Текст книги "Святыня"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

Фенн нахмурился, заметив, как напряжен священник. «Боже, – подумал репортер, – да он же боится! Что так могло его напугать?».

Алисина голова чуть отклонилась назад, и девочка открыла рот. Священник поколебался, потом словно решился на что-то и положил облатку Алисе на язык.

Ее голова склонилась, и на мгновение оба, девочка и священник, замерли.

Потом по ее маленькому тельцу прошла дрожь. Алиса упала на колени и издала натужный звук. Рвота хлынула на пол. На туфли священника. На его белые одежды.

Глава 20

Она серебряный достала жезл,

Три раза в воздухе взмахнула им,

Пробормотала что-то, и без сил

Я наземь пал и замер, недвижим.

«Элисон Гросс» (неизвестный автор)

– Святой отец, вы почти не притронулись к супу. В нем чего-то не хватает?

Священник вздрогнул и посмотрел на Саутворта.

– Я? Гм… нет, конечно нет. Просто я не очень проголодался.

Саутворт с очевидным облегчением вздохнул.

Епископ Кейнс добродушно рассмеялся:

– Клянусь, вы таете прямо на глазах, Эндрю. Давайте, давайте, поешьте, нужно есть, если хотите одолеть грядущие месяцы.

Отец Хэган снова взял ложку и опустил ее в грибной суп, его движения были медленны, рассеянны. Епископ Кейнс и монсеньер Делгард обменялись беспокойными взглядами.

– Вы все еще нездоровы? – тихо спросил Делгард.

Другие за столом с интересом смотрели на священника Его здоровье в последние недели резко ухудшалось, но перемена в последнюю ночь была особенно явственна.

Отец Хэган поднес ложку к губам.

– Наверное, просто холодно, – проговорил он неубедительно.

– Может быть, отвезти вас домой?

– Нет. Наша сегодняшняя дискуссия очень важна.

Епископ Кейнс вытер салфеткой губы.

– Не настолько, чтобы не позволить вам лечь в теплую постель. Думаю, так вам было бы лучше, Эндрю.

– Я лучше останусь.

– Что ж, ладно. Но я настаиваю, чтобы завтра же вы непременно обратились к доктору.

– В этом нет нужды…

– Непременно, – повторил епископ.

Отец Хэган кивнул и положил ложку. Он откинулся на спинку, ощущая странную удаленность от остальных. Порой казалось, что он смотрит в телескоп с другой стороны. Даже голоса, казалось, доносились откуда-то издалека.

Он взглянул на репортера, сидящего на другой стороне круглого стола, между владельцем гостиницы и епископом Кейнсом, и снова спросил себя: зачем они связались с этим человеком? Фенн не был католиком и с виду не проявлял ни малейшего сочувствия к религии. Ради объективности, сказал епископ Кейнс. Им нужен кто-то вроде этою Фенна, агностик, чтобы объективна написать о Бенфилдских чудесах, кто-то без предубеждений, вызывающий вследствие этого больше доверия. В конце концов, он опишет чистые факты – вот и все, больше ничего не нужно, поскольку сами факты могут убедить и, возможно, обратить в веру.

Прислушается ли к нему этот молодой репортер? Захочет ли услышать? И что он, Хэган, может сказать ему? Чего он испугался? Испугался ребенка? Испугался… чего? Ничего. Бояться было нечего. Совершенно нечего…

–..Алиса чувствует себя хорошо, – говорил епископ Кейнс. – Боюсь, все эти вчерашние волнения оказались для нее чрезмерными. Ее личный врач провел всеобъемлющий осмотр и заверил, что беспокоиться не о чем. У нее слегка поднялась температура, и все. Что ей сейчас нужно – это несколько дней тишины и покоя.

– Рад это слышать, – сказал Саутворт. – Вчера она заставила нас всех поволноваться. Хорошо еще, что все это не произошло в церкви Святого Иосифа, на виду у всех. С вашей стороны было мудро, если можно так выразиться, епископ, – поместить девочку в монастырь.

– Да, мне кажется, при всей потребности людей увидеть Алису, в первую очередь следует учитывать ее собственные интересы.

– Означает ли это, что вы вообще не позволите ей бывать в церкви? – спросил Фенн.

