Текст книги "Святыня"
Автор книги: Джеймс Герберт
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)
Глава 25
Это был документ. Пожелтевший пергамент с неровными краями, листы, покрытые поблекшими письменами. Аисты были везде: они летали в воздухе, валялись на полу, заслоняли видимость – везде, везде…
«Все в порядке, – сказал он себе. – Я сплю. Я могу прекратить это. Нужно только проснуться».
Но древние страницы начали сворачиваться, края стали тлеть. Коричневые пятна превращались в маленькие огоньки, выедавшие середину.
«Проснись».
Там было темно. Как в могиле. Но язычки пламени поднимались все выше и отбрасывали свет, отчего на стенах заплясали тени. Фенн повернулся и упал.
Колени ударились о гладкий камень. Он протянул руку, и пальцы коснулась шершавого дерева. Он привстал и полуприсел на нащупанную скамеечку. В неровном свете виднелись другие скамейки, гладко оструганные, без украшений. Он увидел алтарь и содрогнулся.
«Проснись, Фенн!»
Язычки пламени стали больше, они схватили старые манускрипты. Это была церковь Святого Иосифа… но это была не она Она была какой-то не такой… меньше… новее… но старше…
«Нужно выбраться отсюда! Нужно проснуться!» Он понимал, что это сон, поэтому нужно проснуться. Но языки пламени начали обжигать его, и голову заполнил дым. Вытянутую ногу опалило.
Он выпрямился на скамейке, и огонь поднялся вместе с ним Фенн отшатнулся к алтарю и взглянул вниз, на горящие документы. Один лист лежал у ног, не тронутый огнем, но он тоже начал заворачиваться внутрь. На его поверхности не было древних надписей – всего одно слово, написанное твердой рукой, без прикрас:
«МАРИЯ».
Буквы пожирало пламя, и Фенн увидел, что другие листы пергамента вокруг имели на себе ту же надпись. Они тоже горели, пламя исступленно их пожирало.
«Проснись!»
Но он не мог проснуться, потому что понял, что не спит. Он посмотрел за пламя, в неф церкви, которая была церковью Святого Иосифа, но не была ею. В нефе медленно открывалась дверь. Его кожа от жара начала покрываться волдырями, но он не мог двинуться, он был заперт в собственном страхе. Он знал, что горит, но мог только смотреть на маленькую белую фигурку, которая вошла в дверь. Он смотрел, как она приближается с застывшим лицом, с закрытыми глазами. Она прошла сквозь пламя, и пламя не обожгло ее.
И теперь ее губы улыбались, и глаза улыбались. И она смотрела на него, и это была не Алиса, это была…
– РАДИ БОГА, ФЕНН, ПРОСНИСЬ!
Он не понял, закричал ли во сне ли или когда проснулся. Сверху на него смотрело лицо, и длинные черные волосы ниспадали на обнаженные плечи.
– Господи, Фенн, я думала, никогда не разбужу тебя. Извини, но мне казалось, что не надо давать человеку спать, когда у него кошмар.
– Сью?
– Вот дерьмо! – Нэнси откатилась от него за сигаретами, лежащими на столике у кровати.
Фенн захлопал глазами и сосредоточился на потолке. Сновидение быстро поблекло. Он с опаской повернул голову к внезапной вспышке от спички.
– Привет, Нэнси!
Помахав спичкой, она пустила дым в потолок и задумчиво ответила:
– Ага, привет.
Фенн почувствовал, что весь липкий от пота, ощутил резь в мочевом пузыре. Он сел и потер шею, потом лицо, уколовшись о щетину на подбородке. Сбросив одеяло, Фенн свесил ноги на пол и несколько мгновений посидел на краю кровати. Потом крепко зажмурился и снова открыл глаза.
– Извини, – сказал он, как будто самому себе, и побрел в туалет.
