Текст книги "Поджигатель"

Автор книги: Джейн Кейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– А вы не помните, как звали ее бойфренда?

– Как-то на «г». Гордон? Гай? Нет, не так. Гэ-гэ-гэ… – Она пощелкала пальцами. – Гил! Фамилию, к сожалению, не помню, но, возможно, она у меня где-то записана. Не знаю, почему они разошлись. Она говорила, что он как с цепи сорвался.

– Что это значит?

Джесс пожала плечиком.

– Подробностей она не рассказывала. Но советовала мне быть осторожней с мужчинами и не доверять им. Она была очень расстроена и, наверное, поэтому больше никого к себе не подпускала. Мне кажется, именно после разрыва с Гилом у нее начались проблемы.

Я вспомнила заносчивого красавчика Гила. Меня он обаять не сумел, однако подобные типы пользуются бешеным успехом у женщин. Вздохнув, я перевернула страницу в своем блокноте.

– Вы знаете, с кем встречалась Ребекка после того, как рассталась с Гилом? И кому она отказала?

– Попытаюсь вспомнить, – пробормотала девушка. – Я не вела строгий учет событий ее личной жизни. Записывала только то, что касалось работы. – Джесс похлопала по яркому блокноту, скрепленному спиралью, который лежал на столе. К обложке была пристегнута глянцевая ручка. – Но я не стираю свои имейлы, они хранятся в архиве нашей электронной почты. Там множество сообщений от Ребекки и даже… – она слегка смутилась, – несколько сообщений от ее мужчин. Ребекка пересылала мне те из них, что казались ей смешными. Например, если какой-нибудь парень особенно жалобно умолял ее о свидании или сердился из-за того, что она ему отказала. Я могу распечатать вам все, что найду.

Я улыбнулась.

– Мне повезло, что вы такая организованная.

– Этому я тоже научилась у Ребекки. Нельзя полагаться на память. Проходит время, и нужные сведения напрочь вылетают из головы. Поэтому надо всегда все записывать и сохранять записи. Тогда в любой момент можно посмотреть, когда и что ты делал. Это облегчает жизнь, говорит Ребекка… – спохватившись, Джесс закрыла рот рукой и поправилась: – Говорила Ребекка. Она всегда носила с собой дневник и все туда записывала. Раньше я подшучивала над ней: ну кто в наше время ходит с бумажным дневником? Но она говорила, что это лучше всяких там айфонов, где можно случайно стереть всю информацию, нажав не на ту кнопку, или заблокировать память, пролив коктейль. А ручка и бумага не подведут. «Всегда носи их с собой и записывай: была там-то, делала то-то», – советовала Ребекка. И знаете, она была права. Теперь я следую ее примеру.

Я покусывала кончик своей авторучки, пытаясь вспомнить, видела ли я дневник в квартире Ребекки.

– Так вы говорите, дневник всегда был при ней?

– Всегда. Она называла его своим вторым мозгом. Из магазина «Смитсон», в кожаной обложке, такой ярко-розовый, как дневник куклы Барби.

Вряд ли я могла его не заметить… Куда же он делся? Я черкнула в своем блокноте вопросительный знак, а когда подняла голову, глаза Джесс опять налились слезами.

– Простите, но этот разговор… я так живо ее вспомнила… Даже не верится, что больше никогда не увижу Ребекку.

Я опять принялась утешать девушку, украдкой поглядывая на часы.

– А вы не могли бы прямо сейчас распечатать мне сообщения, о которых мы говорили? – наконец спросила я, прочистив горло. – Я подожду.

– Конечно. Еще у меня есть голосовые сообщения с автоответчика, записанные после ее увольнения. Мистер Вентнор просил меня их сохранить, чтобы мы не потеряли ни одного ее клиента. Знаете, люди до сих пор звонят и спрашивают Ребекку. Если хотите, я спишу контактные данные абонентов.

– Это было бы замечательно.

Она встала и, шмыгая носом, пошла к двери, но на пороге задержалась.

– Только, пожалуйста, не подумайте о Ребекке плохо после того, что я вам рассказала. Она была удивительным человеком… и не заслужила такой ужасной смерти.

– Поэтому я и ищу ее убийцу, – мягко заметила я. – Люди, погибшие в результате насилия, кем бы они ни были и что бы ни делали при жизни, не заслуживают такой участи.

