Текст книги "Стальной пляж"

Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 46 страниц)

– Я бы не переживал на этот счёт, Хилди, – ответил Смит, выслушав мои опасения. Оглядываясь назад, думаю, что было не слишком умно с его стороны высказываться так беспечно, равно как и подчёркивать, что во мне нельзя быть уверенными, но теперь это не важно: они ведь уже всё обдумали и морально подготовились. – Будь ГК столь искусен, нас давно бы как корова языком слизала.

– К тому же, – вставил Аладдин, – если он так искусен, то какая разница, копия перед нами или оригинал?

– Разница может быть, если он оставил в мозгу постгипнотическое внушение, – возразил Смит. – Идеальная копия Хилди могла бы содержать тайное поручение шпионить за нами и изливать душу по возвращении в Кинг-сити.

– Я об этом не подумал, – произнёс Аладдин с таким видом, будто сожалел, что поторопился отвести от меня прицел фонарика.

– Как я уже сказал, если он настолько хорош, нам остаётся только сдаться, – Смит встал и потянулся. – Нет, друзья мои. Рано или поздно придётся прекратить проверки и просто положиться на свои чувства. Мне очень жаль, что мы были вынуждены так обойтись с вами, Хилди. Это противоречит всему, во что я верю. Ваша личная жизнь должна оставаться при вас. Но мы здесь ведём тихую войну. Нет никаких сражений, но враг постоянно выслеживает нас. И лучшее, что нам остаётся, это взять пример с черепахи: спрятаться в панцирь, через который он не сможет проникнуть. Извините, пожалуйста!

– Ничего страшного. Я всё равно хотела поговорить об этом.

Смит протянул руку, я пожала её и впервые за много-много лет ощутила свою принадлежность к некой общности. Мне хотелось воскликнуть: "Смерть ГК!" – но, к сожалению, хайнлайновцы скупы на лозунги, членские билеты и прочую мишуру. Сомневаюсь, что мне предложили бы что-то вроде униформы.

Чёрт побери, у них даже секретного рукопожатия не было. Но я с благодарностью приняла от их предводителя самое обычное. Меня признали.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Что вы делали во время Великого Сбоя?

Этот вопрос интересен во многих отношениях. Если бы я спросила, что вы делали, когда услышали об убийстве Сильвио, то получила бы разнообразные ответы, но ту минуту, в которую вы об этом услышали, девяносто девять процентов из вас провели, не отрывая взгляда от газеты (двадцать семь процентов – от "Вымени"). Точно так же было и при других значительных, крупных событиях, таких, что меняют жизнь. Но по поводу Сбоя каждый из вас расскажет свою, особую историю. И начинаться она будет так:

Нечто важное для вашей жизни внезапно пошло не так. В зависимости от того, что именно отказало, вы позвонили в ремонтную службу, в полицию или просто подняли крик. Следующее, что вы сделали (по крайней мере 99,9 процентов из вас), – заглянули в газету, узнать, что за чертовщина происходит. И не увидели… ничего.

Наш век не просто богат информацией. Он пропитан ею насквозь. Мы ожидаем, что информация будет поступать к нам так же регулярно, как кислород, которым дышим, и склонны забывать, что её доставка точно так же находится во власти ненадёжных машин, как и воздух. Двухсекундное бездействие одной из главных газет тут же оборачивается сотнями тысяч жалоб. Гневными звонками, яростными угрозами отказаться от подписки. Звонками, полными страха. Паническими звонками. Открыть газету и не увидеть ничего, кроме белого шума и помех, на Луне равносильно землетрясению планетарного масштаба. Мы рассчитываем, что наши информационные сети всем понятны, повсеместно доступны, всеохватывающи, и хотим от них этого прямо сейчас.

Великий Сбой по сей день остаётся основным направлением работы лунных служб консультативной помощи. Специалисты по управлению в кризисных ситуациях открыли в нём для себя неиссякаемый источник доходов. По уровню вызванного им стресса Великий Сбой превзошёл и нападение с применением насилия, и потерю родителей.

