Текст книги "Святыня"
Автор книги: Джеймс Герберт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Глава 29
Риордан осторожно закрыл дверь в коровник, не желая тревожить животных: они и так уже заволновались. Он прошел через двор, направляясь к черному ходу в дом; свет из окон манил к теплу внутри. Риордан покачал головой и еле слышно что-то пробормотал Времена и без капризов домашнего скота были нелегкие. Он на мгновение остановился, прислушиваясь, и холод сомкнулся вокруг него, как манжета прибора для измерения давления. Чертова собака снова завыла, как привидение в ночи. Это была обычная дворняга старого Фейрмена – с нее все и начиналось. Следующим будет его собственный Бидди, потом пес Риксби в доме дальше по дороге. Три ночи они так выли, а ведь даже луна на небе не полная! Словно по сигналу в доме заскулил, а потом завыл его лабрадор Бидди.
Может быть, это из-за прожектора на лугу они выли всю ночь. Свет, падая на проклятое дерево, в самом деле казался довольно жутким. Может быть, пес Фейрмена видел свет из своей конуры, и это было для него непривычно. Риордан не любил это дерево, еще когда владел полем, хотя и сам не понимал почему – наверное, оно просто казалось безобразным, – но земля использовалась под пастбище, так что дуб никому не мешал и не доставлял хлопот. Но теперь луг принадлежал Церкви, и Церковь заплатила за него немалую цену. Риордан так и не понял, почему они сочли это мертвое дерево каким-то особенным Девочка творила перед ним странные вещи, ну и что? Как бы то ни было, освещенное таким образом оно чертовски раздражало. И пугало собак.
Он услышал, как в доме жена ругает Бидди, кричит, чтобы пес замолк. Есть некоторый шанс, раз она начала.
А как раздражают все эти люди, толпящиеся на лугу по воскресеньям! Это тревожит скотину, коровы шарахаются от этого места, жмутся к дальнему краю собственного поля, словно толпа их укусит, закатывают глаза, когда он загоняет их, и все дрожат, будто пугаясь грома.
Риордан встал посреди своего двора и оглянулся на покрытую силосную яму и гараж, рассматривая луч света, упавший с голубого, цвета индиго неба, на отдаленный участок. Почему-то ему стало не по себе. Этот серебристый незваный гость, незнакомый и неприветливый, нарушил спокойствие сельской ночи. Риордан посмотрел на звезды, на чистое небо: ни одно облачко не затуманивало мерцающие созвездия, и все же в воздухе чувствовалась гроза, электричество покалывало нервы. Явление казалось таинственным и не понравилось ему, совсем не понравилось. Когда собаки воют по ночам – это обычно предвещает смерть, а нынче, стоя во дворе, когда холод и тьма охватывали его, как будто были неразлучны с подавленностью, Риордан ощутил, что вой предупреждает о чем-то еще. О чем-то еще более страшном.
О, дьявол, хватит несчастий! Он аккуратно долил пива в стеклянную кружку, не обращая внимания на сиплые голоса с другого конца стойки. Взяв деньги, он позвенел ими и небрежно двинулся к источнику неприятностей. А увидев троих местных, устроивших гвалт, устало вздохнул.
Бармен хотя и не отличался крутым нравом, но был мужчиной крупным, и одного его появления обычно хватало, чтобы усмирить даже самых буйных из посетителей. Прошлой ночью ему пришлось дважды вмешиваться в стычки. Хотя он ценил рост торговли, вся эта шумиха и пришедшие с ней беспорядки не радовали. «Белый олень» всегда был тихим местечком – по крайней мере, относительно тихим, – и хозяин хотел, чтобы таким он и оставался.
– Давайте-ка, парни, успокойтесь.
Они посмотрели на него обиженно, но как будто с уважением. Однако в просвистевшей у головы кружке не чувствовалось никакого уважения. Бармен только ошеломленно уставился на троих наглецов, которые протолкались через заполненный людьми бар и, грязно выругавшись на прощание, исчезли за дверью.