– Никогда?

Я покачала головой.

– Ладно, ждите, вернусь через пять минут. – Она исчезла, потом просунула голову в дверь. – Нет, через десять. У Ребекки было полно парней.

Выйдя из офиса «Вентнор – Чейз», я с наслаждением вдохнула морозный, пахнущий бензином воздух. Пусть и зловонная, но свобода! Я больше не могла сидеть в пустой приемной, где телевизор, висящий над столом администратора и настроенный на канал «Скай-ньюс», каждые пятнадцать минут извещал меня о том, что в поисках серийного убийцы, орудующего в Лондоне, нет никаких подвижек. Ожидая, когда вернется Джесс, я успела устать от безупречного офисного интерьера. Спокойный бежевый ковролин и коричневые стулья действовали мне на нервы. Все здесь было слишком идеальным, слишком приглаженным. Чересчур хорошее не внушает доверия. Ребекка тоже была чересчур хороша, и чем больше я о ней узнавала – о ее тайнах, о жизни, которую она собственными руками пустила под откос, – тем больше убеждалась, что эту девушку неминуемо ждала катастрофа.

Прислонившись к уличной ограде, я нашла у себя в блокноте визитку Луизы Норт и набрала ее рабочий телефон, но услышала автоответчик. Тогда я позвонила на сотовый (номер был аккуратно записан черными чернилами на обратной стороне карточки – почерк резкий и четкий, как и его обладательница). Она ответила со второго гудка и, судя по голосу, совсем не удивилась, как будто ждала моего звонка.

– Что вы узнали?

Меня невольно разозлил вопрос. Я позвонила не для того, чтобы дать отчет о своих успехах (вернее, неуспехах). Кто такая Луиза Норт, чтобы я перед ней отчитывалась? Однако, к собственной досаде, я почему-то заговорила извиняющимся тоном:

– Мы по-прежнему прорабатываем версии, Луиза. Какие-то результаты уже есть. Но пока ничего существенного.

– Очень жаль! Чем я могу помочь?

– Вы знали, что ваша подруга употребляла наркотики?

В трубке повисло молчание. Я ждала, мысленно считая секунды. Три… четыре… пять… Не многие способны, разговаривая по телефону, держать паузу больше двух секунд, однако прошло целых семь секунд, прежде чем я опять услышала Луизу:

– Да, я догадывалась. Это имеет отношение к ее смерти?

– Пока неизвестно, – честно призналась я. – А… можно узнать, каким образом вы об этом догадались?

– Ну, было кое-что…

Опять молчание. Я поморщилась. Зря ей позвонила! Надо было подъехать и побеседовать лично. Сидя передо мной, она не смогла бы так ловко увиливать от ответов.

– Пожалуйста, расскажите, что вы заметили.

– Ребекка сделалась очень рассеянной. Она всегда была ненадежной, а в последнее время стала просто невыносима. Мы договаривались о встречах, а она не приходила. До нее было трудно дозвониться. Вот почему в пятницу я приехала к ней домой. Хотела ее увидеть и решила, что так будет легче всего.

– Когда убирались, – начала я, заранее зная ответ, – вы не нашли никаких доказательств ее пагубного пристрастия? Я имею в виду наркотики или приспособления к ним.

– Нашла.

– Что именно?

– И то и другое, – скупо сказала Луиза. – В ванной, рядом с раковиной. Белый порошок. Я подумала, что это кокаин, и спустила его в унитаз. Там еще было зеркало, а на нем – бритвенное лезвие. От них я тоже избавилась. Вынесла в своей сумочке, когда уходила из квартиры Ребекки.

– Почему вы сразу мне об этом не сказали?

– Потому что это не относится к делу.

– Относится к делу или нет, решаю я. – У меня вдруг заболела голова, и я прижала ладонь к пульсирующему виску.

– Наверное, вы правы… – Очередная пауза. – Простите, я совершила ошибку. Я просто хотела защитить Ребекку и ее родителей. Я собиралась поговорить с ней насчет наркотиков, убедить обратиться за помощью… но не успела.

– Но, даже узнав о ее смерти, вы продолжали скрывать эти факты. Пока мы осматривали квартиру, вы могли десять раз рассказать мне о своих находках.

– Я была в шоке.

– Понятно. Интересно, что еще вы нашли и не посчитали нужным показать полиции?

