Текст книги "Назовите как хотите"

Автор книги: Джеймс Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

14

Паттерсон остановил машину у полуразрушенной старой мельницы на берегу протока. Сидевшая на заднем сиденье Стречи, которую от свободы отделяли лишь детские замки на дверях автомобиля, задавалась вопросом: какое отношение это мрачное место имеет к ди Стефано. Ибо именно здесь, в первый же день ее пребывания в Девоншире, на нее напал обитатель мельницы – тот, что объявлял себя ее хозяином. Мог он каким-нибудь непостижимым образом быть связан с ее теперешним тюремщиком? Что, если он на него работал?

Стречи не могла знать, что где-то рядом бродяга с мельницы покоится в своей неприметной могиле. Как и то, что это Паттерсон его убил – да он бы и не стал распространяться. Он сказал только:

– Заходи.

Перед тяжелой деревянной дверью она помедлила. Чтобы открыть такую, потребуется сильный толчок. Над лощиной стояла тень; никогда еще свежий воздух не казался ей таким сладким. Паттерсон навис над ней. Вот, подумала она, мой последний шанс.

Он толкнул дверь, и она отворилась. Стречи нырнула под его руку и рванулась в сторону. Ему даже не потребовалось ловить ее – он просто протянул руку.

– Куда?

Паттерсон втолкнул ее в здание и сам вошел следом. Пинком закрыл дверь. Внутри царили смрад и полумгла.

– Наверх.

Первый пролет заканчивался замусоренной площадкой. В конце ее она различила маленькую дверь и второй пролет – именно к нему ее и подтолкнул Паттерсон. Миновав лестницу, они очутились в просторной верхней комнате, в которой явно кто-то жил: там имелся спальный мешок, какие-то тюки и деревянные ящики, примус и стул. Вдоль стены притулились пара котелков и ведро.

– Садись на стул, – буркнул Паттерсон. – Я сегодня добрый.

Она устало оглядела означенный предмет мебели. Наверняка кишит блохами.

– Я постою.

– У тебя нет выбора.

Не желая провоцировать его, она села.

Паттерсон подошел к разбитому окну и выглянул наружу. Было тихо. Из тенистой лощины сочился солнечный свет, но вместо того, чтобы освещать всюкомнату, он ограничивался прямоугольником пыльного пола. Остальное тонуло в полумраке. По углам валялись клубки пыли и какой-то мусор, точно выжидающие крысиные мордочки.

Он закурил сигарету.

Паттерсон стоял у окна и курил, пуская дым в разбитое стекло. Не то чтобы он беспокоился о пленнице, просто предпочитал любоваться пейзажем.

А пленница предпочитала, чтобы он так и продолжал смотреть в окно.

Через некоторое время он обернулся и посмотрел на сидящую. Докурив сигарету, он в последний раз затянулся, сплюнул табачную жижу, бросил тлеющий окурок на пол и раздавил носком ботинка. Стречи сидела, уставившись в свои колени.

Он улыбнулся. Ее это насторожило.

– Удобно? – поинтересовался он.

– Вам лучше тоже присесть. – Она вцепилась в свою сумочку.

– Ага. Значит, я оставлю тебя здесь и пойду за стулом? – Он покосился на нее. – Тебе не следовало связываться с ди Стефано.

– Долго мы здесь пробудем?

– Посмотрим. – Она ждала. – Все зависит от того, когда объявится малыш Клайви.

– И что тогда?

Он снова пожал плечами.

– Безлюдно тут – не находишь?

Хотя прошло чуть меньше пятнадцати минут, Стречи они показались часами. Все это время они оставались на своих местах – он у окна, Стречи на стуле, – когда вдалеке послышался шум мотора. Какой-то автомобиль прошелестел по узкой грунтовке и плюхнулся в воду протока. Паттерсон высунулся в окно, чтобы убедиться, что это тот автомобиль, которого они ждут, но спускаться не стал. Вместо этого он прислонился к стене и стал ждать.

Скрипнула и вновь захлопнулась тяжелая дверь. Застонали под шагами ступеньки. Из люка вынырнула голова Фрэнки, а когда показалось остальное, Стречи увидела, что в руке у него пистолет. Он злобно покосился на Паттерсона:

– Ты бы хоть голос подал, что ли? Я ж тебя чуть не пристрелил!

Паттерсон засопел.

Не спуская глаз с громилы, Фрэнки принялся засовывать пистолет за ремень. Потом подмигнул Стречи:

– Веселитесь?

