Текст книги "Стервы"

Автор книги: Джиллиан Ларкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Так она сидела и рыдала, пока не поймала себя на том, что яростно пытается стащить с пальца кольцо с бриллиантом. До сегодняшнего вечера это был лишь залог, обещание, но сулившее ослепительные перспективы. И весьма зыбкое, потому что она могла по собственной воле надеть или снять кольцо.

Сейчас же палец отек под сдавившей его платиновой полоской, кожа под ней сделалась багровой. Кольцо никак не снималось.

5
Клара

Клара умирала от скуки. Уже почти неделю жила она в доме Кармоди, а единственным развлечением по вечерам до сих пор была только игра в карты. (Прежде она просто не представляла себе, что в карты можно играть без стриптиза и выпивки.) Ее игра в деревенскую простушку проходила пока успешно со всеми, кроме, может быть, миссис Кармоди, которая всегда была настороже. Она, несомненно, так и ждала, когда Клара допустит промах, а тогда тетушка сможет отправить ее в исправительную школу.

Да только Клара не собиралась доставлять миссис Кармоди такого удовольствия.

Клара отложила книгу, «Странницу» Колетт[38]38
  Колетт, Сидони Габриэль (1873—1954) – французская писательница, классик французской литературы ХХ в., одновременно – символ начавшейся в первой половине века женской эмансипации.


[Закрыть], где рассказывалось об актрисе, отвергавшей ухаживания мужчин ради того, чтобы сохранить свою независимость. Очень подходящее чтение для нынешнего настроения Клары. Очень жаль, что она не прочитала этот роман, еще когда жила в Нью-Йорке, – возможно, он помог бы ей удержаться и не влюбиться не в того мужчину, и сердце ее не было бы разбито.

Ах, если б только повидаться со своими прежними соседками по квартирке, тогда Клара почувствовала бы себя лучше. Сейчас была суббота, семь тридцать вечера по нью-йоркскому времени. Коко и Лили сейчас должны уже были выйти из дому со своими beaux du jour[39]39
  Сегодняшними ухажерами (фр.).


[Закрыть], спеша на эстрадное шоу, которое начинается в восемь вечера. А потом они пойдут отыскивать «тихий» бар – цель состояла в том, чтобы найти новый, недавно открывшийся подпольный кабачок. Обычно такой помещался в саду какого-нибудь миллионера в Гринич-Виллидж или же в потайном зальчике, в подвале одного из уединенных ресторанов вблизи площади Мэдисон-сквер[40] 40
  Площадь в центральном районе Нью-Йорка, на Манхэттене.


[Закрыть]. Боже, как она скучает по Нью-Йорку! В Чикаго же до сих пор… она слышала одну болтовню.

В эту минуту в конце коридора раздались переливы смеха. Исходили они из спальни пустоголовой счастливой невесты, Глории, которая сейчас красила ногти (не иначе как в розовенький цвет) со своей чуть более бесшабашной прихлебательницей Лоррен. Смех походил на хохот гиен и обычно сопутствовал обмену сплетнями. Клара ни на минуту не сомневалась, что темой пересудов служит именно она.

Клара едва не расхохоталась сама, попытавшись представить, как вписались бы Глория и Лоррен в ее прежнюю городскую жизнь. Они бы и дня не вытерпели в том затрапезном жилом домишке, кишевшем богемными художниками и тараканами, с комнатами, меблированными тем, что удалось найти на свалках, а электричество отключали так часто, что жильцы в основном пользовались свечами. Они даже не имели понятия, что значит купаться голышом с какими-нибудь подвыпившими незнакомцами в пруду Центрального парка, часа в три утра. А о сексе так уж и вообще ничего не знали, если судить по отношениям Глории с Бастианом – эти вежливо прикасались на секунду губами друг к другу, и страсти тут было не больше, чем у восьмилетнего малыша, который чмокает бабушку в щечку. А вот Клара об этом как раз хорошо знала. Быть может, даже слишком хорошо.

