внутрь. На крыше последней из них расположен безвоздушный уровень.
Я протолкалась сквозь толпу туристов с Плутона, увлечённо снимавших всё подряд, и оказалась у пункта проката скафандров. О, боже…
Если бы мне когда-нибудь пришлось выбирать один пол на всю жизнь, я выбрала бы женский. Мне кажется, женское тело лучше сложено, и для него чуть получше обстоят дела с сексом. Но есть один момент, в котором тело женщины несомненно хуже мужского – я говорила об этом с другими людьми, как со сторонниками перемены пола, так и с убеждёнными женщинами, и девяносто пять процентов опрошенных со мной согласились. Этот момент – мочеиспускание. Мужчины попросту лучше к нему приспособлены. Сам процесс почище, поза более достойная, да и метод помогает развивать координацию рук и глаз, а заодно чувство творческого самовыражения – например, путём написания своего имени на снегу.
Но какое мне, чёрт побери, дело до всего этого, правильно? Это никогда не создаёт по-настоящему серьёзных затруднений… до тех пор, пока не понадобится взять напрокат скафандр.
За почти три века инженерная мысль выработала три главных способа решения проблемы: катетер, отсасывающие устройства и… о, боже милосердный, подгузник. Некоторые рекомендуют четвёртый способ: воздержание. Попробуйте воспользоваться им, когда следующий раз отправитесь на двенадцатичасовую прогулку по лунной поверхности. До сих пор лучшим способом считается катетер. Он не причиняет боли, как и обещает реклама… но я терпеть его не могу. Он ощущается как нечто чужеродное. К тому же, катетеры, как и отсосы, имеют склонность выскакивать в неподходящий момент. Когда вам захочется посмеяться, посмотрите, как женщина пытается поставить свой "уролятор" на место. Её движения способны создать новую моду в танцах.
У меня никогда не было собственного скафандра. Зачем тратить деньги, если он нужен не чаще раза в год? Я брала множество скафандров напрокат, и все они смердели. Не важно, как тщательно их стерилизуют, некоторые запахи от предыдущего владельца всё равно остаются. Они достаточно сильны в мужских скафандрах, но если хотите понять, что такое по-настоящему отвратительное амбре, наденьте женскую модель. Во всех них используются метод отсоса и подгузник для подстраховки. В таком месте, как База Спокойствия, где оборот скафандров большой, а наёмным работникам обычно мало платят, из-за чего они плохо разбираются в своих обязанностях и относятся к ним небрежно, некоторые тонкости время от времени упускают из виду. Однажды мне всучили откровенно мокрый скафандр.
Так вот, я сунулась в скафандр и тщательно обнюхала его. Оказалось не всё так ужасно, хотя освежитель был дешёвый и пахнул чересчур очевидно. Я натянула скафандр и, пока обслуживающий персонал наскоро проверял его, вспомнила другую причину, по которой мне не нравится метод отсоса. Весь этот поток воздуха через нежное место просто зверски его холодит.
Существуют хирургические способы улучшения женского мочеиспускания, но я нахожу их уродливыми – к тому же, они имеют смысл только для тех, кого работа заставляет регулярно вылезать на поверхность Луны. А нам, всем остальным, остаётся только дышать неглубоко и терпеть, и стараться пить поменьше кофе перед экскурсией.
Через воздушный шлюз я попала на крышу, где было не слишком-то многолюдно. Я нашла местечко у поручней подальше от всех посетителей и принялась ждать. Я отключила в своём скафандре радио и вообще всё, кроме аварийного радиомаяка, и спросила:
– ГК, а что я выручу за это?
У ГК очень хорошо получается возобновлять разговоры, прерванные несколько часов, недель и даже лет назад, но на этот раз мой вопрос был чересчур расплывчат. И всё же он замечательно угадал:
– Ты об утреннем туалете рта?
– Да. Я всё обдумала. Ты проделал работу, но потом отдал её результат, не спросив моего совета. Есть ли какой-нибудь способ заработать на этом?
– Изобретение классифицировали как оздоравливающее, так что стоимость его производства будет добавлена к медицинскому налогу, который платят все на Луне. Плюс небольшая прибыль, которая пойдёт тебе. Но она тебя не обогатит.
– И никому не позволено выбирать. Ты получаешь наноботы, хочешь того или нет.
