Текст книги "Стервы"

Автор книги: Джиллиан Ларкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Тут Джером без лишних слов вывел ее на лед, дернул за руку, и Глория вылетела вперед. Она не сдержалась и завизжала.

Он изо всех сил старался догнать ее, а она изо всех сил старалась сохранить равновесие. А потом все получилось – она смогла стоять ровно, и вовсе не было это настолько трудно, правда? – а он, смеясь, стоял рядом с нею.

– Что тебя так насмешило? – спросила Глория, но он только громче рассмеялся.

И она засмеялась вместе с ним.

Может быть, из-за плавного скольжения по льду, может, из-за того, что мороз щипал ей щеки, или оттого, что ее успокаивало тепло его руки, за которую она держалась, но Глория вдруг перестала думать о чем бы то ни было – мысли стали гладкими и спокойными, как этот лед под ногами. Она испытала то же самое, что и в недолгие мгновения, когда пела на эстраде «Зеленой мельницы», – блаженство и предвкушение будущего счастья.

А потом пошел снег.

Сначала с серого неба лениво падали отдельные снежинки, легкие как пух. Все на катке замерли, кто бы они ни были, с кем бы ни пришли сюда. Люди протягивали ладони, глаза их сияли, а детишки вопили от восторга. В тот чудесный миг Глория испытала такую же радость, что и окружавшие ее люди.

Они сделали еще несколько кругов по пруду, и снежинки повалили гуще, предвещая сильный снегопад – первый нынешней зимой, раньше обычного. Ведь не настал еще даже День благодарения[123]123
  Один из государственных праздников США. Отмечается в четвертый четверг ноября, в память о первом урожае, собранном переселенцами в Новом Свете (1621 г.).


[Закрыть].

Глория с Джеромом, задыхаясь и хохоча, словно ничего забавнее этого в их жизни не бывало, ушли с катка, рухнули на ближайшую лавочку и в изнеможении склонились друг к другу.

Снежинки блестели, как хрустальные, на длинных черных ресницах Джерома. Глория поддалась порыву и поцеловала его веки, ощутив, как тают на ее губах эти первые снежинки.

– Не нужно так делать на людях, – проговорил Джером и оглянулся – не видел ли кто. – С чего это тебе вздумалось?

– Ну, я же на свидании, – пожала плечами Глория.

Он присел на корточки и стал снимать с Глории коньки.

– Знаешь, что говорят, когда идет первый снег?

– Хм-м-м… что пора улетать на юг, в теплые края?

– Если бы!

– А разве тебе не нравится жить здесь?

– Ну вот, один есть, – сказал Джером, переходя ко второму ее коньку. – Этот город стал частью меня, хочу я того или нет. Здесь моя семья, здесь джаз. Но в моих жилах течет кровь непоседы, мне хочется взбудоражить какой-нибудь другой город – например…

– Нью-Йорк?

– Да! – воскликнул он, удивленный, кажется, тем, что она угадала. – Именно о нем я и думаю. А как ты догадалась?

– Мне показалось, ты мечтаешь не о Кубе. Хотя сейчас, – она зябко передернула плечами, – я бы и туда поехать не отказалась. – Она немного помолчала. – А ты можешь себе представить нас в Нью-Йорке?

– Нас?

Глория не могла бы сказать отчего, но ей очень понравилось, как прозвучало это «нас».

– Так можешь представить? – повторила она. – Выступать совсем в другом городе! В Гринич-Виллидж, даже в Гарлеме[124]124
  Район на острове Манхэттен, негритянское гетто Нью-Йорка.


[Закрыть] – о нас заговорит весь Нью-Йорк. «Глория Роза и джаз-банд Джерома Джонсона».

– Мне нравится, как это звучит.

– И никто не будет нам мешать – ни родители, ни гангстеры из «Зеленой мельницы», ни бывшие подруги-предательницы, ни…

– Женихи?

Слово резануло ей слух, как ругательство.

– Не надо говорить о нем, не хочу портить себе такое чудесное свидание.

– Чудесное? – переспросил Джером. – Вы, мисс Глория Роза, хотите убедить меня в том, что это – чудесное свидание?

– Совершенно верно, – ответила Глория. – Как раз в этом я и хочу тебя убедить.

– Я знаю, как сделать его еще чудеснее. – Джером распрямился. – Хочешь горячего какао?