Нэнси курила, ожидая, когда он вернется. Лампа у кровати заливала мягким светом ее голые руки и груди. Что за чертовщина с ним? Второй раз за неделю пришлось расталкивать его от кошмара. Что ли, пожар в Бенфилде так напугал его? И чем, черт возьми, он занимался всю неделю? Исчезал днем, не говорил, где пропадает, а вечером возвращался поздно и полупьяный. Она разрешила ему переехать в снятую ею квартиру в Брайтоне, так как он хотел спрятаться от остальных газетчиков – в частности, из собственной газеты – чтобы поработать над чем-то особенным, имеющим отношение к Бенфилдским чудесам, но не позволял ей вмешиваться. Конечно, он по-своему платил, но она надеялась, что к этому времени они уже вместе будут работать над проектом. Когда она упоминала про совместную работу, он только качал головой и говорил: «Пока еще рано, милая». Он использовал ее, и это было совершенно неправильно – ведь это она должна была использовать его.
В туалете зашумела вода, и через несколько секунд, почесывая под мышкой, в дверях появился Фенн. Нэнси вздохнула и стряхнула пепел в пепельницу. Он плюхнулся рядом и застонал.
– Не хочешь рассказать мне? – спросила она, и в голосе ее не было ни малейшей мягкости.
– М-м-м?
– Про твой сон. Тот же, что и раньше?
Он приподнялся на локтях и посмотрел на подушку.
– Я знаю, что там снова было что-то про огонь. Теперь все вспоминается довольно смутно. Да, еще там было множество манускриптов…
– Манускриптов?
Фенн понял свой промах. Нэнси с любопытством смотрела на него, держа сигарету у губ. Он прокашлялся, желая, чтобы так же легко удалось прочистить и голову. Во рту было такое чувство, будто что-то прокисшее сворачивается в комок, и Фенн мысленно проклял чертову попойку. Он быстро принял решение, понимая, что Нэнси из тех женщин, которые позволяют отодвигать себя в сторону лишь до поры до времени. Фенн был уверен, что она каждую ночь, пока он спит, пытается открыть его дипломат (дипломат с наборным замком, купленный специально, чтобы любопытствующие не совали нос), стараясь разузнать, что он разнюхал за день и почему материалы заперты – не иначе как они имеют особую ценность. Но горькая правда состояла в том, что ничего такого ценного, что стоило бы запирать, за неделю усердных поисков он так и не нашел. Пора объясниться с ней, и сделать это тем легче, что разглашать-то было нечего.
Он сел, прислонившись к спинке кровати, и натянул одеяло на голые ноги и живот.
– Хочешь посмотреть, что у меня в дипломате?
– Ты имеешь в виду свой переносной сейф? – ответила Нэнси, подтвердив его подозрения.
Не заставляя долго себя упрашивать, она соскочила с кровати и подбежала к дипломату, прислоненному к небольшому письменному столу. Квартира была настоящим рабочим кабинетом – одна из бесчисленных пустующих в несезонное время квартирок, что освобождаются на приморском курорте в зимние месяцы, идеальная для таких, как Нэнси, кто приезжает не слишком надолго и предпочитает немного сэкономить на отеле.
Она вернулась к постели, и Фенн зажмурился, когда дипломат плюхнулся ему на живот. Нэнси раздавила окурок и запрыгнула в постель рядом, торчащие коричневые соски ее маленьких грудей выражали то же нетерпение, что и лицо.
– Я знала, что рано или поздно ты со мной поделишься, – с улыбкой сказала она.
Он хмыкнул, большим пальцем набирая на замке код. Составив шестизначное число, Фенн щелкнул замками и поднял крышку. Дипломат до краев заполняли исписанные карандашом листы.
Нэнси схватила, сколько смогла, и повернула записи к свету.
– Что это за чертовщина, Фенн? – воскликнула она, увидев даты, имена, короткие пометки.
– Это плоды недельных кропотливых поисков. И отчасти причина кошмаров.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Нэнси, рассматривая пометки и ища чего-нибудь еще.
