Текст книги "Подземелья Лондона (СИ)"
Автор книги: Джеймс Блэйлок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
VI
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ДЛЯ БОМОНТА
Дома на Лазарус-уок являлись образчиками архитектуры прошлого века – громадные здания со множеством комнат, бесчисленными каминами и парными окнами, сиявшими светом ламп сквозь туман. Бомонт заглянул во двор номера двенадцатого, отделенного от остального Лондона высокой стеной с гранитной облицовкой, через широкие ворота фигурной ковки. В отдалении виднелся старинный каркасный особняк, радовавший глаз цветными стеклами окон нижних этажей. Много лет назад кто-то вложил в его строительство огромные деньги.
Привратника нигде не было видно. На брусчатке возле арочной входной двери стояла позолоченная берлина[8]8
Четырехколесная дорожная коляска, поначалу производившаяся в Берлине.
[Закрыть], очень старая и очень элегантная, а перед большим каретным сараем, ярко освещенным внутри, переступали с ноги на ногу две терпеливые лошади. Минуту спустя из каретника вышел, дымя трубкой и смешивая вонь горящего табака с туманом, мужчина – видимо, кучер. Узкоплечий, с уродливо длинными ногами; «Паук-сенокосец», – подумал Бомонт. На нем был красный котелок с низкой тульей. Бомонт помахал мужчине афишкой, и тот воззрился на карлика с явным неодобрением.
Тут на Бомонта налетела толпа хохочущих людей, оттолкнув его на железные прутья ворот, а один весельчак, смеясь, сбил с него шапку. Только подбородочный ремешок не дал ей упасть.
– Пошел вон, карлик! – прикрикнул на Бомонта долговязый кучер, но тот снова поднял афишку и показал на картинку, напечатанную там. Человек с минуту рассматривал листок, затем шагнул к воротам и рявкнул:
– Тогда говори, что у тебя за дело!
– Я тут, чтоб востребовать свою награду, ваша честь: двадцать фунтов, как сказано в этом объявлении, что вы можете ясно здесь видеть.
– Скажи мне, что ты знаешь, и я принесу тебе твою награду. А если для мистера Клингхаймера оно того не стоит, я передам тебе от него пинок в задницу.
– Я сам принесу свое вознаграждение от мистера Клингхаймера, если вы не возражаете, сэр, – ответил Бомонт. – Ему будет лучше в моих руках, чем в ваших. Тот, кого вы здесь видите, нанял меня кучером – то же положение, что и у вас, без сомнения. Я протирал и начищал хозяйское черное ландо[9]9
Четырехместная карета со сдвигающимся верхом.
[Закрыть], и ухаживал за лошадьми. Почти год был конюхом и кучером.
– А где он теперь, этот твой хозяин?
– Прямо вот тут, под моей шапкой – и там останется.
– Ну тогда скажи мне, чем этот парень занимался. Какой работой?
– Всякими недобрыми делами поперед остального. Выбесекция, отравы, выкапывание трупов. Я-то ко всему этому отношения не имею. Это все не по моей части. Я следил за его лошадьми, а не за его делами.
– Ну тогда иди вон туда, – кучер кивнул в сторону улицы, где наверняка был сквозной проход, – до конца стены. Если ты решил нас надуть, пожалеешь! Красная дверь, подходишь к ней. Не стучи кольцом. Миссис Сцинк откроет, когда будет надо.
Он отвернулся и пошел назад к каретному сараю, где и исчез.
Шагая по узкой полоске мостовой к красной двери, которая теперь отчетливо виднелась сквозь пряди тумана, носимые ветром, скрывавшие и открывавшие предметы, Бомонт обдумывал, что готов сказать. Он понимал, что способен поведать мало такого, чего уже не сказал, разве что сообщить, что человека, которого они ищут, настигло проклятье – он стал пленником жаб. Вряд ли Бомонту много заплатят за новости о том, кто почти что мертв. Однако он решил пойти напролом и посмотреть, что из этого выйдет – может, обломится фартинг за труды, что вдвое лучше половины фартинга.