Вот все, что знали и умели эти девчонки из светских семей Чикаго: наглухо застегнутая форма частной школы, уроки французского языка и занятия фортепиано по вечерам, а главная их цель – заполучить себе на палец алмазный булыжник. А потом она выйдет замуж за мистера Себастьяна Грея и уютно устроится в своем гробу в качестве жены и содержанки.

Смех зазвучал снова, еще громче. Клара вышла из своей комнаты и на цыпочках прокралась по коридору. У двери Глории она остановилась и навострила уши, подслушивая разговор.

Глория: Держу пари, ее никогда и не целовали до сих пор.

Лоррен: Можно подумать, тебя много целовали.

Глория: Помолчала бы. Я хотела сказать, что она, держу пари, даже на свидания еще ни разу не ходила.

Лоррен: Наверняка не ходила.

Глория: Ты думаешь, она (вздох ужаса) лесбиянка?

Лоррен: Кто знает, чем они там у себя на ферме занимаются?

Глория: Ах, Рен! Она такая нелепая. Ведет себя так вежливо. И так раздражает меня.

Лоррен: Она просто пятидесятилетняя женщина, которая случайно попала в тело восемнадцатилетней.

Глория: Они с моей мамой стали лучшими подругами.

Клара не могла сдержать усмешки. Они и понятия ни о чем не имеют. Их болтовня ее не обижала – они-то говорили на самом деле не о ней, а об ее образе Деревенской Простушки, приехавшей в гости. Кто бы подумал, что эта актерская игра может доставить ей самой столько удовольствия?

Она уже собиралась возвратиться в свою комнату, когда до ее ушей долетели следующие реплики:

Глория: Так когда мы осуществим свою задумку?

Лоррен: Маркус сказал, что это он берет целиком на себя.

Глория: А ты думаешь, это вправду получится? Маме очень хочется, чтобы она и дальше здесь оставалась…

– Цап-царап! – прошептал за спиной Клары чей-то красивый голос.

Она задохнулась и круто обернулась, ожидая увидеть кого-нибудь из чересчур любопытных слуг. Вместо того перед ней предстал один из самых соблазнительных парней, каких она только видела. Клара снова задохнулась, потеряв дар речи. В его глазах плескалась нежная синева Карибского моря, губы – пухлые, четко очерченные, хоть сейчас готовые к поцелую. Гладко зачесанные волосы разделены косым пробором, щеки гладенькие и – ах! – с ямочками!

Такой вполне и безоговорочно стоил того, чтобы потерять голову.

Парень приложил палец к губам, почти неслышно прошептав: «Ш-ш-ш!» Клара, позабыв обо всем, схватила его за руку и потянула по коридору в свою комнату. Плотно закрыла дверь. Он крепко сжимал ее руку, и при первом же прикосновении она почувствовала знакомое волнение в крови. Только потом до нее стало доходить, что, приведя парня в свою спальню, она вышла из образа. Деревенская Простушка никогда бы не взяла на себя инициативу. Клара отпустила его руку.

– Извините, я подумала, что вы…

– Ваша ожившая мечта? – Он широко улыбнулся, обнажив ряд великолепных белоснежных зубов.

– Совершенно… не так! – воскликнула Клара. Шестым чувством она сразу угадала, что встреча с этим парнем добра ей не принесет. Он, может, и красив – ну, будем откровенны, безумно красив, – но из тех ребят, которые отлично сознают свою неотразимость. А это ничего хорошего не сулит. Еще важнее то, что она поклялась избегать парней, иначе разрушился бы весь ее новый образ.

– А теперь прошу простить меня… – И она указала ему рукой на дверь.

Он подошел к ней ближе.

– Не одарив меня, прогоните вы прочь?[41]41
  Слегка искаженная цитата из «Ромео и Джульетты» (акт ІІ, сц. 2): «Не одарив меня, прогонишь прочь?» (Пер. А. Радловой.)


