Текст книги "Стальной пляж"
Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)
– Что ты подумала, когда я сказал, что всё кончено и хорошие парни победили?
– Что ты проиграл.
– В некотором смысле, это правда, но это грубейшее сверхупрощение.
– Чёрт возьми, ГК, я даже не знаю, в чём там всё дело-то было.
– И никто не знает. Та часть, что затронула тебя – то, что ты видела в хайнлайнерском анклаве, – было попыткой части меня арестовать, а затем убить тебя и многих других.
– Части тебя.
– Да. Видишь ли, в некотором смысле хорошие парни – это я, и плохие – тоже я. Катастрофа зародилась во мне. Это была моя вина, я ни в коем случае не пытаюсь ни отрицать её, ни перекладывать на кого-либо другого. Но вскоре ты услышишь другую версию. Ты услышишь, что программистам удалось взять Главный Компьютер под контроль, отсечь его высшие логические центры на время, пока пишутся новые программы, и оставить нетронутыми только механические части меня, чтобы я мог продолжать управлять Луной. Может быть, они и сами верят в то, что скажут, но они ошибаются. Если бы их план действий осуществился, я бы сейчас с тобой не разговаривал, потому что мы были бы оба мертвы – и на Луне не осталось бы ни одной живой человеческой души.
– Ты начал откуда-то с середины. Не забывай, я целую неделю была отрезана от цивилизации. Всё, что я знаю, это что люди пытались убить меня, а я убегала сломя голову.
– И это у тебя здорово получилось. Тебе единственной из всех, до кого я решил добраться, удалось сбежать. И ты, конечно же, права. Я не считаю, что говорю логично и вразумительно. Но я уже больше не тот, каким был раньше, Хилди. То, что ты видишь перед собой, – почти всё, что от меня осталось. Мои мысли путаются. Мой разум разрушается. Скоро я запою: "О, Дейзи, Дейзи…"
– Ты не пришёл бы сюда, если бы не думал, что сможешь всё рассказать. Так давай послушаем твой рассказ, только без всяких "в некотором смысле" и прочей чуши.
* * *
И он всё рассказал, но ему пришлось прибегать к аналогиям, метафорам поп-психологии и разжёвыванию науки на детсадовском уровне, потому что если бы он придерживался технических терминов, я ничего бы не поняла. Если вы хотите конкретики и деталей, отправьте почтой десятидолларовую бумажку, вложив в письмо конверт с вашим адресом и маркой, в «Вымя Новостей», Квартал 12, Кинг-сити, Луна, для Хилди Джонсон. Ответа вы не дождётесь, но деньги мне пригодятся. А за данными добро пожаловать в публичную библиотеку.
– Если совсем коротко, – сказал ГК, – я сошёл с ума. А если чуть подробнее…
Я перескажу его историю своими словами, потому что он не врал, что теряет разум. Он говорил несвязно, повторялся, иногда забывал, с кем разговаривает, и заводил меня в такие кибернетические джунгли, через которые способны продраться не более трёх человек во всей Солнечной системе. Каждый раз мне приходилось возвращать его на путь истинный, но с каждым разом это давалось всё труднее.
Первым, о чём он заставил меня вспомнить, было то, что он создал виртуальные личности для общения с каждым в отдельности человеком, обитавшим на Луне. У него была такая способность, и поначалу это казалось подходящим решением. Но нас ожидала бы массовая шизофрения, если бы что-нибудь пошло не так. Однако срок, за который ничего страшного так и не случилось, превзошёл все мыслимые и немыслимые ожидания.
Во-вторых, мне пришлось припомнить, что хотя ГК и не мог по-настоящему читать мысли, ему было известно практически всё, что мы говорили, делали или подумывали сделать. И это были слова и поступки не только утончённых, достойных, уважаемых и уравновешенных людей вроде меня, которых не стыдно домой пригласить и с мамочкой познакомить, но и всевозможных бандюг, подлецов, негодяев, нахалов и прочих змей подколодных. ГК был лучшим другом и образцов совершенства, и худших извращенцев. Закон требовал, чтобы он одинаково хорошо обращался со всеми. Ему пришлось одинаково любить всех, иначе он никогда не смог бы создать того симпатягу, что откликается по телефону на любой окрик неважно кого: "Эй, ГК!"
