Текст книги "Верь мне!"
Автор книги: Джин Реник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
– Я видел шрамы, это от сигаретных ожогов, я прав? – выдавил он из себя. – Скажи мне… как все это случилось? Я имею в виду, как он сумел…
Она остановила поток его слов, решившись, наконец, ответить ему. Покориться неизбежному, чтобы разрядить мучительно напряженную атмосферу.
– Мы встретились в самолете, – выговорила она с трудом. – Он пригласил меня поужинать. Он был… очарователен и настойчив.
Элисон страдальчески улыбнулась.
– Ему удалось подсыпать в мою еду в ресторане какого-то наркотического зелья. Я очнулась на далекой ферме…
Голая и беспомощная… Охваченная невыразимым ужасом… Элисон молчала, лихорадочно пытаясь справиться со страшной болью в желудке, не давая ей парализовать свои чувства и способность мыслить. Как тогда на ферме.
Он решил не давать ей передышки, заставив говорить дальше.
– Он еще в тюрьме?
Она пришла в себя.
– Да.
Она не знала, что ей так больно будет рассказывать ему все это. Так мучительно больно.
– Ему осталось еще шесть лет, – прошептала она. Пока его не освободят под честное слово – условно.
Зекери был неприятно поражен и не мог удержаться от нового вопроса.
– Как же так вышло, что он получил только восемь лет? Он не применял оружия? – Это было единственное объяснение, которое Зекери мог себе представить.
Душная волна страха захлестнула Элисон, волна страха в океане физической боли.
– Он сказал на суде, что мы принимали наркотики и что это была моя инициатива… И ему удалось убедить всех, – она сурово глядела на Зекери, ожидая его реакции на свои слова. – Да, он принимал наркотики. Но не я! Я не принимаю наркотиков! – ее голос сорвался, она почти кричала в ярости неотомщенной обиды и унижения. – Случайное знакомство. Так он назвал это на суде. Он сказал, будто бы «снял» меня, потому что я сама набивалась к нему в гости. И принесла с собой наркотики. И вообще за ним до этого не числилось подобных дел. Вот так… все это приняло для меня дурной оборот, – она все еще медленно раскачивалась. – Я не могла доказать, что он говорит неправду. Он утверждал, что совершал все в беспамятстве. К тому же он был офицером полиции с незапятнанной репутацией. Я не смогла ничего доказать! – ее голос снова начал вибрировать на верхних нотах. – Он сказал, что прижигания сигаретами – тоже моя инициатива. Будто я с извращенными сексуальными наклонностями, мазохистка. И кое-кто из присяжных принял это за чистую монету… поверил ему.
Она внезапно умолкла, встала и бросила полено в огонь. Столб искр взметнулся над костром высоко под своды пещеры.
– И я попала в клинику, как он и предсказывал мне, – грустная усмешка. – Он так и говорил на суде: она попадет в психушку. И я попала.
Она вернулась на место с глазами полными слез, яркий огонь костра освещал влажные следы на ее щеках, соленые капли скатывались вниз на воротничок рубашки.
– Своей ложью он убил мою мать.
У Зекери было жуткое чувство, что время остановилось, и он должен снова запустить его ход.
– Ты попала в клинику, когда умерла твоя мать?
Элисон, закрыв глаза, опять начала раскачиваться на месте. Зекери встал и направился к ней. Услышав его шаги, она сказала мягко, но решительно.
– Не смей. Не смей, слышишь.
Тогда он подошел к костру. Сердце его щемило, ему было больно за нее. Помешав угли, Зекери подбросил охапку веток, и сел, наблюдая за выражением ее лица, освещенного языками пламени.
– Да, у тебя серьезные причины ненавидеть копов…
Ему было жарко от стыда за ублюдка, который опозорил свой мундир, и Зекери страстно мечтал о возмездии.
– Ты боялась меня, правда?
Ответом ему было красноречивое молчание.
– Ты до сих пор еще боишься меня…
Черт бы побрал этого сукина сына!
После паузы он услышал тихое:
– Да.
Она почувствовала облегчение от самого факта признания.
Элисон заметила также, что по мере того, как она раскрывается Зекери, пересказывает вслух свою историю, она снова обретет твердую почву под ногами, успокаивается, расставаясь постепенно со своими страхами.
