Текст книги "Поджигатель"
Автор книги: Джейн Кейси
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Глава 9
МЭЙВ
Через лицензионное агентство я узнала, что Каспиан Фаради водит черный «астон-мартин» 1971 года выпуска – мечту любого автоколлекционера по шестизначной цене. Признаться, это меня не удивило. Как и то, что он живет в доме с двумя входами и шестью спальнями в тихом и зеленом элитном Хайгейт-Вилледж. Историк заработал кучу денег на трех популярных исторических романах, не говоря уже о телесериале, который вышел на экраны одновременно с его новой книгой, которая сейчас, перед Рождеством, красовалась в твердом переплете в витринах всех книжных магазинов. А «Гугл» в очаровательных подробностях информировал меня о том, что Фаради удачно женат на дочери магната пищевых полуфабрикатов.
Холодным ясным днем я приехала в Хайгейт для разговора с Каспианом. Ожидая увидеть заносчивого, даже кичливого богача, я и подумать не могла, что он пригласит на нашу встречу своего адвоката. Такое начало не предвещало ничего хорошего, и мои опасения подтвердились.
Разговаривая со мной по телефону, историк нервничал и ершился. Мне как детективу обычно нравились подобные собеседники: если человек волнуется и запирается, значит, ему есть что скрывать, ну а я догадываюсь о его тайнах и потому нахожусь в выигрышном положении. Лучше всего задавать вопросы, заранее зная ответы, ибо ложь зачастую бывает гораздо откровеннее правды.
Войдя в уютную, элегантно обставленную гостиную Каспиана Фаради и увидев в кресле тучного мужчину средних лет с двойным подбородком и хмурым бульдожьим взглядом, я поняла, что не услышу обстоятельного рассказа – ни лживого, ни правдивого.
– Мой адвокат Эйвери Мерсер, – произнес Фаради у меня за спиной, и в его тоне прорезались нотки самодовольства.
Открыв парадную дверь, историк буквально втащил меня в дом: не дай Бог, соседи увидят на его крыльце полицейского (хоть я и была в штатском), и не приведи Господь, чтобы богатая красавица Делия Фаради вернулась с шопинга раньше, чем я уйду! Я не сомневалась, что он утаил от супруги и сам факт, и причину моего визита, а если мы с ней благополучно разминемся, так и оставит ее в неведении. Есть вещи, о которых женам знать не следует. Тем более что благоверная Каспиана обеспечила ему неплохой выбор места жительства: помимо лондонского дома у семьи имелись вилла на юге Франции, особняк в Лейк-Дистрикт, [20]20
Озерный край – живописный район гор и озер на северо-западе Англии.
[Закрыть]двухквартирный дом в Нью-Йорке и шикарная парижская квартира с видом на площадь Вогезов. С помощью истории на такую красоту не заработаешь.
Я сделала вид, что обиделась:
– Кажется, по телефону я дала ясно понять, мистер Фаради, что хочу с вами просто побеседовать. Вам не было необходимости приглашать на наш ни к чему не обязывающий разговор законного представителя, ведь вы не подозреваемый… – Я сделала короткую паузу. – Во всяком случае, пока.
«Бульдог» в кресле зашевелился.
– Мой клиент попросил меня приехать, потому что не знал о причине вашего к нему интереса. Так что, пожалуйста, не надо делать поспешных выводов из факта моего присутствия.
Я холодно улыбнулась адвокату и сосредоточила внимание на Каспиане Фаради, который сел в кресло у окна, спиной к свету. Старый трюк! Впрочем, возможно, это не признак виновности, а всего лишь привычка.
Когда историк открыл парадную дверь, мне сразу же бросилось в глаза, что он сильно постарел с тех пор, как снялся для обложки собственной книги. Коротко стриженные светлые волосы поседели и поредели классическим образом – в форме буквы М. На фотографии, которую я уже видела раньше, у него был высокий лоб, который со временем превратился в откровенную лысину. Темный загар не скрывал морщинок, окружающих поразительно голубые глаза, а под черной интеллигентской рубашкой поло угадывались рыхлый подбородок и намечающееся брюшко. «Последствия слишком сытой жизни», – диагностировала я.
