Текст книги "Халтура"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Мои сестры годами устраивали футбольные матчи на континенте. Мы расширяем полномочия. – Она отхлебнула из бутылки, обхватив губами горлышко, и убедилась, что я это заметил. – Умеренность. Это отвратительно. Нам бы следовало задушить Аристотеля в колыбели. Алкоголизм! Подумать только, именовать бога недугом.

Она оскалила на меня зубы:

– Необходимо преподать урок.

Мёрфи задрожала, выражение ее лица сделалось неприятным, взгляд голубых глаз сосредоточился на мне.

– Прояви свое уважение к богу, чародей, – бросила менада. – Пей или присоединишься к Пентею [21]21
  Пентей, сын Эхиона и Агавы, внук Кадма, царь Фив, растерзанный своей матерью и сестрами за то, что противился вакханалии. – Примеч. пер.


[Закрыть]и Орфею.

Греческие парни. Оба были растерзаны менадами и их смертными подружками в оргиях экстатического неистовства.

Мёрфи тяжело дышала, щеки ее пылали, в глазах горели вожделение и неистовство. И она смотрела прямо на меня.

Блин!

– Делаю встречное предложение, – проговорил я спокойно. – Развейте чары на пиве и уезжайте из моего города прямо сейчас, а я не отправлю вас по почте обратно в Эгею дюжиной нашинкованных кусков.

– Если ты не хочешь чтить бога в жизни, – сказала Медитрина, – то будешь чтить его в смерти.

Она вскинула руку, и Мёрфи бросилась ко мне, завывая от ярости.

Я удрал.

Не поймите меня превратно. Я повидал в жизни чертову уйму орущих атакующих монстров. Но ни один из них не был маленьким, белокурым и симпатичным и не находился под властью той, что и впрямь могла оказаться самой настоящей богиней. Все-таки мой выбор был ограничен. Мёрфи явно пребывала не в своем уме. У меня имелся жезл, но я не собирался убивать ее. И сходиться с ней врукопашную не хотел тоже. Мёрфи давно изучает боевые искусства, особенно она хороша в захватах, и если до этого дойдет, результат у меня окажется не лучше, чем у Каина.

Я выскочил из комнаты в коридор до того, как Мёрфи успела поймать меня и выкрутить руку в стиле Эшеровских композиций. Где-то позади меня раздался звук бьющегося стекла.

Мёрфи следовала за мной по пятам, и я, повернувшись, активировал свой браслет-оберег, стараясь наклонить его под таким углом, чтобы ее не травмировать. Мой щит вспыхнул серебристо-голубым, и Мёрфи, натолкнувшись на него, отскочила так, будто это была твердая сталь. Медитрина следовала за нею, сжимая разбитую бутылку, белки ее глаз резко контрастировали с ярко-зеленым цветом радужки, а лицо озарялось экстатическим восторгом, от которого бросало в дрожь. Последовали три молниеносных грациозных движения – я сумел увернуться только от одного. Подбородок и правую руку пронзила жгучая боль, мой жезл полетел по коридору, отскакивая от ног проходивших мимо людей.

В плане боевых искусств мне, конечно, до Мёрфи далековато, но и полным неумехой меня тоже не назовешь, а еще, что гораздо важнее, в жизни мне не раз приходилось несладко. В школе, где ты постоянно получаешь тяжелые удары, учишься быстро, и такие уроки уже никогда не забыть, они сидят у тебя в печенках. Увернувшись от удара, я перевел импульс в кручение и сделал подсечку. Богиня она там или нет, но эта менада была в два раза легче меня, и я сшиб ее с ног.

Но тут Мёрфи застала меня врасплох, заехав ногой по ребрам с такой силой, что я взвыл от боли, решив, что грудная клетка треснула, а она в этот момент произвела захват – обездвижив мою руку прежде, чем я смог этому помешать. Будь это моя правая рука, за последствия я бы не поручился, но она схватила меня за левую руку, и я активировал браслет-оберег – защитная оболочка чистой кинетической энергии заставила ее убрать руки.

И чхать мне на то, сколько там уроков айкидо вы брали, – все равно они не научат вас тому, как разобраться с силовыми полями.

Выкрикнув «Forzare!»,я усилием воли приподнял большой пластиковый мусорный бак и запустил его в Мёрфи. Бак врезался в нее и отпихнул от меня; я стал отступать. Медитрина уже поднялась на ноги и приближалась ко мне; бутылка поблескивала.