– Там больше ничего не было.

– Хотелось бы верить, – сердито буркнула я. – Но я уже не могу принимать ваши слова за правду.

– Я извинилась, констебль Керриган. Чего еще вы от меня хотите?

– Я хочу знать, куда подевался дневник Ребекки. Вы решили прихватить и его?

– Какой дневник? – насторожилась Луиза.

– Тот, который она всегда носила с собой, по словам ее ассистентки. В розовой обложке. Мы не нашли его в квартире.

– Я тоже его не видела.

– Точно?

– Совершено точно.

– Из ее дневника мы могли бы узнать, что она делала перед смертью, не так ли? Насколько я поняла, она записывала туда все подряд. Возможно, там были вещи, которые вы решили от нас утаить.

– Я не видела никакого дневника, – повторила Луиза Норт спокойно, но с явным напряжением в голосе.

Интересно, она не скрипит зубами во сне? Нельзя же все время сдерживать эмоции, у них должен быть какой-то выход!

– Хорошо. Буду вам очень признательна, если впредь вы будете сообщать мне всю известную вам информацию, не пытаясь из ложно понятой дружеской верности утаивать секреты Ребекки.

– Я все поняла, – огрызнулась Луиза.

Я сдержала довольную усмешку: мне все-таки удалось пробить этот панцирь холодной невозмутимости! Через секунду она продолжила уже более размеренным тоном:

– Если мне в голову придет какая-нибудь идея, вы узнаете о ней первой.

Вежливо поблагодарив девушку, я нажала отбой… и тихо выругалась. Как же я забыла? Ведь я хотела спросить Луизу, не она ли помогала Ребекке забирать вещи из ее рабочего кабинета. Вопрос не такой уж важный, и я решила не перезванивать. Спрошу в следующий раз: я сделала пометку в блокноте.

Рядом со мной остановился серебристый «форд-фокус», раздражающе громко урча мотором. Я нагнулась и заглянула в открытое стекло со стороны пассажира.

– Хочешь заработать, крошка? – игриво поинтересовался сидящий за рулем Роб.

– Простите, уроженцев Манчестера не обслуживаю.

Роб фыркнул.

– А всех остальных – за милую душу, если верить сплетням про тебя.

– Верить можно только половине, а то и четверти, – сухо отрезала я, садясь в машину. – Болтуны принимают желаемое за действительное.

– Помечтать тоже приятно.

– Если честно, гораздо приятней делать, но тебе, дружок, придется довольствоваться одними мечтами.

За пять лет работы у меня набралось столько материала о сексуальных домогательствах коллег, что его хватило бы на двадцать судебных дел. Но я не хотела никого преследовать: постоянные намеки меня нисколько не возмущали. Во-первых, я ни разу не спала ни с одним офицером столичной полиции, и все байки на этот счет были всего лишь досужим вымыслом. А во-вторых, меня веселили подобные разговоры. Почему бы лишний раз не посмеяться, тем более что поводов для смеха, как правило, маловато?

Но кое-что не казалось мне смешным. Я сердито взглянула на Роба.

– Значит, «козлина»? Ничего умнее придумать не мог?

– Ты о чем? – спросил он, явно задетый.

– О кружках, Роб. Только не надо делать невинные глазки! Ты выложил кружками на моей кухне слово «козлина».

– Ну, вообще-то это кухня Яна. Надеюсь, он не подумал, что я его обозвал козлиной?

– А что еще он должен был подумать?

Роб пожал плечами.

– Ну может, я просто хотел написать самое длинное из известных мне бранных слов, в котором не повторяется ни одна буква. Кстати, у меня есть еще один вариант – «ублюдок».

– Идиот!

– Всего пять букв, из них два «и». Не годится, думай дальше!

– Прекрати! – Я закусила губу, тщетно пытаясь сохранить серьезное лицо. – О Господи, Роб, как ты мог это сделать? Ян и так уже был в ярости.

– Уверен, тебе удалось его успокоить. – Он резко сменил тему. – Как ты сходила в офис Ребекки?

Я рассказала все, что узнала в компании «Вентнор – Чейз». Роб задумался.

– Да уж, ее трудно назвать стабильной личностью. Наркотики, расстройство питания, безработная на момент смерти… Проблемная была девушка!