Одна из причин, по которым стресс был так велик, состоит в том, что каждый пострадавший пережил что-то своё. Когда ваше мировосприятие, ваши мнения и те "факты", на основе которых вы их составляете, те события, что сформировали наше коллективное сознание, и всё, что вам нравится (потому что нравится всем остальным) или не нравится (аналогично), – приходит вам в голову из вездесущей газеты, не удивительно, что вы слегка теряетесь, если газета перестаёт работать и вам приходится реагировать самостоятельно. Если нет новостей из Аркитауна о том, как справляется местное население. Нет бесконечных повторов самых ярких моментов. Если никакой комментатор не подсказывает вам, что об этом думать, и неизвестно, что решили делать другие (на кого можно было бы ориентироваться). Теперь ты сам по себе, приятель. Удачи! Да, и вот ещё что: неверный выбор может тебя убить, дружище.

Сбой был таким крупным событием, которое никто не видел во всей полноте, поскольку не было экспертов, чья работа – обозревать события и сводить их до истории, способной уместиться на экране газеты. Каждый видел лишь малую часть случившегося, свою собственную часть. И почти никакой из этих кусочков на самом деле не подходил к общему раскладу. Не исключение и мой кусочек, хотя я была ближе к "центру" событий (если у них был центр), чем большинство из вас. Лишь немногие компетентные специалисты, которым в конце концов удалось взять ситуацию под контроль, на самом деле знали, что произошло. Почитайте их отчёты, если вы сведущи и правда хотите узнать, что случилось в действительности. Я попыталась было… а если вы сможете объяснить мне прочитанное, пришлите, пожалуйста, краткий конспект, слов на двадцать пять или даже меньше, и я тщательнейшим образом проигнорирую каждую строку.

Так что, приступая к дальнейшему чтению, имейте в виду, что я не сумею порадовать вас большим количеством технических подробностей. Учтите, что я не слишком-то много могу рассказать о том, что творилось за кулисами; это точно так же неведомо мне, как и всем остальным.

Нет, дальше будет просто-напросто рассказ о том, что случилось со мной во время Великого Сбоя…

* * *

Впоследствии, когда возникла необходимость писать о Деламбре и колонии живущих там чудиков, газетам понадобилось узнаваемое обобщающее слово, нечто вроде краткого определения этого места и тамошних жителей. Как и обычно в подобных обстоятельствах, газетчики пораскинули умом, изучили конъюнктуру и послушали, что говорит само население. Я слышала, как это место называли поселением, лабиринтом, убежищем. Но лично мне больше всего понравилось название «термитник». Оно метко описывает хитросплетение червоточин в Деламбрской свалке.

Газеты, не одобрявшие хайнлайновцев, заклеймили их шайкой. Газеты, восхищавшиеся ими, титуловали Деламбр и корабль Цитаделью. Возникла путаница и со смыслом слова "хайнлайновцы". В зависимости от того, кто ваш собеседник, оно могло означать адептов политической философии, последователей по-настоящему бредовой религии (со временем названных "организованными хайнлайновцами") или людей, практикующих научное и гражданское неповиновение под попустительским руководством В. М. Смита и ещё нескольких персон.

В конце концов простота одержала верх над прочими соображениями, и за "Р. А. Х.", примыкающей к нему свалкой и частью пещер и коридоров, соединяющих сей сложный объект с более упорядоченным миром, закрепилось наименование "райцентр Хайнлайн".

Простота не лишена достоинств, однако назвать это место районным центром можно лишь с большой натяжкой.

Помимо воинствующего своеволия хайнлайновцев, были и иные силы, препятствовавшие появлению в райцентре Хайнлайн собственной софтбольной команды, избранию жителями из своей среды всеобщего любимца или установке на границах – где бы они ни проходили – дорожного знака с надписью: "Смотрите, как мы растём!" Не каждый "горожанин" был причастен к тем запретным экспериментам, которыми занимались Смит и его отпрыски. Некоторые жили там просто из желания изолироваться от общества, сковывавшего их свободу. Но по причине того, сколько незаконного творилось в анклаве, он не мог обойтись без средств безопасности. И единственная система безопасности, с которой хайнлайновцы готовы были мириться, обеспечивалась барьерами смитовского нуль-поля: избранные могли беспрепятственно проходить сквозь них, а для непосвящённых они оказывались непреодолимы.

