Текст книги "Святыня"
Автор книги: Джеймс Герберт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
Глава 27
Бен несся вдоль рядов скамеек – Индиана Джонс, бегущий от преследования сотен, нет, тысяч ревущих арабов, готовый обернуться и, ковбойским кнутом выбить меч из рук любого, кто приблизится. Его воображаемый кнут, удобно пристроенный на левом плече, ничего не весил Туда вдоль одного ряда, обратно вдоль другого. Один раз кнут соскользнул в мокрую траву, но Бен тут же подхватил его, задержавшись, только чтобы пристрелить огромного, семи футов ростом, злодея в черных одеждах, размахивающего длинным изогнутым мечом Бен расхохотался над его удивленным вскриком и устремился дальше, к Затерянному Ковчегу, прежде чем до него доберутся грязные нацисты, чтобы завладеть чудесной энергией и завоевать мир. Индиана Джонс был лучше, чем Хэн Соло (пусть даже это был один и тот же человек), а Хэн Соло лучше, чем Люк Скайуокер. Нужно бежать, несмотря на усталость, нельзя останавливаться, они не должны схватить его; несмотря на усталость, нужно бежать вперед, чтобы… Чья-то нога!
Он растянулся на земле, и чьи-то руки схватили его, чтобы поднять. Никаких повреждений – только ссадина не коленке. Бен стряхнул землю с джинсов, и чей-то голос сказал:
– Осторожнее, сынок, ты поранишься, если будешь так носиться.
Бен ничего не сказал, помня, что он все еще Индиана Джонс, мужчина, не любящий много говорить. Руки отпустили его, и он одним прыжком освободился.
Лужайку быстро заполняли люди, скамейки ближе к помосту посередине – кроме тех, что были отведены специально для важных лиц и забронированы для определенных религиозных сообществ, – все больше и больше заполнялись, толпа расширялась, как распускающийся цветок. До мессы оставалось еще два часа, но люди уже проталкивались через недавно построенные ворота в поле, стремясь занять места поближе к алтарю. Многим хотелось просто увидеть чудо-девочку, другие стремились оказаться ближе, чтобы ее святость распространилась на них. Они боялись, что эта аура не достигнет задних рядов.
Солнце тускло светило сквозь облака, дул резкий ветер, который для инвалидов в толпе казался особенно немилосердным Гул возбужденных и несколько испуганных голосов с ростом толпы усиливался. Дисциплинированные служители, молодые священники, вызванные на помощь распорядителю ожидавшейся грандиозной службы, не могли сдержать дрожь, пробужденную заряженной атмосферой. Голоса почтительно приглушались, словно люди собрались в церкви, и шум объяснялся только огромным количеством собравшихся. Инвалидным коляскам было нелегко двигаться по полю, поскольку мягкую землю размесили тысячи ног, и инвалиды уже начали забивать боковые проходы, а служители про себя отметили, что на будущее нужно выделить сектор для таких калек.
Бен бежал дальше, на этот раз осторожнее, держась у менее заполненных скамеек, чтобы избежать дурацких подножек Семилетнему мальчику нравилась эта игра, он не замечал возраставшего напряжения, поглощенный своим самостоятельно сотворенным миром. На него мчался грузовик с грязными нацистами, и Бен перекатился через скамейку справа и выстрелил в лицо шоферу, когда машина проносилась мимо. Он уже снова был на ногах и бесстрашно мчался дальше. Его не напугаешь! Мальчик смутно сознавал, что скоро игра закончится: мама заставила его пообещать, что, когда в поле соберется слишком много народу, он вернется в церковь. А если ее там не окажется, то она в доме священника. Но пока народу не слишком много, еще множество пустых скамеек, множество темных арабских коридоров, множество…
Мужчина только что зашел на этот ряд, и несущееся вперед тело моментально сшибло его с ног и отбросило на скамейку, на которую он собирался сесть. Чтобы удержаться, он схватился за плечи мальчика, и Бен, от неожиданности задохнувшись, взглянул ему в лицо. Мужчина смог лишь улыбнуться, чтобы успокоить его, но это сделало лицо только еще страшнее.
