Текст книги "Святыня"
Автор книги: Джеймс Герберт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)
Прошло несколько недель, не знаю, сколько именно, и в это время мой отец и епископ решили между собой, что моему здоровью, под которым они подразумевали состояние ума, пойдет на пользу, если меня не пускать в церковь Св. Иосифа и в Бенфилд. Я подозреваю за этим повеление настоятельницы, поскольку она не обвинила меня перед моим отцом, а совесть не позволила бы ей пустить меня в свою епархию. И мне суждено проводить дни в церкви Св. Петра, в поместье моего отца, где слуги и местные жители не обращают внимания на мое бормотанье. Я служу здесь как пастырь. И здесь я в безопасности, запертый в клетке собственного безумия. Отец выделил церкви Св. Петра деньги на починку кладки – ха! Говорят, что в церковь ударила молния, и в южной стене установили новый витраж. Отец принес мне из старой церкви мои вещи – одеяния и прочее. Церковный сундук тоже перевезли в церковь Св. Петра, и, похоже, о нем отец беспокоился больше всего. Думаю, между моим отцом и этой лукавой святой сестрой, настоятельницей, состоялся тайный сговор, потому что отец явно стремился заполучить тот сундук, где хранятся все записи церкви Св. Иосифа и Бенфилдского прихода. Отцу нет нужды так беспокоиться – я был не такой дурак, чтобы записывать подробности плотских утех с сестрой Элнор, и не оставил никаких записей, порочащих ее. Как он, должно быть, изучал эти буквы и письмена, выискивая, что может сбить спесь Вулгаров, и как, должно быть, вздыхал, ничего не найдя. Как же он отнесется к моим писаниям, которые я оставляю для будущего и которые останутся хорошо укрытыми, пока Бог не решит, что их следует найти? Уверен, они бы ему не понравились.
Что это? Снова стук в дверь, но Элнор уже внутри. Смрад становится сильнее, но я не буду смотреть на темную тень, которую вижу краем глаза. Мое тело одеревенело от холода, и выводящее каракули перо царапает бумагу. Но страх не даст мне отдохнуть! Я должен поскорее закончить свое дело и предупредить других, пока мое мужество не иссякло! Я прилежно и набожно служил здесь, зная, что душа моя навеки проклята. Через какое-то время, наверняка через много месяцев, я научился скрывать от всех свой страх и выказывать его только наедине с собой и терзающими меня муками раскаяния. Все считают меня сумасшедшим и отводят глаза. Но им больше не досаждают мои проповеди, мои страстные заклинания против незримых сил Наш святой Папа Римский снова отказал Елизавете в праве на трон, но это мало меня заботит, поскольку меня оставили здесь в покое. В покое! Что за безумные слова! И все же я бы с радостью принял гонения от нашей новой королевы вместо гнусных преследований этого бездушного духа! С тех пор как меня заключили здесь, я не виделся с настоятельницей, а она оставляла без внимания мои послания, которые я передавал через слуг моего отца (может быть, отец перехватывал их). Его управляющий сказал мне, что после смерти Элнор сестру Розамунду прогнали из монастыря и поселили в лесу неподалеку от деревни. Это вполне может быть правдой, но мне нет до этого дела. Я жалею лишь себя самого. Ничто не спасет несчастного. Я чувствую на себе дыхание Элнор – зловонное дыхание смерти! Она хочет, чтобы я взглянул в эти налитые кровью глаза, чтобы упал в ее любовные объятия! Сморщенная рука касается моих плеч, но я не оглянусь! Пока не оглянусь, дорогая Элнор. Не оглянусь, пока не выполню свою задачу, не запишу слова, чтобы предупредить других. Не сомневайся в этих словах, читатель, не сочти их бредом сумасшедшего, а отнесись со вниманием! Ее Зло еще не совершено, и ее злобный дух еще не успокоился.