Когда кружка ударилась о полку за стойкой и разлетелась вдребезги, все разговоры затихли. Теперь посетители встали и смотрели на бармена, так же удивленные, как и он. Кельнерша бросилась за шваброй, чтобы вытереть пролившееся пиво и убрать битое стекло, а бармен только озадаченно покачал головой.
– Что с вами со всеми? – проговорил он, а посетители только сочувственно покачали головами.
Разговоры возобновились, ручеек перешел в бурный поток, а бармен вернулся обратно за стойку и налил себе двойное виски, нарушив собственное правило никогда не пить до десяти. «Этих троих больше не пускать», – хмуро сказал он себе. Раньше они никогда не буянили, однако не было никакой уверенности, что не устроят скандала в его заведении в будущем. Куда катится Бенфилд? В последние несколько недель поселок был оживленным, но настроение как будто стало меняться. Ночью над домами словно висела какая-то тяжесть, как летом, когда собирались грозные черные тучи, однако сейчас не было никаких туч, а воздух странно наэлектризовался.
Бармен сморщился, проглотив свое виски, но внезапный прилив тепла принес облегчение.
– Ты обещал, старый ублюдок!
Таккер поднял короткопалую руку, словно успокаивая женщину; его глаза не отрывались от дороги впереди.
– Еще рано, Пола, – примирительно проговорил он. – Я еще не знаю, собираются ли этот план выполнять.
– Ты знаешь, подонок! Сейчас все выполняется! Все!
– Нет-нет, нужно подождать, пока даст добро окружной совет, а ты знаешь, как они медлительны. И даже если они дадут разрешение, понадобится еще год или больше, чтобы построить супермаркет.
– Ты говорил, что собираешься прикупить парочку магазинов на главной улице и объединить их.
– Конечно, я бы купил, но сейчас никто не продает, пока в поселке продолжается такой бум.
Это была неправда, так как он уже принял заманчивое предложение купить две расположенные рядом друг с другом лавки – их владельцы старели и скорее боялись расширения торговли, чем стремились к этому. Но не было смысла говорить об этом Поле, пока сделка не заключена. И что за шило засело у этой женщины в заднице?
– И все равно, даже если ты построишь новый супермаркет, почему ты не разрешишь мне управлять старым? По крайней мере, я буду знать, чего ждать.
– Пола, есть еще многое, чем нужно управлять…
– Ты обещал!
Пола ударила его по руке, и автомобиль вильнул в сторону.
– Черт тебя дери, Пола, что с тобой? Мы чуть не вылетели с дороги!
Он завизжал, когда она стремительно схватилась за руль.
– Пола!
Одной рукой отталкивая ее, а другой выравнивая машину, Таккер мысленно проклял тот день, когда связался с этой дурой. Да, он ошибся в Поле. Она была не только тупа, но и скрытна «Ягуар» замедлил движение и свернул с главной дороги в боковое ответвление. Таккер остановил автомобиль и выключил двигатель и фары.
– Ну послушай, милая… – начал было он.
– Тебе наплевать на меня! Я нужна тебе лишь для одного!
«Недалеко от истины», – подумал он и сказал:
– Не сходи с ума. Ты знаешь, как много значишь для меня.
– Тебе наплевать! Ты хоть что-нибудь дал мне?
– А эти сережки на Рождество…
– Ублюдок! Ты даже не понимаешь, о чем я говорю.
Хотя машина стояла на месте, его руки по-прежнему сжимали руль, а глаза смотрели на дорогу впереди. Обезумевшая птица или летучая мышь забилась в ветровое стекло. Таккер еще крепче стиснул руль, его слова вырывались через сжатые губы:
– Тогда объясни, о чем ты говоришь, Пола.