– Когда я был студентом, одно лето я работал в ресторане. Точнее, в довольно приличной чайной – знаешь, куда заходят светские дамы и тетушки выпить после обеда чаю и съесть пирожное. Место было бойкое, и работа оказалась для меня новой. Первые пару недель по ночам мне снились серебряные чайники и ошпаренные пальцы. На этой неделе мне снятся древние пергаменты. А этой ночью – и давешней – в сон вмешалось кое-что еще.
– Но к чему все это? Ты пишешь историю Бенфилда?
– Не совсем Впрочем, я исследую ее. Ты знаешь, Церковь платит мне, чтобы я написал про Бенфилдские чудеса…
– Это не значит, что ты не можешь также писать и для нас.
– Мы уже обсуждали это, Нэнси. Это не мешает мне писать для кого-либо еще, но теперь я хочу в собственной голове получить представление обо всей этой истории.
– После пожара ты стал вести себя странно. – Она дотронулась до белых пятен у него на лбу: опухоли исчезли, но остались безобразные следы. – Ты уверен, что все прошло?
Он стряхнул ее руку.
– Ты будешь слушать или нет? Мне нужно было узнать историческое прошлое Бенфилда…
– Брось, Фенн. Я не покупаю это. Историю можно узнать в местной библиотеке. Я это сделала, как и другие репортеры.
– Я хотел проникнуть в сокровенные материалы.
– Ладно, считай меня дурочкой, я поверю.
Он раздраженно вздохнул.
– Просто выслушай, ладно?
– Ладно.
– В местную библиотеку я сходил прежде всего. Там нашлось не много: всего одна книжка, написанная парнем, который в тридцатые годы был сельским викарием, и пара томов по истории Суссекса.
– Да, не жирно.
– И я пошел в муниципалитет, в архив. Приходская служба очень мне помогла, но их записи хранили лишь события после тысяча девятьсот шестидесятого года. Оттуда я направился в архивы графства в Чичестере и там проторчал всю прошлую неделю. Наверное, тамошних архивариусов уже тошнит от одного моего вида Я просмотрел каждый клочок бумаги, относящийся к Бенфилду, начиная с восьмого века – не скажу, что я много понял в более ранних записях. Многое было или совершенно неразборчиво, или написано по-латыни. Даже более поздние записи читались нелегко, все эти «Б» вместо «s» – ты знакома с этим.
– И до чего же ты хотел докопаться?
Он отвел глаза.
– Этого я не могу сказать.
– Почему? Что за страшная тайна?
– Никакой страшной тайны.
– Тогда почему же ты дошел до такого состояния?
Он снова повернулся к ней.
– До какого?
– Ты видел, на кого стал похож? – Она провела рукой по его подбородку. – Ты знаешь, как вел себя? Каждый вечер приходил навеселе, держал свои чертовы бумаги под замком, как государственные секреты. Потом эти кошмары, бормотание во сне – и ты трахал меня как какой-то зомби!
– Тебе не понравилась моя техника?
– Дерьмо! Ты что, думаешь, в этой койке ты просто платишь за постой? Ты меня за кого принимаешь?
Он положил руку ей на плечо, но она сбросила ее.
– Я думала, мы вместе возьмемся за это дело, – сердито проговорила Нэнси. – Я не вмешивалась и давала тебе продолжать работу, ожидая, когда ты мне все расскажешь. И теперь ты мог бы рассказать, но не хочешь. Ладно, дружок, раз мы не договорились, можешь уматывать.
– Эй, с чего это ты…
– Проваливай!
– Сейчас., сейчас… – Он нашарил под подушкой часы. – Сейчас четвертый…
– Дерьмо! Пошевеливайся.
– Я могу усовершенствовать свой стиль, – проговорил он, ладонью поглаживая ее сосок.
– Я не шучу, Фенн. Пошел вон!
