Текст книги "Стервы"

Автор книги: Джиллиан Ларкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Да ведь ты же обожаешь скандалы, разве нет? Есть вещи, которые не меняются со временем, куколка. – Гаррис шагнул ближе, оценивая Маркуса. – Ой, Клара, бедненькая! Неужто здешняя жизнь довела тебя до того, чтобы броситься в объятия этого красавчика? Он же еще совсем маленький, не научился, наверное, шнуровать свои…

Маркус набросился на Гарриса и прижал его к стене. Но если Гаррис что-нибудь и умел, так это применять запрещенные приемы.

Он изо всех сил ударил Маркуса коленом в живот, развернул его и приложил кулаком прямо в глаз.

– Прекрати! Перестань! – закричала Клара и попыталась развести их в стороны. Куда там! Гаррис схватил Маркуса за горло и накрепко прижал к стене.

– Я разорвал помолвку из-за тебя, Клара. Ты знаешь, что я люблю тебя и всегда любил. Я приехал сюда, чтобы увезти тебя в Нью-Йорк, чтобы вместе начать новую жизнь…

Больше она не могла этого слышать.

Ничего не видя перед собой, она помчалась по коридору – прочь отсюда, прочь от них обоих. Сколько бессонных ночей она провела, мечтая, чтобы Гаррис сказал ей это, вот эти самые слова! Клара посмотрела на сияющий браслет. Она его не заслужила.

Раздался грохот и звон.

Клара остановилась и вмиг увидела окружающее: парадный вестибюль, лежащий у ног большой серебряный поднос, разбросанные по полу бутерброды с паштетом – и уставившиеся на нее десятки пар глаз.

– Прошу прощения, – пробормотала она официанту, на которого налетела, встала на колени и подняла поднос. – Простите, пожалуйста…

– Вот кого я ищу!

Гости расступились, и между ними появилась Лоррен.

Клара едва смогла ее узнать: щеки Рен были вымазаны черной тушью, рот кое-как подведен ярко-красной помадой, кремовое платье измято и заляпано грязью. Клара возблагодарила небеса за то, что кто-то другой появился в подходящий момент и отвлек на себя внимание присутствующих, но тут сообразила, что Лоррен обращается к ней.

– Ба, не Клара ли это Ноулз, покорительница сердец, которая осчастливила нас присутствием своей велоро… верлом… вероломной особы!

– Лоррен, тебе плохо? – спросила Клара, но даже на расстоянии учуяла сильный запах спиртного.

Гости и репортеры окружили их, словно вышедших на ринг боксеров. Кларе необходимо было обезвредить бомбу, в которую превратилась Лоррен.

– Рен, может, пойдем куда-нибудь в тихий уголок, поговорим?..

– Нет! Пусть все слышат, что я сейчас скажу. – Рен едва стояла на ногах, а слова выговаривала с немалым трудом. – Пусть все знают, какая ты мошенница.

Клара не успела ничего сказать – к бывшей подруге подбежала Глория. Лицо у нее было встревоженное.

– Тебя не приглашали на прием! – крикнула она, испепеляя Лоррен взглядом. – Уходи сию же минуту!

– Это все она! – Лоррен ткнула в Клару обвиняющим перстом так, будто сейчас был самый разгар охоты на сейлемских ведьм[126]126
  В конце XVII в. в английской колонии Массачусетского залива переселенцы-пуритане провели в обстановке массовой истерии ряд судов над женщинами, обвиненными в колдовстве. Людей хватали по малейшему подозрению. Многие обвиняемые были сожжены на костре, сотни брошены в тюрьмы. С тех пор выражение «охота на ведьм» вошло в политический лексикон для обозначения массовых преследований инакомыслящих.


[Закрыть]. – Это ее не нужно было приглашать. Это она все разболтала Бастиану. Она продала тебя с потрохами, рассказала ему про «Зеленую мельницу». Не я, Глория, клянусь. Ты его только спроси…

– Она лжет! – твердо сказала Клара и повернулась к Глории. – Клянусь тебе, Глория, я ничего не говорила Бастиану. Это ты лгунья, Лоррен.

– Ах, так! – Лицо Лоррен перекосилось. – Тогда что же здесь делает один из сильных мира сего, мистер Гаррис Браун? Давай, объясни всем! Вот тогда и видно будет, кто из нас – отвратительная лгунья!