Но с системой безопасности были сопряжены некоторые нюансы, неудобоваримые даже для анархистов.

Всего два слова дают исчерпывающее представление о том, от какого рода притеснений скрывались большинство хайнлайновцев, и слова эти – "Главный Компьютер". Хайнлайновцы ему не доверяли. Им не нравилось, что он сутки напролёт подглядывает за их жизнью. И единственным способом избавиться от этой слежки была полная изоляция от ГК. Обеспечить её могли только нуль-поле и порождённый им комплекс технологий, заумное знание, ключей к которому не было у ГК.

Но какого бы вы ни были мнения о ГК, тем не менее он чертовски полезен. К примеру, где и кем бы вы ни работали, я готова поклясться, вам пришлось бы тяжело без телефона. А в райцентре Хайнлайн телефонов нет, во всяком случае таких, что соединяли бы с внешним миром. Соединиться оттуда с планетарной сетью данных никак нельзя, потому что любой способ связи работает в обе стороны: если проходит исходящий сигнал, пройдёт и входящий. И если в райцентре Хайнлайн и было правило, не терпящее исключений, то формулировалось оно так: щупальца ГК ни под каким видом не должны дотянуться до Деламбрского анклава (моё собственное название вольного сообщества обитателей свалки).

Но послушайте, ребята, людям ведь нужно работать. А тем, кто живёт дальше некуда от традиционных городских коммуникаций, – крайне необходимо. В райцентре Хайнлайн нет благотворительной раздачи кислорода. Если поселишься там и не сможешь платить за доступ к воздуху, придётся учиться дышать вакуумом.

В результате восемьдесят процентов жителей "райцентра Хайнлайн" были там не больше жителями, чем я. А я была дачницей, потому что не хотела отказываться от своего дома и своей работы в Техасе. Большинство дачников жили в Кинг-сити и проводили в Деламбре всё своё свободное время, потому что вынуждены были платить по счетам и не находили возможности зарабатывать в райцентре Хайнлайн. Там было недостаточно экономических ниш для полной занятости, и это раздражало хайнлайновцев сверх всякой меры.

Райцентр Хайнлайн, говорите? Вот на что он в самом деле был похож.

Там было с полдюжины мест с достаточным количеством людей, живущих неподалёку друг от друга, чтобы можно было счесть эти места городками или деревнями. Крупнейшее из них, Вирджиния-сити, насчитывало ни много ни мало полтысячи жителей. Почти так же велик был Стрейнджленд. Оба поселения были обязаны своим происхождением стечению обстоятельств: во время сброса мусора несколько двадцаток огромных вагонов-цистерн свалили в две большие кучи, в которых оказалось удобно жить и вести сельское хозяйство. Под огромными я подразумеваю такие, у которых длина до тысячи метров и диаметр около половины того. Думаю, некогда они служили навесными резервуарами для горючего. Хайнлайновцы понаделали в них отверстий, чтобы соединить друг с другом, нагнали внутрь воздуха и вселились в цистерны, как бедные родственники. Раз-два, и трущоба готова.

На ум без конца приходили нищие кварталы, вырытые в коренной подстилающей породе Луны, хотя хайнлайновцы нередко были весьма зажиточны. У них не было зонирования по имущественному принципу, границы жилых секторов определялись исключительно соображениями здоровья и безопасности. В частности, к очистке бытовых стоков подходили со всей возможной серьёзностью, и не только потому, что не хотели, чтобы у них воняло, как в трущобах Кинг-сити, но и потому, что из Деламбра нет доступа к щедротам муниципального водоснабжения мегаполиса. Вся вода у хайнлайновцев привозная, закачана когда-то и бесконечно очищается для повторного использования. Но им совершенно неведомо понятие "мозолить обществу глаза". Если хочешь протянуть верёвку поперёк резервуара и развесить на ней бельё, почему бы нет? У нас свободное сообщество. Если тебе кажется удачной затея производить в собственной кухне ядовитый газ – валяй, приятель, но только без аварий и утечек, поскольку гражданская ответственность в райцентре Хайнлайн может предусматривать и смертную казнь.

