Текст книги "Стервы"

Автор книги: Джиллиан Ларкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Нужно ли мне приучиться любить еще что-нибудь, пока мы сидим здесь? Петрушку, кинзу, тимьян?

– Да нет, полагаю, пока достаточно, – ответил Бастиан, откладывая вилку.

Они надолго замолчали, Глория стала вглядываться в огонек стоявшей на столике между ними свечи. Как это не похоже на те минуты, когда они молчали вместе с Джеромом! То молчание было таким многообещающим, это же – просто неловким. Глория представила, как будет обедать с Бастианом следующие шестьдесят лет своей жизни – ведь если сейчас дело идет вот так, как же это будет выглядеть, когда они станут мужем и женой? И не только обедать – они ведь жить будут вместе. Значит, и завтракать, и обедать вместе. Даже просто перекусывать.

– Не знаю, как тебе нравится, – произнес Бастиан, откашлявшись, – но я получаю здесь огромное удовольствие.

Глория расхохоталась и сделала большой глоток воды, надеясь успокоиться. Сегодня ее уже во второй раз разбирал смех, когда речь заходила о серьезных вещах. Надо взять себя в руки. Но тут она снова представила себе Джерома, сидящего с нею за столиком в этом чопорном душном зале, и снова хихикнула.

– Извини. – Она прикрыла рукой рот, из уголков которого брызгала вода.

– Что это с тобой сегодня? – сердито спросил Бастиан. – Перестань дурачиться, Глория.

– Ты назвал меня дурочкой, я не ослышалась? – Глория опять засмеялась.

– Когда мы поженимся, ты не будешь вести себя таким образом, – заговорил Бастиан, словно и не слышал ее вопроса. – Я не допущу, чтобы моя жена всюду вела себя, точно малый ребенок. Если не научишься держать себя, как положено, то будешь все время сидеть дома. Все время – в буквальном смысле слова. Я прослежу за этим.

Глория глубоко вдохнула и выдохнула носом, и вдруг в окружающем ее пространстве уже не осталось ничего веселого. Повсюду чинные пары, избыток роз на столиках, безвкусные пестрые обои – все это скорее навевало тоску.

Бастиан аккуратно свернул салфетку и снова положил себе на колени.

– Рудольф Райт мне говорил, что Бальный комитет серьезно подумывает о том, чтобы пригласить Клару на новогодний бал дебютанток.

– Ой, что, правда? – без всякого интереса спросила Глория, откусывая голову креветке, которая смотрела на нее особенно осуждающе.

– О Кларе в городе только и говорят, – откликнулся Бастиан. – Даже отец на днях расспрашивал меня о ней.

– Ну, тебе же всегда хотелось жениться на дебютантке. Возможно, Клара подойдет тебе больше, чем я.

– Не нужно преувеличивать, Глория.

– Преувеличивать? – Бастиан ведь знает, что она терпеть не может, когда он так о ней говорит. Сейчас Глория поняла, почему это ее так раздражает: Бастиан хотел себе жену, которая станет исполнять малейший его каприз покорно, никак не выражая своего мнения и ни о чем не задумываясь. Даже голоса не подавая. Иное дело Джером, который как раз и старался, чтобы ее голос был слышен. – Мой вывод основан исключительно на фактах.

– Предоставь мужчинам делать глубокомысленные выводы, – фыркнул Бастиан.

– Бастиан, я получила первоклассное образование. Пусть я не закончила Гарвард, как ты, но об окружающем мире тоже имею некоторое представление.

– Глория, пожалуйста, давай говорить серьезно. Твое образование не имеет ни малейшего отношения к нашей договоренности.

Он положил на ее запястье свою холодную руку. Глории стало зябко.

Какой-нибудь час назад ее брал за эту руку Джером, и его прикосновение покоряло теплом и искренностью. Теплыми были и изящные длинные пальцы с мозолями на кончиках – от постоянных ударов по клавишам. Всякий раз, когда он приближался к ней, Глория ощущала, как волны тепла окутывают их обоих. А сейчас она ничего не чувствовала, кроме холода и еще раз холода.

– О какой «договоренности» ты ведешь речь? – спросила она, мигом отдергивая руку.

