Текст книги "Только ты и я"
Автор книги: Джилл (Джил) Мэнселл (Мансел )
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Глава 31
Когда тебе нравится нравственно испорченный человек, ты начинаешь уделять больше внимания своей внешности, и когда ты случайно сталкиваешься с ним, тебе спокойно от сознания, что ты выглядишь потрясающе.
И здесь дело не только в макияже. Еще и в одежде. И даже в нижнем белье. Тилли понимала, насколько все это нелогично, но все равно продолжала это делать. Вместо того чтобы надеть старые бюстгальтер и трусы, она старательно выбирала – нет, не лучшее, – но красивое белье, в котором не стыдно показаться на людях. Она также стала носить более красивую одежду, чаще укладывать волосы и накладывать макияж, и даже ноги она теперь брила чаще – не раз в две недели, да и то, если времени хватит, а два раза в неделю.
Сначала она пыталась притворяться, будто ничего не происходит, потом признала, что что-то происходит, и стала притворяться, будто делает это ради себя самой.
Когда Макс заметил в ней перемены и принялся подшучивать над ней, она заявила ему, что чувствует себя неряшливой клушей рядом с Тэнди и ее шикарными ухоженными ЖИВ-подружками.
Однако на самом деле Тилли знала, что все это ради Джека.
И то, что она не виделась с ним уже целых две недели, выводило ее из себя. Каждый день она старательно наводила марафет, а он так и не появлялся.
Просто какой-то перевод косметики и дорогого белья.
Тилли не знала, где он. Макс с головой ушел в работу по переделке дома Джеми и Тэнди. Возможно, Джек уехал куда-нибудь в отпуск. Или познакомился с девушкой, которая взяла его за душу и теперь занимает все его время. Чем больше вариантов придумывала Тилли, тем хуже ей становилось. А вдруг он очень занят построением своей империи по недвижимости?.. Да, это лучший из вариантов, и с ним можно мириться. Боже, она превращается в Стеллу. Наверное, вот так человеком овладевает сумасшествие, ревность медленно вползает в душу, обвивается вокруг шеи и душит тебя?
– Эй! – Лу отскочила в сторону, когда Тилли, забыв о насущном деле, случайно направила на нее шланг.
– Извини, извини.
День был жаркий – наверное, самый жаркий в году, – так что Тилли не сильно сокрушалась. Ради шутки она еще раз облила Лу водой. Девочка опять отскочила в сторону и с пронзительным визгом забежала за гараж.
Развеселившись, Тилли вернулась к мытью машины. В любую секунду Лу прибежит назад и попытается завладеть шлангом, но она готова к бою, у Лу нет шансов. Тилли услышала шаги по гравию и крепко сжала шланг. Ага, вот оно, на этот раз она обольет ее с ног до головы, чтобы…
– А-а-а-а! – заорала Тилли, когда мощный поток ледяной воды едва не сбил ее с ног. Непроизвольно сделав шаг, она повернулась и поняла, правда, слишком поздно, что Лу вылила ей на спину только половину ведра воды.
Оп-ля – и остатки воды попали в цель. Теперь у Тилли были мокрыми джинсы, майка и волосы.
– Ну все, тебе несдобровать. – Смаргивая воду с глаз и отряхиваясь как собака, Тилли переключила пистолет-распылитель с мягкого душа на жесткую струю. Она ухватила пистолет обеими руками и, прицелившись в стиле Клинта Иствуда, приготовилась нажать на рычаг. – Теперь ты очень пожалеешь, что сделала это.
– Помогите! Убивают! – Взвизгивая и хохоча, Лу пыталась увернуться от холодной воды, бившей ей по ноге. – Кто-нибудь позвоните в органы соцопеки!
– Я победила? – Тилли прицелилась в другую ногу.
– Нет! Смотри, кто-то идет. А вот теперь проблемы будут у тебя. – Лу стала тыкать пальцем куда-то позади Тилли. – Это Эстер Рантцек [20]20
Английская журналистка и телеведущая, известная своей работой в различных благотворительных организациях.