[Закрыть]

Клара проворно отступила как можно дальше. Он что, действительно собрался читать ей Шекспира?

– Если вы рассчитываете произвести на меня впечатление, перевирая «Ромео и Джульетту», то вы глубоко заблуждаетесь.

– Увы, я плохо учу то, что нам задают по литературе, сразу видно. – Парень лукаво ухмыльнулся и плюхнулся на краешек кровати. В качестве приглашения погладил свободное место рядом с собой. – Я хотел только одного – выяснить, что это вы там делали в коридоре, когда я на вас натолкнулся.

– А-а, – протянула Клара, стараясь придать лицу самое невинное выражение (ну, уж насколько получалось).

Он что, пытается соблазнить ее? Инстинкты требовали от Клары не упустить такой шанс, но о таком повороте событий, разумеется, и речи быть не могло. Она осталась стоять у дверей – ради собственного блага.

– Не подслушивала, если вы в этом хотите меня обвинить.

– Ну-у, я никогда не стал бы обвинять вас в подобном безнравственном поступке.

– Вот и хорошо, – сказала она, – потому что я и не подумала бы совершить что-нибудь безнравственное.

Парень потянул ее ближе к кровати. Клара поначалу слегка упиралась, но потом уступила, и с радостью. Сев, она сразу положила ногу на ногу – ей казалось, что так и учили поступать на занятиях по правилам хорошего тона, которые в школе она умудрилась прогулять. Почувствовала, какие теплые руки у гостя.

– А вас никогда не тянуло сделать что-нибудь безнравственное?

Ах, как ее тянуло шепнуть ему на ушко, чего ей хочется, прямо здесь и сию минуту! Но вместо этого она отодвинулась от него подальше.

– Я полагаю, что это крайне неподобающий вопрос, тем более в устах человека, пришедшего в гости.

Парень прищурился и окинул ее лукавым взглядом.

– Скорее, это вы здесь в гостях, Клара.

Клара шутливо изобразила испуг.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Вы же кузина Гло. – Он гордо вскинул голову. – Меня зовут Маркус.

Маркус. Лоррен и Глория только что говорили о Маркусе и… о какой-то их совместной задумке.

– Мне о вас рассказывали, – продолжал между тем Маркус.

– Вот как? Хорошее или плохое?

– Мне казалось, я помню, что именно, но сейчас уже сомневаюсь в этом. – Он встал с кровати. – И убедить себя снова можно только одним способом. Сегодня вечером вы пойдете со мной прогуляться. Я поведу вас в «Зеленую мельницу», это…

– Знаю, знаю, самый крутой «тихий» кабак во всем городе! – сгоряча выпалила Клара и заметила на лице Маркуса явное изумление. Откуда ей, Простушке Кларе, знать о «Зеленой мельнице»? – То есть, я хотела сказать, кто-то мне что-то о нем говорил, – поправилась она. – Что-то очень нехорошее.

– Значит, договорились, – сказал Маркус, посветлев лицом. – Встретимся ровно в полночь.

– Я не нахожу эту мысль удачной. Вас я не знаю и не могу пойти куда бы то ни было с вами вдвоем.

– А мы будем не вдвоем. Гло и Рен тоже пойдут с нами, – смеясь, успокоил ее Маркус.

– Погодите-ка, – проговорила Клара, искренне шокированная. – Вы хотите меня уверить, будто кузина Глория бывает в заведениях, подобных «Зеленой мельнице»? – Ей никогда бы не пришло в голову, что Глория способна тайком посещать подобные кабаки – даже в Нью-Йорке о «Зеленой мельнице» говорили как о заведении с дурной репутацией. Если верить сплетням, там царила атмосфера блестящая и в то же время исполненная угрозы, а принадлежал бар молодым красивым гангстерам.