– Не понимаю, отчего тебе нравится прикидываться дурочкой. – Бастиан подался вперед и заговорил тихонько: – Не может быть, чтобы ты до сих пор не знала, по какой причине мы вступаем в брак.

– Просвети меня, пожалуйста.

– Глория, ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что мы достигли с твоими родителями договоренности. Я не собирался унижать тебя, но до меня дошли слухи о том, как недопустимо ты вела себя на своем обеде на прошлой неделе. Надеюсь только, что это был исключительный случай. Мы никак не можем себе позволить ставить нашу помолвку под угрозу, делая ей плохую рекламу. Особенно если учитывать то положение, в котором оказалась твоя мать.

– Постой, а что ты имеешь в виду, говоря о положении моей матери? – У Глории застрял ком в горле. Никто еще не знал о предстоящем разводе родителей, даже ее лучшая подруга. И мама не осмелится никому об этом рассказать.

– Это взаимовыгодная сделка, – сказал Бастиан, глядя на нее немигающими глазами. – Теперь, когда твой отец вот-вот втопчет в грязь репутацию вашей семьи, я готов защитить тебя, дав тебе вместо прежнего имени уважаемое. Вот так просто и ясно.

Глория с трудом проглотила комок. Конечно, у нее и раньше были сомнения относительно Бастиана, но поначалу он говорил все же, что любит ее. И ей казалось, что она испытывает такие же чувства к нему. Сколько раз они встречались – на свиданиях, на балах, на обедах; а как романтично он ухаживал за нею летом!

– Не все здесь так просто, – начала она, стараясь не сорваться на крик. – А что ты получаешь от этого?

– Как ты сама думаешь, Глория? Целое состояние. Ответственный пост в фирме твоего отца. И взбалмошную жену. Это обязательно обсуждать сейчас?

– Ты прав, не стоит. – Она закрыла глаза и отвернулась – как раз вовремя: пианист ресторана заиграл классическую пьесу. – Кто это? – поинтересовалась она.

– Вивальди, – рассеянно ответил Бастиан. – Глория, мы прекрасно сможем ужиться вместе, если ты будешь вести себя, как положено. Я понимаю, у тебя это временное, возрастное, но…

– Это «Зима»[74]74
  Имеется в виду знаменитый цикл концертов «Времена года» итальянского композитора Антонио Вивальди (1678—1741): «Весна», «Лето», «Осень» и «Зима».


[Закрыть], – удовлетворенно констатировала Глория.

– Это престо[75]75
  Часть музыкального произведения в самом быстром темпе.


[Закрыть], – отрицательно покачал головой Бастиан, – из «Лета».

Глория хотела было заявить, что он ошибся, но прислушалась внимательнее и поняла, что он прав. Она откинулась на спинку стула. Как она могла перепутать? Столько раз же слушала «Времена года»!

– Ты прав, конечно, – вынуждена была признать она. Бастиан ведь всегда прав, разве не так? Она ошиблась насчет музыкального произведения, но, обведя взглядом зал, поняла, что так же заблуждалась и насчет всего остального: чем она дорожит, к чему стремится. По правде говоря, она никогда не стремилась к тому, что сейчас окружает ее, не дорожила этим. С фешенебельными ресторанами, с дорогими нарядами, с классической музыкой она может распрощаться навеки, и глазом не моргнув.

Единственное, к чему ее по-настоящему влечет, – это джаз. И еще ее по-настоящему тянет к Джерому.

– Уровень обслуживания, – вывел ее из задумчивости голос Бастиана, – в последнее время неудержимо катится вниз. – Он говорил так, чтобы слышал стоящий рядом официант. – Нужно будет побеседовать об этом с управляющим. Ты уже выбрала себе первое?

Что ж, пусть Бастиан носит прекрасную фамилию, которая спасет Глорию от падения в глазах света, но она хорошо представляет себе, с чем она сама, Кармоди, входит в дело.

– Да, я твердо решила, чего хочу. – А про себя подумала: «Хочу-то я гораздо большего».

– Ну, говори же, заказывай, – поторопил ее Бастиан.

– Итак, для мадам… – склонился над нею официант.

– Мадемуазель, – поправила она. – Я хочу gateau[76]76
  Печенье (фр.).


[Закрыть] в черном шоколаде.

Бастиан улыбнулся, призывая официанта проявить терпение, и обратился к Глории:

– Дорогая, это мы можем заказать после обеда.