Она пожала плечами.

– Веселуха, как в склепе. Ну что, леди, – по всей видимости, сидеть нам тут еще немного – что вы на это скажете?

– Придется привыкать.

– Надейтесь. – Он окинул взглядом комнату. – Что тут у нас – парадная зала? В самый раз к бесполезному титулу, который подсунул мне ваш бойфренд.

Он топнул ногой, подняв облачко пыли. С подошвы его ботинка с глухим стуком упала шляпка грязи.

– Смешно, правда? – Он устремил на нее взгляд своих глазок-буравчиков. – Ваш приятель слинял-таки. Умудрился убедить этих идиотов из «Вёрджин», что кто-то их надул. Надо было ему бомбу в чемодан подложить, что ли.

Она выдержала его взгляд и попробовала наобум:

– Да, надо было. Нам обоим стало бы легче.

Он помедлил, пристально глядя на нее:

– Так тебе бы хотелось, чтобы он помер?

– Пострадал. – Она сердито заморгала. – Не насмерть, но…

– То есть…

Стречи попыталась сыграть обманутую женщину:

– А вы бы как себя чувствовали на моем месте? Он бросил меня ради этой блондинки – жены Линкольна. Попадись они мне оба…

Он кивнул, не спуская с нее глаз:

– Так ты скажешь мне, куда они могли податься?

Она развела руками (сказать по правде, слегка переигрывая – но кто здесь говорит о правде?):

– Хотелось бы мне знать. Что – в аэропорту их уже нет? – Он засопел. – Так вы не знаете, куда они девались?

– Если бы я знал, я бы тебяне спрашивал. Послушай, хватит изображать обиженную. Эта мразь Клайв сбежал – не знаешь, куда?

– Наверное, туда, где он может спрятаться.

– С этой Златовлаской – верно?

– Ну-у. – Горечь ее ответа была неподдельной. – Куда-нибудь в мотель. Что им нужно – только койка, и все.

Фрэнки внимательно посмотрел на нее:

– И ты ревнуешь – верно?

– Я бы могла проверить все гостиницы при аэропорте. Скорее всего, их не так много.

– Хитро придумано, Стречи, – ухмыльнулся он. – Но не думаю, что я поручу это тебе.Мы его поймаем, будь спок. А ты пока побудешь здесь.

Она оглядела пыльную комнату:

– Здесь?

– Ага. – Лицо его вдруг стало пустым и ничего не выражающим. – К сожалению, ничего лучшего я тебе предложить не могу. – Он обернулся к Паттерсону. – Ты смазал замок?

– Работает.

Они заставили Стречи спуститься на полуэтаж и провели к той самой маленькой двери в его конце. Та легко отворилась: помимо замка Паттерсон смазал и петли. Комнатка оказалась чуть побольше чулана; там имелось и окно, но маленькое и слишком высоко – как в тюремной камере, не протиснешься, – и обломки старой мебели. Паттерсон пнул ногой ржавое ведро и ухмыльнулся:

– Со всеми удобствами.

– Сколько я здесь пробуду?

Фрэнки ответил:

– Столько, сколько нужно.

В темноте они пристально посмотрели друг на друга. Паттерсона вдруг осенило:

– Когда следующий рейс – ну, в Америку?

– Думаю, завтра, в то же самое время. Полагаешь, он попытается им улететь?

– Вполне.

Фрэнки снова взглянул на Стречи:

– Возможно, ты пробудешь здесь целый день.

– А смысл?

– А в чем смысл жизни вообще? Можешь ответить?

Фрэнки поманил Паттерсона, и они вышли из комнаты. Она услышала, как повернулся ключ. Стало темно; но не так, чтобы ничего нельзя было разглядеть. Она со вздохом уселась на какой-то ящик и принялась прислушиваться к собственному дыханию.

Некоторое время она так просидела, вялая, точно тряпичная кукла, пытаясь избавиться от напряжения последних минут, стараясь ни о чем не думать. Она не прислушивалась – тем не менее внизу отчетливо слышались их голоса. Вот только слов она разобрать не смогла. Она услышала, как со скрипом открылась и вновь захлопнулась входная дверь. Рванулась с места и отъехала машина. Потом вторая. Стало быть, оба тюремщика оставили ее.

Наступила тишина.

