Текст книги "Подземелья Лондона (СИ)"

Автор книги: Джеймс Блэйлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Поискал вдоль реки, как было велено, – сказал ей Бомонт. – Никакого мальчишки.

Охранница уставилась на него.

– А я не видела, как ты выходил, карлик, и твоей метки на доске нет.

– Тогда вам лучше держать глаза на физии, а не в кармане. Мистеру Клингхаймеру не нужны слепые старухи у ворот, особенно когда в доме воры. Я оказался под рукой, когда разнеслась новость, а вы этого не знаете. А дверь не была заперта, потому что мальчишка ее отпер. А вы, без сомнения, спали с дверью нараспашку, так что я вышел легко и без помех, как и мальчишка, а теперь возвращаюсь. Вы уродливая, никчемная, бесполезная карга, миссис Сцинк, но имя у вас подходящее[30]30
  Skink (англ.) – ящерица с широким телом, короткими лапками (иногда и без) и довольно коротким, толстым в основании хвостом.


[Закрыть].

Бомонт оттолкнул охранницу, потому что та принялась орать на него, и поднялся по лестнице на чердак. Зрело ощущение, что события развиваются слишком быстро. Удача, что утром он оставил дверь незапертой, так что Финн смог выбраться – если только мальчик сбежал, – а вторая удача в том, что незапертую красную дверь повесят на Финна, а не на Бомонта, пусть даже у миссис Сцинк есть свои подозрения. Он видел это по лицу старухи. Но, так или иначе, обвинить Бомонта она не сможет, потому что яснее ясного, утром ее на посту не было.

Бомонт вошел в свою комнату и порадовался, что там все в полном порядке. Нарбондо привезут из клиники самое раннее в полдень, а в промежутке можно полежать и обдумать дела. Сняв шапку, Бомонт положил ее на стол, сбросил куртку и, повесив ее на спинку стула, подошел к окну, намереваясь задернуть занавеску. А за стеклом виднелось лицо Финна Конрада, и ветер раздувал его волосы.

XXI
ЗАВТРАК

Когда на следующее утро Элис спустилась в зал, Табби и Хасбро сидели за столом, а перед ними стояли чашки с кофе и фарфоровый кофейник. Мисс Бракен нигде не было видно – очевидно, она еще спала. Ни мистера Хиллмана, ни мистера Смайти тоже не наблюдалось. У камина сидел человек, опустошавший тарелки с едой с той же скоростью, с какой проглядывал утреннюю газету.

– Я бы попросила чашечку кофе, если джентльмены не против поделиться, – сказала Элис, присаживаясь рядом с друзьями.

– Биллсон купил бобы у человека, который только прибыл с Суматры, – сообщил ей Табби, наливая чашку. – Он поджарил бобы этим утром и, увидев нас на лестнице, сварил целый кофейник. Лучше вы еще в жизни не пили – гарантирую, хотя кофе уже остывает. Должен сказать, что вы, похоже, сегодня утром в отличном настроении. Что случилось?

– Через минуту скажу, – ответил Элис, видя, что у Табби рассечена бровь и ее стягивает кусочек пластыря. Из-под манжеты рубашки выступал край окровавленной повязки, очевидно, наложенной на запястье. – Есть новости, Хасбро?

– Мне жаль говорить, что нет. Бюро работ вовсю заканчивает засыпать провал. Факт, что два человека все еще там, внизу, не возымел на них никакого действия, равно как и все мои протесты. Я отыскал мистера Бейхью, как вы попросили, и он заполнил бумаги, требующие прекратить работы, пока пропавшие не найдены, но Бюро отказало. По мнению Бейхью, это бесполезно. Бюро напрямую отвечает перед народом, сказали нам, а не перед индивидуумами, достаточно безрассудными, чтобы спускаться в бездну.

– Мистер Бейхью отличный адвокат, и он совершил юридические чудеса, когда нас обвинили в разрушении собора, – сказала Элис, – но если ликвидация провала почти завершена, будет другим чудом, если он одолеет Бюро работ. Попытаться стоит, но я не питаю особых надежд.

На столе появилось блюдо с беконом и дюжиной жареных яиц, Биллсон добавил к нему еще кофейник и тарелку с тостами. Элис осознала, что все это время голодала. Вчера у нее не было аппетита. А сегодня он вернулся во всей своей мощи. Человек, сидевший у огня, отложил газету, расплатился с Биллсоном и вышел в ветреное утро, закрыв за собой дверь.