– На случай возражений я разработал нанобот нейтрализующего действия. Но до сих пор никто не возражал.
– И всё же для меня это по-прежнему звучит как заговор. Если питьевая вода нечиста, то что чисто?
– Хилди, в городском водопроводе Кинг-сити столько всего, что воду практически можно притягивать магнитом.
– И все эти добавки ради нашего же блага.
– Похоже, ты сегодня не в настроении.
– С чего бы? Во рту у меня чудесно!
– Если хочешь знать, нововведение одобрено более чем девяноста девятью процентами населения. Тем не менее, наиболее предпочитаемый аромат – нейтральный с лёгким оттенком мяты. И ещё обнаружилось неожиданное преимущество: благотворное воздействие продолжается целый день.
"А ведь он победил запах изо рта", – мрачно осознала я. Как мне к этому относиться? Радоваться? Я вспомнила, как Лиз прошлой ночью обдавала меня кислым перегаром джина… Неужели даже у пьяниц дыхание должно быть свежим, как у младенца? Я была чертовски уверена, что нет, в этом вопросе я была упряма, как вздорная старуха, ответ был очевиден даже мне. Но, чёрт побери, я ведь и есть старуха, и частенько бываю вздорной. Я давно заметила, что с возрастом становлюсь всё менее терпимой к переменам, будь они к лучшему или к худшему.
– А каким образом ты меня слышишь? – спросила я, пока размышления о вечно меняющемся мире не погрузили меня в слишком уж мрачную пучину.
– Радио, которое ты отключила, служит для связи между скафандрами. Но твой скафандр также отслеживает твои жизненные показатели и при необходимости передаёт их. А когда ты пользуешься голосовым доступом, он определяется как экстренный вызов, хотя и не требующий помощи.
– Так что я никогда не выпадаю из-под защитного покрова твоей вечной бдительности.
– Он обеспечивает твою безопасность, – ответил ГК, и я приказала ему убираться.
* * *
Когда Армстронг и Олдрин отбыли с миром навстречу всему человечеству, представлялось, что место их приземления будет оставаться неизменным в космическом вакууме хоть миллион лет, если потребуется. И неважно, что при взлёте реактивная струя опрокинула флаг и сорвала золотую фольгу с площадки приземления. Следы астронавтов должны были по-прежнему остаться нетронутыми. И они остались. Сотни следов складываются в безумные узоры в пыли, ведут прочь от посадочного модуля, возвращаются к нему, и ни один не достигает галереи для посетителей. Никаких других следов не видно. Смотрители музея почти ничего не изменили в историческом месте, только заново установили флаг и подвесили на невидимых тросах, в сотне футов над площадкой приземления, ракетную ступень. Это не настоящая ступень с «Аполлона-11», подлинник давно был брошен на орбите и разбился.
Но зачастую вещи не таковы, какими кажутся.
Нигде в свободном доступе вы не найдёте книг, ни на одной поясняющей табличке и ни в одном аудиовизуальном сопровождении музейных экспозиций не встретите упоминания о той ночи сто восемьдесят лет назад, когда десять студентов из братства "Дельта Хи Дельта"[41]41
Братства – студенческие организации, занимающиеся учебными, профессиональными и внеаудиторными делами. Название подобных организаций обычно состоит из трёх букв древнегреческого алфавита.
[Закрыть] Лунного филиала Университета прикатили на базу на велосипедах. Прошло совсем немного времени после Вторжения, и тогда это место не охранялось так, как сейчас. Посадочная площадка была отгорожена обычными канатами, даже центра для посетителей не существовало – первое время после Вторжения лунным жителям было не до подобной роскоши.
Дельтовцы опрокинули посадочный модуль и оттащили футов на двенадцать в сторону. Колёса их велосипедов затёрли большую часть следов. Ребята собирались стащить флаг и повесить у себя в общежитии… но один из них вылетел из седла, разбил стекло гермошлема и присоединился к хору молящихся за нас на небесах. В то время скафандры не были такими прочными, как сейчас, и подвижные игры в них оказались неудачной затеей.