Стречи поднялась с места и подошла к окну. Слишком высоко. Тогда она прошла через комнату и попробовала дверь. Та оказалась накрепко запертой. Она принялась ходить кругами по захламленной комнате. Снаружи стены здания были каменными, а изнутри – деревянными. Она бесцельно замолотила кулаками по стене. Будь у нее какой-нибудь острый предмет…

Она принялась осматривать пол, но там не оказалось ничего, кроме кусков дерева или картона. Ни тебе гвоздя, чтобы можно было просунуть в щель между досками.

Такое бывает только в романах.

Стречи вернулась на свой ящик и прислушалась к окружающей тишине. Глухо. Даже птиц не слышно. Она в ловушке. Скорее всего, Фрэнки и Паттерсон оставят ее на часик, пока не решат, что делать дальше. Так что на все про все ей оставалось около часа – для какой-нибудь суперменши вполне достаточно. Для суперменши – но не для Стречи. Так что она выбрала другой путь. Она пошарила в ридикюле в поисках сотового… нет, в сумочке в поисках мобильника, раз уж она в Англии. Как это похоже на мужчин, подумалось ей, в жизни не догадаются заглянуть в женскую сумочку. Она набрала номер и принялась ждать, прижав к уху крошечный телефон.

Гудок…

Еще гудок…. И еще.

И голос – его голос:

– Микки Старр слушает.

15

Линкольн Дин сидел в одиночестве в баре – эдакая романтическая фигура, подумалось ему с усмешкой. Сидел и вспоминал песню Фрэнка Синатры, в которой пелось про одинокое утро. Да, Синатра был настоящий мужик. И какую жизнь прожил… Линкольн схватил свой бокал и уставился в него, точь-в-точь как делал Синатра в том фильме, как бишь его – «Джокер», что ли? Там еще про то, как известному певцу полоснули ножом по горлу, но в конце фильма он снова смог запеть. Тогда это казалось вполне правдоподобным. Волшебник Синатра. Так вот, в этом фильме была сцена: герой вот так же сидел в одиночестве в баре с бокалом в руках, свет выхватывал высокие скулы и выражение лица загнанного зверя. Никто не мог смотреть в бокал так, как это делал Синатра.

Линкольн залпом осушил свое виски с содовой. Где сейчас Глория? Сколько времени она держала его за дурака? Он провел пальцем по ободку бокала. Маловероятно, что все началось, еще когда он еще был в Штатах, – она и лорд Клайв тогда… нет, вряд ли. Клайв ночевал у них на гасиенде, это правда – но не могла ведь Глория выскользнуть из их супружеской спальни, чтобы присоединиться к гостю? Собственно, она могла обойтись и без этого. Два раза он ездил в Англию – и оба раза без нее. И в обоих случаях Клайв оставался в Америке. Сколько раз, милорд, – сколько?

Линкольну вспомнилась строка из песни – как там у Синатры? – если бы она сейчас вошла в эти двери и сказала нужные слова, он бы ее простил. А разве нет? Ну что ей стоило позвонить?

Да-да, думал он, мурлыча мелодию песни, именно: его одинокое сердце получило свой урок.

– А, мистер Дин! Как вам не стыдно!

Обернувшись, он увидел миссис Ниббетт.

– В это-товремя!

Линкольн грустно улыбнулся.

– Что-то стало холодать – не пора ли нам поддать, – объявил он.

– Да вы пьяны!

– Нет, – ответил он (что было правдой). – Просто хочу разобраться в себе.

Она коснулась его руки:

– Надеюсь, вы на меня не сердитесь?

– Сержусь? За что?

– Ну же, признайтесь! Вы ведь так рассчитывали на этот титул!

– Более чем рассчитывал…

– Но ведь торги были честными, и, знаете… в жизни всегда так – победителем может быть только один…

Линкольн нахмурился. Вот с этим он был не согласен.

Она продолжала:

– Полагаю, вы решили устроить себе небольшой отпуск. И… раз уж вы здесь, я думала… Я надеялась, что у вас найдется минутка, чтобы поговорить с Уолтером. Пожелать ему удачи…

– Я и так желаю ему удачи. Серьезно.

– Но для него будет очень важно, если вы поздравите его с приобретением титула. Вы знаете, ведь его так никтои не поздравил. Никто – за исключением членов семьи. А что? – Она звонко рассмеялась и шутливо толкнула его локтем: – Просто все подумают, что вы полопались от зависти и даже разговаривать с ним не хотите! А я уверена, что это не так!

