Текст книги "Блэкторн (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Может быть, наша семья стала мишенью.

Может быть, горожане решили избавиться от нас более изощренными способами, чем просто повесить на виселице.

И, может быть, Крофты в этом замешаны.

Проблема в том, чтобы это доказать. Поскольку мы не проводим вскрытие, нет никаких вещественных доказательств насильственной смерти. Это бы точно помогло тому, кто хотел бы представить убийство как несчастный случай.

В субботу утром, проснувшись, я смотрю на себя в зеркало в ванной. Рядом с кожей головы отросли красные волосы длиной в полсантиметра. Нужно будет зайти в аптеку за краской.

Пока я одеваюсь, звонит мой мобильный. Это Эзра. Я замираю, натягивая носок, смотрю на экран и раздумываю, стоит ли отвечать.

Решив, что сейчас не время для перечисления всех моих недостатков как партнера, я сбрасываю звонок на голосовую почту, заканчиваю одеваться и спускаюсь на кухню, где застаю дочь и тетушек за завтраком.

– Беа, не хочешь поехать со мной сегодня в город?

– Хорошо.

– А как насчет вас?

Обе тетушки качают головами. Эсме говорит: – К нам придет мастер, чтобы проверить печь. Но есть несколько вещей, которые я бы хотела, чтобы ты купила, пока ты будешь там, если ты не против.

После завтрака Кью отвозит нас с Беа в город. Он высаживает нас у аптеки, чтобы я могла купить краску для волос, а затем отвозит меня с дочерью в продуктовый магазин, где мы покупаем все по списку, который Давина дала мне перед отъездом.

Мы стоим в отделе с овощами, и тут я замечаю Ронана, выбирающего помидоры. У меня внутри все сжимается. Стараясь не паниковать, я беру Беа за руку и разворачиваюсь.

– Пойдем, милая. Пойдем отсюда.

– Мы уже закончили? Нам ведь нужно еще кое-что купить.

– Мне нехорошо.

Я спешу к кассе и как можно быстрее выгружаю содержимое корзины на конвейерную ленту. Мои дрожащие руки мне не помогают. Беа поднимает упавший на пол пакет с сельдереем, а затем поворачивается, чтобы поймать луковицу, которая укатилась в главный проход.

Кто-то другой успевает первым.

Ронан хватает луковицу и выпрямляется. Он смотрит на меня. Потом переводит взгляд на Беа. Затем подбрасывает луковицу в воздух, ловит ее и протягивает мне.

– Привет. Кажется, ты это обронила.

– Спасибо. – Беа берет луковицу, но не поворачивается ко мне.

Я не вижу ее лица, но знаю, что она смотрит на Ронана. По тому, как дочь склонила голову набок, я понимаю, что он ей интересен.

– Ну же, милая. Мы спешим.

Когда Беа спрашивает Ронана: – Мы знакомы? – Я чуть не падаю в обморок.

– Нет, но я знаю твою маму. Мы старые друзья. Я Ронан.

Он протягивает руку. Дочь пожимает ее, как это делают политики, энергично двигая рукой вверх и вниз.

– Привет, Ронан. Приятно познакомиться.

– Мне тоже приятно познакомиться с тобой, Беа. – Он поднимает на меня горящий взгляд. – Очень приятно.

Я выдавливаю из себя уверенную улыбку.

– Милая, почему бы тебе не заплатить кассиру? Вот мой кошелек.

Она оборачивается и терпеливо ждет, пока я роюсь в сумочке. Затем она берет кошелек и идет впереди меня к кассе, где кассир почти закончил нас обслуживать.

Ронан подходит ближе, сверкая глазами и поджав губы. Я поднимаю руку и шепчу: – Нет.

Он бросает на Беа испепеляющий взгляд. Я делаю шаг в сторону, чтобы загородить ее.

От низкого рокочущего звука, исходящего из его груди, у меня по коже бегут мурашки, но я не двигаюсь с места. После мучительной паузы, во время которой мы сверлим друг друга взглядами, Ронан наклоняется ко мне и говорит тихо, так что слышу только я.

– Разблокируй мой номер прямо сейчас.

– Или что?

– Или все в пределах слышимости узнают, что я ее отец.

Потрясенная тем, насколько жестоко он поступил бы с Беа, если бы действительно это сделал, я резко вдыхаю.

