Текст книги "Кожаный Чулок. Большой сборник"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 159 страниц)

По дороге к берегу Зверобою попалось несколько женщин и детей. Правда, женщины пытались бросать ему под ноги сухие ветви, однако, ужас, внушенный его отважной расправой с грозным Пантерой, был так велик, что никто не рисковал подойти к нему достаточно близко. Охотник счастливо миновал их всех и добрался до окраины кустов. Нырнув в самую чащу, наш герой снова очутился на озере, всего в пятидесяти футах от пироги. Здесь он перестал бежать, ибо хорошо понимал, что всего важнее теперь перевести дыхание. Он даже остановился и освежил запекшийся рот, зачерпнув горстью воду. Однако нельзя было терять ни мгновения, и вскоре он уже очутился возле пироги. С первого взгляда он увидел, что весла из нее убрали. Все усилия его оказались напрасными. Это так озадачило охотника, что он уже готов был повернуть обратно и со спокойным достоинством направиться на глазах у врагов в лагерь. Но адский вой, какой способны издавать только американские индейцы, возвестил о приближении погони, и восторжествовал его инстинкт самосохранения.

Направив нос пироги в нужном направлении, молодой человек вошел в воду, толкая лодку перед собой. Потом, сосредоточив все усилия и всю свою ловкость в одном последнем напряжении, он толкнул ее, а сам прыгнул и свалился на дно так удачно, что нисколько не затормозил движения легкого суденышка. Растянувшись на спине, Зверобой старался отдышаться. Чрезвычайная легкость, которая является таким преимуществом при гребле на пирогах, сейчас были весьма невыгодна. Лодка была не тяжелее перышка, а потому и сила инерции ее оказалась ничтожной, иначе толчок отогнал бы ее по спокойной водной глади на такое далекое расстояние, что можно было бы безопасно грести руками.

Отплыви он подальше от берега. Зверобой мог бы привлечь к себе внимание Чингачгука и Джудит, и они не преминули бы явиться к нему на выручку с другими пирогами. Лежа на дне ледки. Зверобой по вершинам деревьев на склонах холмов пытался определить расстояние, отделявшее его от берега. На берегу раздавались многочисленные голоса; охотник слышал, как предлагали спустить на воду плот, который, к счастью, находился довольно далеко, на противоположной стороне мыса.

Быть может, еще ни разу за весь этот день положение Зверобоя не было столь опасным, во всяком случае, несомненно то, что оно даже наполовину не было раньше таким мучительным. Две или три минуты он лежал совершенно неподвижно, полагаясь исключительно на свой слух, зная, что плеск воды непременно долетит до его ушей, если какой-нибудь индеец рискнет приблизиться к нему вплавь. Раза два ему почудилось, что кто-то осторожно плывет, но он тотчас же замечал, что это журчит на прибрежной гальке вода. Вдруг голоса на берегу замолкли, и повсюду воцарилась мертвая тишина – такая глубокая, как будто все вокруг уснуло непробудным сном. Между тем пирога отплыла уже так далеко, что Зверобой видел над собой только синее пустынное небо. Молодой человек не мог больше томиться в неизвестности. Он хорошо знал, что глубокое молчание сулит ему беду. Дикари никогда не бывают так молчаливы, как в ту минуту, когда собираются нанести решительный удар. Он достал нож и хотел прорезать дыру в коре, чтобы поглядеть на берег, но раздумал, боясь, как бы враги не заметили это и не определили бы таким образом, куда им направлять свои пули. В эту минуту какой-то гурон выстрелил, и пуля пронзила оба борта пироги, всего в восемнадцати дюймах от того места, где находилась голова Зверобоя. Это значило, что он был на волосок от смерти, но нашему герою в этот день уже пришлось пережить кое-что похуже, и он не испугался. Он пролежал без движения еще с полминуты и затем увидел, как вершина дуба медленно поднимается над чертой его ограниченного горизонта.

