Текст книги "Блэкторн (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Лицо Мэйвен навсегда запечатлелось в моей памяти. Сладкий аромат ее духов все еще щекочет мне ноздри. От воспоминаний о ее голосе и о том, как она на меня смотрела, у меня кровь стынет в жилах.
Какая-то часть меня – извращенная, эгоистичная – хочет наказать ее. Залезть в ее дом, в ее постель, к ней в постель. Заставить ее подчиниться и молить о прощении за то, что она так поступила.
Но я держу эту темную часть себя под контролем и вместо этого расстегиваю ремень.
Он выскальзывает из петель, из моих пальцев и с грохотом падает на деревянный пол. Я сбрасываю пальто, и оно тоже падает на пол, а затем я расстегиваю молнию на брюках.
Запрокинув голову назад и не открывая глаз, я затягиваюсь сигаретой, сжимаю член рукой и начинаю мастурбировать, думая о Мэйвен.
Об этом голосе.
Этих глазах.
И губах.
Мой член тверд как камень из-за нее. Я напряжен и жажду разрядки, а мой разум наполнен воспоминаниями о запахе ее кожи, ощущении ее груди в моих руках, ее тихих, приглушенных стонах удовольствия. Все это нахлынуло на меня с такой силой, что я вспотел.
Опираясь свободной рукой на каминную полку, я дрочу свой твердый член, пока не начинаю стонать. Мои яйца сжимаются. Член пульсирует. Зажженная сигарета выпадает у меня изо рта.
Я кончаю с гортанным стоном, который эхом разносится по гостиной, смешиваясь с шипением пара, когда моя сперма брызжет на руку и попадает на горящие поленья в камине, а мои губы складываются в форме ее имени.
Мэйвен.
Мы с тобой еще не закончили.
Даже близко не закончили.
Глава седьмая
СЕМЬ
МЭЙВЕН
Утром я открываю глаза с гнетущим чувством страха, нависшим надо мной, как надвигающаяся буря.
На мгновение я теряю ориентацию. В голове туман и тяжесть от сна. Затем, словно ухмыляющийся чертик из табакерки, всплывает воспоминание о моем ночном госте, и я резко прихожу в себя.
Сердце бешено колотится, я вскакиваю и лихорадочно оглядываю комнату.
Его нигде не видно, но это еще ничего не значит. Как и Дракула, Ронан Крофт обладает сверхъестественной способностью появляться там, где ему заблагорассудится, словно из ниоткуда.
Вздохнув, я провожу руками по лицу. Когда я их убираю, они оказываются в крови.
У меня из носа течет кровь.
Зажав ноздри, я встаю и иду в ванную, где пытаюсь остановить кровотечение. Я израсходовала полрулона туалетной бумаги, прежде чем оно прекратилось. Затем я привожу себя в порядок, одеваюсь и спускаюсь на кухню, где застаю Давину и Беа, которые вырезают фигурки из теста.
При виде них двоих в одинаковых фартуках, с руками и столешницей, присыпанными мукой, я испытываю такую сильную боль в сердце, что останавливаюсь в дверях и прижимаю руку к груди.
Мы с мамой часто готовили вместе. Она научила меня печь хлеб, жарить курицу, объяснила разницу между тушением и варкой и рассказала, когда следует использовать тот или иной способ приготовления. Как и все женщины из семьи Блэкторн, она любила готовить и вкусно поесть.
Я ничего не готовила с тех пор, как мама умерла.
– Чем вы тут занимаетесь?
Беа отрывается от теста и улыбается.
– Мы печем печенье на закваске. И знаешь что? Я подружилась с семейкой белок!
– Если ты спросишь, можно ли забрать их с собой, я сразу отвечу «нет»!
Дочь качает головой.
– Я не хочу держать их в качестве домашних питомцев. Дикие животные не должны жить в неволе.
– Это точно.
– Но мы могли бы завести кошек. Они домашние.
– Ты так говоришь, потому что у тебя никогда не было кошки. Они милые и дружелюбные, когда им что-то нужно, но ни в коем случае не домашние.
– Как и мы, – с улыбкой бормочет Давина.
– Нет, они правда милые, – настаивает Беа. – Та белая кошка – моя любимая.
– Какая белая? О чем ты говоришь?
– Та хорошенькая белая с голубыми глазами, которая вечно бродит вокруг.