Его рука проникла под одеяло и обвила ее талию.
– Я побреюсь.
Нэнси толкнула его в грудь.
– Можешь не бриться.
Он нежно провел рукой ей по бедру.
Она ударила его в плечо.
– Я серьезно, придурок!
Он перекатился на нее, и она плотно сжала ноги.
– Собрался вдруг стать пылким любовником? – прошипела Нэнси. – Думаешь, я упаду в обморок? Дерьмо!
Он соскользнул с нее, сдавшись, перекатился на спину и, глядя в потолок, вздохнул.
– Боже, какая ты грубая!
Нэнси села и посмотрела на него сверху.
– Да, я грубая и говорю серьезно. Ты воспользовался мною, Фенн, и не дал ничего взамен…
– Ладно, ладно, ты права.
– Догадываюсь, что это твой стиль – пользоваться людьми, ситуациями… Но с этой женщиной такое не пройдет.
– А ты сама разве не такая же, Нэнси? – тихо проговорил он. – Разве ты не такая же мерзавка?
Она поколебалась.
– Конечно, мы все используем друг друга. И для тебя я лишь средство. Вот почему я поняла, что ничего не получаю…
– Не договаривай. Я сказал: ты права, и, возможно, начинаю ощущать свою вину. На этой неделе у меня было странное ощущение, будто… Как будто эта девочка, Алиса, преследует меня. Постоянно, начиная с пожара, с тех пор, как она прошла сквозь пламя…
Нэнси молчала, все еще злясь, и он посмотрел на нее, словно ища ответа. Ее тело было худым, груди не такие упругие, как, вероятно, были когда-то, чуть заметные линии на шее говорили о прошедших годах. Жесткость черт лица смягчалась сумрачным освещением, но ярость в глазах было не приглушить. Даже в молодые годы, Фенн был уверен, ее нельзя было назвать красавицей, и все же была в ней привлекательность, которой могла позавидовать любая женщина, и это пробуждало в большинстве мужчин желание овладеть ею (лишь на одну ночь или на две – дольше с ней вряд ли удалось бы ладить).
– Ты знаешь, я тоже там была, – сказала Нэнси, встревоженная его взглядом – На меня Алиса не так подействовала.
Фенн приподнялся на локте, так что лица их сблизились.
– Расскажи, а как она на тебя подействовала?
– Как?., Эй, не хитри, ты просто меняешь тему!
– Нет, расскажи. Обещаю, я буду с тобой совершенно откровенен, когда расскажешь.
Нэнси с сомнением посмотрела на него, потом пожала плечами.
– Какого черта я теряю? – Она задумалась на несколько секунд, возвращаясь к тому вторнику, когда случился пожар. – Ладно. На меня она вообще не подействовала Никак. Я не поверила в происшедшее и не верю до сих пор.
– Но ты сама видела.
– Да. И все равно не верю.
– Это безумие.
– Конечно. Я видела, как она появилась, видела, как огонь погас. Но что-то в этом.. – Она пожала плечами. – Как-то не увязывается, или не может связаться.
Он покачал головой.
– А сама Алиса? Она вызвала у тебя какие-либо чувства?
– Она просто ребенок. Худенькая, маленькая девочка. Миленькая, но ничего особенного.
– Многие говорят, что она распространяет вокруг себя сияние, какую-то ауру святости.
– Для кого-то, может, и так, но не для меня. Если честно, она вызывает во мне ощущение какого-то холода.
–. Почему?
– Ну, наверное, потому что она кажется не такой оживленной, как другие дети. Конечно, она многое пережила, но что-то в ней… Не знаю. Какая-то вялость. Как будто все чувства заперты где-то в глубине. Очевидно, она подавлена смертью отца, но на похоронах не пролила ни слезинки. Может быть, она плакала вдали от чужих глаз…
Фенн снова улегся.