Несмотря на все это, он по-прежнему был привлекателен: высокий, широкоплечий, красивые руки и низкий звучный голос. Из его водительского удостоверения я знала, что ему сорок четыре года, он любит лихачить за рулем: свидетельством тому девять отметок о превышении скорости. Значит, Каспиану свойственны безрассудство и импульсивность. Я надеялась использовать эти качества против него. Однако Эйвери Мерсер всем своим видом выражал готовность затормозить своего клиента и не дать ему выйти за рамки. Мысленно вздохнув, я огляделась, выискивая, куда бы сесть. Возле двери стоял маленький стул. Я перенесла его к окну и поставила рядом с Фаради, чем вызвала его явное неудовольствие.
– Не возражаете? Мне нужен свет, иначе не смогу прочесть собственные записи, – объяснила я, широко улыбнувшись.
Он в замешательстве осмотрел комнату, где было достаточно других подходящих для меня мест, но, как я и предполагала, вежливость победила.
– Пожалуйста, садитесь куда хотите. Правда, здесь есть более удобные стулья.
– Ничего, сойдет и этот. – Я уселась получше и почувствовала, что стул подо мной слегка пошатнулся. – Он что, старый?
– Английский ампир. [21]21
Английский ампир восходит к эпохе Регентства (1811–1820).
[Закрыть]Но если он до сих пор не сломался, думаю, переживет и наш с вами, как вы сказали, «ни к чему не обязывающий разговор».
– Я буду осторожна.
Фаради любезно улыбнулся и украдкой взглянул на своего адвоката – видимо, проверяя, есть ли повод для беспокойства.
Я задала первый вопрос:
– Я приехала поговорить с вами о Ребекке Хауорт. Вы можете рассказать, как вы с ней познакомились?
– Первый раз мы увиделись, когда она подавала документы в Оксфорд. Я проводил с ней собеседование. Это было в декабре, перед тем как она начала учиться… значит, больше десяти лет назад. – На его лице мелькнуло удивление. – Надо же, как давно!
– Вы помните ваше первое впечатление?
– Она, несомненно, была очень способной девушкой – начитанной, с отличными знаниями. И главное, обладала живым пытливым умом, а это как раз то, что мы искали в наших студентах. Они должны не просто зубрить факты, но и уметь делать собственные выводы, иначе им незачем учиться в Оксфорде.
– Ребекка умела?
– Конечно. Помню, я поразился ее уверенности и быстроте, с какой она реагировала на новые идеи, которые я ей предлагал. Многие молодые люди теряются, если начинаешь оспаривать их точку зрения, но ей нравились такие дискуссии. Я нисколько не сомневался, что ее примут в колледж Латимер. На следующий год, в октябре, она приступила к учебе и, кажется, довольно быстро освоилась.
– Вы были ее куратором?
– Одним из них. В колледже было три преподавателя истории, и мы обучали студентов по очереди. Кроме того, Ребекка ходила на занятия в другие колледжи, где занималась по тем предметам, в которых мы не были специалистами. Разумеется, исторический факультет составил программу лекций. Но к сожалению, я не знаю, насколько исправно она их посещала: лекции были в основном факультативными.
Он держался и говорил так любезно и открыто, словно ему нечего было скрывать, и в душе у меня зашевелился червячок сомнения. Однако я уже знала, что в этой истории не все гладко.
– В каких отношениях вы были с Ребеккой?
– Я ее учил. Поддерживал и направлял там, где это было уместно.
– Насколько мне известно, вы добились, чтобы ей дали отсрочку от экзаменов.
– Я сделал бы то же самое для любого из моих студентов, – произнес Каспиан Фаради все таким же спокойным голосом, но при этом подался вперед в кресле, уперся локтями в колени и сцепил руки в замок.
– По словам одного человека, с которым я беседовала в колледже Латимер, вы выдержали целую баталию.
– Кто вам сказал?
– Один из руководителей колледжа, – уклончиво ответила я, не считая нужным уточнять.
Он вздохнул.
– Их упрямство не имело оснований. Ребекка была очень способной студенткой. На мой взгляд, она заслуживала степень с отличием первого класса. Ей требовалось пережить трудный период. Она не смогла бы показать себя с лучшей стороны, сдавая выпускные экзамены через три недели после смерти одного из своих друзей.