– Вот теперь ты говоришь на понятном мне языке, – рассмеялась она.

Джером повел ее в сарайчик рядом с прокатом коньков – там продавали кофе и какао по два цента за чашку. Они заняли очередь. Заметив их, стоявшая за прилавком девушка вздрогнула от неожиданности.

– Только посмотрите, кто к нам решил зайти! – На вид она была примерно ровесницей Глории, из-под вязаной черной шапочки поблескивали миндалевидные глаза; куталась девушка в поношенный матросский бушлат.

– Макс! – Джером выпустил руку Глории и чуть отодвинулся. – Как поживаешь?

– Тебе не кажется, что ты поздно этим интересуешься? – ответила продавщица. – Лучше месяц назад поинтересовался бы.

– Знаешь, я был очень сильно занят…

– Оно и видно. – Она окинула Глорию взглядом с головы до ног. – Слишком занят, развлекаясь с богатыми белыми девочками?

– Полегче, Макс. Не нужно говорить о том, чего ты совершенно не знаешь.

– Ты прав, знать я ничего не знаю, да только слышала, что на прошлой неделе к тебе домой заглядывала какая-то рыжая. Ночью. – Взглядом она резала Глорию на части. – Наверное, люди все выдумали.

– Мы сюда пришли выпить горячего, а не слушать твои ледяные речи. – Голос у Джерома звучал по меньшей мере на октаву ниже, чем обычно.

– Извини, объявление надо читать: мы подаем только горячее какао и кофе. Темные напитки. Черные напитки.

Пораженная Глория уставилась на девушку. Впрочем, она ведь хотела, чтобы все было по-настоящему – и получила, разве нет? Ей здесь не рады, им с Джеромом нигде не будут рады. А это ведь всего лишь юная дурочка, которая продает какао.

– Все нормально, – сказала Глория. – Мне не хочется пить…

– Это не нормально! – Джером бросил на прилавок пятицентовую монетку, а в глазах его уже бушевал гнев. – Ты дашь нам две чашки какао, как и любому другому посетителю. – Макс хотела что-то возразить, но он демонстративно обнял Глорию за плечи. – Давай, не тяни время.

Макс поцокала язычком, однако поставила на прилавок две чашки какао. Указала на них рукой в перчатке.

– Надеюсь, вам понравится, – подчеркнула она, обращаясь к Глории. – Получай удовольствие, пока предлагают, дорогуша.

Джером взял обе чашки, и они с Глорией в молчании вышли снова на улицу. Уже стемнело, по-прежнему шел несильный снег. Над замерзшим городом повисла зловещая тишина, прерываемая разве что отдаленным визгом тех немногих, кто еще не ушел с катка, да еще – проезжающими время от времени машинами. Джером подал ей бумажный стаканчик.

– Эта девушка – подруга моей сестры, – начал он извиняющимся тоном. – Я не хочу, чтобы ты думала, будто она для меня…

– Не нужно ничего объяснять. Я ничего и знать не хочу. – Ей действительно этого не хотелось. Она никогда до этого не задумывалась всерьез о том, что в жизни Джерома были другие женщины. Несомненно, их было немало – в той же «Зеленой мельнице» они толпились вокруг него каждый вечер. Но ей ли упрекать его в этом? У нее же в сумочке прожигает дыру огромный бриллиант…

Ой, прием в честь помолвки! Она совершенно забыла! Но опоздать было просто невозможно: сейчас только четверть шестого. Если сразу взять такси, она через двадцать минут будет дома, еще через десять – под душем, к четверти седьмого высушит волосы, оденется к…

– Идем сюда. – Джером потянул ее за рукав пальто и увлек в боковой переулочек. Оглянулся, удостоверился, что их никто не видит, и нежно поцеловал Глорию.

– Да, я же тебе так и не сказал, что говорят о первом снеге. С кем бы ты ни была, когда пошел первый за зиму снег, этот человек сильно изменит твою жизнь в предстоящем году.

– Ты это сам выдумал, – засмеялась Глория.

– Эй, Рыженькая, почему ты не веришь мне?

Они прошли по переулку, дошли до угла, и Джером поймал ей такси. Забрал стаканчик, который она так и держала в руке, и ласково сказал:

– А теперь езжай, развлекайся на своем приеме.