Она оттеснила меня к прилавку с пивом, перегораживавшему холл, и я успел выставить щит до того, как она метнула в меня свое импровизированное оружие. Стекло разбилось о щит, порезав ей руку, – швыряться бутылками всегда рискованно. Но сила удара оказалась достаточной – она передалась через щит, и я врезался спиной в прилавок. Как раз в этот момент какой-то парень пытался унести поднос с пластиковыми стаканчиками, он отскочил, пиво перевернулось, и меня с ног до головы окатило этим пойлом.

Мёрфи наскочила на меня, захватив мою левую руку, Медитрина тем временем вцепилась мне ногтями в лицо, и обе вопили, как баньши.

Я едва успел зажмуриться – острый ноготь задел глаз, но когда руки Медитрины – горячие, ужасающе сильные руки – сомкнулись у меня на горле, я понял, что это дает мне шанс.

Я прохрипел: «Forzare!»– и вытянул правую руку, ухватившись за тонкую цепь, которая удерживала с одной стороны вывеску, висящую над стойкой с пивом позади меня.

Тяжелая деревянная вывеска, написанная огромными яркими буквами: «ПОЖАЛУЙСТА, ПЕЙТЕ ОТВЕТСТВЕННО», качнулась по дуге и с силой заехала Медитрине по голове, сработав, как гигантский кулак. Менада отцепилась от меня, а ее ногти прочертили алые линии у меня на горле.

Мёрфи потрясенно подняла глаза, и я потянул изо всех сил. Я должен был сделать так, чтобы она оказалась в нужном месте до того, как до нее дойдет, куда подевалась Медитрина. Я почувствовал, как что-то хрустнуло – большой палец вышел из сустава, и я взвыл от боли. Но вывеска как раз качнулась назад, хотя и с меньшей силой, и вмазала Мёрфи по макушке.

А потом на нас налетела чертова уйма людей, и прибежали копы.

Пока копы меня арестовывали, мне удалось их убедить, что с пивом Мака сотворили нечто скверное. Они связались с фирмой, обслуживающей игру, и изъяли всю партию порченого пива – его успели попробовать лишь считанные единицы. Были некоторые проявления неадекватного поведения, но больше никто не пострадал.

Впрочем, лично мне это не принесло ничего хорошего. В конце концов я ведь весь пропитался «Будвайзером» и напал на двух привлекательных женщин. Я отправился в полицейский вытрезвитель, что разозлило меня главным образом потому, что я так в итоге и не получил свое треклятое пиво. Мало того, я заплатил бешеные бабки за билет, а игру так и не посмотрел.

Нет в мире справедливости!

Мёрфи вернулась утром, чтобы меня выпустить. У нее красовался синяк под глазом и алел кровоподтек на скуле, оставленный вывеской.

– Итак, я сразу хочу кое-что прояснить, – заявила Мёрфи. – После посещения «Товаров левой руки» мы отправились по следу на игру «Буллз». Там столкнулись с этой менадой, была драчка, и я вырубилась.

– Н-ну, – сказал я.

Говорить что-то еще и впрямь не было никакого смысла. Паленое пойло начисто стерло ее память об этом вечере. А правда только напрасно обеспокоила бы ее.

Черт подери, она беспокоила и меня – и куда как сильнее, чем мне хотелось бы думать.

– Ну, Бассарид из больницы исчезла, – сообщила Мёрфи. – А значит, она не придет в суд, чтобы выдвинуть обвинения. И, принимая во внимание, что ты работал со мной над расследованием, и потому что несколько человек сообщили о побочных эффектах, похожих на действие рогипнола [22]22
  Рогипнол – седативный препарат, один из наиболее опасных наркотиков. – Примеч. пер.


[Закрыть]или чего-то в этом роде, и потому что именно ты заставил полицейских изъять остальные бутылки – мне удалось снять с тебя обвинения в уголовном преступлении. Осталось только обвинение в том, что ты напился и учинил беспорядки.

– Угу, – вяло хмыкнул я.

– Могло быть и хуже, – заметила Мёрфи. Она помолчала, разглядывая меня. – Погано выглядишь.

– Спасибо, – сказал я.

Она серьезно на меня посмотрела. Потом улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

– Ты хороший человек, Гарри. Давай подвезу тебя домой.

По пути к ее машине я все время улыбался.