Лоррен указала пальцем на кого-то за спиной Клары. Но той не было необходимости оборачиваться, чтобы понять, кто именно там стоит. По толпе прокатилась волна шепотков, журналисты лихорадочно застрочили в блокнотах. Лоррен пробилась через толпу, расталкивая людей локтями.

– Когда я увидела тебя в «Зеленой мельнице», Клара, рядом с Гаррисом Брауном, я подумала: «Откуда может знать такого крупного нью-йоркского политика эта деревенская дура из Пенсильвании, которая провоняла навозом и не умеет отличить ленточку от ленточной змеи?»

– Ты пьяна, Лоррен, – перебила ее Глория. – Пожалуйста, пусть кто-нибудь из крепких джентльменов вынесет эту дрянь отсюда. – Она огляделась в поисках Бастиана, но того нигде не было видно.

– Ах-ах-ах! – воскликнула Лоррен, увернувшись от единственного мужчины, внявшего просьбе Глории. – Я позвонила кое-кому из знакомых в Барнарде – я говорила, что поступила в колледж Барнарда? Он находится в Нью-Йорке. Недалеко от Гарлема, что очень огорчает моего папу.

– Мы знаем, где находится колледж Барнарда, – раздался голос Маркуса.

– Моя подруга Шелли, которая за версту чует всяких негодяев, знает, какими похождениями знаменит Гаррис Браун.

– Перестань, – только и смогла вымолвить Клара, чувствуя себя так, словно рот у нее был забит ватой. Ей хотелось, чтобы хоть кто-нибудь заставил Лоррен умолкнуть. Она переводила взгляд с Глории на Маркуса, с Маркуса на миссис Кармоди, потом на случайных гостей, с которыми она даже не была знакома. Все они молчали и только смотрели на Клару широко раскрытыми глазами, ожидая, что она ответит.

– Угадайте, что мне удалось разузнать! Вы удивитесь! Клара Ноулз вовсе не такая, за какую себя выдает! – Лоррен не удержалась на ногах и с грохотом повалилась на пол.

Толпа гостей взволнованно загудела, фотографы снова защелкали аппаратами.

Лоррен барахталась на полу, юбка у нее задралась, открывая взглядам розовое белье в цветочках. Она быстро перекатилась, встала на колени, потом выпрямилась и указала на Клару подрагивающим пальцем.

– Ты ночная бабочка, Клара Ноулз. Бесстыжая стерва. Что ты на это возразишь? – Лоррен приложила руку к груди и не сдержала отрыжки. – Извините.

Клара похолодела. Понятно, Лоррен напилась в стельку, но говорит она правду. Значит, проведала про Гарриса. И разоблачила ее игру в Деревенскую Простушку. Что еще ей известно? У Клары задрожали коленки, и она, сама того не сознавая, стала пробиваться к Маркусу.

– Заставь ее умолкнуть, – проговорила она, потянув его за рукав и стараясь не разрыдаться. – Пожалуйста.

– Тебя не звали сюда, Лоррен, – вышел вперед Маркус. – Уходи немедленно…

Лоррен сделала коленце чарльстона посреди вестибюля. Никто не засмеялся – все были шокированы ее поведением, и чем отвратительнее она себя вела, тем сильнее нервничала Клара.

– Ах, Маркус, – проговорила Лоррен. – Мой миленький глупый Маркус. Мы как раз подходим к самому интересному, к тому, что тебя особенно заинтересует. – Она говорила с такой решимостью, что Маркус невольно попятился. У Клары голова стала совсем пустой и готова была, казалось, оторваться и поплыть по воздуху.

– Лоррен, умоляю тебя…

– Все думают, что это я такая плохая: слишком сильно накрашиваюсь, слишком коротко стригусь, многовато пью. – Она уставилась на Клару. – Но, леди и джентльмены, у милейшей невинной Клары Ноулз была интрижка с Гаррисом Брауном. Бац! Бум! Ба-бах! Несмотря даже на то, что он был помолвлен с той богатой француженкой, наследницей целого состояния. А хотите знать, чем завершилась эта постыдная интрижка? – Лоррен воздела палец к небу. – Она родила ему ребенка! Клара Ноулз родила ублюдка от Гарриса Брауна!

Клару словно ударили по лицу.

А потом ее ослепил свет, ее заживо сжигали на костре сотен вспышек магния, когда защелкали затворы полутора десятков фотоаппаратов, запечатлевая ее боль, смятение, стыд, чтобы затем разнести их по всему миру.

24
Лоррен

Не так все это должно было произойти. Этого не происходит!

И все же было так, а не иначе.