Дверь распахнулась, и в церковь с воем ворвался ветер. Он старается вырвать листы у меня из рук. Но я не отдам. Они будут в безопасности, надежно спрятаны, а потом я вернусь к моей Элнор. И обниму ее, как обнимал недавно во сне, поскольку меня по-прежнему влечет к ней, я вижу лишь ее красоту, а не то обезображенное, почерневшее существо, стоящее надо мной, чей безгубый рот тянется к моей щеке…
Хватит об этом! Я принадлежу ей, так как между нами больше нет лжи. Я по-прежнему блудодействую с ней в мыслях, и эта моя греховная похоть связала нас навеки. Оставляю это предостережение тому, кто найдет его. Она прикоснулась ко мне, и я снова в ее власти!
Блюдите свою душу. Этими записями я могу обрести искупление. Блюдите свою душу и помолитесь за того, кто уже погубил свою.
(Конец документа. Несомненно, его автор – Томас Булгар, священник церкви Св. Иосифа в Бенфилде, а позже церкви Св. Петра в Бархэме, сын сэра Генри Булгара. – Д.
Вопросы:
1. Был ли Томас Булгар сумасшедшим?
2. Что он имел в виду, говоря, что Элнор больше чем просто ведьма?
3. Сбывается проклятие??
4. Отец Хэган/Молли Пэджетт – катализаторы?
5. АЛИСА – ЭЛНОР???!!!)
Фенн откинулся на спинку, не отрывая глаз от документа Он глубоко вздохнул. Господи Иисусе! Возможно ли это? Эти записи – бред сумасшедшего, или в них правда? Могло ли это событие, это кошмарное, невежественное сожжение ведьмы, случившееся около пятисот лет назад, стать причиной того, что происходит в церкви Святого Иосифа сегодня? Да нет, это просто предрассудки, вера в Мумбо-Юмбо! Ведьмы – это в сказках, в преданиях, в фольклоре, в легендах, которые родители любят рассказывать детям у горящего камина зимними вечерами. Хотя Вулгар не утверждал, что Элнор – ведьма. Фактически он отрицал это. Но разве сверхъестественное сколь-нибудь реальнее, чем сказки и предания? Однако же он сам, Фенн, стал свидетелем явлений в Бенфилде, которые можно назвать не иначе как аномальными, и его логический ум с трудом мог воспринять их. Но как можно отринуть то, что произошло не далее как нынче днем? В той церкви вместе с ним было нечто, распространявшее вокруг себя ауру зла. Оно до полусмерти напугало Нэнси и у него самого вызвало слабость в кишках. Так что же это за чертовщина? Призрак несчастной Элнор?
– А-а-а! – с отвращением вслух проговорил Фенн. – Этого просто не может быть. Такого не бывает.
«Давай, давай, разговаривай с собой, Фенн», – подумал он и посмотрел на свою руку. На ней не было рубцов, не было следов от когтей демона. Но демоны были в той церкви, он сам видел, как они исчезли. Однако на его теле не осталось никаких следов, если не считать царапин от веток, что хлестали его, когда он катился по склону.
Интересно, что думает обо всем этом Делгард. Он священник, и сверхъестественное – это по его части, а концепция о жизни после смерти лежит в основе его религии. Но признание злобного проклятия от женщины из другой эпохи? Что он на это скажет? Если он поверил во все это, то, возможно, пошел в церковь помолиться о помощи!
Фенн покачал головой. Все это слишком невероятно. И тем не менее это происходит.
Он отодвинул стул и встал, вдруг осознав, как снова окоченел Огонь в камине опять горел еле-еле. Фенн натянул куртку и застегнул до самого верха молнию. Лучше разыскать Делгарда и поговорить с ним Священник не дурак, несмотря на род своих занятий, и если он ощутил, что в документе что-то есть, то, черт возьми, в нем что-то есть. И если дело в этом, то нужно будет решить, что с этим делать.
Фенн вышел из комнаты, втянув голову в поднятый воротник и поеживаясь, то ли от ночного холода, то ли от воспоминаний о прочитанном на выцветшем пергаменте.