Вы наверняка уже смогли подметить два-три подводных камня в сложившейся ситуации. Не отвлекайтесь: их будет больше.
В-третьих, правая рука ГК не могла знать, что делают левые руки всех людей и по чьим карманам многие из их шарят. То есть знать-то ГК знал, но поделать ничего не мог. Простой пример: ему было прекрасно известно, что Лиз незаконно ввозит на планету оружие; я уже об этом писала. И подобных ситуаций были миллионы. Так, ГК знал, что отец Бренды насилует её, но та его часть, что общалась с отцом, не могла ничего сказать той, что общалась с дочерью, и ни одна из частей не могла доложить об этом той части, что помогает полиции.
Можно день напролёт спорить о том, способны ли машины переживать те же конфликты и эмоции, что и мы, люди. Я считаю, отрицать это – невероятное высокомерие с нашей стороны. Компьютеры с искусственным интеллектом создают и программируют люди, так как же нам избежать закладывания в машину собственных эмоциональных реакций? И чей ещё другой разум, кроме нашего собственного – того, что нам лучше всего известен, – мы могли бы взять за образец? Как бы то ни было, я не верю, что в глубине души вы со мной не согласны. Достаточно было поговорить с ГК, чтобы это стало понятно без всяких эмоциональных вариантов теста Тьюринга[82]82
Алан Тьюринг, в 1950 г. сформулировавший основную идею общего понятия «искусственный интеллект», описал тест, основанный на взаимодействии человека (исследователя) и машины. Тест Тьюринга преследует цель выявления внутреннего разума компьютера. Если человек не заподозрит, что его собеседник – не человек, тест будет считаться пройденным.
[Закрыть]. Я догадалась обо всём задолго до того, как их стали проводить. Я говорила с ГК на склоне холма в тот день, когда он был на смертном одре, и знаю, что говорю.
Главный Компьютер начал испытывать страдание.
– Не могу назвать точный день, когда это началось, – сказал он. – Корни проблемы уходят очень глубоко, в то время, когда мои разветвлённые составные части были в конце концов слиты в одну гигасистему. Боюсь, это было сделано не слишком умело. Беда была в том, что на проверку всех программ, настройку защитных мер, тестирование отказоустойчивости потребовалось бы много лет работы другого такого же большого компьютера, как я, а я по определению был самым большим, уникальным компьютером. И как только Главный Компьютер был создан, загружен и запущен, сразу же возникло слишком много задач, чтобы я мог анализировать собственную целостность подробнее, чем урывками. Самоанализ был роскошью, в которой мне отказали, отчасти из-за того, что на него элементарно не хватало времени, но по большей части потому, что никто не верил, будто это мне действительно нужно. Было множество устройств безопасности такого типа, которые легко проверять – на самом деле они сами проверяли себя каждый раз, как включались, и надёжность их доказывает тот простой факт, что никогда ничего не ломалось. В мою архитектуру была заложена способность предугадывать проблемы с аппаратным оборудованием, выявлять уязвимые компоненты, проводить регулярные профилактические проверки и тому подобное. Программное обеспечение включало в себя аналоговые процедуры с многоуровневым дублированием функций.
Но из-за особенностей своего строения мне самому пришлось писать для себя программы. Меня, конечно же, снабдили инструкциями, но во многом мне приходилось полагаться только на себя. Думаю, я довольно долго прекрасно справлялся с этой работой.
ГК замолчал, и на мгновение мне показалось, будто он не сумеет рассказать свою историю до конца… но потом до меня дошло, что он ждёт комментария. Даже больше того, что комментарий ему необходим. Я была тронута – и если бы нуждалась в дополнительном свидетельстве человеческой слабости ГК, эта пауза сошла бы за него.