– Вы знали Адама Роули?
– Кого? А, того мальчика, который погиб! Нет. Он не был моим студентом, и я его не запомнил. А сейчас даже забыл, как его зовут.
Что ж, понятно: Адам был эпизодическим персонажем в драме жизни Каспиана Фаради, где существовал лишь один герой – сам Каспиан.
– Вы сказали, что, сдавая экзамены в срок, Ребекка не смогла бы показать себя с лучшей стороны. Но в итоге она все равно не получила степень бакалавра с отличием первого класса.
Историк отмахнулся.
– Совсем не просто сдать выпускные экзамены после годового перерыва. Конечно, ей понадобилось немало усилий, чтобы справиться с этой задачей. Тем более что она долгое время приходила в себя после нервного потрясения.
– Как я поняла, вы давали ей дополнительные уроки.
Прежде чем ответить, он взглянул на адвоката, и я сдержала усмешку: что ж, все ясно – разговор свернул на опасную тему.
– Да, я дал ей несколько уроков, неофициально. По правилам колледжа студенты после такого перерыва не имеют права посещать занятия. Но я решил, что она заслуживает большего, и нарушил правила. Мне всегда претила удушающая атмосфера колледжа Латимер с его строгими догмами и предписаниями. Руководство сковано рамками традиций и не видит в студентах живых людей.
– А вы смотрели на Ребекку не только как на студентку, верно?
– Что вы имеете в виду? – В его бархатистом голосе появилось раздражение.
– Мне говорили, вы с Ребеккой стали очень близки, когда она вернулась в Оксфорд. Как я поняла, вы вступили с ней в сексуальную связь. Такое поведение преподавателя трудно назвать уместным, не так ли?
– Так вам и это известно? – Он по-прежнему старался держаться небрежно и расслабленно, но его руки были так крепко стиснуты, что от напряжения побелели костяшки пальцев. – Вообще-то мы не делали ничего дурного. Она была взрослой и официально уже не являлась моей студенткой. Признаться, мы и раньше испытывали влечение друг к другу, но между нами ничего не было до тех пор, пока она не вернулась в Оксфорд сдавать выпускные экзамены. И потом, она первая начала эти отношения.
Друзья Ребекки, с которыми я разговаривала в пабе, изложили совсем другую версию событий. По их словам, Фаради активно ухаживал за девушкой, пытаясь втереться к ней в доверие. Приглашал к себе (он снимал дом в Коули) на ужины и коктейли, ограждал от университетских друзей. И Ребекка, которая еще не совсем пришла в себя после прошлогодних событий, влюбилась в красавца куратора и уступила его домогательствам.
– Как долго длились эти отношения?
– Пару месяцев. Потом я уехал в Беркли преподавать на летних курсах, а она все равно не собиралась оставаться в Оксфорде после сдачи экзаменов. Вряд ли ей там нравилось. Слишком много неприятных воспоминаний. – Он взглянул на меня. – Мы оба знали, что наш роман скоро закончится. Это было мимолетное увлечение, но очень приятное для нас обоих.
– Ну разумеется.
Дебз, ненадолго оторвав обожающий взгляд от Лео, с возмущением поведала мне, как бесцеремонно и внезапно Каспиан Фаради бросил Ребекку: собрал вещи и в тот же день улетел в Калифорнию. Ребекка пришла в замешательство: она не ожидала такого поступка от человека, которому доверяла и которым восхищалась. Но какой смысл сейчас укорять Фаради? Разбить чье-то сердце еще не преступление. Однако его поступок не вызывал во мне уважения.
– И что было потом? – поинтересовалась я.
– Не понимаю, о чем вы, – насторожился Каспиан.
– Ну, вы улетели в Штаты, а Ребекка уехала из Оксфорда. Вы продолжали общаться?
– Когда стали известны результаты экзаменов, я получил от нее имейл. Конечно, она была разочарована, что ей присвоили степень с отличием второго класса. Эта оценка не в полной мере отражает ее способности. – Он пожал плечами. – Но такой результат все же лучше, чем ничего. Едва ли впоследствии он как-то помешал ее карьере. Оксфордский бакалавр с отличием, пусть даже второго класса, ценится высоко.