[Закрыть], она пришла арестовать тебя!
– Как же. – Лу что, думает, ей пять лет? – Стоит мне обернуться, и ты вырвешь у меня шланг. Нет, я не такая легковерная.
Лу, прыгая с ноги на ногу, махала руками воображаемому спасителю и жалобно кричала:
– Помогите! Помогите!
К этому моменту Тилли удалось вытрясти воду из ушей, и она с опозданием услышала шуршание колес по гравию и поняла, что Лу не блефовала. Хотелось бы надеяться, что это не Эстер Рантцек.
Продолжая держать Лу под прицелом и крепко сжимая пистолет-распылитель, Тилли медленно повернула голову.
Ох проклятие, черт побери.
Интересно, другим людям удается прожить жизнь без таких неприятных случайностей?
– Джек, помоги! Тилли озверела…
Тилли напоследок облила Лу мощной струей воды и только после этого отпустила рычаг. Джек уже шел к ним с поднятыми над головой руками, показывая, что сдается.
Целых тринадцать дней она красила ресницы и губы, накладывала тон, подбирала наряды, надевала красивые трусы, брила ноги и душилась. И все впустую. Он взял и объявился сегодня, когда она выглядит совсем не лучшим образом. Вернее, далеко не лучшим.
Сам же он – тут и говорить нечего – выглядит загорелым, отдохнувшим и красивым до умопомрачения.
– Все в порядке. Я уже успокоилась.
Он был за границей? Наверное, куда-то уезжал, если такой загорелый. Брал ли он кого-нибудь с собой? Наверное, они шикарно провели там время. А как насчет секса? О Боже, она опять ведет себя как Стелла. «Хватит, хватит, держи себя в руках».
– Рад это слышать. – Джек указал на «ягуар». – Если хочешь, следующей можешь помыть мою машину. Макс еще не приехал?
– Он у Джеми. Они устанавливают фонтан с дельфином.
– Ясно. У меня сломалась цепная пила, так что я приехал одолжить ее. Не знаешь, она в гараже?
– У-ух, у меня штаны весят целую тонну. – Морщась, Лу вылила воду из кроссовок. – Пойду переоденусь.
Она скрылась в доме, а Тилли направилась к гаражу на две машины.
– А для чего тебе цепная пила? Разделываться с трудными арендаторами?
– Не могу сказать, что иногда мною не овладевает такое искушение, – сказал Джек. – Это обратная сторона роли владельца: они ждут, что ты будешь делать за них всю грязную работу. Мне нужно спилить парочку деревьев и обрезать несколько веток.
Спрашивать было нельзя, но Тилли не могла не спросить.
– Уезжал в отпуск?
– Нет. А что, ты по мне скучала?
– Просто интересно. Ты загорел.
– Последние несколько дней я работал на открытом воздухе, расчищая сады для людей, которым влом делать это самим. Так ты гадала, почему я не появляюсь? Это обнадеживает.
Честное слово, ну зачем он говорит такие вещи? Подняв вверх дверь гаража, Тилли оглядела коробки, составленные у одной из стен.
– Ладно, давай искать пилу.
– Вообще-то я на это надеялся, – продолжал Джек.
На что?
– Вообще-то, – добавил он, – я не появлялся намеренно.
Все, надо уходить, а то она похожа на мокрую курицу.
– Зачем?
– Чтобы узнать, имеет ли это какое-то значение.
У Тилли пересохло во рту.
– И?..
Опять этот взгляд.
– Думаю, мы оба догадываемся.
О Господи. Если он сейчас ее поцелует, обязательно появится Лу – прискачет в гараж, как Тигра на пружинах.
– Во всяком случае, я знаю, что чувствую, – сказал Джек. – Возможно, с тобой по-другому.
Но ведь он не дурак, поэтому вряд ли так думает. Химическую реакцию, которая идет между ними, уже нельзя остановить; воздух так и трещит от электрических разрядов, которые не заметит только полный болван.
Или тринадцатилетняя девочка, обладающая способностью переодеваться с неимоверной скоростью.