РАНЫ ЛЮБВИ
(Перевод Г. Мурадян, Е. Барзовой)

Из сборника «Песни любви и смерти» под редакцией Джорджа Р. Р. Мартина и Гарднера Дозуа.

Действие происходит между событиями «Продажной шкуры» и «Перемен».

Гарднер Дозуа может похвастаться целой пачкой наград за его сборники, потому что они у него классно получаются, и я принял его приглашение поучаствовать в антологии, первоначально называвшейся «Роковые любовники», над которой он трудился вместе с Джорджем Р. Р. Мартином. Я с энтузиазмом взялся за работу, однако найти отправную точку для истории оказалось не так-то просто, поскольку Гарри Дрезден вполне рискует оказаться в тройке лучших абсолютно-не-роковых любовников во всей современной фэнтези. Как же мне впихнуть его в историю вроде этой?

Ответ: Поместить в гущу событий рядом с Мёрфи, когда вроде бы случайные любовные заклятия распространяют безумие по всему городу. После этого все, что мне оставалось, – это использовать его обычную везучесть и дико хохотать, набирая текст.

Название сборника изменилось на «Песни Любви и Смерти» уже после того, как я написал свой рассказ, что, наверное, и к лучшему. Иначе мне, возможно, пришлось бы – чтобы не выйти из темы – попытаться каким-то образом присобачить к этому битву групп в стиле дэт-метал. Такого не заслужил никто.

Показывая на трупы, Мёрфи сказала:

– Раны любви. [23]23
  Love Hurts (Раны любви) – баллада, написанная композитором Бодлю Брайантом для группы The Everly Brothers, записанная и выпущенная в 1960 году. Имеет многочисленные кавер-версии в исполнении различных музыкантов. (Love hurts, / love scars, / Love wounds, and marks… – Любовь – это боль, / Любовь – это шрамы, / Любовь – это раны и отметины…) – Примеч. пер.


[Закрыть]

Я пролез под лентой, огораживающей место преступления, и вошел в квартиру. Здесь пахло кровью и смертью. Юмор висельника просто напрашивался.

Мёрфи стояла там и смотрела на меня. Она не предложила никаких объяснений. Стало быть, хочет услышать непредвзятое мнение консультанта отдела специальных расследований полицейского департамента Чикаго – то есть меня, Гарри Дрездена. Насколько мне известно, я – единственный чародей на планете, получающий значительную долю своего дохода за работу на силы правопорядка.

Я остановился и осмотрелся вокруг, проводя инвентаризацию.

Итак: два обнаженных тела, мужское и женское, сплелись в любовном объятии. Один маленький пистолет, незаконный в Чикаго, покоится в обмякших пальцах женщины. Два огнестрельных ранения в висок, по одному на каждого. Брызги крови образовали два пересекающихся конуса, еще больше крови впиталось в ковер. Тела чертовски смердели. После смерти с ними произошли некоторые весьма не романтические перемены.

Я прошел чуть подальше и огляделся. Где-то в квартире крутилась старая пластинка группы «Квин». Фредди задавался вопросом, кто хочет жить вечно. Пока я слушал, песня закончилась и через несколько секунд заиграла сначала, ностальгически поскрипывая и потрескивая.

Стены были покрыты фотографиями.

Я не хочу сказать, что на стенах было множество фотографий, как в доме у прабабушки. Я хочу сказать – именно покрытыфотографиями. Целиком. Полностью покрыты бумагой.

Я глянул вверх. И с потолком то же самое.

Я медленно обошел комнату, разглядывая, что на фотографиях. И на всех, на каждой из них, – вместе те мужчина и женщина, что лежали сейчас мертвые. Они позировали тут и там и выглядели нереально счастливыми. Я внимательно всматривался в снимки. Изрядное их количество не отличалось ничем, кроме одежды, – почти всюду на этой паре были модные футболки. Как правило, они снимались на фоне тех мест в Чикаго, которые любят посещать туристы. И выглядело все так, будто эта парочка каждый день, снова и снова, устраивала один и тот же экскурсионный тур, коллекционируя одни и те же фотографии.

– Одинаковые футболки, – сказал я. – Кошмар.

Мёрфи в ответ невесело улыбнулась. Мёрфи – миниатюрная и мускулистая, волосы у нее светлые, а носик пуговкой. Я бы сказал, что она столь прелестна, что я бы с удовольствием положил ее себе в карман, но попытайся я это сделать, она тотчас же сломала бы мне руку. Мёрф владеет боевыми искусствами.