Он закрыл за собой дверь и прошел по коридору. Из двери впереди тянуло ледяным сквозняком Фенн шагнул в ночь и машинально посмотрел на небо: оно было ясным, словно облака унесло дневным ветром, и темно-синим, почти черным, а звезды светились ярко, живо. В окнах церкви тускло горел свет, и Фенн быстро направился по дорожке туда. Его шаги все ускорялись, пока он не пустился чуть ли не бегом. В том, как выглядела церковь Святого Иосифа, была какая-то странность, что-то непонятное. Она казалась совершенно черной, темнее ночи вокруг, блеск звезд не отражался от каменных стен, не выделял ее формы. Неестественную черноту разрежал только тусклый свет в окнах. Фенн почувствовал, как заколотилось сердце, и желание добраться до церкви вдруг пропало. Захотелось убежать подальше от этого зловещего места Чувство было то же, что и днем в церкви Святого Петра – страх и тревога.
Но Фенн знал, что Делгард там, один, беззащитный, не подозревает о происшедшем превращении. Нужно предупредить священника, помочь ему выбраться оттуда, так как Фенн вдруг понял, что церковь Святого Иосифа – больше не храм Божий, а обиталище чего-то неправедного.
Когда он прикоснулся к двери, у него возникло ощущение гадливости, словно само дерево было нечистым. Фенн испытывал сильный страх, но заставил себя открыть дверь.
Глава 35
Монсеньер Делгард опирался на низкое ограждение алтаря, голова склонилась на грудь, спина сгорбилась. Губы беззвучно шептали литанию, но лицо застыло, черты были словно высечены из серого камня. Делгард сам не представлял, как долго молится здесь, в церкви Святого Иосифа, – может быть час, может быть, меньше. Страх и замешательство не прошли, и никакого решения возникших проблем не пришло само собой. Священник не сомневался в истинности переведенных слов и также был уверен, что проклятие сбывается. Он верил, что могущество человеческого разума не имеет границ на этой земле, как и человеческий дух. Элнор обладала силой, превосходящей человеческие знания и недоступной пониманию окружающих, она принадлежала к редкой, уникальной породе, была, если говорить в терминах генетики, новой ступенью в развитии, которую большинство людей не могли постигнуть, не говоря уж о том, чтобы попытаться достичь чего-то подобного. Элнор обладала способностью вытягивать из людей волю, их энергию, их веру, могла преобразовывать эту силу в коллективную, превосходящую человеческие возможности. Роль Элнор заключалась в «направлении» душевной энергии. Теперь эта энергия действовала через Алису и с еще большей силой, чем при жизни той монахини. Неужели смерть, это проникновение в мир духов, где никакие физические ограничения не контролируют умственную энергию, лишь подняло эту энергию на новый, страшный уровень? До Делгарда дошло нечто большее. Раньше он решил, что отец Хэган и Молли Пэджетт могли оказаться катализаторами для высвобождения этих ужасов, а теперь задумался: не развивался ли дух Элнор все это время, приобретая новые силы в «ином» мире (что такое пять веков по сравнению с самой вечностью?). И эта мысль напугала Делгарда больше всего, так как если Элнор действительно вернулась, то каковы же ее нынешние силы и на что она направит их?
Он ощутил свою беспомощность и беззащитность. Как противостоять чему-то, чего не можешь до конца понять? Через своего епископа можно прибегнуть к помощи тех, кто компетентен в подобных вещах: мирян и людей его собственного призвания —. возможно, вместе они совладают с этим злом. Но в основном следует искать Божьей помощи, поскольку только Создатель может истинным путем победить это чудовище.
Резкий звук заставил Делгарда вздернуть голову. Он огляделся. В церкви стоял полумрак, огни светили тускло. Внимание священника вернулось к распятию над алтарем, и тяжелые веки опустились, Делгард снова погрузился в молитву. В суставах опять почувствовалась ломота, как нередко бывало в последние недели, и тело напомнило, что возраст и усталость берут свою неизбежную дань. Возможно, когда сделает все от него зависящее, он поищет для себя покоя, удалится в…
Снова этот звук! Резкий скрип. Он донесся откуда-то справа.