Когда я в замешательстве морщу лоб, Давина вздыхает.
– Ты не могла забыть Луну. Ради всего святого, она была лучшей подругой твоей матери.
– Луна? Она еще жива?
– Конечно.
– Это невозможно. Ей бы сейчас было двадцать с чем-то лет.
– На самом деле двадцать пять.
Я представляю себе лохматое, гниющее существо с отсутствующими зубами, от которого исходит отвратительный запах и которое корчится от боли.
В этот момент, словно по зову, на кухню заходит Луна. Ее белоснежная шерстка безупречна. А небесно-голубые глаза сияют. Она трется о мою ногу и смотрит на меня. На ее мордочке безмятежное и немного самодовольное выражение, как будто кошка рада моему удивлению.
Я наклоняюсь и глажу ее шелковистую спинку. Это не может быть та самая кошка, которая была у моей матери. Должно быть, это кто-то из ее потомков. Луна вторая. Может быть, даже третья.
Эсме с рассеянным видом шаркает на кухню и, проходя мимо, похлопывает меня по руке.
– У меня голова раскалывается. – Она тяжело опускается на стул и потирает виски. Тетя все еще в ночной рубашке, а ее волосы спутаны.
– Ты плохо спала? – спрашивает Давина.
– Еще один дурной сон. Снова эти чертовы змеи. На этот раз их было больше, и они проникли в дом. Вся поверхность была покрыта черными извивающимися телами.
– Какой ужас. Я заварю тебе чашечку хорошего чая. – Вытерев руки о фартук, Давина снимает чайник с плиты и наполняет его водой из-под крана.
Глядя в окно на сгущающиеся тучи, я говорю: – Похоже, сегодня будет дождь.
– Дождь на похоронах – к удаче, – говорит Эсме.
– Я думала, это суеверие относится к свадьбам.
– Дождь – это всегда к удаче. Кто-нибудь еще слышал вой волков прошлой ночью? – отвечает Эсме.
– В этих лесах уже много лет не было волков, – говорю я, чтобы успокоить Беа. – Это была чья-то собака. Во сколько нам нужно выехать, чтобы успеть на службу?
– В час тридцать. Оденься потеплее и возьми зонт. Атмосферное давление быстро падает.
Я поднимаю голову, услышав стук в кухонное окно. Снаружи стоит Кью и заглядывает внутрь. Он поднимает руку, чтобы показать большую красивую бабочку с ярко-синими переливающимися крыльями с черной каймой, которая сидит у него на пальце.
Я удивленно вздыхаю. Morpho menelaus обитает в тропических лесах Центральной и Южной Америки. Что она делает так далеко на севере?
Кью исчезает из окна. Мгновение спустя он открывает заднюю дверь кухни, заходит внутрь и закрывает ее за собой. На его лице ничего не отражается, но в темных глазах играет улыбка.
– Что это у тебя? А, вижу, подарок для Мэй. Какая красивая, – говорит Давина.
Кью подходит ко мне и протягивает руку. Бабочка лениво складывает крылья, обнажая коричневую нижнюю сторону с пятнышками, похожими на глаза, по краям.
Я видела это насекомое только в учебниках или на музейных экспозициях. И поражена его красотой.
Я протягиваю руку и предлагаю бабочке свой палец. Она несколько раз раскрывает и закрывает крылья, словно раздумывая, а затем перелетает с пальца Кью на мой.
Тонкие черные усики подрагивают, пока бабочка смотрит на меня. Что-то в ее взгляде кажется мне необычайно разумным.
– И что? – подсказывает Давина. – Расскажешь нам о ней что-нибудь.
– Это он. Только самцы этого вида имеют такую яркую окраску. Самки намного меньше размерами и окрашены в тусклые оттенки коричневого и желтого. Как это называется, Беа?
– Половой диморфизм, – мгновенно отвечает она.
– Верно. Я хорошо тебя обучила.
– Он большой.
– Так и есть. Размах его крыльев составляет не меньше пяти дюймов. Их крылья самоочищаются, а на лапках есть вкусовые рецепторы. Весь их жизненный цикл длится сто пятнадцать дней. После выхода из кокона они живут всего около двух недель, а затем умирают. В некоторых культурах бабочка символизирует путь души к вечной жизни.