И просияла – ни дать ни взять Элеонора Рузвельт во время предвыборной кампании.

Внезапно Линкольна осенило: миссис Ниббетт – да, скорее всего, и прочие Ниббетты – так и не поняла, что Клайв всех надул. Но ведь тогда они все были в баре…

Он пробормотал:

– Боюсь, что Клайв был… э-э… недостаточно честен.

Она игриво шлепнула его по руке:

– Ну конечно – вы сердитесь на него за то, что он флиртовал с вашей женой, – но вы ведь должны понимать, что он – лорд и все такое.

– Что с того, что он – лорд?

– Ну, как же – droit de seigneur, [20]20
  Право первой ночи (фр.) – в феодальную эпоху право землевладельца на первую брачную ночь с любой девушкой из числа его подданных, вступающей в брак в пределах его владений.


[Закрыть]знаете?

Линкольн обалдело уставился на нее.

Она сказала:

– Вот-вот. Ну, вы не забудьте, мистер Дин, – поговорите с Уолтером. Я знаю,что могу на вас рассчитывать.

И миссис Ниббетт снова просияла.

Он покачал головой. Да, пожалуй, с Уолтером стоит поговорить – хотя бы для того, чтобы узнать: разделяет ли он заблуждение своей супруги? Даже если и так, впрочем – что с того? Пусть хоть все Ниббетты думают, что их Уолтер – лорд Эском. Ему-то что, когда он, Линкольн, потерял жену?

– Верно, – сказал он, обращаясь в равной степени к себе и к миссис Ниббетт. – Скажите – правда, что Стречи потеряла Клайва?

– Леди Джейн? Что вы имеете в виду?

– Она тоже куда-то делась. Уж не знаю. – Он подхватил свой бокал, но обнаружил, что тот пуст. – Сначала я думал, что Клайв и ее обманул, но теперь – теперь я вообще не знаю, что и думать.

– Вы о чем?

Он стукнул кулаком по столу:

– А вы не задумывались, что вся эта чертовщина – заговор? Не знаю, заметили ли вы, но они все исчезли – и этот странный мистер Деларм, и архиподозрительный мистер ди Стефано, – где они? Что-то здесь явно не так.

– Вовсе нет, – возразила она. – Пить надо меньше. Мистер ди Стефано никуда не исчезал. Полчаса назад моя сестра спускалась в вестибюль, так вот, она слышала, как мистер ди Стефано разговаривает с администратором – он еще говорил, что пробудет в отеле еще несколько дней. Мне было очень приятно это слышать – если повезет, я и мистера ди Стефано уговорю поздравить Уолтера. Так что не забывайте, мистер Дин, – помните: я на вас рассчитываю. Я знаю,вы не подведете…

Она развернулась, чтобы уйти.

– …потому что вы – американец, а уж мы, американцы, знаем, что к чему.

Она уже выходила из бара, как Линкольн нашел в себе силы окликнуть ее:

– А где сейчас мистер ди Стефано?

А мистер ди Стефано был в шестидесяти футах от них – практически у него над головой, – в десяти ступеньках лестницы, что возвышалась за спиной Линкольна, и в двух этажах от бара. Он метался по комнате в препаршивейшем настроении. Дело в том, что, когда он позвонил-таки лондонским мафиози, выяснилось, что они ожидали от него аплодисментов по поводу своей ловкости в деле пропажи багажа, а он, оказывается, хочет еще! Как это, интересно, они помогут ему найти лорда Клайва? Они ведь и так уже расстарались – разве нет? Нашли, понимаешь, носильщиков, устроили трюк с багажом, из-за которого беглецы не смогли попасть на самолет. Но, продолжали они, настало время ему понять, что до сего момента они старались ему помочь – оченьстарались, как деловые люди – деловому человеку, но ведь всему же есть предел. Если Фрэнки нарвался на местного мошенника – это его проблемы. Или это какая-то афера? О которой он не стал распространяться? Которую он, американский гость в их прекрасной стране, пожелал провернуть в одного? И о которой, в сложившихся обстоятельствах, ему все-таки следуетим рассказать.

К тому времени Фрэнки окончательно слетел с катушек и буркнул в трубку, что никакой, мол, аферы нету, и вообще, какого хрена они решили, что есть? В таком случае, ответила трубка, нечего плакаться. Короче, расстались собеседники явно не друзьями.

Фрэнки начал было остывать от «приятной» беседы, как ввалился громила Паттерсон – еще более не вовремя, чем когда-либо. Ему пришлось выслушать, что думает Фрэнки об Англии и ее обитателях.