Делгард посмотрел на потерявшую форму фигуру Девы Марии, его губы шевелились, и на этот раз от старческой дрожи, а не от молитвы.
Он заставил себя выпрямиться, и для этого потребовалось больше усилий, чем он ожидал. Он шагнул вперед, и его шаги были медленны, он почти топтался на месте. Наконец священник приблизился к статуе и встал перед ней, с любопытством разглядывая изуродованное, потрескавшееся лицо. Руки Богоматери были чуть разведены и протянуты вперед, словно маня его, но улыбка не выражала материнской любви: изъязвленный камень превратил ее в злобную ухмылку.
Внезапно отвалились еще несколько кусочков камня, они полетели на пол и раскрошились в пыль. Улыбка стала шире, сделалась зловещей. Нижняя губа отпала, как будто рот приоткрылся для беззвучного смеха. Мрамор пришел в движение, по нему заструились трещины, и Делгард попытался отступить назад, но почувствовал, что не может двинуться, зачарованный переменами в камне.
Он взглянул статуе в глаза, и мелкая пыль соскользнула с них, так что они показались мертвыми и пустыми.
Делгард в ужасе приоткрыл рот и попытался приподнять дрожащую руку, чтобы защититься, словно поняв, что сейчас произойдет.
Фенн ввалился в церковь и сразу увидел в дальнем конце, у алтаря, высокого священника Делгард, приподняв руку, смотрел на статую Мадонны.
И в церкви присутствовало что-то еще. Маленькая фигурка в капюшоне сидела на одной из скамей всего в нескольких рядах за спиной священника.
Тьма и холод охватили Фенна – это было уже знакомое чувство. Он ощутил, как мышцы живота сжались, а волосы встали дыбом. Репортер попытался окликнуть монсеньера, но с губ сорвалось лишь тихое шипение. Он двинулся вперед, но было поздно.
Статуя разлетелась на куски, и в церкви прогремел гром Тысячи каменных осколков пронзили беззащитное тело, как металлическая шрапнель, разодрали его плоть, изрезали лицо, грудь, руки, пах и отбросили назад; он упал на переднюю скамью, а осколки, вошедшие в глаза, проникли в мозг, разрушили клетки, так что невероятная боль продолжалась всего несколько мгновений. Его тело, уже бесчувственное, судорожно дергалось в узком проходе между скамьями, а одна огромная изодранная рука приподнялась, словно умоляла кого-то невидимого. Смертной хваткой она сжала спинку скамьи в последнем контакте с материальным миром.
Фенн подбежал к упавшему священнику и установился в проходе, положив руки на спинку и глядя на окровавленную фигуру. Лицо Делгарда было ободрано, белый воротник стал малиновым Фенн позвал священника по имени, хотя знал, что тот не услышит – больше никогда ничего не услышит.
Со слезами ярости в глазах репортер обернулся к маленькой фигурке в черном. Но церковь была пуста В ней никого не было. Кроме него самого и мертвого священника.
Уилкс
Он запер шкатулку, для надежности проверил крышку, удовлетворенный, взял ее со стола и прошел через комнатушку к шкафу – для этого потребовалось всего три шага. Затем, вытянувшись и встав на цыпочки, положил шкатулку на шкаф и толкнул ее так, что она отъехала к дальнему краю. Наверное, вечно сующая свой нос куда не следует хозяйка уже обнаружила шкатулку, но ни к чему вновь возбуждать ее любопытство, привлекая взгляд во время проверки комнаты. Он улыбнулся, представив реакцию хозяйки, если бы она узнала о содержимом шкатулки. Но это был его секрет. Он был уверен, что даже мать не догадывается, что это пропало – а если она и узнала, то не заявила о пропаже в полицию, поскольку, в конце концов, владела этим незаконно.
Он сел на узенькую односпальную кровать и убрал с глаз белокурые волосы. На полу у ног лежала развернутая газета, и он еще раз быстро пробежал глазами статью. Провинциальный суссекский репортер пытался дискредитировать маленькую святую, утверждая, что священника убила не бомба, подложенная какими-то антирелигиозными фанатиками, и выставил себя на посмешище, заявив, что все происходящее в Бенфилде – следствие проклятая, наложенного какой-то сумасшедшей ведьмой!