– Рассказать вам, что случилось? – спросила Элис.

– Немедленно. Мы настаиваем, – сказа Табби, намазывая тост джемом и откусывая сразу половину.

– Лэнгдон жив, – тихо сказала Элис. – Прошлым вечером он вышел наверх у Хампстед-хит и пробрался в цыганский табор, где его узнали наши друзья – семья Лофтус, которая совсем недавно помогала нам с урожаем хмеля. Вы их помните, Хасбро. Они проводили Лэнгдона в «Спаниардс».

Табби изумленно смотрел на нее.

– Наверх, вы говорите? Блестящие новости. А что с дядей?

– Лэнгдон ничего не знает о Гилберте. Во время взрыва, который произошел за их спинами, их разбросало, и сила была такова, что Лэнгдона отшвырнуло далеко во мрак. Скорее всего, нечто похожее произошло с Гилбертом. Я очень на это надеюсь. Лэнгдон как-то поранился при падении, но обвалом его не засыпало. Он сказал мистеру Лофтусу, что нижний мир очень просторен, особенно в самой глубине. Лэнгдону не удалось разыскать Гилберта, но дорогу наружу он нашел, отсюда разумно заключить, что и для Гилберта есть надежда.

– Клянусь богом, надежда точно есть! – воскликнул Табби. – Ставлю приличную сумму, что старик жив. Нет никого и вполовину такого боевого, как Гилберт Фробишер. Нам лучше перенести свое внимание с набережной и сосредоточиться на Хампстед-хит, Хасбро. Но откуда вы все это узнали?

– Теодосия, старшая из детей Лофтуса, пришла ко мне вчера вечером.

– Так это она стучалась в вашу дверь! – Табби подскочил на стуле. – Вот с чего эта трюмная крыса, Хиллман – фамилия, конечно, вымышленная, – болталась вчера в коридоре, подслушивая у замочной скважины.

– Я слышала, вы вчера придержали его, Табби, – улыбнулась Элис. – Мне кажется, вы ушли вдвоем.

– Да, совершенно верно. Меня осенило, что шкатулка с дядиными драгоценностями вообще не выпадала из его сумки, но была вынута и неуклюже припрятана этими двумя мошенниками, проникшими в номер прежде. Я перекинулся словом с мнимым мистером Хиллманом в переулке и обнаружил, что эти два типа просто шпионы, посланные приглядывать за нами. Он, кстати, признался в попытке кражи драгоценностей и поведал еще много интересного, прежде чем я с ним закончил. Жду, когда мистер Смайти явится к завтраку. Полагаю, что вы найдете нашу с ним беседу очень забавной, хотя совсем не такой восхитительной, как те известия, что вы нам сообщили.

– Нам следует хранить их в тайне, – предупредила Элис, – даже от мисс Бракен, хотя, возможно, ей это дало бы чуточку надежды. Наши враги пока считают Лэнгдона мертвым, и какое-то время так будет лучше.

– Они в любом случае станут следить за нами, – вздохнул Хасбро. – В конце концов, мы ведь не уехали, что случилось бы, поверь мы на самом деле, что профессор мертв или завален.

– Кто этот мистер Хиллман? – спросила Элис у Табби. – Или, скорее, что он такое? Мне сказали, его настоящее имя Пенни. Он не из Манчестера, я знаю. Биллсоны узнали в нем местного.

Но до того, как Табби успел ответить, в дверях возник мистер Смайти, выглядевший несколько расстроенным, как показалось Элис.

– Мой дорогой мистер Смайти! – радостно воскликнул Табби, подцепляя тостом желток, откусывая громадный кусок и жуя, словно довольный барсук.

– Что такое? – спросил мистер Смайти. – Я вообще-то спешу.

Табби проглотил дожеванное и сказал:

– Уверен, что спешите. Восхитительный мистер Клингхаймер ожидает вас, без сомнения. Не передадите ему мои наилучшие пожелания? Скажите, что Табби Фробишер нанесет ему небольшой визит самой темной ночью в самом ближайшем будущем.

Смайти уставился на Фробишера-младшего, полностью утратив дар речи. Потом попытался собраться и выдавил:

– Не понимаю вас, сэр.