– Обычно не ходит, но сегодня мы собираемся отпраздновать ее короткую стрижку. – Он пожал плечами.

У Клары в мозгу стала вырисовываться определенная картина. Ни при каких обстоятельствах Глория не захотела бы, чтобы Клара тащилась куда бы то ни было вслед за ней. Если Маркус и впрямь «слышал о ней все», то уж это понимать должен бы. А, следовательно, сделанное Маркусом приглашение было заранее задумано девчонками: они что-то задумали, а на него спихнули исполнение. Разве Глория не об этом говорила в своей спальне – что-то вроде «Маркус берет все на себя»? Клара пока не могла определить, к чему стремится сам этот красавчик, но одно было ей совершенно ясно: он вовсе не так прост, как можно подумать с первого взгляда.

– Как я понимаю, жених Глории тоже идет туда? Уверена, что ему не захочется упустить такой праздничный повод.

– Давайте назовем этот поход, – сказал Маркус, глядясь в ее зеркало и приглаживая волосы, – предварительным девичником. Мальчикам вход воспрещен.

– Ага, теперь понятно. Но вы, наверное, будете чувствовать себя свободнее, если воспретить вход и кузинам?

– Приведите хоть одну причину, по которой вы не можете пойти с нами.

– А по какой причине я должна туда идти? – парировала Клара. Ей очень хотелось пойти, но надо было поупрямиться, чтобы не разрушать образ. Простушку Клару никто и никогда не увидел бы в «тихом» баре.

– По той причине, что там буду я, – ответил ей Маркус. – А с Глорией я уже обо всем договорился. Она вправду хочет, чтобы вы пошли с нами. Даже приготовила для вас подходящее платье.

Потом он встал, приподнял воображаемую шляпу и вышел из комнаты, оставив на память о себе запахи надежды и лосьона для бритья.

***

Они договорились, что Клара придет в комнату Глории ровно в одиннадцать вечера.

За пять минут до этого срока она сделала последние приготовления: припудрила лицо, на которое уже был наложен макияж, бросила в сумочку губную помаду, компакт-пудру и жевательную резинку с гвоздикой; дважды внимательно рассмотрела зубы. Но сейчас эти привычные действия казались ей только смутной тенью, остатками того далекого мира, к которому она больше не принадлежала.

В последний раз Клара была в «тихом» баре накануне того дня, когда ей пришлось покинуть Нью-Йорк. Жаркое августовское солнце прокалило весь город насквозь. Она как раз делала последний глоток мартини, когда завыли сирены. «Полиция! Никому не двигаться с места!» Не прошло и нескольких секунд, как музыка смолкла, зажглось освещение, и подвыпившая толпа с воплями заметалась по залу в поисках выхода.

Клара не успела и пикнуть, как кто-то толкнул ее к потайному люку за стойкой бара. Потом она на четвереньках пробиралась через сырой подвал, заставленный ящиками со спиртным, – там сновали крысы – и наконец добралась до железной двери, выходившей на тротуар. На улице было тихо и пустынно, ничего похожего на сумасшедший дом, который творился в баре. Можно спокойно убираться домой.

А можно и угнать «черный ворон», припаркованный на углу: одна дверь распахнута настежь, ключ зажигания болтается на своем законном месте, а поблизости – ни единого копа.

Проще пареной репы.

Клара прыгнула за руль в тот самый момент, когда из «Рыжего» повалила полиция, толкая перед собой табунок скованных наручниками бунтарок. На приборной доске она увидела переключатели. Отыскала тот, под которым было написано «Сирена», нажала, потом повернула ключ зажигания и вдавила в пол педаль газа. «Воронок» рванул с места и молнией понесся по Восточной Четвертой улице, грохоча незакрытой задней дверью. Полицейские, которым теперь некуда стало загнать «пленных», побежали что есть духу за ней вслед, свистя изо всех сил.

