Текст книги "Подземелья Лондона (СИ)"
Автор книги: Джеймс Блэйлок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Та глядела похитителю в глаза с самым невозмутимым видом. Да, он легко может убить ее, связанную, но она не позволит, черт возьми, отобрать у нее то немногое, что еще осталось, – достоинство.
– Поджечь я вас, похоже, не смогу – увы, утопил свои люциферы в сражении с покойным мистером Бингэмом, к тому же мы пообещали девочке позволить вам жить, если она выполнит наши указания, и сдержим слово. По крайней мере, я сдержу, раз мистеру Бингэму слегка неможется. Однако и вынужден оставить вас тут в вашем нынешнем состоянии глубокой благодарности. Впрочем, боюсь, завтра ваша благодарность несколько ослабнет, а послезавтра и вовсе пойдет на спад – такая своего рода убывающая доходность. Возможно, вы захотите обдумать собственную глупость. Ах, если бы вы отдали девочку нам вчера… – Шедвелл печально покачал головой. – Но вы этого не сделали. Я пригляжу за Кларой, можете быть уверены, мэм. Я отдам ее своему нанимателю, и он решит ее судьбу. Как ни грустно мне это говорить, но я не могу дать вам никаких гарантий касательно ее будущего. Все будет зависеть от ее уступчивости. Прощайте, мэм.
Матушка Ласвелл изо всех сил старалась сохранить рассудок, размочаливая зубами ткань платка и глядя, как Шедвелл ведет Клару по тропе в сторону фермы, мягко направляя ее, словно заботясь о благополучии девочки. Та уже почти успокоилась. Хорошо, подумала Матушка Ласвелл. Клара отлично соображает. И для таких, как Шедвелл, она остается загадкой, а это дает крохотную надежду на благоприятное завершение этой истории, которая ни в коем случае не подошла к концу – по крайней мере до тех пор, пока в Матушке Ласвелл теплится жизнь.
Однако время шло, и эта мысль начинала казаться женщине горькой насмешкой. Тонкий жгут хлопковой ткани, никак не желая поддаваться, крутился на сухих зубах. Еще долго после того, как две фигуры исчезли из поля зрения и слуха Матушки, она старалась смочить его слюной и перемолоть…
XII
МИСС БРАКЕН
Поезд, окутанный облаками клубящегося пара, вполз на станцию Кэннон-стрит, истошно скрипя пневматическими тормозами. Элис глядела в окно на толпы людей, снующих туда-сюда с праздничным, как ей казалось, видом, смутно подозревая, что таковыми их делало ее собственное приподнятое настроение.
Впервые Элис ступила на Кэннон-стрит юной девицей, с трепетным недоверием глядевшей на гигантскую арку из стекла и стали – крышу станции почти в семьсот футов длиной, – и от громадности пространства у нее перехватило дыхание. В те времена она сопровождала свою тетю Агату Уолтон на заседание Королевского общества, где та намеревалась сделать доклад об особенностях чешуи лососей, что с успехом и проделала.
В поезде Элис оказалась тогда рядом с молодым человеком, чьи угловатые манеры были по-своему притягательны. Он увлекался естественными науками и являлся, как выяснилось, студентом Ричарда Оуэна – знаменитого натуралиста, приятеля тети Агаты. Звали молодого человека Лэнгдон Сент-Ив… Элис вспомнила вопрос, который муж задал ей сегодня: романтик ли он? Тут как посмотреть. Скажем, ухаживание в представлении Лэнгдона состояло в том, чтобы время от времени сопровождать Элис на лекции. Да, еще однажды, под присмотром тети Агаты, в Кент-Даунс, они вдвоем извлекали из песчаника древние раковины. Шло время. Элис, чувствуя себя просто случайной знакомой, загрустила. Однако, прислушиваясь к совету тети Агаты, продолжала поощрять Сент-Ива в его естественнонаучных устремлениях.
Вскоре Сент-Ив уехал в Эдинбургский университет. Они писали друг другу от случая к случаю, а когда тяга к странствиям увлекала Лэнгдона в глухие уголки планеты, что происходило довольно часто, он напрочь исчезал из жизни Элис. Спустя какое-то время она обнаружила, что за нею ухаживает человек по имени Бенсон Уинн, унаследовавший поместье и доход в Эбби-Вуд. Уинн был приятно весел и красив, с завидным тенором – участник не менее трех хоров. Элис уже исполнилось двадцать четыре года – груза лет она не чувствовала, но и желания оставаться одной, как ее тетя Агата, которая была совершенно и счастливо самодостаточна, не испытывала.