Такси отъехало, а она все смотрела на него в окошко. Прежде чем повернуться и уйти, он вылил какао на землю, и снег приобрел цвет шоколада.

***

– У меня это просто не получится. – Глория, обернутая полотенцем персикового цвета, тяжело опустилась на край ванны, с ее волос стекали на спину капельки воды. До начала приема оставалось полчаса, а она еще не начинала одеваться. – У меня не осталось сил притворно улыбаться.

– Вдохни поглубже, – посоветовала Клара и шумно втянула в себя воздух, показывая, как надо. Она только что зачитала Глории список всех репортеров, которых ожидали на приеме. Теперь свернула список и бросила на мраморный туалетный столик. – Не берусь ничего делать с твоими чувствами, но о твоем внешнем виде, по крайней мере, могу позаботиться. Сиди здесь и не двигайся!

– Да куда я денусь? – промямлила Глория, а Клара опрометью выскочила из ванной.

Глория держалась молодцом, пока не начала брить ноги после душа. Заметила свежий синяк на колене – это она ударилась, шлепнувшись на лед с Джеромом, – и мысли ее вернулись к сегодняшнему свиданию. Бастиан никогда не повел бы ее на каток.

Еще совсем мокрая, Глория выползла из ванной и плашмя упала на кровать.

– Давай, давай, поднимайся! – Клара вошла в комнату, закрыла дверь и резко хлопнула в ладоши. – Я тебе разве не сказала сидеть и никуда не уходить? – Тут она взобралась на кровать и немного попрыгала на ней.

– Я тебя поняла! – Глория с трудом заставила себя принять сидячее положение.

– Я принесла все, что нужно. Твоя задача – сидеть спокойно и делать, что я говорю. – Клара помахала перед носом Глории каким-то флаконом. – Тебе необходимо лекарство.

Глория выхватила у нее маленькую бутылочку и с восхищением рассмотрела. Она была позолочена, спереди на стекле выдавлена бабочка, а на пробке вырезаны буквы – «К и Г».

– Откуда это у тебя? – спросила она, отвернула пробку и понюхала содержимое.

– Нет времени на вопросы, – сказала ей Клара, поцокав языком, – осталось только время делать то, что сказано. Давай-ка, пей.

Глория повиновалась. Ощущение было такое, будто по пищеводу провели зажженной сигаретой.

– Ты что, отравить меня хочешь? – спросила она, отчаянно кашляя. – Что это за гадость?

– «Зеленая фея», – ответила Клара, в свою очередь принюхавшись к содержимому бутылочки. – Хотя я никогда не могла понять, отчего ее называют зеленой – вкус у нее как у черной лакрицы.

– Ты на каком языке говоришь?

– Это абсент[125]125
  Алкогольный напиток из спирта, воды и различных трав. Крепость от 45° до 72°. Пьют обычно разбавленным, с сахаром. Название «зеленая фея» возникло во Франции и связано с тем, что абсент чаще всего имеет зеленоватый цвет, хотя бывают и бесцветные сорта.


[Закрыть], дорогая моя. – Клара снова усадила Глорию на краешек кровати.

Глория чувствовала, как по телу разливается тепло, принося с собой расслабленность и успокоение. Ей казалось, что алкоголь пульсирует в кончиках пальцев.

– Но я не могу появиться перед репортерами «под мухой»!

– Тебе так хочется, чтобы они увидели тебя в нынешнем миленьком состоянии?

– Принимается. – Глория сделала еще глоток из бутылочки.

Клара поставила на кровать черный кожаный чемоданчик, открыла замки из желтой меди. Внутри помещался целый магазин косметики: баночки с пудрами, тюбики губной помады, баночки румян, флакончики с мазями, ряды кисточек, щеточек, карандашей.

– Ты что, собралась поступать на сцену? – недоуменно захлопала глазами Глория.

– В нашей семье, – засмеялась Клара, – хватит и одной артистки. А теперь закрой глаза. – Она откупорила баночку крема с молочаем и начала втирать Глории в щеки.

– У этого крема такой мерзкий запах!

– Красота требует жертв, – назидательно произнесла Клара, проводя косметическим карандашом под глазами и вокруг носа.

– Можно тебя спросить? – обратилась к ней Глория.

– Как твою гримершу или как советника по жизненным вопросам?

– Как кузину.