Он отпустил руки, и мальчик медленно отстранился, не отрывая глаз от изъеденных язвами губ и носа – страшного последствия туберкулеза кожи лица. Мужчина поднял шелковый шарф. Он бы не пришел сюда с этим ужасным уродством, люди шарахались от него, друзья, так называемые близкие, боялись заразиться. Туберкулез кожи люди по-простому называли волчанкой, и это название вполне соответствовало болезни. Иногда люди обращались с ним как с волком, словно боясь, что он укусит их и они станут такими же, как он. Подобное кожное заболевание было редким, но для человека это не имело значения, а только усугубляло чувство безнадежности, бессильной злобы на то, что именно ему досталось такое безобразное клеймо, вывести которое не способны никакие лекарства Оставалась последняя надежда. Последняя надежда, сегодня. Если нет, если он уже никогда не сможет ощутить чужих губ на своих, никогда не увидит чужих глаз без еле скрываемого отвращения в них, никогда не возьмет на руки ребенка, не ощутив, как тот напрягается, чтобы вырваться, – тогда во всем этом нет смысла, вообще нет смысла продолжать. Разве существовало в этой жизни что-то настолько ценное, ради чего стоило жить дальше? Лучше холодное, бесчувственное забытье, чем презренное существование. Он смотрел, как мальчик убегает от него, и попытался восстановить онемение души – единственный барьер от просачивающейся жалости к себе.
Бен бежал дальше, теперь боясь этого большого луга, этой стекающийся толпы незнакомцев, вдруг показавшихся ему опасными. Пора найти маму. Индиана Джонс исчез без следа.
– Вам придется проехать дальше. Здесь негде встать.
– Пресса – Фенн высунулся и показал констеблю свое удостоверение.
– Да, вам и восьми тысячам прочих. Проезжайте.
Фенн снова втиснулся в вереницу медленно ползущих автомобилей.
– Снова этот чертов карнавал! – пробормотал он себе под нос.
– Что? – спросила, не расслышав, Нэнси.
– Я удивляюсь, сколько народу приперлось на бесплатное представление.
– Думаю, у многих более веские причины, Фенн.
– Возможно.
Они доехали почти до дома священника, и Фенн увидел, что даже здесь все забито машинами – видимо, приехавшего духовенства Он выругался.
– Мне надо было договориться с Делгардом насчет места для стоянки. Я вроде как официальное лицо.
– Думаю, зря мы не приехали пораньше. – Нэнси рассматривала медленно движущуюся толпу; очередь выплеснулась на дорогу, и там и сям полиция с распорядителями силились навести хоть какой-то порядок, чтобы люди сами себе не затрудняли проход. Автобус перед взятой напрокат машиной Фенна остановился, и репортер неохотно нажал на тормоз. Нэнси высунула голову в окно со своей стороны посмотреть, чем вызвана остановка.
– Там, впереди, скорая помощь – кажется, у выхода на луг, – сообщила она – Да, выгружают. Боже, несколько носилок.
– Ничего удивительного. В следующий раз они привезут своих мертвецов.
Нэнси полезла в сумочку за сигаретами.
– Не пойму, почему в тебе по-прежнему столько цинизма, – сказала она, прикуривая. – Ведь ты должен признать, что в самом деле есть результаты.
– Знаю, но посмотри, только посмотри туда! – Он указал на другую сторону дороги, где на обочине стояли самодельные ларьки.
Сквозь просветы в окружавшей ларьки толпе виднелись статуэтки и висящие на рамах святые безделушки, а на натянутых между деревьями веревках болтались плакаты с изображениями Богоматери с младенцем Христом, Пресвятой Девы у распятия и тому подобного. Фенн и Нэнси мельком заметили изображение Папы в ковбойской шляпе; еще один размытый плакат изображал сцену покушения на него. Торговцы выглядели угрюмыми, хотя торговля вроде бы шла бойко. Самым оживленным казался фургон мистера Уиппи, и Фенн подумал, уж не продаются ли там леденцы на палочке в виде Мадонны.
– Удивляюсь, как полиция это допускает!
– Вероятно, они слишком заняты толпой, чтобы обращать внимание на торговлю без лицензий, – ответил Фенн, снова трогая машину вперед, когда автобус двинулся.