– Не смей. Ты не ее отец.

– В следующий раз, когда ты мне солжешь, тебе не понравятся последствия. Достань свой телефон и разблокируй меня.

Он отступает и смотрит на меня, не обращая внимания на мое разъяренное лицо.

Пылая от злости, я нахожу его номер и несколько раз нажимаю на экран.

– Доволен?

– Дай посмотреть. – Я поворачиваю к нему экран, стиснув зубы. – Хорошо. Я позвоню тебе через две минуты. Лучше тебе взять трубку.

– Я не могу сейчас с тобой разговаривать!

– Разберись с этим, потому что это была не просьба.

Ронан разворачивается и уходит.

Рассерженная и расстроенная, я поворачиваюсь к кассиру. Беа с радостью рассказывает ей о деле Ночного Охотника, серийного убийцы, который охотился на своих жертв в Лос-Анджелесе в восьмидесятых и пытал их.

Я беру дочь за руку, хватаю пакет с продуктами и выскакиваю из магазина, таща ее за собой. Мы подходим к припаркованному на стоянке «Кадиллаку». Открыв заднюю дверь, я позволяю ей забраться внутрь, кладу пакет и свою сумочку на сиденье рядом с ней и прошу Кью отвезти ее домой, потому что мне нужно подышать свежим воздухом.

Я избегаю его взгляда в зеркале заднего вида, затем закрываю дверь и смотрю, как они отъезжают.

Когда звонит мой телефон, я прямо спрашиваю: – Чего ты хочешь, Ронан?

– Подойди к задней части магазина.

Я оборачиваюсь и смотрю на торговую точку.

– Зачем?

– Нам нужно поговорить. Пройди за пластиковую занавеску рядом с прилавком.

Он отключается, прежде чем я успеваю возразить. В ужасе я возвращаюсь в магазин, нахожу пластиковую занавеску и протискиваюсь за нее в подсобку, до потолка заставленную ящиками с газировкой, водой и упакованными продуктами.

Ронан, выжидающий в засаде, прислоняется к стене справа от меня.

Не говоря ни слова, он хватает меня за руку и ведет по коридору к двери с надписью «Комната отдыха для сотрудников». Распахивает ее и затаскивает меня внутрь, затем захлопывает дверь и запирает ее.

Он выглядит совершенно диким от гнева.

Ронан закатывает рукава своего черного кашемирового свитера, обнажая мускулистые предплечья, он медленно обходит меня, словно хищник, кружащий вокруг добычи. Я не собираюсь его бояться и стою, скрестив руки на груди, пока он не возвращается на прежнее место и не пытается испепелить меня взглядом.

Несмотря на то, что он полон энергии, он контролирует свой голос.

– Ты ушла от меня прошлой ночью.

– Ты спал.

– Да. А когда проснулся, тебя уже не было.

– Мы никогда не ночевали вместе.

Наши взгляды встречаются. Между нами искрит электричество. Я почти чувствую, как в воздухе вибрируют атомы кислорода, заряженные враждебностью.

– Как ты узнал, что я заблокировала твой номер?

– Так же, как я знаю, как заставить тебя кончить.

Не обращая внимания на румянец, который поднимается к моим щекам, я вздергиваю подбородок и притворяюсь равнодушной.

– Потому что ты думаешь, что знаешь меня.

– Именно.

– Вот только это не правда. Почему мы разговариваем в подсобке продуктового магазина?

– Он принадлежит мне.

Удивленная, я оглядываю комнату.

– Мне нужно было догадаться по отсутствию ярких цветов и удобной мебели. Твой дизайнер интерьеров много времени провел в скандинавской тюрьме?

– Я звонил доктору Латтману.

В ужасе я оборачиваюсь к Ронану.

– Ты… что?

Мрачно улыбаясь, он кивает.

– Ну знаешь, тому мужчине, которого ты называешь отцом Беа? Мы мило поболтали.

Мой рот – пустыня Сахара. Он может лгать, но я так не думаю. Ронан выглядит слишком самодовольным.

– Тебе нечего сказать, а? Никаких остроумных замечаний в ответ?

Я отвечаю со спокойствием, которого не чувствую.

– Если у тебя есть вопрос, я на него отвечу. В противном случае я не заинтересована в играх.