– У, в этой роли я давненько не была. – Клара пуховкой набрала полупрозрачной пудры и фыркнула, создав в воздухе небольшое облачко.

– А с Маркусом? – полюбопытствовала Глория. – Какую роль ты играешь при нем?

– Я думала, мы о тебе сейчас говорим.

– Мы и говорим, только с небольшими отступлениями, – сказала Глория и заметила, как к ее лицу приближается щеточка с тушью для ресниц. – Только, пожалуйста, не выколи мне глаз этой штукой.

– Ладно, я тебе скажу, чем мне нравится Маркус. – Клара стала наносить на ресницы Глории черную тушь. – С ним я чувствую себя такой, какой хочу быть, а не такой, какой была раньше или какой следует быть, или еще какой-нибудь…

– Разве мы говорим о Маркусе Истмене? – Глория подумала, что точно так же она чувствует себя рядом с Джеромом, только это никак не облегчало их невероятного положения.

– Ладно, пошли одеваться. – Клара подняла Глорию с кровати, потащила за ширму в восточном стиле и развернула перед ней, словно падающий занавес на сцене, платье.

Такого великолепного платья Глории еще не доводилось видеть. На золотистом шелке со сложным узором сплошная сеть мелких кружев напоминала пузырьки, струящиеся в бокале шампанского; талия чуть опущена и перехвачена шифоновым поясом с металлическим отливом – на бедре этот поясок был завязан бантом. Юбка – сплошной водопад из шифона, обрывающийся на уровне лодыжек. Платье выглядело очень элегантным, но не лишенным откровенной завлекательности, характерной для нарядов бунтарок. Правда, Глория признавала в душе, что со времени скандала в «Зеленой мельнице» она больше не чувствует себя бунтаркой.

– Так вот, я все думаю о трудном положении, в котором ты очутилась, – начала говорить Клара. – Ты понимаешь, любовь – такая же игра в кости, как и все остальное. Случается так, что одной любви мало, чтобы выдержать совместную жизнь, как мало одних только денег или только положения в обществе. Ты посмотри на Бастиана. Да на родителей своих посмотри! Деньги и положение в обществе не только не сблизили их, а наоборот, развели в разные стороны.

Глория, уже полуодетая, высунула голову из-за ширмы.

– Ты хочешь сказать, что я проиграю в любом случае? – У Глории в душе все бушевало, но Клара ответила ей точно таким же взглядом. – У тебя с головой все в порядке?

– Я же тебе сказала: нет времени задавать вопросы, – сказала Клара, загоняя кузину назад, за ширму. – Кроме одного, и задам его я. С кем в итоге ты будешь счастливее?

Глория снова появилась из-за ширмы, на этот раз уже полностью одетая, и Клара задохнулась от восхищения.

– Ой, Глория!

– Тебе нравится?

Глория хотела сразу подбежать к трюмо, стоявшему в углу спальни, но Клара не пустила ее.

– Не смотри пока! Сначала надо тебя причесать. – Глория пошла за ней в ванную.

Мысли ее были о Бастиане и о Джероме. Вся проблема выбора между любовью и долгом показалась ей вдруг нелепой. На деле все не так просто. «Правильно» ли любить? А исполнять долг? Она разглядывала ногти, и ответ пришел в голову сам. В конечном итоге, долг не устоит против любви. Та любовь, которую она испытывала к Джерому (а это была любовь, к чему отрицать?) перечеркивала все то, что ее приучали думать, чувствовать и делать. Будущего с Бастианом она не вынесет.

Клара втерла ей в короткие волосы помаду, повернула Глорию вокруг оси и отступила в сторону.

– Вот теперь не хочешь ли взглянуть на себя?

Глория посмотрелась в зеркало и затаила дыхание.

– Клара! – воскликнула она, поближе наклонившись к зеркалу и не веря своим глазам. – Как тебе это удалось?

– Это все твоя заслуга, лапушка, – ответила Клара, сдувая с Глории крошечку пудры. – Ты же вся светишься изнутри.

Так оно и было. Щеки излучали мягкий персиковый свет, отчего глаза казались светлее – цвета зеленой мяты, а волосы отливали медью с вкраплениями чистого золота. Впечатление было такое, будто она впервые видит себя в цвете.

– Ты уверена, что это не от абсента?