– Думаю, что понимаете, – сообщил ему Табби. – Этим утром я отправил записку с посыльным вашему мистеру Клингхаймеру, извещая его, что мистер Смайти и человек, именующий себя Хиллманом, хотя на самом деле его зовут Пенни, предали его. Мистер Пенни не имел большого желания открыть мне полностью свой разум по части местонахождения доброго мистера Клингхаймера, но поменял свои убеждения, когда его уши облетели, точно осенние листья. Все оба уха – других у него не было. Человеческие существа почти как облетающие деревья в этом смысле. Он совершил ошибку, размахивая кинжалом перед моим лицом, после того как я дал ему отведать увесистой дубинки. Ему не следовало так поступать, понимаете? Я избавил его от оружия, убедился, что оно и вправду очень острое, опробовав на его собственных ушах, и уговорил его отныне примириться с этим, как полагается джентльмену.

– Ты мертвец, – ровно сказал мистер Смайти. Затем без единого слова повернулся и вышел за дверь, и ветер занес в нее стайку опавших листьев, прежде чем она захлопнулась.

– Вы серьезно его обеспокоили, – отметил Хасбро.

– Чего я и хотел. У меня состоялся очень любопытный разговор с Хиллманом-Пенни.

– Пожалуйста, скажите мне, что вы на самом деле не отрезали ему уши, Табби, – попросила Элис.

– Не до конца, нет – хотя убедил его, что сделаю это с огромным энтузиазмом и не нуждаясь в уговорах. К несчастью, во время нашего разговора он изъяснялся несколько неразборчиво из-за вбитых внутрь зубов, но чтобы спасти то, что оставалось от его ушей, он подтвердил, что обрушение набережной вчера утром не было случайностью. Это сделано по приказу таинственного мистера Клингхаймера. Совершенно преднамеренная успешная попытка закрыть проход в нижний мир. Я узнал, что за всем этим стоит какая-то мощная сила, понимаете? Все подтверждается. Тогда я начал действовать, точно терьер-крысолов, и тряс крысу Пенни, пока он не выложил имя.

– Но было ли это направлено против Сент-Ива и мистера Фробишера? – спросил Хасбро. – Или они просто стали нечаянными жертвами?

– Этого сказать не могу. К несчастью, наш друг сбежал прежде, чем я успел уточнить этот аспект, а я был не склонен гнаться за ним.

– Сообщил ли он еще что-то существенное? – поинтересовался Хасбро.

Табби взял кофейник и наполнил чашки.

– Он открыл местонахождение резиденции Клингхаймера – совсем рядом с Темплом. Видимо, человек богатый.

– Что ж, – сказала Элис, – я не собираюсь наносить визит Клингхаймеру. И надеюсь, что Смайти не расшевелит осиное гнездо, когда доложит своему господину об этом разговоре. Мне бы хотелось, чтобы мистер Клингхаймер считал, что его попытки успешны, и перешел к другим преступлениям.

– Хасбро совершенно прав, утверждая, что этот человек следит за нами, – потряс вилкой Табби. – Если бы он перешел к другим преступлениям, то не отправил бы Смайти и Пенни по нашему следу. Мы ступили в змеиное гнездо, нравится нам это или нет, и не можем бездействовать. Мы теперь знаем имя негодяя, а он знает наши имена. Можем перенести бой в его расположение, как только решим.

Входная дверь распахнулась, и все трое уставились на входящего человека. Это оказалась всего лишь подгоняемая порывом ветра Генриетта Биллсон, тащившая большую корзину яиц и всякой зелени. Затворив дверь ногой, она пожелала всем доброго утра и прошла на кухню, пообещав, что Биллсон приготовит свежий кофейник. Прежде чем было сказано что-нибудь еще, дверь снова распахнулась и, к вящему изумлению Элис, в «Полжабы Биллсона» вошла Матушка Ласвелл, укутанная в большую шаль, а следом за ней – Билл Кракен, чьи торчавшие из-под шляпы волосы были взлохмачены, а лицо сурово, как камень. Элис вздрогнула, осознавая, что случилась беда: они, раз оказались тут, не отбыли на север, как планировали, и Клары с ними нет, а из-под шляпы Кракена виднеется повязка с кровавым пятном.