Клара смеялась все громче и громче да знай нажимала на педаль газа.

Никогда прежде она не испытывала такого восхитительного чувства полной свободы. Она свернула на Пятую авеню, выключила сирену и залюбовалась отражением машины в бесчисленных витринах, мимо которых проносилась на бешеной скорости. Потом круто свернула и помчалась по Центральному парку, мимо пруда, время от времени включая ненадолго сирену и распугивая кого только удавалось. Она ехала уже по улице Риверсайд-драйв, когда над Ист-Сайдом[42]42
  Часть Манхэттена к востоку от Пятой авеню.


[Закрыть] поднялось солнце. Клара нашла безлюдный перекресток, остановила машину прямо посреди улицы и выдернула ключ зажигания – как только будет возможность, выбросит в Гудзон.

Поступила она, конечно, глупо, в высшей степени неосмотрительно, но ведь, черт возьми, это было так здорово! Ей запомнилось, что за рулем она мечтала только об одном: чтобы жизнь и дальше была вот такой безумной гонкой – просто так, в никуда. Просто ради удовольствия от самой гонки.

В конечном итоге тем ранним утром она попала не в «никуда», а в тюрьму. Не заметила, что «на хвосте» у нее все время висела полицейская машина. Копы на стали слушать ее уверений, что она-де ни в чем не виновата, сцапали под руки и затолкали на заднее сиденье. В руках она так и держала ключ зажигания от «воронка» – улику ничем не хуже дымящегося пистолета.

Назавтра в Нью-Йорк приехал отец и пригрозил отречься от Клары, если она не бросит «безнравственный образ жизни» и не вернется сию же минуту домой.

Что родители от нее отрекутся, Клару не очень-то волновало. Но та ночь стала для нее последней каплей. Ночь и тот парень. Она так и не смогла опомниться после их разрыва.

Понятно, если бы отец знал еще и о парне, он бы от нее сразу отрекся. Теперь же предполагалось, что здесь, в Чикаго, она начнет новую жизнь. В конце концов, играть в примерную девочку оказалось довольно забавно. Особенно сейчас, когда она собралась идти в самый крутой чикагский «тихий» бар.

***

По темному коридору Клара проскользнула к комнате Глории, постучала в дверь. Глория открыла, еще не надев до конца платье, усыпанное золотыми блестками. Она пригласила Клару войти и тихонько прикрыла за нею дверь.

– Я очень сильно рискую, позволяя тебе идти вместе с нами, – сказала Глория. – Но Маркус почему-то считает, что тебе можно верить, что ты нас не продашь.

– Я уже дала тебе слово. – Клара повернула воображаемый ключик в воображаемом замке на губах. Потом высоко подняла брови. – Но я не очень-то уверена, честно говоря, что нам так надо идти в «тихий» бар! Разве это не истинный вертеп разврата?

– Моя подруга Лоррен, – продолжала Глория, оставив без ответа вопрос Клары, – была настолько любезна, что принесла тебе вот этот наряд. – И указала на одежду, разложенную на кровати. – Мне думается, ты не привезла с собой ничего такого, что годилось бы для «Зеленой мельницы».

Клара взяла в руки платье из шифона персикового цвета; низкая талия переходила в каскад расшитых бусинками складок. Прикинула платье на себя, посмотрела в зеркало, с трудом удержавшись от хохота, – подол доходил до середины икр. Даже ее мама сочла бы такое платье немодным.

Откуда Глории было знать, что в Нью-Йорке о Клариных нарядах ходили легенды? Стоило ей появиться в субботу вечером в новом прикиде – и наутро бунтарки гурьбой осаждали магазины на Мэдисон-авеню в надежде купить себе такой же. Среди всего прочего, она работала манекенщицей в магазине «Бергдорф Гудман»[43]43
  Один из самых дорогих и престижных магазинов на Пятой авеню. Существует с 1901 г. Известен тем, что в нем можно заказать любое платье по эскизам лучших кутюрье всего мира.