Землёй в Деламбре по-настоящему не владел никто (я о владении в смысле прав на территорию и свидетельств о собственности, но не спешите переворачиваться в гробу, мистер Эйч), однако если вселиться куда-то, где никто не живёт, это место можно было объявить своим. Можете даже назвать своим домом весь контейнер ёмкостью миллион галлонов, никто не возразит. Если повесите снаружи вывеску "вход воспрещён", она обретёт силу закона. А посторонние могут идти куда угодно прочь, места кругом полно.

Все предприятия в Деламбре были частными, нередко – кооперативными в той или иной форме. Мне повстречались три человека, зарабатывавших на жизнь управлением канализационной системой трёх крупнейших поселений и продажей фермерам воды и удобрений. За подключение к канализации платили втридорога, но оно того стоило, потому что кому же хочется собственноручно улаживать все рутинные бытовые вопросы? Подача кислорода не нормировалась, но за него приходилось ежемесячно платить взносы единственному административному учреждению, с существованием которого хайнлайновцы мирились: предприятию кислородоснабжения.

Зато электричество было так дёшево, что его проводили бесплатно. Достаточно было подключиться к магистральной линии электропередачи.

А теперь я открою подлинный секрет успеха господина Смита, реальную причину того, почему столь непривлекательного человека так высоко чтили в сообществе. Он не брал платы за ячейки той загадочной сети нуль-поля, что герметично отделяла райцентр Хайнлайн от остальной Луны – и тем самым делала возможным хайнлайновский образ жизни. Решившим обжить новый участок Деламбра сначала нужно было арендовать проходческий комбайн у людей, которые его нашли, починили и поддерживают в рабочем состоянии. Прорыв туннель, надо было установить кислородные резервуары, солнечные батареи и обогреватели через каждые сто метров, вокруг очередной ШС, а затем просто прийти к господину Смиту за генераторами нуль-поля. Он раздавал их бесплатно.

У него, разумеется, было полное право требовать за них плату, и ни один хайнлайновец не стал бы роптать. Но только не заблуждайтесь, никакой он не клятый коммунист, я это особо подчёркиваю: оборудование-то он раздавал, а вот наукой не делился. Вручая кому-нибудь генератор, он первым делом предупреждал: "Сунешься внутрь, и тебе крышка". Много лет назад кто-то не поверил Смиту, попытался открыть генератор и посмотреть, как там всё устроено… и его буквально затянуло туда. Очевидец клялся, что парня быстро вышвырнуло обратно – хотя уму непостижимо, как он вообще смог провалиться в предмет размером не больше футбольного мяча – но вылетел он назад вывернутым наизнанку, как грязный носок. И даже несколько минут ещё был жив. Его законсервировали и выставили на обозрение на городской площади Вирджинии-сити в качестве демонстрации пагубных плодов самомнения.

Вот таковы экономические, технологические и поведенческие факторы, определившие облик маленькой деревушки Вирджиния-сити, точно так же, как реки, гавани, железные дороги и климат определяли облик городов на старушке Земле. Поскольку местные жители по-прежнему не разрешают фотографировать их пристанище и распространять фотографии во внешнем мире и поскольку я пришла к выводу, что для большинства людей "райцентр Хайнлайн" ассоциируется в равной степени с пещерами троглодитов, где средь ослизлых стен гнездятся летучие мыши, и с некой волшебной страной отлично замаскированных сверхэффективных технических чудес, полагаю, я не погрешила против истины, описывая это место.