– А я не хочу после обеда. Учти, что платит за обед мой отец, поэтому не тебе и решать. – Она широко распахнула глаза и оперлась подбородком о кулачок.

Бастиан со злостью захлопнул меню и вернул официанту. Больше до конца обеда он не вымолвил ни слова.

А печенье оказалось очень вкусным.

14
Клара

Клара подъехала на такси к особняку Кармоди в ту самую минуту, когда полил дождь. Зонтика у нее с собой, конечно, не было.

Она расплатилась с водителем, открыла дверцу и, прикрыв голову миниатюрной сумочкой, собиралась уже рвануть что есть духу к дому, когда узнала новехонький «кадиллак», стоявший в самом конце подъездной аллеи.

Автомобиль принадлежал человеку, видеть которого в эту минуту ей хотелось меньше всего на свете, – Маркусу Истмену. Что-то он зачастил сюда, если вспомнить, сколько у него друзей и бывших подружек. Клара стремглав пустилась бежать к дому, но еще на полдороге промокла до нитки.

Оказавшись в безопасности на крыльце, под навесом, она задержалась перед дверью. Требовалось время, чтобы взять себя в руки. В душе у нее все было скомкано, как вымокшее крепдешиновое платье с цветочным узором, которое липло к мокрому телу.

Она возвращалась после обеда с одним нью-йоркским приятелем. Собственно, не ее приятелем, а Задиры. Получив последнюю загадочную записку, она уже не могла ни минуты оставаться спокойной, пока не выяснит точно, не Задира ли посылает ей эти записки, не сбываются ли ее ночные кошмары. Кто же пишет ей письма? Задира? Или Красавчик Проныра? А может быть, Бутлегер[77]77
  Бутлегерами во времена «сухого закона» называли тех, кто торговал «из-под полы» спиртным – контрабандным или самогонным.


[Закрыть]? Или же кто-то такой, кого она даже не подозревала, но имеющий на нее зуб? Слишком много неизвестных в этой задачке. Нужно было повычеркивать из списка одно имя за другим и вычислить того человека, пока он (или она?) не добрался до Клары.

Вот она и договорилась о тайной встрече с приятелем Задиры. Это был Бартон Бишоп, архитектор, который недавно перебрался в Чикаго, чтобы выполнить заказ Фрэнка Ллойда Райта. Для миссис Кармоди она сочинила легенду: есть-де возможность вступить в Чикагскую лигу общественных связей! – и отправилась потихоньку на обед в ресторанчик «Хижина», претенциозное заведение в центре города, где ужинали многие снобы.

Однако затеянное ею расследование с треском провалилось. Бартон совсем ничего не знал, в особенности же о Задире, которого она подозревала в первую очередь. Мало того, Бартон имел наглость приставать к ней!

По дороге домой она попросила водителя такси опустить стекло.

– И ничему не удивляйтесь, – добавила она. – Продолжайте спокойно вести машину.

– Простите, не понял, – сказал таксист. Этот седовласый доброжелательный человек был чем-то похож на ее дедушку.

– Ведите машину спокойно, что бы ни случилось, – повторила Клара. И сразу после этого завопила что есть мочи.

Она вопила, орала благим матом и колотила кулаками по кожаной обивке сидений, пока не стала задыхаться, а злость не перестала душить ее. Слыша доносящиеся из машины вопли, парочки на тротуарах теснее прижимались друг к другу и провожали такси широко открытыми от изумления глазами. Дело было сделано. Клара успокоилась.

– Спасибо.

– Может, вам плохо, мисс?

– Мне чудесно, – возразила она, но в глубине души ее терзал страх. Она была смертельно напугана.

Чего хочет от нее таинственный автор записок? Чего-то конкретного или хочет просто лишить ее покоя? Пишет ли на самом деле записки Задира или дело обстоит гораздо хуже?

И от того, что она стоит и таращится на струи дождя, решить эту задачу легче не станет. Пора надевать пижаму и ложиться в постель.

Клара вошла в дом, который казался опустевшим. Было девять часов вечера – значит, миссис Кармоди уже легла спать, а Глория делает, наверное, домашнее задание у себя в комнате. Клара сняла «лодочки» на высоком каблуке, которые весь вечер немилосердно натирали ей ноги, и прошла через восточное крыло к нише, служившей хозяйским гардеробом.