Не постигая, что означает эта перемена. Зверобой не мог больше сдержать нетерпения. Протащив свое тело немного вперед, он с чрезвычайной осторожностью приложил глаз к отверстию, проделанному пулей, и, к счастью, успел увидеть побережье мыса. Пирога, подгоняемая одним из тех неуловимых толчков, которые так часто решают судьбу людей и конечный исход событий, отклонилась к югу и стала медленно дрейфовать вниз по озеру. Было удачей, что Зверобой сильно толкнул суденышко и отогнал его дальше оконечности мыса, прежде чем изменилось движение воздуха, иначе оно опять подплыло бы к берегу. Даже теперь оно настолько приблизилось к земле, что молодой человек мог видеть вершины двух или трех деревьев. Расстояние не превышало сотни футов, хотя, к счастью, легкое дуновение воздуха с юго-запада начало отгонять пирогу от берега.

Зверобой понял, что настало время прибегнуть к какой-нибудь уловке, чтобы отдалиться от врагов и, если возможно, дать знать друзьям о своем положении. Как это обычно бывает на таких лодках, на каждом конце ее лежало по большому круглому и гладкому камню. Камни эти одновременно служили и скамьей для сидения, и балластом. Один из них лежал в ногах у Зверобоя. Юноше удалось подтянуть ногами его поближе, взять в руки и откатить к другому камню, который лежал на носу пироги. Там камни должны были удерживать легкое судно в равновесии, а он сам отполз на корму. Когда Зверобой покидал берег и увидел, что весла исчезли, он успел бросить в пирогу сухую ветку; теперь она очутилась у него под рукой. Сняв с себя шапку, Зверобой надел ее на конец ветки и поднял над бортом по возможности выше. Пустив в ход эту военную хитрость, молодой человек тотчас же получил доказательство тоге, как бдительно следят враги за всеми его движениями: несмотря на то что уловка была самая избитая и заурядная, пуля немедленно пробила ту часть пироги, где поднялась шапка. Охотник сбросил шапку и тут же надел ее на голову. Эта вторая уловка осталась незамеченной, или, что более вероятно, гуроны, заранее уверенные в успехе, хотели взять пленника живьем.

Зверобой пролежал неподвижно еще несколько минут, приложив глаз к отверстию, проделанному пулей, и от всей души радуясь, что он постепенно отплывает все дальше и дальше от берега. Поглядев кверху, он заметил, что вершины деревьев исчезли. Вскоре, однако, пирога начала медленно поворачиваться так, что теперь молодой человек мог видеть сквозь круглую дырочку только дальний конец озера. Тогда он схватил ветку, которая была изогнута таким манером, что можно было грести ею лежа. Опыт этот оказался более удачным, чем смел надеяться охотник, хотя заставить пирогу двигаться по прямой линии было трудно. Гуроны заметили этот маневр и подняли крик. Затем пуля, пробив корму, пролетела вдоль пироги прямо над головой нашего героя.

Судя по этому, беглец решил, что пирога довольно быстро удаляется от берега, и хотел уже удвоить свои старания, когда второй свинцовый посланец с берега попал в ветку над самым бортом и разом лишил его этого подобия весла. Однако звуки голосов доносились все слабее, и Зверобой решил положиться на силу течения, пока пирога не отплывает на недоступное для выстрелов расстояние. Это было довольно мучительным испытанием для нервов, но Зверобой не мог придумать ничего лучшего. Он продолжал лежать на дне пироги, когда вдруг почувствовал, что слабое дуновение воздуха освежает его лицо. Юноша обрадовался, ибо это значило, что поднялся ветерок.

  ГЛАВА XXVIII

Ни слезы вдов, ни плач детей

Ни небо цвета крови

Ни вздыбленная даль морей

Захватчиков не остановят.

Наживы жажда их ведет,

Путем насилия вперед.

Им даже их дурная слава,

Препятствием не служит, право

Порочных, сильных и скупых —

Собратья ненавидят их.

Конгрив

[Перевод А. Лаврина]

Зверобой уже минут двадцать лежал в пироге и с нетерпением ожидал, что друзья поспешат к нему на помощь.