– Что, еще не нашли? – Лу – теперь она была одета в сухую майку и потертые джинсовые шорты – с недоверием покачала головой и указала на коробку с пилой. И пренебрежительно заявила: – Да вон же она, за косилкой. Вы оба что, слепые?
На мгновение взгляды Тилли и Джека встретились, затем Джек прошел в гараж и достал из коробки пилу. Вернувшись к Лу, он взял пилу на изготовку. – Хочешь, подстригу тебя, пока я здесь?
– Ни за что. В эти выходные мы едем на свадьбу к тете Саре. – Лу отскочила, Джек шагнул к ней. – Не хочу быть похожей на пугало.
– На свадьбу к Саре? В Шотландию?
Тилли кивнула. Сара была кузиной Макса, и в субботу в Глазго должна была состояться ее свадьба. Макс, Кей и Лу вылетали туда в пятницу в середине дня и собирались праздновать это эпохальное событие все выходные. В честь такого случая Лу даже согласилась надеть платье.
Интересно, Джек думает о том, о чем ей очень хочется, чтобы он думал?
К счастью, оказалось, что да. Уложив пилу в багажник своего «ягуара», он дождался, когда Лу отойдет подальше, и поманил Тилли к себе.
Она сохраняла на лице выражение, как бы говорящее: «Не представляю, что ты хочешь мне сказать». Во всяком случае, пыталась. В душе же она чувствовала себя прекрасной и желанной, как богиня.
– Значит, ты остаешься здесь одна?
– М-м. – Тилли кивнула, тоже как богиня.
– Ну, если у тебя нет других планов, как ты смотришь на то, чтобы я заехал за тобой в пятницу вечером? Около восьми?
Вот оно. Он настроен решительно. Наконец-то все начнется. Если бы Лу, которая заканчивала мыть машину, не было рядом, Тилли расцеловала бы его. Ей очень хотелось, очень-очень. Что ж, ждать осталось недолго. Всего два дня.
Она одарила его легкой, как у богини, улыбкой.
– Ладно.
– Договорились. – Джек тоже улыбнулся.
Он помахал на прощание Лу и уехал. Лу помахала в ответ и посмотрела на Тилли.
– Не обливай меня. – Тилли подняла руки, показывая, что сдается.
– Не буду. Кстати, извини за лицо.
– А что? Что не так с моим лицом?
Лу с извиняющимся видом повела плечами:
– Ну, оно немного… знаешь ли.
О черт. Глянув на свое отражение в боковом зеркале, Тилли тут же перестала чувствовать себя богиней.
– Я этого не хотела, – оправдывалась Лу. – Я просто взяла ведро, которое стояло под садовым краном. Я не знала, что там глина и грязь.
Глава 32
Если Джек спокойно отнесся к тому, что она похожа на кикимору, вполне вероятно, ему будет безразлично, какой топ она наденет – серебристо-серый или синий.
Однако для Тилли это было важно. Очень. Ей хотелось выглядеть наилучшим образом. После стольких недель сомнений и раздумий, а не совершает ли она ужасную ошибку, она поняла, что в этот вечер наконец-то… гм, кое-что случится.
От одной мысли об этом ее сердце устраивало спринтерский забег. Однако нельзя долго отрицать свои истинные чувства. Джек это тоже понимает, верно? И ведь именно он выступил инициатором. Сегодня все изменится. Их отношения перейдут на другой уровень. Сейчас она полностью доверяет ему. У него это не флирт, один из длинной череды. Здесь присутствуют чувства, настоящие чувства. Он наконец-то понял, что время действительно лечит и что когда на твоем пути встречается тот самый человек, можно продолжать жить.
Все, хватит, а то от этих размышлений у нее начинается дрожь предвкушения, и из-за дрожи может плохо лечь на ресницы тушь. Выбросив все из головы и сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Тилли вытерла полотенцем волосы и спросила:
– А ты, Бетти, что думаешь? Серый или синий топ?
Бетти, которая лежала на своем месте, спрятав нос в передние лапы, лишь лениво изогнула одну бровь.