– Не потеряй эту мысль! – Клара опрометью бросилась в комнату и через мгновение вернулась с бутылочкой, на которой была изображена бабочка. Вложила ее в руку Глории. – Я хочу, чтобы она осталась у тебя.

Глория всмотрелась в загадочные буквы «К и Г».

– Клара, ну не могу же я…

– Считай, что это мой тебе подарок к помолвке. Запрячь ее куда-нибудь понадежнее – например, за подвязку, – и пользуйся, когда возникнет необходимость, – перебила ее Клара.

Глория порывисто обняла Клару.

– Спасибо тебе, – воскликнула она, прижимаясь лицом к ее плечу. Теперь она была рада тому, что Клара приехала в Чикаго. – Спасибо тебе за все.

– Эй, осторожнее, не размажь косметику! И платье мне не запачкай! – шутливо возмутилась Клара, удерживая Глорию на расстоянии вытянутой руки. – Мой последний совет на сегодняшний вечер: хорошенько подумай, прими решение и тогда уже – вперед, без оглядки.

Глория согласно кивнула. Клара правильно судила о жизни и о любви. Глории предстояло сделать свой выбор и сделать его быстро, чтобы не жалеть потом. Иначе выбор сделают за нее, и тогда возврата назад не будет.

23
Клара

Клара перегнулась через перила и посмотрела, что происходит на первом этаже.

Дом буквально гудел от множества собравшихся: сотни гостей жевали, о чем-то болтали, смеялись; громко играла музыка – приглашенный специально на сегодняшний прием оркестр Ишэма Джонса, состоявший из одних белых. Обычно в доме было пустынно – только они с Глорией и тетушкой Би, да еще служанка. Сегодня, однако, не было проходу от самых разнообразных лиц – седовласых представителей чикагской элиты, друзей и родственников Бастиана с серыми лицами, пучеглазых знакомых семьи Кармоди. Приглашены были даже несколько местных знаменитостей, хотя никто не ждал, что они действительно придут.

Прием в честь помолвки Глории начался.

Клара наблюдала, заняв выгодное место наверху парадной лестницы. В вестибюле Арчибальд, дворецкий миссис Кармоди, отгородил место по обе стороны от входа – там толпились репортеры и фотографы. Как только объявляли имя каждого нового гостя, его встречали дружные вспышки магния, а затем – гул репортеров, стремившихся заполучить для своих газет какое-нибудь замечательное высказывание. В самом доме умело лавировали между гостями официанты в белых смокингах и перчатках; высоко подняв серебряные подносы, они разносили прохладительные напитки и легкие закуски.

Сами гости блистали роскошными нарядами. Там были девушки, желавшие слыть бунтарками, в переливающихся золотом, серебром и начищенной медью платьях, в длинных, до локтя, перчатках, с нитками жемчуга, свисающими до пояса; женщины постарше щеголяли в вечерних, до самого пола, туалетах из жоржета, крепа, атласа, с высоко взбитыми прическами, а в ушах и на пальцах у них сверкали бриллианты и прочие драгоценные камни. Юноши и мужчины во фраках с белыми галстуками-бабочками казались все на одно лицо.

Клодина преобразовала малую гостиную в гардеробную. Клара даже со своего места слышала, как бедняжка снова и снова выкрикивает: «Oui, monsieur!» А по всему дому громоздились охапки оранжерейных цветов: бархатистых белых пионов, грациозных белых калл – куда ни глянь, всюду нежные лепестки чистейшего белого цвета.

– О боже, – проговорила Глория, возникшая рядом с Кларой, – смилуйся надо мной!

– Главное – оставайся спокойной, что бы ни происходило, – Клара дружески толкнула кузину в бок. – В конце концов, это твой прием.

Глория не ответила. Она посмотрела на бурлящую внизу толпу, и на лице появилось страдальческое выражение.

– Пойдем, – подбодрила ее Клара. – Не можем же мы здесь вечно прятаться.

Девушки вместе спустились по лестнице.

Их появление исторгло дружное «Ооох!» из груди собравшихся, оно пролетело по всему вестибюлю и повергло гостей в молчание.

– Вот и они! – раздался чей-то возглас. И тут же грянули аплодисменты – такие бурные и долгие, что Глория даже покачнулась. На какой-то миг она показалась смертельно напуганной.

– Улыбнись фотографам, – подсказала ей Клара.