Чтобы понять, как выглядит городская площадь в Вирджинии-сити, представьте себе местечко чуть посветлее и почище Парка Робинсона в трущобах Кинг-сити. И мысленно уменьшите его. А в остальном всё такое же: и выгнутый потолок, и мизерный пятачок травы и деревьев в центре, и беспорядочные груды упаковочных ящиков, как попало разбросанных по траве. Оба эти места просто выросли такими: Парк Робинсона – вопреки закону, Вирджиния-сити – из-за отсутствия такового. И там и там самовольные поселенцы присваивали использованные транспортировочные контейнеры, прорезали в них окна и двери и обустраивали жильё. И здесь, и на уровнях коренной подстилающей породы жители не давали себе труда выстраивать чёртовы контейнеры в аккуратные ровные ряды, как на складе. В результате местность напоминала индейское поселение из глинобитных домишек, но ещё менее упорядоченное: жилища обрамляли собой нерациональные пустоты или торчали под безумными углами, отовсюду свисали лестницы…

Но на этом сходство заканчивалось. В трущобных лачугах редко найдётся половичок, хотя бы джутовый, или лишняя пара носков, а жилые модули хайнлайновцев были пёстро раскрашены и хорошо обставлены: где-то подоконники ломились от горшков с геранью, где-то крышу венчал флюгер-голубок… Лужайка посреди Вирджинии-сити была аккуратно подстрижена, не хуже, чем в гольф-клубе, и не замусорена. Жители трущоб громоздили лачуги друг на друга в двадцать-тридцать этажей, возводя импровизированные небоскрёбы. А в Вирджинии-сити ни одно жилище не поднималось над полом на высоту более чем шести контейнеров.

Площадь была средоточием торговой жизни Деламбра, на ней располагалось больше магазинов и надомных производств, чем где-либо ещё. Обычно, приезжая на выходные, я первым делом отправлялась сюда, поскольку это удачное место для встреч с людьми, а ещё потому, что мои внештатные проводники и бесстыжие халявщики Гензель, Гретель и Либби никогда не упускали случая заглянуть сюда субботним утром и попробовать раскрутить добрую старушку Хилди на виноградно-банановый сплит с двойной порцией сливочной помадки и рома в заведении тётушки Хэзел – пломбирной лавке и кафе для посетителей хирургического кабинета.

В тот день, о котором пойдёт речь, день Великого Сбоя, я пристроила свои – в то время весьма внушительные – булки на одном из парусиновых стульев, расставленных на променаде вблизи этого заведения. В руках у меня был стаканчик кофе. Мороженым можно будет объесться, когда придут дети, а так-то я его не очень люблю. Но в погоне за интересным материалом пошла бы и на большие жертвы.

В центре каждого из столиков в заведении Хэзел было отверстие с торчащим из него парусиновым зонтом – очень практично для защиты от дождя и солнца. Я внимательно вгляделась в небо, в поисках признаков приближения ливня. Но нет, похоже, ожидался очередной день под выгнутой металлической крышей и лучами дуговых ламп. Сидя в пустом резервуаре из-под горючего, с погодой особо не поспоришь.

Я обвела взглядом площадь. В центре неё возвышалась статуя – изваяние кошки, чуть больше натуральной величины, сидящей на низком каменном постаменте. Я понятия не имела, зачем она здесь и что символизирует. Другой предмет городского общественного пространства, попавшийся мне на глаза, был куда менее загадочным: виселица на противоположном конце площади. Мне сказали, что по назначению её использовали всего лишь раз. И я рада была услышать, что публика не ломилась на казнь. Некоторые аспекты хайнлайнизма полюбить проще, чем остальные.

– Какого чёрта ты здесь делаешь, Хилди? – услышала я собственный голос. Женщина за соседним столиком подняла глаза и снова уткнулась в свой десерт. Ну подумаешь, беременная дама разговаривает сама с собой; что с того? У нас свободная планета. Из-под столика раздалось знакомое слюнявое причмокивание, я глянула вниз, и Уинстон покосился на меня осоловелым глазом: не перепадёт ли угощение? Я погладила пса носком ноги, и он привольно развалился на спине, приглашая меня к более интимным ласкам. Не дождавшись дальнейших знаков внимания, он так и задремал в этой позе.