– Похоже, в саму церковь сегодня никто не собирается, – заметила Нэнси, когда они приблизились к церковным воротам.
Фенн увидел, что полисмен торопит людей, проходящих мимо ворот, терпеливо объясняя самым настойчивым, что служба сегодня состоится не в церкви, а в поле.
– Кажется, им не очень это нравится.
– Неудивительно – снаружи чертовски холодно.
– Инвалидам это не сулит ничего хорошего. – Фенн покачал головой. – Не понимаю, как врачи это позволяют.
– Нельзя изменить человеческую природу, Фенн. Если им кажется, что они смогут исцелиться, ничто их не удержит. Например, как бы ты сам себя чувствовал, если бы у тебя была неизлечимая или смертельная болезнь? Разве ты бы не воспользовался последним шансом, даже если бы это был один шанс из тысячи – или из миллиона?
Он пожал плечами.
– Кто знает?
– Ты бы от этого ничего не терял.
– Если не считать, что имел бы довольно глупый вид.
– Что глупого в попытке воспользоваться шансом выжить?
Фенн промолчал в знак согласия, а через некоторое время махнул рукой:
– Вон выход в поле. Смотри, какая там давка.
Теперь было видно, что вереницы людей стекаются к воротам с двух сторон, образуя в проходе сумятицу.
– Эх, если бы я продавал билеты! – пробурчал Фенн.
Они медленно проехали дальше. Автомобили, автобусы и фургоны вдоль дороги стояли бампер к бамперу, и только площадь непосредственно вокруг церкви и у выхода на лужайку полиция удерживала свободной.
– Выскочишь здесь, пока я найду место, где встать? – предложил Фенн.
– Хочешь увидеться с Делгардом, да?
Он кивнул.
– Тогда я от тебя не отстану.
– Смотри сама.
– Приклеюсь как липучка.
– Ладно.
Автобус впереди наполовину заехал на обочину, и водитель на повышенных тонах объяснялся с полисменом Догадавшись, чем закончится спор, Фенн свернул к заднему колесу автобуса и остановился. Этот маневр был встречен злобными гудками ехавших следом автомобилей, которым пришлось объезжать взятую напрокат «фиесту» Фенна под напором ползущих следом машин.
– Черт возьми, что ты делаешь?
– Дорога не так широка, чтобы автобус тут встал, и, высадив пассажиров, он уедет дальше.
– Что-то не похоже, что он собирается ехать.
– Уедет.
Фенн оказался прав. С последним возмущенным жестом водитель снова исчез в кабине и завел мотор. Не сигналя и не выжидая просвета в потоке машин, он влился в него, а Фенн быстро занял освободившееся место. Две машины сзади последовали его маневру.
– Выходи, – торжествуя, проговорил репортер, вытягивая ручной тормоз.
Они вылезли из машины и пошли назад к церкви Святого Иосифа, держась на другой стороне дороги от медленно движущейся очереди.
– Сегодня здесь, наверное, тысячи и тысячи, – заметила Нэнси, укутывая шею в шарф от холода.
– И на прошлой неделе были тысячи.
– Да, но не столько. Даже Папа не собрал бы такую толпу.
Вскоре им пришлось выйти на проезжую часть, чтобы обойти группы, толпящиеся у ларьков. У ближайшего лотка они остановились, чтобы рассмотреть товары поближе.
– Невероятно, – проговорил Фенн, одновременно качая головой и улыбаясь. – Смотри! Фляжки со Святой Землей с лужайки Мадонны. Иисус бы заплакал!
Нэнси взяла маленький куполообразный прозрачный флакон с водой, в котором виднелось убого изваянное изображение Девы Марии. Она взболтала сосуд, и образ почти скрыли снежинки.
Фенн снова покачал головой в изумлении и ужасе, когда увидел семидюймовую святыню, опять же пластиковую – маленькие красные свечки в подсвечниках по обеим сторонам от фотографии Алисы, очевидно наспех вставленной на место какой-то другой святой картинки. Черно-белое изображение было репродукцией газетного снимка, и от увеличения ясно виднелись зерна печати.
Нэнси указала на раскрашенный белым грот, где поочередно вспыхивали огоньки, освещая то Мадонну, то другой образ – несомненно, Бернадетту Лурдскую.