Пирога находилась в таком положении, что юноша по-прежнему мог видеть только северную и южную части озера. Он предполагал, что находится в каких-нибудь ста ярдах от "замка", в действительности же пирога плыла значительно западнее. Зверобоя тревожила и глубокая тишина; он не знал, чему приписать ее: постепенному увеличению расстояния между ним и индейцами или какой-нибудь новой хитрости. Наконец устав от бесплодных ожиданий, молодой человек закрыл глаза и решил спокойно ждать, что произойдет дальше. Если дикари умеют так хорошо обуздывать свою жажду мести, то и он, по их примеру, будет лежать спокойно, вверив свою судьбу игре течений и ветров.

Прошло еще минут десять, и Зверобою вдруг показалось, что он слышит тихий шум, как будто что-то шуршит под самым дном пироги. Разумеется, он тотчас же открыл глаза, ожидая увидеть поднимающуюся из воды голову или руку индейца. Вместо этого он заметил прямо у себя над головой лиственный купол. Зверобой вскочил на ноги: перед ним стоял Расщепленный Дуб. Легкий шум под кормой оказался не чем иным, как шуршанием прибрежного песка, к которому прикоснулась лодка. Пирога изменила свое направление из-за того, что изменились ветер и подводное течение.

– Вылезай! – сказал гурон, спокойным и властным жестом приказывая пленнику сойти на берег. – Мой юный друг плавал так долго, что, вероятно, утомился; надеюсь, он теперь будет бегать, пользуясь только ногами. – Твоя взяла, гурон! – произнес Зверобой, твердой поступью выйдя из пироги и послушно следуя за вождем на открытую лужайку. – Случай помог тебе самым непредвиденным образом. Я опять твой пленник и надеюсь, ты признаешь, что я так же хорошо умею бегать из плена, как и держать данное слово.

– Мой юный друг – настоящий лось! – воскликнул гурон. – Ноги его очень длинны, они истощили силы моих молодых людей. Но он не рыба, он не может проложить дорогу на озере. Мы не стреляли в него; рыб ловят сетями, а не убивают пулями. Когда он снова превратится в лося, с ним будут обходиться, как с лосем.

– Толкуй, толкуй, Расщепленный Дуб, хвастай своей победой! Полагаю, что это твое право, и знаю, что таковы уж твои природные наклонности; по этому поводу я не стану с тобой спорить, так как все люди должны повиноваться своим природным наклонностям. Однако когда ваши женщины начнут издеваться надо мной и ругать меня, что, я полагаю, вскоре должно случиться, пусть вспомнят, что, если бледнолицый умеет бороться за свою жизнь, пока это законно и не противоречит мужеству, он умеет также отказываться от борьбы, когда чувствует, что для того пришло время. Я твой пленник – делай со мной что хочешь.

– Мой брат долго бегал по холмам и совершил приятную прогулку по воде, – более мягко ответил Расщепленный Дуб, в то же время улыбаясь, чтобы показать свои миролюбивые намерения. – Он видел леса, он видел воду. Что ему больше нравится? Быть может, он достаточно повидал и согласится изменить свое решение и внять голосу рассудка?

– Говори прямо, гурон: у тебя что-то есть на уме. Чем скорее ты выскажешься, тем скорее услышишь мой ответ.

– Вот это сказано напрямик! Речь моего бледнолицего друга не знает никаких влияний, хотя на бегу он настоящая лисица. Я буду говорить с ним; уши его теперь раскрыты шире, чем прежде, и веки не сомкнуты. Сумаха стала беднее, чем когда-либо. Прежде она имела брата, и мужа, и детей. Пришло время, и муж отправился в поля, богатые дичью, ничего не сказав ей на прощание; он покинул ее одну с детьми. Рысь был хорошим мужем. Приятно было поглядеть на оленьи туши, на диких уток, гусей и медвежье мясо, которые висели зимой в его хижине. Теперь все это кончилось: к жаркому времени ничего не сохраняется. Кто возобновит эти запасы? Иные полагали, что брат не позабудет сестру и ближайшей зимой он позаботится, чтобы хижина ее не пустовала. Мы все так думали. Но Пантера забыл и последовал за мужем сестры по тропе смерти. Оба они теперь спешат обогнать друг друга, чтобы скорее достигнуть полей, богатых дичью. Одни думают, что Рысь бегает быстрей, другие считают, что Пантера прыгает дальше. Сумаха уверена, что оба так проворны и ушли уже так далеко, что ни один из них не вернется обратно. Кто будет кормить ее малышей? Человек, который велел мужу и брату покинуть хижину, чтобы там для него освободилось достаточно места, – великий охотник, и мы знаем, что женщина никогда не будет нуждаться.