– В последнее время она вызывает у меня те же чувства. Когда я впервые увидел ее, когда гнался за ней в поле, она была просто испуганной маленькой девочкой. Теперь же… теперь она кажется другой. Вероятно, на прошлой неделе она спасла меня от страшных ожогов, но я не могу отыскать в себе никакой благодарности. И… О Боже, вспомнил! Я видел ее прямо перед тем, как машина врезалась! Это точно была она. – Он снова сел, положив руки на колени. – Она стояла у окна в монастыре и смотрела. Прямо перед тем, как машина… потеряла., управление…
– Что ты говоришь, Фенн?!
– Машины. Разве ты не помнишь? Сначала «капри» впереди, а потом моя потеряли управление. Автомобиль не слушался руля.
– Не помню. Я думала, «капри» занесло, а ты старался его объехать.
– И я так думал – до сих пор. Только теперь до меня дошло, Нэнси. Я не мог управлять этой долбаной машиной. А Алиса все время смотрела.
– Я тебя не понимаю. Черт возьми, что ты пытаешься сказать? Что она виновата?
Он медленно кивнул.
– Именно это я и говорю.
– Ты не в своем уме. – Нэнси снова достала сигареты и закурила.
– Если ей подвластен огонь, она могла повлиять и на управление машиной.
Нэнси открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом просто покачала головой.
– Странные вещи происходят вокруг нее, – настаивал Фенн.
– Черт возьми, это еще мягко сказано. Но могли добавиться другие факторы, эти так называемые чудеса могли быть вызваны психологическими причинами. И кроме того, в огне погиб ее отец. Ребенок не мог иметь к этому отношение.
Фенн провел большим пальцем по нижней губе.
– Нет, – тихо сказал он. – Нет, конечно нет. – И погрузился в свои мысли.
Нэнси провела рукой по его спине.
– Ты собирался поделиться со мной.
Фенн прислонился к спинке кровати, и Нэнси передвинула руку ему на бедро.
– Вкратце это звучит так, – сказал он. – Монсеньер Делгард всерьез озабочен происходящим в церкви…
– Ничего удивительного.
– Дай мне Закончить. Он чувствует, что там творится что-то нехорошее…
– Все эти чудеса? Да он должен прыгать от радости!
– Возможно, должен, но что-то не прыгает. Его тревожит смерть отца Хэгана…
– Это явно больное сердце.
– Может быть, ты заткнешься и выслушаешь? Его также беспокоит атмосфера в церкви. Церковь кажется ему – по его же собственным словам – «духовно покинутой».
– И что это значит?
– Полагаю, это значит, что оттуда исчезла святость.
– Неужели ты это серьезно? Не хочешь же ты сказать, что в церковь вселились демоны? – Нэнси фыркнула.
– Нет. Церковь Святого Иосифа пуста. Там нет ничего. Отец Хэган перед смертью ощутил то же.
– Эй, я не могу написать такую белиберду.
– Ради Бога, я не хочу, чтобы ты что-то писала! Я говорю тебе это по секрету, потому что ты хотела знать. Ты укрыла меня на неделю, помогла мне спрятаться от этих стервятников, чтобы я смог разобраться во всем И я плачу благодарностью, рассказав тебе, что узнал, но я не хочу раззванивать это на всю чертову страну!
– Не беспокойся, этого не случится. Мой шеф поставит на мне крест. А вот если ты скажешь, что там какое-то жульничество, то я от тебя не отстану.
– Да, может быть, все это какое-то изощренное жульничество – как знать?
– Тогда к чему все эти разговоры о «духовно покинутом» и прочей белиберде? Своим лавированием ты только лишаешь себя возможности написать отличную статью, Фенн. Вероятно, такого шанса больше в жизни не будет.
– Это трудно объяснить, но я тоже чувствую: происходит что-то нехорошее.
– Ты же циник. Это для тебя естественно.
– Спасибо, но я имел в виду нечто действительно страшное. Как и ты, я заметил в Алисе странность.