[Закрыть], демонстрировала новую линию готового платья. Имела право брать себе бесплатно любую одежду с дефектами, хоть от американских, хоть от европейских производителей. Клара устанавливала тогда не просто новые направления в моде, а те направления, которые считались самым шиком.

Но вот к этому платью, напомнила она себе, надо относиться как к костюму в спектакле. Увы, даже при всем том, такие платья носили не позднее 1918 года.

– Это платье… оно такое… красивое.

– Мы решили, что ты не захочешь надеть такое платье, в котором будешь чувствовать себя неловко.

– Я благодарна, что вы оказались такими предусмотрительными, – ответила Клара, тщательно взвешивая каждое слово.

Глория безуспешно пыталась застегнуть жемчужные пуговички на спине.

– Помоги мне, пока сама не оделась.

– Хорошо ли, что оно такое облегающее? – спросила Клара. – И такое ярко-красное?

– Не городи ерунды, – ответила на это Глория.

– Скажи, если я тебя ущипну нечаянно. – У Глории была стройная фигура, но не лишенная известных округлостей, а платье, судя по всему, шили на девушку, у которой совсем отсутствует грудь. – На счет «три» выдохни как можно сильнее. Раз, два, три!

Кларе понемногу удалось застегнуть платье на все пуговицы. Глория издала громкий вздох облегчения и бросилась к туалетному столику. Покрутилась перед зеркалом.

– Ой, мама! Я выгляжу…

– Просто потрясно! Как любите выражаться вы, сумасшедшие бунтарки.

Почему бы не начать вечер с доброжелательного тона, подумала Клара. Тогда ей легче будет как бы нечаянно подложить какую-нибудь свинью Маркусу. Взяла с кровати персиковое платье, надела его через голову.

– Так этот, как там его зовут, и Лоррен будут ждать нас уже на месте? – уточнила она.

– Ну да, в полночь, на углу. Надо спешить.

– Так, значит, они вместе? Ведь ты же…

– Ведь я же – что? – Рука Глории, накладывавшей помаду на губы, застыла в воздухе.

– Ты же помолвлена, – закончила фразу Клара, подходя к столику. – Значит, что-то есть между Маркусом и Лоррен. Я права?

– Рен совсем одинока. И Маркус тоже. Но что совершенно точно – они не вместе.

Глядя в зеркало поверх головы Глории, Клара нанесла тени на веки под глазами.

– Но тогда Бастиан должен безумно ревновать тебя к Маркусу.

– С какой стати ты это говоришь?

– Да потому что ты отправляешься в клуб в таком сексуальном наряде с одиноким мужчиной, но не с Бастианом. – Клара подхватила баночку румян, рядом с которой на столике лежало бриллиантовое кольцо Глории. – Ой! – Она уловила в глазах Глории легкую тень вины. – Так Бастиан просто не знает, куда ты идешь нынче ночью, я угадала?

– Мужчинам и не обязательно знать все, – ответила Глория и спрятала кольцо в ящик стола.

Клара нахмурилась.

– Это не нормально – иметь тайны от того, кого любишь. Прочные отношения в семье должны строиться на взаимном доверии. – Эту мысль она вычитала в каком-то жутко скучном журнале.

Глория выхватила у Клары баночку и принялась яростно нарумяниваться. Щеки у нее были более пухлыми, чем у Клары, которая похудела, ведя полуголодное существование в большом городе. А Глория поныне выглядела сущим ребенком.

Казалось, прошел чуть не целый час, прежде чем Глория снова заговорила с Кларой.

– Я знаю, что мама пригласила тебя сюда помочь мне со свадьбой, со всеми хлопотами. За это я благодарна. Но у меня уже есть свои друзья, своя жизнь и очень солидный жених. И не стоит его беспокоить по каждому пустяку. Поэтому я была бы тебе безмерно благодарна, если бы ты занималась своими делами и не помогала мне совсем. Разве что подскажешь, какой глазурью лучше всего полить торт.