Однако как-то раз в послеобеденное время Сент-Ив, нагруженный сетями и большими банками для образцов, возвращаясь то ли из Эдинбурга, то ли из очередного путешествия, без предупреждения постучался в двери ее дома в Пламстеде. Лэнгдон разыскивал в окрестных заболоченных прудах молодых гребневидных тритонов, которых намеревался изучить, а через месяц, ко времени метаморфоза, вернуть в естественные условия, и нуждался в компании. Элис обожала тритонов, особенно гребневидных, которых держала дома еще девочкой.
С корзинкой для пикника они отправились на Пламстедские болота к пруду, который Элис хорошо знала, изловили там четыре экзотического вида особи, а также массу улиток и головастиков, чтобы их кормить. Вдвоем они наблюдали, как тритоны снуют среди водорослей в отведенных им стеклянных контейнерах. Вечер был теплым и безмятежно тихим – голоса птиц и легкий ветер, что-то шепчущий в ветвях деревьев, являлись частью этой тишины, – и Элис, решив, что условия подходят как нельзя лучше, поцеловала Лэнгдона потрясающе смелым поцелуем. Обоим это так понравилось, что потребовало повторений. На следующий день Элис принесла извинения мистеру Уинну. Все и в самом деле сложилось превосходным образом – благодаря объектам естественнонаучных исследований, то есть тритонам.
Поезд дернулся и затих, Сент-Ивы в компании Хасбро спустились на платформу и тут же увидели пробиравшихся к ним Табби и Гилберта Фробишеров, которые выглядели счастливыми и безмятежно раскормленными. На черном атласе двубортного смокинга Гилберта сверкали серебряные пуговицы размером в полкроны. Табби, мало заботившийся о моде, надел коричневый фланелевый пиджак и клетчатые брюки очень просторного кроя. Вместе Табби и его дядюшка потянули бы на весах далеко за тридцать стоунов[19]19
Британская единица, обычно используемая для измерения веса человеческого тела. 30 стоунов составляют больше 190 кг (1 стоун = 14 фунтов = 6,35 кг).
[Закрыть], но выглядели они бодрыми, приветливыми и готовыми с радостью отколошматить хоть самого черта.
На руке Гилберта повисла светловолосая женщина лет тридцати, удивительно миниатюрная и пышущая здоровьем. На ней красовалась шляпка с чем-то вроде небольшой вороны, прикрепленной сбоку булавкой невероятной длины. На конце булавки светился шар из полированного янтаря. Птица, полураскрывшая крылья, выглядела готовой взлететь. Шляпа казалась невероятно эксцентричной, но Элис подумала о том, что и ее собственный головной убор декорирован искусственной весенней мухой.
– Позвольте представить вам мисс Сесилию Бракен, – сказал им Гилберт. – Сисси, это мои давние и добрые друзья, Лэнгдон Сент-Ив, его жена Элис и неподражаемый Хасбро, именно так друзья зовут его.
Мисс Бракен сделала книксен, словно школьница.
– Очарована, мистер Неподражаемый, – сказала она Хасбро, после одарила Сент-Ива взглядом на удивление сладострастным – прямо-таки положила глаз, а затем быстро зыркнула в сторону Элис, смерив ее с головы до ног.
Табби, как заметила Элис, глядел в сторону, и в его манере среди прочего сквозили подозрение, отвращение и нетерпение.
– Сесилия… встретила моего дядю на Ямайке, – сообщил он. – Это было настоящее чудо…
– В самом деле чудо! – перебив племянника, воскликнул Гилберт, обращаясь к Сент-Иву. – Я, кажется, уже рассказывал вам о моей мисс Бракен – сразу после нашего приключения с гигантским осьминогом…
– Любовь вашей юности, насколько я помню?.. Я про мисс Бракен. Вы ее отыскали?
– Она скончалась несколько лет назад, увы… Но Сисси – дочь этой прекрасной женщины, мисс Бракен от мисс Бракен, если угодно. Не заслуженное мной счастье! Найти ее – поразительный поворот судьбы. Родилась и выросла в Кингстоне и оставалась бы там, если бы мы с Табби не увезли ее в Лондон, – старик посмотрел на мисс Бракен с нескрываемой гордостью.