– Ах, гурон, я слышал, что некоторые люди спасали себе жизнь таким способом, и знавал также других, которые предпочли бы смерть плену такого рода! Что касается меня, то я не ищу ни смерти, ни брака.

– Пусть бледнолицый обдумает мои слова, пока наши люди соберутся для совета. Ему скажут, что должно случиться потом. Пусть он вспомнит, как тяжко бывает терять мужа или брата… Ступай! Когда ты будешь нам нужен, прозвучит имя Зверобоя.

Этот разговор происходил с глазу на глаз. Из всей орды, недавно толпившейся здесь, остался только Расщепленный Дуб. Остальные куда-то исчезли, захватив с собой всякую утварь – одежду, оружие и прочее лагерное имущество. На месте, где недавно был раскинут лагерь, не осталось никаких следов от толпы, которая недавно тут кишела, если не считать золы от костров, да лежанок из листьев, и земли, еще хранившей на себе отпечатки ног. Столь внезапная перемена сильно удивила и встревожила Зверобоя, ибо ничего подобного он не видел во время своего пребывания среди делаваров. Он, однако, подозревал, и не без основания, что индейцы решили переменить место стоянки и сделали это так таинственно с нарочитой целью попугать его.

Закончив свою речь Расщепленный Дуб удалился и исчез между деревьями, оставив Зверобоя в одиночестве. Человек, непривычный к сценам такого рода, мог бы подумать, что пленник получил теперь полную возможность действовать как ему угодно. Но молодой охотник, хотя и несколько удивленный таким драматическим эффектом, слишком хорошо знал своих врагов, чтобы вообразить, будто он находится на свободе. Все же он не знал, как далеко зайдут гуроны в своих хитростях, и решил при первом же удобном случае проверить это на опыте. С равнодушным видом, отнюдь не выражавшим его истинные, чувства, начал он бродить взад и вперед, постепенно приближаясь к тому месту, где он высадился на берег; затем он внезапно ускорил шаги и стал пробираться сквозь кустарники к побережью. Пирога исчезла, и Зверобой нигде не нашел даже следов ее, хотя обошел северную и южную оконечности мыса и осмотрел берега в обоих направлениях. Было ясно, что дикари куда-то с тайным умыслом угнали пирогу.

Только теперь Зверобой по-настоящему понял, каково его положение. Он был пленником на этой узкой полоске земли и, находясь, без сомнения, под бдительным надзором, мог спастись только вплавь. Подумав об этом рискованном средстве, он решил от него отказаться, заранее зная, что за ним погонятся в пироге и что шансы его на успех совершенно ничтожны.

Блуждая по берегу, Зверобой набрел на небольшую кучку срезанных кустарников. Приподняв верхние ветви, он нашел под ними мертвое тело Пантеры. Охотник знал, что труп пролежит здесь до тех пор, пока дикари не найдут подходящее место для похорон, где покойнику не будет угрожать скальпель. Зверобой жадно поглядел на "замок", но там, казалось, все было тихо и пустынно. Чувство одиночества и заброшенности овладело им.

– Такова воля божия, – пробормотал молодой человек печально, отходя от берега и снова вступая под сень леса. – Такова воля божия! Я надеялся, что дни мои не прервутся так скоро, но, в конце концов, это пустяки. Несколько лишних зим – и все равно жизнь моя должна кончиться по закону природы. Горе мне! Человек молодой и деятельный редко верит в возможность смерти, пока она не оскалит свои зубы прямо в лицо и не скажет, что час его пришел.