– Посмотрим-ка, во что ты вляпалась, – произнесла я. На этот раз ни Уинстон, ни любительница горячих ирисок не взглянули вверх, но я решила продолжить монолог про себя, и вот в каком направлении он пошёл.

Что касается тысячемиллионной попытки покончить с собой, Хилди, ты можешь назвать её "год не задался".

Затем ты приветствовала появление Серебряной Девочки громким славословием Заблудшей Души, Наконец Завидевшей Свет.

Ты разрушила своё видение, доказав его плотскую природу при помощи обострённого журналистского инстинкта, оттачиваемого столько лет, что тебе и не хочется вспоминать, сколько – и этому способствовало то, что девочка по большому счёту и не пыталась от тебя таиться.

И – да, поистине! – она оказалась тем, кем ты и надеялась, что она станет: ключом к миру, где люди не довольствуются плаванием вдоль берега в крохотной прогретой солнцем лужице, известной как Солнечная система, не смирились с изгнанием с нашей родной планеты и не ведутся на сладкую ложь великого Доброго Фея, сотворённого нами же самими и сделавшего нашу жизнь легче и комфортнее, чем она когда-либо была на протяжении истории человеческого рода, а ещё способного на поступки, о которых мало кто из нас знает или даёт себе труд задумываться. Ну, где же твой возглас "аминь"?

– Аминь!

Ну-с… итак…

После того как овладеешь материалом, всегда наступает некая пострепортажная депрессия. Остаётся лишь перекурить, обуться и отправиться домой. И сразу начать поиски нового материала. Не пытаться жить в уже описанном.

А почему бы нет? Потому что любая статья, будто то о перцерах и Сильвио или о В. М. Смите и его развесёлой компании, просто знакомит тебя с большим количеством людей, а я начала опасаться, что моя проблема всего-навсего в том, что мне надоело с людьми. Я пустилась в приключения в поисках знака, а нашла всего лишь материал. Ангел Мороний материализовался из старой доброй смеси для осветительной вспышки и не летал, а болтался на ниточках. От неопалимой купины разило керосином. А что там сияет в небе, колесо Иезекииля, да? Присмотритесь получше. Чем это оно обсыпано, не крошками хрустящего печенья?..

– Как ты можешь так говорить, Хилди? – запротестовала я. (И дама за соседним столиком, подхватив свой десерт, пересела подальше, так что, возможно, мой монолог был не таким уж внутренним, как я надеялась. Возможно, дело шло к тому, чтобы окончательно проникнуться шекспировским духом, встать на стул и разразиться мыслями вслух: быть или не быть!) В конце концов (продолжила я уже спокойнее), Смит строит космический корабль.

Ну-уу… допустим. А его дочь создаёт крылатых свиней, и может быть, то и другое в конце концов полетит, но я скорее поставлю на защиту от падающего с неба навоза, чем на то, что получу пропуск на борт межзвёздного лайнера.

Да, но… люди здесь хоть как-то сопротивляются. Не раболепствуют перед ГК. Не далее, чем две недели назад ты была растрогана до слёз, когда тебя приняли здесь за свою. Теперь-то мы как-нибудь справимся с ГК, подумала ты.

Ага-ага. Когда-нибудь.

Как только с меня слетело головокружение от чувства локтя и вновь заявил о себе мой обычный цинизм, мне кое-что стало ясно. Во-первых, хайнлайновцы так же хорошо умеют лодырничать и откладывать важные дела на потом, как и все остальные. Аладдин признался мне, что сопротивление по большей части пассивно, сводится к тому, чтобы держаться от ГК подальше, вместо того чтобы смело атаковать его в его же логове, главным образом потому, что никто понятия не имел, как устроить такую атаку. Так что все воображали, будто вступят с ним в бой… как только окажутся в настроении. А тем временем занимались тем же, чем и все мы, когда сталкиваемся с неразрешимой проблемой: не думали о нём.