Она молча выжидала.

– Еще одно самоубийство по договоренности. Уже третье в этом месяце. – Я показал на снимки. – Хотя те две пары не были настолько задвинутыми. Или, хм, in medias res. [24]24
  Здесь: держались сути дела (лат.).


[Закрыть]– Я пожал плечами и, имея в виду эти маниакальные снимки, добавил: – Дурдом какой-то.

На это Мёрфи только чуть приподняла бровь.

– Напомни-ка мне – сколько мы тебе платим за консультации, Шерлок?

Я поморщился.

– Да-да, конечно… – Немного помолчав, я спросил: – А как их звали?

– Грег и Синди Бардалаки, – ответила Мёрфи.

– Что ж, вроде бы эти три пары самоубийц никак друг с другом не связаны, но сценарии смерти очень похожи. Теперь мы переходим к иррациональному и маниакальному поведению как предвестнику… – Я нахмурился. Гм… Просмотрев еще разок снимки, я подошел осмотреть тела.

– Ух ты! – пробормотал я. – Блин-тарарам.

Мёрфи выгнула бровь.

– Нигде не видно обручальных колец, – сказал я. – И никаких свадебных фотографий. И… – Наконец-то я углядел среди множества снимков семейную фотографию в рамке. На ней были оба: и Грег, и Синди вместе с парой постарше, и еще один человек – помоложе.

– О Боже, Мёрф! – воскликнул я. – Они не были супружеской парой. Они брат и сестра!

Мёрфи посмотрела на переплетенные тела. Никаких признаков борьбы явно не наблюдалось. Бокалы для шампанского, пустая бутылка игристого, разбросанная одежда…

– Супружеской – нет, – сказала она. – А парой они были. – Мёрфи мое открытие не поразило. Она себе это уже уяснила.

– Но это-то как раз и объясняет… – сказал я.

– Объясняет что?

– Да вот эти двое. Они были вместе – и находились в невменяемом состоянии, когда это делали. Кто-то вмешался в их разум.

Мёрфи искоса глянула на меня:

– Почему?

Я развел руками:

– Допустим, Грег и Синди столкнулись с Плохим Парнем Икс. И этот Плохой Парень Икс входит в их мозг и вынуждает их дико влюбиться друг в друга и сгорать от страсти. Они не могут совладать с чувствами, которые кажутся абсолютно естественными, но на каком-то уровне осознают: то, что они делают, вовсе не то, чего они на самом деле хотят, и это ненормально, неправильно. Их искаженное сознание вступает в конфликт с их подсознанием. – Я указал на снимки. – Давление все нарастает и нарастает, и они уже не в силах справиться с этим, и – ба-бах! – Я выстрелил в Мёрфи, изобразив пистолет большим и указательным пальцами.

– Если ты прав, то они не покойники, – сказала Мёрфи. – Они жертвы. Большая разница. Чьих это рук дело?

– Без понятия, – сказал я. – А единственное свидетельство, благодаря которому можно было бы подтвердить те или иные догадки, вытекает на пол. Будь у нас выживший, у меня, быть может, и получилось бы всмотреться и увидеть что-то, но поскольку выживших нет, нам предстоит изрядно побегать.

Мёрфи вздохнула и уставилась в пол.

– Два самоубийства по договоренности еще могли бы быть совпадением. Но три – уже перебор, так не бывает. Это больше смахивает на modus operandi. [25]25
  Здесь: почерк (лат.).


[Закрыть]А как насчет вампиров Скави?

Я покачал головой:

– Нет, эти охотятся на одиночек. Такие смерти – не их профиль.

– Так ты хочешь сказать, что мы должны найти некий общий знаменатель для всех жертв? Вот черт, могла бы и сама додуматься.

– Вроде того. – Я вздрогнул и посмотрел на двух других детективов из спецрасследований, находящихся в комнате. Они фотографировали тела, документировали стены, и все в таком роде.

Судмедэкспертов не было. Они не любители терять время на самоубийства эмоционально не уравновешенных, пусть даже и неординарные. Такую грязную работенку они валили на ОСР.

Я понизил голос:

– Если кто-то играет в такие игры, влезая в мозг, Совет, может, что-то об этом и знает. Я попробую что-нибудь разнюхать, начав оттуда. А ты начни отсюда. Будем надеяться, я отработаю свой гонорар, и мы встретимся посередине.