Произнося этот монолог, охотник медленно шел по мысу и вдруг, к своему изумлению, заметил Хетти, очевидно поджидавшую его возвращения. Лицо девушки, обычно подернутое лишь тенью легкой меланхолии, было теперь огорченное и расстроенное. Она держала в руках библию. Подойдя ближе, Зверобой заговорил.

– Бедная Хетти, – сказал он, – мне недавно пришлось так туго, что я совсем позабыло вас, а теперь мы встречаемся, быть может, только для того, чтобы вместе поговорить о неизбежном. Но мне хотелось бы знать, что сталось с Чингачгуком и Уа.

– Почему вы убили гурона, Зверобой? – сказала девушка с упреком. – Неужели вы забыли заповедь, которая говорит: "Не убий!" Мне сказали, что вы убили и мужа и брата этой женщины.

– Это правда, добрая Хетти, это истинная правда. Не стану отрицать того, что случилось. Но вы должны помнить, девушка: на войне считается законным многое, что незаконно в мирное время. Мужа я застрелил в открытом бою, или, вернее сказать, открыт был я, потому что у него было весьма недурное прикрытие, а брат сам навлек на себя гибель, бросив свой томагавк в безоружного пленника. Вы были при этом, девушка.

– Я все видела, и мне очень грустно, что это случилось, ибо я надеялась, что вы не станете платить ударом на удар, а постараетесь добром воздать за зло.

– Ах, Хетти, это, быть может, хорошо для миссионеров, но с такими правилами небезопасно жить в лесах! Пантера жаждал моей крови и был настолько глуп, что дал мне оружие в ту самую минуту, когда покушался на мою жизнь. Было бы неестественно не поднять руку в таком состязании, это только опозорило бы меня. Нет, нет, я готов каждому человеку воздать должное и надеюсь, что вы засвидетельствуете это, когда вас будут расспрашивать о том, что вы видели сегодня.

– Разве, Зверобой, вы не хотите жениться на Сумахе теперь, когда она лишилась и мужа и брата, которые кормили ее?

– Неужели у вас такие понятия о браке, Хетти? Разве молодой человек может жениться на старухе? Это противно рассудку и природе, и вы сами поймете это, если немного подумаете.

– Я часто слышала от матери, – возразила Хетти, отвернувшись, – что люди никогда не должны вступать в брак, если они не любят друг друга гораздо крепче, чем братья и сестры; я полагаю, вы именно это имеете в виду. Сумаха стара, а вы молоды.

– Да, и она краснокожая, а я белый. Кроме того, Хетти, представьте, что вы вышли замуж за человека ваших лет и вашего положения – например, за Гарри Непоседу (Зверобой позволил себе привести этот пример только потому, что Гарри Марч был единственный молодой человек, знакомый им обоим), – и представьте, что он пал на тропе войны; неужели вы согласились бы выйти замуж за его убийцу?

– О, нет, нет, нет! – ответила девушка, содрогаясь. – Это было бы грешно и бессердечно, и ни одна христианка не решилась бы на такой поступок. Я знаю, что никогда не выйду замуж за Непоседу, но, если бы он был моим мужем, я бы ни за кого не вышла после его смерти.

– Я так и знал, что вы поймете меня, когда вдумаетесь во все эти обстоятельства. Для меня невозможно жениться на Сумахе. Я думаю, что даже смерть будет гораздо приятнее и естественнее, чем женитьба на такой женщине…

– Не говорите так громко, – перебила его Хетти. – Я полагаю, ей неприятно будет слышать это. Я уверена, что Непоседа женился бы даже на мне, лишь бы избежать пыток, хотя я слабоумная; и меня бы убила мысль, что он предпочитает лучше умереть, чем стать моим мужем.

– Что вы, девочка! Разве можно сравнивать вас с Сумахой? Ведь вы хорошенькая девушка, с добрым сердцем, приятной улыбкой и ласковыми глазами. Непоседа должен был бы гордиться, обвенчавшись с вами в самые лучшие и счастливые дни своей жизни, а вовсе не для того, чтобы избавиться от беды. Однако послушайтесь моего совета и никогда не говорите с Непоседой об этих вещах.