– Хвала Господу, мы вас нашли, – сказала Матушка Ласвелл, тяжело дыша и стягивая с себя пальто. – Мы тут, чтобы отыскать Клару Райт и доставить ее домой.

* * *

Они перебрались за большой стол, где нашлось место для яиц, тостов, ломтиков жареного бекона, бобов, пудингов, полных кофейников и чайников, немедля возникших из кухни. Табби принялся за второй завтрак, а Элис налила себе еще чашку кофе, слушая, как Матушка Ласвелл рассказывает о вероломном нападении на ферму и о том, как Финн Конрад последовал за Кларой и этим типом Шедвеллом в Лондон верхом на Неде Лудде и должен был прибыть еще вчера.

– Он знает, что мы должны остановиться в «Полжабы», – сказал Элис. – Мы привезли его саквояж, потому что он собирался появиться сегодня. Почему он не пришел?

Матушка Ласвелл мрачно покачала головой. Открыв маленький кошелек, она достала смятый клочок бумаги, который положила на стол для всеобщего обозрения.

– Финн искал этот адрес, – ответила она. – Он мог найти его – и обнаружить нечто, задержавшее его.

Элис горестно взглянула на портрет Игнасио Нарбондо, а Табби воскликнул:

– Лазарус-уок, боже мой!

– Вы знаете эту улицу? – спросила Элис.

– Да, хотя… В самом деле любопытно. Мистер Клингхаймер там и проживает, как я говорил минуту назад. Мерзкий Пенни открыл мне это, и мне было интересно, лжет ли он. Похоже, не соврал, потому что улица та же, и связана она с нечистыми сделками.

– Шедвелл, лжеполисмен, принес эту бумажку – несколько экземпляров, – сказала Матушка Ласвелл. – Финн взял одну с собой. А что это за дом?

Элис изложила историю с обрушением свода провала, которое, возможно, устроил таинственный мистер Клингхаймер, с подозрительной смертью Джеймса Хэрроу, с подземным миром под Лондоном, с Сент-Ивом, вышедшим из этого мира на Хампстед-хит. Она сделала паузу в рассказе, мгновение подумала и сказал Хасбро и Табби:

– Значит, взрыв точно был направлен против Лэнгдона и Гилберта. Это было не просто уничтожение прохода в тайные пещеры.

– Вы совершенно правы, – кивнул Хасбро. – Пусть в совпадения верят слабоумные. Мне кажется, мистер Клингхаймер создал далеко идущий заговор со всеми этими лжеполисменами и адскими машинками. Но откуда такой интерес к доктору Нарбондо, который, бесспорно, мертв?

– Возможно, Клингхаймер не знает о смерти Нарбондо, – пожал плечами Табби. На лице Элис было написано сомнение. – Ведь в газетах об этом не сообщалось, потому что тело не нашли, а сам он был человеком скрытным. Просто исчез – вот и все.

– Но он же мертв?.. – спросила Матушка Ласвелл. Недавняя решимость покинула ее, и теперь пожилая леди казалась очень усталой старухой. – Он же был совершенно точно мертв, мой сын. Кто-нибудь видел тело?

– Нет, – ответила Элис. – Но я своими глазами видела, как он провалился под землю и земля снова сомкнулась над ним.

Элис замолчала, осознав, что это просто утверждение, а Матушка Ласвелл сказала:

– Профессор упал в подобную дыру – и, однако, вышел живым.

– Верно, и все же эта листовка доказывает лишь то, что Клингхаймер упорно ищет Нарбондо, – заметил Хасбро. – Нет никаких доказательств того, что он его нашел.

– С тех пор как мой сын перестал быть… человеком… и стал существом, называющим себя Нарбондо, – произнесла Матушка Ласвелл, – его разыскивают только отпетые негодяи, и если находят, то очень часто себе на погибель, как нам известно. Этот Клингхаймер не будет исключением, уверяю вас. Если он заинтересован в Нарбондо, тогда его интересует злодейство. А сейчас в его лапы попались Клара и, видимо, Финн.

Они посидели молча несколько минут, за которые Генриетта Биллсон унесла тарелки и принесла свежий кофе. На лестнице раздался звук чьих-то шагов. Элис глянула вверх и увидела Ларса Хоупфула, выносившего сумки мисс Бракен, сама дамочка шла позади, уже в шляпе. Ей удалось вернуть ворону в рамки приличия.