А во-вторых, я осознала, что захоти ГК проникнуть в райцентр Хайнлайн, он давно уже был бы здесь.

Я не была посвящена во все здешние тайны. Ничего не знала о махинациях, в результате которых клон МакДональда очутился в Минамате, ни тем более о том, сильно ли ГК старался проникнуть в крохотный хайнлайновский анклав. Но даже такому профану, как я, было понятно, как легко было бы шпионить за местными. Чёрт побери, да в прошлые выходные Лиз увязалась за мной, и её впустили – за одну только её репутацию человека, известного своими хайнлайновскими наклонностями. Уверена, какие-то проверки она проходила, но я готова поклясться, что ГК смог бы обойти их, если бы захотел внедрить сюда шпиона.

Нет, безусловно, ГК были любопытны здешние люди и он, без сомнения, был раздосадован, но ГК странное существо. Что за криогенное смятение одолевало его громадный мозг, было и, возможно, так и останется для меня загадкой. Но было ясно, что что-то не в порядке. Иначе он никогда не сумел бы переписать управляющие им программы и сделать то, что сотворил со мной. Но ясно было и то, что большая часть управляющих программ осталась нетронутой – иначе бы он просто пробил пинком входной шлюз, ворвался сюда и отправил всех под суд.

И после того как ты всё это высказала, почему же ты разуверилась, Хилди?

По двум причинам. Первая – необоснованные надежды: вопреки всем доводам здравого смысла я надеялась, что здешние люди окажутся хоть в чём-то получше остальных. А они не оказались. У них просто идеалы были другие. И вторая – я сюда не вписывалась. Журналисты им здесь не требовались, хватало простых сплетников. К преподаванию относились очень серьёзно, дилетантов ни на шаг не подпускали к ученикам. А кроме этого мне было интересно только строительство космического корабля, но в этом деле пользы от меня было не больше, чем от пупса с логарифмической линейкой.

– И третья причина, – произнесла я, – у тебя у самой депрессия.

– Не надо так! – возразил Либби. – Я же здесь.

Я подняла голову и проследила, как он уселся напротив, осторожно поставив на столик полную креманку шоколада, карамели и тающего мороженого. Устроившись, Либби потянулся вниз и почесал Уинстону голову. Пёс облизнулся, принюхался и снова заснул: мороженое принадлежало к тем немногим видам еды, к которым он был равнодушен. Либби улыбнулся мне:

– Надеюсь, я не заставил тебя ждать слишком долго.

– Всё в порядке. А где Г и Г?

– Сказали, попозже подойдут. А Лиз уже возвращается.

Я увидела, как принцесса бредёт к нам через зелёную зону. В руке у неё была бутылка. Хайнлайновцы сами варят бухло, и Лиз в первое же посещение заявила, что оно ей нравится. Возможно, из-за толики керосина, что туда добавляют для вкуса.

– Не могу остаться, ребята, никак не могу, надо бежать, – произнесла она, будто бы я упрашивала её побыть здесь ещё. Она извлекла из кармашка на оружейном ремне складной стакан, наполнила его вирджинским виски-бондом[79]79
  Указание Bottled-in-Bond, или Bonded, означает, что виски бутилирован при крепости 100 proof, выдержан минимум 4 года под непосредственным надзором правительства, и это продукт одной винокурни в один производственный сезон.


[Закрыть] и опрокинула в глотку. За сегодня это был уже не первый стакан.

Я не ошиблась, сказав "оружейный ремень". Лиз носила его в райцентре Хайнлайн с первой же минуты, как я привела её сюда, потому что здесь было единственное место, за исключением киностудии, на которой она работала, где ей дозволялось носить оружие. А здесь она ещё и могла заряжать его настоящими пулями. Сегодня у неё за поясом красовалась прекрасно подобранная пара кольтов сорок пятого калибра с жемчужными накладками на рукоятях.

– А я надеялся, мы сегодня постреляем, – пробормотал Либби.