– Не стоит их злить, – посоветовал Паттерсон. – Я все-таки на них работаю. Если вы их заведете, расхлебывать придется мне.

– Меня это должно волновать?

Паттерсон скорчил гримасу – мол, «а-почему-нет».

Фрэнки отрезал:

– Пора поднажать на Стречи. Она надежно закрыта?

– Ну, комнату я запер. И входную дверь.

– А ееты связал?

Паттерсон уставился на него.

– Господи Иисусе, ну и идиот, – вздохнул Фрэнки. – Поехали-ка туда.

– Я с утра ничего не ел.

– И что?

– Так мы пообедаем в отеле?

– Поехали, мать твою!

– Мы вообще будемобедать?

– Да, по пути в каком-нибудь ресторане.

– Ресторан – в Девоншире? Это же дыра, мистер ди Стефано. Вы же видели, что здесь за места.

– Но ведь здесь люди живут. И потом – разве не в каждой английской деревне подают рыбу с картошкой?

16

Как пес возвращается на блевотину свою, удачно вспомнилось Деларму, так глупый повторяет глупость свою. [21]21
  Прит. 26:11.


[Закрыть]Ни Клайв, ни Глория в самолет так и не сели, и их исчезновение еще раз доказало, как прав был он сам, отказавшись от полета. Ну конечно же, злодейская парочка только притворялась, что собирается в Штаты, – чтобы сбить с толку его, Деларма. А может, они и впрямь собирались улетать, пока он не нашел их в аэропорту. В любом случае, он их раскусил. На самолет они не сели. Тогда куда же они делись?

Вернулись на блевотину свою.

В залитом неоном полумраке холидей-инновской парковки рыскал Деларм. Рассеянный электрический свет делал огни машин разом потускневшими и размытыми, но он знал, что ищет. Вот машина Стречи, а вот – «родстер» Линкольна Дина. А вот еще машина, еще и еще – на любой из них Клайв и Глория могли вернуться из бристольского аэропорта в свое девонское логово.

Опять, значит, решили его провести. Но он умнее, чем они думали.

Какую бы аферу Клайв ни собирался провернуть с титулом, важны были лишь две вещи: во-первых, тогда, в аэропорту, и Клайв, и миссис Дин признались, что еще никто из претендентов не выплатил полной суммы, а значит, титул достанется тому, кто это сделает первым; а во-вторых, в кармане знаменитого Делармова пальто лежал факс, подтверждавший, что его церковь в Америке готова предоставить ему сто пять тысяч долларов при условии,что они убедятся (то есть при условии, что личноДеларм убедится) в подлинности и достоверности титула.

Также в факсе говорилось, что деньги уже лежат на его счету. Вооруженный этим документом, Деларм может спокойно выписать Клайву чек хоть сейчас,и тем самым дело будет сделано. Конечно, лукавый англичанин вполне может быть там, в отеле, охмуряет кого-нибудь из прочих претендентов, зато у него, у Деларма, деньги уже наготове. И именно он, Деларм, заключит эту сделку. Титул лорда Эском достанется ему.

Как шторм, влетел Деларм в вестибюль отеля. Он должен быть настороже. Он должен убедиться, что на сей раз передача титула будет окончательной и неоспоримой.

Стречи, одинокая и забытая в темном чулане, вдруг почуяла запах уксуса и рыбы с картошкой. Она слышала голоса двух мужчин, но не смогла разобрать ни слова. Единственное, что было отчетливым, – этот запах, от которого текли слюнки. Она сглотнула. Только теперь Стречи поняла, как она голодна, – когда сквозь щель в двери проник сюда запах жирной пищи и насытил спертый полумрак ее темницы. Он окутал ее и принялся мучить, точно назойливая муха на жаркой постели.

Внезапно послышались шаги: кто-то поднимался по лестнице. У самой двери шаги стихли. Послышался скрежет – точно кто-то открывал ключом проржавевший замок, – и дверь со скрипом отворилась. В комнату ворвалась волна света, нахлынула на нее и ослепила. Когда она отвернулась, чтобы закрыться от света, она почувствовала себя принцессой, заточенной в башне. Они светили фонариками прямо ей в лицо. Один из них что-то сказал.

– Что? – переспросила Стречи.

– Ты не передумала? – Это ди Стефано. – Где Клайв?

– Я же говорила – я не знаю.

