Текст книги "Блэкторн (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Ронан так долго смотрит на фотографию, что у меня начинает болеть рука. Затем он говорит: – Такие глаза только у мужчин в моей семье. А она может быть просто маленькой для своего возраста. Эта фотография ничего не доказывает.

Я опускаю руку и вздыхаю: – Зачем мне лгать?

Его ответ следует незамедлительно.

– Потому что ты мне не доверяешь. Потому что я тебе не нравлюсь. Потому что, возможно, я причинил тебе боль, которую невозможно исправить.

Голос Ронана становится тише, а взгляд – еще более напряженным.

– Но в основном потому, что тебе стыдно за то, что ты трахалась с заклятым врагом своей семьи, и тебе не хочется, чтобы кто-то об этом узнал.

Если он продолжит произносить слово «трахалась» таким хриплым голосом, мне придется сменить трусики.

– По большей части ты прав, вот только мне стыдно, не потому что ты был моим врагом. Меня никогда не волновала какая-то глупая древняя обида. Мне стыдно, потому что ты обращался со мной как с грязью, а я продолжала возвращаться за добавкой. Но мы уже не подростки, и все это осталось в прошлом. Спасибо за тошнотворное путешествие по закоулкам памяти. Прощай, Ронан.

И счастливого пути.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он снова меня останавливает. Обхватив меня за плечо, Ронан прижимает меня к своей груди и рычит: – Это еще не конец, Мэйвен. Ты не можешь просто так уйти.

– Смотри.

Я вырываю руку из его властной хватки и направляюсь к двери, не обращая внимания на тлеющий испанский мох у основания пальмы в горшке в гостиной, куда он бросил сигарету.

Будем надеяться, что это превратится в пылающий ад и весь город сгорит дотла.

Усаживаясь в «Кадиллак», я прошу Кью отвезти меня в полицейский участок, чтобы я могла заявить об исчезновении тела бабушки. Вместо этого он включает радио и едет прямо к дому.

Когда мы проезжаем мимо ржавых железных ворот поместья Блэкторн, я смотрю на мертвый пень клена, который я срубила много лет назад в приступе ярости.

С одной стороны тускло-серого дерева выросла высокая ветка с листвой.

Только ветка не зеленая. И листья не зеленые.

Все они ярко-красного цвета, как только что пролитая кровь.

Глава десятая

ДЕСЯТЬ

МЭЙВЕН

Надвигающаяся гроза стихает, когда мы возвращаемся в поместье. Дождь стекает по окнам и барабанит по крыше. Раскаты грома доносятся сквозь серую пелену облаков, сотрясая стекла в рамах. Тетушки зажигают свечи, чтобы развеять мрак, и просят Беа помочь им, пока я звоню своей начальнице. Сегодня воскресенье, поэтому я попадаю на ее голосовую почту и оставляю сообщение.

– Привет, Люси, это Мэй. Мне нужно взять на несколько выходных на работе. Может, даже неделю. Ты не поверишь, но мы не можем организовать похороны моей бабушки, потому что похоронное бюро потеряло ее тело. Я все тебе расскажу, когда вернусь, но, если вкратце, там полный бардак. Мне правда нужно быть здесь, чтобы помочь моим тетям справиться с этим.

Быстро вспоминая, что мне еще хотелось сказать, я продолжаю: – Роберт может проводить экскурсии для школьников на этой неделе. Я отправлю Энни электронное письмо с просьбой подготовить отчет по гранту. Если я тебе понадоблюсь, я буду на связи и сообщу, как только у меня появится дополнительная информация. Спасибо, Люси. До скорой встречи.

Я отключаюсь, а затем мысленно подбадриваю себя перед следующим телефонным звонком.

– Привет, Эзра. Это Мэй.

– Я знаю. Увидел твой номер на экране.

Его тон настороженный. Я не могу его ни в чем винить, учитывая, чем закончился наш последний разговор.

– Верно. Я хотела сообщить тебе, что мы не сможем поужинать вместе во вторник вечером. Мне нужно еще на несколько дней остаться у своих тетушек.

Наступает гробовая тишина. Эзра ждет объяснений, почему мои планы изменились, но мы оба знаем, что их не будет.

Это то, что нас погубило. Он хороший человек, но любить меня – все равно что любить кактус. Чем больше вы меня игнорируете, тем лучше мы будем ладить. Но подойдите слишком близко, и мои острые шипы проткнут вас до крови.