Уилкс задумчиво кивал головой, перечитывая статью. Епископ, в свою очередь, назвал репортера торговцем сенсациями и заявил, что тот пытается выжать из истории максимум финансовой пользы для себя. Хотя Католическая церковь еще не признала исцеления в церкви Св. Иосифа чудесными, но, несомненно, возражала против идеи, что все это происки какой-то смехотворной «сказочной ведьмы».
Он улыбнулся.
Кроме того, маленькая святая попросила, чтобы по убитому монсеньеру и умершему ранее приходскому священнику был отслужен специальный молебен. Она сказала церковным иерархам, что Госпожа в видении просила устроить через деревню процессию со свечами в память о добром священнике, и что потом последует Откровение. Церковь намеревалась исполнить это желание, поскольку все ощущали, даже не ожидая никакого Откровения, что священники, один из которых стал жертвой тех, кто отрицал путь Христа на земле, заслуживали такой доли.
Уилкс больше не улыбался.
Он лег на кровать, прислонив голову и плечи к стене, и стал грызть ноготь, уже и так обкусанный до мяса. На него смотрели три лица, вырезанные из старых газет и прилепленные к дверце шкафа. Каждая фотография была подписана. Вскоре Уилкс отодрал их и положил в папку вместе с остальными посвященными им газетными статьями.
Но теперь он беззвучно повторил три имени, и на лицо его вернулась рассеянная улыбка:
«ЧЕПМЕН[36]36
Марк Д. Чепмен 8 декабря 1980 года застрелил популярного музыканта Джона Леннона.
[Закрыть]
АГДЖА[37]37
Мехмет Али Агджа 13 мая 1981 года совершил покушение на Папу Иоанна Павла II.
[Закрыть]
ХИНКЛИ[38]38
Джон У. Хинкли 30 марта 1981 года совершил покушение на президента США Рональда Рейгана.
[Закрыть]».
Глава 36
Ведьма верхом
С чертом вдвоем,
Скачет пара лихая.
Сквозь мглу и сквозь ночь,
Летят во всю мочь,
На ветер и дождь невзирая.
Молний излом Адским огнем,
Высветит черные тучи,
А под конец
Встанет мертвец,
Напуганный громом могучим.
Роберт Геррик. «Ведьма»
Это сумасшествие. Явное чертово сумасшествие.
Фенн остановил свою малолитражку и опустил окно.
– Что за пробка? – крикнул он, махнув рукой в сторону рычащих машин впереди.
Полисмен, пытавшийся привести хаос в некоторое подобие порядка, медленно подошел, скрывая свое раздражение.
– Вы не проедете через поселок, – угрюмо сказал он. – Во всяком случае, в ближайшее время.
– А в чем дело?
– Главная улица перекрыта. Отсюда начинается процессия.
– Всего семь часов. Я думал, она начнется не раньше восьми.
– Люди собираются с шести утра и прибывают весь день. Бог знает, сколько уже набралось, но несколько тысяч – это наверняка.
– Послушайте, я из «Курьера». Мне нужно попасть в церковь.
– Да, у всех свои проблемы, правда? – Полисмен бросил сердитый взгляд на машину, остановившуюся за малолитражкой Фенна, и еще несколько, гудящих позади нее. Его рука поднялась к ним, как дирижерская палочка, требуя тишины. – Можете попытаться проехать по объездным дорогам. Попробуйте через Флекстоун – по крайней мере, подъедете ближе.
Фенн тут же дал задний ход и подъехал, насколько смог, к стоящему позади автомобилю. Почувствовав легкий толчок бампера, он включил первую скорость и выкрутил руль. Чтобы выехать, потребовалось четыре раза маневрировать туда-сюда, заезжая на обочину, но в конце концов удалось развернуться от Бенфилда к слепящему свету фар встречных машин.
Подобного следовало ожидать – в последние несколько дней пресса только и говорила об этой истории. Почему болван епископ не прислушался к нему? Кипя злобой, Фенн хлопнул ладонью по баранке.