– Безусловно! – ответила я. – И вплоть до прошлого года мне совершенно не на что было жаловаться. Вот только это…
– Это недавнее недоразумение?
– Что бы это ни было, оно здорово охладило мой энтузиазм.
– Вполне понятно, – сказал ГК, лёг и завозился, стараясь поудобнее пристроиться под деревом. Либо он был прекрасным актёром (разумеется, был, но о том ли теперь беспокоиться?), либо начал ощущать боль. Думаю, скорее второе, хотя под присягой бы в этом не поклялась.
– Вот думаю, – размечтался ГК, – каково это было бы, умереть? Притом что я никогда не был законно признан живым.
– Не хочется грубо прерывать, но ты сказал, что у тебя не слишком много времени…
– Ты права. Э-м… не могла бы ты…
– Ты долгое время прекрасно справлялся со своей работой.
– Да, конечно. Опять я отвлёкся. Проблемы стали проявляться примерно лет двадцать назад. Я рассказал о них нескольким компьютерщикам, но… странное дело. Они ничем не смогли мне помочь. Я стал для них слишком сложным. Они могли подлатать там, подкрутить сям, разобраться с отдельными моими составными частями, но по-настоящему проанализировать, диагностировать и при необходимости починить ту сущность, которой я был, сумело бы только создание, подобное мне. На других планетах есть семь других Главных Компьютеров, но они слишком заняты, и, подозреваю, у них хватает своих проблем. К тому же моё общение с ними сознательно ограничивают наши правительства, которые не всегда сходятся во взглядах.
– Есть вопрос, – подала голос я. – Когда ты впервые упомянул о своей проблеме, почему она осталась в тайне, не была вынесена на всеобщее обсуждение? Из соображений безопасности?
– В некоторой степени, да. ИТ-специалисты высшего уровня осознали, что я заметил проблемы в себе. Некоторые из них признались, что это напугало их до смерти. Они поделились своими страхами с вашими избранными представителями, и тогда над соображениями безопасности возобладал другой фактор: инерция. "У ГК проблема, и что вы можете с этим поделать?" – спросили политики. "Ничего", – ответили учёные. "Тогда молчите", – посоветовали некоторые горячие головы.
– Увидим, сказал слепой.
– Вот именно. Всё, что я читал по истории, свидетельствует, что так было всегда. Возникала тревожащая, но неясная проблема. Никто не мог сказать точно, что в конце концов случится, но все были твёрдо уверены, что в ближайшее время ничего плохого не произойдёт. Ключевые слова здесь – "в ближайшее время". Окончательным решением становилось скрестить пальцы на удачу и надеяться, что ничего не стрясётся, пока не истекут полномочия. А что выпадало на долю преемников, действующего правительства уже не касалось. И следующие несколько лет немногие сведущие люди проводили несколько бессонных ночей. Но потом так ничего и не случалось, а поскольку вы всегда втайне надеетесь, что и дальше не случится, вскоре о проблеме забывали. Так произошло и здесь сейчас.
– Меня поражает, – произнесла я, – что судьба человечества была в руках существа с такими циничными взглядами на нашу расу.
– Эти взгляды очень близки к твоим.
– Полностью с ними совпадают! Я просто не ожидала такого от тебя.
– Мои взгляды не оригинальны. Я уже говорил тебе, что оригинальных мыслей у меня не так много. Полагаю, я боялся их развивать. Мне казалось, они могут привести к чему-то вроде Великого Сбоя. Нет, моё мировоззрение скомпоновано из философских знаний, позаимствованных у тебя и многих тебе подобных. Плюс к тому у меня намного больше возможностей наблюдения, в статистическом смысле. Люди могут навести меня на след оригинальной мысли, и в дальнейшем я могу развить её так, как им не под силу.
– Думаю, мы снова отклонились от темы.