– О! – ухмыльнулся Табби. – Вот и Мадемуазель Налегке собственной персоной, отбывающая, судя по виду, насовсем, благослови ее господь.

Мисс Бракен со стоическим видом подошла к столу, и Элис представила ее Биллу и Матушке Ласвелл.

– Очарована, – чирикнула мисс Бракен с неопределенной улыбкой. – Мальчик, Хоупфул, проводит меня до кеба. Я намерена остановиться в «Мидленд-Гранд», на Сент-Панкрас. Мистер Смайти очень рекомендовал. Когда… Когда мистер Фробишер вернется – потому что он вернется, помяните мои слова, – будьте так добры, попросите его навестить меня там.

– Вы платежеспособны, мисс Бракен? – спросил Табби, сунув руку в карман пиджака за своей записной книжкой. – Я имею в виду, можете ли вы потратить на себя за неделю десять фунтов? Я прошу прощения, мэм, за то, что обвинил вас в пропаже шкатулки с драгоценностями моего дяди. Оказалось, что ее утаили ваши друзья, Смайти и Хиллман.

– У таких, как вы, я ничего не возьму, – отрезала мисс Бракен. – Свои медоточивые извинения можете оставить для тех, кто готов их слушать, а я не из таких, – затем она кивнула с театральной грацией. – Ваш дядя, сэр, щедрый человек – я не скажу «был», – и мне достаточно того, что он дал мне. Если он не вернется ко мне в двухдневный срок, я намерена отбыть пароходом в Кингстон, где снова окажусь среди друзей. В этом случае скажите ему, пожалуйста, когда увидите, что я жду его там, где он нашел меня, в горе и тоске.

– Передам в точности, – сказал Табби, а затем пробормотал что-то, чего Элис не расслышала, да и не хотела.

– Если будут хоть какие-то новости о Гилберте, – сказала Элис, – мы найдем вас в «Мидленд-Гранд». Положитесь на нас.

Мисс Бракен благодарно кивнула, театрально промокнула глаза платочком, последний раз смерила Табби уничтожающим взглядом и вышла в ветреное утро. Ларс Хоупфул тащился позади.

– Какую необыкновенную шляпку носит эта женщина, – сказала Матушка Ласвелл.

– Мне она скорее нравится, – сказала Элис, – хотя не знаю, хватило бы у меня духу такую носить.

– Так что же с Финном? – спросил Табби, словно желая избежать дальнейшего обсуждения мисс Бракен. – Без сомнения, дом на Лазарус-уок он нашел, но что потом? Вы уверены, что Клара там?

– Нет, – покачала головой Матушка Ласвелл. – Мы ни в чем не уверены. Но у Клары со мной есть… связь, если можно так сказать. Обе мы физические существа, однако я могу чувствовать, когда она поблизости. Ее способности необычайно сильны. Я собираюсь этим утром отправиться на разведку – прогуляться возле дома и попробовать понять, не будет ли присутствие Клары где-то ощущаться сильнее.

– Полагаю, что Финн пытается спасти ее, – сказала Элис. – Если мальчик еще жив, то он либо в этом доме, либо ищет путь в него.

Матушка Ласвелл горестно покачала головой.

– Мальчик уже дважды спас мне жизнь. Без преувеличения. Теперь, когда мы набили животы, лучше заняться делом. Терпеть не могу ждать.

– Я тоже, – Табби вскочил. – Отправляюсь в Хит, чтобы поискать этот тоннель под развалинами.

– Я неплохо знаю те места, – заметил Хасбро. – Я рос в Хайгейте, и мы часто играли в комнатах полуразрушенного дома, когда я был мальчишкой. Он уже тогда был заброшен. У него печальная история. И какой-то ход в подвале.

– Поможете мне искать дядю? – спросил Табби.

– С радостью, – сказал Хасбро. – Раз уж нас теперь целый отряд, выглядит разумным разделить наши силы, потому что сделать надо много. К тому же толпа всегда привлекает внимание.

– Совершенно верно, – кивнула Элис. – Я жду, что Лэнгдон появится тут, в гостинице, часам к двум пополудни. Теодосия говорила, что в противном случае он пришлет записку. Можем снова встретиться в это время?

– С огромным удовольствием, – улыбнулся Табби. – У меня к нему много вопросов.