– Не то слово! Идеальная снаружи, гнилая внутри.

– Ну что, констебль Светлая Голова, хотите услышать результаты опроса жителей соседнего дома?

– Еще бы! – От волнения у меня засосало под ложечкой.

– Никто ничего не видел.

– Ты серьезно?

– Вполне. Многие узнали Ребекку, сообщили, что время от времени видели ее с разными мужчинами, но никто не вспомнил, что произошло в четверг вечером… Если вообще там что-то произошло. Знаешь, что беспокоит меня больше всего?

– Нет, не знаю, – терпеливо ответила я. – Но надеюсь, ты мне сейчас расскажешь.

– Их полное безразличие. Никто даже бровью не повел, когда мы сказали, что она умерла. А один придурок поинтересовался, какова площадь ее квартиры. Бездушные скоты! Ненавижу Лондон!

– Почему же тогда здесь живешь?

Роб пожал плечами.

– Если хочешь расследовать интересные преступления, поезжай туда, где действуют интересные преступники, то есть в Лондон. Но жить в этом городе не слишком приятно.

– Умирать тоже, – грустно добавила я.

– Ты уже выяснила, кто убил Ребекку, если не Поджигатель?

– У меня есть одна идея.

Роб уставился на меня.

– Неужели ее бойфренд?

Я разочарованно вздохнула.

– Как ты догадался?

– Бойфренд-убийца – самая очевидная и банальная версия.

– Убийцы всегда банальны, – не сдавалась я. – Лучший способ избавиться от человека – инсценировать нападение серийного убийцы. Полиция возьмет ложный след, а тебе останется сидеть тихо и делать вид, будто скорбишь по покойнику. Потом шум уляжется, и можно спокойно жить дальше. Идеальное преступление. Ассистентка Ребекки сказала, что Гил был ее единственной любовью. А когда они расстались, у Ребекки начались проблемы. Думаю, она была без ума от Гила и ради него могла пойти на все – даже приехать среди ночи в глухой уголок Кеннингтона, чтобы там с ним встретиться. Мне кажется, она ему доверяла… и, наверное, зря.

Роб смотрел на меня с откровенным сомнением.

– Ты с ним уже разговаривала? Интересно, что он такого сказал? Чем вызвал подозрения?

– Если честно, сама не знаю. – Я вспомнила Гила, и по телу побежали мурашки. – Но он меня пугает.

– Вот как? Что ж, этого достаточно для возбуждения уголовного дела.

– Конечно же, нет! – разозлилась я. – Я собираю доказательства.

– Понятно. Тогда поедем побеседуем с ее подругой. Как ее зовут?

– Тилли Шоу. Видимо, «Тилли» – это уменьшительное от «Матильда».

Роб на скорости въехал в поток машин. Он всегда водит так, будто участвует в последнем круге авторалли и мчится к финишу, догоняя лидера. Чтобы не слететь с сиденья, я уперлась рукой в приборную доску. Раздался резкий гудок. Вздрогнув, я оглянулась через плечо и увидела в заднем стекле черное такси – пугающе близко к нашему бамперу.

– О Боже! Я бы хотела добраться до места живой, если ты, конечно, не возражаешь.

– Конечно, нет, милая. – Он дал по газам, пытаясь проскочить перекресток, пока на светофоре горит зеленый, но не успел и проехал на красный. – Успокойся, откинься на спинку кресла и получай удовольствие от поездки.

– Когда ты за рулем, о спокойствии и удовольствии можно только мечтать, – проворчала я, – а на спинку кресла я уже откинулась по полной.

– Такому горе-водителю, как ты, вообще грех жаловаться!

– Я отлично вожу машину, – с достоинством заявила я, – только не умею парковаться.

– Ну, это сущие пустяки!

– Никто еще не умер оттого, что неровно поставил машину на стоянке.

– Мы с тобой тоже пока живы.

– Вот именно – пока. Ладно, давай помолчим, а? Лучше следи за дорогой.

– Я могу вести машину и говорить, это мне нисколько не мешает.

Я покачала головой, плотно сжала губы и больше не проронила ни слова до тех пор, пока мы не приехали по адресу.