– Ладно, извини, это не твоя проблема. Надену серый. – Тилли поспешно приложила к себе серый топ. – Нет, синий. – Ее взгляд упал на одежду, висевшую в шкафу. – Или белую рубашку.
М-да, трудное решение. Интересно, подготовка к сегодняшнему вечеру вызывает у Джека такое же смятение или он просто сходит в душ, а потом наденет первое, что подвернется под руку, и решит, что тенниска и джинсы вполне сойдут?
Да, у женщин все по-другому. Им приходится принимать значительно больше решений: например, что выбрать – серьги или пуссеты, бледный лак для ногтей или яркий, шлепанцы или туфли с задниками, трусики-бикини или стринги.
Или вообще трусики не надевать…
Телевизор был включен, выпуск новостей заканчивался, но даже под страхом смерти Джек не смог бы назвать ни одну тему выпуска. Его взгляд был устремлен на экран, уши слышали голос репортеров, но ничего – ничего – не задержалось в голове. Потому что все его мысли были заняты сегодняшним вечером. И Тилли. Черт, а это серьезно.
Более того, она не представляет насколько. Откуда ей знать, что он чувствует, до какой степени судьбоносным может стать этот вечер? Она не может понять, что происходит у него внутри. Джек не верил самому себе. Когда Роуз умерла, его мир изменился навсегда. Как будто за ним захлопнулась дверь гигантской тюремной камеры. Именно это и происходит, когда ты позволяешь себе полюбить, а когда любимого отнимают у тебя, боль и тоска становятся невыразимыми.
Поэтому он поклялся, что ничего подобного никогда не случится, просто держал эту самую дверь запертой. Так было легче играть роль любящего пофлиртовать бабника, получать удовольствие и избегать любых форм эмоционального напряжения. Да, по дороге ему удалось заработать хорошо известную репутацию, но что из этого? Он с самого начала был честен, никогда не опускался до обмана.
Но сейчас все, по-видимому, изменится. Потому что, несмотря на все его усилия, Тилли удалось отпереть эту дверь. И это принесло одновременно и пугающие, и фантастические ощущения, как будто он вырвался из тюрьмы после четырех лет заключения.
Сушилка щелкнула, Джек открыл дверцу и вытащил теплые темно-зеленые наволочки, пододеяльник и широченную простыню. Все это было из хлопка, который не нуждался в глажке. А вдруг Тилли, если унюхает на них запах кондиционера, решит, что он был уверен, что этот вечер закончится в постели? Вдруг она решит, что он не сомневался в ином исходе, и обидится? С другой стороны, они оба в глубине души знали, что «это» случится сегодня.
Поднимаясь с постельным бельем наверх, Джек гадал, чем сейчас занимается Тилли. Ведь она не из тех, кто суетится попусту, целую вечность решает, что надеть. Наверное, она выгуляет Бетти, вернется в дом, пройдет в душ, а потом быстренько влезет в какой-нибудь топ с джинсами. Это одно из ее потрясающих качеств: она не стремится тратить на себя кучу денег и не тщеславна в отличие большинства женщин вокруг.
Ну вот, постель готова. Джек отступил и полюбовался делом рук своих. Спальня сияла чистотой, нигде не были ни пылинки, комнату освещал приглушенный свет. Неожиданно это показалось Джеку очень важным: ему захотелось, чтобы Тилли было здесь уютно, чтобы спальня ей понравилась. На прошлое Рождество Моника подарила ему коробку свечей в разноцветных стаканах со словами молитв и сказала: «Расставь их по полкам по всей спальне, нет ничего романтичнее, чем освещенная свечами спальня».
Нет надобности говорить, что свечи так и остались лежать в шкафу, в своей подарочной коробке. На мгновение Джек задумался: не вытащить ли их? С одной стороны, у него было желание произвести впечатление на Тилли, но с другой – ему совсем не хотелось, чтобы она почувствовала себя как в любовном гнездышке Остина Пауэрса.
Ладно, оставим свечи в покое. Наверное, они смогли бы поразить только юную девицу.