Они видели, как какой-то паломник взял куколку, имевшую отдаленное сходство с Алисой Пэджетт, и механическая пародия на детский голос проговорила: «Слава Марии всемилостивой, Господь…»
– Не верится, – сказал Фенн. – Как они смогли так быстро все это изготовить?
– Это называется предприимчивостью, – ответила Нэнси, ее не позабавила эта выставка пошлости. – Просто быстрая подгонка товаров, которые продавались годами. Держу пари, под многими табличками «Алиса-чудотворица» или «Бенфилдская Богоматерь», если поскрести, обнаружатся совсем другие надписи.
Они пошли дальше мимо медальонов всевозможной формы и размеров, простых и витиеватых распятий, фаянсовых изделий, сумок, даже зонтиков, соблазняющих тем, что и их коснулась святость. Фенн и Нэнси подошли к человеку, торгующему открытками с видами суссекских деревень, в том числе и Бенфилда. На предложение купить такую открытку Фенн только замахал руками.
Оказавшись напротив церковных ворот, они перешли дорогу, шмыгнув меж еле двигавшихся автомобилей, и нырнули в очередь. Замеченный ранее полисмен, который направлял толпу, преградил им путь.
Фенн вытащил свое удостоверение.
– Меня ждет монсеньер Делгард.
Полисмен обернулся к одному из распорядителей, который шнырял за воротами.
– Вам что-нибудь известно о мистере Джеральде Фенне?
Маленький человечек, говоривший с Фенном в прошлый раз, кивнул:
– Все в порядке, можно его пропустить.
Ворота отворились, и Нэнси двинулась вслед за Фенном.
– Простите, мисс, только мистер Фенн.
– Но я же с ним. – Нэнси открыла сумочку и вынула свое удостоверение. – Смотрите, я тоже пресса.
– Мисс, м-м-м… Шелбек? – Полисмен рассмотрел карточку и снова обернулся к маленькому человечку.
– Нет, насчет нее ничего не знаю.
– Очень жаль, мисс, вам придется воспользоваться другим входом, дальше. Здесь позволено входить лишь официальным лицам.
– Но я же говорю: я с ним – Она указала на Фенна, который подавил ухмылку.
– Я бы рад сделать для вас исключение, но боюсь, что не могу.
– Фенн, ты не поговоришь с этим парнем?
– Извини, Нэнси. Полагаю, порядок есть порядок.
– Мерзавец! Ты знал, что так выйдет.
Фенн, притворно сокрушаясь, развел руками.
– Откуда я мог знать?
Губы Нэнси сжались в прямую линию.
– Послушайте, сержант, я из «Вашингтон пост». Я здесь для того, чтобы освещать…
– Не сомневаюсь в этом, – последовал вежливый, но твердый ответ. – Вы сможете выполнить свою задачу, если встанете в очередь. Можете пройти вперед и просто показать там свое удостоверение.
– Но… – Нэнси поняла, что спорить бессмысленно. – Мы еще встретимся! – крикнула она Фенну, прежде чем скрыться в толпе.
Широко улыбаясь, Фенн прошел за ворота. Но пока он шагал по затененной дорожке к церкви, улыбка его постепенно погасла Ему стало не по себе, словно древнее здание наблюдало за ним, а пасть черного дверного проема была разинута специально, чтобы сожрать его душу. Если существовала такая вещь, как душа. Фенн не был в этом уверен (он так и не пришел к определенному мнению на сей счет – а кто пришел?), но ему казалось, что он верит в некую «искру» жизни, в какую-то внутреннюю сущность, которая направляет жизнь человека, генерирует энергию и мысли посредством химических импульсов. Верит в некий направляющий свет, если угодно, который не обязательно приводит в движение все остальное. Тогда что же такое Бог? Искра побольше? А его искра и искры прочих – просто осколки той большой искры? Или Бог – это то, чем хотят представить Его разные религии? А важно ли это? Для него, Фенна, нет. А может быть, и для Бога тоже.