– Идет.

Мёрфи уставилась на тела напряженным, беспокойным взглядом. Она-то знала, каково это – быть жертвой ментальной манипуляции. Я не выказал сочувствия. Она терпеть не могла проявлять слабость, а потому я не хотел, чтобы она поняла, что я что-либо заметил.

Фредди достиг крещендо, возвещая, что любовь должна умереть.

Мёрфи вздохнула:

– Боже милостивый! Вырубит хоть кто-то наконец эту треклятую запись!

– Извини, Гарри, – сказала капитан Люччо. – У нас точно нет орбитальных спутников для обнаружения черной магии.

Я чуток подождал, просто хотел убедиться, что она договорила. Когда на линии сильный чародей, связь между Чикаго и Эдинбургом то и дело обрывается. Я звонил в Эдинбург, где находится штаб Белого Совета чародеев. Анастасия Люччо, капитан Стражей, моя бывшая подружка, готова была сообщить мне ту информацию, что имелась у Совета касательно чикагских интриг – то есть ровным счетом ничего.

– Очень плохо, что у нас их нет, а? – сказал я. – А неофициально – есть кто-нибудь, кто может что-то знать?

– Привратник, возможно. У него дар ощущать проблемные зоны. Только его уже несколько недель никто не видел, что абсолютно в порядке вещей. Но если честно, Страж Дрезден, вообще-то именно вы должны сообщать нам такого рода информацию. – В ее голосе насмешка соседствовала с убийственной серьезностью. – А как по-твоему, что у вас там творится?

– За последние две недели три парочки жутко влюбленных голубков совершили двойное самоубийство, – сказал я. – Последние двое были братом и сестрой. И их поведение в достаточной степени иррационально.

– То есть ты подозреваешь ментальное вмешательство, – процедила она, и я расслышал в ее голосе неприкрытую тоску.

Люччо тоже была когда-то жертвой.

Я невесело улыбнулся. Ведь, помимо всего прочего, ее запрограммировали на то, чтобы быть со мной. Очевидно, в последнее время только таким способом кто-то мог назначить мне свидание.

– Вроде бы вполне обоснованное подозрение. Я дам знать, если на что-нибудь наткнусь.

– Ты там поосторожней, – посоветовала она. – Не впутывайся в опасные ситуации без поддержки. Слишком велики шансы, что тебя могут подставить.

– Вот как? А кто из двоих, ведущих этот разговор, попался на крючок парню, копающемуся в мозгах? – заметил я.

– Туше, – признала Люччо. – Но ему это удалось лишь потому, что мы были чересчур самонадеянными. Так или иначе, не лезь на рожон.

– Буду стараться, – пообещал я.

Повисло неловкое молчание, потом Анастасия спросила:

– Как ты, Гарри?

– Весь в делах, – ответил я. Она уже извинилась, или что-то вроде того, за то, что столь стремительно исчезла из моей личной жизни. Она, впрочем, никогда и не намеревалась играть в ней ведущую роль. Вокруг событий прошлого года бушевало настоящее эмоциональное цунами, и я-то как раз не слишком сильно от этого пострадал. – А ты?

– Вся в делах. – Немного помолчав, она продолжила: – Я знаю, что с этим покончено. Но я рада, что мы были вместе. Это делало меня счастливой. Порой мне…

«…этого не хватает», – мысленно договорил я, ощутив комок в горле.

– Нет ничего плохого в счастье.

– Конечно. Когда оно настоящее. – Голос ее смягчился. – Будь осторожен, Гарри. Пожалуйста.

– Буду, – сказал я.

Я начал искать ответы на свои вопросы у представителей сверхъестественного мира, и в общем-то безрезультатно. У Маленького Народца абсолютно ничего для меня не было, а ведь обычно на них можно рассчитывать. У них слишком короткая память на подробности, и даже про те смерти, которые произошли слишком давно, чтобы это мне что-нибудь дало, я услышал лишь нечто противоречивое и бессвязное.

Несколько ночей я ментально обшаривал город при помощи модели Чикаго в своем подвале – и не получил ничего, кроме головной боли.

Я обзвонил Паранет – это организация тех, кто наделен весьма скромным магическим даром, а потому зачастую становится жертвой более сильных сверхъестественных существ. Теперь они сотрудничали, делясь информацией, обмениваясь действенными методиками, – словом, компенсировали недостаток магических силенок за счет взаимной поддержки при работе в команде. У них тоже ничего для меня не оказалось.