Перед глазами у нее все перемешалось, сливаясь в неразборчивые пятна: лица, отвисшие челюсти, собственное платье, заляпанное грязью, Маркус с Глорией и эта лживая, двуличная Клара. И еще доносился какой-то шум – то был ее голос, сорвавшийся на визг. Вот только что она говорила? Лоррен сама этого не понимала. Потом почувствовала, как кисло стало во рту от выпитого вина.

А Клара теперь плачет. Тяжелые слезы раскаяния катятся по влажным атласным щекам, придавая ей вид прекрасной мученицы. Похожая на Мэри Пикфорд[127]127
  Пикфорд, Мэри (наст. имя и фамилия – Глэдис Мэри Смит; 1893—1979) – американская киноактриса, звезда немого кино, впоследствии – продюсер.


[Закрыть] любимица прессы, неспособная ни на что дурное. Лоррен вспомнила, что именно сказала. Да-да, она все раскрыла – все! – и объявила на весь свет, что Клара Ноулз – мошенница, притворщица, обманщица.

Так отчего же Клара не убегает отсюда со стыдом?

– Это правда, – сказала Клара. – Все, что она говорит, – правда.

Такого поворота Лоррен не ожидала.

– Поэтому я могу во всем признаться прямо сейчас. Не желаю больше лгать.

В чем же, интересно, Клара еще может признаться?

Лоррен раскопала все, что можно. От своей подружки Шелли Монахейм из колледжа Барнарда она получила полную информацию. Брат Шелли учился с Гаррисом в Гарварде и знал его как свои пять пальцев – вот Шелли и сообщила ей все-все, самые грязные подробности. О романе Клары и Гарриса. О ребенке.

Кларе конец, и уж теперь Глория поймет, что именно Клара выболтала то, что касалось «Зеленой мельницы», что именно Клара обманывала всех встречных и поперечных, что предательницей была именно Клара. А Лоррен – единственная, кто по-настоящему привязан к Глории, так что лучшей подруге ничего не останется, как вернуться к ней.

Разве не так?

Но Клара продолжала говорить. Ну почему она не заткнется?

– Мне было тогда семнадцать лет, и я… я была совсем глупенькая. Я впервые оказалась в незнакомом городе, меня захватили его соблазны, его огни – и очаровал мужчина, это правда. Гаррис Браун. Он вскружил мне голову, и… – Клару душили рыдания, и Лоррен подумала: «Давно пора».

– Никому не интересны все эти мерзкие подробности, – воскликнула Лоррен, но язык ворочался у нее с трудом. Впрочем, на нее тут же все зашикали: Глория, Маркус, даже миссис Кармоди.

– И я забеременела. – Клара помолчала, глядя в пол и пытаясь вдохнуть воздух.

В толпе стали шептаться. И, кажется, в этих приглушенных разговорах сквозило сочувствие. Что же здесь творится?

– Шлюха она, – пробормотала Лоррен непослушными губами.

Теперь до нее стало доходить, что, собственно, происходит, и она вынуждена была признать, что перестаралась, подбадривая себя вином перед тем, как прийти сюда. Однако ее уже никто не слушал. Все внимание было обращено на Клару, которая сумела наконец справиться с голосом.

– Но я потеряла ребенка. – Она подняла глаза, смахнула слезы. – Я потеряла ее. На тринадцатой неделе у меня случился выкидыш. – Она высморкалась и повернулась к Лоррен. – Спасибо тебе, Лоррен, за то, что напомнила мне о том, какой я была раньше. Я думала, что, приехав в Чикаго, сумею спрятаться от душевных терзаний прошлого, но теперь вижу, что ошибалась.

Лоррен изо всех сил снова попыталась постичь, что же все-таки происходит. Окружившая их толпа о чем-то переговаривалась вполголоса: до Лоррен долетали нелестные комментарии в ее адрес, и это было нестерпимо. Почему это ее выставляют таким чудовищем? А Клара тем временем обратилась к Глории:

– К твоему сведению, кузина, – жизнью клянусь, я никому ни слова не говорила о «Зеленой мельнице». Тебе, Глория, я всем обязана. И я никогда ничем не поставлю под угрозу твою настоящую любовь. – Глория со слезами на глазах сжала ее руки.

– Ну, давай же дальше, – проговорила Лоррен, которая была уже сыта всем по горло. – Вы что же, верите этой комедии? Она лгунья!