– Я клянусь Господом Богом, что никогда не сделаю тебе больно, – вина за синяк на ее лице все еще мучила его. Он уже умудрился сделать ей больно…
– Я знаю, но это не зависит от меня. Я не могу объяснить. Я знаю, что ты мне не причинишь ничего плохого. Знаю, но не верю…
И все-таки она знала – это было уже много. Элисон чувствовала где-то в самой глубине души, что ее ночным кошмарам приходит конец.
– Сейчас, когда я поближе узнала тебя, все изменилось. Но я все еще боюсь.
Это была правда. Совсем запутавшись в своих противоречивых чувствах, она разразилась рыданиями, размазывая слезы по лицу и оставляя на щеках грязные – от выпачканных в саже ладоней – следы.
– Почему он жег твою кожу? – начав задавать вопросы, Зекери уже не мог остановиться. Он должен все знать. Он не хотел больше никогда в жизни возвращаться к этому разговору. Но сначала ему надо выяснить все до конца.
Она тяжело вздохнула. Ее изуродованное плечо саднило и ныло, а желудок снова сдавили спазмы. Элисон прислонилась спиной к холодному камню. Почему он не промолчал хотя бы об этом?
– Он сказал, что я ш-шлюха, – она сделала усилие над собой, чтобы произнести это слово. В первый раз Элисон сумела выговорить его вслух. – Он сказал, что все вокруг должны знать об этом. Он наказывает меня за то, что я зарабатываю деньги своим телом… Я позволяла мужчинам снимать меня обнаженной… за деньги.
Элисон чувствовала, что у нее хватит сил все до конца рассказать ему. Она снова испытала приступ жестокой боли, почти нестерпимой, и опять начала раскачиваться из стороны в сторону.
– Он собирался изукрасить меня так, чтобы каждый знал… – Элисон задержала дыхание от очередного приступа боли и продолжала. – Если он не мог… тогда чтобы никто не… Он сделал это, чтобы унизить, растоптать меня, чтобы я умоляла его… – она глядела невидящим взором и говорила тусклым безжизненным голосом. – И я умоляла. Я ползала у его ног… как животное… я умоляла его.
У Зекери сдали нервы. Он не мог больше ее слушать. Он не хотел слышать даже то, что уже было произнесено. Он хотел спрятать, вернуть все слова и горечь ее голоса назад в ящик Пандоры. Он хотел ничего не знать наверняка, а разрабатывать в своем воображении версию, по которой бы эта женщина не страдала, не кричала от боли, не молила на коленях вонючего ублюдка пощадить ее. И он, чтобы поставить все точки над «i», подвел итог услышанному.
– Он изуродовал тебя, потому что был импотентом.
Обычное дело среди садистов, особенно опасных садистов. Ей еще повезло, она осталась живой.
– Да, он был импотентом! – Элисон вспыхнула. – Он пытался… а когда не смог, он напился и… я не хочу рассказывать тебе об этом! – резко оборвала она себя. – Он собирался убить меня.
Он довел ее до края, и она чудом уцелела.
– Ты права, – отозвался Зекери, – я не сомневаюсь, что в конечном итоге он собирался убить тебя.
И он нарочно перевел разговор на события последнего времени.
– Сколько курсов лечения пришлось тебе пройти?
– Что? – переход на другую тему был для нее слишком резким.
– Ты же занималась лечением обожженной кожи. И сколько курсов ты прошла?
Наконец она прекратила свое нервное раскачивание.
– Только один. Доктор говорит, что, возможно, понадобится еще три.
– А что, ожоги слишком глубокие и их невозможно загримировать? – он спросил, не подумав. Подобного рода процедуры очень болезненны, а он стремился перевести разговор на предмет, менее всего травмирующий ее.
– Мне нужно, чтобы шрамы совсем пропали, – сказала она жестко.
О Господи, Кросс, конечно, ей надо полностью избавиться от них! Он, наконец, понял, что случилось с ее карьерой.
– Вот почему ты ушла из бизнеса!
– Когда моя мать умерла, это уже не имело для меня никакого значения.