На мгновение задержавшись перед зеркалом над комодом, Джек проверил, как легли волосы, которые он не стал сушить феном, затем подошел к окну, чтобы задернуть шторы. Поднимая руку, он случайно задел серебристо-голубую керамическую вазочку, стоявшую на подоконнике. Роуз купила ее в Тетбери, в магазине народных ремесел, разрисовала серебряными звездами и горохом и заявила, что она отлично подойдет для полевых цветов. Нечего и говорить, что он никогда не ставил в нее цветы. После смерти Роуз вазочка оставалась пустой. Он же мужчина как-никак. Мужчины не собирают цветы и не зажигают свечи. Джек передвинул вазочку подальше от края подоконника и стал задергивать шторы.
И вдруг застыл как громом пораженный: на подъездной аллее появилась машина. И не просто машина, а красный «ауди» с номерами, которые навсегда врезались ему в память. Такое не могло произойти, но происходило. Он даже забыл, что надо дышать, – Роуз всегда обладала талантом правильно выбирать время.
Джек вцепился в подоконник. На него накатила мощная волна ужаса и надежды, к горлу подкатила тошнота. Он неподвижно наблюдал, как «ауди» въезжает в открытые ворота.
И это не была галлюцинация.
То подъезжала машина Роуз.
Глава 33
Безумие. Джек помотал головой, приказывая себе собраться. Роуз умерла. Пусть это машина Роуз, но за рулем не Роуз. Потому что она мертва.
Он это знает. Просто его шокировало столь неожиданное появление машины. На мгновение он поверил, что катастрофы не было и Роуз жива. Он даже успел испытать угрызения совести, потому что она бы узнала, что он собирается изменить ей, и объяснения, что якобы он считал ее умершей, вряд ли удовлетворили бы ее.
Джек сделал глубокий вдох и приказал себе успокоиться. Она не вернулась. Вернулась только ее машина. После смерти Роуз он не знал, что делать с ее обожаемым красным «ауди». Когда ржавая старая «фиеста» ее родителей эффектно не прошла техосмотр, он даже обрадовался и отдал им «ауди». Машину холили и лелеяли, еженедельно мыли и полировали и ездили на ней, не превышая скорость.
Ну и ну. Они едва не устроили ему инфаркт. Надо же, объявиться именно сегодня, именно в этот вечер. Как будто Роуз специально прислала их сюда.
Дверцы «ауди» распахнулись. Сначала вылез Брин, за ним Дилис. Они постарели, их движения замедлились, в них чувствовалась усталость, тоска изнурила их. Джек не виделся с ними два года, и сейчас, глядя на них, почувствовал, как сердце налилось свинцовой тяжестью.
Может, они ненадолго?
Он собирался через час ехать за Тилли.
Брину Саймондсу, седому старику с выражением обреченности на лице, было под семьдесят. Когда-то он был душой общества в своей деревушке и владел скобяной лавкой. С появлением крупных торговых центров бизнес Брина столкнулся с трудностями. Ему удалось удержаться на плаву с помощью местных покупателей, но борьба была жестокой. Потом умерла Роуз, и Брин перестал быть душой общества. Он продал магазин и ушел на пенсию.
Дилис никогда не работала. Гордая валлийская мать семейства, она целыми днями мыла окна, протирала от пыли картины, скребла ступеньки на крыльце и пекла хлеб. В их маленьком домике царил идеальный порядок.
И Роуз, обожаемая и единственная дочь, была для них всем.
В дверь позвонили, когда Джек почти спустился вниз. Он прошел через холл и открыл дверь. Он страшился того, что должно произойти, и мучился угрызениями совести из-за того, что страшился этого.
– Ах, Джек.
Дилис взглянула на него и расплакалась. Так бывало каждый раз, когда они виделись после смерти их дочери. Джек прекрасно понимал почему. Потому что он напоминал ей о той счастливой жизни, которую предстояло прожить Роуз, но которую она не прожила.