– О нет. Нет. Было бы совершенно неправильно не пускать девочку в ее любимую церковь Святого Иосифа. Она знает эту церковь всю свою недолгую жизнь, мистер Фенн, это для нее второй дом. Фактически можно сказать, что она родилась там.

– Вы хотите сказать, что она там крестилась?..

– Думаю, было бы разумно совсем не пускать Алису в церковь Святого Иосифа.

Неожиданная фраза удивила всех сидящих за столом. Епископ Кейнс с явным неудовольствием уставился на приходского священника.

– Вы понимаете, Эндрю, что теперь это невозможно. Мать-настоятельница говорила мне, что видела, как девочка плачет из-за того, что так долго не была в церкви. Мы не можем долго держать ее взаперти. – Он быстро взглянул на Фенна. – Не то чтобы взаперти, вы понимаете. Алиса свободно может уйти отсюда, как только этого пожелают ее родители.

– Но сама она хочет уйти, – заметил Фенн.

– Конечно, девочке невесело жить в монастыре, мистер Фенн. Естественно, ей хочется видеться со своими друзьями, играть с ними, продолжать обычные детские занятия. И все это она получит, скоро.

– Не позволяйте ей возвращаться в церковь. Пока.

– Эндрю, мне непонятна ваша позиция в этом вопросе. – Спокойное дружелюбие покинуло епископа, хотя слова его звучали по-прежнему тихо. – Что именно беспокоит вас в девочке?

Фенн подался вперед и положил локти на стол, чтобы лучше расслышать ответ священника.

Отец Хэган неуверенно обвел глазами сидящих за столом.

– Я… сам не совсем понимаю. Просто… не надо…

– Расскажите, святой отец, – проговорил епископ Кейнс. – Думаю, настало время поделиться с нами вашим нежеланием принять эти довольно-таки удивительные события. Пусть вас не беспокоит присутствие мистера Фенна – у нас нет секретов от прессы. Если у вас есть какие-то сомнения, огласите их, чтобы мы могли это обсудить.

Открылась дверь, и бесшумно появился старший официант. Он быстро осмотрел стол и кивнул кому-то за дверью. Тут же вошла женщина, чтобы убрать пустые тарелки.

– О, прошу прощения, святой отец, – сказала она, когда уже собралась взять его тарелку.

– Ничего, все в порядке, я закончил.

Тарелку убрали. Никто не продолжал разговора, пока официантка не вышла и старший официант не закрыл дверь, тем самым отрезав зал от шума из ресторана и бара внизу. Саутворт счел разумным устроить ужин в отдельном банкетном зале на втором этаже, подальше от посетителей, из которых на этой неделе большинство составляли журналисты.

– Так в чем дело, Эндрю? – продолжил разговор епископ.

– Это трудно объяснить, – тихо сказал священник.

– Простите?

– Трудно выразить мои ощущения словами.

– Попытайтесь. – Просьба прозвучала мягко.

– Что-то… что-то здесь не так. Не могу сказать, что именно, но ощущается, будто что-то неправильно. Церковь. Святого Иосифа., кажется какой-то., пустой.

– Пустой? Не понимаю.

– Кажется, я понял, что имеет в виду отец Хэган, – вмешался монсеньер Делгард. Все взгляды обратились к нему. – Меня тоже в последние дни обеспокоила атмосфера в церкви.

– Тогда, может быть, вы просветите нас, – проговорил епископ Кейнс.

– Мне кажется, что церковь духовно пуста.

– Вы меня удивляете, монсеньер, – холодно сказал епископ. – Это замечание может быть воспринято как кощунство. Храм Божий не может быть духовно пуст – это невозможно. Такое заявление противоречит всем нашим верованиям.

– Церковь – это всего лишь здание из камня, епископ, – спокойно ответил монсеньер.

Лицо епископа Кейнса покраснело, и Фенн скрыл улыбку за бокалом вина.

– Может быть, лучше ограничить нашу сегодняшнюю дискуссию более… м-м-м… «материальными» аспектами сложившейся ситуации? – вмешался Саутворт. – Вы не согласны, Джерри?

– Пожалуй, нет. Я…

– Да, вы абсолютно правы, – ответил епископ Кейнс, не желая устраивать теологические дебаты перед репортером, который легко мог все истолковать по-своему. – Об этом мы можем поговорить в дальнейшем. – Он многозначительно посмотрел на двоих священнослужителей.