Заглянул и в паб Мак-Энелли, центр сверхъестественной общественной жизни, и задал кучу вопросов. Ответов не было ни у кого. Тогда я взялся за свое окружение, начав с тех, кто, по моему мнению, мог в принципе дать какую-то информацию. Я методично проработал весь список, вычеркивая имена, и теперь оставался только выборочный опрос людей на улицах.

Бывают такие дни, когда я не очень-то чувствую себя чародеем. Или детективом. Или детективом-чародеем.

Для обычных частных детективов такие дни в порядке вещей – выслеживать, вынюхивать и выкапывать информацию и в итоге не находить ничегошеньки. У меня такие дни случаются реже, чем у большинства, благодаря моим способностям у меня больше вариантов – но иногда и я терплю крах.

И самое поганое, что в ближайшее время могут появиться еще жертвы.

Через четыре дня я выяснил лишь одно – ни о какой черной магии в Чикаго никто не знает. Обнаружились только ее остаточные незначительные следы, не столь сильные, чтобы представлять какую-либо опасность (для такого ничтожного, по сути, безвредного злого умысла страж Рамирес придумал термин «тусклая магия»). Имелись также и обычные следы тусклой магии, каковую вполне способен неосознанно, под влиянием темных эмоций, творить тот, кто даже и не подозревает, что обладает магическим даром.

Короче, результат нулевой.

Хорошо хоть у Мёрфи что-то продвинулось.

Иногда упорный труд продуктивнее магии.

Пару лет назад злосчастное влияние Сатурна на Мёрфи несколько усилилось вроде как по моей вине – понижение в должности и все такое, и сейчас ей приходится довольствоваться старым «харлеем». По каким-то причинам она не хотела ездить на мотоцикле, так что оставалась моя машина, всегда (ну или почти всегда) надежный Голубой Жучок, старенький «фольксваген-жук», побывавший со мной в тысяче передряг. Ему не раз приходилось несладко, но он решительно рвался к новым битвам, даже если эта битва – всего-навсего езда без особой гонки и на не слишком большое расстояние.

(Вот только не надо ничего говорить. Он за это уже поплатился.)

Я остановился у белого домика Мёрфи с маленьким розарием, опустил стекло с пассажирской стороны.

– Давай действуй, как эти «Придурки из Хаззарда», [26]26
  Кинокомедия (2005 г.) на основе одноименного телесериала. – Примеч. пер.


[Закрыть]– сказал я. – Дверцу заклинило.

Мёрфи глянула на меня с подозрением. Попробовала открыть дверцу. Та открылась без всяких усилий. Самодовольно ухмыляясь, Мёрфи устроилась на пассажирском сиденье и хлопнула дверцей.

– Работа в полиции сделала тебя циничной, – заметил я.

– Если желаешь пялиться на мой зад, тебе надо для этого хорошенько постараться, как и всем прочим, Гарри.

Я фыркнул и завел машину.

– Куда направляемся?

– Никуда, пока не пристегнешься, – заявила она, застегивая ремень безопасности.

– Это моя машина, – сказал я.

– Нет, это закон. Привлечь тебя к судебной ответственности? Запросто.

Я поразмыслил, что хуже. Мёрфи одарила меня коповским взглядом и вытащила из кармана шариковую ручку.

Я пристегнулся.

Мёрфи лучезарно улыбнулась:

– Спрингфилд. Езжай по И-55.

– Вроде бы это не в твоей юрисдикции, – пробурчал я.

– Если бы мы что-то расследовали, тогда да. Мы едем на ярмарку, – сообщила Мёрфи.

Я с подозрением покосился на нее:

– На свидание, что ли?

– Конечно, если кто-нибудь спросит, – заявила она. И добавила: – Вполне подходящее прикрытие.

– Точно, – кивнул я. Ее щеки чуть порозовели. На этом разговор иссяк.

Я выехал на шоссе, что всегда выглядит забавно на машине, созданной, чтобы гонять по автобану на безумной скорости сто километров в час, и спросил Мёрфи:

– Спрингфилд?

– Ярмарка, – сказала она. – Вот что было общим знаменателем.

Я нахмурился, припоминая даты.

– Эта ярмарка сколько длится? Десять дней?

Мёрфи кивнула:

– Сегодня вечером закрытие.