Но церковь вызвала в нем замешательство. Холод в ней был словно бы еще заметнее, чем во все предыдущие разы. «Духовно покинутая» – странное выражение для любого, кто не имеет определенных верований в этом направлении, так почему же оно кажется ему таким подходящим? Да, его разочаровало, что расследование последней недели не открыло никакой глубокой тайны или нечестивых деяний, связанных с церковью Святого Иосифа или поселком, но только потому, что это могло бы обеспечить интересный, возможно интригующий, сюжет. И все же остался ли он тем же циником, каким был, когда только взялся за расследование, или это просто попытка отделаться от иррационального после неудачи в поисках страшных тайн? Фенн помнил, с какой одержимостью поначалу атаковал архивы. Пожар, смерть священника и отца самой Алисы, смутные намеки монсеньера Делгарда посеяли в душе сомнения и подозрения, вызвали определенный страх, который он не мог понять и не мог отмести. Возможно, неделя неустанных подвигов изгнала этот страх, а множество исторических фактов и дат, не относящихся к предмету исследований, заслонили истинную цель поисков.
Он остановился у обветшавшего здания и посмотрел на невысокую башню. Ее происхождение уходило в глубь веков – никто не знал, насколько стара ее история, – и Фенн задумался о том, скольким событиям стали свидетелями эти древние камни, как; под этим куполом текло время и перемены усугублялись с каждым проходящим веком. Камни остались (или частично остались) от еще досредневековой Англии и дожили до эры микросхем и космических кораблей, прошли через колдовство и суеверия к эпохе материализма. Если бы церковь была человеком, если бы камни и цемент были плотью и кровью, окна – глазами, алтарь – мозгом, как бы на всем этом отразились колоссальные перемены, какое влияние они оказали бы на это живое существо? И смогла бы его духовная аура вынести натиск растлевающего материализма? Или проходящие годы помогли бы обрести мудрость и познать нечто, далеко превосходящее все достижения науки?
Он вздохнул. Боже, Фенн, ты еще философствуешь! Перед тобой всего лишь куча камней, у нее нет чувств, нет мозга, нет души. Рукотворное здание, построенное и обставленное Римско-католической церковью. Хватит заниматься всякими измышлениями! Чьи-то шаги заставили Фенна вздрогнуть.
– Вам помочь? – Это был другой священник, не тот молодой ирландец, с которым Фенн говорил в церковном домике более недели назад.
– Да. Моя фамилия Фенн. Я ищу монсеньера Делгарда.
– Да, мистер Фенн, я слышал о вас. Монсеньера Делгарда я только что видел в доме священника.
– Спасибо.
Репортер направился в сторону указанного дома.
– Он сейчас занят, готовится к мессе.
– Я не отниму у него много времени, – через плечо бросил Фенн.
По дороге к дому Делгарда репортер увидел на лугу за церковным кладбищем толпу. Он задержался и, невольно взглянув на отдаленный дуб, заметил построенные там помост и алтарь.
– Время начинать представление, – пробормотал Фенн, двинувшись дальше.
Он постучал в дверь дома священника, потом позвонил – его обычный способ объявлять о своем прибытии, когда имелись обе возможности, – и удивленно приподнял брови, услышав голос Сью.
– Привет, – сказал Фенн.
– Здравствуй, Джерри.
– Ты теперь служишь в церкви?
– Только помогаю. Столько всего происходит! – Она отошла в сторону, пропуская его. – Ты к монсеньеру Делгарду? – спросила Сью и сама себе ответила: – Конечно к нему.
– Я рад тебя видеть. – И он действительно был рад, хотя она выглядела усталой: под глазами залегли тени, и ее волосы были не такими блестящими и пышными, как обычно. – Плохо спишь, Сью?
– Что? – Она убрала с лица прядь волос, оглянулась, словно в смущении, и проговорила с фальшивой непринужденностью: – Нет-нет, я в полном порядке. Просто много работы.
Он придвинулся ближе.
– В двух местах: на радиостанции и в церкви?
– Да нет, церковь не отнимает много времени.
– И что ты тут делаешь?
– Я здесь не одна: еще несколько женщин из поселка приходят помогать. Мы прибираем в церкви, в доме. Покупаем продукты для монсеньера – ты знаешь, он ужасно занят. Сегодня утром я сидела на телефоне – он звонит не переставая.