– В промежутке я намерена заглянуть в полицию, чтобы пролить какой-то свет на тайну смерти Джеймса Хэрроу. Лэнгдон не верил, что это несчастный случай, и теперь у нас есть резон согласиться с ним.

– Одна вы никуда не пойдете, мэм, – заявил Билл Кракен, прервав долгое молчание.

– Иди с нею, Билл, – сказала ему Матушка Ласвелл. – А мы отправимся на Лазарус-уок, и я там пущу корни, пока не выясню чего-нибудь о Кларе.

Кракен посмотрел на нее долгим взглядом, потом попросил:

– Никаких фокусов, Матушка. Держись ниже травы, так сказать, и только так. Мы должны встретиться в этой самой комнате, чтобы перекусить и поговорить с профессором. Расскажем, чего нашли, и заявимся туда вместе, если будет зачем заявляться.

– Заявляться куда, Билл? – спросила его Матушка.

– Да в этот чертов Клингхаймеров дом, забрать Клару и Финна Конрада, Господом клянусь, простите за святотатство. И эта тварь Шедвелл пусть не надеется, что я не возьму его прямо за кишки.

XXII
ОЧКИ ДЛЯ АУРЫ

Сент-Ив высадился утром из двухколесного кеба у Тауэр-гарденс, сделав по дороге короткую остановку у лавки портного в Хэмпстеде, чтобы дополнить одолженную у мистера Лофтуса одежду несколькими важными в плане удобства элементами. Хотя было абсолютно немыслимо, чтобы за ним следили от «Спаниардс», профессор все же несколько минут посидел на скамейке, словно наслаждающийся хорошей погодой человек – чем он, впрочем, и занимался на самом деле. Он чувствовал себя на удивление гибким после вчерашних мучений. Боль в ушибленном ребре почти унялась, напоминая о себе лишь тогда, когда он, забывшись, совершал резкие движения. Рана на голове, после того как смыли кровь и грязь, оказалась пустяком. Сент-Ив тронул жилетный карман и нащупал завернутый в ткань осколок линзы, благополучно переживший подземные испытания. Развернув его, посмотрел на небо, мигом окрасившееся в густой пурпур, а потом снова надежно упрятал в карман.

Люди, оказавшиеся неподалеку, без сомнения, занимались своими делами: няни катили коляски, случайный пешеход целеустремленно шагал вдаль, полисмен регулировал движение на перекрестке, проделывая это с изрядной долей изящества: руки его двигались так, будто он танцевал. С полдюжины оборванных мальчишек пробежали мимо по тротуару, последний, скорчив Сент-Иву рожу, зашелся хохотом, а потом дернул за хвост понурую дворнягу, семенившую в противоположном направлении. Пес остановился, позволив Сент-Иву почесать себя за ухом, и затрусил прочь. Если не считать мальчишки и пса, никто не обратил на Лэнгдона никакого внимания.

Дул резкий ветер, но небо прояснилось, сияло солнце, и Сент-Ив ощутил, что солнечный свет и свежий воздух очень ему по душе после вчерашнего подземного перехода. Он задумался о везении, веру в которое всегда считал глупым предрассудком, если судить рационально, однако в это утро чувствовал, что быть живым – удивительная удача и в этом нет ничего глупого.

Одежда, одолженная у мистера Лофтуса, выглядела слегка пышновато, но маскировкой не являлась. Сент-Ив отказался от этой мысли сразу: никаких фальшивых бакенбард, усов или нищенских лохмотьев. По Лондону он будет ходить свободным человеком. Он намеревался разыскать приятеля доктора Пулмана – Уолтера Килнера из больницы Святого Фомы.

Если он не узнает ничего полезного, то переберется в Смитфилд, чтобы присоединиться к Элис и друзьям в «Полжабы».

Вчера вечером ему казалось отличной мыслью немного побыть сыщиком – заглянуть в замыслы людей, пытавшихся его убить, если они действительно пытались. Но когда он проснулся этим утром, понял, что лучше послужит своим друзьям, участвуя в поисках Гилберта Фробишера. Что бы Сент-Ив ни сделал в Лондоне, он не сможет вернуть к жизни бедную Сару Райт, а препятствовать туманным заговорам, которые никак не связаны с ним и его друзьями, профессору совершенно не хотелось. Он был кроликом, попавшим в капкан, и Гилберт тоже, потому что оба они оказались на пути, который вел в этот капкан. Вырваться на свободу ему, Лэнгдону Сент-Иву, удалось по чистой случайности. Умный кролик отряхнулся, пересчитал благодеяния и вернулся к себе в норку под холмом.