– Я только сказала, что она не кажется яркой личностью.
– Ты подразумевала нечто большее.
– Ладно, ты и твой священник считаете, что грядет что-то нехорошее. Так какой же смысл во всех этих изысканиях? Как это может вам пригодиться?
– Возможно, никак, но я мог открыть в истории церкви нечто такое, что пролило бы свет на все это дело.
– Ты хочешь сказать, что хотел отыскать в истории церкви Святого Иосифа какую-то мрачную тайну? Фенн, мне не верится. Я думала, ты обеими ногами стоишь на земле и твои скрюченные пальцы всегда готовы ухватить что подвернется. Я не упрекаю тебя, прими это как комплимент – я сама такая. Но ты начинаешь меня разочаровывать.
– Монсеньер Делгард оценил меня точно так же – потому-то и нанял для этих целей.
– Ах да, в этом есть смысл.
– Это не сумасшествие. Он хотел, чтобы кто-то взглянул на все это дело спокойно и рассудительно, не отвлекаясь на религию и насмехаясь над всякими дурными флюидами.
– Всего несколько мгновений назад мне казалось, он сделал правильный выбор. Теперь я засомневалась.
Фенн вздохнул и сполз по спинке кровати вниз.
– Да, возможно меня увлекло в сторону. Авария, пожар – наверное, я перепугался и всего напридумывал. Я мог запаниковать, и мне показалось, что машина не слушается руля. На дорогу могли пролить масло – потому и другая машина потеряла управление. И все равно… – Он высыпал все содержимое дипломата на пол. – Ни в истории церкви Святого Иосифа, ни в истории Бенфилда я не нашел ничего пугающего. По крайней мере, ничего такого, чего не случалось бы в любой другой английской деревне или городе за последние сто лет. Наверное, от этого должно быть легче.
Нэнси взглянула на разлетевшиеся листы.
– Ты не против, если я как-нибудь просмотрю твои записи?
– Смотри сама, там нет ничего, что тебя заинтересовало бы.
Она прижалась к нему, и ее рука двинулась по внутренней стороне его бедра.
– А как насчет нас, Фенн?
– А?
– Насчет того, чтобы поработать вместе?
– Мне показалось, ты хотела меня прогнать.
– Это было раньше. А теперь ты мне рассказал о своих заботах.
– Рассказывать-то и нечего было, правда?
– Да, но ты, по крайней мере, поделился со мной. Как насчет сделки?
– Я работаю на Католическую церковь, Нэнси.
– Брось, Фенн. Ты работаешь на себя – Католической церковью ты просто воспользовался. Это способ оказаться в гуще событий и получать всю нужную информацию. Сколько бы они тебе ни заплатили, ты получишь втрое, возможно вчетверо, больше, из других источников, когда работа на Церковь закончится. Разве прежде всего не поэтому ты согласился?
На его лице постепенно появилась слабая улыбка, но она казалась натянутой. Чуть погодя он сказал:
– Я не стану с тобой работать, Нэнси, но буду передавать тебе информацию, попытаюсь ввести тебя в гущу событий – и вообще обещаю помогать как смогу.
– До известной степени, да?
– До известной степени.
Она застонала, признавая, что проиграла.
– Наверное, так будет правильно. Впрочем, думаю, ты сглупил: я могла бы улучшить твою писанину, подправить стиль. Я бы действительно могла И могла бы устроить тебе выгодную сделку с «Вашингтон пост».
Он склонился над ней и поцеловал в шею, ее поглаживание произвело свой эффект.
– Когда тебе возвращаться в Штаты? – спросил Фенн.
– Вскоре после того, как пойму, что разузнала все, что собиралась, об этих чудесах. Я не могу остаться навсегда, это наверняка. Может быть, на пару недель – если, конечно, не стрясется что-нибудь еще интереснее.
– Трудно представить, что случится что-то еще более потрясающее.