– Давно пора бы, – послышался чей-то голос из глубины вестибюля. К ней шел Маркус, держа в руках большую открытую коробку с мороженым, в которое были воткнуты две ложечки. – А то мороженое почти растаяло.

– Я очень устала, правда, Маркус, и к тому же вымокла насквозь. – Мороженое выглядело очень привлекательным, как и сам Маркус. Одет он был на удивление непритязательно – в темно-синий свитер, простые хлопчатобумажные брюки и легкие кожаные туфли. Так он казался еще красивее, чем обычно. – Я хочу обсушиться и лечь спать.

– А почему ты так сильно устала? – спросил он с подозрением. По вестибюлю прокатился эхом раскат грома. – Где это ты была сегодня вечером?

– Меня пригласили на обед, – с запинкой призналась Клара.

– Кто пригласил?

– Да друг один, просто друг, инспектор Истмен. Тебе что, нечем другим заняться, кроме как околачиваться у дома Глории Кармоди?

– Ты ходила на свидание, правда? – хмуро спросил Маркус.

– Отчего ты так думаешь?

– Мужская интуиция, – ответил он и вытер катившуюся по щеке Клары дождевую капельку. – Меня она ни разу не подводила.

– Маркус, я пойду к себе наверх.

– Я с тобой.

– Нельзя! – воскликнула Клара, освещенная внезапной вспышкой молнии. – Тетушка ни за что не позволит, чтобы ты входил в мою комнату…

– В этом доме я могу идти, куда захочу, так всегда было и есть. Моих родителей почти никогда не было в Чикаго, и растила меня, по сути, миссис Кармоди. – Он зачерпнул ложечкой мороженое и отправил себе в рот. – Глория мне все равно что сестра.

Кларе вдруг стало жаль его.

– Кроме того, – продолжал Маркус, – не нужно себе льстить. Я приехал по одной и только одной причине.

– И эта причина?..

– Домашнее мороженое, которое готовит Анри.

Когда речь заходила о мороженом, сила воли Клары сразу куда-то девалась.

– Отлично, – сказала она небрежным тоном, отжимая пальцами мокрые волосы. – Можешь подняться на второй этаж при одном условии.

– Каком?

– Если мороженое мне понравится.

***

– Я держу слово, – прошептала Клара, чуть-чуть приоткрывая дверь. – Можешь войти.

Маркус сидел на полу в темном коридоре, возле комнаты Клары, где она оставила его несколько минут назад. Она объяснила, что ей сначала нужно переодеться в сухое (это была чистая правда), но куда больше, до ледяного ужаса, ее заботило то, что в комнате может обнаружиться очередное загадочное послание.

Она быстро обыскала всю комнату, но ничего не нашла. И слава Богу. А теперь Клара смотрела, как стройная фигура Маркуса проскальзывает в ее освещенную спальню.

Маркус окинул махровый халат Клары оценивающим взглядом.

– Ты выглядишь заново родившейся.

– Я чувствую себя заново родившейся. – Она все еще вытирала полотенцем волосы, неловко стоя перед Маркусом. – Хотя мне надо было бы снять чулки. – Она посмотрела на свои ноги, потом пожала плечами, осознавая, что теряется при нем куда сильнее, чем ей казалось. – Ну… вот это – моя комната.

Маркус поглядел на нее глазами побитой собачки.

– Ты даже не помнишь, что я уже заходил сюда?

Клара мигом вспомнила их первую встречу, на той же неделе, когда она приехала в Чикаго.

– Верно, – согласилась она, подошла к старенькой виктроле[78]78
  Большой напольный граммофон без выносной трубы, усиливающей звук. Выпускался фирмой «Виктор токинг машинз» (отсюда название).


[Закрыть], которую дала ей тетушка Би, и поставила пластинку Марион Гаррис[79]79
  Гаррис (Харрис), Марион (1896—1944) – первая в США белая певица, получившая всеобщее признание в качестве исполнительницы блюза и джазовых песенок. Пик ее популярности пришелся на 1920-е годы.


[Закрыть] на 78 оборотов в минуту.