Сент-Ив прошел по мосту Ламбет и вдоль Палас-роуд, удрученный своими легкомысленными, кроличьими выводами. Подумал о смерти Сары Райт и о том, что Клара сохранит память об этом ужасе до конца дней. Подумал о Табби, который наверняка потерял своего дядю. Гилберт был ему скорее отцом, чем дядюшкой, после того как отец Табби умер. Не было здесь ничего похожего на кроличий капкан. Метафора забавная, но недостойная его друзей. Сент-Ив сознательно отодвинул ее, увидев башенки больницы Святого Фомы, их кованые витые решетки и узкие стрельчатые окна – видимо, просто декоративные, сделанные для десятков голубей, шумно вылетавших и влетавших обратно.

Отыскав без особого труда дорогу к отделению электротерапии, Сент-Ив представился седовласой драконице за маленьким столиком, выглядевшей воплощением запрета. Он убедил ее, что является партнером доктора Ламонта Пулмана, доброго друга доктора Килнера. Доктор Килнер, сообщила ему суровая дама, работает в своем кабинете и обычно остается там за полночь. Кабинет тут, совсем рядом. Сент-Ив нашел его, постучал в дверь и, войдя, представился. Кабинет был завален бумагами, книгами и множеством деталей электрической машинерии – настоящее рабочее место человека, не знающего отдыха в совершенствовании вещей.

– Профессор Сент-Ив? Конечно же, – сказал Килнер, пожимая его руку. – Знаю ваши работы – или по крайней мере часть их. Читал с огромным удовольствием недавнюю статью о пиповых лягушках.

– Так вы натуралист? – спросил Сент-Ив.

– Не дерзну назвать себя так, – ответил Килнер. – Боюсь, слишком много времени отнимает у меня моя собственная работа. Я просто дилетант, сэр, когда это касается мира природы. Но чем могу быть вам полезен сегодня? Вы ведь, без сомнения, добирались сюда из Кента с некоей особой целью.

– Мне бы действительно хотелось спросить вас об этом необыкновенном осколке цветного стекла, – Сент-Ив достал тонкий кусочек лиловой линзы, найденный доктором Пулманом в домике Сары Райт.

Доктор Килнер поднес его к электрической лампе и стал изучать.

– Могу я спросить, где вы его нашли?

– Он был обнаружен доктором Пулманом на полу скрытого в лесах жилища, в Кенте – точнее, в Боксли-Вудс. В доме была убита женщина, а это одна из загадочных улик.

– Каким образом убита, сэр?

– Голову отделили хирургически, операция проведена явно при ее жизни. У нее была репутация колдуньи, доброй колдуньи, если точнее – женщины колоссальных экстрасенсорных способностей. Пулман обнаружил этот осколок стекла под вскрытым полом в очень труднодоступном месте. Я полагаю, убийца сам нашел бы его, имей он достаточно времени для поисков.

Килнер спокойно, но очень внимательно смотрел на Сент-Ива.

– Но ведь рядом не нашлось никаких очков, так? Только этот осколок разбитой линзы?

– Именно так. Если очки имелись, их наверняка забрали. Вы ведь узнаёте это, не правда ли?

– Конечно. Ее изготовил я.

– Пулман так и решил. Он рассказал мне о ваших экспериментах с человеческой аурой, которые еще два дня назад казались мне умеренно эксцентричными.

– Ничего эксцентричного в них нет, уверяю вас. Человеческое тело вырабатывает энергию в форме невидимого света. Такие линзы дают возможность увидеть этот свет. Свойство его, проще говоря, в том, что он позволяет судить о телесном и духовном здоровье индивидуума, по крайней мере, я так полагаю. Моя идея в том, что можно разработать набор линз, которые дифференцируют различные состояния: болезнь и здоровье, преступные намерения, или то, что обычно именуют любовью, или творческие способности. Колодец очень глубок, профессор, а я промерил только поверхностные воды. Сказать, что многое еще предстоит изучить, означает сильно преуменьшить проблему. Сложность человеческой ауры легко может оказаться родственной сложностям человеческого разума.