Я некоторое время смотрю на это прекрасное насекомое, а затем рассеянно бормочу: – Когда-то считалось, что это дух ведьмы в обличье насекомого.
– Иногда мне снится, что я большая черная собака, – произносит дочь.
Давина, Эсме и я молча смотрим на Беа, пока она вырезает круги из теста. Через мгновение Давина спрашивает: – Ты хочешь сказать, что видишь во сне черную собаку?
Дочь качает головой.
– Нет. Я – это она. Очень большая. Я лаю и все такое.
Тетушки поворачивают головы и смотрят на меня.
Я знаю, о чем они думают. Во многих культурах черные собаки считаются предвестниками беды или даже смерти. Увидеть такую собаку во сне – дурное предзнаменование. А в этой семье к предзнаменованиям относятся серьезнее, чем к диагнозу «рак».
– Не стоит слишком волноваться, – говорю я. – Мне часто снится, что я выиграла в лотерею и живу в домике с видом на пляж на Фиджи.
Эсме переводит обеспокоенный взгляд на Беа.
– Это не одно и то же, милая. Совсем не одно и то же.
– Сны – это всего лишь способ обработки информации нашим мозгом. Они ничего не значат.
– Все имеет значение. Вселенная не терпит совпадений.
Бабочка взмахивает своими ярко-синими крыльями и слетает с моего пальца, после чего начинает беспорядочно порхать в сторону задней двери. Кью подходит к двери, открывает ее, и бабочка улетает, сверкнув синим светом.
Звонит домашний телефон. Давина подходит к стене и снимает трубку.
– Блэкторн. – Она замолкает. – Да. – Тетя слушает, как ей кажется, очень долго, затем упирает руку в бедро. – Надеюсь, это не какая-нибудь дурацкая шутка. – Еще одна пауза. – О, я в этом не сомневаюсь. – Теперь пауза более долгая, затем она повышает голос. – Перестаньте ныть и исправьте это!
Давина бросает трубку и поворачивается к нам. Ее щеки раскраснелись, губы поджаты, а глаза сверкают от ярости.
Эсме наклоняется вперед, сидя на стуле.
– Кто это был? – спрашивает она.
– Это был мистер Андерсон.
Эсме хмурит брови.
– Из похоронного бюро?
– Тот самый.
– Что он сказал?
Давина недоверчиво качает головой.
– Вы не поверите. Они потеряли тело матери.
Глава восьмая
ВОСЕМЬ
МЭЙВЕН
Мы потрясенно молчим. Эсме приходит в себя первой.
– Что значит «они его потеряли»?
– То и значит. В похоронном бюро не могут найти тело. Оно исчезло.
– Ну, она же не могла просто встать и уйти. Как вообще может пропасть труп?
К сожалению, у Беа есть своя теория.
– Возможно, в морге работает нелегальная фабрика по продаже трупов.
Мы все поворачиваемся и смотрим на нее. У нее хватает такта смутиться, но не хватает ума замолчать.
– Я видела по телевизору передачу об одной похоронной конторе, которая продавала тела вместо того, чтобы их кремировать. Думаю, существует что-то вроде черного рынка частей тела? Для исследований и прочего. И органов.
Давина в ужасе смотрит на нее.
Моя дочь и ее документальные фильмы о реальных преступлениях. Мне действительно нужно начать следить за тем, сколько времени она проводит перед экраном телевизора.
– Я уверена, что это просто недоразумение.
– Недоразумение? – с тревогой повторяет Эсме. – Все гораздо хуже!
– Я имела в виду, что они не могли потерять ее в буквальном смысле. В здании наверняка есть камеры наблюдения. Им нужно всего лишь просмотреть записи. Кто-то перенес гроб не в ту комнату. Я думаю, что все уладится.
Давина качает головой.
– Я бы не была так уверена. Этот болван Андерсон не только сказал, что он и его сотрудники провели тщательный обыск всего здания, включая все холодильные камеры и гараж, но и просмотрел записи с камер наблюдения. Никто не входил в здание после того, как они заперли его прошлой ночью. И никто не выносил гроб. На самом деле ее гроб стоял там, где они его оставили. Он не был вскрыт или поврежден. Не было никаких признаков того, что что-то не так. Мама просто исчезла.