Проклятый свет. Головы не поднимешь.

– Это мы слышали два часа назад. Ты все еще не образумилась?

– Вы не могли бы убрать этот свет?

– Мне нравится наблюдать за тобой, Стречи. За ходом твоих мыслей – понимаешь, о чем я?

Немигающий свет – точно прожектор. Она ответила:

– Он бросил нас обоих.

– Ты попусту теряешь время, пытаясь защитить его. Он сбежал с женой Линкольна – тебе это известно. А тебя оставил по уши в дерьме.

Она пожала плечами.

Он сказал:

– Ну что ж, я ведь могу оставить тебя здесь, пока не найду Клайва. А пока ты торчишь в этой вонючей комнате, твой приятель трахает эту блондинку. Что ты об этом думаешь?

– Он – не мой приятель.

– Ну, теперь-то нет, конечно.

Она постепенно привыкла к свету, но все еще не могла смотреть на него. Он так и оставался голосом из темноты. Внезапно тон его изменился:

– Ты должна помочь мне, Стречи.

– Запертая в этой комнате?

Он усмехнулся:

– Ты можешь выйти отсюда в любое время. Только скажи.

Она снова пожала плечами, и Фрэнки буркнул:

– Ну ладно.

Он не спешил опускать фонарь. Паттерсон рыгнул. Фрэнки огрызнулся:

– Ты не мог бы..?

– Простите. После рыбы у меня вечно отрыжка.

– Эй, Стречи, – проголодалась?

– Есть немного.

– Если так и будешь молчать – станешь еще голоднее.

Они оставили ее и спустились на берег протока. В темноте не было видно, насколько он глубокий. По воде шла легкая рябь – на ней играли лунные блики, и поток неожиданно громко журчал по гладким камушкам. Ночной воздух веял прохладой и пахнул листвой. Паттерсон закурил.

Фрэнки тихо спросил его:

– Ну, какие будут предложения?

– Предложения? Я делаю, что говорят.

Фрэнки коротко взглянул на него и покачал головой:

– Может, она знает, где он, а может, и нет. Но она – все, что у нас пока есть.

– Есть еще Линкольн. Наверное, его супруга уже звонила ему.

– Ага. С телефона в спальне.

– Представляю себе, – усмехнулся Паттерсон. – Она– в постели.

– Тебе только и остается, что представлять.

Паттерсон все еще усмехался:

– Ну, может же парень помечтать? Ничего баба, правда?

– Забудь про миссис Дин. Я говорю о нашей.

– Которая заперта наверху? – Паттерсон опять улыбался.

– У тебя в сигарете что – гашиш? Я имею в виду Стречи.

– Тоже баба что надо.

Фрэнки выдохнул:

– Я имею в виду – как думаешь, она знает, что происходит?

– Держу пари, что да. И еще много всего интересного.

– Боже мой, – процедил сквозь зубы Фрэнки. – И зачем только я приперся в эту проклятую страну? О да – ведь думаю здесь я? У нас два варианта – либо сидеть здесь и караулить Стречи, либо вернуться в отель и порасспросить Линкольна.

– В отеле намного удобнее.

– Так вот ты что советуешь – оставить Стречи в этом чулане на всю ночь? Вряд ли это разумное решение. Оставь ее одну на несколько часов – и мало ли что может случиться? Может, я один съезжу в отель, а ты останешься здесь и присмотришь за Стречи?

Паттерсон резво выбросил окурок:

– О да, я уж за ней присмотрю…

– Прекрати, а?

Паттерсон пожал плечами:

– Просто подумал, что мы могли бы что-то с этого поиметь. Да вы и сами, наверное, думали об этом. – Он многозначительно покосился на Фрэнки. – Ночь будет долгой, места здесь безлюдные. Да что там, мы ведь уже убили тут одного.

Паттерсон бросил взгляд за деревья, туда, где была неприметная могила тощего.

– Он был бродяга, – пробормотал Фрэнки. – О нем никто и не вспомнит.

– А она кто? В смысле, если она исчезнет, – кто удивится?

– Достаточно.

Паттерсон задрал голову и уставился на звезды. Он был выше и крупнее Фрэнки.

– Вы же сами спросили моего совета. А вы как думаете? Либо мы будем сидеть тут и ждать, пока расколется Стречи, или поднажмем на нее, и она расколется этой ночью? Вообще-то вы здесь босс, мистер ди Стефано, но лично я полагаю, что чем дольше мы будем тут торчать, тем дальше уедет Клайв.