Ронан подходит ближе и понижает голос.

– О, это не игра, детка. Это совсем не игра.

Я делаю шаг назад, а затем продолжаю отступать, потому что он продолжает приближаться. Я упираюсь задницей в край стола и спотыкаюсь.

Ронан протягивает руку и поддерживает меня, сжимая мои запястья. Я поднимаю свои руки и кладу их ему на грудь, пытаясь оттолкнуть его. Это совершенно бесполезно. С таким же успехом я могла бы пытаться сдвинуть валун.

– Она моя дочь, Мэйвен, – рычит он. – Я хочу общаться с ней. Хочу быть частью ее жизни. Я знаю, что она моя.

– Ты ничего не знаешь.

– Твой доктор Латтман тоже ничего не знает о том, что у него есть дочь.

– Как будто он стал бы рассказывать о личном совершенно незнакомому человеку по телефону.

Ронан усмехается.

– Значит, он еще и лжец?

– Если бы кто-то позвонил тебе ни с того ни с сего и сказал: «Привет, это Джо Блоу⁷, и я хотел бы узнать, не могли бы вы рассказать мне кое-что личное о своей семье», как бы ты отреагировал?

– Не очень хорошо.

– Именно.

– Разве что если бы Джо Блоу притворился директором школы, в которой учится моя дочь, и позвонил мне, чтобы сообщить, что она попала в ужасную аварию, я мог бы быть более откровенным.

Мое сердце замирает, а потом снова начинает биться.

– Ты этого не сделал.

– О да, так и было. И знаешь, что мне сказал добрый доктор Латтман? Он сказал, что произошла ошибка. У него нет дочери.

Собравшись с силами, я сохраняю ровный тон и спокойное выражение лица, хотя внутри меня все дрожит от страха.

– Я не говорила ему, что беременна. Мы встречались всего два месяца, а потом расстались. И ты же знаешь, что Блэкторны не держат отцов своих детей рядом с собой. Вот и конец истории.

Пытливый взгляд Ронана скользит по моему лицу. Затем он делает короткий удивленный вдох.

– Мне бы хотелось вымыть этот лживый рот с мылом.

– Попробуй, и ты лишишься нескольких важных частей тела.

– Ты правда так сильно меня ненавидишь, что скрываешь от меня мою же кровь?

– Кровь, которую ты изначально не хотел?

– Мне было семнадцать!

– Мне тоже. Я была просто девушкой, влюбленной в эгоистичного, бессердечного парня, который не хотел появляться с ней на публике.

– Я никогда не говорил, что не хочу…

Ронан резко замолкает и смотрит на меня сверху вниз, нахмурив брови и придав лицу странное выражение. Сначала я думаю, что это замешательство, но потом понимаю, что все еще хуже. Гораздо хуже.

Это понимание.

Он хватает меня за челюсть и сжимает ее так крепко, что я не могу отвернуться.

– Ты была влюблена в меня.

Было бы плохо, если бы это был вопрос, но это был не он. Это было утверждение. Я вижу это по его глазам, по тому, как яростно работает его мозг, перебирая все наши взаимодействия и представляя их в совершенно новом свете.

«Ты была влюблена в меня».

Ком в горле слишком велик, чтобы говорить, поэтому я прикусываю язык и молчу.

– Я думал, ты меня ненавидишь. Думал, тебе стыдно быть со мной. Но ты была влюблена в меня. Ты любила меня.

– Перестань так говорить! Это не имеет значения.

– Это единственное, что имеет значение.

Я вызывающе смотрю на него.

– Почему?

– Потому что если ты любила меня однажды, то сможешь полюбить снова.

– Я никогда больше не полюблю тебя. Я не испытываю к тебе никаких чувств, кроме отвращения.

Его глаза горят. Он стискивает зубы и выдавливает из себя: – Ты действительно худшая лгунья в истории.

Я не могу ничего ответить, потому что он накрывает мой рот своим.

Глава двадцать вторая

ДВАДЦАТЬ ДВА

МЭЙВЕН

Я не знаю, какой наркотик этот мужчина использует в качестве ополаскивателя для полости рта, но он мощный. В тот момент, когда наши губы соприкасаются, мой рациональный мозг отключается в приступе нарколепсии, а все нервные окончания пробуждаются и вспыхивают.