Сдерживая раздражение, я говорю: – Мертвые люди не решают внезапно встать и отправиться на прогулку в парк. И они не испаряются. Кто-то знает, что случилось с бабушкой. Я собираюсь съездить туда и все разузнать. Беа, оставайся здесь со своими бабушками. И, пожалуйста, больше никаких теорий. Кью, пойдем.
Я уже собираюсь развернуться и уйти, но телефон звонит снова. Прежде чем Давина успевает взять трубку, я срываю ее с рычага, молясь, чтобы это был мистер Андерсон и чтобы он дал ответ на мучительную загадку о том, куда делся труп моей бабушки.
– Алло?
– Привет, Мэйвен. Я надеялся, что трубку возьмешь ты. Мне повезло.
Это Ронан. Пол уходит у меня из-под ног.
– Я знаю, что ты, скорее всего, сейчас не можешь говорить из-за всех этих акул вокруг. Но я решил предложить свою помощь.
Я поворачиваюсь спиной к кухне, полной любопытных глаз, и спокойно говорю: – Извините, но вы ошиблись номером.
Он тепло и самодовольно усмехается.
– Да ладно тебе. Ты же знаешь, что я единственный в этом городе, кто может помочь тебе найти Лоринду.
Когда я не отвечаю, Ронан добавляет: – Удивлена, что я об этом слышал? Тебе следовало бы знать. И прежде чем ты обвинишь меня в чем-то гнусном, отвечу «нет». Я не имею к этому никакого отношения. Хотя должен признать, что возможность помочь тебе с такой интересной дилеммой чертовски заманчива.
Мои щеки заливает румянец. Я стискиваю зубы, считаю до пяти и мысленно проклинаю тот день, когда родился Ронан Крофт.
– Как я уже сказала, леди, вы ошиблись номером. Здесь никто не проживает с таким именем.
Я кладу трубку на рычаг и выхожу из комнаты, не глядя никому в глаза. Кью следует за мной по пятам, скорее всего, уклоняясь от горячего пара, вырывающегося из моих ушей.
Я не должна позволять ему выводить меня из себя, но Ронан Крофт знает, как надавить на каждую из моих болевых точек, и всегда это делал. Я не удивлюсь, если окажется, что он спланировал всю эту нелепую ситуацию, что бы он ни говорил.
Когда мы подъезжаем к похоронному бюро Андерсона, перед ним стоит элегантный черный спортивный автомобиль. Он выглядит дорогим, вычурным и совершенно неуместным в этом городе.
Я уже знаю, кому он принадлежит.
Кью, сидящий рядом со мной на водительском сиденье, поворачивается ко мне.
– Оставайся здесь, – говорю я. – Если я не вернусь через пятнадцать минут, езжай прямо в полицейский участок и заяви о пропаже бабушки.
Он молча смотрит на меня с выражением сомнения на лице.
– Да, я знаю, что наша семья не вовлекает других людей в свои дела, но у нас никогда раньше не пропадал труп. Я разберусь с тетушками, когда мы вернемся домой.
Я выхожу из машины и направляюсь в гостиную дома Андерсона. Единственный человек, которого я надеялась больше никогда не увидеть, развалился в кресле рядом с небольшой пальмой в горшке, курит сигарету и выглядит красивым и скучающим.
Пока его дикий взгляд не останавливается на мне, Ронан улыбается, как тигр во время кормежки.
– Привет, Мэйвен. Боже, какой ужасный цвет волос. Хотя туфли интересные. Очень практичные. Подходят для прогулок на большие расстояния. Они принадлежали твоей бабушке?
Его ледяные глаза блестят от веселья. Ронан одет в черный кашемировый свитер, черные брюки и черные кожаные лоферы, которые, вероятно, сделаны из шкуры исчезающего вида животных. Он ослепительно элегантен. Он также излучает полное самодовольство, которое свойственно только нарциссам или сверхбогатым людям.
В его случае и то, и другое.
– Позволь мне выразиться яснее. Мне не нужна твоя помощь в этом вопросе или в каком-либо еще. Моя семья – не твое дело. Убирайся.
– Не мое дело? Это уже слишком, учитывая, насколько мы с тобой были близки. – Его веселый тон становится хриплым. – Ты помнишь, сколько раз мы были вместе? Потому что я точно помню.
Его ухмылка так раздражает, что мне приходится собрать всю свою волю в кулак, чтобы не снять туфлю и не швырнуть ее в него.