Аплодисменты не смолкали, пока девушки не сошли с нижней ступеньки. Спускаться пришлось долго. Клара уже собиралась сказать кузине: «Вот видишь? Не так уж все и плохо», – но тут кто-то крикнул:

– Улыбнись, Глория!

– Улыбнись, Глория, – передразнила Клара.

Глория повернулась к ней, и обе захохотали от души. Какое нелепое событие! Прием в честь помолвки девушки, которая не желает выходить замуж – потому что влюбилась в негра-музыканта. Вздумай он показаться сейчас здесь, его тут же вытолкали бы взашей, прямо из ворот особняка.

Бастиан, казавшийся сегодня особенно высоким и широкоплечим, ожидал невесту внизу, у лестницы. Лицо гладко выбрито, темные волосы зачесаны и уложены волнами. Он взял Глорию под руку, и пара стала позировать фотографам. Потом их окружила толпа.

Неожиданно все фотоаппараты нацелились на Клару.

Ослепленная множеством вспышек Клара проморгалась и обвела взглядом толпу, отыскивая Маркуса, но вокруг были только чопорные чикагцы в роскошных нарядах. В гостиной оркестр наигрывал какую-то нежную лирическую мелодию. Клара слушала и жалела, что она сейчас не с Маркусом, а торчит здесь, среди этих хищниц высшего света.

– Мисс Ноулз, мисс Ноулз! – окликнула ее журналистка в костюме с меховой опушкой. – Какое на вас чудесное платье! У кого вы его шили?

– Ой, этого я не выдержу, – пробормотала Клара и оглядела свое платье – чистого темно-синего цвета, узкое, плотно облегающее фигуру, ниспадающее до колен и отделанное по подолу шелковой лентой, украшенной вышивкой бисером ручной работы. Оно уже немного вышло из моды, но сохранило всю свою прелесть. Можно было ответить журналистке, что автор этого платья – Шанель, но ведь Простушке Кларе не полагалось этого знать.

– Клара, милочка, наконец-то! – Тетушка Беатриса проплыла через толпу и поцеловала Клару в обе щеки. Впервые в жизни она увидела тетушку в шикарном наряде – скромном черном платье и ожерелье, сверкающем множеством бриллиантов. Уже давным-давно тетя не выглядела такой счастливой и помолодевшей. «Тетушка Би выглядит очень элегантно», – подумала Клара. И высказала эту мысль вслух.

Тетушка Би обняла ее. Казалось, она искренне рада видеть Клару, в отличие от того дня, когда племянница только переступила порог ее особняка. Угроза исправительной школы превратилась в далекое кошмарное воспоминание.

– Я хотела ответить репортерам насчет платья. – Клара повернулась к ним. – Разумеется, мой сегодняшний наряд – не моя заслуга. Если бы моя тетушка не проявила такой щедрости, я бы выглядела как оборванка. У нас в деревне не очень-то разбираются в вопросах моды, но здесь я многому научилась.

– Ах, глупости! – протестующе замахала руками тетя Беатриса. – Ты завоевала весь город своими силами. – Она погладила Клару по руке и тихонько прошептала: – То, что свадьба все же состоится, – в немалой степени твоя заслуга. Я так рада, что ты приехала в Чикаго, милочка. Твои родители будут очень гордиться тобой.

Клара почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она уже сто лет не вспоминала о родителях. Ей казалось, что они навсегда в ней разочаровались. Но тетушка, возможно, права, и теперь они перестанут стыдиться дочери.

– Мисс Ноулз, пожалуйста, позируйте для фото!

– Да, конечно, – ответила Клара. Она улыбнулась, не показывая зубов и положив одну руку на низкую талию платья. Другие репортеры забросали ее вопросами, но она охладила их пыл: – Извините, но мне необходимо перекусить. Иначе я просто умру от голода!

Она говорила неправду. Перед ее глазами стояло только одно, и это вовсе не была черная икра. Она хотела видеть Маркуса.

Он ожидал ее, прислонившись к одной из выкрашенных в кремовый цвет стен. Вид у него был еще более неотразимый, чем в тот день, когда она увидела его впервые, – если такое вообще возможно.

– Привет, красавец, – сказала Клара и потянула его за шелковый галстук.

Маркус поцеловал ее в щеку.