– Я говорю о моей жизни! Обо мне! О моем будущем! Я помогала тебе – твоему делу и тебе. Я работала на тебя день и ночь, никогда не жаловалась…
Он закатил глаза.
– …Всегда была под рукой, когда была нужна тебе – для работы или для развлечения. Я от столького отказалась ради тебя!
– Черт побери, о чем ты? Я дал тебе превосходную работу, я дарил тебе подарки, я возил тебя…
– В задрипанный мотель! Вполне в твоем духе! А лучшие подарки ты дарил своей жене! Я видела, как она красовалась на улице в своей вонючей шубе и драгоценностях!
– Ты хочешь шубу? Я подарю тебе!
– Не нужна мне твоя паршивая шуба! Я хочу кое-что побольше!
– Только скажи что!
– Я хочу супермаркет!
На несколько мгновений в машине повисло изумленное молчание. Потом Таккер, не веря, переспросил:
– Ты хочешь супермаркет? – Его голос повысился на несколько октав. – Ты спятила!
– Мне не нужен он весь, только часть. Я хочу быть твоим партнером. – Ее голос, наоборот, на несколько октав сел.
Таккер не мог поверить своим ушам.
– И как ты предполагаешь объяснить это Марции?
– Ты можешь сказать, что тебе нужен партнер по бизнесу.
– Нужен партнер? Ты? Ты шутишь! – Он попробовал рассмеяться, но из горла вышел лишь какой-то сухой хрип. – Ты хороша в постели, Пола, и неплоха в вычислениях и распоряжениях. Но вести дело – действительно вести дело – и быть партнером? В любви ты ловка, дорогая, но для меня это не главное. Можешь убираться!
Она бросилась на него, крича, царапая, колотя, пиная, дергая за волосы, плюя в лицо. Таккер попытался схватить ее за запястья, но ее руки яростно, истерически молотили его.
Его руки нашли ее горло, и это было прекрасно, соблазнительно. Он сжал.
– Ты подонок, я скажу…
О, это было восхитительно! Это заставило ее замолчать! Ее горло было мягким, податливым Таккер ощутил эрекцию. Да, это восхитительно!
– Ты… Ты…
Было темно, но он видел белизну в ее глазах и запах ее страха «Ну, будешь еще шантажировать меня? Приняла меня за дурака, да? Глупо с твоей стороны, мерзкая ленивая корова!» Мышцы ее шеи пытались сопротивляться давлению, и это тоже было приятно, ему хотелось продлить удовольствие.
Ее ногти впились ему в жирную грудь, но даже это не доставляло неудовольствия. В общем, это было тоже приятно.
Он видел, как изо рта высунулся язык, словно в скорлупе проклюнулся клювик. Теперь из ее горла раздался забавный звук – скулящий, булькающий. «Это лучше, сука, это лучше, чем все твои предыдущие слова!» Такой звук был гораздо приятнее. Таккер надавил сильнее. Забавно, какой маленькой может стать шея, если ее сдавить. Вероятно, достаточно одной руки, когда смерть…
…Когда смерть…
«Боже, что я делаю?»
– Пола!
Он отпустил ее горло, и она упала, как тряпичная кукла.
– Пола, извини, я не хотел..
Ее глаза уставились на него, из горла все еще раздавались хрипящие звуки.
Он склонился над ней.
– Я не хотел..
Она вскрикнула, но звук; был странным, словно выдавился из расплющенной трубы. Он дотронулся до руки Полы, и она неистово дернулась. Что он пытался сделать? Что это на него нашло?
Он хотел снова дотронуться до нее, и на этот раз она бешено отпрянула Таккер отскочил, но не успел отстраниться, и ногти расцарапали ему щеку. Пола шарила по двери, нащупывая ручку. Наконец нашла, толкнула дверь, и в свете мелькнули ее круглые ягодицы, когда она вывалилась из машины. Пола лежала на дороге, воющие звуки по-прежнему вырывались из ее горла, и Таккер, выпучив глаза от страха, схватился за рычаг переключения скоростей.