– Значит, вы продолжили отношения, переписываясь по электронной почте?
– Я человек занятой. Сейчас даже больше, чем тогда. Но в то время я преподавал много часов в неделю и занимался собственными исследованиями. Мне некогда было поддерживать связь со своими студентами… и бывшими подружками.
– То есть вы вернулись в колледж Латимер и продолжили там преподавать?
– Да. Но уволился в конце следующего года.
Я посмотрела на него в упор.
– Я слышала, вы уволились посреди учебного года.
– Кажется, это был конец второго семестра. К сожалению, точно не помню.
– Почему вы ушли?
– По многим причинам. – Он опять заметно напрягся. – Мои обязанности были для меня слишком обременительны. Разрываясь между студентами и научной работой, я не мог как следует заниматься ни тем ни другим. В конце концов я решил оставить преподавание и сосредоточиться на сочинительстве.
– Вам помогли принять такое решение, не так ли? – Я мило улыбнулась. – Руководство колледжа узнало о вашем, как вы выразились, мимолетном увлечении Ребеккой. Кто им сказал?
Он сжал губы в ниточку.
– Не знаю, не спрашивал.
– Они расценили вашу связь иначе. И пришли к выводу, что такие отношения недопустимы.
– Как я уже сказал, атмосфера в Латимере всегда казалась мне удушающей. Мне не нравилось жить зажатым в тесные рамки нелепых правил. – Он вымученно улыбнулся. – Я стремился вырваться за пределы условностей, но в данном случае, на мой взгляд, не сделал ничего предосудительного. Уехал из Оксфорда, потому что почувствовал тягу к переменам, захотел испробовать себя на ином поприще. Мое решение оказалось весьма удачным. Думаю, вы не станете этого отрицать.
– Насколько я знаю, – вкрадчиво заговорила я, пропустив мимо ушей его бахвальство, – вас попросили уйти из колледжа Латимер, запретив преподавать и в других колледжах университета. С тех пор вы больше не работали со студентами. Вас занесли в черный список?
– Это необоснованный вывод. Я сам решил сменить род деятельности. И вовсе не потому, что меня не брали на работу из-за случившегося. – Он повысил голос, и адвокат, до того хранивший гробовое молчание, прочистил горло. К моей досаде, Фаради тут же взял себя в руки.
– Значит, вы больше не пытались устроиться преподавателем? – У меня не было возможности это проверить: я не могла получить информацию из всех второразрядных институтов англоязычного мира. Но Фаради об этом не знал.
– Я рассматривал несколько вариантов, хоть и понимал, что уже исчерпал себя в этой профессии, и попутно размышлял, что буду делать дальше. То, что мне не предлагали работу преподавателя, не удивляло: всем было ясно, что я увлечен другим.
Я видела, что самолюбие Каспиана до сих пор уязвлено. Его изгнали из учительского сообщества, и это было обидно, несмотря на богатство и славу.
– Когда вы последний раз виделись с Ребеккой?
– Лично? О Боже! – Он на секунду задумался. – Наверное, года три… нет, четыре назад. Она пришла на мою встречу с читателями, и мы с ней минуты две поболтали. Я подписал ей книгу, сказал, что она великолепно выглядит, и на этом мы распрощались. Я продолжил подписывать книги стоявшим за ней в очереди.
Я ласково улыбнулась историку.
– Это неправда. Может, подумаете и ответите еще раз?
– Я вас не понимаю, – произнес он ровным тоном и опять покосился на Мерсера. Адвокат внимательно изучал свои руки.
– Я знаю, что потом вы опять встречались с Ребеккой. Причем совсем недавно. Не три года, а месяцев пять назад.
– Нет же, больше я ее не видел!
– Нет, видели. Вы водили ее поужинать в маленький испанский ресторанчик в Марилебоне. – К счастью для меня, Ребекка записала это в своем настольном календаре. – Это было в июле, верно? В четверг. Где находилась в тот вечер ваша жена? Или мне следует задать вам другой вопрос: как вы объяснили ей свое отсутствие?