Вскоре он доехал до указателя на Флекстоун и свернул на темную проселочную дорогу. Она была извилистой, и по пути встречалось мало домов, пока впереди не показался сам хутор – да и он представлял собою всего два коттеджа и несколько каменных домиков, образующих тупик. Слева виделось странное сияние в небе, и Фенн понял, что это Бенфилд, – поселок освещался, как никогда раньше. Репортер выругался про себя. А потом вслух.
Вскоре Фенн доехал до пересечения с другой главной дорогой и застонал, увидев вереницу машин, едущих в том же направлении. Он быстро принял решение, вырулил на обочину, запер машину и пошел пешком, зная, что еле движущиеся рядом машины скоро совсем остановятся. До церкви оставалась добрая миля, но добраться туда можно было только пешком, пока не образовалась толпа.
«Сумасшествие, – повторял про себя репортер под ритм шагов. – Все спятили».
В ночи вспыхнул яркий белый свет, луч выделился из рассеянного сияния поселка. Это был главный прожектор самой церкви, и он, как пение сирен, словно манил путников, чтобы потом уничтожить. От жуткого света Фенн поежился. В небе плыли густые тучи, их края ловили серебристый отсвет луны, подчеркивая изорванные, изменяющиеся очертания.
Паломники в своих машинах разных размеров и автобусах – и даже на мотоциклах и велосипедах, – казалось, пребывали в прекрасном настроении, несмотря на долгую задержку при движении вперед. Из многих автомобилей доносились благодарственные песнопения, из других – спокойные интонации молитв. И все же вскоре стало очевидно, что среди богомольцев есть группы, которыми двигало исключительно любопытство, которые искали сильных впечатлений, чего-нибудь необычного, непредвиденного. И были такие, кто совершал поездку просто потому, что по телевизору не показывали ничего интересного.
И снова по мере приближения к церкви Фенн ощутил в воздухе странную вибрацию. Это было сродни лондонской атмосфере 1981 года, когда состоялось королевское бракосочетание, или когда на следующий год прибыл Папа Иоанн Павел. Но собирающаяся сейчас энергия имела какую-то странную собственную силу, она словно опьяняла, и Фенн знал, что своего пика она достигнет вокруг святого места. Теперь он понимал, что источник энергии находится в Алисе, как раньше, много лет назад, находился в Элнор. Фенн знал это точно, словно сами мертвецы шепнули ему на ухо. Всеподавляющая психическая энергия переходила в физическую, что позволяло исцелять физические недуги в тех, кто давал возможность проникнуть в собственную психику. В тех, кто истинно верил. И это, Фенн не сомневался, являлось даром всех целителей посредством веры – способность направлять чужую психическую энергию. Слова порочного священника шестнадцатого века дали ключ к решению, призрачный шепот нынешних двух священников, тоже умерших, как и их более ранний предшественник, дал ответ. Но епископ Кейнс не слушал Фенна. Навязчивые идеи гоняющегося за сенсациями репортера ничего не значили для священнослужителя. Доказательства, Фенн, нужны доказательства.
Где эта рукопись, о которой он говорит?
Пыль на полу в доме священника.
Где последний перевод монсеньера?
Пыль на полу в доме священника.
Так где же доказательства?
Одна пыль, как и статуя Девы Марии в церкви.
Плечи Фенна ссутулились, под глазами образовались мешки от ночей беспокойного сна Пытаясь убедить епископа, он понимал, что его напор почти что безумен, и так же звучат слова, слишком эмоционально для того, чтобы Кейнс воспринял их всерьез; но ему и самому казалось, что тень слишком приблизилась к нему. С Саутвортом, закулисным бизнесменом, умело использующим коммерческий аспект святыни, дело обстояло еще хуже. И полная неудача с главой Католической церкви в Англии. Фенн понимал, что вряд ли в том была вина видного кардинала, поскольку еще до его попыток получить аудиенцию у кардинала-архиепископа епископ Кейнс предупредил того о ненормальном репортере. Оставалось вернуться к своей профессии, но и тут ожидала неудача. Даже «Курьер», обиженный, что Фенн отвернулся от него, но все равно жаждущий его материалов, воздержался от публикаций его откровений. Редакция согласилась на компромисс: напечатать интервью, которое взял у Фенна один из репортеров, полный того же скептицизма, что он сам позволял себе всего несколько недель назад. Это было совсем не то, однако он сумел оценить иронию ситуации. Расплата цинику за его же цинизм. Творцу сенсаций не верили из-за его прошлого стремления к сенсациям.