– Сталкивались ли вы когда-либо с человеческими существами, имевшими врожденную способность видеть эти ауры и получать к ним доступ? Людей, которым очки не нужны?

– Мне не приходилось, и я не верю, что такие существуют. Почему вы спрашиваете?

– Дочь убитой женщины – девочка, очевидно слепая в обычном смысле слова, – считается способной видеть эти ауры и понимать, что они означают. Она может… видеть и другими способами, чему нет научных объяснений.

– Мне бы крайне хотелось встретиться с нею.

– Она очень редко говорит, и только с теми, кому особенно доверяет. Меня уверяли, что она немая, пока мне не сказал иное человек, с которым она постоянно беседует. По-видимому, она может общаться с животными, как ни фантастично это звучит. Она также считается человеком-водоискателем невероятной мощи – крайне чувствительная девочка Она защищается от земных эманаций, надевая обувь со свинцовыми подошвами.

Теперь Килнер пристально вгляделся в Сент-Ива.

– Вы ведь разыгрываете меня, сэр, с этими колдуньями и лозоходцами?

– Ничуть, – отмел подозрение Сент-Ив. Разумеется, я не видел все это своими глазами, но того, что я видел, довольно, чтобы утратить дар речи.

– Тогда я повторяю, что очень хотел бы побеседовать с нею, если она будет склонна к этому. Она может добавить многое к тому малому, что я знаю о человеческой ауре.

– Вы уже опубликовали свои результаты, не так ли? – спросил Сент-Ив.

– Нет, сэр. Результаты предварительны – вероятно, понадобятся годы, чтобы созрели объективные плоды. Сами эти линзы в процессе постоянного совершенствования. Химические ванны, которыми они окрашиваются, часто крайне ядовиты, а химикалии для них раздобыть трудно. К тому же следует принять во внимание, что сами эти исследования никак не связаны с больницей, так что они представляют собой едва ли больше, чем разновидность хобби. Мне лишь недавно удалось рассчитать линзы, которые хоть как-то пригодны.

– Кто-то надел пару линз, чтобы воспользоваться ими, когда совершал убийство, – это факт. Видимо, сначала он провел допрос, вероятно, предварительно одурманив свою жертву беленой, и, похоже, воспользовался линзами, чтобы обследовать ее во время допроса. В любом случае я предполагаю, что он либо изготовил собственные линзы, либо одолжил пару у вас.

– Украл у меня, если быть точным. Я, конечно, никогда не одолжил бы ему их, и он это прекрасно знал. У него не было никакого права использовать их.

– У «него», говорите вы? Так вы его знаете?

– Разумеется. Когда-то он был моим помощником. У него был патологический интерес к электрической стимуляции мозга, особенно шишковидной железы и разных слоев коры, включая зону памяти. Он убедил себя, что шишковидное тело – это центр второго зрения. В мистических учениях его часто называют «третьим глазом». По-моему, он остро заинтересовался вашей так называемой колдуньей и ее дочерью. Его эксперименты над человеческим мозгом – извращения, равноценные дьявольщине. Я не могу поддерживать грязное дело трепанирования черепов живых пациентов просто для того, чтобы тыкать в ткани мозга электродами. Он уверен, что экстрасенсорные способности, как вы их охарактеризовали, – результат повреждений мозга, а значит, электрохирургия способна создать их. Это уже выходит за любые мыслимые пределы. Честно говорю вам: это я сделал так, чтобы он покинул больницу. Сожалею лишь, что не располагаю достаточными свидетельствами его недозволенной деятельности, чтобы привлечь Скотланд-Ярд.

– Вы сказали, он украл пару очков для ауры? Вы в этом уверены?

Килнер поднял осколок линзы к свету и внимательно его изучил.

– Да, полностью уверен. Он украл несколько пар – нескольких разных типов. Разные химические ванны, понимаете? Но именно эти, густо-фиолетового окраса, дают сейчас наиболее интересные эффекты. Еще он стащил мои записи из того самого стола, что вы видите перед собой, – те, до которых смог добраться. И доказать я этого не смог. Просто однажды вечером значительная их часть исчезла из моего кабинета. Я разгневался и обвинил его, однако ему хватило наглости расхохотаться, признавая это, и лицо у него было совершенно сатанинским. Он заверил меня, что отныне будет все отрицать.