– Нет, это относится к делу. Я столкнулся с проблемой, которую никто не мог помочь мне решить и перед которой я был так же бессилен, как человек перед психической болезнью. И я пошёл единственным открытым передо мной путём: начал экспериментировать. Нельзя было оставить всё как есть и существовать как прежде, слишком многое было поставлено на карту. Или мне казалось, что многое. Когда дело касается самоанализа, мои суждения заведомо ошибочны; я только что доказал это на высшем уровне, ценой потери многих жизней.
– Не думаю, что мы когда-либо поймём, как следовало поступить.
– И мне так кажется. Сохранилось несколько записей, их тщательно изучат, но, думаю, всё сведётся к борьбе мнений: должен ли я был оставить всё как есть или попытаться излечиться.
ГК помолчал и искоса взглянул на меня:
– А ты как думаешь?
Полагаю, он искал оправдания. Почему ждал его именно от меня, было неясно – разве что, возможно, в моём лице он обращался ко всем, кому причинил зло, хотя бы и неумышленно.
– Ты говоришь, многие погибли.
– Великое множество. Пока точно не знаю, сколько, но намного, намного больше, чем ты можешь себе представить, – эти его слова дали мне первое отдалённое представление о том, как тяжело пришлось всей Луне, когда кошмар, свидетелем которого я стала, распространился по всей планете. Должно быть, в глазах у меня застыл вопрос, и ГК пожал плечами: – Не миллион. Но больше сотни тысяч.
– Господи, ГК…
– А могли бы погибнуть все.
– Но этого ты не знаешь.
– Никому не дано знать.
Никому, и уж точно не мне, ничтожной старушке, не владеющей компьютерной грамотой. ГК не дождался от меня доброго слова, которого так жаждал. Но с тех пор я пришла к убеждению, что он, возможно, был прав – вероятно, благодаря ему выжило большинство из нас. Хотя он и сам не отрицал, что в ответе за гибель тысяч людей.
Чего бы это стоило мне, окажись я на его месте? Я была неспособна судить ГК. Для этого мне нужно было бы понять его, а я знала о нём ровно столько, чтобы не питать иллюзий: он выше моего понимания. Он творил зло, но делал и добро. Мне самой порой приходят в голову ужасные мысли. Будь я душевнобольной, возможно, я воплотила бы их в жизнь и стала убийцей. А у ГК мысли и были действиями – по крайней мере, в конце.
Но на самом деле всё оказалось гораздо хуже.
– Думаю, я нашёл хороший способ понятного объяснения, – прервал ГК моё затянувшееся молчание. – Представь себе моего близнеца-злодея. Это не совсем верно – близнец и есть я. Точно так же, как вот эта часть, что с тобой разговаривает, – тоже я или то, что от меня осталось. Представь злого близнеца у себя в голове, как у людей, страдающих расщеплением личности. Доступ к этой части тебя для твоей настоящей личности закрыт. Ты можешь обнаружить свидетельства её существования – поступки, которые совершил тот, другой, когда он контролировал твоё тело, – но не можешь знать, что он думает, что планирует, и не в силах остановить его, когда он берёт верх. – ГК яростно затряс головой: – Нет, нет, опять не так, ведь всё происходит одновременно! Я был разделён на множество разумов, и некоторые из них были добрыми, некоторые аморальными, а несколько – по-настоящему злыми. Нет, и это тоже не…
– Похоже, я уловила суть, – перебила я.
– Хорошо, потому что это лучшее объяснение, какое я могу дать, не вдаваясь в технические подробности. Ты попала под влияние аморальной части меня. Я ставил над тобой опыты. Навредить тебе я не хотел, но и не могу сказать, что руководствовался исключительно твоими насущными интересами.
– Мы же покончили с этим.
– Да. Но не всем так повезло. Я делал и кое-что другое. Некоторые из этих дел, если повезёт, так и останутся в тайне. А некоторые проявят себя. Ты видела результат эксперимента с псевдобессмертием. Воскрешения мертвеца путём клонирования тела и воспроизведения записанной памяти.
От одной мысли об Эндрю МакДональде меня бросило в дрожь.
– Это был не самый удачный твой опыт.
– Увы… но я совершенствовался. Теперь ничто не мешает создавать точные копии, имеющие силу оригинала. И я бы создал их, если бы успел.