Если бы у стиля отношений «избегающая привязанности» был образец для подражания, то это была бы я. Спасибо тебе, Ронан Крофт.

– В любом случае, я не смогу прийти.

– Я договорюсь с рестораном о другом времени.

– В этом нет необходимости. Мы уже сказали друг другу то, что должны были сказать.

Формально Эзра сказал то, что должен был сказать. Я стоически смотрела на него, пока он объяснял, чего не хватает в наших отношениях.

Судя по всему, ему не понравилось, что я просто ответила «хорошо», и ушла, потому что потом он оставил мне на телефоне длинное и эмоциональное голосовое сообщение, в котором было много слов вроде «непостижимая», «равнодушная» и «отстраненная».

Поскольку невозможно объяснить человеку с нормальной психикой, что внутренний мир человека, которого в юном возрасте раздавили потери и предательства, – это бесплодная пустошь из пепла, которая будет морить голодом любое заблудшее живое существо, пытающееся пустить там корни и вырасти, я не стала спорить.

– Мэй, послушай. Будь благоразумной. Если бы ты только постаралась, у нас бы все получилось. Мы оба профессионалы в своих областях. У нас пересекающиеся интересы, схожие ценности и взаимное уважение. У нас все общее.

Он понижает голос.

– И этот твой крутой нрав… Я знаю, что это всего лишь игра. Тебе нужен кто-то, кто будет о тебе заботиться.

Я не хочу причинять ему боль, но знаю, что поступаю правильно. Если мы дадим друг другу еще один шанс, это лишь отсрочит неизбежное.

– Эзра, прости, но между нами все кончено. Мне не хочется тебя обижать, но я не знаю, как выразиться яснее. Я больше не хочу быть в этих отношениях. Ты понимаешь? Я очень надеюсь, что мы сможем остаться друзьями.

После задумчивой паузы он вздыхает.

– Это не то, что я надеялся услышать, но я уважаю твои чувства.

Почувствовав облегчение, я благодарю его. Мы неловко прощаемся и кладем трубку.

Я спускаюсь вниз и нахожу тетушек с Беа в огромной парадной столовой. Они зажгли ряд восковых свечей в серебряных подсвечниках в центре стола, а самые высокие свечи ставят на буфет.

– У нас есть что-нибудь перекусить? – спрашиваю я.

– Конечно.

– Что-нибудь с беконом?

Давина строго смотрит на меня.

– Животных нельзя есть. Особенно таких умных и чувствительных, как свиньи. На бойне они страдают больше, чем кто-либо другой.

Беа выглядит потрясенной.

– О нет. Они страдают?

– Ужасно.

Я весело говорю: – Может, если бы они не были такими вкусными, их бы не ели, – за что получаю еще один суровый взгляд.

– Мама?

– Да, милая?

– Я хочу стать вегетарианкой.

– Конечно. Я передам это нашему шеф-повару.

– У нас нет шеф-повара.

– Именно. Я пойду прогуляюсь.

– Ты только что сказала, что голодна, а на улице ливень! – ругается Эсме. – Ты никуда не пойдешь!

Мне никогда не нравилось, когда мной командуют. Я слишком упряма, чтобы выполнять приказы, но тетя желает мне добра, поэтому я улыбаюсь, а не огрызаюсь.

– Я скоро вернусь. Мне нужно проветрить голову. Беа, за тебя отвечают мои тетушки. Веди себя хорошо.

Я беру зонт с подставки у входной двери и выхожу под дождь. Через несколько секунд я уже жалею, что решила пойти куда-то в такую непогоду, но, поскольку моя суперсила – упрямство, я продолжаю идти. Через десять минут я уже в центре города.

Тут мало что изменилось.

Очаровательная и самобытная главная площадь выглядит прямо как с открытки. Здесь по-прежнему есть пекарня Шнайдеров, аптека, хозяйственный магазин, а также продуктовый и ювелирный магазины и паб Макналти. Маленький книжный магазинчик, где я провела столько часов за чтением, превратился в «Старбакс», но здание начала прошлого века, в котором он располагался, осталось прежним.

Только на месте магазина бытовой техники теперь мексиканский ресторан.

Невозможно впасть в депрессию, когда перед вами стоит бокал с «Маргаритой», поэтому я бегу через площадь, перепрыгивая лужи, и встряхиваю зонт, прежде чем открыть входную дверь.