Как ему и велели, он подождал в нескольких шагах от крыльца, сняв шапку и держа ее на сгибе руки. Дверь была распахнута, зеленщик возился с корзинами овощей, передавая их кому-то невидимому в тени. Наконец торговец ушел в сторону реки, толкая перед собой опустевшую тележку, а дверь захлопнулась. Бомонт осмотрел ряд высоких окон, тянувшихся до узкого балкона четвертого этажа, карнизы и массивную лепнину, украшавшую стену под ним. Тому, кто уходит через такое окно, будет достаточно опоры для ног и зацепок для рук. Бомонту никогда не нравилось изображать обезьяну – еще с детских времен, – но он по-прежнему считал дома местами, откуда бывает нужно поспешно скрыться.
Изнутри донесся лязг отодвигаемого засова, и дверь распахнула морщинистая горничная с узлом волос на затылке и в длинном зеленом платье с обтрепанным подолом – без сомнения, миссис Сцинк. Ее потеснили двое выходящих мужчин. Оба мельком глянули на Бомонта – один явно с недобрыми намерениями – и неспешно зашагали туда же, куда ушел зеленщик. Тип с «тухлым» глазом был мерзавцем – худшим из всех, кого Бомонт мог припомнить. Он был известен по реке как Булыжник и подозревался в удушениях. За удушенных платили куда лучше, чем за выкопанные трупы, потому что они были свежими и теплыми. Как-то раз темной ночью Булыжник доставил два таких тела Нарбондо в старый «Тенистый дом» в Клиффской топи, возле Египетского залива.
Бомонт заметил, что миссис Сцинк осматривает его так, словно снимает мерку. Он поклонился женщине, когда та жестом пригласила его войти, и ступил в тускло освещенную прихожую. Почуял запахи и услышал шум близкой кухни, глядя, как горничная запирает дверь. Там был замок Чабба с поворачивающейся задвижкой, вделанный в дверь на фут от верха. Задвижка намертво защелкнулась, когда дверь уперлась в косяк, а это означало, что она будет оставаться закрытой, пока замок не отопрут и не застопорят в новом положении. Поперек двери миссис Сцинк опустила тяжелый засов и задвинула его. Что это означает, гадал Бомонт, когда дверь снабжена замками, которые не пускают ни внутрь, ни наружу? Ведь он-то теперь был внутри!
В стене обнаружился глубокий проем, закрытый черным занавесом, который на миг отдернулся. Внутри стояли кровать и стул, постельное белье было сбито в кучу – приют миссис Сцинк, которая всегда наготове. Надзирательница, подумал он. Она ему не понравилась – как, без сомнения, и он ей. И было что-то не то в самом воздухе дома – может быть, запах слабительного, перебивавший кухонные ароматы, или запах смерти, поднимавшийся сквозь щели в полу. Это был не просто запах – недавние призраки, потревоженные и несчастные. Вот дом, размышлял Бомонт, который хочет, чтобы его сожгли дотла. Бомонту хотелось понять, не вид ли того парня, Булыжника, так повлиял на него, но его раздумья прервал долговязый в красной шляпе, который вошел и сказал:
– Пошли.
Через прихожую они вышли к лестнице. Бомонт оглянулся и увидел, как миссис Сцинк прячет ключ от висячего замка в глиняный кувшин на полке у двери. Да его слепая мышь найдет – а это значит, что у них, так сказать, нет проблем со слепыми мышами. Усевшись на табурет у двери, женщина скрестила руки на груди и склонила голову, словно готовясь уснуть.
За лестницей открылся лабиринт узких коридоров, и Бомонт запоминал левые и правые повороты, отмечая, как выглядят предметы, на тот случай, если срочно придется отыскивать путь назад. Возня с дверными замками может потребовать времени, особенно если ему недостанет роста, чтобы дотянуться до кувшина с ключом и до задвижки самого верхнего замка. Может, удастся воспользоваться табуретом привратницы, который будет удобным оружием при затруднениях.