Но он задумался. Всего несколько недель назад он говорил, что вся эта история скоро забудется и Бенфилд снова канет в безвестность. По своим собственным, личным мотивам он не хотел, чтобы так и вышло, но какой-то слабый инстинкт, ускользавший, как только Фенн пытался сосредоточиться на нем, предупреждал, что так было бы лучше всего.
Нэнси потерлась щекой о его лоб.
– Я говорю, Фенн, что если ты собираешься мне помочь, нужно сделать это поскорее. Не держи это в себе, ладно?
– Конечно, – согласился он, сам себе не веря. Он поможет ей, но, как уже сказал, до определенной границы. Журналисты вообще эгоистичные твари, когда Дело касается их работы, и он не являлся исключением.
Ее рука поднялась выше, и пальцы приблизились к затвердевшему члену. Впервые на этой неделе (и к его облегчению) его желание стало не просто потребностью выполнить физиологическую функцию. Когда движения приобрели сладострастный ритм, по его телу пробежала дрожь.
Повернувшись к Нэнси и плотно прижавшись, он поцеловал ее в губы, но она не отпускала свою добычу и не нарушала ритм Ее ладонь, ее пальцы были мягкими и знали, где нажать, когда сдавить крепче, а когда отпустить. Его поцелуй стал жестче, ее губы увлажнились. Она укусила его за нижнюю губу, нежно, только чтобы возбудить, но не причинить боли. Ее язык искал его язык, и все тело напряглось, область возбуждения распространилась у него с поясницы на руки, бедра, ягодицы, соски. Его пальцы соскользнули по ее бедрам и поднялись к грудям, лаская их по очереди, надавливая и вытягивая выпрямившиеся соски, ладонью окутывая всю грудь, то сжимая, то нежно лаская.
Она чувствовала его страсть, и это было совсем не так, как во все прошлые разы на неделе. Сейчас он как будто вышел наконец из одурманенного состояния. Нэнси улыбнулась про себя. Или это она вывела его из транса?
Нэнси плечом повалила его на спину, но пока не желала отпускать. Она по-прежнему держала пальцы там, поддерживая напряжение, ровными движениями двигая кожу по твердой сердцевине, случайным усилением ритма увеличивая его возбуждение, а затем ослабляя, дожидаясь главного момента для обоих.
Его рука скользнула ей на живот, мышцы которого то расслаблялись, то напрягались под прикосновением Он провел рукой ниже. Нэнси встала на колени, отпустив член, так что рука смогла гладить все его тело. Обе руки ощупали его живот и легкими круговыми движениями поднялись выше, нежно массируя кожу ладонями и растопыренными пальцами. Она провела руками по его груди, чуть задержавшись на сосках, потом наклонилась, чтобы поцеловать, пососать, увлажнить их, а потом тихонько подула, прежде чем двинуться дальше; ее руки гладили его по плечам, по шее, большие пальцы касались задней части ушей.
Фенн улыбнулся, и она поцеловала его улыбку, переместив тело так, что оказалась над ним. Она вытянулась и легла на него, их кожа соприкоснулась и слилась, и это было необыкновенное, острое ощущение, словно поры обоих сами открылись друг другу. Нэнси извивалась на его твердом теле, ее наслаждение стало возрастать и сосредоточилось в глубине между бедрами; оттуда текла влага. Нэнси развела ноги и обвила его бедрами. Его член уперся ей в живот, и она пошевелила ляжками, чтобы он сдвинулся. Она взяла его руки, сжимавшие ее талию, и потянула вверх, ее пальцы сплелись с его и сжали их, придавили руки к подушке, а тело всей тяжестью пригвоздило его к постели. Фенн застонал, извиваясь, чтобы доставить ей больше удовольствия.