– Как хотите, – сухо согласился Делгард.

Отец Хэган открыл было рот, намереваясь сказать что-то еще, но, увидев строгое выражение на лице епископа, передумал.

Это разочаровало Фенна.

Саутворт не давал передышки.

– Один вопрос, который, я уверен, представители средств информации хотели бы задать, епископ: каково состояние здоровья Алисы в настоящий момент?

– Разве я еще не сказал об этом? – Кейнс по-прежнему смотрел на двоих священнослужителей, но повернул голову к Саутворту, чтобы послать ему теплую улыбку.

– Да, но я имел в виду состояние здоровья вообще. Вчерашний день – исключение.

– Да, именно так. Кульминация событий, если хотите. Рано или поздно они настигли бы ребенка. У монсеньера есть последняя информация от коллектива врачей.

– Медицинские заключения, как правило, держатся в секрете от посторонних, – сказал Делгард. Он кивнул Фенну. – Зачем бы это публиковать в прессе?

– Мы достигли взаимопонимания с мистером Фенном, – проговорил Саутворт.

Репортер удивленно посмотрел на него.

– Минутку. Единственное, в чем мы достигли взаимопонимания, это что я буду писать правду… Так я понял, – добавил он.

– Разумеется, мистер Фенн, – заверил его епископ Кейнс. – Мы не ожидаем ничего другого. Однако нам хотелось бы рассчитывать… м-м-м… на благоразумную журналистику.

– О, я умею быть благоразумным. Но хранить секреты не умею.

Он уловил взгляд, которым обменялись епископ и Саутворт.

– Хорошо, – проговорил Фенн, поднимая руки. – Я понимаю вашу дилемму. Вы хотите, чтобы история была рассказана без прикрас, без преувеличений и правдиво. Хорошо, я и сам хочу этого. С другой стороны, вы хотите уважения к личной жизни и чтобы все, способное вызвать ненужные волнения, было приглажено, если не вообще вымарано. – Он замолк, чтобы набрать в грудь воздуха. – В первом я с вами согласен. Никаких преувеличений, никаких спекуляций. Что касается личной жизни, боюсь, она закончилась для Алисы, когда ей явилось первое видение. И не только для нее. Для вас тоже. И для всего Бенфилда. И третье – насчет того, что может вызвать ненужные волнения… Что ж, это вам придется оставить на мою ответственность.

– Не уверен, что это хорошо, – сказал епископ.

– У вас нет выбора, – улыбнулся Фенн. – Послушайте, я знаю, что отец Алисы – старый отупевший пьяница, но на данном этапе не считаю, что это существенно для всей истории. Это не государственная тайна, но я не собираюсь упирать на это. Благоразумно, не правда ли?

– Да, мистер Фенн, но это не большая уступка с вашей стороны.

– Верно. Но больше я ничего предложить не могу.

Ситуацию спас Саутворт:

– Почему бы нам не положиться на старую добрую уловку для журналистов – «не для печати»? Таким образом вы можете быть посвящены в ситуацию в целом, но профессионально ограничены в публикации подробностей.

«Или так, или убирайся вообще», – подумал Фенн и сказал:

– Ладно, если будет не слишком много «не для печати».

– Вы согласны, епископ?

Епископ Кейнс задумался.

– Вы понимаете, мистер Фенн, что мы не хотим ничего скрывать. Это не в обычаях церкви.

«Да ну?» – подумал Фенн. Готов ли Папа рассказать о третьей тайне Фатимы?[23]23
  Фатима – деревня в Португалии, где в 1917 году с 13 мая по 13 октября местным крестьянам ежемесячно являлась женщина, называвшая себя Богоматерью. 13 октября 70 000 человек засвидетельствовали после появления женщины «необычайное солнечное явление». В 1930 году Католическая церковь официально признала, что женщина действительно была Богоматерью.


[Закрыть] Или открыть все церковные финансовые источники, перечислить все компании и собственность, куда вкладываются средства? И есть много других секретов, которые заинтересовали бы общественность, но которые Католическая церковь держит в тайне.

– Мы хотим, чтобы публиковалась только правда, – продолжал епископ Кейнс, – но мы не хотим, чтобы она кому-либо повредила. Если вы согласны с нашей точкой зрения, я уверен, между нами не возникнет никаких трений. Уверен, найдется много журналистов, которые будут рады понять нас.