– Как вам Англия? – спросил у миниатюрной женщины Сент-Ив.
– Холоднее, чем у матроса в заднице, – ответила та и громко расхохоталась, а следом от души засмеялся и Гилберт, приобнимавший ее за плечи.
– Иисус, Мария и Иосиф, – пробормотал Табби. – Какие места ей, однако, ведомы!..
Заметив, что Элис услышала его, он шепнул: «Прошу прощения, мэм…» – впрочем, без особого раскаяния.
Мисс Бракен тем временем сурово воззрилась на Элис и сказала:
– А у вас на шляпе, мэм, – неужели это муха? Я имею в виду, искусственная муха? Ну конечно, да, – она осклабилась. – Мы рыбачим и охотимся – мы с вами, ха-ха!
Она вскинула руку и потрепала воронье крыло.
– Слышал, Табби? Рыбачат и охотятся! – воскликнул Гилберт, чрезвычайно обрадованный этой остротой.
– Мой муж, ныне, слава богу, покойный, ловил кефаль в Блуфилдсе на что-то вроде вашей мухи, только вывязанной из козьей шерсти. Черная коза, хотя и не чернее его сердца, осмелюсь заметить.
– Есть не так много вещей, на которые вы не осмелитесь, – отозвался Табби. – Поведайте им прискорбную историю о кончине вашего мужа, мисс Бракен.
– Ему перерезали горло, – равнодушно ответила маленькая женщина, не сводя взгляда с Табби. – От уха до уха, довольно глубоко, так что у него голова сдвинулась, – а затем она сообщила уже остальной компании: – В преступлении никто не признался. Я понимаю – я бы тоже не призналась. Но случись мне встретить его убийцу – ей-богу, не пожалела бы гинеи. Он – если это был мужчина – оказал мне услугу. Хотя это могла сделать и женщина. Мой муж был редким ублюдком, который причинил женщинам много зла, как и мне. Он умер смертью, которую заслужил.
– И однако вы, должно быть, преданно любили этого человека, пока были в браке с ним, – обронил Табби, сочувственно покачивая головой. – Вы ведь были с ним обвенчаны, мисс Бракен?
– Мы тут наняли человека, который проследит за сохранностью вашего багажа, – поспешно вмешался Гилберт, жестом подзывая грустного мальчишку в ливрее и скверно сидящих штанах, явно купленных в лавке старьевщика на Тауэр-хилл. – Мой кучер ждет нас с припасами: шампанское, птифуры и канапе – то, что французы называют amuse-bouche[20]20
Легкие закуски (фр.).
[Закрыть], сладкие и пикантные сразу, ха-ха! Это предотвратит каннибализм в ожидании прибытия Джеймса Хэрроу. Он рвется спуститься в пещеру завтра после полудня. Возможно, пока мы тут беседуем, он уже ждет нас где-то на полпути. Он везет целый вагон снаряжения из Чизвика, где живет со своей сестрой. Ужасный стыд, что многим из нас не удастся присоединиться к этому предприятию, но Бюро здесь тверже алмаза. Они такие упрямые – боятся нового обрушения и стремятся избежать массовой гибели.
Они вышли из здания вокзала – багаж несли следом – и зашагали туда, где их ждала карета Гилберта, запряженная четверкой лошадей. Кучер-кокни, Боггс, был занят перевязыванием вожжей, одна из которых почти оторвалась, и Гилберт пошел к нему, чтобы дать парню совершенно необходимые советы. Мисс Бракен поспешила следом. Элис, Хасбро, Сент-Ив и Табби забрались в экипаж, а мальчик в ливрее принялся крепить сумки на запятках.
– Это вот там, – сказал Сент-Ив, показав в сторону Темзы, где виднелся целый ряд рухнувших зданий, ярдах в двадцати вдоль береговой части Аппер-Темз-стрит.
Сам провал был скрыт ограждениями, возведенными Бюро работ. Невдалеке за ними, очень близко к Суон-лейн, у подножья лестницы горела куча мусора, и в отсветах огня можно было разглядеть пылающие обломки фургона, который каким-то образом сорвался с набережной выше по реке – еще до начала опасного участка.
– Гилберт и мисс Бракен, похоже, собираются прогуляться, – заметила Элис, наблюдая, как упомянутые персоны неторопливо идут вдоль ограды. Боггс все еще возился с вожжами, а Джеймс Хэрроу не появлялся. Элис взяла с подноса с набором канапе кусочек хлеба с пастой из копченого лосося. Она решила есть не больше, чем остальные четверо, ибо через час им предстоит насладиться одним из обильных ужинов Генриетты Биллсон.