Меня встречают тепло и восхитительный аромат тушеного адобо³. У меня тут же начинают течь слюнки. Я говорю милой девушке за стойкой, что мне нужен столик на одного. Она берет меню и провожает меня внутрь, усадив в кабинку позади единственного посетителя – темноволосого мужчины, сидящего ко мне спиной.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить для начала?

– Я бы хотела «Кадиллак Маргариту»⁴, пожалуйста.

– Конечно. Дайте мне знать, если у вас возникнут вопросы по меню. Я сейчас вернусь с вашим напитком.

Я устраиваюсь поудобнее и открываю меню. Все идеально, пока мужчина в соседней кабинке не оборачивается и не улыбается мне, демонстрируя белоснежные зубы.

– Привет, Багз. Не ожидал встретить тебя здесь. Ты за мной следишь?

Глава одиннадцатая

ОДИННАДЦАТЬ

МЭЙВЕН

Я поднимаю меню, чтобы не видеть красивое, дьявольское лицо Ронана и говорю: – Уходи.

– Я пришел сюда первым.

– Я не хочу сидеть здесь и пялиться на твой затылок, пока ем.

– Может, лучше посмотришь мне в лицо? Тебе стоило только попросить.

Он пересаживается на другую сторону моей кабинки. Когда я опускаю меню, меня почти ослепляет его улыбка. Она такая широкая, что, наверное, видна с Юпитера.

– Что это с тобой, ты постоянно улыбаешься во весь рот? Ты похож на крокодила.

– Спасибо.

– Это опять не комплимент.

– Конечно, нет. Крокодилы умные, сильные и устрашающие.

– А еще они уродливые и не могут пережевывать пищу.

Я вижу, что Ронан изо всех сил старается не рассмеяться, и это злит меня еще больше.

– Как ты думаешь, это судьба, что мы постоянно встречаемся? – размышляет он.

– Нет, я думаю, что в прошлой жизни я совершила что-то ужасное, и ты – мое наказание. Пожалуйста, вернись за свой столик.

Не обращая на это внимания, Ронан говорит: – Я думал о твоей бабушке.

– Если ты скажешь что-нибудь отвратительное, я засуну это меню тебе в глотку.

Он отмахивается от моей угрозы царственным жестом.

– Были ли у нее враги, о которых ты знаешь?

– Ты имеешь в виду, кроме всех жителей города?

– Горожане не ненавидели твою бабушку. Они ее боялись. – Его взгляд становится задумчивым. – Как и тебя.

Моя улыбка смертоносна.

– Если бы хоть часть этого здравомыслия передалась одному крокодилу.

– Ты знаешь, что, когда Эдвард сказал мне, что ты вернулась, его голос дрожал? А ведь мы говорим о человеке, который выжил после нападения медведя.

– Этот жуткий старик все еще работает на твою семью?

– Ты так говоришь, будто на твою семью не работает жуткий старик.

– Да, но у нашего-то есть душа. А у твоего нет, поэтому он так хорошо ладит с Крофтами.

Мы смотрим друг на друга через стол, и в воздухе повисает электризующее сексуальное напряжение, пока не возвращается официантка. Она ставит передо мной и Ронаном по бокалу «Маргариты», а затем уходит, не сказав ни слова.

Ронан берет свой напиток и делает глоток, облизывая губы после этого.

– Я люблю, когда ободок бокала хорошо подсолен, а ты?

Ему удалось придать этой фразе эротический оттенок. Черт возьми, конечно, удалось.

– Ты тоже пьешь «Кадиллак»? – спрашиваю я.

– Это мой любимый коктейль.

– Я тебя с ним познакомила.

– Как будто я мог это забыть. Ты вылила его мне на голову.

– Ты это заслужил.

Он смотрит на меня в напряженной тишине, которая пульсирует миллионом невысказанных слов.

– Да. И не только это, – отвечает Ронан.

Чтобы не встречаться с ним взглядом, я отвожу глаза и смотрю в окно на серый дождливый день.

– Если это уловка, чтобы познакомиться с дочерью, которую ты не зачал, то она не сработает.

– Зачал? Это ужасно архаично.

– Некоторые из нас знают сложные слова. Почему ты беспокоишь меня, Ронан? – Я снова перевожу взгляд на него. – И не надо нести чушь про судебные иски или помощь в поисках бабушки. Чего ты хочешь?