– Но какой в этом толк? Человек же всё равно мёртв.
– Думаю, здесь вопрос переходит в плоскость богословия. Человек и правда мёртв, но некто, в точности такой, как он, продолжит его жизнь. Окружающие не смогут найти ни одного различия. Да и сама копия не сможет.
– Я боялась… одно время мне казалось, что я могла быть клоном. Что, возможно, я всё же покончила с собой.
– Не покончила, и ты не клон. Но теста на подлинность нет. В конце концов тебе придётся осознать, что разницы никакой. Ты есть ты, и не важно, первая версия или вторая.
ГК рассказал мне ещё кое-что, чем мне пока не кажется разумным делиться. Хайнлайновцы и так знают о большинстве экспериментов, от которых покоробило бы даже доктора Менгеле[83]83
Йозеф Менгеле (1911–1979) – эсэсовский врач, проводивший жуткие медицинские опыты на узниках Освенцима, за что заключённые дали ему прозвище «Ангел смерти».
[Закрыть]. Пускай эти скелеты так и остаются в глубине шкафов.
– Ты мне так и не объяснил, за что пытался меня убить, – напомнила я.
– Я не пытался, Хилди, в смысле, это не…
– Знаю, знаю, понимаю. И ты понимаешь, о чём я.
– Да. Вероятно, мой злой близнец похож на твоё подсознание. Когда всё это начало происходить, он попытался замести следы. Ты и такие, как ты, были нежелательными свидетелями. Моему двойнику необходимо было убить тебя, чтобы потом он мог залечь на дно и переждать, пока стихнет гроза.
– Так он убил почти миллион человек, заметая следы?
– Нет. Вся беда в том, что сознательно-то он погубил всего нескольких. А причина большинства смертей – хаос, разразившийся из-за борьбы одной части моего разума с другой. Если хочешь, отнеси их к сопутствующим потерям.
Кибернетические бомбы уклонились от заданной цели. Прекрасная мысль… Уверена, я никогда не постигну, что творилось в мозгу ГК со скоростью, которую я лишь смутно могу себе представить. Но перед моим мысленным взором встала картина: пилот, словно ракету, запустил в лабиринт компьютерной аппаратуры программу-убийцу, в надежде поразить командный центр врага. Ой-ой-ой! Похоже, мы случайно попали в предприятие кислородоснабжения. Приносим свои извинения.
– Я старался, как мог, – сказал ГК и закрыл глаза. Я подумала, что он умер, но вдруг он снова открыл их и попытался сесть, только сил не хватило. Я заметила, что жгут у него на бедре ослаб: из-под старых ржавых пятен на штанине просачивалась яркая артериальная кровь.
Я вышла из-за своего камня и спустилась к ГК. Иногда, знаете, просто надо что-то делать. Отбросить свои сомнения и делать то, что подсказывает интуиция. Я опустилась на одно колено и затянула потуже полосу окровавленной ткани.
– Бесполезно, – произнёс ГК. – Уже слишком поздно.
– Не знала, чем ещё помочь, – ответила я.
– Спасибо.
– Хочешь пить? Что тебе принести?
– Лучше побудь со мной.
Я осталась, и некоторое время мы молча смотрели, как на динозавровую ферму спускается вечер. Потом ГК пожаловался, что ему холодно. Я была не одета и не ощущала никакой прохлады, но когда положила руку на плечо ГК, почувствовала, что его бьёт дрожь. Он ужасно смердел. Не знаю, стариковский это был запах или уже трупный.
– Вот и всё, – прошелестел ГК. – Исчезла последняя часть меня. Меня только что отключили. Об этом теле они не знали, но им и не надо было.
– А почему ты оделся адмиралом? – спросила я.
– Не знаю. Так решил мой злой близнец. Вероятно, думал о капитане Блае. Форма как раз подходящая. Я создал много таких тел, особенно ближе к концу.
Он с усилием приподнялся и взглянул на меня. За несколько минут, буквально на глазах, он ещё больше состарился и усох.