– Мне не помешал бы бочонок этого шампанского, – вздохнул Табби, отпивая сразу полбокала. – Но еще чуть-чуть – и я скажу что-нибудь, что выставит меня неблагодарным ничтожеством, посему я буду практиковать умеренность.
– Ни в коем случае, – возразил приятелю Сент-Ив. – Позвольте мне долить ваш бокал. Вы среди друзей. И вы совершенно неспособны быть ничтожеством.
– Ох уж эта так называемая мисс Бракен… – помрачневший Табби покачал головой.
– Вы не уверены, что она дочь старой приятельницы Гилберта, да? – спросила Элис.
– Да, – ответил Табби. – Я – не уверен. Я без колебаний поставил бы пять сотен фунтов, что это не так. Я из надежного источника знаю, что она была обыкновенной проституткой, трудившейся в Кингстоне и окрестностях, но стоило мне заикнуться об этом, как дядя Гилберт пришел в ярость. Он так побагровел, что мне пришлось отказаться от этого утверждения, прежде чем его голова взорвется. А что касается мужа этой дамочки, то он, по-видимому, и вправду мертв – его убили именно так, как она рассказывает: горло было располосовано, и голова висела на полоске сухожилия. Эту лже-мисс Бракен допрашивали по подозрению в преступлении, но явных доказательств не было, а раскапывать их ни у кого не возникло желания. За неимением лучшего ее признали невиновной, но всё говорит за то, что горло мужу перерезала именно она.
– Гилберт упоминал мисс Бракен, когда мы были на Карибах, – сказал Сент-Ив, – прежнюю мисс Бракен. Я не любитель сплетен и досужих вымыслов, но достаточно ли у нас уверенности в том, что нынешняя инкарнация мисс Бракен – не биологическая дочь Гилберта? Не кроется ли тут некая скандальная история?
– Нет, – затряс головой Табби, – никакого скандала – по крайней мере в этом смысле. Прежде всего, она чрезвычайно молода – слишком молода. К тому же Гилберт заверил меня, что это невозможно, хвала Господу.
– Тогда существуют две мисс Бракен? – уточнила Элис.
– Вопрос спорный, – ответил ей Табби, – но мой дядя верит, что их было две, подразумевая, что одна мисс Бракен – матушка второй. Старшая мисс Бракен – подлинная – якобы вступила в брак после того, как тридцать пять лет назад они с моим дядей расстались, а вторая мисс Бракен, дескать, плод этого союза.
– И она носит фамилию матери? – спросил Хасбро. – Как же это получилось?
– Кажется, муж первой мисс Бракен был карточным шулером, – принялся рассказывать Табби, – и его застрелили года через два после рождения дочери. Как видите, там собралась благородная компания… Первая мисс Бракен презирала своего порочного супруга и, овдовев, отказалась от его имени. Когда мы месяц назад были на Ямайке, дядя Гилберт случайно повстречал ее дочь, вторую мисс Бракен – или особу, которая себя за нее выдает, – в кингстонской «Таверне». А теперь, как видите, она разъезжает по Лондону в экипаже дяди Гилберта. По моему мнению, она низкая обманщица. Вот, собственно, я и выказал ту вопиющую неблагодарность, которой вам угрожал… Удостойте меня еще одним бокалом шампанского, Хасбро, если нетрудно, чтобы я мог смыть этот привкус.
– Но почему вы в этом убеждены? – спросила Элис, беря свой бокал. – Возможно, они обе настоящие мисс Бракен?
– Мой дядя разыскивал свою первую любовь, мисс Бракен своей юности. Он принялся рассылать запросы по всему округу Кингстон, а я, как дурак, пожелал ему удачи и отправился в Монтего-бей половить тунца, который в этой части мира нередко бывает величиной с небольшую корову. Когда в конце недели я вернулся в Кингстон, старик просто швырнул мне в лицо эту вторую мисс Бракен. «Она красавица, – заявил он, – настоящая богиня. Это чудесная случайность, сказочная удача! Обычно такое происходит только на театральных подмостках». Я согласился с дядей: подобного рода истории хороши для сцены, поскольку полностью противоречат здравому смыслу. Затем я обнаружил, что старик в своих розысках не проявил ни толики сдержанности – он объявлял о своих намерениях любому, кто соглашался слушать, и, пока я тщетно ловил тунца, поймал эту… эту сухопутную акулу, бодро сиганувшую в его сети! А теперь он – совершенно против моего желания, впрочем, я и не ожидал, что мой собственный дядя будет считаться с моими желаниями, – привез эту дамочку в Англию. Но мало того, он еще намерен на ней жениться, господи помилуй! – Табби сокрушенно покачал головой. – Мне не следовало оставлять его в Кингстоне одного, – добавил он. – Я бы ее как-нибудь сплавил.