Я с полной самоотдачей целую его в ответ, обнимая за талию. Ронан прижимается эрекцией к моему тазу. Мы растворяемся друг в друге, пока кто-то не пытается открыть дверь, после чего мы резко отстраняемся, тяжело дыша.

По комнате разносится стук, затем раздается неуверенный мужской голос: – Эй? Там кто-нибудь есть?

Ронан поворачивает голову и рявкает: – Отвали, придурок!

Удовлетворившись наступившей тишиной, он снова поворачивается ко мне.

– На чем мы остановились?

– На том, что мы нравимся друг другу. Мне пора идти.

Он наклоняется и целует меня в уголок рта, прижимаясь ко мне бедрами.

– Нет, не пора.

– Нет, пора, иначе мы испортим этот стол.

– Именно об этом я и думал. У тебя под платьем есть трусики?

Ронан проводит рукой по моему бедру, задирая юбку. Когда его пальцы нащупывают узкую полоску хлопка на моем бедре, он разочарованно вздыхает.

– Я не хожу по делам без нижнего белья.

– Жаль, – говорит он хриплым шепотом, уткнувшись мне в шею. – Но это не имеет значения.

Он просовывает пальцы под ткань и начинает поглаживать меня.

Я должна его остановить. Знаю, что должна. Это глупо, безрассудно и обречено на провал, но мой мозг отрекся от престола, и теперь всем заправляют гормоны, и эти придурки не берут пленных.

Когда Ронан погружает палец глубоко внутрь меня, я впиваюсь ногтями в его спину, шире раздвигаю ноги и стону.

Он кусает меня за шею и двигает пальцем внутри меня. Я протягиваю руку между нашими телами и сжимаю его эрекцию через брюки.

Как только я прикасаюсь к нему, словно что-то переключается. Наши поцелуи становятся страстными и жадными. Наши тела прижимаются друг к другу, а сердца бьются в унисон. Я не могу насытиться им, а он – мной, и к черту логику.

Мы делаем это.

Я вожусь с его ремнем и молнией, пока он пожирает мой рот и трахает меня пальцами. Как только его эрекция высвобождается из одежды, я обхватываю рукой толстый ствол и смотрю Ронану в глаза.

– В последний раз, – говорю я, затаив дыхание. – Просто как в старые добрые времена.

Его смех звучит мягко и насмешливо.

– Конечно, детка. Как скажешь.

Ронан вытаскивает из меня палец и обхватывает мою попку обеими руками, затем, когда я отодвигаю трусики в сторону, он входит в меня, погружаясь одним мощным толчком.

Из его груди вырывается гортанный стон удовольствия. Затем он страстно целует меня, его язык властно проникает в мой рот, а бедра задают ритм глубоких, жестких толчков.

Ронан трахает меня на столе, а я цепляюсь за его плечи и делаю вид, что это ничего не значит.

Все происходит быстро и неистово. Я кончаю первой, выгибаюсь и задыхаюсь, шепотом повторяя его имя. Его движения становятся прерывистыми, затем он стонет мне в рот и изливается в меня.

Мы долго молчим. В комнате слышны только гудение люминесцентных ламп и наше прерывистое дыхание. Ронан обнимает меня, прижимает к себе и крепко держит, уткнувшись лицом в мои волосы.

Интересно, чувствует ли он то же, что и я, – будто гравитация дала сбой и мы в одиночестве парим где-то в космосе.

Затем, поскольку он Ронан Крофт, он разрушает чары, в которые мы попали, и говорит что-то ужасное.

– Если ты не позволишь мне участвовать в жизни Беа, я подам на тебя в суд.

Я отталкиваю его, слезаю со стола и поправляю платье. Когда он снова натягивает штаны и застегивает молнию, мое сердце покрывается стальными чешуйками.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз была так разочарована в себе. Расправив плечи, я стараюсь выглядеть как можно более достойно для человека, которого только что оттрахали на шатком столе в комнате отдыха для сотрудников продуктового магазина.

– Я ухожу. Больше не звони мне. И не стой больше у главных ворот. Ты начинаешь меня раздражать. Прощай, Ронан.

Задрав нос, я выхожу из комнаты.

Через пять секунд на мой телефон приходит сообщение.

РОНАН: Нравится тебе это или нет, но она моя. И ты тоже.