– Пола! – крикнул он снова.
Она встала на колени, ободрав их о бетонное покрытие, потом, шатаясь, поднялась на ноги и побежала, спотыкаясь и хватая ртом воздух.
– Пола! – позвал он. – Никому не говори…
Она уже исчезла, ее поглотила ночь, а он еще долго сидел за закрытыми дверями, в коконе темноты, удивляясь, что это на него нашло и почему он попытался задушить любовницу. Это же совсем на него не похоже.
Саутворт закрыл бухгалтерскую книгу, и его губы изогнулись в удовлетворенной улыбке. Он расслабил узкие плечи и, положив локти на стол, прикоснулся пальцами к подбородку. Его улыбка стала еще шире, и Саутворт откинулся в кресле.
Все шло хорошо, просто чудесно. Бенфилд изменился почти что за одну ночь, когда нахлынули туристы, торговцы расцвели от новых дел, пабы и рестораны были забиты день и ночь. И его, Саутворта, гостиница, с тех пор как начались чудеса, была постоянно забронирована. Боевой дух в поселке был высок, возбуждение посылало местным жителям волны адреналина, заставляя вновь приходить в состояние боевой готовности. И все это достигнуто за два месяца – невероятное ускорение событий, чудесных уже в этом смысле.
В ближайшие месяцы, когда духовенство справится со своими вполне предсказуемыми колебаниями и учредит истинную святыню, торговля возрастет десятикратно, поскольку паломники съезжались со всего мира, чтобы увидеть Пришествие. Саутворт уже вел переговоры о партнерстве с единственным местным агентом по путешествиям, доходы которого раньше постепенно снижались из-за деревенской бережливости. Их новое предприятие будет называться «Тур Святого Иосифа». Саутворт лично вложил в него капитал (в эти дни банки особенно охотно открывали ему кредит), чтобы купить парк автобусов, которые смогут охватить все Британские острова, а заграничные связи агента помогли заключить альянс с другими, иностранными туристическими агентствами. Такое партнерство, не считая очевидных финансовых поступлений от самого туристического бизнеса, принесет огромный доход его гостиничному делу.
Вскоре начнутся работы по строительству нового отеля, более современного, которым легче управлять и который лучше приспособлен для быстрого оборота. В Бенфилде была и другая собственность, которой он тайно владел, – магазины, что он по дешевке приобрел в годы, когда их владельцы отказались от попыток устроить себе достойную жизнь в захолустье. Саутворт оформил эти магазины на имя фирмы, и его поверенный провел переговоры так, что больше никто не знал истинного покупателя, даже – особенно – товарищи по местному совету. Наниматели, которым он сдавал недвижимость, перенесли известный шок, когда он за несколько месяцев удвоил, а то и утроил арендную плату. Вряд ли они могли пожаловаться, во всяком случае не во время бума, а если откажутся платить – что ж, найдется множество других, стремящихся въехать на их место. И их арендная плата будет еще выше.
Саутворт встал из-за стола и прошел к бару. Он было потянулся к бутылке шерри, но передумал и вытащил бренди. Коньячная рюмка приятно зазвенела, когда ее края коснулось горлышко бутылки. Саутворт не спеша пригубил, довольный собой: ведь это он первым заметил открывающиеся возможности и ухватился за свой шанс.