Фрэнки пробурчал из темноты:

– Пошли.

Его трудно было не узнать: при безжалостном освещении вестибюля отеля стоял Деларм, огромный и темный, – точно Иоанн Креститель в раскаленной пустыне; но преподобная Тина в прямом смысле зашла слишком далеко, прежде чем его заметить. Он тотчас же устремил на нее взгляд – взгляд коршуна на добычу. То, что она появилась из бара отеля, явно говорило не в ее пользу. И выражение ее лица. Не говоря уже о том, как оно застыло при виде бородача.

Впрочем, что ей теперь до него, подумала она. Когда миссис Ниббетт позвонила ей домой, поначалу она не позволила себе поверить до конца, но теперь-то, когда она встретилась со всем семейством Ниббетт и присными в баре «Холидей Инн», она позволила резонным доводам убедить себя, что титул останется за Ниббеттами. Возможно, одной миссис Ниббетт она бы и не поверила, но там были торжественный Уолтер, не говоря уж о Мертл, Конраде и Джули с Хантером, и постоянные «еще капельку» искрящегося шампанского – такое убедило бы и самого закоренелого циника. А уж эскомского приходского священника тем более, ибо преподобная мисс Гам отнюдь не была циником. Тем паче что она сама искренне хотелаэтому верить. Узнать, что ее приход благословлен чудесными Ниббеттами, а не грозным Делармом, было поистине блаженством.

Но вот на ее пути стоял исчезнувший было претендент. Преподобная глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы выветрились пары шампанского, улыбнулась и смело двинулась мимо него.

– Ну что ж, – сказала она. – Борьба была трудной, и, в конце концов, победитель-то должен быть один, ведь правда?

И изо всех сил постаралась сделать сияющую свою улыбку сочувственной.

Он степенно кивнул:

– Да, пришлось попотеть. Хотя я бы предпочел, чтобы конкуренция не была такой жесткой.

– Вы когда улетаете – завтра?

– Через несколько дней.

– Видами решили полюбоваться?

– Не до того будет.

– А что тогда?

– Да так, кое-какие бумаги. Ничего особенного, – поспешил он ее заверить.

– Бумаги?

Он покачал головой:

– Так, пустяки.

Ее улыбка стала смахивать на трупное окоченение.

– Н-но вы остаетесь здесь?

– Ну да. Завтра я вряд ли смогу уделить вам время, мисс Гам, но я всегда знаю, где вас найти.

– А-а. – Она слегка вздрогнула. – Так… я могу вам понадобиться?

Он уставился на нее:

– Несомненно.

Она осторожно сглотнула.

– В-визит вежливости? – храбро предположила она.

– Надо кое-что обсудить. И исправить.

Тина изо всех сил старалась принять шутливый тон:

– А что – грядут какие-то перемены?

– Естественно.

– И… и какова же ваша роль?

– Ну, как новый лорд поместья Эском…

Она содрогнулась. Он осторожно облизнул губы.

– Я очень интересуюсь духовной жизнью своих подданных…

– Новый лорд…

Тина так и не смогла заставить себя закончить фразу, ибо она заключала в себе приговорвсему эскомскому приходу. Она робко возразила:

– Но я говорила с Ниббеттами…

– Они все еще здесь?

– Тут. – Она слабо кивнула в сторону бара.

Деларм пожал плечами:

– Да толку-то от них сейчас…

– Значит, новый лорд – вы?

Она должна была это спросить. Получить подтверждение…

– Да, – объявил он – и, не удержавшись, добавил: – Я – лорд.

Странная вещь: всякий раз, когда Паттерсон приходил в состояние возбуждения, курить ему не хотелось. Старая армейская привычка, полагал он: как только начинаются боевые действия, никакого открытого огня, никаких посторонних запахов. Так что, как только в кровь стало поступать достаточное количество адреналина, потребность в стимуляторах отпадала сама собой. Вслед за Стречи и Фрэнки поднимался он по шаткой лестнице наверх. Первым шел Фрэнки. Паттерсон замыкал шествие – подавшись назад, он наблюдал, как в полумраке покачиваются ягодицы Стречи. Стоит протянуть руки – и он сможет провести ладонями по ее бедрам.