– Но ведь первая пара погибла двенадцать дней назад.

– Они оба были волонтерами, помогали там все устраивать до открытия. – Мёрфи уперлась пяткой в сиденье и, отвернувшись, хмуро смотрела в окно. – Я обнаружила в квартире второй пары билеты на скибол и дурацкую мягкую игрушку. А Бардалаков остановили за превышение скорости на шоссе И-55, в пяти минутах езды от Спрингфилда и за пределами Чикаго.

– Значит, они вполне могли отправиться на ярмарку, – сказал я. – Или, может, на машине катались, или еще чего.

Мёрфи пожала плечами:

– Все может быть. Но если считать, что это совпадение, это нам ничего не даст и ответа мы не получим. Если же предположить какую-то связь, у нас появится зацепка.

Я не смог сдержать улыбки.

– А говорила, что не любишь читать Паркера.

– Допустим, но это вовсе не значит, что его логика не имеет смысла.

– Ах, ну да.

Мёрфи тяжело вздохнула:

– Ничего лучшего у нас пока нет. Я просто надеюсь, что если ты попадешь на эту ярмарку, то сумеешь уловить что-то, чем бы оно там ни было.

– Ага, – сказал я, вспомнив о стенах, покрытых фотографиями. – Я тоже надеюсь.

Что меня больше всего радует в таких местах, как Спрингфилдская ярмарка, так это запахи. На подобных мероприятиях вы получите такие комбинации запахов, которых больше нигде не найти. Среди них лидируют поп-корн, жареные орешки и фастфуд – здесь всегда можно найти все, что угодно, чтобы закупорить артерии и заработать язву желудка. Хот-доги с чили, пончики, жареные хлебцы, жирная пицца, засахаренные яблоки, о боги! Вредная пища пахнет так потрясающе, что либо это происки дьявола, а может, чего-то столь же трансцендентного, либо Всемогущий и впрямь не хочет, чтобы каждый питался только экологически чистым тофу. Никак не могу решить.

Остальные запахи имеют выборочную локализацию и зависят от места, где вы находитесь. Дезинфектанты и вонь от биотуалетов, выхлопы, горелое масло, смазка, раскаленный асфальт и гравий на парковке, распаренные на солнце тела, лосьон для загара, сигаретный дым и запах пива вокруг некоторых посетителей, едкий, честный запах домашнего скота – там, где выставки животных, где их держат, или там, где катают на пони, – все прямо-таки заполняет ваш нос. Люблю побаловать свое обоняние.

Запахи чаще всего не лгут.

Мы с Мёрфи приступили к методическим поискам ближе к полудню и все ходили и ходили по ярмарке. Это заняло весь день. Спрингфилдская ярмарка – это вам не хухры-мухры.

– Вот черт! – сказала Мёрфи. – Мы тут целый день торчим. Ты уверен, что ничего не унюхал?

– Ничего из того, что мы ищем, – ответил я. – Этого-то я и боялся.

– Чего?

– Такое уже бывало не раз, подобного рода магии – сложной, долговременной, неуловимой, темной – солнечный свет не благоприятствует. – Я поглядел на удлиняющиеся тени. – Через полчасика попробуем снова.

Мёрфи нахмурилась:

– Ты вроде бы всегда говорил, что для настоящей магии не бывает чего-то полезного или вредного.

– Кроме солнечного света.

– Мог бы и раньше предупредить, – неодобрительно фыркнула Мёрфи.

– Чтобы сказать наверняка, надо сперва проверить, – заметил я. – Что, если мы просто не там ищем?

Она снова вздохнула и окинула взглядом ближайшие трейлеры с едой и прилавки с товарами.

– Вот блин. Есть ли здесь хоть что-то, от чего мои джинсы не лопнут по швам?

Я ухмыльнулся:

– Скорей всего нет. Как насчет хот-дога и пончиков?

– Скотина, – окрысилась Мёрфи. И добавила: – О'кей.

Еще не расправившись со вторым хот-догом, я понял, что за нами кто-то шпионит.

Я постарался не выдать своего торжества, откусил еще кусок сосиски и заметил:

– А может, все-таки мы не ошиблись?

Мёрфи отыскала, где продаются индюшачьи ножки. Она срезала мясо с кости на бумажную тарелку и ела пластиковой вилкой.

– Что такое? – поинтересовалась Кэррин, не прекращая жевать.