Элисон содрогнулась при воспоминании о давящей атмосфере секретности, о судебном процессе, об оскорбительных письмах, о давлении на ее мать. Куда бы она ни обратилась, – везде ее встречало праздное любопытство и ханжеская подозрительность. Единственного, чего ей удалось добиться, – это запрещения публикации подробностей судебного дела.
– Джейк поместил меня в клинику. Я вышла оттуда пять месяцев назад.
– Джейк? – Зекери почувствовал укол ревности. Настоящей ревности. Он читал о такой ревности только в книгах. Это чувство ударило ему в голову. А ведь говорила, что незамужем! Но, конечно, в ее жизни были мужчины. По крайней мере, хотя бы один.
– Кто такой, этот Джейк? – он старался, чтобы вопрос прозвучал как бы невзначай, но сам следил за ее реакцией с ледяным вниманием.
– Джейк?.. – она не могла сформулировать, кто был для нее Джейк. Джейк в то тяжелое время, как и сейчас, был для нее все, был сама жизнь. Но Элисон вдруг осознала, что в течение нескольких дней ни разу даже не вспомнила о нем! Она встала и заковыляла к своему рюкзаку.
– Я не хочу больше говорить на эту тему, – недовольно сказала она. – Я ответила на все вопросы, на которые собиралась ответить.
Разговор был окончен.
Он поверил каждому ее слову и был удовлетворен ее искренностью. В ее голосе звучали сила и самообладание. Это было очень хорошим признаком! Он выведает все о Джейке попозже. Сейчас, по мнению Зекери, Элисон находилась в достаточно хорошей форме, чтобы услышать о событиях вчерашнего вечера.
– Послушай, Чикаго, мы должны еще кое-что выяснить.
Он оперся локтем на камень, а она неохотно обернулась к нему, готовая слушать.
– Ты помнишь тех негодяев, которые преследовали нас?
Она вопросительно взглянула на него. Неужели им удалось схватить Зекери в тот вечер?
– Я встретил одного из них вчера в хижине старика, – он вынул пистолет из-за пояса и, заметив ее испуганный взгляд, покачал головой и поспешил успокоить Эдисон. – Нет, не то, что ты подумала. Я только связал парня ремнем и оставил там, на месте. Хотя, конечно, надавал ему тумаков за старика.
– Меня не волнует, что ты сделал с ним, – сказала Элисон приглушенным голосом. – Что со стариком?
– С ним все в порядке. Он рассказал мне, что до ближайшей деревни два часа ходьбы, но телефон есть только в Сан-Румсе.
Элисон все утро боролась, чтобы устоять на ногах от эмоциональной перегрузки, события развивались лавинообразно: скорпион; падение в реку, которого она не помнила; затем пробуждение и отвратительное чувство, что ее раздевали, когда она была в беспамятстве; наконец, исповедь и бесконечные вопросы, причиняющие боль… И вот она должна теперь усвоить и пережить новую порцию информации: Зекери видел одного из вооруженных бандитов, дрался с ним и завладел его оружием. Может быть, теперь-то удастся выбраться отсюда? Телефон… Неужели он опять оставит ее здесь одну? О Боже! Она начинала терять контроль над собой… Но вот ей удалось собраться с последними силами, чтобы проговорить совершенно спокойно.
– Я не могу идти в такую даль. Ты вернешься за мной, – ее голос был слабым, но ровным, она говорила тем же тоном, что и вчера, когда он уходил, оставляя ее одну. Она явно боялась и пыталась скрыть это от него.
– Вот еще! – сказал Зекери твердо, стараясь подавить в себе страстное желание, не обращая внимание на ее робость перед ним, схватить ее, крепко обнять, сказать, что он всегда будет заботиться о ней, защищать ее от всех напастей.
Он справился с собой, понимая, что любое действие с его стороны против ее воли, – как бы ни было оно невинно, – может иметь для психики Элисон плохие последствия.
– Мы не пойдем отсюда никуда, пока не сможем пойти вместе.
Она настороженно взглянула на него, пытаясь поверить, что он не шутит. Мгновенно все изменилось, хотя все оставалось вроде бы прежним.
Может быть, хаосу в ее душе приходит конец? Если он действительно не покинет ее, может быть, жизнь снова обретет свою былую логику и смысл.
– Я обещаю это, – глядя в огромные глаза Элисон, Зекери и не подозревал о кардинальности ее выводов.