По комнате поплыли первые аккорды песни «После того как ты бросил меня». Клара хотела, чтобы атмосфера в комнате стала скорее теплой, чем накаленной, и больше походила на случайную встречу добрых друзей, а не на романтическое свидание, но результат почему-то оказался прямо противоположным. Лучше всего хотя бы притвориться равнодушной.

– Да, ты тогда произвел на меня изрядное впечатление, – проговорила она, стараясь не выболтать чересчур много. – Отчасти оно и сейчас на меня еще действует.

– Хочешь сказать, что нашла меня неотразимым?

– Скорее слишком уж напористым и неисправимо самоуверенным.

– А мне казалось, что после нашего свидания я совершенно исправился! – возразил Маркус, устраиваясь на полу и облокачиваясь о кровать.

– Свидания? – Клара удивленно вздернула бровь.

– Когда мы в кино ходили. На Бастера Китона.

– Но мне казалось, что это было не свидание, – сказала Клара. – Я думала, ты просто спасал меня от скуки на приеме у Джинни Битмен.

– Для меня это было свидание, – признался Маркус, поставив на пол у своих ног картонную коробку с мороженым. – Во всяком случае мне так хотелось. И это было лучшее изо всех моих свиданий.

Клара не могла придумать, что на это ответить. Минутку она размышляла, потом решила, что самое разумное – никак не отвечать.

– Кажется, я уже готова попробовать мороженое.

– Если оно не совсем еще растаяло. – Маркус жестом предложил ей сесть и протянул ложечку. Клара постаралась сесть подальше. – Мне нравится неаполитанское, – сказал Маркус, придирчиво разглядывая полоски шоколадного, ванильного и клубничного мороженого, – а вот выбирать не терплю.

– Полностью согласна. – Сидя здесь вместе с Маркусом, Клара почувствовала себя вполне естественно. – А Глория дома? – спросила она, припомнив вдруг, что дверь в комнату Глории была плотно закрыта, когда они тихонько поднимались по лестнице. Как часто Глория стала куда-то исчезать в последнее время – даже удивительно. Да еще в такой поздний час!

– Клодина говорит, что Глория ушла к Лоррен, они там какое-то коллективное задание выполняют, – ответил Маркус, не проявляя ни малейшего интереса к этой теме.

– «Коллективное задание» – древнейшая в мире отговорка, – заметила Клара, снимая ложечкой верх с клубничного мороженого.

– А тебе это откуда известно?

– Я ведь тоже ходила в школу, Маркус, – ответила она. – Да и на свет я родилась не вчера. Если на то пошло, то я, как понимаю, старше тебя.

– Старше – это может быть. Но мудрее ли? Быть не может! – Он лукаво усмехнулся, набрал в ложку мороженое всех трех сортов и поднес к ее губам.

– У меня свое есть, – сказала Клара, покачивая у него перед носом ложкой. Маркус был с нею ласков, даже очень, но Клара не могла позволить, чтобы события этого вечера развивались в таком направлении. Приходилось все время напоминать себе, что Маркус в каком-то «заговоре» вместе с Глорией и Лоррен. И доверять ему никак нельзя. Она погрузила ложечку в мороженое, стараясь не смотреть Маркусу в глаза. – Так, серьезно, что же ты здесь делал, если Глории вообще нет дома?

– Так, серьезно, ты не собираешься рассказать мне, с кем это ты ходила на свидание? – парировал Маркус, облизывая отвергнутую Кларой ложку. – Кто бы он ни был, сластями он тебя явно не баловал.

– Я же тебе сказала: просто один друг, – упрямо повторила Клара. – Старый друг…

– Оттуда, с востока?

– Можно сказать и так.

– Ой, не надо только мне рассказывать, – Маркус задохнулся, изображая ужас, – что он из Пенсильвании.

Клара пожала плечами, ничего не отрицая и не подтверждая, и стала хлопать себя по бедрам в такт музыке.

– Вижу, ты не получила от этого свидания и половины того удовольствия, какое могла бы получить со мной.

– А что, если получила? – И Клара игриво толкнула его коленками.

– Такого быть не может, – отрезал Маркус. – Я хочу услышать, что было на самом деле. Шаг за шагом, событие за событием…

– Не могу. Там все было… неописуемо.

– Прекрасно, тогда я опишу это за тебя, – не отставал от нее Маркус. – Он пришел на четверть часа раньше, от него за версту пахло мамочкиной розовой водой.