– Я лгала только в том, что связано с моим прошлым. – Клара снова повернулась к Лоррен. На ее глазах блестели слезы, но лицо у Клары было не сердитым, а печальным. – Я не так бессердечна, как ты, Рен.

«Бессердечна»?

Она, наверное, о ком-то другом говорит. Лоррен испытывала горячую любовь к Глории, это всем известно. Разве кто-то сомневается? Лоррен искренне старалась – и сейчас старается – сделать так, чтобы Глория была счастлива! Потому и пришла сюда в этот вечер.

Стоп. А почему же она все-таки пришла сюда? Воспоминания всплывали из сплошного тумана. Она сидела у себя, просматривая то, что написала ей Шелли, и обдумывала, как удачнее сообщить обо всем этом Глории.

Потом, чтобы немного успокоиться, пошла выпить в «тихий» бар, носивший название «Под розой». Там выпила стаканчик вина, который вскоре превратился не то в три, не то в четыре стакана. Вино должно было придать Лоррен смелости: трудновато, даже очень трудно будет убедить Глорию в постыдной правде о Кларе. К тому же вино помогало отвлечься от мыслей о приеме у Глории, который проходил без нее.

Там был еще такой мужчина с усами, очень приветливый. Если хорошенько подумать, может, даже чересчур приветливый. Он целовал Лоррен, а грубоватые руки быстро добрались до ее подвязки.

Она дала ему пощечину и выбежала на улицу, путаясь в высоко задравшейся юбке. Но ей не хотелось, чтобы тот мужчина догнал ее – вот ведь наглец! – и она бежала что есть духу, не замечая, что улица покрыта коркой гололеда.

Лоррен поскользнулась и упала на холодный тротуар, порвала чулки, поцарапала колено (было очень больно), но вокруг никого не было, звать на помощь бесполезно, поэтому она сглотнула слезы, запила их еще одним глотком из своей неизменной фляжки, потом нашла машину и села за руль. В ту минуту и бросились ей в глаза слова:

ИСКУПЛЕНИЕ

Это слово пульсировало красным светом. А вслед за ним:

ИСТИНА

Зеленым.

Если уж это не было знамением свыше, то непонятно, каким вообще должно быть знамение. Слова, ясно, были написаны на рекламном щите какой-то новомодной церквушки в центре города (и кому только взбредет в голову посещать церковь, увенчанную крестом из неона?), но Лоррен в ту минуту не собиралась докапываться, посредством чего снизошло на нее благословение небес. Она просто нажала на газ и рванула с места, направляясь на Астор-стрит и позабыв обо всем, кроме долга, который предстоит ей исполнить.

И вот почему-то все пошло вразнос.

Клары сейчас уже не было в вестибюле – она убежала, вся в слезах, за нею бросился Маркус. Прием подошел к концу: репортеры прятали в сумки блокноты, гости забирали из гардероба пальто и шубы, музыканты укладывали инструменты.

– Думаю, тебе давно пора покинуть наш дом, Лоррен Дайер. И послушай внимательно, что я скажу: чтоб ноги твоей больше здесь не было! – Миссис Кармоди ухватила Лоррен за шею, подталкивая ее к дверям. Та попробовала сопротивляться, но старая карга была неумолима, как стихийное бедствие, к тому же Лоррен где-то потеряла один башмачок.

Потом они оказались на крыльце, миссис Кармоди протянула ей этот башмачок, и Лоррен почувствовала себя замерзшей, растерянной и до ужаса одинокой.

– Я многое прощала тебе, Лоррен Дайер. Я знаю, что родители почти не уделяют тебе внимания, и мне всегда хотелось, чтобы здесь ты чувствовала себя как дома. Но посмотри, что ты наделала. Эта капля переполнила чашу моего терпения. Не смей никогда больше приближаться к моей Глории. До самой могилы.

***

Сидя на скамье и вся дрожа, Лоррен тупо смотрела сквозь голые ветви на небо.

Когда она была маленькой, няня часто приводила их с Глорией в парк у площади Астор-сквер – сюда недалеко было идти от обоих домов, – и они часами играли здесь. А теперь она сидела и курила, одинокая, протрезвевшая, хотя в голове все еще шумело. Одежда на ней была порвана и испачкана. Теперь ей самой хотелось плакать, но холодный ветер бил в лицо, высушивая слезы.

Ей так и не удавалось уразуметь толком, что же все-таки произошло. Окажись Лоррен на месте Клары, она, несомненно, не смогла бы противиться чарам Гарриса Брауна – такого красивого, такого влиятельного. Но выкидыш? Такого удара не заслуживала ни одна девушка.