Лестница привела в другую гостиную – просторную, отделанную деревянными панелями, освещенную электрическими лампами, свисавшими с потолка, и украшенную турецким ковром, устилавшим пол. На стенах по обеим сторонам висели неразличимые портреты в массивных рамах, темные от времени. Перед Бомонтом отворилась дверь – похоже, сама собой, – и Красный Котелок провел его в большой кабинет с зачехленными стульями, кушетками и деревянными столами. Поначалу тот казался безлюдным, но потом Бомонт заметил крупного мужчину в жилете, сидевшего за столом у дальней стены и писавшего гусиным пером. Дверь за спиной тихо закрылась, Красный Котелок исчез, будто призрак. Казалось, что мужчина за письменным столом – без сомнения, мистер Клингхаймер – не ведает о присутствии гостя, что выглядело весьма неловко. Лучше подождать, пока он как-то отреагирует.
Бомонт по обыкновению быстро огляделся в поисках чего-нибудь некрупного, что можно прихватить; владельцы дома уж точно не пострадают, если вещичка-другая найдут путь к его карману. Его взгляд привлекло хрустальное пресс-папье с целым садом цветов внутри, стоявшее на ближнем столике и сверкавшее в сиянии лампы Арганда[10]10
Разновидность масляной лампы, за счет специальной конструкции дающей особо яркий свет.
[Закрыть]. Французский хрусталь, точно. Тяжелое, но потому полезное – таким нетрудно разбить окно или раскроить чей-нибудь череп, если случатся неприятности. Бомонт подцепил шар, опустил его в карман пальто и прижал локтем, все время следя за затылком мистера Клингхаймера.
– Прелестная штучка, верно? – весело сказал хозяин кабинета, не отрываясь от дела. – Подарена мне женщиной, которую я с нежностью вспоминаю, ныне, увы, покойной.
Бомонт поклонился, вытащил хрустальный шар из кармана, протер его рукавом и водрузил обратно на столик. Оглянулся снова на дверь, чтобы выяснить, не заперли ли и ее на наружный засов. Можно было снова проделать трюк с флейтой, как в «Козле и капусте», но одно дело причинить увечье безымянной шпане в дешевом кабаке, и совсем другое – напасть на богатого человека в его особняке. К тому же сломать мистеру Клингхаймеру гортань не значит отпереть все двери. За Бомонтом мгновенно погонятся, и тут-то всему настанет конец.
Мужчина встал из-за стола и подошел к Бомонту. Хозяин кабинета был полным, рослым, с подстриженной седой бородой и длинными волнистыми седыми волосами – этакий троюродный брат Санта-Клауса; твидовые брюки держались на подтяжках. Воротничок был ослаблен, на рубашке виднелись чернильные брызги. Бомонт пожалел, что свалял дурака с куском хрусталя, потому что в этом человеке было нечто, противоречившее его улыбке, – нечто, отчего волосы на затылке Бомонта встали дыбом, хотя ничто в довольно приятной манере мистера Клингхаймера смотреть или говорить не предполагало такого эффекта.
Мужчина указал на круглый, покрытый чехлом стул того сорта, на каком сидят женщины, когда наносят на лицо косметику.
– Присаживайтесь, мистер э-э…
– Заундс, ваша честь, Филби Заундс из Доув-корт в Сэвен-Дайлз, – Бомонт устроился на стуле, не доставая ногами до пола. Мужчина остался стоять, возвышаясь над ним, как скала.
– Имею честь беседовать с мистером Клингхаймером? – спросил Бомонт.
– Воистину так, мистер Заундс. Посидите неподвижно с минуту, если нетрудно. Мне надо поглядеть на вас, – с этими словами мужчина достал из жилетного кармана очки – круглые стеклянные линзы, густо затемненные, прочная черная оправа, дополненная черной кожаной лентой, чтобы не пропускать свет. Надев очки, мистер Клингхаймер долго пристально смотрел на лампу, стоявшую на пристенном столике, а затем уставился на Бомонта, наклоняя голову из стороны в сторону.