Когда ощущение усилилось, она подняла колени, но по-прежнему сидела на корточках на нем, прижимая руки к подушке, и надвинула влагалище, такое влажное, такое живое, вниз на всю длину его члена, все ее тело содрогнулось от сладостного ощущения. Она снова двинулась вверх, так что касалась лишь кончика члена, и помедлила, сама все больше возбуждаясь; дрожь вскоре стала невыносимой, но слишком приятной, чтобы избавиться от нее.
Ее пальцы отделились от его рук и потянулись вниз. Нэнси приподнялась и потерла член крепче, одной рукой то опуская, то поднимая крайнюю плоть ласковыми, дразнящими движениями, как несколько мгновений раньше; вместе с ним она дразнила себя, позволяя его плоти проникать в нее лишь частично, чтобы щекотать внешние губы влагалища.
Фенн застонал и подал тело вверх, но она приподнялась вместе с ним, издав гортанный то ли смешок, то ли стон. Она позволила ему больше, ее влажность сделала вход гладким, не причиняющим боли, а доставляющим удовольствие. Внутренние мышцы напряглись, сомкнулись вокруг, держа его внутри, а рука по-прежнему ласкала, гладя Фенна промеж ног, шевеля и нежно сжимая кожу у основания члена. Его бедра двигались круговыми движениями, а руки сжимали ее бедра, гладили их, поднимались выше вдоль тела, касались грудей, снова опускались вниз, касались большим пальцем входа, дразнили ее и ублажали, как и она дразнила и ублажала его.
Для нее это было слишком. Она осела вниз, а он поднялся в нее каждой частью своего напряженного члена, окруженного теплом, влажностью, мышцами, которые высасывали из него соки искусными сокращениями, не требующими движений остального тела.
Оба покрылись глянцем пота, волосы Нэнси упали на лоб. Ее глаза под полуопущенными веками закатились, а губы приоткрылись, обнажив зубы, и улыбка была почти гримасой страдания.
Фенн взглянул на нее, и представшее глазам зрелище усилило его собственные чувства. Он задвигался в ней, но она контролировала все движения, финал не должен был наступить, пока она не будет готова, пока не наступит ее оргазм. И это случилось скоро.
Нэнси судорожно вдохнула, звук был почти вскриком. Теперь все ее тело двигалось, толкая член в себя, насколько возможно. Он помогал движению, обхватив руками ее бедра. Фенн приподнялся на постели, его пятки уперлись в матрац, и он издал резкий стон, желая еще, еще. Руки Нэнси обхватили его бока и потянули его вверх.
Фенн ощутил, как соки в глубине забурлили и начали извергаться, вырываться наружу.
Нэнси ощутила изменение в нем, он еще сильнее затвердел, все его тело стало сильнее, жестче, напряженнее. И она была готова к этому. Смятение внутри было готово взорваться.
Ее тело напряглось, словно каждая жилка, каждый нерв втянулись внутрь. Она больше не могла вдыхать, сердце колотилось в напряжении, и ритм совпадал с ритмом ее движений. Потом наступил пик, она поплыла, воспарила, достигнув одной великой высоты, потом другой, оргазм пришел не одним изысканным всплеском, а серией головокружительных взрывов. Первые два или три распространились на ее сознание, так что коснулись ее всей, заставив каждый нерв вырваться из спокойствия, потом напряжение стало медленно исчезать, дрожь прекратилась, чувства отхлынули.
Ее плечи поникли, руки согнулись, не поддерживая ее, длинные темные волосы упали на лицо. Нэнси с улыбкой тихо вздохнула, когда наслаждение спало и его заменило глубокое удовлетворение.
Она медленно освободилась и легла рядом с Фенном, его сперма сочилась из нее по внутренней стороне бедра.
– Это было лучше, – еле выдохнула Нэнси.
– Всю работу проделала ты, – ответил Фенн, убирая сбившиеся пряди с ее мокрого лба.
– Да, но на этот раз ты здорово помог.
Они замолчали, их тела расслабились, мысли унеслись. Нэнси слышала, как дыхание Фенна постепенно становится глубоким и ровным.