Я быстрым шагом возвращаюсь домой, переполненная разочарованием и вопросами, на которые нет ответов. Я подумываю о том, чтобы обратиться в полицию, но они, скорее всего, настроены против нас так же предвзято, как и все остальные в этом городе.

Нам нужна помощь со стороны. Нужен кто-то, кому я могла бы показать все улики и получить экспертное заключение.

Как только я вхожу в дом, я бегу вверх по лестнице в свою комнату, чтобы никого не встретить. Затем умываюсь холодной водой, меняю мокрое нижнее белье и сажусь за стол с ноутбуком.

Поиск частных детективов в Вермонте выдает миллионы результатов, поэтому я уточняю поиск по крупнейшему городу штата – Берлингтону. В результатах нахожу несколько перспективных фирм. В лучшей из них работают бывшие сотрудники военной разведки из таких государственных учреждений, как ЦРУ и ФБР.

Это похоже на людей, которые могут найти пропавший труп, поэтому я звоню по этому номеру.

Женщина, ответившая на звонок, спросила мое имя и кратко записала мои потребности, а затем попросила подождать. Когда трубку снова подняли, это был мужчина с хриплым голосом и деловыми манерами.

– Здравствуйте, мисс Блэкторн. Это Коул Уокер. Насколько я понимаю, вам нужна моя помощь.

Я уже доверяю этому парню. Судя по его голосу, он мог бы управлять целыми странами, не напрягаясь.

– Здравствуйте, мистер Уокер. Да, мне нужна ваша помощь в поисках моей бабушки.

– Понятно. Как давно она пропала?

– С того дня, как ее должны были похоронить.

Он делает короткую, но выразительную паузу.

– Ваша бабушка умерла?

– Да, сэр.

– Я думал, это дело о человеке пропавшем без вести.

– Так и есть. То, что бабушка мертва, не значит, что она не человек.

Еще одна пауза. Я представляю, как он задается вопросом, почему не ушел на пенсию много лет назад, как ему говорила жена.

– Почему бы вам не рассказать мне, что происходит, мисс Блэкторн, а я посмотрю, смогу ли вам помочь.

Я пускаюсь в долгое и подробное описание не только тайны местонахождения бабушки, но и странной истории случайных смертей моих предков, сомнительных обстоятельств смерти моей матери и того, как я недавно чуть не погибла под рухнувшим бетонным фасадом.

Когда я заканчиваю, наступает долгое молчание.

– Давайте вернемся к вашей бабушке. Вы говорите, что ее тело вынесли через окно похоронного бюро?

– Да. О, и она была обнажена. Я забыла об этом упомянуть.

– Она была… обнажена.

– Я знаю. Я тоже не могла в это поверить. В этом мире есть действительно больные люди.

Паузы мистера Уокера становятся все длиннее и длиннее.

– Кто-то украл обнаженный труп вашей бабушки через окно, – повторяет он.

– И оставил всю ее одежду аккуратно сложенной на земле снаружи. Верно.

– Вы видели запись с камер наблюдения в похоронном бюро?

– По словам владельца похоронного бюро, на записях не было ничего необычного, за исключением того, что камера на стене здания, где находилась комната для прощания с моей бабушкой, не работала, поэтому ничего в этом направлении не записывалось.

Он усмехается.

– Как удобно.

– Именно это я и сказала!

– Хорошо, мисс Блэкторн. Это интересный случай.

– Так вы мне поможете?

– Я буду рад вам помочь.

Мистер Уокер в общих чертах рассказывает мне, как проходит рабочий процесс, а затем называет почасовую ставку, которая кажется мне разумной. Я соглашаюсь, и он говорит, что пришлет мне электронный договор для подписания и приступит к работе, как только получит предоплату.

Мы еще немного разговариваем, пока я не упоминаю название своего города. После этого разговор резко обрывается.

– Солстис? – повторяет он неохотно, как будто одно лишь произнесенное вслух слово может вызвать злых духов.

– Да. А что?

– Дом семьи Крофтов из «Крофт Фармасьютикалз» в Солстисе?

Я закрываю глаза и обреченно вздыхаю.

– Только не говорите мне, что вы с Элайджей были членами студенческого братства.

– Нет, мэм, не был, но у этой семьи плохая репутация. Большинство сотрудников правоохранительных органов, которых я знаю, предпочли бы сразиться с гризли, чем с Крофтами.