– Я не скажу ему об этом ни за что на свете! – воскликнула девушка, испуганно оглядываясь вокруг и краснея, сама не зная почему. – Мать всегда говорила, что молодые женщины не должны навязываться мужчинам и высказывать свои чувства, пока их об этом не спросят. О, я никогда не забываю того, что говорила мне мать!

Какая жалость, что Непоседа так красив! Не будь он так красив, я думаю, он меньше нравился бы девушкам и ему легче было бы сделать свой выбор.

– Бедная девочка, бедная девочка, все это довольно ясно! Не будем больше говорить об этом. Если бы вы были в здравом уме, то пожалели бы, что посвятили постороннего человека в ваш секрет… Скажите мне, Хетти, что сталось с гуронами? Почему они оставили вас на этом мысу и вы бродите здесь, словно и вы пленница?

– Я не пленница, Зверобой, я свободная девушка и хожу везде, где мне вздумается. Никто не посмеет обидеть меня. Нет, нет, Хетти Хаттер ничего не боится, она в хороших руках. Гуроны собрались вон там в лесу и внимательно следят за нами обоими, за это я могу поручиться: все женщины и даже дети стоят на карауле. Мужчины хоронят тело бедной девушки, убитой прошлой ночью, и стараются сделать так, чтобы враги и дикие звери не могли найти ее. Я сказала им, что отец и мать лежат в озере, но не согласилась показать, в каком месте, так как мы с Джудит совсем не желаем, чтобы язычники покоились на нашем семейном кладбище.

– Горе нам! Это ужасно быть живым и полным гнева, с душой, охваченной яростью, – а через какой-нибудь час убраться в подземную яму, прочь от глаз человеческих. Никто не знает, что может с ним случаться на тропе войны…

Шуршание листьев и треск сухих веток прервали слова Зверобоя и возвестили о приближении врагов. Гуроны столпились вокруг места, – которое должно было стать сценой для предстоящего представления. Обреченный на пытку охотник оказался теперь в самой середине круга. Вооруженные мужчины расположились среди более слабых членов отряда с таким расчетом, что не осталось ни одного незащищенного пункта, сквозь который пленник мог бы прорваться. Но пленник больше и не помышлял о бегстве: недавняя попытка показала ему, что немыслимо спастись от такого множества преследователей. Он напряг все душевные силы, чтобы встретить свою участь спокойно и мужественно, не выказывая ни малодушной боязни, ни дикарского бахвальства.

Расщепленный Дуб снова появился в кругу индейцев и занял свое прежнее председательское место. Несколько старших воинов стали около него. Теперь, когда брат Сумахи был убит, не осталось ни одного признанного вождя, который мог бы своим опасным влиянием поколебать авторитет старика. Тем не менее достаточно неизвестно, как слабо, выражено монархическое, пли деспотическое начало в политическом строе североамериканских индейских племен, хотя первые колонисты, принесшие с собой в Западное полушарие свои собственные понятия, часто именовали вождей этих племен королями и принцами. Наследственные права, несомненно, существуют у индейцев, но есть много оснований полагать, что поддерживаются они скорее благодаря личным заслугам и приобретенным достоинствам, нежели только по правам рождения. Впрочем, Расщепленный Дуб и не мог похвалиться особенно знатным происхождением, ибо он возвысился исключительно благодаря своим талантом и проницательности.

Если не считать воинских заслуг, то красноречие является наиболее надежным способом приобрести популярность как среди цивилизованных, так и среди диких народов. И Расщепленный Дуб, подобно многим своим предшественникам, возвысился столько же умением искусно льстить своим слушателям, сколько своими познаниями и строгой логичностью своих речей. Как бы там ни было, он пользовался большим влиянием и имел на то основания. Подобно многим людям, которые больше рассуждают, чем чувствуют, гурон не склонен был потакать свирепым страстям своего народа: придя к власти, он обычно высказывался в пользу милосердия при всех взрывах мстительной жестокости, которые не раз случались в его племени. Сейчас ему тоже не хотелось прибегать к крайним мерам, однако он не знал, как выйти из затруднительного положения. Сумаха негодовала на Зверобоя за то, что он отверг ее руку, гораздо больше, чем за смерть мужа и брата, и вряд ли можно было ожидать, что женщина простит мужчину, который столь откровенно предпочел смерть ее объятиям. А без ее прощения трудно было надеяться, что племя согласится забыть потери, нанесенные ему, и даже самому Расщепленному Дубу, хотя и склонному к снисходительности, судьба нашего героя представлялась почти бесповоротно решенной.