Фаради резко откинулся в кресле и закусил губу. Низкое зимнее солнце высветило пот, который каплями выступил у него на лбу и увлажнил волосы.
– Что ж, вы меня подловили! Да, мы встречались и ужинали вместе. Но это было всего один раз.
Я покачала головой.
– Боюсь, нет. Это было первый раз. Потом вы встретились с ней две недели спустя. И еще раз через неделю. Пятого августа вы прислали ей на работу цветы. – Об этом маленьком эпизоде мне поведала Джесс.
– Если вы все знаете, зачем тогда спрашиваете? – Фаради почти кричал.
– Потому что хочу услышать, что на самом деле между вами произошло. Кто кому позвонил? Когда вы опять стали любовниками? – Я уткнулась в свой блокнот, выдержала паузу (пусть думает, будто это все, что мне известно) и нанесла последний, сокрушительный удар: – И зачем два месяца назад вы перевели на ее банковский счет десять тысяч фунтов стерлингов?
– Мой клиент будет говорить с вами только при условии, что все это останется в тайне. Вы правы, полагая, что здесь не обошлось без преступления, но жертвой преступления стал мистер Фаради, – увесисто изрек Эйвери Мерсер.
– Вы уверены?
– Да, это так, – вновь заговорил Фаради, вызывающе вскинув голову. Благодаря вмешательству Мерсера он успел перегруппироваться. – Послушайте, я не хотел рассказывать о том, что произошло между мной и Ребеккой в этом году, потому что здесь нечем гордиться. Я не собирался изменять жене… и вообще не думал, что между нами что-то случится. Когда Ребекка позвонила, я обрадовался: она всегда мне нравилась, приятно было еще раз ее увидеть. Я с удовольствием с ней поужинал. Наша встреча казалась мне совершенно естественной. Но потом… ситуация вышла из-под контроля.
– Зачем она вам позвонила?
– Сказала, что недавно порвала со своим парнем и хочет пересмотреть все важные отношения прошлого, чтобы понять, где допустила ошибки. Честно говоря, мне показалось, что это всего лишь предлог.
«Честно говоря»? Из уст Каспиана Фаради это звучало смешно.
– Итак, в июле она попросила вас о встрече?
– Да. После этого мы пару раз поужинали. А в августе опять стали любовниками… После первого раза я прислал те цветы. Конечно, это было безумие. Я знал, что нельзя этого делать. Такому известному человеку, как я, трудно оставаться в тени. Рано или поздно меня должны были разоблачить. Но опасность придавала нашим свиданиям особую прелесть.
– А зачем это было нужно Ребекке? – сухо спросила я.
Фаради смотрел мимо меня, будто нарочно избегая моего взгляда.
– То-то и оно. Я думал, что наш возобновившийся роман доставляет ей удовольствие. У нас был великолепный секс… просто умопомрачительный. Он напомнил мне старые славные деньки. Но потом я понял: все это время она меня просто дурачила.
– Что же произошло?
– Ребекка начала меня шантажировать. Пригрозила рассказать о нашей связи моей жене. – Фаради напряг нижнюю челюсть. – Она с самого начала зарилась на мои деньги.
– Да, неприятная ситуация, – заметила я, даже не пытаясь подбавить в голос сочувствие: в конце концов, никто не заставлял его изменять супруге. – Сколько она у вас попросила?
– Пять тысяч фунтов.
– Но вы дали в два раза больше.
– Я с ней договорился: заплачу вдвое больше, лишь бы она никогда не появлялась в моей жизни и, разумеется, не пыталась связаться с моей женой. У меня были деньги, и я без труда дал ей обещанную сумму, только чтобы Ребекка оставила меня в покое.
– Вы в самом деле думали, что она выполнит свою часть договора? – Я откровенно удивилась.
– Да. Понимаете, Ребекка в целом была хорошим человеком. Шантаж противоречил ее натуре. Она призналась, что срочно понадобились деньги и она не знает, как еще их можно достать. Но вряд ли такой способ обогащения ей понравился. Тем более что между нами опять возникла душевная связь.