Если бы не несчастье, Брин и Дилис стали бы гордыми дедушкой и бабушкой, и сегодня они приехали бы навестить свою дочь и зятя и задарить подарками своего трехлетнего внука или внучку и излить на него или на нее свою любовь. Кто знает, возможно, к этому времени у них с Роуз уже родился бы второй ребенок и Дилис не поднимая головы вязала бы ему всякие вещички. А Брин строил бы сложные конструкции из «Лего» и старательно чинил бы все, что ломалось…
Все, хватит об этом думать, надо выбросить все это из головы и прекратить представлять, как выглядели бы их дети.
Джек обнял Дилис, пожал руку Брину и пригласил их в дом.
– Ох, спасибо тебе, дорогой. – Дилис прижала к глазам отглаженный носовой платок, а Джек поставил перед ней чашку чаю. – Прости, что нагрянули без предупреждения. Надеюсь, мы тебя ни от чего не оторвали.
Что можно ответить?
– Конечно, нет. Я рад видеть вас снова.
Еще одна ложь, еще одна волна стыда.
– М-да, с той поры прошло много времени. – Брин тихо помешал сахар в чашке.
– Знаю. Простите.
– Двадцать три месяца.
– У меня очень много работы. – Джек чувствовал себя все хуже и хуже.
– Все в порядке, дорогой. Мы знаем. И понимаем, – сказала Дилис. – Работа отнимает у тебя много сил.
– А как вы поживаете? – Джеку было противно задавать этот вопрос; он уже знал, как повернется разговор.
– Ну, неважно. – Дилис скорбно покачала головой. – Изо всех сил стараемся занять себя чем-нибудь, но ничего не получается.
Брин сказал:
– Вандалы ворвались на кладбище и разрисовали памятники граффити.
– Что?
– Брин, не надо ему рассказывать. – Дилис сжала руку Джека. – Извини, дорогой, мы не хотели рассказывать.
– Но он должен знать. Это же могила его невесты. Они написали плохие слова. – Брин тоже сокрушенно покачал головой. – Мы очень расстроились.
– Когда это случилось? Памятник можно отмыть? – Джек спросил с возмущением в голосе: – И кто это сделал?
– Никто не знает. Глупые дети, я думаю. Все в порядке, нам удалось отскрести краску.
– У него на это ушло три недели, – сообщила Дилис. – Целыми днями, изо дня вдень. Но у Брина получилось. И руки стер, правда, дорогой?
– Я тер, пока памятник над могилой моей дочери не приобрел свой прежний вид. Мы посадили вокруг него цветы, они здорово его украшают.
Джек кивнул, представляя картину. Он не мог говорить.
– Ты сам все можешь увидеть, дорогой. Мы привезли фотографии. Но все равно надеемся, что тебе удастся выбраться и ты сам все увидишь. – Дилис достала из кремовой кожаной сумки маленький фотоальбом и подала его Джеку. – Мы были бы очень рады, правда, Брин? Ты пожил бы у нас… О Боже, где мой носовой платок?
Она опять не выдержала, на этот раз полностью потеряла самообладание. Брин изо всех сил старался утешить ее.
– Видишь ли, – сказал он Джеку, – нам сейчас очень тяжело. Такое ощущение, будто все забывают Роуз. Раньше нас спрашивали, как мы поживаем, вспоминали ее. А сейчас все считают, что мы должны оставить все это в прошлом. И идти дальше. Но они не понимают. Мы не можем оставить все это, и мы не хотим забывать ее. В деревне поселились новые люди, которые никогда не знали ее, – она для них ничего не значит. Ну, наверное, и не должна. Но для нас-то она значила все.
– Вот поэтому мы решили приехать и повидаться с тобой. – Дилис вытерла покрасневшие глаза. – Потому что ты единственный, кроме нас, кто так сильно любил Роуз. Ты единственный, кто понимает, потому что тоже скучаешь по ней. Я понимаю, с этим ничего нельзя поделать, но кажется, что она постепенно исчезает, растворяется, ее образ становится все более блеклым. И все остальные продолжают жить, как будто она и не существовала.