Сложнее всего было с отцом Хэганом, епископ оказался более восприимчив к уговорам; впрочем, у епископа Кейнса были и свои мотивы. Конечно, Саутворт сожалел о безвременной кончине священника, зато была ликвидирована небольшая помеха. Действительно ли Хэган мешал? Епископ Кейнс, уважаемое среди духовенства лицо, а также трезвый политик, несомненно вмешался бы и деликатно устранил сомневающегося священника В частных беседах с Саутвортом епископ, по сути дела, намекал, что отцу Хэгану скоро понадобится длительный отдых; весь этот шум оказался чрезмерным для человека с таким слабым здоровьем. Монсеньер Делгард, священник, имеющий большой опыт работы с так называемыми «феноменами», должен был действовать одновременно как исследователь и надзиратель. Саутворт знал, что у епископа не было другого выбора, кроме как послать человека такой уникальной квалификации, и удивлялся, как точно и хитро были составлены инструкции для Делгарда – выдерживался точный баланс между скептицизмом и доверчивостью к посланию Божьему. И теперь вряд ли кто-нибудь стал бы отрицать чудеса.
В воскресенье на глазах у тысяч и тысяч свидетелей произошло еще несколько чудес (в Бенфилд съехалось от восьми до десяти тысяч паломников, по разным оценкам, и большая часть их не поместилась на лугу, где проходило богослужение). Конечно, пока что еще ничего не утверждается, поскольку это могло быть лишь временное улучшение: мальчик, чье состояние оценивалось как послеэнцефалитное слабоумие (повреждение мозга инфекционным вирусом), мог испытать просто временное просветление сознания; у девочки, которую не покидали приступы астмы, способные довести ее до смерти, через неделю-две болезнь могла возобновиться; мужчина с обширным склерозом, приковавшим его к инвалидной коляске, мог обнаружить, что ткани не возродились чудесным образом, и вернуться в свою коляску. И были другие, множество других, некоторые буквально смертельно больные, утверждавшие, что «чувствуют себя лучше» или «испытывают прилив сил». Впрочем, один случай был бесспорным.
Один мужчина в одиночку пришел на луг у церкви Святого Иосифа. Этот мужчина из стеснения скрывал лицо от толпы. Его нижняя челюсть, губы и нос были поражены язвами и струпьями, местами плоть была изъедена до кости. В народе это называлось волчанкой, а в медицинских терминах – туберкулезом кожи. Когда он встал рядом с Алисой, чье хрупкое тело взмыло в воздух (среди множества собравшихся некоторые клялись, что не видели, как она взлетела, но они стояли в отдалении, кое-кто в самых последних рядах, и могли просто не разглядеть), его лицо вдруг стало волдыриться, струпья отвалились, а язвы заросли. Прямо на глазах у множества присутствовавших лицо преобразилось, и, когда он обернулся к толпе, все засвидетельствовали чудо. К концу богослужения (когда девочка с побелевшим, напряженным лицом вернулась на свое место среди собравшихся) глубокие щербины на лице мужчины затянулись молодой кожей. Самые ярые циники не могли отрицать того, что физически произошло перед глазами тысяч.
Даже монсеньер Делгард не мог не признать такой изумительный факт.
Саутворт, прихватив с собой бренди, вернулся за письменный стол. Его ум будоражили новые перспективы, которые открывала чудо-девочка. Это было его чудо – оживление собственных надежд. Имя Саутворта не канет в пучину забвения вместе с Бенфилдом, а, так же как и поселок, снова станет значительным, прославит свою многовековую историю.
Он поднес рюмку к губам, не понимая, почему к этим счастливым мыслям примешивается какой-то инстинктивный жуткий страх.
Священник устало поднялся с коленей, закончив последнюю за день молитву. Суставы хрустнули от усилия, и Делгард с трудом выпрямил одеревеневшую спину, чувствуя себя старым и изможденным. Повернувшись, он сел на край кровати, слишком изнеможенный, чтобы приступить к вечернему туалету. Чуть дрожащая рука провела по лбу, словно могла стереть усталость. Не много раз в своей жизни он ощущал себя таким опустошенным, обычно такое состояние следовало за особенно утомительным обрядом изгнания нечистой силы – редкие случаи, но не такие исключительные, как кто-то мог бы подумать – или когда был очевидцем самых ужасных проявлений этого мира: в Биафре, в Бангладеш, в Эфиопии. Когда ему было чуть за двадцать, он помогал при последствиях взрыва в Нагасаки, и, возможно, это было страшнее всего; ядерное оружие выставило человека во всем его могуществе и во всей его отвратительности. И в такие времена душевные силы покидали Делгарда, он погружался в глубины отчаяния и безнадежности, но человеческий дух находил в себе силы подняться на поверхность. Впрочем, каждый раз путь наверх становился все дольше, годы и события делали груз все тяжелее. Но откуда душевная усталость теперь?