– Может, ты сумеешь разубедить Гилберта, Лэнгдон? – спросила Элис. – Табби, скорее всего, прав. Человека с состоянием и положением Гилберта такие мисс Бракен поджидают под любым камнем. Удивлена, что он не вернулся с гаремом.
Карета закачалась – Боггс взобрался на козлы. Элис посмотрела в окно, выискивая Гилберта взглядом, и увидела, что они с мисс Бракен поднимаются по лестнице над по-прежнему полыхающим мусором, возвращаясь из своей, по всей видимости, бесплодной вылазки.
– Это выше моих сил, – ответил Сент-Ив. – Слишком длинная будет речь. Мне жаль это говорить, Табби, но вы же прекрасно знаете: если Гилберт что-то решил, он ведет себя подобно Джаггернауту[21]21
От «Джаганнатх» (санскр.) – «Владыка мира», одно из воплощений бога Вишну. Ежегодное празднество в его честь проходит в одноименном храме в городе Пури, штат Орисса (Индия), и церемония включает в себя ритуальный выезд огромной (около 15 метров высотой) колесницы. В прошлом фанатики бросались под ее колеса, веря, что погибший освобождается от телесного мира и удостаивается духовного. Переносное значение (также «Колесо Джаггернаута») неостановимая, всесокрушающая сила.
[Закрыть]. Это его собственный выбор. Пока почтенному старцу ничто явно не угрожает, мы не вправе лезть в его дела.
– Разумеется, вы правы, – признал Табби, – но от этого не легче.
Элис любила Табби Фробишера. К тому же он дважды спасал Лэнгдону жизнь, второй раз – совсем недавно во время схватки в притоне между Флауэр и Дин-стрит, где, говорят, свалил человека с пистолетом, который едва не сделал Элис вдовой. Табби был отличным другом в любом смысле слова. Состояние его дядюшки с годами крепло, как вино из жимолости, и сейчас Гилберт был богаче королевы. Покамест Табби являлся единственным наследником старика, и ему, естественно, было трудно принять матримональные устремления Гилберта. Жадным выглядеть недостойно, однако желание Табби не позволить какой бы то ни было мисс Бракен обмануть дядю было вполне понятным.
– Возможно, Табби, вы просто ошибаетесь, – сказала Элис.
– Возможно, – мрачно ответил Табби. – Виновный бежит, когда никто не гонится за ним, как учит нас Писание[22]22
Точнее цитата звучит так: «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним; а праведник смел, как лев» (Притчи, 28:1).
[Закрыть]. Я прослежу за переменами и поведении мисс Бракен. Если она решит удрать, я с радостью дам ей убраться к дьяволу.
Тут дверца кареты распахнулась, являя седокам Гилберта – бледного, с расширенными от ужаса глазами. Мисс Бракен выглядывала из-за его спины, и Элис показалось, что женщина потрясена не меньше. Гилберт держал бурый фетровый котелок, жестоко промятый и забрызганный кровью.
– Это фургон Джеймса Хэрроу – там, у реки, – сказал Гилберт севшим голосом. – Он проломил ограждение на краю провала, керосиновый фонарь разбился, фургон загорелся. Лошадь утонула в Темзе, большая часть оборудования – тоже.
– А где сам Хэрроу? – спросил Сент-Ив.
– Мертв. Мертв напрочь, – Гилберт беспомощно указал на котелок, как на подтверждение своих слов. – Полиция сообщила мне, что лошадь при крушении лягнула его в голову. Тело забрали в морг.
XIII
НЕД ЛУДД[23]23
Легендарный предводитель восстания ткачей в Англии (1811–1813), направленного на разрушение ткацких и вязальных станков, которые лишали работы вязальщиков и ткачей. Восстание приобрело угрожающие размеры. На его подавление неоднократно посылались войска. Около 17 человек было казнено за промышленный саботаж и участие в боях.