Наши взгляды надолго задерживаются друг на друге, пока он не говорит: – Я хочу быть твоим другом.

– Метишь высоко. Молодец. Ответ «нет».

– Почему «нет»?

– Назови мне хоть одну вескую причину, по которой я должна хотеть этого.

– Моя ослепительная внешность и очаровательный характер.

Мы смотрим друг на друга. Никто из нас не улыбается. Между моих ног пульсирует жар. Мой клитор жаждет его языка, маленький предатель.

– Помнишь, сколько раз ты говорил мне, что я странная?

Ронан отвечает без колебаний.

– Ты странная. Ты самая странная и самая очаровательная женщина из всех, кого я встречал, и с тех пор, как ты ушла, я каждый день ищу кого-то или что-то, что могло бы заставить меня чувствовать тоже, что ты.

Никто на Земле не умеет лгать так, как этот человек. Это настоящее колдовство.

– Я уверена, что ты сможешь найти еще какой-нибудь безнадежный случай, вызывающий у тебя презрение.

Его тон становится жестче.

– Я никогда не испытывал к тебе презрения. Ты же знаешь, что я не это имею в виду.

– Ты постоянно надо мной смеялся.

– Ты постоянно играла с жуками.

– Я не играла с ними. Я изучала их. Они меня завораживали. Не то чтобы это имело значение, но эти насекомые теперь моя профессия. Это было не просто хобби.

Ронан ненадолго задумывается.

– Ты сделала насекомых своей профессией?

– Да. Я куратор отдела чешуекрылых в музее. А также защитила докторскую диссертацию по энтомологии, специализируясь на бабочках. Потому что всегда хотела быть существом, которое может превращаться из уродливого маленького создания в то, кем оно является на самом деле. Уверена, ты понимаешь почему.

Я снова встречаюсь с ним взглядом и стараюсь не показывать, какие эмоции переполняют меня. Потому что, хотя я могу быть отстраненной с любым другим мужчиной, Ронан Крофт – исключение.

Он всегда был и всегда будет моим криптонитом.

– Вы готовы сделать заказ?

Официантка стоит у нашего столика с карандашом и блокнотом в руках. Вздрогнув, я отрываю взгляд от Ронана и откидываюсь на спинку сиденья.

– Кажется, у меня пропал аппетит.

– Просто принесите нам два самых популярных блюда. Да, и бекон тоже.

Он протягивает ей мое меню, и она уходит. Заметив мой пристальный взгляд, Ронан спрашивает: – Что?

Я не могу сказать ему, что собиралась заказать то же самое, иначе он поднимет шум, поэтому я веду себя снисходительно.

– Ты заказываешь бекон в мексиканском ресторане?

– Я не знал, что это запрещено.

Когда я продолжаю смотреть на него, Ронан вздыхает.

– Мне этого хотелось. Можешь осудить меня.

– Я лучше собью тебя своей машиной.

Он смотрит на меня, а потом начинает смеяться.

– Ты чертовски нелепа.

Мои щеки пылают от смущения. Не могу сказать, было ли это унижение или гнев, но я не собираюсь выяснять это.

– Знаешь что? Это всё нелепо. Я ухожу

Я начинаю выбираться из кабинки, но Ронан протягивает руку и хватает меня за запястье.

– Останься.

Что-то в его тоне заставляет меня остановиться и посмотреть на него. Он смотрит на меня в ответ с мольбой в глазах. Я настолько ошеломлена этой нехарактерной для него уязвимостью, что на мгновение теряю дар речи.

Он отпускает мое запястье и откидывается на спинку сиденья.

– Прости. Это рефлекс. Пожалуйста, останься.

Запыхавшаяся и растерянная, я сажусь с краю, не зная что делать, остаться или уйти, разочаровавшись в себе из-за того, что не могу принять решение.

Ронан наблюдает за мной настороженным, но полным надежды взглядом. Это так странно, я понятия не имею, что делать.

Наконец я сдаюсь.

– Ты сказал «пожалуйста».

Он хмурится.

– И что?

– Я не думала, что ты знаешь это слово.

– А.

Ронан на мгновение задумывается.

– Не могла бы ты остаться и поужинать со мной? Пожалуйста? Я бы очень хотел этого… если ты не против.

Я закрываю глаза и бормочу: – Где же найти хорошего экзорциста, когда он так нужен?