Мне не нужно спрашивать почему. Крофты более могущественны, чем президент.

– Значит, вы боитесь их, как и все остальные, да?

Это правильные слова. Я почти слышу, как его самолюбие расправляет крылья, словно павлин, распускающий хвост.

– Коул Уокер никого не боится, мэм, – громко говорит он, – особенно кучку нечистых на руку богачей, которые за всю свою никчемную жизнь ни одного дня четно не работали.

– Аминь! Значит ли это, что вы согласны взяться за поиск тела моей бабушки?

– Согласен.

– Я так рада. Спасибо.

– Не за что. Я попрошу Нэнси переслать вам электронное письмо. Постарайтесь подписать контракт сегодня днем. И еще, мисс Блэкторн?

– Да?

Он понижает голос.

– Будьте осторожны. Что бы ни происходило в этом городе, Крофты знают об этом. Возможно, они тоже приложили к этому руку. То, что вы рассказали о странных смертях в вашей семье…

– Больше никаких драматических пауз. Вы заставляете меня нервничать.

– Я лишь хочу сказать, что на вашем месте я бы всерьез задумался об эксгумации одного или двух ваших родственников и проведении патологоанатомического исследования. Два или три несчастных случая – это может быть совпадением. Целая генеалогическая линия? Вы имеете дело с чем-то другим.

Я так и знала. Моя гипотеза не так уж беспочвенна.

Я благодарю мистера Уокера и вешаю трубку, а затем беру пакет с краской для волос, который кто-то принес и оставил на комоде, и иду с ним в ванную. Я смешиваю краску и аккуратно наношу ее на корни. Через тридцать минут я иду в душ, чтобы смыть ее.

Когда я вытираюсь полотенцем и расчесываю волосы, то вижу, что рядом с кожей головы все еще видны красные корни длиной в полсантиметра. Краска не взялась.

В этом богом забытом городе все идет не так, как должно.

Глава двадцать третья

ДВАДЦАТЬ ТРИ

МЭЙВЕН

Спустившись вниз, я вижу Давину, которая сидит на диване в гостиной и бренчит на старой гитаре. В мягком кресле справа от нее развалилась Эсме и курит что-то сладкое из резной деревянной трубки, от которой подозрительно пахнет марихуаной.

– Какая уютная обстановка. Где моя дочь?

– Беа в оранжерее с Квентином. – Эсме щурится, глядя на меня красными от дыма глазами. – У тебя сегодня странная аура, милая. Она темная и размытая по краям.

– Кстати, о темном и размытом. Вы слышали шепот прошлой ночью?

Тетушки в замешательстве переглядываются, а затем снова смотрят на меня.

– Мы ничего не слышали.

Мне это приснилось? Или я это придумала? Мой разум играет со мной злую шутку?

Должна признать, что это вполне возможно, учитывая, что мой мозг уже не в себе. И мои свидания с Ронаном – тому подтверждение.

Я сажусь на диван рядом с Давиной и вздыхаю.

– Что тебя беспокоит, дорогая? – спрашивает она.

– Жизнь.

– Ты слишком молода, чтобы быть такой циничной.

– Я не циничная, я реалистка.

– Называй как хочешь, но ты в депрессии. Знаешь, что тебе нужно?

– Если ты скажешь слово «пенис», я уйду.

– Я собиралась сказать «бокал холодного шампанского». Это возвращает меня к жизни.

– Это лучшее, что я слышала за всю неделю. – Я встаю и направляюсь на кухню. – Три бокала?

Давина смеется.

– Как будто могло быть иначе.

Не обращая внимания на настенные часы, ведь я знаю, что еще нет полудня и что шампанское в это время пьют только те, кто в отпуске, или алкоголики, я нахожу в холодильнике бутылку брюта и открываю ее. Наливаю два бокала и несу их тетям, а затем возвращаюсь на кухню, чтобы налить себе.

Подняв глаза, я вижу Беа и Кью в оранжерее.

Он наклонился и показывает на растение в одном из сотен терракотовых горшков, расставленных на длинных деревянных столах. На моих глазах Беа аккуратно срезает несколько древесных стеблей и протягивает их Кью для осмотра.