[Закрыть]
Первую из своих уникальных мух Финн потерял почти сразу. Плохо навязал – и рыба сорвала ее, даже не тронув леску. Тогда парнишка приладил вторую муху, как следует затянув узел, и перебрался за каменистый выступ к тихой тенистой заводи, покрытой быстрой рябью, где, по счастью, не было низко нависающих кустов. Забросил лесу, выпустил чуток, и рыба клюнула раньше, чем Финн успел хоть что-то сообразить. Форель пометалась на мелководье, затем сорвалась с крючка и скрылась. Это была почти удача, но Финн столько времени потратил на чтение, что сейчас рисковал опоздать, а потому, скрепя сердце, покинул заводь и бодрым шагом отправился к ферме «Грядущее».
Чуть ниже по течению был открытый кусок берега, испещренный звериными следами – барсучьими, лисьими и еще какими-то мелкими, похожими на ежиные. Судя по всему, многообразное зверье выходило из леса на водопой по узенькой тропке, которой Финн и решил воспользоваться. Он шел по склону холма – слева внизу поток перекатывался через камни – и вдруг услышал чей-то крик. Финн остановился и навострил уши: точно, женский голос.
Услышав его снова, парнишка помчался вперед: несомненно, это был крик о помощи. Пробравшись через нагромождения камней, он очутился на пологом берегу широкого пруда и огляделся. У противоположного берега течение плавно покачивало окровавленное тело мужчины, погруженного лицом в воду, а к дереву, росшему недалеко от воды, была привязана Матушка Ласвелл собственной персоной, у ее ног лежал валежник, а рядом валялся заступ.
Зрелище было обескураживающим, но места для сомнений не оставляло. Финн поудобнее перехватил сумку и, балансируя рукой с зажатыми в ней удилищами, поскакал по полузатопленным камням, стараясь попадать носком на самый край, чтобы тут же оттолкнуться, даже если опора подастся под его весом. Не замочив ног, он пересек стремнину и на последнем прыжке бухнулся по щиколотки в холодную воду. Выругался и, отшвырнув удилища и сумку – предварительно из нее был извлечен устричный нож[24]24
Ирландский клинок с коротким обоюдоострым лезвием.
[Закрыть], который Финн носил с собой с первых дней на реке, – кинулся к Матушке. Оттаскивая прутья и связки валежника, он пытался разобрать поток слов, рвавшийся с губ пожилой леди, но из сказанного понял очень мало.
– Погодите, мэм, – остановил ее Финн, разрезая веревку. – Теперь вроде все в порядке.
Матушка Ласвелл, шатаясь, дошла до ручья, напилась из сложенных ладоней там, где вода текла по чистым камням, а затем, тяжело дыша, плюхнулась на ближний валун и уронила руки на колени.
– Клара! – выдохнула она. – Тот, Шедвелл, забрал ее в Лондон. Тот самый, что убил ее мать. Фальшивый полицейский. А там в пруду – сообщник злодея. Шедвелл прикончил его у меня на глазах.
– Да, мэм, – сказал Финн. – Я собирался в Лондон завтра, но могу с тем же успехом отправиться сейчас. Я готов сию минуту. Этот Шедвелл – как он выглядит?
– Давай-ка поговорим на ходу, – сказала Матушка, поднявшись на ноги и постояв, чтобы восстановить равновесие, а затем захромала вдоль берега. Финн собрал снасти, подхватил сумку и бросился догонять. По дороге пожилая леди рассказала парнишке о том, как убили Сару Райт, как появились Шедвелл и Бингэм в черном брогаме, переодетые в лондонских полицейских, о чем Финн уже слышал, и о том, что Билл Кракен ранен, если не хуже.
– Этот Шедвелл – чудовище в людском обличье, Финн. Не подпускай его к себе. Употреби весь свой ум, но не подпускай. Он убийца, но с даром убеждения, подобный змию-искусителю. Клара пока в безопасности, потому что он собирается ее использовать, но ты под угрозой, Финн!
Матушка шла все медленнее и все сильнее хромала: от шлепанцев окончательно отодрались подошвы. Вдали Финн увидел перелаз, за которым должна была быть ферма. Его разрывало от желания перейти на бег: если он хочет догнать Клару и Шедвелла на пути в Лондон, скорость важна как никогда.