– Ну вот, мы закончили, – сказал он, снимая очки. – Вы совсем не хотите знать, что я увидел сквозь эти крайне интересные линзы?
– Хочу, – ответил ему Бомонт. Ему не нравились всякие игры, а это явно была игра, хотя, быть может, смертельно серьезная игра.
– Я заглянул в глубины вашего сознания, сэр, которое занимает пространство в вашем черепе, но подобно светильнику. Эти хитроумные очки позволяют мне различить сияние этого светильника. Я увидел перед собой человека, собирающегося сообщить мне то, что он считает правдой – как он ее понимает, я имею в виду, – и для которого разглашение известных ему сведений может обернуться крупными неприятностями. Но в честной игре, говорят, должна быть возможность поменяться позициями. Взгляните сквозь эти очки, мистер Заундс, и скажите, что вы увидите во мне – после того, как сначала посмотрите на лампу на этом столике, досчитав до шестидесяти.
Хозяин кабинета протянул темные очки Бомонту, и тот надел их, пусть и без особой радости. Комната мигом засияла переливами лилового и пурпурного, хотя места, куда не падал прямой свет, оставались в глубокой тени. Потом, выполняя указание, Бомонт с минуту таращился на лампу Арганда, а после перевел взгляд на мистера Клингхаймера. Сквозь линзы он увидел вокруг головы хозяина кабинета кольцо, похожее на гало вокруг луны или фонарей, только сумрачное, темное, словно угольная пыль. Бомонту показалось, что голова мистера Клингхаймера торчит из какой-то бездонной ямы. Зрелище ему не понравилось. С чувством облегчения сняв очки, Бомонт вернул их владельцу.
– Что же вы увидели, мистер Заундс? – поинтересовался мистер Клингхаймер.
– Ничего, кроме тьмы, ваша честь. Наверное, у меня нет этой вашей способности.
Мистер Клингхаймер долго разглядывал Бомонта, затем улыбнулся еще шире.
– Наверное, – согласился он и спрятал очки в карман. – Итак, сэр, мне сказали, что вы были наняты человеком по имени Нарбондо, известным как кровожадный негодяй.
– Сущая правда, ваша честь, – и то и другое. Я был у него на службе, так сказать, около года, приблизительно говоря. Я правил его ландо.
Мистер Клингхаймер прищурился как-то иначе и склонил голову к плечу.
– Конечно, – сказал он. – Я же вас знаю! И в самом деле. Кучер Нарбондо! Скажите-ка мне, сэр, для проверки – где он жил в Лондоне, когда вы правили его экипажем? Там я вас мельком и приметил, хотя я полностью уверен, что вы меня не видели.
– На Аллее Ангелов, ваша честь, комнаты на самом верху. Около Флауэр и Дин-стрит.
– Верно. Тогда скажите мне: при каких обстоятельствах вы утратили свое положение? Может, из-за того, что переместили к себе в карман старую безделушку?
– Нет, сэр, – ответил Бомонт. – Все мы остались ни с чем, когда доктор провалился в дырку в земле и ушел из этого мира, или лучше сказать, глубоко в него.
– Провалился в дырку, вы сказали? В этот оплакиваемый собор, так ведь?
– Я видел, как он отбыл, ваше почтенство, – вниз головой, сэр, прямо через трещину в полу, как раз перед тем, как начали падать стены.
– Так значит, вы не уверены, что он мертв? Вы не видели тела?
– Нет, ваша честь, – отвечал Бомонт почти правдиво. – У него были все кошачьи жизни, у доктора, и он их к тому времени не израсходовал. Насколько я могу судить, он жив, вот как мы с вами, наверное, уже выбрался наверх и начал все снова, а прочие думают, что он отдал концы. Его не слишком любили.
Бомонт следил за лицом мистера Клингхаймера, пытаясь догадаться, способен ли тот поймать его на лжи, которая на самом деле была ложью наполовину.
Но мистер Клингхаймер кивнул и погладил бороду длиннопалой рукой.
– Как он мог это сделать, мистер Заундс? Выбраться «наверх», по вашим словам? То есть у вас есть какие-то знания о «внизу», если я позволю себе так выразиться? О нижнем мире?