Отцу Хэгану перед смертью не было нужды говорить об этом, это читалось по его внешности – усталость души отражалась в погасшем взоре. Но почему подавленность парит над церковью, над домом священника? Почему, когда чудесным образом исцеляются больные, когда по всей стране, а согласно прессе, и по всему миру повышается интерес к религии, может быть, даже возрождается сама вера, его, Делгарда, одолевает такой страх? Совет епископов собрался в тот же день подробнее расспросить Алису, и девочка, как и раньше, спокойно и уверенно заявляла, что говорила с Девой Марией. Ее спросили: откуда чудеса? И почему Богоматерь выбрала именно ее, простое дитя? Чем она заслужила такую милость? И какова была цель пришествия Богоматери? Алиса на все вопросы дала один ответ в свое время Пресвятая Дева откроет свой замысел, а пока это время еще не наступило.
Такой ответ никого не удовлетворил.
Епископы разделились: одни поверили, что у девочки в самом деле было божественное видение, другие утверждали, что нет никаких свидетельств его божественности. Было еще рано утверждать, чудесны ли случившиеся исцеления, а что касается левитации, то подобную Иллюзию можно наблюдать в цирках по всему миру. Когда утверждали, что Алиса не могла исполнить трюк перед таким количеством людей на открытом месте, находилось возражение, что индийские факиры являли схожие чудеса в схожих обстоятельствах при помощи массового гипноза Чтобы усилить свой аргумент, возражавшие вспоминали, что не все видели, как Алиса взлетела, и более того, ни одна телекамера не зафиксировала этого явления. Их механизмы как будто таинственным образом кто-то повредил, и осталась только чистая пленка. Но само это, как утверждали «сторонники» чудес, явилось свидетельством аномального явления. Их оппоненты усмехались, но выражали сомнение, что это делает явление святым Дебаты продолжались до глубокой ночи и не привели ни к какому заключению. Епископы собирались снова встретиться утром в Лондоне и продолжать расследование до тех пор, пока замершему в нетерпении миру не будет выдано какое-то официальное заявление – хотя бы в тщательно подобранных выражениях, избегающих признания чего-либо со стороны церкви.
Отказ телекамер и микрофонов привел Делгарда в замешательство. Священник гадал, не было ли это связано с упадком его собственной энергии в то воскресенье. Тогда он опустился на колени от вдруг охватившей его слабости, и все поблизости тоже оказались на коленях, хотя теперь и утверждали, что ими руководило благоговение. Может ли быть какая-то странная сила, которая выкачивает энергию из тела и рукотворных механизмов? Это казалось невозможным. Впрочем, так же как левитация и чудесные исцеления. Однако Католической церкви были знакомы и случаи левитации, и чудесные исцеления. Можно вспомнить святого Фому Аквинского, святую Терезу Авильскую, святого Хуана де ла Круса и святого Иосифа Купертинского, а также множество людей, благословленных чудом стигматов – появлением кровоточащих ран, напоминающих раны Христа на кресте. А самые ошеломительные чудеса случились в Фатиме, в Португалии, когда около семидесяти тысяч человек засвидетельствовали, как солнце закружилось на небе и опустилось на землю. Массовая галлюцинация? Этим объясняется явление в Фатиме и то же самое произошло в Англии в это воскресенье? Человеку свойственно стремиться к логическим, рациональным объяснениям – таков самонадеянный ответ ученых. И все равно – что вызвало подобную галлюцинацию? Ведь Алиса – всего лишь ребенок.