Тилли Шоу жила в Белсайз-парк в тесной квартирке с одной спальней, расположенной в большом викторианском доме. Стоя в общем коридоре и чувствуя, как по ногам гуляет сквозняк, я опасалась самого худшего, но дверь отворилась и нас обдало волной жаркого воздуха. Тилли оказалась маленькой, очень симпатичной девушкой с крашеными рыжими волосами и густой челкой. Она была укутана в какие-то кофты, свитера и шали – я не смогла сразу разобрать, что именно на ней надето.

– Я включила все батареи, потому что в этом доме всегда жутко холодно, особенно в такую погоду. Бог мой, я уже позабыла, что такое тепло! Но если вам слишком жарко, скажите. А может, хотите выпить чего-нибудь горячего? Могу приготовить чай. Я и сама с удовольствием попила бы чаю, так что мне не трудно, заварю и для вас…

Мы шли за девушкой и слушали ее безостановочную трескотню. Я обернулась к Робу и недоуменно пожала плечами.

Квартира напоминала настоящие тропики. Роб тут же скинул пальто, пиджак и уже схватился за узел галстука, но наткнулся на мой осуждающий взгляд.

– Спасибо. Мне, если можно, стакан воды, – попросил он Тилли, и она со всех ног бросилась в кухню.

Воспользовавшись моментом, я оглядела комнату, до отказа забитую старой темной мебелью, слишком громоздкой для такого тесного помещения. В углу высился треугольный буфет. Квадратная оттоманка, накрытая гобеленовым покрывалом, служила почти непреодолимой преградой. Обстановку дополняли древняя софа и два широченных продавленных кресла. Остальное пространство украшала коллекция разномастных предметов. Этот стиль мне знаком: некоторые мои подруги много путешествовали, а потом привозили домой в качестве сувениров всякую ерунду: ткани-батик, вышитые панно, расписные горшочки и вазочки.

– Почти все это барахло мне отдали родители, когда я переезжала в Лондон, – сказала Тилли. Обернувшись, я увидела, что она стоит с водой для Роба и внимательно смотрит на меня. – Оно им было не нужно. Наверное, думали, что у меня будет квартира побольше.

– Уютно.

– Вовсе нет, – возразила девушка. – Но по крайней мере мне не пришлось тратиться на мебель.

– Да, это большой плюс, – усмехнулся Роб.

Тилли обаятельно улыбнулась в ответ, но тут же стала серьезной.

– Вы хотели поговорить о Ребекке. Чем я могу вам помочь?

Я быстро повторила заученную речь: мол, я должна составить представление о личности Ребекки, чтобы лучше ее понять. Тилли кивнула.

– Это как на сцене: чтобы верно сыграть героя, надо сначала осмыслить его характер.

– Вы актриса? – поинтересовался Роб, не обращая внимания на мой сердитый взгляд: мне не нравилось, что он уводит разговор в сторону.

– Бывшая. А еще официантка, администратор, временный секретарь. Я выгуливала собак, работала поваром-кондитером, продавцом… – Глаза девушки весело блеснули. – Вы представить не можете, сколько я поменяла профессий… но до сих пор не нашла своего места в жизни. – Улыбка опять погасла, уступив место печальной задумчивости. – Думала, у меня еще много времени, но после того, что случилось с Ребеккой… Какая нелепая смерть! И какая несправедливая! Хотя чему я удивляюсь? Она всегда говорила, что это должно случиться.

Я подскочила в кресле как ужаленная. Роб подался вперед.

– Что вы сказали?

– Она всегда говорила, что умрет молодой, – спокойно ответила Тилли. – В ее жизни была какая-то трагедия, и она чувствовала себя виноватой. Не знаю, что случилось, она не рассказывала. По-моему, это произошло, когда она училась в университете. В то время мы с ней еще не были знакомы. Я жила в Праге… училась на скульптора, – пояснила она, заметив недоумение на лице Роба, – но так им и не стала.

Я попыталась вернуть девушку к интересующей меня теме:

– Итак, у нее что-то случилось. Но почему она решила, что умрет молодой?

– Мы говорили об этом всего один раз. Ребекка тогда сказала… – Тилли наморщила лоб, вспоминая. – Она сказала, что должна отдать свою жизнь за жизнь другого человека, и что час расплаты когда-нибудь настанет.

– И вам не показалось это странным? – удивилась я.

– Нет. Возможно, Ребекка была слишком впечатлительной, но она в это верила. Теперь-то я понимаю, у нее было предчувствие.