– Я не помню ничего, кроме того, что ты – моя самая большая ошибка. Если я не всажу тебе пулю между глаз, пока я здесь, это будет чудом.
– Восемь.
Я смотрю на Ронана, разочарованная тем, что мои глаза – не лазерные лучи, способные разрезать его на мелкие, менее злодейские кусочки.
– Это количество раз, когда мы трахались. Восемь.
– У тебя галлюцинации. Максимум половина этого числа.
Он не сводит с меня горящего взгляда и медленно качает головой.
– В оранжерее, на мешках с землей. Дважды в моей спальне. Один раз в твоей спальне. Трижды на заднем сиденье моей машины. И, конечно, в первый раз, когда мы сделали это стоя в переулке за кинотеатром, после того как ты выплеснула мне в лицо газировку и назвала меня бездушным избалованным ребенком с интеллектом садового слизня.
То, как Ронан рассказывает об этом в таких подробностях, словно открывает шлюзы моей памяти. Воспоминания набрасываются на меня, быстрые и яростные, и кровь приливает к моему лицу. Я помню, как ненасытно мы желали друг друга, как жадно тянулись друг к другу, как тяжело дышали, как целовались до синяков и испытывали самую темную потребность, граничащую с отчаянием.
В тот первый раз в переулке, когда его твердый член растягивал меня, а пальцы впивались в мою попку, когда Ронан склонился к моей шее и вцепился в мою кожу обнаженными зубами, трахая меня у стены, я взорвалась. Беспомощно извиваясь под ним, я отдалась наслаждению, которое, как я теперь знаю, встречается крайне редко.
Да, большинство мужчин могут довести женщину до оргазма, если постараются. Но почти никогда мужчина не может заставить женщину почувствовать, что она увидела истинное лицо Бога.
Ронану удавалось это каждый раз, когда мы были вместе.
Но я скорее позволю разбить себе нос кирпичом, чем признаю, что он хоть как-то на меня повлиял.
– Я правда не помню, – беспечно говорю я. – А теперь беги и поиграй с папиными деньгами, Cymothoa exigua.
– О-о-о, ты перешла на латынь. Подожди, не говори мне. Дай угадаю. – Он на мгновение задумывается. – Это таракан?
– Не оскорбляй мой интеллект.
– Ладно, я сдаюсь. Что такое Cymothoa exigua?
– Маленький паразит из отряда ракообразных, который прикрепляется к языку рыбы и высасывает кровь, пока язык не отмирает и не отваливается. Затем этот жуткий маленький ублюдок живет на обрубке мертвого языка во рту рыбы, пока та не умрет от голода, и паразиту не придется искать нового хозяина.
Ронан начинает смеяться. Сначала тихо, потом запрокидывает голову, закрывает глаза и от души веселится.
Когда я ухожу, не сказав больше ни слова, он кричит мне вслед.
– Не злись, Багз. Минуту назад мы так хорошо ладили!
Не обращая на него внимания, я наклоняюсь над пустой стойкой регистрации и осматриваю коридоры по обе стороны от главного зала.
– Мистер Андерсон? Эй?
Никакого ответа не следует, но я и не жду его. Скорее всего, весь персонал до сих пор лихорадочно ищет тело моей бабушки на территории поместья.
Решив начать с комнаты, где проходило прощание с бабушкой, я выхожу из приемной и нахожу красно-черную гостиную. Дверь заперта. Поэтому я проверяю другие комнаты в коридоре. Все они представляют собой комнаты для прощания разного размера, но ни в одной из них нет пропавшего трупа.
Я пробую пройти по другому коридору, минуя Ронана, который все еще сидит в приемной, но и там мне не везет. Часовня и торговый зал с урнами и гробами для праха пусты, как и комната отдыха для сотрудников.
Когда я, потерпев поражение, возвращаюсь в приемную, Ронан небрежно бросает зажженную сигарету в сухой мох у подножия пальмы в горшке и встает.
Раздраженная его беспечностью, я говорю: – Ты можешь устроить пожар.
– Скрестим пальцы. Не удалось найти матриарха?
– Это не смешно.
– Никто не смеется.
– Кроме тебя.
– Я бы не осмелился. Ты слишком опасна, чтобы над тобой смеяться.
– Если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты бы понял, насколько верно это утверждение. Почему ты не оставишь меня в покое?
– Мне кое-что интересно.