Она вынула серебряный портсигар от Тиффани, увидела, что он уже опустел, сияя в лунном свете чуть ли не зловеще, словно жестоко над нею насмехаясь. Со смешком она зашвырнула портсигар подальше, в темные глубины парка.

Лоррен приложила пальцы к вискам. Они гулко пульсировали, словно там отдавались чьи-то шаги. Нет, погоди-ка, вот действительно слышатся шаги. Тяжелые – похоже, мужские. А она одна, ночью, в пустынном парке! Одета, словно гулящая женщина, а на то, чтобы убежать, уже сил не осталось.

– Потеряла здесь что-то? – Она моментально узнала голос. Но больше ее удивила собственная реакция (она испытала явное облегчение), чем тот факт, что случайный прохожий оказался Бастианом Греем. Он выступил из темноты, помахивая, как веером, ее портсигаром. Галстук-бабочка был повязан небрежно, а сорочка выбилась из парадных брюк. – Или это ты так необычно бросаешь курить? Говорят, для легких полезно.

– Давно тебя стало интересовать мое здоровье?

– Да не переживай ты, меня куда больше интересуют твои вредные привычки. – Бастиан присел на лавочку рядом с нею. – Хотя полезные, насколько я понимаю, тебе еще только предстоит продемонстрировать.

Намерения Бастиана всегда вызывали подозрения, но приятно было чувствовать рядом с собой тепло его тела, да и само его присутствие снимало с Лоррен невыносимый гнет одиночества. К тому же у него были сигареты.

– Ты не против принести еще немного вреда моим легким?

– С превеликим удовольствием, – ответил Бастиан. Он вынул из кармана портсигар, прикурил две сигареты, одну протянул Лоррен. – Ты, между прочим, устроила сегодня неплохое представление. Тебе надо всерьез подумать, не сделать ли это своей профессией.

– Зачем это ты пошел за мной? – спросила Лоррен, не испытывая сейчас желания отвечать ему в том же ироническом духе.

– Я в душе настоящий джентльмен, Рен. Если уж Маркус великодушно последовал за обиженной, то я счел справедливым пойти вслед за обидчицей.

«Маркус». Как бы она ни старалась, Маркусу она никогда не будет интересна. От этой мысли она окончательно протрезвела, а ушибы и царапины на теле разболелись еще сильнее. Лоррен обнаружила, что прижимается к шерстяному пальто Бастиана, и быстренько отодвинулась.

– Справедливым? С каких это пор ты сделался борцом за справедливость?

– А разве зря говорят, что в любви и на войне справедливо все, что ни делаешь?

– В любви и на войне на деле царит сплошная несправедливость.

– Ты знаешь, в чем – на мой взгляд – заключается твоя главная проблема? – Он повернулся к ней и поправил нависшую на глаза прядь. – Ты толком не знаешь, кто твой враг.

Лоррен вздрогнула от его прикосновения. Да нет, главная проблема в том, что вокруг нее все – враги.

– Видишь ли, ты повела войну не в том направлении, – продолжал Бастиан. – В нашем городе, если пресса кого-то ругает – это самая лучшая реклама.

Лоррен поежилась.

– Да уж, я и не представляла себе, что Клара просто украдет у меня всю соль истории.

– Если на то пошло, она завоевала себе сочувствие публики, – развил мысль Бастиан. – У каждого ведь есть в шкафу один-два скелета, вот большинство и сочувствует ей. – Он надменно вскинул голову. – А вот кого чаще всего не любят, так это тех, кто отворяет дверцу шкафа. Таких людей побаиваются.

– Если ты намекаешь на то, что я поступила не так, как надо, оставь это при себе. Глория должна была узнать, она это заслужила. И все остальные должны были узнать правду. А Клара – мастерица притворяться.

– Может, так оно и есть, – хмыкнул Бастиан. – Только о «Зеленой мельнице» мне рассказала не она.

Лоррен была неприятно поражена. Значит, где-то чего-то она недоучла.

– Как бы там ни было, – не умолкал Бастиан, – она глубоко запустила коготки в красавчика Маркуса Истмена. Интересно, чем они занимаются сейчас, пока мы тут беседуем.

– Мне на это наплевать. – Лоррен потерла замерзшие руки. – Меня ждут вещи поважнее и получше, я жду не дождусь, когда поеду учиться в Нью-Йорк.