Фенн мог бы улыбнулся про себя. Если бы не было так больно.
Сзади раздался гудок, и репортер отскочил в сторону, обнаружив, что загородил путь еле движущемуся автомобилю. Фенн отошел на обочину, его дыхание участилось, но он обгонял едущие рядом машины.
И вот наконец перекресток рядом с церковью. Главная дорога была забита людьми и транспортом, стоял страшный гвалт. Здесь собралось лотков больше, чем где-либо по дороге, продавали закуски, напитки и всевозможные безделушки, как и традиционные религиозные атрибуты. Полиции, очевидно, хватало забот с толпой, чтобы еще связываться с явными нарушениями правил торговли.
Фенн протолкался через еле движущуюся толпу ко входу в церковь, и чтобы преодолеть пятьсот ярдов, ему пришлось потратить минут двадцать. Он добрался до ворот, теперь ярко освещенных, и попытался их открыть.
– Минутку, – послышалось изнутри.
Фенн узнал человека, вся жизнь которого, казалось, была посвящена охране входа в церковь. На этот раз рядом с ним стояли священник и констебль.
– Все в порядке, – сказал ему репортер. – Это я, Джерри Фенн. Вы ведь меня уже знаете.
Мужчина словно бы ощутил неловкость.
– Да, знаю, сэр. Но боюсь, вы не сможете здесь войти.
– Вы шутите! – Фенн показал свое журналистское удостоверение. – Я работаю по заданию церкви.
– М-м-м, насколько мне сказали, это не совсем так. Вам придется воспользоваться другим входом.
Фенн уставился на него.
– Понял. Персона нон грата, правильно? Должен благодарить епископа.
– Теперь для прессы сделали специальный вход, мистер Фенн. Это всего в нескольких шагах отсюда.
– Да, я прошел его. Похоже, я больше не пользуюсь привилегиями.
– Я только выполняю инструкцию.
– Конечно. Забудем это. – Фенн двинулся прочь, понимая, что спорить бесполезно.
Он пробрался обратно к маленькому входу с табличкой «ПРЕССА», проделанному в ограждении луга, и с облегчением прошел через дверь без дальнейших препятствий. Его совсем не удивило бы, если б он оказался нежелательной персоной для всех входов, включая общий.
Оказавшись на церковной территории, Фенн остановился и вытаращил утомленные глаза «Боже, – подумал он, – ну и постарались же они».
Сеть скамеек покрывала почти весь луг, как тщательно сотканная паутина с самим пауком в середине. Пусть перекрученный дуб был неодушевленным, но теперь Фенн видел в нем зловещие признаки хищника, чудовища, на которое тот походил. Алтарь под деревом был разукрашен более витиевато, чем раньше, хотя рядом не было никаких статуй, изображений Христа и Богоматери, что означало бы, что Католическая церковь полностью поддерживает народную веру в святость этой земли. Церковные иерархи были осторожны – не виднелось никаких экстравагантных распятий кроме одного креста на самом алтаре, но было множество таких символов, вытканных на материи, которая покрывала определенные секции на помосте и вокруг него. Саму центральную часть расширили, чтобы уместить больше гостей на возвышении над остальными верующими, а с обеих сторон виднелись темно-красные балдахины, предназначенные для защиты богомольцев от непогоды, буде такое случится. Слева построили особый ярус, видимо, для хора Вдоль прохода между скамьями развевались флаги, их яркие красные, зеленые и золотистые полотнища придавали обширной арене веселый, хотя и торжественный вид. Фенн заметил в стратегических точках луга громкоговорители: никто не пропустит ни слова богослужения. И операторов теперь не выставили за внешние границы – вышки маячили внутри ограждения, где можно было снять верующих во время богослужения.