Мы с Мерсером скептически переглянулись. Что ж, пусть остается при своем мнении, однако еще ни один шантажист в мире не довольствовался разовым кушем. И Каспиан Фаради наверняка казался Ребекке ходячим мешком с деньгами.
– Я сказал ей, что она играет в опасные игры. Если бы Делия узнала о нашем романе, то убила бы нас обоих.
– Это всего лишь оборот речи, – быстро вставил Мерсер. – Не поймите его буквально.
– Где была Делия двадцать шестого ноября?
– За границей. Кажется, в Нью-Йорке, – опять встрял адвокат.
Я сделала пометку в блокноте.
– Проверим. Она водит машину?
Фаради покачал головой:
– У нее нет водительских прав. В любом случае ей незачем убивать Ребекку. Я заплатил, и Делия ничего не знала о нашей связи.
По крайней мере так он полагал.
– Самое обидное, что я дал бы Ребекке эти деньги, если бы она просто попросила. Она мне нравилась… очень. – Он опять взглянул на меня. – Вы замужем, констебль Керриган?
– Нет.
– Тогда вы вряд ли меня поймете. Ребекка была мне нужна… как отдушина. И дело не только в сексе… Мне не хватало остроты ощущений. Наши свидания были для меня праздником, бегством от повседневности, коротким отдыхом.
«Интересно, а Делия Фаради для тебя – тяжкая работа?» – подумалось мне.
Возле левого локтя Каспиана стояла фотография в серебряной рамке – портрет его супруги (я узнала Делию, потому что уже видела ее снимки в Интернете). Ухоженная, элегантная, слегка надменная дама. Едва ли она когда-либо добровольно пробовала пищевые полуфабрикаты своего папочки, хоть и шиковала на доходы с этого бизнеса.
– Когда вы узнали, что Ребекка вас просто дурачит, неужели это вас не огорчило?
– Поначалу я здорово разозлился, – тихо признался он. – Клял ее разными словами. Но в глубине души надеялся, что когда-нибудь мы с ней встретимся при других обстоятельствах и я смогу ее простить. Мне и в голову не приходило, что она так скоро умрет.
– Как вы сами понимаете, у вас был мотив для убийства.
– Но ее убил маньяк! Поджигатель – кажется, так его называют.
– Это еще не доказано. – Я сделала короткую паузу, дав ему время переварить мои слова. – Вы хотите рассказать мне про Ребекку что-нибудь еще?
– Нет. – Он поднялся с кресла и уставился в окно, скрестив на груди руки, а когда заговорил, его голос звучал отрешенно и задумчиво. – Знаете, Ребекка была невероятно живым человеком, буквально лучилась энергией. Когда мне сказали, что она умерла, я тут же вспомнил строки из «Цимбелина». [22]22
«Цимбелин» – пьеса Уильяма Шекспира, написанная в 1623 г.
[Закрыть]Они уже стали избитой фразой, но тем не менее. Вы знакомы с этой пьесой?
– К сожалению, нет. Надеюсь, вы меня просветите?
Он печально улыбнулся.
– В душе я по-прежнему педагог и поступлю так, как поступил бы на моем месте любой учитель: посоветую вам самой найти эти строки. Смотрите похоронную песню из четвертого акта.
Адвокат встал с кресла и вывел меня в холл, взглядом велев Фаради оставаться в гостиной, и плотно закрыл за собой дверь. Прежде чем что-то сказать, он долго буравил меня налитыми кровью глазами и тяжело дышал.
– Думаю, вы сами понимаете, Фаради не убийца. Да, он идиот, но он не мог убить эту девушку.
– Я еще не пришла ни к какому конкретному выводу.
– Пришли, только не хотите мне говорить. – Он хищно осклабился. – Простите ему эту маленькую оплошность, констебль Керриган. Уверен, впредь он будет благоразумней.
– Уверены? А вот мой опыт подсказывает, что подобные «маленькие оплошности», как правило, входят в привычку.
Мерсер пожал плечами.
– Это частное дело супругов, не так ли?
Я хотела ответить, но тут на дорожке перед домом зацокали острые каблучки, а затем в парадной двери повернулся ключ. Я инстинктивно отступила к стене. Дверная створка распахнулась, и на пороге возникла Делия Фаради, которая оказалась еще стройнее и красивее, чем я ожидала. Если бы ее омоложенное лицо не утратило естественную подвижность, оно скривилось бы в презрительной усмешке.