– Можно сказать так, сэр, и не соврать при этом. Доктор время от времени бывал и там, а я ходил с ним. Ему, понимаете, нужен был проводник, а мне ведомы места, которые трудновато найти.
– В нижнем мире?
– Воистину, сэр, скажем так. В землях под нами.
– А как вы находите пути наверх? Ведь они не слишком известны, думается мне.
– Мой батюшка показал их мне, когда я был мальчишкой. Он спускался туда поохотиться на диких свиней и часто брал меня с собой. В те дни там можно было хорошо пострелять.
– Как далеко вы уходили под землю – вы и ваш отец?
– Мы ходили за свиньями и другой дичью, какую могли найти, по звериным тропам. Если вы про меня самого, то до Маргейтских пещер, ваша честь, добирался, хотя, может, мне это показалось. И как бы прямо под Темзой, в глубину, спускались довольно часто, – Бомонт заметил, как на лице мистера Клингхаймера проскользнуло легкое удивление, впрочем, быстро исчезнувшее.
– А вы познакомили Нарбондо с этим route[11]11
Путь, маршрут (фр.).
[Закрыть], назовем это так? С route вашего отца под Темзой или в сторону Маргейта?
– Частью, когда он меня о том спросил, но не дальше Маргейта и не глубже нижних пределов. У него не было настоящего представления о том, что лежит в самом низу, да и отец мой тогда не знал. Эти места я нашел уже сам.
Тут до Бомонта дошло, что он слишком много говорит. Нечто в мистере Клингхаймере понуждало к этому.
– Я запамятовал половину того, что узнал в те годы, когда отец перешел на скотобойню, – сказал Бомонт в качестве защитной меры, но, еще не успев сомкнуть уста, понял, что это прозвучало фальшиво. Он бросил взгляд на округлое лицо мистера Клингхаймера, но не смог прочесть на нем ничего, как если бы смотрел на лик настенных часов.
– Понимаю, – сказал мистер Клингхаймер. – Ну что ж, вы счастливчик – и в том, что избавились от доктора Нарбондо, и в том, что пришли ко мне. Я слышал, что у вас есть экземпляр листовки, сделанной типографом.
Бомонт достал афишку из кармана пальто и протянул мистеру Клингхаймеру, а тот в ту же секунду извлек из кармашка жилета две десятифунтовые банкноты Английского банка и вручил Бомонту.
– Вы меня убедили, мистер Заундс, – сказал он, – хотя нам было бы полезнее узнать от вас, жив Нарбондо или мертв.
– Увы, сэр. Знай я наверняка, сказал бы. От всего сердца желаю ему оказаться мертвым, но желаньями пустой желудок не набьешь, как говаривал мой батюшка, когда стрелял свиней.
Бомонт упрятал банкноты во внутренний карман пальто. Мистер Клингхаймер явно хотел от него еще чего-то, в этом Бомонт был уверен. Но собирался ли он получить это силой или был готов заплатить? В хозяине кабинета чувствовалось что-то изломанное, фальшивое, как плачущий крокодил. Он словно все время носил маску, и Бомонт подумал о черном овале, который увидел сквозь темные очки. Ему доводилось встречать таких людей прежде – людей вроде Нарбондо, полных тьмы, – и он боялся их.
– Возможно, мы сможем продолжить наш бизнес, мистер Заундс, – наконец промолвил мистер Клингхаймер, пристально глядя в глаза Бомонту. – Я чрезвычайно желал бы знать более детально о тех путях, которыми путешествовал ваш отец, охотясь на свиней. Откуда он входил? В Хампстед-хите? Там, где Уэстберн поднимается возле Хайгейтских прудов? Наверное, возле старого пасторского дома? Если б вам пришлось отвести моих людей туда, где Нарбондо свалился в провал, вы вошли бы там?
Бомонт долго обдумывал вопрос, прежде чем ответить. Мистер Клингхаймер кое-что, без сомнения, знал. Врать не стоило.