– И открываешь дверь посетителям?
– Да, и это тоже.
– Бен с тобой?
– Он где-то поблизости, на лугу, наверное. Я много раз пыталась до тебя дозвониться.
Она озабоченно посмотрела на него, и он улыбнулся, радуясь услышанному.
– Я ушел в подполье. Мне показалось, что лучше на время спрятаться ото всех.
– Ты не появлялся в «Курьере».
– Да, я кое-что раскапывал для монсеньера Делгарда. Извини, что ты не смогла меня найти, но я не думал, что тебе захочется.
– После того, что случилось на прошлой неделе, после пожара? Ты думал, меня это не взволнует?
Я слышала, что ты был там, слышала от других. – Ее глаза подозрительно заблестели.
– О Гос… Извини ради Бога, Сью, но, знаешь, ты со мной вела себя несколько странно. Я сомневался, захочешь ли ты меня снова видеть. – Он погладил ее по руке.
Она потупилась и хотела что-то сказать, но рядом, в прихожей, зазвонил телефон.
– Мне нужно подойти.
Сью отвернулась и взяла трубку.
– О, епископ! Да Вам нужен монсеньер? Нет, сама я пока не, была, но один из священников говорил мне, что народу собралось очень много…
Из двери в конце холла появился Делгард. Увидев Фенна, он улыбнулся и приветственно взмахнул рукой. Сью протянула ему трубку и прошептала:
– Это епископ Кейнс, интересуется, что здесь происходит.
Делгард кивнул и взял трубку, а Сью снова повернулась к Фенну.
– Сейчас не слишком спокойно, – сказала она тихо, чтобы не мешать священнику.
– Может быть, увидимся позже? – спросил Фенн, чувствуя себя глупо из-за необходимости об этом спрашивать.
– Ты действительно хочешь?
– Что за вопрос?
– Где ты пропадал на прошлой неделе? Я имею в виду: где ты жил?
Соврать было нетрудно. Но он решил просто не говорить.
– Поговорим об этом после. – Фенн сам удивился, что не сказал тотчас же, что жил в отеле в Чичестере, недалеко от дома, где хранится исторический архив Суссекса.
– Ты ничего от меня не скрываешь?
Решив, что честность хороша до определенной степени, он ответил:
– Ничего.
Делгард положил трубку и подошел к ним.
– Джеральд, я очень рад вас видеть. А то я подумал, что, возможно, отпугнул вас.
Сью внимательно посмотрела на священника, но ничего не сказала.
– Вы не представляете, сколько всего мне пришлось перелопатить, – заявил Фенн. – С тех пор как окончил школу, я столько не вбивал себе в голову. – И добавил: – Впрочем, я и в школе этим не увлекался.
– Расскажете по дороге в церковь? Мне нужно взять облачения для мессы.
– Вы участвуете в ней?
– Получается, я унаследовал этот приход, по крайней мере на время. Сьюзен, вы присмотрите за Алисой и ее матерью, пока мы сходим в ризницу?
– Алиса здесь? В этом доме? – удивленно воскликнул Фенн.
– Я подумал, что лучше заранее поместить ее сюда, тогда нам не придется прокладывать ей дорогу через толпу желающих увидеть ее вблизи. Мы просто выйдем через двор на луг.
– Неплохая мысль. Можно мне увидеть девочку?
– Мне действительно нужно подготовиться к службе и не терпится услышать, что вы разузнали. Лучше бы вы проводили меня в церковь.
– Конечно. А потом?
Священник не ответил, а, взглянув на часы, обратился к Сью:
– Епископ Кейнс едет из Уортинга, он будет здесь минут через двадцать, если не задержится в какой-нибудь пробке. Вы бы подождали здесь вместе с Алисой и матерью-настоятельницей до его прибытия, а потом проводили их на места за пять минут до начала службы.
Сью кивнула.
– Думаю, епископ может приехать не один.
– Я займусь приготовлениями, монсеньер.
Он благодарно улыбнулся и вместе с Фенном вышел на улицу. По дороге назад к церкви Делгард сказал:
– У вас усталый вид, Джерри.
– Знаете, я как раз собирался то же самое сказать вам. И Сью тоже. Кажется, она здесь слишком усердствует.