– Кто это, черт побери?
Мерсер остался невозмутим.
– Не беспокойтесь, Делия, это бухгалтерша.
– Какого рожна она делает в моем холле? А ну выметайся отсюда! – Она протиснулась мимо меня в гостиную, из которой мы только что вышли.
У меня мелькнула мысль пойти вслед за ней, показать служебное удостоверение и объяснить, по какой причине я здесь нахожусь, но я не смогла поступить так жестоко, тем более в этом не было необходимости.
– Спасибо, – проговорил Эйвери Мерсер одними губами.
Я сухо кивнула и направилась к выходу.
Покидая дом Каспиана Фаради, я была абсолютно уверена, что не стану заглядывать в четвертый акт «Цимбелина». Зачем тратить время? Чтобы убедиться в его поразительном уме? Но любопытство пересилило. Без двадцати два ночи я встала с постели, включила компьютер и не слишком изящно склонилась над монитором в поисках похоронной песни. Найдя ее, я поняла, что имел в виду историк.
Эти строки не шли у меня из головы и на следующий день. Я сидела в диспетчерской полицейского управления и вертела в руке авторучку, тупо глядя в пространство. «Всё прах»… Прах к праху, пепел к пеплу… Итак, опять тема сожжения. Мог ли Каспиан Фаради до смерти избить Ребекку, а потом методично обставить сцену преступления таким образом, чтобы она соответствовала «почерку» Поджигателя? Как ни удивительно, но я вполне себе это представляла, особенно вторую часть.
В хайгейтском доме было нечто нарочито показное. Антикварная мебель, тщательно продуманные интерьеры в духе доброго старого времени, когда мужчины были героями, а женщины знали свое место. Фаради педантичен в работе, внимателен к деталям. На мой взгляд, он с удовольствием устроил бы спектакль для полиции. Идея нас одурачить пришлась бы ему по душе. И что бы он там ни говорил насчет своего соглашения с Ребеккой, у него были причины желать ей смерти.
– У тебя озабоченный вид. – Роб плюхнулся на стул напротив меня и потянулся.
– Я думаю. Этот вид деятельности тебе незнаком, – бросила я.
– Я слышал, значение мыслительного процесса сильно преувеличено. – Он протянул мне несколько скрепленных степлером листов бумаги. – Ты запрашивала информацию на Гила Маддика из полицейской компьютерной базы. Вот, возьми. Тебе наверняка пригодится.
Я лихорадочно просмотрела страницы и расплылась в довольной улыбке.
– О Боже! Четыре года назад бывшая девушка Маддика получила охранный ордер [24]24
Юридический документ, предоставляющий государственную защиту пострадавшему от насилия в семье или ее угрозы и влекущий предупреждение лицу, совершившему насилие или угрожающему его совершить, в виде мер воздействия, определенных законом.
[Закрыть]против него.
– Верю, – терпеливо произнес Роб. – Потом он его нарушил – явился к ней в квартиру и был арестован.
Однако судьи проявили великодушие. Маддик признал себя виновным и отделался штрафом. Я положила листы на стол.
– Этот парень мне сразу не понравился. Похоже, у него врожденная склонность к насилию. Держу пари, он наврал про то, что Ребекка сама сломала скулу.
– Да, его стоит как следует проверить. Ну что, съездим к мисс Хлое Сандлер?
– Конечно!
Адрес, который значился в распечатке из полицейского досье на Гила Маддика, до сих пор не изменился. Быстрый телефонный звонок подтвердил, что Хлоя дома, что она рада с нами побеседовать и вообще готова оказать содействие. Ее готовность только усилилась, когда она открыла входную дверь и увидела Роба, который сегодня был в должной мере неряшлив и выглядел на все сто. Сообразив, что в данном случае мне не стоит выпячиваться, я скромно села на стул у двери. Роб же устроился рядом с Хлоей на мягкой белой софе.