– Вы верите в подобные вещи? – Я смутно догадывалась, что интерес Роба к Тилли начинает слабеть.

– Конечно. Почему бы и нет? Прошлые жизни, ясновидение, судьба, рок… – Видимо, она заметила наше сомнение. – Но Ребекка же действительно умерла. Предчувствие ее не обмануло! Такова была ее судьба, а от судьбы не уйдешь.

– И когда она сказала вам про свою… э… судьбу? – Я боялась смотреть на Роба.

– Года два назад, на новогоднем вечере. Мы гуляли у одной моей знакомой, напились коктейлей с джином и в конце концов оказались в ванной – сидели рядом и безутешно рыдали из-за ерунды, а в это время какой-то парень блевал в раковину. Я бы и не вспомнила ее слова, но она повторила их утром, когда мы пытались справиться с похмельем, завтракая в грязной придорожной забегаловке. О Боже, это была ошибка! Потом весь день пошел насмарку… – Девушка передернулась.

– Кстати, об ошибках. Что вы можете сказать про Гила Маддика?

– Великолепный Гил? Что именно вас интересует?

– Что произошло между ним и Ребеккой?

– Обычная история. Они были замечательной счастливой парой, а потом вдруг счастье кончилось. Он решил от нее уйти, и она его отпустила.

– Я слышала, он проявил себя как собственник, не разрешал Ребекке больше ни с кем общаться.

– Кто вам сказал?

Я промолчала, ожидая ответа на вопрос. Тилли вздохнула.

– Нет, он не был собственником. Просто когда они встречались, то не замечали никого вокруг. Рядом с ним она забывала обо всем. Любой, кто оказывался поблизости от них, чувствовал себя третьим лишним. Нет, они ничего такого не говорили, но так друг на друга смотрели! Мне казалось, это и есть настоящая любовь. Конечно же, я не ожидала, что их отношения так быстро закончатся.

– У вас никогда не возникало впечатления, что Гил жестоко обращается с Ребеккой? – спросила я напрямик.

– Нет-нет, что вы, этого не было! – вскинулась Тилли.

– Вы уверены?

– Вполне. Она бы мне сказала.

Роб поерзал в кресле, что, видимо, означало «продолжай!».

– Вы знали, что Ребекка ушла из «Вентнор – Чейз»?

В глазах девушки мелькнула тревога.

– Да. Хотя она ничего мне об этом не говорила. Я узнала случайно. Два месяца назад я ходила на собеседование по поводу работы в контору недалеко от офиса Ребекки. Когда освободилась, как раз начинался обеденный перерыв, и я решила к ней забежать, пригласить в кафе. Думала, встретимся, поболтаем… Но администраторша сказала, что Ребекка уволилась. Я не поверила своим ушам.

– Вы разговаривали об этом с Ребеккой?

Тилли кивнула:

– Пыталась. Позвонила ей сразу, как только вышла из офиса. Но она так и не объяснила, что случилось. Все повторяла, что это не важно, у нее все в полном порядке. – Девушка серьезно взглянула на меня. – Это меня насторожило. Знаете, я сама вечно сижу без работы. Никак не могу найти дело, которым бы мне хотелось заниматься больше одного-двух месяцев, даже если поначалу оно кажется интересным. А вот Ребекка нашла свою нишу и очень любила эту работу. Не думаю, что у нее действительно все было в порядке, иначе она не стала бы скрывать от меня, что уволилась.

– Одна ее подруга помогла ей забрать вещи из рабочего кабинета. Вы не знаете кто?

Тилли поджала губы.

– Догадываюсь. Рабыня Ребекки.

– Вы имеете в виду… – Я уже знала, чье имя услышу.

– Луиза Норт. Ревнивая, почти одержимая особа.

– Вот как? – Мне стало любопытно, что думает Тилли о Луизе.

– Терпеть ее не могу! Ребекка была к ней слишком снисходительна, и я даже не пыталась говорить про Луизу ничего плохого – она все равно не стала бы меня слушать. Но мы с Луизой не ладили.

– Почему? – заинтересовалась я.