– Должно быть, для тебя это новый опыт. Я предлагаю, чтобы один из твоих приспешников поискал ответ в интернете.
– Не будь такой злой.
– Поверь мне, если бы я была злой, у тебя уже не было бы нескольких пальцев.
– Хорошо. Удели мне минутку и ответь на вопрос. Если ты ответишь честно, я обещаю, что больше не буду тебя беспокоить.
Я прищуриваюсь и вглядываюсь в его лицо. Ронан выглядит искренним, поэтому я неохотно смягчаюсь.
– Что тебя интересует?
Он делает достаточно долгую паузу, чтобы я почувствовала себя неловко. Затем низким голосом и пристально глядя мне в глаза спрашивает: – Наша дочь знает, кто ее настоящий отец?
Глава девятая
ДЕВЯТЬ
МЭЙВЕН
Когда я в ответ на его вопрос храню гробовое молчание, Ронан говорит: – Я знаю, о чем ты думаешь.
– Нет, не знаешь. Иначе ты бы уже убежал.
– Мэйвен.
– Не смей произносить мое имя так, будто я веду себя неразумно.
– Я не думаю, что ты ведешь себя неразумно. Я понимаю, что ты ее защищаешь. Но она в равной степени и твоя, и моя.
– Случайный донор спермы – это не то же самое, что родитель. И если я правильно помню, ты не был таким уж заботливым отцом, когда я сказала тебе, что беременна, много лет назад.
Я отворачиваюсь, но он хватает меня за руку и тянет обратно. А когда я отказываюсь смотреть на него, Ронан берет меня за подбородок и силой поднимает голову.
– Мне было семнадцать. Я был мальчишкой.
– Убери руку с моего лица, пока ты ее не потерял.
– Я хочу с ней познакомиться. – После паузы он усмехается. – Не нужно делать такое лицо.
– Вообще-то нужно. Это то самое лицо, которое я корчу перед тем, как пустить кровь. Убери руки, Ронан. У тебя есть пять секунд.
Он некоторое время изучает меня в напряженной тишине, прежде чем отпустить.
– Умное решение. А теперь забудь, что ты задавал мне этот вопрос, и уходи.
– Вспомни наш уговор. Я уйду только в том случае, если ты ответишь на вопрос.
– Тогда, похоже, мы в тупике, потому что я скорее выцарапаю себе глаза, чем скажу тебе хоть слово о своей дочери.
Ронан выпрямляется во весь рост и скрещивает руки на широкой груди. Свысока, как сеньор, смотрящий на крестьянина, укравшего его любимую корову, он смотрит на меня.
– Нашей дочери.
– Повтори это еще раз, и я пристрелю тебя прямо здесь.
Он приподнимает обе брови.
– Ты убьешь меня в похоронном бюро? Это слишком удобно, тебе не кажется?
– Думаю, ты можешь отправляться прямиком в ад, Ронан Крофт.
Что-то мелькает в его глазах. На долю секунды в них вспыхивает темная, странная эмоция, но он берет себя в руки и подавляет ее.
Низким и холодным голосом он говорит: – С чего ты взяла, что я еще не там?
Мы смотрим друг на друга, пока голос, зовущий меня по имени, не отвлекает нас.
– Мисс Блэкторн! О, мисс Блэкторн, вы здесь!
Я оборачиваюсь и вижу обезумевшего мистера Андерсона, спешащего через фойе.
Он вытирает лоб влажным платком. Под мышками на его белой рубашке темнеют пятна пота. Галстук развязан, брюки помяты. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как пропало тело бабушки, прежде чем нам наконец позвонили, потому что выглядит он так, будто не спал с тех пор, как я видела его в последний раз.
Когда мистер Андерсон подходит к нам, я требую: – Скажите мне, что вы нашли ее.
– Ну… – Он прочищает горло. – Не совсем.
– Ответьте «да» или «нет». Вы нашли ее?
Я не знаю, почему он выглядит таким виноватым, но это вызывает у меня подозрения.
Пожимая плечами, мистер Андерсон говорит: – Мы нашли ее одежду.
– Ее одежду? О чем вы говорите?
Мой разъяренный тон заставляет его растеряться еще больше. Он начинает бормотать что-то в свое оправдание.