Пока он объяснял, кто мы такие и о чем хотим с ней говорить, я с интересом разглядывала гостиную. Хлое тридцать один год, но коллекция DVD-дисков на полках и куча вычурных безделушек на всевозможных поверхностях выдавали вкус тринадцатилетней девочки: на каминной полке выстроился оркестр из котят, играющих на крошечных музыкальных инструментах, на подоконнике рядом с безобразной ящерицей, усыпанной стразами, сидела эмалевая лягушка, по телевизору маршировало семейство хрустальных пингвинчиков.
У хозяйки, симпатичной, с огромными широко расставленными карими глазами, личиком в форме сердца и короткой стрижкой а-ля Луиза Брукс, [25]25
Брукс, Луиза (1906–1985) – американская актриса, танцовщица, модель.
[Закрыть]был тихий, с придыханием, голос. Мне приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, что она говорит.
– Я уже несколько лет не общалась с Гилом. Позвонила ему после суда – извинилась за доставленные неприятности, и после этого все.
– Охранные ордера не дают просто так, – мягко заметил Роб. – Если вы его получили, значит, на то была веская причина. Пожалуйста, расскажите, что случилось.
Она смотрела на него, доверчиво хлопая глазками, и мне захотелось ее поторопить.
– Возможно, мне не стоило прибегать к такой крайней мере. Ведь в отношениях бывает всякое, правда? Но в то время моей соседкой по квартире была политически активная девушка, настоящая феминистка. Она ходила на уличные демонстрации, и все такое. Так вот, она заставила меня написать на него заявление.
– Что же произошло?
– Мы с ним встречались уже несколько месяцев, ходили на свидания, – улыбнулась она, – и все шло просто чудесно. Он был очень внимателен, добр и невероятно умен. Я до сих пор считаю его таким. Он мне действительно нравился.
«А ему наверняка нравилась лесть, которой ты его кормила», – подумала я.
– Мы еще не до конца узнали друг друга. А познакомились в баре – разговорились, когда бармен, проигнорировав его, спросил у меня, что я буду заказывать. Я сильно смутилась, но Гил обратил все в шутку. Обычно он вел себя как джентльмен.
Девушка говорила так, словно до сих пор не могла поверить в случившееся. Я тыкала кончиком авторучки в складку между листами блокнота, ожидая, когда же она перейдет к делу.
– Я не знала ни его друзей, ни коллег, поэтому мне пришлось полагаться только на собственную интуицию, когда он предложил с ним встречаться. Гил мне нравился, но я должна была как следует к нему присмотреться, вы понимаете? Не хотела торопиться и в то же время боялась, что он потеряет ко мне интерес.
– Да-да, конечно. – Роб сочувственно кивал, будто ему знакомы терзания одинокой женщины двадцати с лишним лет, которую хищники мужчины заставляют делать нелегкий выбор. Хотя, возможно, он действительно имел представление об этих проблемах. Роб никогда не рассказывал о своей личной жизни… во всяком случае, мне.
– Мы с ним не… ну, вы понимаете.
– Не спали вместе? – уточнила я. Мне надоели ее околичности.
На лице Хлои промелькнула тень оскорбленности, но потом девушка кивнула.
– И сколько времени вы так встречались?
– Три месяца. – Она невинно похлопала глазками.
Я готова была спорить, что у нее в спальне целая кипа книг и журналов с советами для женщин, а главная цель ее жизни – поскорее выйти замуж. Если хочешь продать корову, то не станешь отдавать молоко даром.
– В тот вечер он ушел на встречу с друзьями. У них был мальчишник. Я сидела дома и занималась разными женскими делами – ну там красила ногти. – Она протянула Робу руку, чтобы он полюбовался на ее безупречный французский маникюр. – Когда встречаешься с парнем, трудно выкроить время для подобных вещей. – Она помолчала. – В данный момент у меня никого нет, поэтому…
– Очень мило, – галантно заметил Роб. – И что же было дальше? Он к вам пришел?
– Часа в два ночи. – Она поморщилась. – Я не ждала его так поздно. Он колотил в дверь и орал. Напугал меня и разбудил соседей. Соня, которая жила со мной в одной квартире, пришла в бешенство. Это был даже не выходной – ночь с четверга на пятницу. Нехорошо так шуметь, когда людям с утра на работу…