Когда все собрались вокруг пленника, воцарилось внушительное молчание, особенно грозное своим глубоким спокойствием. Зверобой заметил, что женщины и мальчики мастерят из смолистых сосновых корней длинные щепки: он хорошо знал, что сначала их воткнут в его тело, а потом подожгут. Два или три молодых человека держали в руках лыковые веревки, чтобы стянуть ему руки и ноги. Дымок отдаленного костра свидетельствовал о том, что готовят пылающие головни, а несколько старших воинов уже пробовали пальцем лезвие своих томагавков. Даже ножи, казалось, от нетерпения ерзали в ножнах, желая поскорее начать кровавую и безжалостную работу.

– Убийца Оленей, – начал Расщепленный Дуб, правда без малейших признаков сочувствия или жалости, но с несомненным спокойствием и достоинством. – Убийца Оленей, пришло время, когда мой народ должен принять окончательное решение. Солнце уже стоит прямо над нашими головами; соскучившись ожиданием, оно начало опускаться за сосны по ту сторону долины. Оно спешит в страну наших французских отцов: оно хочет напомнить своим детям, что хижины их пусты и что пора им вернуться домой. Даже бродячий волк имеет берлогу и возвращается в нее, когда хочет повидать своих детенышей.

Ирокезы не беднее волков. У них есть деревни, и вигвам мы, и поля, засеянные хлебом; добрые духи устали караулить их в одиночестве. Мой народ должен вернуться обратно и заняться своими делами. Какое ликование поднимется в хижинах, когда наш клич прозвучит в лесу! Но это будет клич печали, ибо он возвестит о потерях. Прозвучит также клич о скальпах, но только один раз. Мы добыли скальп Водяной Крысы; его тело досталось рыбам. Зверобой должен сказать, унесем ли мы второй скальп на нашем шесте. Две хижины опустели, скальп – живой или мертвый – нужен каждой двери.

– Тогда захвати с собой мертвый скальп, гурон, – ответил пленник твердо, хотя без всякой напыщенности. – Я полагаю, мой час пришел, и пусть то, что должно свершиться, свершится скорее. Если вы хотите пытать меня, постараюсь выдержать это, хотя ни один человек не может отвечать за свою натуру, пока не отведал мучений.

– Бледнолицая дворняжка начинает поджимать хвост! – крикнул молодой болтливый дикарь, носивший весьма подходящую для него кличку Красный Ворон. Это прозвище он получил от французов за постоянную готовность шуметь. – Он не воин: он убил Рысь, глядя назад, чтобы не видеть вспышки своего собственного ружья. Он уже хрюкает, как боров; когда гуронские женщины начнут мучить его, он будет пищать, как детеныш дикой кошки. Он – делаварская баба, одевшаяся в шкуру ингиза.

– Болтай, парень, болтай! – возразил Зверобой невозмутимо. – Больше ни на что ты не способен, и я вправе не обращать на это внимание. Слова могут раздражать женщин, но вряд ли они сделают ножи более острыми, огонь более жарким или ружье более метким!

Тут вмешался Расщепленный Дуб; выбранив Красного Ворона, он приказал связать Зверобоя. Это решение было вызвано не боязнью, что пленник убежит или же не сможет иначе выдержать пытку, но коварным желанием заставить его почувствовать собственное бессилие и поколебать его решимость, расслабляя ее исподволь и понемногу.