– О-о-она была в длинном зеленом платье, к-к-как вы видели во время прощания. В-в-ваша тетя Эсме предоставила его, и мы одели ее в него после, э-э-э, подготовки тела. Это, конечно, деликатный процесс, и мы изо всех сил старались следовать указаниям ваших тетушек…
– Ближе к делу!
Он выпаливает: – Платье, туфли и нижнее белье Лоринды были найдены на земле за открытым окном комнаты, где проходило прощание. Судя по всему, именно так тело вынесли из помещения.
Что бы ни отражалось на моем лице, мистер Андерсон бледнеет.
– Позвольте убедиться, что я правильно вас поняла. Вы хотите сказать, что кто-то вытащил тело моей бабушки из гроба, раздел его, а затем вынес через окно?
Он переминается с ноги на ногу.
– Ну… да.
Я смотрю на него, открыв рот от удивления.
– Надеюсь, что ваша страховка покрывает все риски, мистер Андерсон, – говорит Ронан. – Давайте посмотрим на одежду.
Я проталкиваюсь мимо него и направляюсь прямиком к окнам в противоположной части комнаты. Шторы раздвинуты, а окна распахнуты настежь.
Осторожно, чтобы не задеть подоконник, я высовываюсь из окна и смотрю вниз. Конечно же, прямо под окном лежит куча одежды. Сбоку из-под колючих зеленых листьев падуба выглядывают черные туфли на низком каблуке.
Подойдя ко мне сзади, Ронан заглядывает мне через плечо. Осмотрев место происшествия, он хмыкает.
– Это странно. На земле нет следов. И все аккуратно сложено.
– Кроме того, ее обувь стоит так, как будто она лежала в шкафу. Каблуки вместе, носки направлены вперед. Не похоже, что тело роняли или бросали. Зачем кому-то раздевать труп, выбрасывать его из окна, а потом тратить время на то, чтобы аккуратно сложить одежду, которую они оставили на земле?
– Может быть, они собирались привезти тело обратно?
Мы оборачиваемся и смотрим на мистера Андерсона, который, кажется, сожалеет о своем решении высказаться.
Я скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на него.
– Насколько я понимаю, вы просмотрели записи с камер наблюдения.
Он переводит взгляд с меня на Ронана и обратно.
– Эм. Ну.
Я воспринимаю это как «да».
– И? Что там было?
– Ничего подозрительного.
– Тело растворяется в воздухе – это ничего подозрительного? Как вы объясните одежду за окном? Она что, просто появилась на видео с камер наблюдения из ниоткуда?
Мистер Андерсон кашляет в кулак, затем поднимает глаза к потолку и морщится.
– Похоже, камера, которая снимает южную сторону здания, вышла из строя. По какой-то причине она ничего не записывала с шести часов.
– Как удобно. Позвольте вас кое о чем спросить. Вы что, организовали здесь нелегальную фабрику по продаже трупов? Вы продали тело моей бабушки на органы?
Надо отдать ему должное. Мистер Андерсон либо невероятный актер, либо его действительно травмировало это предположение, потому что он позеленел и его начало тошнить.
– Боже мой, нет! Честное слово, мы бы никогда не стали заниматься чем-то подобным! Мы очень гордимся своей репутацией, мисс Блэкторн, и ведем бизнес в соответствии с высочайшими этическими стандартами. Мы очень осторожны, действительно очень осторожны, особенно с клиентами с такой… – Понимая, что ступает на опасную территорию, он замолкает, панически моргая. – …репутацией, как у вашей семьи.
Жар разливается по моей коже, словно цветок, распускающий лепестки. Я делаю медленный, успокаивающий вдох, а затем бормочу: – О, я вам покажу репутацию. Я вам такую репутацию покажу, что у вас глаза на лоб полезут.
Сильная рука обхватывает мои бицепсы, и Ронан говорит: – У вас есть время до конца рабочего дня, чтобы выяснить, что случилось с Лориндой Блэкторн. Если я не получу от вас никаких известий до пяти часов, то позвоню в Государственный совет директоров похоронных бюро и добьюсь вашего окончательного закрытия. Мэйвен, давай посмотрим на гроб.
Ронан уводит меня за руку, посмеиваясь над тем, как я бормочу ругательства.
– Спокойно, спокойно. Я и забыл, какие у тебя острые коготки.
– Нет, не забыл.
Он снова усмехается.
– Ты права. Не забыл. У меня до сих пор шрамы на спине.