Эта вспышка застала Клару врасплох. Она даже пришла чуть ли не в восторг от Глории, обнаружив, что под сусальной оболочкой горит такой огонь живых чувств. А Клара, с учетом ее прошлого, слишком хорошо знала, как он вспыхивает. Он был похож на бомбу замедленного действия, ожидающую подходящего момента и подходящего человека – вот тогда бомба и взрывается. В тот же миг Клара решила, что поможет Глории высвободить этот огонь, который некогда запылал и в ней самой. Если надо, она готова сама поджечь фитиль.

– Тогда я надеюсь, милая кузина, будет тебе торт. Думаю, он тебе придется по вкусу.

У Глории от удивления глаза округлились.

– Что-то ты слишком умничаешь. Может, пойдем уже?

– Ой, че… то есть тьфу! Я кошелек забыла! – воскликнула Клара.

– У-у-у! Из-за тебя мы опоздаем! А после половины первого туда уже не впускают!

Клара опрометью бросилась по коридору в свою комнату. Не зажигая света, схватила сумочку, которая лежала там, где она ее и оставила, – на комоде. Почувствовала, как что-то упало с сумочки на пол. Деньги. Клара включила настольную лампу и тут увидела, что на пол упали совсем не деньги.

Она подняла сложенный пополам квадратик плотной желтоватой писчей бумаги. Откуда он тут взялся?

Осторожно развернула. На листике чернели три слова, написанные изящным почерком с наклоном:

Я тебя нашел

Клара чуть не задохнулась.

Тени в комнате внезапно словно бы ожили, закружились, затягивая ее в темный омут. Она подбежала к окну, выглянула – нет, невозможно было постороннему взобраться на верхний этаж дома, не привлекая внимания. Совсем уж непонятно! Ее не было в комнате всего несколько минут. Кто же подбросил записку? Кто-нибудь из слуг? Или в доме затаился кто-то посторонний? И самое главное – как удалось этому кому-то отыскать ее здесь?

Клара застыла на месте, сжимая записку в горячей потной ладони. Там кто-то был, за дверью, кто-то подслушивал, чуть-чуть приоткрыв дверь, через щель из коридора падала узкая полоска света. Полоска становилась все шире, шире, шире…

– Клара! Я уж подумала, что тебя здесь убили, так долго тебя нет. – Это оказалась Глория. Вне себя от злости.

Клара спрятала за спину руку, сжимавшую листок.

– Извини, я забыла положить деньги в кошелек.

Глория издала возглас нетерпения.

– Да нам бабки и не нужны. За твою выпивку заплатят мужчины.

– Правда? А я и не знала. Как это любезно с их стороны! Ах! Надо духами себя спрыснуть! – Клара отыскала на туалетном столике флакон «Шанель № 5», оказавшийся поблизости, и схватила его свободной рукой.

Глория сердито сверкнула глазами.

– Я буду ждать у себя. Не больше одной секунды.

Глория выскочила, хлопнув дверью, а Клара снова развернула записку. Без сомнения, кто-то из слуг решил разыграть ее. А может, и Маркус! И толкнули его на это хитроумные, коварные девчонки! Клара спрятала записку в ящик гардероба, где лежало нижнее белье, плотно его закрыла.

Холодный пот, однако, струйками стек на поясницу, и теперь холод понемногу полз вверх по спине. В глубине души Клара уже поняла, что это вовсе не розыгрыш. Совершенно наоборот – все очень серьезно, серьезнее некуда. Она брызнула духами из флакона в воздух, прошла через легкое ароматное облачко и покинула комнату. Невесомые капельки осели на ее коже, распространяя нежный цветочный аромат и помогая скрыть ту тяжесть, которая легла на душу Клары.