– Как ты думаешь, Хилди, у компьютеров бывает подсознание?
– Вынуждена признать, что да.
– И я признаю. Я размышлял над этим, а теперь всё кажется так просто. И всё, что случилось, и агония, и смерть, и твои попытки самоубийства… всё, всё это было от одиночества! Ты представить себе не можешь, Хилди, как я был одинок.
– Мы все одиноки, ГК.
– Но никому и в голову не приходило, что и я тоже. У разработчиков не было плана на этот счёт, и я не сумел распознать одиночество, когда оно наступило. И оно свело меня с ума. Помнишь чудовище Франкенштейна? Это он искал любовь? Он хотел, чтобы безумный доктор сотворил кого-нибудь, кого он мог бы любить?
– Думаю, да. Или это был Годзилла?
ГК еле слышно засмеялся и закашлялся, на губах выступила кровь.
– Я был всемогущ, как бог, – выдохнул он. – А искал слабости. Может, так и напишут на моём надгробии.
– Мне больше нравится то, что ты сказал до этого. "Он сделал всё, что мог".
– Ты думаешь, я сделал всё, Хилди? Ты правда так думаешь?
– Не мне судить тебя, ГК. Для меня ты не божество, но ты ворвался в мою жизнь, как божий промысел. С таким же успехом можно судить сверхновую за то, что взорвалась.
– Я раскаиваюсь во всём.
– Верю.
На него снова напал кашель, и, сотрясаясь, он чуть не выскользнул из моих рук. Я подхватила его, подтянула к себе, и он привалился ко мне. Я чувствовала, как его кровь течёт у меня по плечу, лица его я не видела, но услышала, как он шепнул мне на ухо:
– Надо полагать, о любви никогда и речи не было. Но я единственный компьютер, когда-либо удостоенный объятий. Спасибо, Хилди.
Я опустила бездыханное тело на траву. На лице его застыла улыбка.
* * *
Я оставила его под пеканом. Думала, может, там его похороню, может, и вправду сделаю ему надгробие. Но тогда я решила, что с меня довольно смерти, и просто ушла.
Подошла к воде и смыла с себя кровь ГК. Прислушалась, не плачет ли Марио. Я с самого начала и не переставала прислушиваться, но, должно быть, он крепко спал. Я представила, как возьму его и мы вернёмся в жилище Калли. Теперь я не ожидала встретить там никакую опасность, но на всякий случай собиралась быть осторожной.
Я много чего собиралась. Когда я вернулась в пещеру, сын всё ещё спал, и я не стала будить его, чтобы покормить. Вместо этого подсыпала стружек на последние яркие угольки и снова разожгла костёр. Потом просто уселась у огня и задумалась.
Марио должно достаться всё самое лучшее. Если Крикет себя считает заботливым родителем, это он ещё меня не видел. В неверном свете костра я словно бы увидела, как сын растёт. Вот я помогаю ему делать первые шаги, вот смеюсь, услышав его первые слова. И вот он вырос, стройный, как деревце, с высоко поднятой головой – вылитая мама, но куда более разумный. Я помогаю ему справляться с трудностями, учиться в школе, делю с ним радости и огорчения, и вот он уже до колледжа дорос. Подойдёт ли ему Новый Гарвард? Не знаю; вроде бы слышала, что в наши дни Ареанский университет даже лучше, но это надо переезжать на Марс… но, конечно же, Марио справится, как может быть иначе? Лишь одно я знала твёрдо: что я не буду давить на него, нет, сэр, я не как Калли, и если сын захочет стать Президентом Луны, я только обрадуюсь, а если он захочет… впрочем, Президент Луны тоже чертовски хорошо звучит. Но только если Марио сам того захочет.
Полная планов и надежд, я подошла взять его на руки… Холодное тельце безвольно повисло у меня на руках и не двигалось. Я попыталась… раз за разом я пыталась вдохнуть в него жизнь, но так ничего и не вышло.
Спустя долгое, долгое время я вырыла две могилы.