– Не думайте, будто я не видел, как вы там красовались, мисс Клара. Это в Пенсильвании тебя научили бросать такие томные взгляды в объектив?

– Маркус! Не смей при мне говорить такие пошлости. – Клара отхлебнула сельтерской из его стакана.

– Я не предполагал, что «томный» – это пошлое слово.

– Я имела в виду – «Пенсильвания».

– И все же, – Маркус изогнул свою восхитительную бровь, – я буду вынужден повторить его, когда спрошу, что подумают обо мне твои родители на ферме в Пенсильвании? – Он допил воду, взял с подноса проходившего мимо официанта две порции закуски с крабами и отправил себе в рот.

– Какой ты проворный, – со смехом воскликнула Клара. Так он хочет познакомиться с ее родителями? Ведь он пока не стал даже ее бойфрендом. А может, уже стал? «Не спешить», – напомнила она себе. – Мне казалось, что мы продвигаемся вперед потихоньку.

– Так и есть, – ответил ей Маркус. – Тихо, тихо, потихоньку. Так называется игра. – Он поправил выбившийся у нее локон. Каждый раз, стоило ему прикоснуться к ней, Клара просто млела. – Я уже говорил тебе, как ты сегодня прекрасна?

Он взял у официанта еще стакан сельтерской и небрежно вылил воду в стоявшую рядом кадку с цветами. Потом вытащил из кармана фляжку и разлил в стаканы золотистую жидкость. Протянул один стакан Кларе.

– Такое событие надо отметить шампанским. Увы, у меня ничего нет, кроме виски.

– Придется довольствоваться этим. – Клара подняла стакан. – Произнесешь тост?

– Непременно! – воскликнул Маркус, поднимая стакан. – За… – Он хитро прищурился. – Это может прозвучать банально, но давай выпьем за то, чтобы забыть прошлое и смотреть только в будущее.

– За это я выпью. – Клара переплела свою руку с рукой Маркуса, и так, держась друг за друга, они чокнулись стаканами и выпили. – Как получается, что ты всегда говоришь как раз то, что нужно?

– Я-то? Да рядом с тобой я чувствую себя болваном неотесанным! Да, кстати, не согласишься ли пройти с этим болваном куда-нибудь подальше от посторонних глаз?

– О-хот-но, – произнесла Клара по слогам.

Если они на минутку исчезнут, никто и не заметит. Фотографы с репортерами все еще не отрывались от Глории на противоположном конце зала: она сидела в обитом плюшем кресле, похожем на дешевый трон, держала за руку Бастиана – несмело, целомудренно. Выглядело это, должно быть, как и нужно, но Клара знала, что Глория просто с трудом выносит его присутствие. Репортеры выстреливали один вопрос за другим. Отвечал им только Бастиан, Глория же смотрела куда-то в даль.

В толпе гостей Клара углядела Джинни Битмен. Облачена та была в какой-то жуткий наряд голубенького цвета, как у младенцев, однако вела беседу с парнем – настоящим, живым парнем! – который, казалось, слушает ее… ну, не то чтобы невнимательно. Лицо, правда, у него было такое смешное, и все же Клара преисполнилась гордости за девушку.

Маркус взял Клару за руку и повел по коридору – мимо кухни, где разбили лагерь поставщики всевозможных продуктов, мимо туалетной комнаты для гостей, откуда доносился приторный запах мыла с ароматом сирени, – в библиотеку ее дяди. Эту комнату не открывали с тех пор, как дядя бросил семью и ушел к манхэттенской попрыгунье.

Вдруг до Клары дошло: темная комната, поблизости никого…

Нет, она не хочет стать для него такой подружкой! Пусть он не думает, что если она раньше была неразборчива в связях, то и сейчас станет заниматься с ним всякими глупостями. Очень важно, чтобы их отношения с самого начала пошли по правильному пути.

Отношения? Она замерла в коридоре, выдернула у Маркуса свою руку.

– Что случилось? – спросил он. Щеки его запылали.

– Ничего, – ответила Клара. – Извини. Просто я… растерялась.

Значит, вот как она уже обозначает это для себя. Отношения. Обычно она шарахалась от этого слова, а вот сейчас… Она посмотрела на Маркуса и заулыбалась, пока не заболели щеки.