– Я сделаю, как вы сказали, мэм. Вы-то в порядке? Не пострадали?
– Устала и проиграла, Финн, но не ранена. Шедвелл тебя не знает, и в этом твоя сила. Не раскрывай свои карты – или…
– Да, мэм, а вы держите в голове, что профессор с Хасбро и Элис тоже в Лондоне или скоро окажутся там, и будет странно, если они не помогут.
– Да. Я и забыла. Мой ум в смятении, Финн. Предупреди профессора и Элис, что Шедвелл переодет. Когда мы впервые его увидели, у него был крючковатый нос и парик, а сегодня он наполовину лыс, как яйцо, и на нем фетровая шляпа с плоской тульей, зеленая, которая…
– Простите, мэм, но я должен бежать, если хочу быть кому-то чем-то полезен.
– Подожди, Финн! В Лондоне тебе понадобятся деньги. У тебя они есть?
– Нет, мэм, – честно ответил парнишка, и Матушка достала кошелек, в котором держала всё отложенное для поездки в Йоркшир, которой не суждено уже состояться.
– Трать, сколько нужно, – сказала она Финну, отсчитывая половину банкнот и монет разного достоинства. – И вот объявление о розыске человека, – в кошелек отправился один из сложенных листков. – Если ничто не поможет и тебе придется заняться поисками, тут есть адрес. Пригодится он или нет, ведает Господь, но у злодеев было много таких бумажек – скорее всего, они собирались найти им какое-то применение.
Финн не глядя затолкал кошелек в карман и торопливо сказал, пытаясь оставаться вежливым, однако думая только о Кларе, чье лицо стояло перед его глазами:
– Спасибо, мэм!
Он ни секунды не сомневался, что будет искать похищенную девушку, пока не добьется успеха. Но день уходил, и расстояние между Финном и Кларой росло с каждой минутой промедления.
Матушка Ласвелл махнула парнишке рукой, воскликнув: «Не мешкай!» – и добавила вслед:
– Возьми коляску, Финн! Шедвелл, надо думать, поедет в экипаже – черном брогаме с белыми узорами. Отошли доктора на ферму, если застанешь его дома!
Финн, который был уже на полпути к перелазу, помахал удочкой в знак того, что услышал просьбу Матушки. Проскочив за ворота, он свернул за хмелесушилкой к лесу, на дорогу к ферме. У заднего крыльца на каменных плитах виднелись брызги крови, валялись черепки и разбитые цветочные горшки. Прислонив удочку к стене, Финн постучал в дверь, не дожидаясь ответа, отворил ее и, прокричав приветствие, пробежал через спальню Матушки в гостиную. Там на диване на боку лежал Кракен, тяжело дыша и закрыв глаза, а перед ним стояли мистер и миссис Талли. Финн пробормотал слова извинения и поинтересовался у мистера Талли о коляске.
Но коляски не было: юный Симонид забрал ее, чтобы привезти доктора. Он уехал полтора часа назад, сказал мистер Талли, сразу, как Билл Кракен, шатаясь, вошел в дом и упал. Вернется мальчик через полчаса, а если доктора нет дома, то как пойдет – никто не знает. Они опасаются за Матушку Ласвелл и Клару, добавил мистер Талли, на что Финн ответил, что пожилая леди в полном порядке и скоро появится, а вот фургон – можно ему взять фургон? Он сейчас не на ходу, отвечал мистер Талли. Утром налетел на камень, отвалилось переднее колесо, две спицы пополам и пока что не починены. Два часа – и будет как новое, если Финн поможет.
За окном сгущался вечерний сумрак. До темноты оставалось полчаса, и вот-вот здесь будет Матушка Ласвелл с новыми советами – очень полезными, конечно, но…
– А седло для Неда Лудда есть? – спросил Финн и, едва дождавшись утвердительного кивка мистера Талли, выскочил через французское окно и помчался к конюшне, радуясь, что в открытую верхнюю створку двери светит фонарь.
– Куда ты на нем? – крикнул вслед ему мистер Талли.
– В Лондон! – отозвался на бегу Финн.