– Так не пойдет, – сморщила она нос.

– Ладно, пусть будет бабушкиной. Потому что ему безумно нравится запах бабушки, и он решил, что так сможет произвести на тебя большее впечатление.

– Запах был сильным, – подыграла ему Клара. – Пришлось даже опустить стекло в машине.

– Одет он был в твидовую спортивную куртку. Первый показатель неудачного свидания.

– Первым была розовая вода.

– Ой, но ты же успела прежде выкурить сигарету, поэтому смогла унюхать воду только тогда, когда села в автомобиль. И чуть не задохнулась.

Клара подняла руки вверх.

– Виновна по всем пунктам.

– Машину он тоже водит, как его бабушка. Да и сама-то машина – бабушкина, разболтанный старенький «форд-Т»[80]80
  Первый в мире массовый дешевый автомобиль, разработанный в 1908—1910 гг. За последующие 15 лет компания «Форд моторз» реализовала на рынке 15 млн таких автомобилей.


[Закрыть], на котором она ездила только по воскресеньям, в церковь и обратно.

– Ты еще ни разу не говорил мне подобных гадостей. Боже упаси, чтобы я когда-нибудь села в такое авто. – Клара рассмеялась, вспоминая, как здорово было просто садиться в автомобильчик. – Кроме того, у меня есть доказательство: я вернулась сюда на такси.

– Такси понадобилось, когда старая жестянка заглохла на берегу озера.

– Ой, нет, – отвергла этот вариант Клара. – На пляжи я не езжу.

– Надеюсь. Тамошняя стоянка для машин совершенно не достойна тебя. Но он так хотел оказаться с тобой наедине в этой колымаге…

– Я не из тех девушек, кто целуется на заднем сиденье, Маркус.

– Мне ты этого могла и не говорить, – обиженно заявил Маркус. – Кто теперь обнимается в машинах? Уж конечно, не я.

– Эге, Маркус, не ревность ли в тебе заговорила?

– Не надо меня оскорблять. – Он встал, отложил ложечку и предложил: – Давай потанцуем.

– Здесь? – нерешительно переспросила Клара, оглядываясь, будто кто-нибудь мог за ними подсматривать. А ведь кто-то мог! Но не в том было дело, просто Клара слишком хорошо знала себя. Ощутить на себе крепкие руки этого парня значило нарываться на большие неприятности. – Я слишком устала.

– Ну, не нужно быть такой паинькой! – Маркус поднял ее на ноги, а виктрола как раз заиграла новую песенку: «Трудно отыскать настоящего мужчину».

«Какая ирония!» – невольно подумалось Кларе. Она хотела было возразить, но тут его руки оказались у нее на талии. Она сразу напряглась, руки будто отнялись.

– Я не знаю, Маркус, надо ли…

– Ш-ш-ш! – прошептал Маркус и положил ее руки на свою шею. – Главное, не напрягайся.

Так, как сейчас, Клара еще ни с кем и никогда не танцевала. В джаз-клубах и на вечеринках в Нью-Йорке важно было не удовольствие от танца, а то, со сколькими партнерами удалось тебе станцевать за один вечер, беспрестанно переходя от одного из них к другому. Ты потела, задыхалась, а каблучки все стучали и стучали. Если сравнивать с тем, то сейчас они не танцевали, а скорее обнимались.

На какое-то мгновение, прижавшись к широким плечам Маркуса, она почувствовала себя в безопасности. Ничто из ее прошлого не может причинить вреда – ни записки, ни угрозы, – пока они вдвоем покачиваются в такт нежной песне Марион Гаррис, вслушиваясь в ее зовущий голос и дыша в одном ритме.

Лицо Маркуса придвигалось все ближе, пока Клара не ощутила его дыхание у самого уха.

– А если я и вправду ревную? – прошептал он, нарушив воцарившееся между ними молчание.

Пластинка закончилась и легонько пощелкивала, этот звук легко заглушали бившие в стекло капли дождя, который понемногу ослабевал.

Клара не знала, что на это сказать. Если Маркус и вправду ревнует ее, то она не собирается его поощрять. А может, для него это просто пустяки, о которых он потом и не вспомнит. Она высвободилась из его объятий.