Делгард подошел к окну и посмотрел на ночное небо. Он видел на лугу яркий прожектор, выхватывающий перекрученный силуэт дуба Этот вид тревожил священника. Лучше бы дерево скрывалось в темноте. Вандалы – возможно, просто поклонники, лелеющие то, что олицетворяло это дерево, так же как Церковь лелеет дерево Креста – начали отдирать кору, растаскивая старое дерево на сувениры или личные священные реликвии, и теперь дуб приходилось охранять, само освещение действовало как средство устрашения. Дерево господствовало над лугом как никогда раньше.
Делгард сдвинул шторы: зрелище почему-то показалось ему отвратительным. Но когда он разделся и лег, глаза не закрывались и смотрели на тени вокруг, а свет проникал сквозь ткань, напоминая, что дерево по-прежнему там, как зловещий часовой. Ожидает.
Голова Алисы крутилась из стороны в сторону, колотясь о подушку с силой, которая раздробила бы и более твердый предмет. Ее губы шевелились, а бледное тело покрылось потом, хотя в комнате стоял зимний холод. Слова, что шептала Алиса, полные страдания и муки, произносились голосом, вряд ли напоминавшим голос одиннадцатилетнего ребенка.
Простыни и одеяло сбились комом у ее тонких ног, которые вытянулись и дрожали.
– …Да, милый Томас, наполни меня твоим семенем…
Ее таз судорожно дергался, ночная рубашка задралась до груди.
– …Сладчайший сердцем, исполненный доброй силы…
Ее маленькая грудь вздымалась и опускалась во сне.
– …Рассей себя во мне…
Она застонала долгим, завывающим стоном, но в последовавшем вздохе был экстаз. На мгновение ее тело замерло, веки задрожали, но не открылись. Она снова застонала, и на этот раз звук был томным.
– …Полнее, чем когда-либо…
Стоны перешли в глубокие вздохи восторга, усиливающие испытываемое наслаждение. Что-то маленькое и черное юркнуло по ее белому животу.
Снаружи, в коридоре с дверями в кельи сестер, стояла закутанная в черное фигура и прислушивалась, затаив дыхание и напряженно сжимая дверную ручку.
– …Укроти их языки, мой жрец…
Глаза Алисы распахнулись, но она продолжала спать.
– …Проклятая Мария… проклятая МАРИЯ…
Глаза монахини в ужасе расширились, рука еще крепче сжала дверную ручку.
– …ПРОКЛЯТАЯ МАРИЯ…
Тело Алисы выгнулось, пятки и плечи вдавились в постель. Черная тварь на животе чуть не соскользнула, и девочка закричала в муке, когда острые иглы вонзились в ее нежную плоть. Но не проснулась.
Она упала на постель и неподвижно лежала на спине, больше не издавая ни звука.
Монахиня, мать Мари-Клер, мать-настоятельница монастыря, одной рукой бессознательно сжимая крест у себя на груди, толкнула дверь – медленно, тихо, будто в страхе. По мере открытия двери луч света из коридора становился шире, тень монахини, как призрак, удлинялась на полу. На настоятельницу пахнуло холодом, и холод был неестественным, мучительным.
Она вошла медленными, тихими шагами.
– Алиса, – прошептала мать Мари-Клер, не желая будить девочку, но не уверенная, что та спит. Ответа не последовало, но до слуха монахини донесся другой звук, странный, хотя не совсем незнакомый. На лбу ее собрались озадаченные мортины. Мари-Клер подошла к кровати и взглянула на лежащую там полуобнаженную фигурку.
И увидела что-то маленькое и мохнатое на детском животе.
В ужасе поднеся распятие к губам, она разглядела кошку.
Монахине стало плохо, когда она поняла, что кошка сосет Алисин третий сосок.