Тусклое освещение усиливало поразительную яркость центральной части с ее рядом прожекторов и одним особенно мощным, направленным на дерево и придававшим ему особую внушительность на фоне ночного неба. Сияние в центре господствовало над лугом и должно было притягивать умы всех богомольцев.
Пока Фенн смотрел, на платформу поднялись две фигуры в белых сутанах и начали зажигать ряды высоких ритуальных свечей позади алтаря. И снова репортера поразил вопрос, который не раз возникал на протяжении последних дней: почему церковь дала молчаливое согласие на странную просьбу Алисы устроить процессию со свечами через весь Бенфилд? Девочка говорила, что это нужно сделать ради отца Хэгана и монсеньера Делгарда, упоминала также о скором Откровении. Епископ Кейнс был сдержан в своем заявлении, что процессия должна состояться, он играл уже привычную роль адвоката поневоле. Он настаивал, что церемония в основном посвящается двум добрым священникам, один из которых погиб от бомбы неких антирелигиозных фанатиков, и этот ритуал не является исполнением желания девочки, которая, может быть, видела Пресвятую Деву, а может быть, и нет. Но почему епископ так яростно напустился на Фенна, когда репортер попытался убедить его, что во всем происходящем нет ничего кроме зла? Амбиции – ради себя, для себя – могут заслонить правду и отмести все аргументы, религия и идеалы никогда не могли устоять против нее, и все же Фенн ожидал большего от представителя церкви. Сам он, неверующий, хотел большего от тех, кто объявляли себя верующими. Во всякое время избавляться от иллюзий не слишком приятно, но раньше можно было просто цинично пожать плечами, а теперь это вызывало глубокое негодование, отчаянную злобу, причины которой коренились в страхе.
Фенн прошел между скамеек, словно привлеченный ярким светом, под ногами слабо чавкала мягкая подстилка размешанной грязи.
Лужайка быстро заполнялась людьми, что вызвало у Фенна смутное удивление, сколько же их – сидевшие в машинах, что он видел на дороге, участники пешей процессии, и те, кто все еще толпился у входа, стремясь занять места на скамейках вокруг помоста; и всех нужно как-то устроить. Куда все вместятся?
– Фенн!
Он остановился и оглянулся.
– Я тут.
Со скамейки в секции с табличкой «ПРЕССА» встала Нэнси Шелбек.
– Не ожидал увидеть тебя здесь, – признался Фенн, когда она подошла.
– Я не могла этого пропустить.
В ее глазах виделось возбуждение, хотя в глубине читался трепет.
– После всего, что с тобой случилось? Это не отпугнуло тебя?
– Конечно, я хлебнула ужаса. До сих пор не могу забыть. Но можешь представить, что скажет мой шеф, если я вернусь без сообщения о главном событии?
– О главном событии?
– Разве ты не чувствуешь? Напряжение? Воздух прямо-таки сгустился. Как будто все знают, что сегодня что-то произойдет.
– Да, чувствую, – тихо проговорил Фенн. Он вдруг сжал ее локоть. – Нэнси, что ты видела в тот день в церкви?
Их толкали проходящие мимо люди, которые стремились занять места поближе к алтарю.
– Разве Сью не рассказала тебе?
– Я не виделся с ней с тех пор, как оставил тебя у нее. В последние дни я был очень занят.
– Она пыталась связаться с тобой – мы обе пытались. Трубку никто не брал, а когда мы поехали к тебе, то никого там не застали. Чем ты занимался?
– Я пытался добиться, чтобы это шоу отменили. А теперь ответь на мой вопрос.
Нэнси рассказала и удивилась, что это не потрясло его.
– Ты видел в церкви Святого Петра то же? – спросила она, закончив.
– Думаю, что то же. Сказать по правде, я не присматривался. Но все это укладывается.