Ее эмоциональное напряжение достигло критической точки, Элисон боролась сама с собой и ей удалось победить – она ощущала доверие к Зекери. Хрупкая вера в него затеплилась в ее душе. И, осознав это, она почувствовала, что, наконец, сброшен с плеч груз тысячи страхов и кошмаров, преследовавших ее.
Он видел, что с ней происходит, и видел, что он победил. Зекери ликовал в душе. Доверие – и вообще-то вещь редкая и драгоценная в этом мире, но заслужить доверие этой женщины было поистине божественным даром. Даром, который накладывал на него обязательства… Благодарная улыбка осветила лицо Зекери. Боже, ему удалось добиться этого! После минутной слабости он озабоченно продолжал.
– Я беседовал со стариком. Его, кстати, зовут Перес. Я дал ему денег, чтобы он дозвонился до Райдера, Том должен прислать кого-нибудь за нами. Мне не удалось рассказать тебе все это прошлым вечером.
Он замолчал, видя, как луч надежды пробежал по ее лицу.
– Когда, когда они приедут за нами? И знают ли они, где мы? Знают они о пещере? Ты сказал старику…
Он перебил ее.
– Нет, я не сказал Пересу о пещере. Я сказал ему, что не знаю, где ты, – Зекери помолчал. – Я уверен, что он порядочный малый, но береженого Бог бережет.
Она опустила глаза, соглашаясь с ним в душе.
– Сегодня среда, – продолжал Зекери, слегка смущенный своей перестраховкой. – Если ничего не изменилось за это время, то Райдер должен был вернуться из Белиз-Сити вчера вечером. Мы всего лишь в 70 милях от группы. И теперь уже у них нет сомнения, что мы попали в беду.
Зекери беспокойно прохаживался по пещере.
– Если бы я был на месте Райдера, я послал бы кого-нибудь этим утром проехать весь наш путь, чтобы напасть на наши следы.
Он посмотрел на часы.
– Предположим, они выехали в шесть часов утра, дороги в такую погоду вполне проходимы. Значит, где-то через час можно ждать их появления в районе руин.
Он подбросил в огонь несколько валявшихся под ногами веточек.
– Они, конечно, не проедут тут по такой грязи. Но остановив машину на дороге, вполне смогут обойти окрестности пешком и поискать нас.
Зекери боялся, что она задаст напрашивающийся вопрос или скажет что-нибудь по этому поводу. Она ведь не может так далеко идти. И он не может бросить ее одну и пойти к дороге ждать машину, которая неизвестно придет или нет.
Зекери сменил тему.
– На некоторое время проблему еды мы решили, – вооружившись небольшой палочкой, он помешал в горшке суп с разварившимся цыпленком. – Этого хватит на день, но если они не появятся до завтра, нам придется туго.
Впрочем, для его фигуры будет полезно поголодать немного. Что же касается Элисон, то ей достанется львиная доля того, что плавает сейчас в глиняном горшке.
16
Дождливым серым утром Бол шел по дороге, направляясь к пойме реки. Такая погода вполне подходила для тяжелой работенки – расчистки земли от кустарника, который потом необходимо было сжечь. Он улыбался, вспоминая с гордостью своего новорожденного сына, спящего сейчас в колыбели. Нак была хорошей женой и матерью. Мужчины в деревне выращивали бобы и зерно, а женщины готовили бобы и мололи зерно, а потом выпекали из него хлеб, который хранил тепло мужских рук, взрастивших злаки. Бол услышал звук машины, подъезжающей со стороны Сан-Руиса, и посторонился, пропуская седан.
Шофер притормозил и, высунувшись из окна, озабоченно спросил:
– Я разыскиваю Сару Копал. Она остановилась в вашей деревне, ты не скажешь, где я могу найти ее?
Бол колебался. Это была обязанность старейшины сообщить незнакомцу, что Сара умерла.
– Я беспокоюсь о ней и ребенке, – резко сказал мужчина. – Ее муж должен быть с нею.
Бол тяжело вздохнул. Старейшины не было в деревне и потому ему, Болу придется все рассказать несчастному мужу.
– Я сочувствую вам, но ваша жена мертва, – он проговорил это со скорбью в голосе.