– Не скажу «нет», ваша честь, но Хампстед вряд ли сгодится для спуска, все ж далековато расстояние. Лучше проход через Динс-корт, это ближе к месту, где доктора втянуло. Труп его или гниет сейчас внизу, или нет, если он не гниет, то и доктор тоже не мертв, если свиньи его не сожрали. Уж такие твари свиньи эти. Однако ворота Динс-корта наглухо заперты.
– Так случилось, что я знаю привратника, мистер Заундс. Запертые врата падут перед нами.
– И все же, – продолжал Бомонт, – человек, ищущий дорогу, если он оказался в туннеле Флита, сэр, – это все равно что любитель головоломок без справочника. Там железные лестницы и каменные камины для верного курса, будто вы спускаетесь в колодец, а кое-где слоями лежат черепа и сухие кости – так сказать, заплутавшие путешественники. Карты этих пределов нет – никаких, сколько мне известно, лишь то, что у меня в голове.
– Полностью убежден в этом, мистер Заундс.
– И тогда, понимаете, если доктор найдется и мы должны будем его вытащить, то через Хит, и никак иначе, и только после заката, когда все любопытные гуляющие улягутся в постельку, потому что нельзя вернуться через Динс-корт, волоча груз, – не с тамошними шахтами и лестницами.
– Воистину так. Обратное путешествие через Хит. Основательный план. Позвольте спросить вас о последней вещи, мистер Заундс. Можете считать, что это еще одна проверка, поэтому тщательно обдумайте свой ответ. Та-ак… под землей ведь абсолютно темно.
– В некоторых местах.
– Значит, вы брали с собой фонари – вы и ваш отец?
– Да, когда было нужно. Обычно были факелы.
– Но вам они были не всегда нужны? Почему это?
– Из-за жаб, сэр. Жабы-светляки. Мы охотились при свете жаб, ваша честь, потому что свет фонаря предупреждал бы свиней, что мы близко.
– Вы зовете их жабами, но, без сомнения, имеете в виду грибы. Поганки, если хотите. Пожалуйста, опишите их.
– Ну да, гриб-моховик, поганка, блевушка… Такие, вроде здоровых огромных кровососов, если попадетесь. Побольше меня будут некоторые, особенно в самой глубине.
Мистер Клингхаймер кивнул и снова огладил бороду.
– А не попадались ли вам такие, как вы их называете, жабы величиной с меня?
– Ну да, пожалуй, если знаете, где смотреть, так временами их там целые леса. Такие толстые ножки, круглые шляпки наверху, на ней мужчина свободно усядется, если б только не запах – словно конское дерьмо, прошу прощения вашей чести.
– Вы меня поражаете, мистер Заундс. Маленький человек с огромным запасом весьма таинственных познаний. А вы сообщали об этих огромных грибах своему прежнему нанимателю?
– Нет, ваша честь. Он же не спрашивал.
– Ага! Тогда я рад, что спросил, и с удовольствием делаю вам предложение, которое, полагаю, вы не отринете. Еще двадцать фунтов, если вы покажете нам «целый лес этих жаб», как вы поэтично их назвали, получите завтра утром на рассвете, когда мы отправимся. Еще двадцать, если мы найдем тело Нарбондо. Сорок, если найдем его живым. Это куча денег, мистер Заундс, целая куча. Не знаю даже, как еще сказать. Если вы верно послужите мне завтра утром, то пройдете третью проверку и окажетесь перед новой сделкой. Можете перенести свои вещи из вашего жилья в Сэвен-Дайлз и избавиться навсегда от этого соседства. Очень надеюсь, что вам это подходит.
Бомонт приложил два пальца к шапке и отвесил поясной поклон.
– Это мне очень даже подходит, ваша честь, – сказал он.
Удача была с ним, как он и надеялся меньше часа назад, когда продавец картофеля дал ему афишку. Ведь он сможет исчезнуть из мира мистера Клингхаймера, если тот начнет играть нечестно, когда только захочет, сказал Бомонт себе, и сможет захлопнуть за собой дверь парой галлонов пороха.