– Возможно, и все мы. – Священник повернул голову, чтобы рассмотреть лицо репортера. – Она добрая женщина, очень способная, очень искренняя. Она призналась мне, что одно время ее вера поколебалась, но теперь как будто вернулась с новой силой.
– Из-за Алисы?
– Говорят, Лурдское чудо заключалось не в исцелении больных, а в том, что оно укрепило веру у паломников, а неверующих заставило поверить.
– Похоже, Сью тоже подцепила эту инфекцию.
Священник рассмеялся.
– Удачное выражение. Это действительно похоже на инфекцию, хотя никаких дурных проявлений нет, есть только добрые.
– Это смотря с какой точки зрения.
– Ах да – насколько я понимаю, это породило проблемы в ваших отношениях. Но неужели вы упрекаете в этом Сьюзен, Джерри?
– Не совсем.
Делгард решил, что лучше сменить тему: в настоящее время существовало много более важных предметов для обсуждения и тревоги. Фенн импульсивный и определенно эгоистичный молодой человек. В некоторых отношениях его скептицизм был здоровым и явно соответствовал избранной профессии, но в других оказывался разрушительным Репортер распространял, вокруг себя атмосферу бессердечности, которая зачастую маскировалась под маской беззаботности, и все же Делгард подозревал в Фенне чувствительное сердце, которое опять же скрывалось под внешним безразличием За годы выслушивания исповедей, вникания и утешения священник научился понимать человеческий характер, и это позволяло ему не так сурово судить – нет, не судить, а просто составлять мнение о Фенне. Этот человек был непрост, но чрезвычайно привлекателен, его недостатки могли раздражать, но скоро забывались.
– Нашли что-нибудь интересное, Джерри? – спросил Делгард.
Фенн глубоко вздохнул.
– Ничего, что имело бы отношение к нашей… к вашей проблеме. Я привел мои заметки в некоторый порядок и отпечатал для вас, перечислил конкретные имена и даты, но могу вкратце рассказать прямо сейчас.
Они подошли к церковным дверям, и Фенн поежился, оказавшись в полумраке.
– Холодно.
– Да, – ответил монсеньер и больше ничего не добавил.
В церкви было пусто; священник, с которым Фенн говорил ранее, или скрылся в ризнице, или ушел к собравшимся на лугу.
– Присядем здесь. – Делгард указал на скамью.
– Я думал, вы торопитесь.
– Есть время поговорить. Пожалуйста, начинайте.
Они сели – Фенн на одну скамью, Делгард на другую, впереди. Он повернулся лицом к репортеру, спиной к алтарю.
– Ладно, значит, так, – проговорил Фенн, доставая из кармана блокнот. – Боюсь, это место ничем особенным не знаменито. Больше скажу: оно не знаменито совсем ничем. Первое официальное упоминание о нем относится к семьсот семидесятому году, когда саксы построили замок неподалеку от Стретхэма. Его владелец имел грамоту от Осмунда, короля западных саксов, на пятнадцать гайдов[27]27
Гайд – мера площади, равняющаяся 100 акрам.
[Закрыть] земли, чтобы завещать их бенфилдской церкви. Предположительно, это была как раз церковь Святого Иосифа, поскольку не осталось никаких записей о существовании в то время какой-либо другой церкви. Кстати, само поселение с течением времени изменяло свое название: Бейнефелд, Бейндрилл, Бейнфилд – и, наконец, Бенфилд.
До прихода саксов местные жители пользовались путем через всю территорию, с востока на запад, и этот путь проходил через поселение, в конце концов ставшее городком. Следует помнить: эта часть страны была тогда почти сплошь покрыта лесами, и поселение, вероятно, располагалось на поляне в лесу.
Следующее официальное упоминание относится к земельной описи, которую в тысяча восемьдесят пятом году провел Вильгельм Завоеватель, желая знать, как велико его королевство и кто именно его населяет. С тех пор никаких особых событий здесь не было. Небольшие волнения в период Реформации и Гражданской войны в следующем веке. В семнадцатом веке шестьдесят два жителя умерли от чумы. Ничего важного до тех пор, пока в восемнадцатом веке поселок не стал перевалочным пунктом на пути из Лондона в Брайтон. Да, тогда здесь появилась собственная мануфактура для приходских бедняков. Около тысяча восемьсот восьмидесятого года здесь построили железную дорогу, она действовала несколько лет, пока ветку не закрыли. Ее могут восстановить, учитывая нынешний интерес к Бенфилду.