– Мертва? Ты уверен? Сара Копал? – мужчина уронил голову на руки, лежащие на руле, и в отчаяньи стукнул кулаком по приборной доске.
– Да, сеньор, четыре дня назад, мы похоронили ее, – Бол переминался с ноги на ногу, ему было неловко. – Ребенок здоров. Моя жена хорошо заботилась о нем.
При этих словах мужчина впился глазами в лицо Бола, стараясь распознать, говорит ли тот правду или врет.
– Где он? Я должен его видеть. Ты можешь отвести меня туда?
Бол был рад хоть чем-то помочь.
– Хорошо, сеньор.
Он сел в машину, и колеса рванулись, разбрызгивая грязь по дороге.
В хижине Бола, ожидая своего завтрака, плакал голодный Оч. Подражая ему, крошка Адам тоже залился плачем. Луизита налила молока в бутылочку и надела на горлышко соску. Оч уже сосал материнскую грудь, а Луизита меняла Адаму пеленки, пока бутылочка грелась в теплой воде. И малыш успокоился, как будто знал, что время его завтрака не за горами.
Пока Луизита кормила мальчика, она взвешивала все за и против, принимая решение. Всю ночь ей снились дурные сны: сильный ветер, гуляющий по лесу, красная, поднятая им пыль в воздухе слепила и путала ее. Ветер – незнакомец, двое мужчин, которые угнали машину американцев. Красный цвет символизировал кровь, опасность. Сон несомненно послан ей Балумом в знак одобрения принятого ею решения. Когда Адам подрастет, он сможет вернуться в деревню, а до тех пор…
– Я собираюсь забрать ребенка в Америку, – сказала она Нак. – Я возвращаюсь туда, как можно скорее.
– Старейшина поймет тебя, – вздохнув, сказала Нак. – Мой отец давно уже ходит грустным. Он не совершает больше паломничеств в Паленке.
Туда – в святое место – приезжает теперь много чужаков, туристов. Там больше невозможно вести беседы с богами.
– А что же Йашчилан?
Йашчилан был центром земли, где боги создали Верный Народ.
– Он хочет еще раз поехать в Йашчилан. Когда правительство построит дамбы на реке Юсумасинте, все будет кончено, – сказала Нак печально. – Наступит Ксу-тан.
Луизита положила сытого засыпающего Адама в колыбель и начала собираться к отъезду. Когда она пересматривала привезенные ею вещи, она отложила те, что предназначались Саре, и отдала их молодой женщине.
– Как далеко до Сан-Руиса? – Луизита слышала нарастающий шум мотора.
– Недалеко. Ближе всего по берегу озера.
Нак сложила подаренные ей вещи на полку и, достав широкую красную хлопчатобумажную шаль, преподнесла ее Луизите как ответный подарок.
Луизита поблагодарила молодую женщину и выглянула на улицу, слыша, что машина уже совсем близко. Это был, слава богу, не джип, а грязный седан, за рулем которого сидел молодой латиноамериканец, а рядом с ним Бол. Машина затормозила на дороге и остановилась. Мужчины заспешили вверх по пригорку к хижине. Луизита подождала, пока Бол войдет, сопровождаемый молодым человеком, которому по виду было двадцать с небольшим лет.
Он бросил на Луизиту тяжелый взгляд, а потом подошел к колыбели.
– Это он?
Луизита закрыла телом колыбель с ребенком.
– Он – отец ребенка, – объяснил ей Бол.
– Руфино? – смешанное чувство злости и горечи пронзило ее. Теперь, когда прошло столько времени, Руфино вдруг вздумал вернуться?
– Ну я – Руфино, что дальше? – наглый голос наполнил все помещение маленькой хижины.
– Сара была моей сестрой, – Луизита говорила, сдерживая досаду. Если Руфино вернулся, это было, конечно, знаком благоволения к ней богов, которым она молилась за него. И все-таки Луизита была в ярости за то, что он покинул Сару. Но, может быть, у него есть серьезные оправдания.
– Сара – мертва, – продолжала она натянутым тоном. – Она все время ждала тебя.
– Парень мне все сказал, – резко оборвал тот. – Четыре дня назад. Мне жаль, но я был далеко.
Он осмотрелся в хижине и увидел открытый чемодан.