– Знаете, иногда в большой компании возникает сразу несколько разговоров одновременно. Так вот, Луиза всегда слушала Ребекку. Даже если в эту минуту вы ей что-то говорили, она не обращала на вас никакого внимания и смотрела в рот Ребекке. Это было невежливо. – Тилли покраснела. – Скажете, глупо? Но это всего лишь пример. Луиза не нравилась мне в основном потому, что откровенно пыталась от меня отделаться. Ей хотелось, чтобы Ребекка дружила только с ней. Она ей проходу не давала! Я бы на месте Ребекки взбесилась, но ее устраивали такие отношения. Она говорила, что у нее с Луизой больше общего, чем кажется, а потом меняла тему.

«Бедная Ребекка», – подумала я.

Наверное, нелегко было все время улаживать конфликты между двумя своими подругами-соперницами. Я не представляла себе людей более разных, чем Тилли и Луиза, и не хотела бы ссориться ни с одной из них, как не хотела бы присутствовать при их ссоре.

Тилли больше не сказала ничего важного, и я горько вздохнула, садясь в машину.

– Что, надеялась узнать больше? – спросил Роб.

– Вообще-то информации даже слишком много. Ну почему Тилли не сказала, что Гил Маддик – жестокий головорез, который грозился убить Ребекку, когда они расставались? Это сильно облегчило бы мне жизнь. И все равно Маддик мне не нравится! По-моему, он властный и эгоистичный.

– А что ты скажешь о предчувствии Ребекки?

– Скажу, что она не попалась бы в лапы убийце, если бы действительно могла угадывать будущее.

– Но это была ее судьба, а от судьбы не уйдешь, – процитировал Роб.

– Ну да, разумеется. А какая судьба ждет тебя?

– Бутылка пива, мясной пирог и сладкий сон с девяти вечера. – Он пожал плечами. – Надо стремиться к высоким целям, не так ли?

– Помечтай, Роб, помечтай!

ЛУИЗА

Я забронировала номер в гостинице Солсбери и приехала туда вечером накануне панихиды, чтобы заранее навестить Хауортов и пообщаться с ними без посторонних. Меня пугала мысль о предстоящей встрече: даже телефонный разговор с ними дался мне нелегко. В поезде я все время смотрела в окно – от волнения не могла ни читать, ни работать. Я взяла двухдневный отпуск по семейным обстоятельствам и радовалась возможности немного отдохнуть – все равно на работе от меня никакого толку. Сойдя с поезда, я тут же отправилась к Хауортам, потому что боялась передумать.

Джеральд увидел такси на подъездной аллее и вышел из дома с бумажником в руке раньше, чем я выбралась из машины.

– Я могу сама заплатить за такси, – сказала я, роясь в сумочке в поисках наличных денег, но он уже расплатился с шофером и отмахнулся от моей благодарности.

– Не волнуйся, все в порядке. Я бы подвез тебя сам, но ты не сказала, что приедешь поездом. Что с твоей машиной?

– Сломалась. Я отправила ее в утиль. Собираюсь купить новую.

– Давно пора. Твой «пежо» еле ползал. – Он сжал меня в объятиях. – Спасибо, что приехала к нам, Луиза. Мы с Аврил тебе очень признательны.

– Как вы? – Я внимательно вгляделась в его лицо. – Вид усталый.

– Я только что хотел сказать тебе то же самое.

Не снимая с моих плеч тяжелую руку, он развернулся и повел меня в дом. Мы вошли в большую теплую кухню. Аврил сидела в плетеном кресле рядом с плитой, сложив руки на коленях и уставившись в пространство. Когда я позвала ее, она подняла голову и просияла улыбкой.

– Луиза, ты уже здесь? Как дела?

– Хорошо, – машинально ответила я, хотя на самом деле мне было очень плохо, и она это видела.

В этой до боли знакомой обстановке я особенно остро ощущала отсутствие Ребекки. Неужели она больше никогда сюда не войдет, не сядет за стол? Сколько раз за многие годы мы с ней вместе обедали, болтали, смеялись, пили чай и пекли пироги? Ее тень витала повсюду. Я не могла поверить, что уже никогда ее здесь не увижу. Как ужасно для меня и как, наверное, невыносимо для ее родителей! В этом доме Ребекка выросла, сделала первые шаги, произнесла первые слова, начала познавать окружающий мир. Здесь она стала той девочкой-подростком, с которой я когда-то познакомилась. Эти люди любили ее, поощряли каждый шажок. Она росла в окружении любви, но эта любовь не смогла уберечь ее от смерти… Я представила, какое горе свалилось на Хауортов, и к глазам подступили слезы.