Джек сбежал из кухни и поднялся наверх. Уже половина девятого, и он никак не может вспомнить, на который час договорились они с Тилли – на восемь или девять. Это так на него подействовала скорбь Брина и Дилис Саймондс. Более того, эта скорбь оказалась заразительной. Сейчас его пронизывает стыд и чувство вины.
Убедившись, что дверь спальни закрыта плотно, Джек достал мобильный телефон. Разве у него есть выбор?
Что происходит? Джек сказал, что будет здесь в восемь. До настоящего момента у Тилли не было ни малейшего сомнения в том, что он приедет, сейчас же ею владела страшная тревога. Время уже перевалило за восемь, а она не могла остановиться и все ходила взад-вперед по кухне. Надо же, разоделась, а ехать некуда. Как будто ей снова шестнадцать и до нее дошло, что мальчик, который уже давно ей нравился и который обещал встретить ее на автобусной остановке, обманул ее ожидания.
Неверие все сильнее смешивалось с горем по мере того, как стрелки часов медленно и неотвратимо подбирались к половине девятого. Тилли то и дело проверяла, работает ли телефон. В тридцать одну минуту девятого она стала возлагать надежды на автомобильную аварию. Не серьезную, но достаточно непростую, чтобы Джек оказался заблокирован в машине и не мог дотянуться до мобильника. Как только спасатели освободят его, он тут же позвонит. Исцарапанный, в синяках, но целый и невредимый, он станет извиняться, а она скажет ему, чтобы он не валял дурака, и главное – что он жив, а он все равно будет просить прощения, и врачи «Скорой» будут требовать, чтобы он немедленно убрал телефон, так как им нужно обследовать его, и она услышит, как Джек говорит им: «Есть только один человек, чье обследование будет мне приятно, и этот человек на другом конце провода».
Дзиииииинь. Телефон, лежавший на журнальном столике, наконец-то ожил и вернул Тилли в реальность. Она схватила его, как регбист – мяч. Конечно, он позвонил, естественно, у него есть веские причины, вероятно, он хочет предупредить, что уже едет и будет здесь через две минуты…
– Алло?
– Привет, это я. Слушай, извини, но я не смогу приехать за тобой. Кое-что случилось.
Голос был Джека, но звучал он не так, как у Джека. Он был встревоженным, сдержанным, совсем не таким, как всегда.
– Ты в порядке? – У Тилли взмокли ладони. – Ты заболел? – Тут она услышала, как где-то позади Джека открылась дверь и женский голос сконфуженно произнес: «Ой… извини…»
– Нет. Я в порядке. Гм, я не могу говорить сейчас. Извини, что так получилось. Позвоню завтра. Пока.
– Подожди… – Но было поздно, в телефоне воцарилась тишина. Тилли уставилась на него, пытаясь представить, что могло заставить Джека так поступить.
Только…
Только она знает ответ, не так ли? Нечто связанное с другой женщиной. Или с женщинами. Надо смотреть правде в глаза: женщины – это средоточие жизни Джека Лукаса. Он окружил себя ими, развлекается с ними и разбивает им сердца.
И она была близка – очень близка – к тому, чтобы с головой нырнуть в это безумие. Готова была поддаться ему, присоединиться ко всем этим несчастным, превратить себя в полную и окончательную дуру. Джек запрограммирован на то, чтобы причинять боль женщинам, которые появляются в его жизни. Он делает это на подсознательном уровне. Пока она фантазировала, что на этот раз все будет по-другому, он, образно говоря, ставил галочку против ее имени в своем списке.
Ведь все дело в том, что он не заинтересован ни в какой форме нормальных, осмысленных отношений. Роуз была его большой любовью, и он ее потерял. С тех пор он выработал иммунитет и не допустит, чтобы это повторилось. Лучше прятаться за чужие спины. Что вполне справедливо и даже разумно. В теории. Если только ты не принадлежишь к числу доверчивых жертв.
Коей она почти стала.
О Господи, а так хотелось, чтобы это произошло! Как же больно. Как же горько.
Тилли закрыла глаза. Если ей сейчас так горько, значит, она действительно была на волосок от гибели.