– Не сегодня, солнышко. Я заскочила всего лишь купить бутылочку да забрать свою собаку. В следующие выходные – обещаю! Но только ты сам первый скажи, что хочешь.

– Конечно!

– Ну, как, ты был послушным пёсиком? – проворковала Лиз, плюхнулась на корточки, чуть не опрокинувшись назад, и почесала Уинстону спину. По всей вероятности, с ним она и разговаривала, но я на всякий случай ответила, что он был. Впрочем, Лиз, похоже, и не слушала.

Либби наклонился поближе ко мне и обеспокоенно взглянул мне в лицо.

– У тебя правда депрессия? – спросил он и накрыл мою руку своей.

Вот чего мне сейчас в жизни только не хватало, так это ещё одной юношеской влюблённости, но она зарождалась прямо на глазах. Такими темпами Либби скоро начнёт трахать мою ногу, как Уинстон.

Если у тебя есть хоть капля жалости, Хилди, прекрати это.

– Нет, просто немного хандрю, – и я нацепила на лицо улыбку.

– Как так получилось?

– Задумалась, к чему идёт моя жизнь.

Он непонимающе взглянул на меня. Таким же туповатым становилось лицо у Бренды, когда я произносила что-нибудь непостижимое для неё. Ещё бы, парень не видит перед собой ничего, кроме бесконечной вереницы перспектив, простирающихся за горизонт. Я милосердно сдержалась, чтобы не пнуть его. Вместо этого убрала руку из-под его ладони, похлопала его по руке и только тогда заметила возню под столом.

– Что там, Лиз?

– Думаю, он хочет остаться, – пропыхтела принцесса. Она пристегнула к ошейнику Уинстона поводок и тянула изо всех сил, но пёс расставил передние лапы и будто врос в пол. Если хотите увидеть живое воплощение упрямства, забудьте о мулах; взгляните на английского бульдога.

– Может, приподнимешь его? – предложил Либби.

– Если только мне не жалко своего лица, – возразила хозяйка. – А ещё рук, ног и задницы. Разозлить Уинстона трудно, но когда удаётся – это незабываемое зрелище.

Она выпрямилась и разочарованно хлопнула по бёдрам, а пёс тут же перекатился на спину и опять заснул.

– Чёрт, Хилди, видно, крепко ты ему полюбилась.

Я подумала, что скорее не я, а охота за лёгкой добычей – по большей части лошадками и коровками, хотя недавно и пупса недосчитались. Но предпочла промолчать, это не для нежных ушей Либби.

– Да всё в порядке, Лиз, – заверила я. – Он мне совсем не мешает. Оставлю его ещё на выходные, а по дороге домой завезу тебе.

– Да, конечно, но… в смысле, я собиралась… – она помялась немного, затем налила себе ещё стакан, осушила его и воскликнула:

– Ты права. Пока, Хилди! – хлопнула меня по плечу и потащилась дальше через лужайку.

– О чём это она? – спросил Либби.

– Это же Лиз, кто её знает!

– А она правда королева Англии?

– Угу. А я управляю королевским флотом[80]80
  Строка из оперы «Пинафор, Корабль Её Величества», созданной выдающимся творческим тандемом: Вильямом Гилбертом (1836–1911), либреттистом и режиссёром-постановщиком, и Артуром Салливаном (1842–1900), композитором и дирижёром.


[Закрыть].

На его лице вновь появилось отсутствующее выражение, испытанное и отточенное до совершенства Брендой. Но вскоре он пожал плечами и принялся уничтожать растаявшее месиво в своей креманке. Полагаю, Гилберт и Салливан за пределами понимания даже хайнлайновской молодёжи.

– Ну-уу, – продолжил Либби, расправившись с лакомством и вытерев рот рукой, – стрелять-то она уж точно умеет, должен сказать.

– И в кулачный бой с ней я бы на твоём месте не ввязывалась.

– Но она слишком много пьёт.

– Вот уж воистину! Не хотела бы я оплачивать её счета за новую печень.

Либби откинулся на спинку стула, он выглядел вполне довольным жизнью.