Ей пришло в голову, что у Глории с Лоррен был какой-то план – она подслушала их разговор в тот день, когда впервые встретила Маркуса. Что же, это его заключительная часть? Темная комната, унижение перед лицом сотен гостей?

– Может, вернемся? – предложила она.

– К этим надутым манекенам? Боже, чего ради?

– Ну, я подумала, что… – Не так-то легко оказалось высказать свои подозрения вслух. Маркус, однако, сказал ей просто:

– Ладно, будем считать, что в этом коридоре нам никто не помешает. Клара Ноулз, ты самая изысканная девушка во всем этом безвкусном старом особняке. И не смей отвергать мой комплимент, этого я не допущу.

– Комплименты. Лесть. – Клара склонила голову набок. – Что это ты так любезничаешь со мной?

– Любезничаю? Я? Не порти мне репутацию. – Он порылся в карманах фрака и достал красный футляр с золотой надписью «Картье». – Но раз ты уже находишь меня слишком любезным, то, может быть, стоит передумать и не дарить тебе вот это?

– Маркус! – воскликнула она, слегка задыхаясь от волнения, и, не зная, что еще сказать, повторила имя еще раз.

– Наверное, сначала ты должна открыть и посмотреть. – Он засмеялся, протянул футляр ей, но Клара почувствовала, что за всей его напускной уверенностью кроется робость. Ему хотелось понравиться ей не меньше, чем она сама хотела понравиться ему. Они были на равных, ни один не командовал другим – это было для Клары внове, даже пугало, но и доставляло огромную радость.

Она осторожно открыла футляр.

Перед ней лежал платиновый браслет с бриллиантами. Красными звездочками сияли рубины, то там, то тут вправленные в сплошные ряды алмазов. Клара еще не видела такой роскошной и такой изящной вещицы. Она даже дара речи лишилась.

– Мне пока непонятно, нравится тебе или нет, – сказал Маркус, переминаясь с ноги на ногу.

– Нравится, – с трудом выговорила Клара осипшим голосом. – Определенно нравится.

Тогда он вынул браслет из футляра и нежно взял Клару за запястье. Она сомлела от одного прикосновения его пальцев.

– Если ты удостоишь меня такой чести.

Маркус застегнул браслет на ее запястье, а Клара тем временем всматривалась в его лицо. Чем она заслужила такой подарок? Чем заслужила Маркуса? Жизнь дарит ей второй шанс, и на этот раз ничто не заставит Клару сбиться с правильного пути. Она обвила руками шею Маркуса.

– Маркус, ты такой внимательный, а браслет хорош, даже чересчур.

– Клара, моя Клара. Когда я его увидел, он чем-то напомнил мне тебя, – сказал Маркус, целуя ее в лоб. – Внешне такой красивый, но очень хрупкий.

Тогда она поцеловала его, взъерошивая его шелковистые волосы. Он оторвал ее от пола и закружил в воздухе. Она смеялась, покрывая поцелуями его щеки, уши и шею, все шло колесом у нее перед глазами – и вдруг заметила в дальнем конце коридора темную фигуру.

Клара вскрикнула, и Маркус резко остановился.

– Что случилось? – спросил он.

Она неловко встала на ноги, громко стукнув по паркету каблуками. Наверное, ответ был написан у нее на лице. Маркус проследил за ее исполненным ужаса взглядом и увидел несравненного Гарриса Брауна в шикарном фраке. Тот стоял и молча наблюдал за ними.

Гаррис двинулся к ним по центру коридора, как бы заполняя собой все пространство; он казался выше и тяжелее, чем был на самом деле.

Клару стало распирать от нарастающей ярости, пока она не почувствовала, что вот-вот взорвется.

– За каким чертом тебя сюда принесло? Тебя никто не приглашал!

– Я же занимаюсь политикой, забыла? – ответил Гаррис, сияя победной ухмылкой, которая ей некогда так нравилась, а теперь вызывала отвращение. – Меня все равно что пригласили.

– Предлагаю, – выступил вперед Маркус, – сию же минуту поискать ближайший выход, не то…

– Не то что? – засмеялся Гаррис.

– Я предупреждаю тебя, Гаррис, – сказала Клара дрожащим голосом. – Сейчас же уходи, пока не разразился скандал. – Она не позволит ему снова вторгнуться в ее жизнь. Теперь здесь ее город, ее дом, ее прием, ее бойфренд…