Фургон стоял в конюшне – без переднего колеса, на подпорках. Сломанные спицы лежали на земле, новые ждали, пока их вобьют в ступицу. На перекладине висели три седла, и Финн тщательно осмотрел каждое. Седло для мула, более плоского в холке, чем лошадь, не должно быть выгнутым. Парнишка, имевший богатый опыт езды на разнообразных животных, от зебр и верблюдов до слона, быстро нашел нужное седло и снял его с перекладины. Набросив потник на Неда Лудда, Финн погладил его по шее и пошептал в ухо. За мулами он ухаживал, когда работал в цирке Хэппи, умел обращаться с ними и знал их строптивый нрав. Очень важно, чтобы мул был доволен.
Седлая мула, Финн подумал о Докторе Джонсоне – о том, что так внезапно собирается покинуть слона. Пожалуй, не стоило утром, засыпая в кормушку Доктора бобы, рассуждать о скором отъезде. Финн был уверен, что слоны отлично понимают человеческую речь, особенно если речь идет о еде. И еще они все помнят. В общем, оставалось полагаться на то, что мистер Бингер приглядит за Доктором до возвращения Финна.
Финн засыпал в мешок овса, взял торбу, проверил, хорошо ли затянута подпруга, и подвел Неда Лудда к воротам. Мул стоял, вглядываясь в сумерки, пока Финн сдвигал засов и распахивал створки, и, казалось, совершенно не собирался на ночь глядя покидать родное стойло. Но едва Финн взобрался в седло, Нед Лудд пошел ровным шагом, словно знал, что время дорого, – через несколько минут ферма «Грядущее» скрылась из виду. А вскоре, оставив позади спящую деревню, парнишка и мул выбрались на лондонскую дорогу, где указатель известил их, что до Ротэм-хита шесть миль. Финн почувствовал облегчение: ему открыты все пути, и отвечать ни за кого, кроме себя самого и Клары, не нужно.
Коляска из «Грядущего» с Симонидом на козлах пролетела Финну навстречу – видимо, прямо от дома доктора Пулмана. Позади в полицейском фургоне мчались доктор и констебль Брук. Симонид изумленно оглянулся, когда они разминулись на полном ходу, и Финн крикнул: «За Кларой!» – подумав, что смысл этого восклицания станет ясен Симониду или констеблю Бруку, только когда те доберутся до фермы и услышат рассказ Матушки Ласвелл. Возможно, стоило бы вернуться на ферму и пуститься в погоню за похитителем Клары на коляске, но на это ушло бы не меньше часа, а дальнейшее промедление Финн позволить себе никак не мог.
Теперь, когда он покачивался на спине Неда Лудда, появилось время подумать – и мысли Финна вернулись к Кларе. Она была самой красивой девушкой из всех, кого он знал, и порой, хотя бы изредка – парнишка надеялся на это, но не очень сильно, дабы не искушать судьбу, – думала о нем. И тут Финн вспомнил о том, что случилось с ее матерью – то, о чем ему рассказал Томми сегодня в «Грядущем», – но тут же вытряхнул из головы всплывшие образы. В его уме такому мраку просто не хватило бы места – он занял бы чрезмерное пространство, набросил бы темную пелену на здравый смысл и скрыл бы настоящее. Кстати, что до непосредственного настоящего, то Финн полагал, что было бы недурно, если бы ему хватило времени взять куртку потеплее. Ночь предстояла холодная, а правый ботинок еще не высох после погружения в пруд. Затем парнишка вспомнил, что в его кармане лежат деньги Матушки Ласвелл в неизвестном количестве. Впрочем, от них мало толку, пока он не увидит выставленную на продажу куртку. Лучше запихать под рубашку вчерашнюю газету, чтобы защититься от ветра.
В положенное время над деревьями взошла луна, за что Финн был ей благодарен: несколько раз мимо пролетали то экипаж, то коляска, но фонарями была оснащена только почтовая карета. Он хотел видеть и быть заметным, чтобы их с мулом не сшибли в придорожную канаву. Впрочем, Неда Лудда наличие упомянутой канавы радовало бесконечно – он мог вволю напиться в любой момент, что и проделал пару раз.
Скорость продвижения оставляла желать лучшего. Если негодяй Шедвелл ехал на коляске или в брогаме, на котором прибыл вчера, он, конечно, окажется в Лондоне задолго до того, как туда доберется Финн, и они с Кларой просто растворятся в огромном городе. Финн разыщет профессора в «Полжабы Биллсона», как они и планировали, но прибудет туда в постыдном неведении – как простой горевестник. А еще ему теперь подумалось: нет ведь никакой уверенности, что Шедвелл и Клара вообще опережают его, что они направляются в Лондон.