Он кивает и похлопывает ее по спине; дочь улыбается и радостно пританцовывает, а у меня такое чувство, будто меня ударили в грудь.

Ей нужен отец.

Не старый смотритель, живущий на чердаке, не непредсказуемый богач с сомнительной моралью и тайными мотивами, и не мать-одиночка, которая изо всех сил старается быть и мамой, и папой, но в основном у нее ничего не получается.

А настоящий отец.

Если бы я сказала это вслух, тетушки бы меня отчитали.

Я несу свой бокал шампанское в гостиную, присоединяюсь к ним и погружаюсь в раздумья. Затем спрашиваю их, считают ли они, что ребенок может быть хорошо адаптирован, если растет в неполной семье.

– Конечно, – говорит Давина. – Один хороший родитель гораздо лучше, чем два придурка.

Я поднимаю бокал и пью.

Эсме кивает.

– Важно не количество, а качество воспитания. Хотя, признаю, с логистикой проще, когда родителей больше одного. Воспитание ребенка похоже на укрощение льва. Чем больше людей будут хлестать это существо, тем лучше.

Я смотрю на нее, приподняв брови.

– Это очень тревожная аналогия. Наверное, хорошо, что ты не хотела детей.

– О, я обожаю детей! – отвечает Давина. – Я просто не хотела беспокоиться. Став матерью, ты уже никогда от этого не избавишься, пока не умрешь.

– Это напомнило мне кое-что. Думаю, нам стоит эксгумировать несколько членов семьи и провести патологоанатомическое исследование их останков.

С таким же успехом я могла бы предложить им открыть передвижную свадебную часовню с двойником Элвиса в роли священника. Они смотрят на меня в недоумении.

– Выслушайте меня. Я ходила в суд, чтобы кое-что разузнать. Вы знали, что все наши родственники погибли в результате несчастных случаев?

– Ерунда. Мегеру повесили.

– Ладно, кроме нее. Все остальные после этого погибли при странных обстоятельствах.

– То, что ты считаешь странным, – говорит Эсме, – и то, что мы считаем странным, – это, наверное, две большие разницы, милая.

Она права.

– А как насчет того, чтобы провалиться в колодец? Это странно?

– Нет, это естественный отбор.

Ладно, она снова права.

– Я пытаюсь сказать тебе, что буквально все Блэкторны погибли при странных обстоятельствах. Среди нас нет ни одной, кто умер бы естественной смертью от старости. Или от болезни. Ни у кого не случается сердечного приступа, и никто не умирает во сне. Мы все падаем с деревьев, нас топчут лошади или мы загораемся во время готовки. Вам это не кажется хоть немного подозрительным?

– На самом деле это довольно гламурно, – размышляет Давина, потягивая шампанское. – Кому захочется умереть от какой-то распространенной болезни?

Эсме вздрагивает.

– Я всегда боялась, что с возрастом потеряю память, – говорит она. – Пожалуйста, накройте меня подушкой, когда я начину по несколько раз рассказывать одну и ту же историю.

– Я хочу сказать, что, возможно, кто-то нацелился на нас.

Давина приподнимает бровь и смотрит на меня поверх бокала с шампанским.

– Ты говоришь об убийствах?

– Да.

– Твоя бабушка упала с лестницы. Это вряд ли можно назвать убийством.

Все эти положительные моменты, которые она приводит, выматывают меня. Я допиваю остатки шампанского и иду на кухню за добавкой.

Пока я наполняю свой бокал, Эзра звонит снова. Я смотрю на телефон, размышляя, но в конце концов решаю снять трубку.

– Привет, Эзра.

– Привет. – Он ждет целых тридцать секунд, прежде чем вздохнуть. – Ты неумолима.

– И все же ты позвонил.

– Я надеялся, что мы сможем честно поговорить о нас.

– Мы уже это сделали. И оба согласились, что я ужасна в отношениях.

Он вздыхает с сожалением.

– Возможно, я был слишком строг к тебе.

– Нет, ты был честен и точен. Ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать.

– Я пытаюсь понять. Ты не можешь открыться или не хочешь? Проблема во мне? Я что-то сделал или может не сделал?

– Эзра, пожалуйста, поверь мне. Проблема не в тебе. И никогда не была в тебе.

Он молчит на другом конце провода. Я не могу сказать, верит он мне или нет, но это уже не важно. Эта лошадь сдохла.