– Послушай, я обещаю, что больше не буду этого говорить, пока ты сама не попросишь.

Я открываю глаза и сердито смотрю на него.

– Почему ты такой надоедливый?

– Годы практики. Давай, Багз. Убери коготки и поешь со мной. Я безобидный.

– Ты такой же безобидный, как гремучая змея.

Он смотрит на меня, ожидая, пока я приму решение. Это на удивление тактично и, к сожалению, склоняет меня на темную сторону.

– Но ты заказал бекон, так что я останусь, пока не съем хотя бы кусочек, или пока ты снова не скажешь что-нибудь раздражающее.

Его губы изгибаются в улыбке. В его ледяных глазах мелькает веселье, заставляя их сверкать, как рождественские гирлянды. Ронан так красив, что это просто зло. Даже сам дьявол не обладает и половиной его обаяния.

Я откидываюсь на спинку сиденья и смотрю на свои руки, на потолок – на все, кроме него. Этот жаркий пульс между моих ног все еще не утих. Если уж на то пошло, он становится все жарче.

– Ну как тебе Лос-Анджелес? Я не могу представить, что ты живешь в таком солнечном месте.

– Я в любой день предпочту пасмурную погоду солнечной.

– Я знаю. Ответь на вопрос.

– Я и забыла, какой ты упрямый.

– Нет, не забыла. Ответь на вопрос.

Я вздыхаю и провожу рукой по волосам.

– Я не живу в Лос-Анджелесе.

– Но ты же сказала, что отец Беа живет там.

– Я никогда не говорила, что мы живем вместе, верно?

– Значит, ты не замужем.

– Не твое дело. И можешь уже моргать. Твой демонический взгляд нервирует.

– Так вы не женаты?

– А ты как думаешь?

– Я думаю, что ты довольно уклончива для той, кто утверждает, что ее ребенок от другого мужчины.

– Если я не совершу убийство к концу этого ужина, то получу награду.

– Просто пей свою «Маргариту». Пусть текила смягчит остроту твоего самурайского меча–языка.

Я беру бокал с коктейлем и улыбаюсь ему.

– По крайней мере, это не кровососущий паразит.

Ронан поднимает свой бокал, чтобы произнести тост.

– Выпьем за это.

Я чокаюсь с ним, делаю глоток и удивляюсь, как ему удается быть одновременно невыносимым и чертовски обаятельным. Может быть, контраст отвращения и восхищения – это то, что привлекло меня в нем. Противоречия всегда притягательны.

Он усмехается.

– Видела бы ты свое лицо. О чем ты сейчас думаешь?

– О том, как бы ты выглядел без зубов, без волос и с красным носом, как у клоуна. Это было бы огромным улучшением.

Ронан запрокидывает голову и смеется. Я отвожу взгляд, чтобы не видеть, насколько это привлекательно.

Все еще посмеиваясь, он говорит: – Знаешь, мне кажется, ты единственный человек, который меня не боится.

– А, так вот в чем дело. Должно быть, утомительно, когда все эти прихвостни целый день целуют тебя в зад.

В мгновение ока он из веселого превращается в серьезного.

– Да, – произносит Ронан торжественно. – Ты и представить себе не можешь.

– Если ты хочешь, чтобы я пожалела тебя, бедного богатенького мальчика, то тебе придется ждать очень долго.

Его голос становится хриплым, а глаза начинают гореть.

– Я не хочу от тебя жалости. То, что я от тебя хочу более интимное.

Между нашими взглядами снова пробегает искра, от которой волосы на затылке встают дыбом. Хотя мои соски напрягаются, я сохраняю невозмутимое выражение лица и беспечный тон.

– Мы уже были близки в подростковом возрасте. У меня даже остались эмоциональные шрамы, подтверждающие это. И ты ступаешь на опасную территорию, так что следи за своими словами.

Ронан долго смотрит на меня, полуприкрыв глаза и склонив голову набок.

– Ты слишком много думаешь, Ронан. Не перегружай свой крошечный мозг.

– Я просто хотел узнать, какие неприятности меня ждут, если я спрошу, не хочешь ли ты потрахаться со мной из ненависти. Ну, знаешь, в память о старых добрых временах.

Мое сердце бьется в три раза быстрее. Кровь приливает к шее и ушам и остается там. Я сглатываю, заставляя себя смотреть ему в глаза и не ерзать на стуле.