– Не надо плакать! – Аврил встала с кресла, подошла и обняла меня. – Иначе я тоже заплачу и уже не смогу остановиться.

Судорожно сглотнув, я молча кивнула и попыталась улыбнуться, потом вдруг выпалила:

– Хочу, чтобы вы знали: я всегда мечтала, чтобы вы были моими родителями. Конечно, никто и никогда не заменит вам Ребекку, но если вы примете меня как вторую дочь, я буду счастлива…

Я осеклась, увидев потрясенное лицо Аврил. Спустя мгновение женщина вежливо улыбнулась, но я уже поняла, что совершила глупость: выбрала не тот момент и не те слова. Аврил слишком добра, она ни за что не откажет мне прямо, однако я прочла в ее глазах молчаливое неприятие.

– Да, пока не забыли, – подал голос Джеральд. Он стоял у меня за спиной и сыпал в чайник заварку. – Пожалуйста, выбери себе что-нибудь из вещей Ребекки. Вряд ли она оставила завещание, но ей наверняка было бы приятно, если бы ты взяла себе на память что-то особенное. Раз уж ты приехала раньше остальных, тебе первой и выбирать.

– Мне ничего не надо… – начала я.

Джеральд вскинул руку вверх, заставив меня замолчать.

– Поднимись в ее комнату и посмотри. Мы все выложили на ее кровати. Нам без разницы, что ты возьмешь. Бери что понравится.

– В самом деле, Луиза. – Аврил вновь улыбнулась, но на этот раз искренне. – Мы не хотим выбрасывать эти вещи, а нам самим они не нужны. К тому же вокруг полно предметов, которые напоминают о Ребекке.

Я не хотела спорить, поэтому кивнула, хоть и боялась заглядывать в комнату подруги. Выйдя из кухни, я начала медленно подниматься по лестнице – ноги отяжелели, будто я брела по колено в воде. На верхней площадке я на секунду зажмурилась, потом толкнула знакомую дверь, которую неумело расписала розовыми розами четырнадцатилетняя Тилли, и остановилась на пороге. Кто-то (наверное, Аврил) застелил кровать льняной простыней и выложил на ней маленькими кучками одежду, ювелирные украшения и разные безделушки.

В остальном комната не изменилась: те же бледно-голубые занавески на высоких окнах, те же обои с приятным цветочным рисунком, тот же толстый серый ковер на полу с давнишним пятном возле туалетного столика, следом от пролитого лака для ногтей. У стены по-прежнему высился георгианский комод, заставленный хрустальными флаконами духов с серебряными крышечками, которые собирала Ребекка. В углу, в мягком кресле, сидел плюшевый кролик, любимая игрушка моей подруги. Как-то Ребекка объяснила мне, что он ей слишком дорог и она боится брать его с собой в университет или в Лондон. Кролик жил в ее комнате, потому что здесь было надежнее.

Я заставила себя подойти к кровати, не глядя миновав стену с фотографиями в кремовых рамках. Там была я, среди прочих, и Ребекка, Ребекка, Ребекка… Я осмотрела разложенные на простыне вещи, осторожно поворошила пальцем клубок из колье и браслетов, покрутила в руках небольшую китайскую вазочку, стоящую на туалетном столике. Ребекка ставила в нее цветы, которые срезала в саду. Состав букета зависел от сезона. На Рождество это был остролист за неимением ничего другого, и его густой хвойный аромат наполнял всю комнату.

Я взяла университетскую футболку Ребекки. Вряд ли кто-то еще захочет ее забрать. Только я помню, как подруга лежала на полу в этой футболке, надетой поверх пижамы, ела кукурузные хлопья из коробки и зубрила имена религиозных мучеников эпохи Тюдоров, готовясь к экзаменам. От многочисленных стирок футболка обтрепалась на манжетах, стала мягкой и чуть-чуть растянулась. Я на секунду прижала ее к груди, потом оглядела то, что осталось на кровати. Хауорты сказали, чтобы я выбрала что-нибудь особенное. Среди украшений были серьги, которые мне всегда нравились, – квадратные лимонно-зеленые оливины на тонких золотых петельках. Я выпутала их из кучи и сунула в карман джинсов. Сзади раздались шаги.