– Но у меня есть вопрос, на который, я знаю, ты можешь ответить, если не возражаешь.

– Какой именно?

– Какова математическая вероятность того, что каждый ребенок, рожденный в семье за последние триста лет, будет девочкой?

Его гениальный мозг вычисляет это за наносекунду и выдает ответ в понятном мне формате, а не в виде сложной формулы, которую могли бы понять только он и Эйнштейн.

– Гораздо меньше, чем вероятность того, что каждого актера из каждого состава мюзикла «Злая»⁸ загрызет медведь во время лыжного отдыха в Монтане.

– Я поняла, что это не очень хорошо.

– Я оставил тебе голосовое сообщение.

– Я еще не прослушала его. Что ты хотел?

Его голос становится мягче.

– Я хотел, чтобы ты дала нам еще один шанс. Это все, о чем я прошу. Думаю, я отпугнул тебя тем, что слишком многого хотел слишком рано, и я сделал это ненамеренно. Я могу стать лучше.

Я закрываю глаза и выдыхаю.

– Ты хороший человек, Эзра. Я не шутила, когда сказала, что ты заслуживаешь большего. Даже в свои лучшие дни я не была идеалом. А сейчас я живу, мягко говоря, в хаосе. Прости, но я правда хочу быть просто другом, и ничего больше.

Следует короткая пауза, затем он вздыхает.

– Хорошо. Я понимаю. Скоро увидимся. Береги себя, Мэйвен.

– Ты тоже, – тихо говорю я.

Если бы только все мужчины в моей жизни были такими понимающими.

Контракт с частным детективом приходит позже в тот же день. Я просматриваю его и подписываю в электронном виде, а потом отправляю ему предоплату. Затем в течение часа изучаю в интернете, как происходит эксгумация умерших.

Естественно, здесь много бюрократических проволочек. В процесс вовлечены как государственные, так и федеральные агентства, а разрешений и сборов предостаточно. По моим подсчетам, общая сумма возможных расходов составит около двадцати тысяч долларов.

Это большие деньги за доказательство теории.

С другой стороны, если моя теория о том, что мы стали объектом злонамеренных действий, верна, то оно того стоит. К сожалению, это откроет совершенно новую главу и поставит новые вопросы.

Кто? Почему? Когда все это началось? В этом замешан весь город или только определенная группа? Что мы можем сделать, чтобы остановить это? Достаточно ли у нас доказательств для судебного преследования?

И если да, то сможем ли мы это сделать?

Или к тому времени оставшиеся Блэкторны будут мертвы?

Потому что тот, кто достаточно организован, терпелив, умен и зол, чтобы играть в давнюю игру «Как ловко уничтожить род Блэкторн», наверняка будет недоволен тем, что его разоблачили.

Я думаю об этих оскверненных куклах, качающихся на ветвях срубленного мной клена, и содрогаюсь. И тут ко мне приходит осознание, которое переворачивает всю ситуацию с ног на голову.

Тетушки должны переехать ко мне на Манхэттен.

Здесь их ничего не держит, кроме Кью, которого, я уверена, можно было бы уговорить переехать с ними, если бы они этого захотели. Зачем оставаться там, где тебе явно не рады?

Даже если моя теория неверна и им не грозит ничего, кроме скуки на воскресной службе каждую неделю, зачем продолжать подвергать себя таким очевидным предрассудкам, страхам и подозрениям?

Ладно, все дело в гордости.

А еще у нас есть упрямство. Мы славимся им.

И немного дерзости. Нам не нравится, когда нами помыкают. Мы стоим на своем и сражаемся, даже когда разумнее сдаться.

Если у женщин из семьи Блэкторн и есть какая-то общая черта, то это точно не покорность.

Мы – изгои и нарушители спокойствия, недовольные и непонятые, гордые и дерзкие. Мы цепкие, как ежевика, и у нас столько же острых шипов, и если вы сожмете нас слишком сильно, капли вашей крови из проколов, которые мы сделаем, будут напоминать вам о том, что нужно быть осторожными.

Даже наши волосы неукротимы. Как и наши сердца. Как и наши тела. И если цена, которую мы платим за свое нестандартное поведение, – это презрение тех, кто ведет себя более возвышенно и менее порядочно, то так тому и быть.