Нью-Йорк. Город, который никогда не засыпает. Вот в Нью-Йорке она заживет новой жизнью. Ее домом станет колледж Барнарда, где никто ничего не знает о ее жизни в Чикаго. А через дорогу – Колумбийской университет, где учатся десятки – да что там, сотни! – великолепных, умных, богатых парней. Уж наверняка она найдет среди них одного, чтобы ходить с ним на свидания, любить его – такого, кто не станет воротить от нее нос, как Маркус, не станет видеть в ней пьянчужку, как Бастиан. В Нью-Йорке вся жизнь ее пойдет по-другому, и, в отличие от Клары, она не попадет в скандальные ситуации. Лоррен сделает все по высшему классу.

– Ну а чем ты собираешься пока заняться? – Бастиан словно невзначай обнял ее за плечи. – Ты слишком красива, чтобы оставаться в одиночестве.

Рука, которой Бастиан обнимал ее, вернула Лоррен с небес на землю.

– А вот этого даже не начинай, Бастиан.

– Иди ко мне, – тихонько проговорил, почти прошептал, он. – Ты что же, ни капельки мне не доверяешь? Иди ко мне, я сказал. – Он ласково прижал ее к себе и стал растирать ей руки. – Ты же вся дрожишь.

– Ой, спасибо! – За что, интересно, она его благодарит? Это же просто уловка, гнусная уловка сластолюбца, чтобы привлечь ее – разве два визита в его гостиничный номер ничему ее не научили? Но и пальцы, и все тело у нее онемели, да и сердце будто закоченело. Ладно, пусть согреет ее, на том все должно и закончиться. А Бастиан так старательно тер ей руки, словно хотел добыть трением огонь.

– Согрелась? – поинтересовался он.

– Немного, – ответила Лоррен, забрала у него свои руки и сунула их между колен.

Минуту они посидели молча, слушая, как ветер свистит в голых ветвях деревьев. Потом Бастиан заговорил снова:

– Возможно, я позволил себе немного… немного вольностей, когда мы виделись в прошлый раз…

– «Немного вольностей» – это слишком мягко сказано, – холодно ответила Лоррен.

– Что ж, ты права, я приношу свои извинения. Ты заслуживаешь того, чтобы с тобой обращались с уважением.

– С уважением? – Она резко отодвинулась подальше. Внешность у Бастиана была потрясающая – эти темные волосы, глаза с поволокой, – но внутри он весь прогнил. – Брось трепаться!

– Я серьезно говорю, Рен. У Греев и у Дайеров были славные предки. И если уж мы сами не станем относиться друг к другу с уважением, как же ожидать его от подлого мужичья? – У него на лице было такое выражение, что Лоррен чуть не стошнило.

– Ты такой… – начала она, глядя ему прямо в глаза.

– Какой? – В его глазах блеснула насмешка. – Как сама думаешь, какого названия ты заслуживаешь после всего, что произошло сегодня вечером? Доброй самаритянки? Спасительницы? Ах, святая Лоррен, давай лучше выпьем вместе, – предложил он. – Позволь мне понежиться в лучах твоей святости, не отвергай скромного приношения простого смертного.

– В чем заключается твое приношение?

– В выпивке. У меня дома.

Внутренний голос говорил ей, что нельзя принимать это приглашение. Намерения Бастиана были далеко не невинными – она не сомневалась, что он хочет переспать с нею. Но, не желая допустить этого, Лоррен чувствовала, что присутствие Бастиана успокаивает ее, словно бы она и не испортила всю свою жизнь всего полчаса назад. Не приходится сомневаться, что поутру родители засадят ее под домашний арест до конца дней. Она может даже попасть в колонки светских новостей наряду с Кларой.

Возможно, нынешняя ночь – последняя ночь ее свободы. Так зачем же отказывать себе в удовольствиях?

– Один бокал, – сказала она. – И не больше.

– Правила устанавливаете вы, мисс Дайер. – Бастиан усмехнулся и поднял два пальца, пародируя церемонию присяги. – Я лишь смиренно им подчиняюсь.

Лоррен мигом позабыла о Кларе. Из головы вылетели все мысли о Маркусе. Глория, миссис Кармоди, даже собственные родители – ни о ком из них Лоррен больше не думала. Она чувствовала, как что-то в ней меняется в эту минуту, как в душе поднимается нечто темное, пробиваясь понемногу на поверхность.

– Ну, раз так, – сказала она с новым приливом энергии, – пойдем напьемся как следует.