– Парень в темно-красной футболке и коричневых камуфляжных штанах, примерно в двадцати футах от твоего правого плеча. Я видел его сегодня не меньше двух раз.

– Это вовсе не означает, что он за нами следит.

– Все три раза он ничем не был занят.

Мёрфи кивнула:

– Пять футов восемь дюймов или около того, длинные волосы? Эспаньолка?

– Ага.

– Он сидел на скамейке, когда я вышла из туалета, – сказала Мёрфи. – И ничего не делал. – Она пожала плечами и снова принялась за еду.

– Ну так как?

– Тут чертова уйма людей, Гарри. – Она перешла на шепот. – По-твоему, мне что, схватить его за шкирку и колошматить, пока не расколется?

Я проворчал нечто невразумительное и покончил с хот-догом.

– Это вовсе не обязательно что-то означает. Может, он на тебя запал.

Мёрфи фыркнула:

– А может, он запал на тебя?

Я прикрыл рукой сытую отрыжку и потянулся за пончиком.

– Кто ж его за это осудит? – Я откусил хрустящий кусок и кивнул: – Ладно. Поглядим, что будет дальше.

Мёрфи кивнула, потягивая диетколу.

– Уилл говорит, вы с Анастасией не так давно расстались.

– Уилл слишком много болтает, – мрачно откомментировал я.

– Он твой друг. Он о тебе беспокоится, – сказала Мёрфи, старательно избегая моего взгляда.

Я внимательно посмотрел на нее и кивнул.

– Ладно, – сказал я, – передай Уиллу, что беспокоиться не о чем. Было дерьмово. Теперь не так дерьмово. Рыбка в море плавала. Уплыла. Вот и все дела. [27]27
  «A fish in the sea. So I guess that you and I were never meant to be…» – слова из песни Джен Мёрфи. – Примеч. пер.


[Закрыть]Ла-ла-ла. – Откусив еще кусок пончика, я поинтересовался: – Как там Кинкейд?

– Да как всегда, – сказала Мёрфи.

– Когда тебе несколько сотен лет, привычки становятся устойчивыми.

Она покачала головой.

– Это для него типично. Он был бы таким и в двадцать. У него своя дорога, и он никому не позволит вынуждать его поступать иначе. Он как… – Мёрфи запнулась, так и не сказав, кого именно ей напоминает Кинкейд. Она доела индюшачью ножку.

По ярмарке прокатилась дрожь, весьма ощутимая для моих чародейских органов чувств. Закат. Солнце заходит. Сумерки продлятся еще какое-то время, но такой свет уже не удержит ночных тварей.

Мёрфи посмотрела на меня, почувствовав, как изменился мой уровень напряженности. Она допила колу, я отправил в рот последний кусок пончика, и мы синхронно встали со своих стульев.

Небо на западе еще было чуть оранжевым, когда я наконец ощутил действующую магию.

Мы находились недалеко от аттракционов, той части ярмарки, где полно ярко освещенных дорожек, палаток, промышляющих азартными играми и всяких низкопробных развлекаловок. Вопли, визги, неуправляемые детишки, теряющие последние запасы терпения родители, прибацнутые модой тинейджеры. Музыка то позвякивала, как жестянка, то грохотала. Вспыхивали и плясали огни. В назойливых выкриках зазывал почти в равных долях мешались упрашивающие, подбадривающие, сочувственные нотки.

Мы дрейфовали в веселой неразберихе, а наш темно-красномаечный хвост волочился за нами в десяти – двадцати ярдах. Я шел, полуприкрыв глаза, как ищейка, взявшая след, – зрение меня только отвлекало. Мёрфи держалась рядом, лицо ее ничего не выражало, а голубые глаза льдисто посверкивали, готовые предупредить о физической угрозе.

И тут я ощутил это– трепетание воздуха, заметное не более чем замирающий звон гитарной струны, которой едва коснулись. Я отметил, откуда оно идет, и через пару шагов проверил снова, пытаясь произвести триангуляцию источника возмущения. Я примерно установил ее где-то за минуту и вдруг обнаружил, что стою и куда-то пристально смотрю.

– Гарри? Что такое? – спросила Мёрфи.

– Что-то вон там, – сказал я, кивнув в сторону аллеи аттракционов. – Не слишком отчетливо. Но что-то там есть.

Мёрфи сделала резкий вдох:

– Это, должно быть, то самое место. Туда направился наш «хвост».