– Мне опасно здесь долго задерживаться и болтать с вами некогда. Мы должны ехать. Я все объясню по дороге.
– Опасно? – голос Луизиты дрогнул, сон не обманул ее. – Почему? Что случилось?
– У меня нет времени, – повторил он. – Я заехал за своим сыном. Если ты хочешь ехать со мной, то едем сейчас же.
Он сделал движение в сторону ребенка, но она остановила его.
– Но прежде ты скажешь, что все-таки случилось! – твердо потребовала Луизита.
– Два парня охотятся за мной, – проговорил он. – Я ничего им не сделал, но если они меня схватят, мне не сдобровать. В общем, это слишком долго объяснять, – он опять двинулся к ребенку. – Я приехал за Сарой. Если Сара умерла, значит, я заберу ребенка.
Упоминание о двух парнях подстегнуло ее.
– Я сама понесу малыша, – она быстро собралась, закутавшись в красную шаль. – Ты передашь своему отцу, что я уехала? – обратилась она к Нак, которая озабоченно и смущенно кивнула.
События развивались слишком стремительно для ее восприятия. И, однако, она догадалась завернуть свежие лепешки в холстину и сунуть их в чемодан.
– Вы скоро проголодаетесь, – с беспокойством сказала она: серьезные дела не решаются так внезапно. Ее отец, старейшина, будет в обиде, что с ним не простились.
Скоро Луизита была готова. Когда она укладывала младенца в завязанную на ней крест-накрест шаль, он проснулся, но сейчас же, успокоившись, заснул, уютно уложенный в этот своеобразный гамак.
Она захватила свою кошелку и направилась к машине, Бол нес ее чемодан, который поместил затем в багажник седана. Нак с обеспокоенным взволнованным лицом стояла на пороге хижины. Двигатель заработал, Луизита помахала на прощанье по американскому обычаю рукой и села в автомобиль вместе с малышом. Бол закрыл дверь хижины, и седан, сорвавшись с места, запетлял по разбитой и мокрой дороге.
Через несколько минут водитель наклонился и перекрыл замок ее дверцы. Луизита с ужасом поняла, что сделала непоправимую ошибку. Боясь пошевелиться, она прижала свою кошелку к груди, как бы защищая младенца.
– Не надо так быстро ехать, – попросила она упавшим голосом. – Это опасно для маленького.
Он пожал плечами и немного сбросил скорость.
– Как тебя зовут? – бросил он взгляд на нее.
– Луизита.
Это подтвердило ее подозрения, что рядом с ней вовсе не Руфино. Муж Сары наверняка знает ее имя. Она пыталась не потерять самообладания от страха.
– Куда мы едем? – спросила она.
– Здесь недалеко. Я подберу своего приятеля. А потом мы поговорим.
– Луизита кивнула, и ее мозг бешено заработал в поисках выхода. На дне кошелки, которую она держала в руках, прощупывался пистолет. Но это всего лишь не более как вопрос времени, когда парень, обыскав ее, найдет оружие. И деньги. А тогда уже все кончено. Она застыла в оцепенении.
Через несколько минут Паоло замедлил ход седана, минуя огромные вымытые водой рытвины на дороге. В пятидесяти ярдах Луизита увидела джип, стоящий на обочине с включенным двигателем. Ее сердце упало, когда на дорогу вышел парень с лицом, похожим на крысиную мордочку. Паоло плавно остановил седан и разблокировал дверцы.
– Выходи, – сказал он. – Это и есть мой приятель.
Все еще прижимая кошелку к себе, Луизита осторожно выбралась из машины вместе с ребенком, завязанным в шаль на ее груди.
Альберто метнулся к седану и, вытащив чемодан Луизиты, бросил его на заднее сиденье джипа.
– Дальше мы отправимся вот на этой машине, – распорядился он.
В отчаянье Луизита засунула руку себе за пазуху и растормошила спящего ребенка. Адам тоненько заплакал со сна. Она потрясла его еще раз, и он, громко пискнув, разразился обиженным плачем.
Альберто резко обернулся.
– Ребенок? На кой черт нам ребенок, Паоло?
– Сейчас узнаешь, – Паоло дернул Луизиту за рукав. – В чем дело? – зло спросил он, заметив, что она нарочно разбудила младенца.