Но не стоит волноваться. Базу Спокойствия описывает больше документов, чем любое другое явление за всю историю истории. Существуют десятки тысяч фотографий, в том числе прекрасно детализированные снимки с орбиты. Команды студентов-селенографов потратили целый год на восстановление базы. Каждый квадратный метр её территории тщательно исследовался, велись жаркие споры о том, в каком порядке оставлены какие следы, затем два парня вышли на поверхность в обуви, повторявшей рисунок на подошвах ботинок скафандров с "Аполлона", и потоптались вокруг. Каждый их шаг замерялся лазером, а когда они закончили следить, их подняли лебёдками. Раз, два – и готово! Можно выдавать историческую реконструкцию за подлинник. Это не секрет, но знают о нём очень немногие. Наведите справки сами.
Я почувствовала, как чья-то рука включила радио на моём скафандре.
– Надо же, ты тоже здесь! – раздался голос Лиз.
– Какое совпадение! – подыграла я, помня, что ГК всё слышит.
Королева пристроилась рядом со мной, так же облокотившись на перила и устремив взгляд на лунную равнину. На противоположной стороне круглой галереи для посетителей я различила тысячи людей, смотревших на нас через стекло.
– Я частенько бываю тут, – сообщила Лиз. – А ты согласилась бы отправиться за полмиллиона миль в этакой жестяной игрушке?
– Я в ней и полуметра бы не проехала. Уж лучше путешествовать на детском попрыгунчике.
– В те дни жили настоящие мужчины! Ты когда-нибудь об этом задумывалась? На что это было похоже? Они едва могли повернуться в этой посудине. Один из них сумел дотянуть до Земли даже наполовину развороченный взрывом корабль.
– Да. Об этом я думала. Хотя, быть может, не так много, как ты.
– Так подумай ещё раз! Знаешь, кто был настоящим героем? Как я считаю? Добрый старина Майк Коллинз, несчастный болван, что проторчал всё время на орбите. Тот, кто разрабатывал план высадки, забыл как следует продумать его роль. Предположим, что-то пошло не так, предположим, модуль разбился и двое других мгновенно погибли. И Коллинз остался один-одинёшенек на орбите, предоставленный самому себе. Как ты себе представляешь, как с этим справиться? Никакой торжественной встречи Майк не дождался бы. Его уделом стало бы в лучшем случае присутствовать на поминальной службе, а потом до конца дней своих жалеть, что не погиб вместе с товарищами. Славу козла отпущения целой нации – вот что бы он заслужил.
– Да, это мне в голову не приходило.
– Но предположим, всё сложилось удачно – и действительно сложилось, хотя я до сих пор не представляю, как – и чьим же именем назвали Планетарный Парк? Разумеется, в честь парня, который так испоганил "первую речь" с лунной поверхности[42]42
Ступив левой ногой на поверхность Луны, Армстронг произнёс фразу, которую переводят следующим образом: «Это маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества». Однако астронавт пропустил артикль "a" перед словом «man», из-за чего фраза сделалась противоречивой: «man» без артикля означает то же, что «mankind», то есть именно всё человечество. Впоследствии Армстронг оправдывался, что частенько глотает слоги даже в обычной речи, а уж тем более не сумел избежать этого в такой ответственный момент, и убеждал цитировать его слова с добавлением пропущенного артикля в скобках – That" s one small step for (a) man, one giant leap for mankind.
[Закрыть].
– Думаю, она просто исказилась при передаче.
– Я тебя умоляю! Само собой, если бы мне пришлось произносить речь, зная, что два миллиарда людей ловят каждое слово, я бы тоже могла напортачить. Это, наверное, было пострашней, чем думать о смерти – в любом случае, умирать не так страшно, когда знаешь, что на твою смерть все смотрят, и надеешься, что если экспедиция провалится, то не по твоей вине. Этот маленький опыт обошёлся в двадцать, тридцать миллиардов долларов – и в то время, когда миллиард ещё считался крупной суммой.
Для меня миллиард по-прежнему считался крупной суммой, но я не стала прерывать болтовню Лиз. Это было её шоу – она привела меня сюда, зная только, что мне нужно кое-что сказать ей по секрету от ГК. Я была в её власти.
– Пойдем, прогуляемся, – предложила она и устремилась прочь. Я поспешила догнать её и запрыгала по нескончаемым лестничным пролётам вниз, на поверхность.
Снаружи Луны можно преодолеть огромные расстояния за совсем короткое время. Лучший способ передвижения – прыжки с пятки на носок, чуть разворачивая ноги в стороны. Нет смысла выпрыгивать слишком высоко, это пустая трата сил.