– Тебя ждут большие неприятности. Так что не спрашивай.

– Я и не собирался, – невинным тоном произносит Ронан. – Мне просто было интересно.

Он улыбается, потягивает свой напиток и смотрит на меня, затем высовывает язык и неторопливо слизывает соль с ободка бокала, не сводя с меня глаз, чтобы я знала, что он хочет попробовать не соль.

Он играет. Не позволяй ему завладеть тобой.

– Хорошо. Потому что у меня есть жених.

Есть, был, без разницы. Хотя технически Эзра никогда не делал мне предложения, и я бы не согласилась, если бы он его сделал, но не будем придираться к мелочам.

– Жених. Как банально, – протягивает Ронан. – Я думал, женщины из рода Блэкторн не верят в брак. – Он смотрит на мою руку. – Где же кольцо?

Мне удается солгать с невозмутимым лицом.

– Я не люблю путешествовать с ним. Оно слишком большое и привлекает много внимания.

– Конечно. А как зовут твоего жениха?

Его насмешливый тон выводит меня из себя.

– Ты думаешь, его не существует? Считаешь, ни один мужчина никогда не попросит такую, как я, выйти за него замуж?

– Я думаю, многие мужчины хотели бы жениться на тебе… если бы они могли преодолеть ров, полный аллигаторов, огненные шары, падающие с неба, и град стрел, летящих со стен замка. Но в данном случае, я думаю, ты просто лжешь.

Я откидываюсь на спинку кабинки и потягиваю свой напиток.

– К счастью для меня, мне все равно, что ты думаешь.

Ронан прищуривается. Копируя его действие, я демонстративно слизываю соль с края бокала, не сводя с него глаз. Он не единственный, кто умеет играть в эротические игры.

Подходит официантка с двумя тарелками.

– У нас есть адобо с курицей и чили реллено⁵. Кто что будет?

Мы оба одновременно говорим: – Я возьму курицу.

Официантка неуверенно смотрит то на одного, то на другого, пока Ронан не указывает на меня.

– Леди возьмет курицу. Я возьму чили реллено.

Официантка ставит тарелки на стол. Ронан говорит ей, что нам нужно еще выпить. Я же говорю, что это не так, но он велит ей не обращать на меня внимания. Официантка уходит в замешательстве.

Он берет вилку и улыбается мне.

– Ставлю на то, что она принесет выпить еще. Что думаешь?

– Думаю, ты был несправедлив ко мне, когда назвал меня леди. Я далеко не так воспитана.

– Я мог бы сказать «бешеная росомаха», но не думаю, что это сработает.

Происходит чудо: мы смеемся вместе. Затем наши взгляды встречаются, и мне уже не так весело.

Я допиваю свою «Маргариту» и сосредотачиваюсь на тарелке перед собой, напоминая себе, что этот человек годами отравлял мне жизнь.

Он высмеивал меня, издевался надо мной, унижал при каждом удобном случае. Потом разворачивался на 180 градусов и делал вид, что меня не существует, проносясь мимо меня в школьных коридорах с высоко поднятой головой или опущенными глазами.

И все же я любила его. Любовь не просто слепа, как говорят. Это полное безумие.

Мы едим в тишине, пока официантка не возвращается с новыми порциями «Маргариты» и небольшой тарелкой бекона. Она ставит все на стол, не задавая вопросов, и убегает.

Поедая чили реллено, Ронан смотрит на свежие порции «Маргариты» и говорит: – Я выиграл.

– Как это волнительно для тебя.

– Так и есть. Тебя трудно превзойти в чем бы то ни было.

– Это потому, что я умнее тебя.

– Прости, но я глава международной корпорации с многомиллиардным оборотом.

– Да. Основанной твоим прапрапрадедушкой и переданной тебе твоим отцом. Меня это не впечатляет. Кстати, почему ты до сих пор живешь в Солстисе? Разве ты не должен разъезжать по Монако, Майами или другим местам, более привлекательным для плейбоев?

– Может быть, все это время я надеялся, что ты вернешься.

Я сердито смотрю на него.

– Не шути так. У меня в руке нож.

Ронан смотрит на меня, потом смягчается.

– У меня есть дом в городе, чтобы быть ближе к семье, но три дня в неделю я провожу в штаб-квартире компании в Бостоне. Иногда больше, если нужно.

– Это долгая дорога.