– Он хочет есть, – еле ворочая языком, сказала она, благодаря богов, что вообще сумела произнести хоть слово. – В чемодане есть молоко.
– Ну так накорми его, – бросил Паоло равнодушно.
Луизита устроилась с ребенком на переднем сиденье джипа. Двигатель шумно работал, но ключа зажигания не было видно. Она перетащила чемодан с заднего сиденья на место водителя.
Альберто в это время все еще продолжал беситься по поводу ребенка.
– Что мы будем делать с этим сосунком, черт возьми? – он был вне себя от ярости, скаля свои желтые хищные зубки. – Ты собирался поймать женщину, а не сосунка!
– А ну потише! – огрызнулся Паоло. – Его баба умерла. Что мне оставалось делать, выкопать ее труп? Послушай, вот эта сказала мне, что мать ребенка ждала Руфино со дня на день. Значит, он где-то здесь, неподалеку. Нам нужно только пойти к индейцам и попросить передать ему весточку. Когда он появится, го увидит, что его щенок в наших руках, может быть, это возымеет действие, и твой дружок вернет нам деньги.
– Кто знает! – насмешливо сказал он.
Альберто крепко задумался. Вообще-то ему не нравилась эта затея, но у него не было других предложений.
– Мы не можем торчать здесь целый день. Дорога вдоль озера размыта, мы не проедем на седане. Давай оставим его здесь и доберемся до Сан-Руиса на джипе. А там быстренько решим это дело и вернемся за твоей тачкой через пару дней.
Паоло понимал, что в данном случае уродец совершенно прав. Он обошел вокруг седана и замкнул дверцы.
– А если кто-нибудь украдет его? Что тогда? – ворчал он.
Луизита больше не могла их слушать. Слова «быстренько решим это дело» подразумевали судьбу ребенка и ее судьбу. Побуждаемая обстоятельствами к срочным действиям, она поставила чемодан на пол торцом вниз у переднего сиденья, чтобы ребенок не скатился. Почему не было ключей? Правда двигатель работал, но тронется ли машина? Она все еще, вцепившись в кошелку, собиралась с силами перед задуманным делом.
Помолясь последний раз Хочекусу, она нащупала пистолет в кошелке. Но тут заплакал маленький Адам, и парни подошли к джипу. Луизита почувствовала холод металлического дула и взялась за рукоять оружия. Отчаянье придавало ей силы.
– Я сказал тебе, чтобы ребенок заткнулся! – раздраженно крикнул Паоло.
Оба парня застыли в изумлении, когда она направила на них пистолет.
Держа оружие обеими руками, Луизита приказала им повернуться спиной к машине.
– Дайте мне ключи! – распорядилась она.
Альберто, хитрый, как крыса, чьи черты он, казалось, унаследовал, взял у Паоло ключи от седана и, протягивая их назад Луизите, сам тихо отступал в сторону.
– Ты же не хочешь пристрелить меня? – мямлил он, отодвигаясь от нее.
– Мы не сделали тебе ничего дурного. И не сделаем. Честное слово!
Оба парня медленно отодвигались друг от друга, расходясь в разные стороны.
– Мы всего лишь хотим отыскать Руфино, вот и все, – жалобно тянул Паоло.
– Да-да, и это все, что мы хотели, – эхом вторил ему Альберто. – Этот ублюдок скрылся от нас. Скрылся, оставив нас на мели, – он все больше отходил в сторону, мы должны отыскать его или нам крышка.
– Заткнись, Альберто, мы вовсе не собираемся причинять кому бы то ни было зло. Тем более тебе или ребенку, – мягко стелил Паоло. – Мы просто хотели побеседовать и все.
Он отошел на шаг от Альберто, потом еще на шаг…
Луизита видела, что дело принимает дурной оборот, и прицелилась в Паоло, в лжеца, который притворялся, что переживает по поводу смерти Сары. Она с силой нажала на курок. Пистолет дернулся в руках, и оба парня отпрыгнули в сторону, упав в грязь при звуке выстрела.