Я знаю, что на Луне до сих пор есть места, где нетронутая пыль простирается на необозримые пространства. Таких мест немного, но они остались. Недра моей родной планеты не слишком богаты, все интересные места были рассмотрены и нанесены на карту ещё с орбиты, так что нет особых поводов забредать в самые отдалённые районы. Отдалённые в том смысле, что они далеки от центров расселения людей, а так-то в любую точку лунной поверхности легко попасть на спускаемом аппарате или гусеничном вездеходе.
Везде, где мне довелось побывать, поверхность выглядела очень похоже на территорию вокруг Базы Спокойствия: следов на ней так много, что начинаешь недоумевать, куда же делась та толпа, что их оставила – поскольку вокруг в большинстве случаев нет ни души, кроме тех, с кем ты путешествуешь. Дело в том, что с Луны никогда и ничто не исчезает. Люди постоянно живут на ней вот уже почти два с половиной века. И каждый раз, как кто-нибудь выходит прогуляться или выбрасывает пустой кислородный баллон, свидетельство этого остаётся до сих пор – так что место, куда раз в три-четыре года приходит не больше двух человек, выглядит так, словно по нему совсем недавно прошли сотни людей. А Базу Спокойствия посещает куда больше народа. Здесь нет ни одного квадратного миллиметра непотревоженной пыли, а слой мусора такой толстый, что его периодически сгребают в кучи. Мне попались на глаза жестянки из-под пива сто– и пятидесятилетней давности по соседству с банками, которыми торгуют в Парке Армстронга в наши дни.
Стоит пройти чуть дальше, и хлама становится поменьше. Следы постепенно сливаются в стихийные тропинки. Думаю, в людях сильно стадное чувство, даже если и стада никакого нет, и местность такая плоская, что совершенно нет разницы, куда идти.
– Прошлой ночью ты отчалила слишком рано, – сказала Лиз, и из-за радио это прозвучало так, будто она стояла рядом со мной, тогда как её фигура виднелась метрах в двадцати впереди меня. – Как раз началось небольшое оживление.
– Я думала, и так было достаточно оживлённо, пока я была там.
– Тогда ты наверняка видела, как герцог Боснии устроил заварушку с чашей для пунша.
– Нет, это я пропустила. Но чуть раньше ввязалась в небольшую заварушку с ним самим.
– Так это ты была? Тогда всё из-за тебя! Он безумно разозлился. Очевидно, ты мало покусала и поцарапала его – он ведь воображает, что если не лишился одного-двух кило плоти после скачки на простынях, то его партнёрша недостаточно старалась.
– Он не жаловался.
– И не стал бы. Клянусь, я думаю, мы с ним родственники, но он такой тупица! Господь отмерил ему мозгов меньше, чем отвёртке для левшей. После твоего отъезда он упился в зюзю и решил, что кто-то подсыпал яду ему в пунш. Схватил чашу, перевернул вверх дном и принялся колотить ею людей по головам. Мне пришлось вмешаться и вырубить его.
– Интересные у тебя вечеринки…
– Да, не правда ли? Но я не об этом собиралась тебе рассказать. Мы так здорово веселились, что совсем забыли про подарки, так что в конце концов я созвала всех в кружок и стала разворачивать дары.
– Ты получила что-нибудь миленькое?
– Ну-уу, у некоторых дарителей хватило ума прилепить к коробке квитанцию. Я смогу хоть немного возместить расходы. Так вот, на одном из подарков было написано, что он от графа Донегольского[43]43
Донегол – графство на севере Ирландии.
[Закрыть] – мне следовало бы насторожиться, но что я знаю об этом треклятом Соединённом Королевстве? Я подумала, что Донегол – провинция Уэльса или нечто в этом роде. Я знала, что не знакома с этим графом, но разве всех упомнишь? Открыла подарок, а он оказался от неисправимых шутников – ирландских республиканцев!
– О, нет…
– С давних пор их клан враждует с моим. Я и моргнуть не успела, как мы все оказались вымазаны зелёной дрянью – понятия не имею, откуда её берут, зато теперь знаю, чем она пахнет. На том вечеринка и закончилась. Вот прямо так. Впрочем, всё равно мне пришлось отправлять половину гостей по домам, как багаж.
– Ненавижу этих придурков! В день Святого Патрика никуда присесть нельзя, чтобы не обнаружить под собой зелёную подушку-пердушку.