В старых документах неоднократно встречаются одни и те же фамилии, некоторые восходят к тринадцатому и четырнадцатому веку. Одна из них – Саутворт. Двое представителей других старинных родов – Бекшилд и Осуолд – до сих пор вместе с ним входят в местный совет. Также несколько раз упоминается Смайт, а еще Бридгэм, Вулгар, Адамс и Чарльз Даннинг, который кое-чем прославился: во времена Генриха Восьмого он был посвящен в рыцари. Большинство же были вольными землевладельцами и фермерами. Во время Гражданской войны между некоторыми семействами разгорелись конфликты: одни поддерживали Карла Первого, другие примкнули к Кромвелю. Зная деревенские нравы, можно заключать, что семейства до сих пор друг другу пакостят. Некоторые жители занимались контрабандой. Полагаю, от побережья открывался свободный путь с множеством укромных мест для хранения товаров. Вот, пожалуй, единственное мошенничество, имевшее здесь место, – по крайней мере, зафиксированное. – Фенн улыбнулся.
Делгард ждал продолжения и, не дождавшись, нахмурился.
– И все? – спросил он удивленно.
– В основном все. Подробности можете прочесть в моем письменном отчете. Простите, ничего не могу сообщить об убийствах, языческих жертвоприношениях, сжигании ведьм – просто ничего такого здесь не было.
– Да, признаться, я несколько разочарован.
– Я вас понимаю. Оказаться в тупике всегда досадно.
– А сама церковь? Должно быть что-нибудь еще про церковь.
– Да, есть. Но не много. В Англии Суссекс был одним из последних языческих оплотов. С севера его отрезали леса, с востока и запада – болота, а с юга – море. В то время Августин и его последователи-христиане из Рима получили от местных жителей короткую исповедь. Все началось с епископа по имени Уилфред, которого штормом прибило к берегу Суссекса Епископ пришел в ужас от местного варварства и решил вернуться и обратить дикарей в истинную веру. Что и сделал двадцать лет спустя – и добился своего. История говорит, что Бенфилд, или Бейнфилд, как он тогда назывался, был одним из последних оплотов язычества Интересно, что первая христианская церковь – а мы можем лишь предполагать, что это была церковь Святого Иосифа, – была построена на месте языческого капища. И кладбища.
В глазах Делгарда сохранялась ледяная холодность – отражение внутренних мыслей. Священник не смотрел на Фенна.
– Вероятно, это не важно. Многие церкви строились на месте языческих алтарей – как твердое и символическое опровержение старых верований. А кладбища всегда почитались, и христианами, и язычниками.
– Разумеется. С моей стороны это просто изложение фактов, а никакой не намек.
Священник кивнул.
– Продолжайте, прошу вас.
– Первым местным викарием, о котором упоминают, был… – Фенн сверился с блокнотом – Некто Джон Флетчер. Это было в тысяча двести пятом году. Между прочим, церковные книги хранят записи лишь до тысяча пятьсот шестьдесят пятого года, и в них содержатся сведения исключительно о браках и смертях. Информацию о Флетчере я получил из одной книжки об этой деревне.
– Вы уверены?
– Да. Но я открыл кое-что еще. Сейчас расскажу. Как я уже сообщал, Бенфилд особенно долго сопротивлялся епископу Уилфреду и его последователям, когда те принялись обращать суссекский народ в истинную веру. Было пролито немало крови. Впрочем, когда была основана церковь, больше проблем не осталось – по крайней мере, о них не упомянуто. Разве что в связи с Карлом Вторым: местный католический священник был роялистом и участвовал в тайной переправе короля через Даунс на побережье, откуда тот на лодке бежал во Францию. Кромвель казнил священника. Кроме этого бенфилдское духовенство ничем себя не проявило: никаких скандалов, растрат церковной кассы, никаких беззаконий.