Они поднялись наверх. То ли там было светлее, то ли их глаза успели привыкнуть к темноте. А уж когда Фрэнки посветил фонариком, то стало видно очертания предметов за балкой. Оконный проем, давно лишенный всяких стекол – в дыру окна проникали обрывки лунного света и гасли на грязном полу. Крыша частично обвалилась. На деревянных стенах лежали неясные тени – то ли ящики, то ли обломки мебели. Луч фонарика Фрэнки упал на деревянный стул.

– А вот и кресло с моими инициалами, – усмехнулся он. Он уселся в него, устроил фонарик на коленях, позволяя ему освещать всю комнату.

– Где вы? – окликнул он. Луч фонарика зашарил по темноте и выхватил силуэт Стречи – ей пришлось отвернуться от слепящего света.

– Третий уровень, – буркнул он. – Только на сей раз в роли легавого – я сам.

Должно быть, он ухмылялся, но все, что она видела, – слепящий луч. Справа от нее что-то зашевелилось – это Паттерсон устраивался на полу.

Фрэнки заговорил снова – на сей раз он повысил голос. Выходит, он вовсе не ухмылялся.

– О'кей, Стречи, – уже поздно, и я начинаю терять терпение. Где Клайв, черт возьми?

– Я что – должна догадаться?

Он заорал:

– Отвечай на вопрос!

Прикрыв глаза ладонью, она уставилась в пол.

– Полагаю, что дальше, чем был, когда вы спрашивали меня в последний раз, – ответила она.

– Еще одна шуточка, – мягко сказал Фрэнки, – и я дам тебе пощечину. Очевидно, без этого не обойдется.

– Не знаю я, где он.

– Что ж, – раздался голос из темноты, – по-видимому, нам придется это из тебя выбить.

Она услышала, как скрипнул стул.

– Так ты этого добиваешься? – спросил он. Теперь он стоял, и луч его фонарика подрагивал.

– Даю тебе последний шанс, Стречи, – просто сказал он. – Мы здесь одни. Мы устали. И ты – не героиня боевика.

– Я не могу сказать вам, где он. Я не знаю.

Ди Стефано вздохнул.

– Ты мне нравилась, Стречи. Ты об этом знала? Неужели ты позволишь мне это сделать?

– Вам вовсе не надо этого делать, – ответила она. – Если, конечно, вы не получаете от этого удовольствие.

Она подняла белокурую головку и посмотрела прямо в луч фонаря. Ей надо было убедить их, что ей не страшно, – хотя если они подумают, что она не боится, это еще больше укрепит их в мысли, что она лжет.

Из темноты раздался голос Паттерсона:

– Она думает, что мы не станем бить женщину.

Фрэнки:

– Да мне как-то без разницы – мужчина, женщина…

– Я не о том – если их бьешь, они либо блюют, либо падают в обморок, а еще хуже – устраивают истерику. Есть другие способы.

– И какие?

– Полагаю, чем бить, лучше унизить их. Тебе ведь это не понравится, правда, Стречи? Я имею в виду – ты одна, а нас двое…

От отвращения Фрэнки едва не выронил фонарик:

– Вот оно что – ты собираешься ее изнасиловать? Погоди расстегивать ширинку. Нам нужна информация, а не то, о чем ты подумал.

– Кто говорит про изнасилование? – Голос Паттерсона прозвучал спокойно и размеренно. Может, темнота делала его смелее, а может, он точно знал, чего хочет. – Ее просто надо раздеть…

– Заткнись!

– Это проверенный способ – заставить заключенного раздеться. Сделать его беззащитным. Чтобы ему негде было спрятать…

– Я этого не слышал.

Но семя было заронено – Стречи в этом не сомневалась. Луч фонарика слегка дрогнул.

Паттерсон сказал:

– Видите, она прислушивается. Гляньте на нее.

Она замерла на свету, точно актриса, которую снимают крупным планом – так, чтобы была видна любая, даже самая незначительная перемена в выражении ее лица. Она пыталась казаться равнодушной. Оба мужчины молчали. Им-то проще – они стояли в темноте, и им оставалось только молча наблюдать. Чем больше проходило времени, тем отчетливее Стречи осознавала комизм ситуации. Под неумолимым лучом фонарика стояла она, недвижная, точно статуя. И чем дольше она вот так стояла, тем дольше ей приходилосьстоять, потому что любое ее слово, движение или жест покажется им значимым. Она моргнула, потом еще раз. Ей хотелось моргнуть снова и снова или вовсе зажмурить глаза. Проклятый свет! Но она не должна этого делать. Она почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.