Я смотрю на него, но не могу понять по его лицу, был ли в этом комментарии сексуальный подтекст. Затем Ронан бросает на меня жаркий взгляд искоса, сопровождая его своей фирменной ухмылкой, и я получаю ответ.
– Ты невероятный, – говорю я.
– Спасибо, – отвечает Ронан все еще ухмыляясь.
– Это был не комплимент. Перестань ухмыляться, как клоун.
– Это мое обычное лицо. Я ничего не могу поделать с тем, какое оно.
– Конечно, можешь. Возьми камень и ударь себя им по носу. Или я с радостью сделаю это за тебя.
– Я обожаю, когда ты угрожаешь мне насилием. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?
– Боже, я жалею, что вернулась домой.
– Нет. Это самое веселое, что с тобой случалось за последние годы.
Я вырываю руку из его хватки и иду к гробу. Не знаю, что я ожидала увидеть, когда наклонилась и заглянула внутрь, но там ничего не было.
Ни бабушки.
Ни серебряных монет.
Ни ножа с перламутровой рукояткой.
Тот, кто украл тело моей бабушки, не взял ее одежду, но забрал погребальные принадлежности, которые должны были быть захоронены вместе с ней?
Когда Ронан подходит ко мне, я говорю: – Здесь происходит что-то очень странное.
– Что стало для тебя первым тревожным сигналом?
– Еще раз заговоришь со мной в таком саркастическом тоне, и я позабочусь о том, чтобы у тебя не было детей.
– Ты имеешь в виду, еще детей?
Я закрываю глаза и с трудом выдыхаю через ноздри. Ощущение такое, будто я горю.
– Нет ничего неразумного в том, что отец хочет видеться со своим ребенком. Кроме того, это мое законное право.
– Ты издеваешься? Голый труп моей бабушки украли через окно, а ты вдруг решил обсудить право на посещение дочери, которую никогда не хотел?
– Я хотел ее. Просто тогда этого еще не знал.
– Я не собираюсь ничего отвечать на эту чушь.
– Знаешь, я искал тебя. Годами я нанимал лучших частных детективов, чтобы они нашли тебя. Но ты словно испарилась. За пределами Солстиса Мэйвен Блэкторн не существует.
– Если ты надеешься, что я поздравлю тебя с попыткой преследования, то удачи тебе.
– Ты ведь сменила имя, не так ли? Создала себе новую личность, чтобы тебя не нашли.
– Если ты не заметил, у меня сейчас чрезвычайная ситуация в семье. И нет времени на испанскую инквизицию.
– Посмотри на меня.
– Я лучше буду есть стекло.
Ронан берет меня за плечи и разворачивает к себе. Его глаза горят, он нависает надо мной – прекрасное чудовище, которое годами преследовало меня в кошмарах.
– Я хочу увидеться со своей дочерью. Отказ в доступе ничего не изменит. Тебе решать, сделаем ли мы это по-плохому или по-хорошему.
Это вызывает у меня усмешку.
– Ты угрожаешь мне судебным разбирательством?
– Я не хочу этого делать, но мое – это мое. Давай сделаем все по-хорошему.
Я не могу сдержать смешок, который срывается с моих губ.
– Боже. Твое высокомерие поражает. Ты и правда нечто особенное.
– Это «да»?
– Это «нет», потому что твоего ребенка не существует. Вскоре после моего отъезда у меня случился выкидыш. Отец Беа – офтальмохирург, живущий в Лос-Анджелесе. Доктор Бретт Латтман.
Ронан смотрит на меня, поджав губы и прищурившись. На его лице читается неприкрытое сомнение.
– По твоему чопорному выражению лица я вижу, что ты мне не веришь, но тебе достаточно просто взглянуть на нее. Ей девять, Ронан. Математика здесь не работает.
Когда мне надоедает, что он смотрит на меня с сомнением, я достаю из кармана пальто телефон и ввожу пароль, чтобы разблокировать его. Затем открываю недавнюю фотографию дочери и поворачиваю экран к нему.
– Это Беа. Обрати внимание, что фотография сделана несколько недель назад. Также обрати внимание, что она совсем на тебя не похожа, особенно этими пугающими бесцветными глазами, которые смотрят из-под неандертальских лбов всех членов твоей семьи. Наконец, обрати внимание, какая она маленькая. Теперь ты удовлетворен?