«Старый хитрый ублюдок. Ты знаешь, что я не могу отказаться».

– Ладно. Но одно условие: если я пойму, что вы скрываете что-то, о чем следовало бы сказать, если я сочту, что скрывать это аморально, то я об этом напишу.

– Вы подозреваете нас во лжи?

– Вовсе нет. Но вы можете скрыть информацию, которая не устроит Церковь, так как способна повредить ее образу в глазах людей.

– Тогда мы позволим вам быть нашей совестью, мистер Фенн.

– Хорошо.

Саутворт с облегчением вздохнул, когда епископ Кейнс и репортер откинулись на спинки стульев.

– Вы хотели сообщить нам, что обнаружила медицинская комиссия, – напомнил он монсеньеру.

– Их отчет очень подробен и местами изобилует специальными терминами, и потому я попытаюсь изложить его как можно более сжато и понятно. Если вам потребуется полный текст, мистер Фенн, я могу предоставить копию. – Делгард пригубил вино и отставил бокал, в сторону. – Сначала позвольте мне обратиться к предыдущему недугу Алисы. В ее ушах и горле не было обнаружено никаких патологических изменений, что соответствует давнему мнению о психологической природе ее недуга Не было обнаружено ни повреждений слуховых нервов, ни расстройства косточек, ушных улиток или барабанных перепонок в обоих ушах. Семь лет назад вполне могла быть занесена какая-то инфекция, повлекшая за собой болезнь, но нет никаких признаков необратимых последствий – никаких затвердений или костных образований в среднем ухе, никакого воспаления перепонок. Мастоидиты, отиты – воспаление среднего уха – уже давно не замечались. Что касается голосовых связок, никаких повреждений или заболеваний гортани не обнаружено. Состояние девочки всегда считали результатом истерии.

– Вы говорите, все эти годы Алиса страдала просто от устойчивой истерии? – недоверчиво переспросил Фенн.

– Все не так просто, но и не так необычно, как подразумевает ваш тон. Вполне могли присутствовать другие инфекции, не выявленные лечащим врачом, когда Алиса в четырехлетием возрасте перенесла свинку, и эти инфекции могли привести ее к такому состоянию. Врач счел это обычной детской болезнью и на ранних стадиях не искал ничего большего. Обследование было предпринято потом, когда проявились последствия. Следует добавить, что в медицинском отчете нет никаких оценок действий терапевта – в настоящий момент мы имеем дело только с предположениями.

– Семейный лечащий врач видел этот отчет? – спросил Фенн.

– Нет. И, конечно же, он будет отрицать всякие намеки на свои упущения. Но мне бы очень не хотелось, чтобы вы сделали из этого самые неблагоприятные выводы. Сейчас пытаются найти теоретические обоснования предложить какое-то объяснение.

– Позвольте мне напомнить о недавней дискуссии, – проговорил епископ Кейнс, прямо посмотрев на репортера – Кажется, вашим излюбленным словом было «благоразумие».

– Не беспокойтесь, я не собираюсь затевать судебный процесс против обиженного терапевта-практика, обвиняя его в том, что по прошествии стольких лет все равно не может быть доказано. И к тому же медицинская комиссия может оказаться совершенно не права.

– Да, вполне, – согласился монсеньер Делгард – Однако главное, что она хотела выяснить: мог ли шок, не позволяющий Алисе слышать и говорить, психологически сохраняться в ее сознании? Чем больше она боялась своего недуга, тем крепче становилась психологическая блокировка. В медицинских записях полно схожих случаев: страх перерастает в фобию, фобия – в физическую неспособность. Подсознание имеет собственную логику. Потребовался другой шок, чтобы разрушить психологический барьер, который Алиса сама воздвигла в своем сознании. Видение – воображаемое или реальное – освободило ее от вызванной ею же самой болезни.

– Вы говорите категорично. Стало быть, в исцелении Алисы нет ничего чудесного? – спросил Фенн.

– После семи лет глухоты и немоты она может слышать, может говорить. Была ли ее неспособность вызвана психическим или физическим расстройством, результат один…

«…Церковь… церковь… все случившееся с Алисой сконцентрировалось вокруг церкви…»

Отец Хэган, успокаивая себя, приложил руку к виску, надавил, погладил. Голоса снова зазвучали – отдаленно, как-то глухо, словно из глубин обширной пещеры. Или в церкви… в большой, темной церкви. Он начинал ненавидеть… эту церковь.