Зверобой не оказал сопротивления. Охотно и почти весело он подставил свои руки и ноги; по приказу вождя их стянули лыковыми веревками, стараясь причинить как можно меньше боли. Распоряжение это было отдано втайне, в надежде, что пленник согласится наконец избавить себя от более серьезных телесных страданий и возьмет Сумаху в жены. Скрутив Зверобоя так, что он не мог двинуться, его привязали к молоденькому деревцу, чтобы он не упал. Руки его были вытянуты вдоль бедер и все тело опутано веревками, так что он, казалось, совсем прирос к дереву. С него сорвали шапку, и он стоял, готовясь как можно лучше выдержать предстоящее ему испытание.

Однако, прежде чем дойти до последней крайности, Расщепленный Дуб захотел еще раз испытать твердость пленника, попробовав уговорить его пойти на соглашение. Достигнуть этого можно было только одним способом, ибо считалось необходимым согласие Сумахи там, где шло дело об ее праве на месть. Женщине предложили выступить вперед и отстаивать свои притязания; итак, она должна была играть главную роль в предстоящих переговорах. Индейские женщины в молодости обычно бывают кротки и покорны, у них приятные, музыкальные голоса и веселый смех; но тяжелая работа и трудная жизнь в большинстве случаев лишают их всех этим качеств, когда они достигают того возраста, который для Сумахи уже давно миновал. Под влиянием злобы и ненависти голоса индианок грубеют, а если они еще выйдут из себя, их пронзительный визг становится нестерпимым. Впрочем, Сумаха была не совсем лишена женской привлекательности и еще недавно слыла красавицей. Она продолжала считать себя красавицей и сейчас, когда время и непосильный труд разрушительно подействовали на ее внешность.

По приказу Расщепленного Дуба женщины, собравшиеся вокруг, старались уверить безутешную вдову, что Зверобой, быть может, все-таки предпочтет войти и ее вигвам, чем удалиться в страну духов. Все это вождь делал, желая ввести в свое племя величайшего охотника всей тамошней местности и вместе с тем дать мужа женщине, с которой, вероятно, будет много хлопот, если ее требования на внимание и заботу со стороны племени останутся неудовлетворенными.

Сумахе передали тайный совет войти внутрь круга и обратиться к чувству справедливости пленника, прежде чем ирокезы приступят к крайним мерам. Сумаха охотно согласилась; индейской женщине так же лестно стать женой знаменитого охотника, как ее более цивилизованным сестрам – отдать свою руку богачу. У индейских женщин над всем господствует чувство материнского долга, поэтому вдова не испытывала того смущения, которому у нас не чужда была бы даже самая отважная охотница за богатыми женихами. Сумаха выступила вперед, держа за руки детей.

– Вот видишь, я перед тобой, жестокий бледнолицый, – начала женщина.

– Твой собственный рассудок должен подсказать тебе, чего я хочу. Я нашла тебя; я не могу найти ни Рыси, ни Пантеры. Я искала их на озере, в лесах, в облаках. Я не могу сказать, куда они ушли.

– Нет сомнения, что оба твоих воина удалились в поля, богатые дичью, и в свое время ты снова увидишь их там. Жена и сестра храбрецов имеет право ожидать такого конца своего земного поприща.

– Жестокий бледнолицый, что сделали тебе мои воины? Зачем ты убил их? Они были лучшими охотниками и самыми смелыми молодыми людьми в целом племени! Великий Дух хотел, чтобы они жили, пока они не засохнут, как ветви хемлока, и не упадут от собственной тяжести…

– Ну-ну, добрая Сумаха, – перебил ее Зверобой, у которого любовь к правде была слишком сильна, чтобы терпеливо слушать такие преувеличения даже из уст опечаленной вдовы, – ну-ну, добрая Сумаха, это значит немного хватить через край, даже по вашим индейским понятиям. Молодыми людьми они давно уже перестали быть, так же как и тебя нельзя назвать молодой женщиной; а что касается желания Великого Духа, то это прискорбная ошибка с твоей стороны, потому что, чего захочет Великий Дух, то исполняется. Правда, оба твоих воина не сделали мне ничего худого. Я поднял на них руку не за то, что они сделали, а за то, что старались сделать. Таков естественный закон: делай другим то, что они хотят сделать тебе.