– Я вполне серьезно, Клара. Не могу выбросить тебя из головы, – проговорил он, и глаза его потемнели. – У меня так ни с кем еще не было.

– Уверена, что ты говоришь неправду. Насколько я слышала, у тебя была чуть не сотня подружек…

– Не всему верь, что тебе рассказывают. – Маркус быстро прошагал по комнате из угла в угол, потом резко повернулся к Кларе и сказал, нажимая на каждое слово: – Кроме того, я говорю о том, что сейчас чувствую к тебе. Прошлое роли не играет.

– Ты действительно так считаешь? – Ей приятно было думать, что прошлое не играет никакой роли.

– Я считаю, что всегда можно начать с чистого листа, – сказал Маркус с твердой убежденностью. – И считаю, что нужно честно говорить о своих чувствах.

– Я благодарна тебе за честность, но…

– Я от тебя не благодарности жду, Клара. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты чувствуешь.

Она всмотрелась в его молящие голубые глаза, стараясь отыскать в них хоть искорку неискренности, но Маркус смотрел прямо на нее и не отводил взгляда. Она не хотела причинять боль ни ему, ни себе. Ее ранам еще надо затянуться, пока же они так и зияли в ее сердце.

– Я не знаю, – наконец выговорила она, качая головой.

– Ерунда, все ты знаешь, – возразил ей Маркус. – Почему у меня такое ощущение, что ты меня обманываешь?

– Я не обманываю, – проговорила Клара слабым голосом, и это прозвучало как явная ложь. «Снова приходится врать, – подумала она. – Когда это прекратится?» – Все очень запутано. Ты лучший друг Глории, очень нравишься Лоррен…

– При чем тут Лоррен? Мне нравишься ты, Клара. Я без ума от тебя. – Он коснулся рукой ее щеки, и Клара склонила голову на эту руку. Ей так хотелось забыться в его объятиях…

Нельзя. «Он не любит меня. Он любит деревенскую Простушку Клару».

– Ты больше не должен думать обо мне, Маркус. Ради себя же самого. – Говоря это, она сама понимала, что все как раз наоборот. Она перестала быть «людоедкой». Она была напугана. Клара подошла к двери, приоткрыла, махнула Маркусу рукой: «Уходи». – Я причиню тебе одни неприятности.

Маркус подошел к ней. На секунду Кларе показалось, что он хочет поцеловать ее, но он остановился, подойдя почти вплотную.

– Уже причинила.

***

Прошло несколько минут, и Клара услышала, как зарычал на подъездной аллее мотор его машины. Сердце у нее сжалось, словно в тисках.

Она стала рассеянно снимать чулки, один зацепился за кольцо с топазом и порвался. Горячая кровь ударила ей в голову. Она схватила оба чулка и яростно изодрала их в клочья. Но то был не конец. Бушевавшее в груди бешенство невозможно уже было удержать.

Клара вытряхнула из ящиков комода все их содержимое: лифчики, трусики, чулки, подвязки, шелковые комбинации, – и расшвыряла по комнате, в том числе и три записки на бумаге кремового цвета. Она подобрала их, порвала на клочки сначала первую, затем и вторую, и они, кружась подобно снежным хлопьям, полетели на розовый ковер. Если бы только не он, если бы не его лживые обещания и не ее пустые надежды, то сейчас она могла бы целоваться с Маркусом, могла бы раскрыться навстречу его любви.

Но сердце ее было заперто на ключ, и этот ключ оставался у него.

Клара уж собиралась порвать и последнюю записку, но тут остановилась: на пол выпала ее нью-йоркская фотография.

Задыхаясь, Клара подняла ее. Единственное, что уцелело, что связывало ее с прежней жизнью. Напоминание о том времени, когда она только и была счастлива, когда жизнь казалась бесконечной.

Фото она надежно упрятала в пару красных кружевных трусиков. Их она надевала под свое любимое полупрозрачное красное платье, которое осталось там, в Нью-Йорке. Клара собрала разбросанное белье, сложила все назад, в ящик, а ящик задвинула в комод.

Обрывки кремовых листков аккуратно сгребла на ладонь. В ее руке они выглядели невинными отрывочными словами: «нашел», «я», «тебя», «душе». Отнесла их в туалет и выбросила в унитаз.

И решительно спустила воду.