Луизита промахнулась, пуля попала в слякоть, между ботинок Паоло, забрызгав его брюки. Отзвук выстрела замер, растворясь в мороси мелкого дождя. На этот раз парни послушно вернулись к машине по ее команде. При звуке выстрела ребенок громко заплакал от испуга и забился в судорогах на сиденье. Но Луизита заставила себя не обращать на него внимания, сосредоточившись полностью на бандитах.
– Ключи! – снова потребовала она.
Альберто вытащил их.
– Вот они. Раз ты хочешь их получить, ты их получишь.
– Брось их мне, – приказала Луизита. – Бросай!
Она направила дуло пистолета на Альберто, и он сразу же подбросил ключи в воздух. Она беспомощно проследила взглядом, как они упали в канаву на обочине. Запаниковав, она помнила только одно: ей надо выбираться отсюда, как можно скорее.
– Повернитесь, – крикнула она, потрясая оружием. – Быстро!
Оба парня выругались, но медленно повернулись на пятках.
Внутри джип был устроен совсем иначе, чем седан, и Луизита с ужасом смотрела на приборную доску. Когда она взялась за переключатель скоростей, ребенок начал извиваться и биться на сиденье, зайдясь в таком крике, что у него побагровело лицо. Ее нервы сдали, и она нажала на педаль. Мотор взревел, но машина не тронулась с места.
Она видела, что парни выискивают момент, чтобы наброситься на нее. Придя в неистовство, Луизита нажала на другую педаль и перевела переключатель скоростей в крайнее положение. Джип дернулся и дал задний ход, оба бандита отскочили и упали в грязную придорожную канаву. Она бросила пистолет на пол машины и нажала на тормоз. Ребенок качнулся и со всего маха ткнулся боком в чемодан, но с ним все обошлось. По крайней мере, он не упал.
После бешеных лихорадочных усилий, продолжавшихся, казалось, целую вечность, Луизите удалось все-таки дернуть переключатель скоростей на себя до упора, нажать на нужную педаль, и машина двинулась вперед. Она косо выехала на середину скользкой от грязи дороги и устремилась по ней.
– Тварь! – Паоло плюнул в лужу, придя в бешенство от того, что перепачкался весь в грязи канавы, и сам не веря в то, что сейчас произошло.
– Ты что не обыскал ее сумку? Ты – идиот! – вопил он.
– Я?! Да это ты сам должен был обыскать ее! Ты вез ее сюда всю дорогу и даже не знал, что она вооружена! – кипятился Альберто. – Она же могла убить нас! Дерьмо!
Он соскользнул в грязную канаву, шаря руками в воде среди тростника в поисках ключей.
– Я бы первым делом обыскал ее, а ты – шляпа… – бормотал он сердито.
– Заткнись! Найди сначала ключи! Если она выедет на магистраль, нам не видать ее, как своих ушей. Кто мог подумать, что у нее пушка? Дерьмо!
– Ну да, мы не нашли Руфино, поэтому лучше нам сматываться из этой страны, – Альберто обыскал всю канаву и шарил теперь рядом, между камней и комьев земли. – Мигело доверял ему, потому что мы поручились за него. Теперь мы должны сдать ему Руфино или деньги. Что-нибудь одно.
– Это ты ручался за него, я никогда не делал этого, – Паоло был подавлен неожиданным поворотом судьбы. Фортуна явно отвернулась от него. – Я не знал прежде этого подонка. Это ты расхваливал его! Ты сказал, что он никогда не присвоит денег. Потому что побоится бросить свою жену. Ты все знал заранее. Ты не знал только, что эта баба собирается нас пристрелить!
Пять минут назад у них была прекрасная возможность разыскать негодяя и привезти его к Мигело. Сдав Руфино, он, Паоло, мог замолить старые грешки, вернуть доверие босса и опять зажить припеваючи. Он мог бы при первой возможности разделаться с этим тупым, похожим на крысу, шакалом.
Дерьмо! Как мог заподозрить, что у этой бабы есть пушка! Теперь уж ему не добиться доверия Мигело, а негодяй Руфино в это время проматывает где-нибудь денежки – 30 тысяч американских долларов. Жизнь Паоло не стоит отныне и выеденного яйца. Мигело решит, что он и Альберто заодно с Руфино, и, конечно, прикончит их. Рано или поздно. От этой мысли Паоло застыл на месте, стоя на карачках посреди канавы, в которой все еще искал ключи от седана.