«Нет! Церковь – это храм Божий! Ее нельзя ненавидеть! А особенно священнику…»

– Общее состояние здоровья? – спросил епископ Кейнс. – Каково оно сейчас?

– Его можно описать очень просто и без всякого медицинского жаргона, – ответил Делгард. – Алиса – совершенно нормальный, здоровый ребенок. Возможно, она немного переутомлена, несколько замкнута, но после всего, что она перенесла, этого и следовало ожидать. Впрочем, есть одна ненормальность, но, по словам лечащего врача, это было у нее с самого раннего детства.

– И что же это? – спросил Фенн, не донеся до губ бокал вина.

Делгард поколебался, с опаской глядя на репортера.

– Это не для печати. Это не так важно, но может вызвать у ребенка некоторые личные беспокойства. Уверяю вас, это не имеет никакого отношения к исцелению.

Фенн задумался не более чем на секунду.

– Я не собираюсь ранить ребенка.

– Прекрасно. У Алисы на теле небольшая опухоль. С левой стороны, в нескольких дюймах ниже сердца.

– Опухоль? Боже милостивый!.. – воскликнул епископ Кейнс.

– Не волнуйтесь, ничего серьезного, – успокоил его Делгард. – Это известно медицине как лишний сосок…

«…Лишний сосок… третий сосок… я кое-что знаю об этом, где-то что-то читал… Господи, что же?..»

– …Беспокоиться не о чем. Он немного увеличился в размерах, с тех пор как врач последний раз осматривал девочку, но ее тело естественным образом растет. Нет никаких оснований полагать, что опухоль будет увеличиваться и дальше. – Монсеньер Делгард снова пригубил вино. – Так обстоят дела. Алиса Пэджетт выглядит совершенно здоровой, не считая этого легкого… м-м-м… дефекта.

– Это действительно очень хорошая весть, – объявил епископ Кейнс. – Благодарю вас за ясный доклад, монсеньер. У вас есть какие-либо вопросы, мистер Фенн?

В это время дверь отворилась и вошли две официантки с тарелками.

– Ах, главное блюдо! – проговорил Саутворт. – Сегодня гостиница заполнена, джентльмены, поэтому вышла небольшая задержка. Предвестие грядущих месяцев, полагаю, – добавил он, сияя счастьем, и подумал: «А также грядущих лет».

Пока сервировали стол, присутствующие обменивались банальными фразами, и Фенн поймал себя на том, что вглядывается в потускневшие глаза отца Хэгана, Священник отвел взгляд, и Фенн остался в замешательстве. Хэган был очевидно нездоров: на его изможденном лице выступила испарина, а взор был помрачен; в движениях длинных тонких пальцев сквозила нервность. Епископ Кейнс должен бы дать священнику отдохнуть. Что они затеяли? Уединение – вот что ему нужно, полное удаление от всего этого. А когда закрутится машина рекламы, будет еще хуже. Это, как Фенн понял из разговора с Саутвортом этим вечером, станет следующим пунктом повестки дня. Репортер улыбнулся при виде кружков телятины в соусе из зелени и отхлебнул вина, ожидая, когда подадут овощи.

Он слушал, как Саутворт, будучи хозяином гостиницы, прощупывает тему рекламы.

– Уверен, теперь все мы поняли, епископ, что столкнулись с ситуацией, из которой частные предприниматели со всей страны постараются извлечь доход. Я действительно считаю, что нам пора серьезно обдумать, как устроить официальное освещение…

– …Несколько преждевременно…

– …Нет, нисколько. Мы должны разработать план…

– …Лурд не лучший образец для подражания, Джордж.

«…Я не могу есть. Епископ не должен был настаивать…»

– …Снятый для визита Папы в Англию в восемьдесят втором..

– …Но боже мой, организация этого съест около двадцати процентов прибыли…

– …Каждое пенни окупится…

«…С каждой ночью ощущение все тяжелее… Даже когда рядом монсеньер… Чувство одиночества-пустоты…»

– …Статуи, футболки, съемки службы…

– Эндрю, вам стоит попытаться поесть. Это пойдет вам на пользу.

– Что? Да, епископ…

– Антрекот «Рокфор» – одно из наших фирменных блюд, святой отец. Уверен, вам понравится.

– Конечно…

– …Нас не должны видеть…

– …Мне понятны ваши чувства, епископ, но церковь должна, не смыкая глаз, бдительно следить за миром бизнеса… как это всегда было в прошлом.

«…Ее глаза… Почему она так смотрела на меня?.. Почему она не смогла принять причастие?..»

– …Исследования Института религиозных трудов, сам Ватикан, епископ…

– …Не думаю…

– …Сам банк… Не сомневаюсь, они примут скромное вспомоществование от Римско-католической церкви… Я уже говорил с управляющим… он член приходского совета…

«…Мясо… никакого вкуса., нужно поесть, епископ говорит, нужно поесть… Ее глаза… она знала… О чем они говорят?.. Нужно прервать их…»

– …Проект центральной части, нечто вроде подготовленного для визита Папы в парк Феникс в Ирландии… Ошеломительная простота…

«…Не могу проглотить… мясо… не могу проглотить… О, Боже!., оно разрастается… мясо растет… у меня… в…»

– Святой отец!

Делгард встал со своего места, его стул со стуком упал на пол. Монсеньер устремился к задыхающемуся священнику, встревоженный синеватой краснотой его лица и сдавленными звуками из разинутого рта.

Фенн бросился вокруг стола.

– Он задыхается! – крикнул он. – Ради бога, он чем-то подавился!

«…Заполняет меня… не дает дышать… растет, растет!..»

Отец Хэган судорожно бился на стуле, хватаясь руками за горло. Он пытался что-то сказать, пытался крикнуть, но слова сдерживал разбухший в глотке кусок мяса. Священник упал на стол, опрокинув бокал с вином, ножи и вилки подскочили от удара. Тарелка слетела на пол, когда Хэган выпрямился и, свалившись на спинку стула, издал страшный хрип в попытке глотнуть воздуха.

– У него сердечный приступ! – крикнул епископ Кейнс. – У него слабое сердце. Быстро! У кого есть таблетки?

– Нет, он подавился! – настаивал Фенн. – Наклоните его, и я стукну его по спине!

Делгард схватил судорожно корчащегося священника, и Фенн кулаком ударил его промеж лопаток. Отец Хэган неистово дернулся и издал рыгающий звук. Фенн ударил его снова.

– Бесполезно, оно застряло! – сказал Делгард.

– Я вызову скорую! – Саутворт выбежал из зала, радуясь, что избавился от зрелища агонии.

– Говорю вам, это сердечный приступ! – сказал епископ Кейнс.

– Ладно, положим его на спину и откроем ему рот. – Приложив руку ко лбу Хэгана, Фенн откинул священника на спинку стула. Монсеньер Делгард взялся рукой за подбородок и еще шире открыл коллеге рот. Священник попытался вырваться; мука, стремление наполнить горящие легкие воздухом, были невыносимы.

Фенн заглянул в открытый рот, в самую темноту горла.

– Там что-то есть, я вижу!

Он засунул пальцы в горло священнику, нащупывая, но не в силах достать застрявший предмет. Делгарду пришлось напрячь все свои силы, чтобы не дать Хэгану скатиться на пол.

– Мне не достать! Боже, мне не достать!

«…Руки… Руки на мне… не могу… не вдохнуть… Помоги мне, Господи!.. Глаза, ее глаза…»

Мышцы его горла судорожно сокращались, но кусок мяса не выходил, а только застревал глубже. И становился все больше.

Тело священника изогнулось в пароксизме страха, боли, удушья. Он упал на пол, схватившись за двоих людей, которые пытались спасти ему жизнь.

– Опустите ему голову! Может быть, так мы вытряхнем его…

«…Бесполезно… Слишком поздно… О Боже, какая боль!., в груди… в руках… О Господи, нужно им сказать!..»

– Я понял, понял! Держите его, я могу…

Священник закричал, но этот звук был просто мучительным хрипом, сдавленным воплем смертельного страха. Его тело дико сотрясалось, лицо посинело…

«…В руки Твои…»

…В его глазах отразился страх приближающейся смерти…

«…Предаю…»

Из горла продолжали вырываться булькающие хрипы…

«…Дух мой…»

…Которые затихли через несколько секунд после того, как Хэган умер…

«…Помилуй меня…»