– У меня есть пилот. Мы летаем на вертолете.

– А.

– Не надо так говорить.

– Это был один слог. Я ничего такого не сказала.

– Сказала, и сама это знаешь. Ты единственный человек на свете, который может превратить один слог в симфонию презрения.

Я на мгновение задумываюсь, а потом улыбаюсь.

– Спасибо.

– Не за что. Как тебе курица?

– Это лучшее, что я когда-либо ела. Как тебе реллено?

– Как приправленный картон. Дай мне попробовать твое блюдо.

Не дожидаясь разрешения, Ронан тянется через стол и накалывает на вилку кусок курицы.

– Ммм. Вкусно. На, возьми бекон.

Он протягивает мне два ломтика и кладет два себе на тарелку. Остается один ломтик, который Ронан ломает пополам и делит между нами.

– Ты на удивление щедр. Когда ты успел стать таким справедливым?

– Я стал мягче в преклонном возрасте.

По нему не скажешь. Он крупный и крепкий во всех нужных местах.

Несмотря на здравый смысл, Ронан мне интересен. Я хочу знать, чем он занимался последние двенадцать лет, счастлив ли он, одинок ли, есть ли у него жена. У него нет кольца на пальце, но это мало что значит.

Зная его, я могу предположить, что Ронан снимает его и кладет в карман каждый раз, когда выходит из дома, мерзавец.

– Ты можешь спросить, – ухмыляясь произносит он.

– Что?

– Ты можешь задавать вопросы обо мне.

– Зачем мне это делать?

– Потому что ты этого хочешь.

– Нет, не хочу. Я ничего от тебя не хочу.

Ронан облизывает губы и сверлит меня взглядом, его бледные глаза горят неистовым огнем.

– Конечно. Я тоже ничего от тебя не хочу. Теперь мы оба лжецы. Так что ешь свой чертов бекон и перестань улыбаться, потому что тебе наконец-то удалось меня разозлить.

Я улыбаюсь еще шире. Затем отдаю ему честь и кладу в рот кусок бекона. Его раздраженное рычание – самое приятное, что я слышала за последние годы.

Глава двенадцатая

ДВЕНАДЦАТЬ

МЭЙВЕН

Я помешиваю лед в своем первом бокале с «Маргаритой», но ко второму не притрагиваюсь. Не рискую опьянеть в компании этого человека. Ронан слишком опасен. Хоть я его и ненавижу, он все равно как яблоко, которое змей предложил Еве. Один укус может привести к полному краху.

Снова.

Я рассматриваю этот ужин как упражнение в самоконтроле, не более того. Мне полезно не поддаваться желанию использовать столовые приборы как оружие.

Краем глаза я наблюдаю, как Ронан уплетает остатки своей еды. Он ест так, будто годами жил на необитаемом острове и питался только тем, что прибило к берегу. Я не припомню, чтобы он обладал таким аппетитом, но, с другой стороны, мы никогда не сидели и не наслаждались едой вместе.

То, чем мы занимались вместе, сжигало гораздо больше калорий.

– Твое лицо снова покраснело. У тебя какие-то проблемы с кожей?

– Заткнись, Ронан.

– Заставь меня.

– Не искушай судьбу. В моем доме есть бензопила с твоим именем на ней.

Закончив есть, он откидывается на спинку кабинки, берет салфетку и вытирает ею рот и пальцы. Затем берет свою свежую «Маргариту» и машет ею передо мной, словно колдует.

– Значит, ты не замужем, живешь не в Лос-Анджелесе, у тебя диплом по жукам, есть дочь, которая точно не от меня, и пропал труп твоей бабушки. Что еще нового?

Мне нравится, что он раздражен. Это ставит нас в более равное положение. Я тепло и широко улыбаюсь.

– Примерно так.

Взгляд Ронана сверкает яростью, а тон звучит вызывающе.

– Никаких забавных историй из аспирантуры, чтобы меня развлечь? Никаких трогательных анекдотов о твоем чудесном женихе?

Когда он злится, мне становится спокойнее, так же как ему становится спокойнее, когда злюсь я. Мы – два противоположных конца качелей, две разные стороны одной медали. Если бы мы когда-нибудь встретились посередине и оба были бы счастливы, известные нам галактики, вероятно, взорвались бы.

– Об Эзре? О, тут особо нечего рассказывать. – Я невозмутимо рассматриваю свои ногти. – Кроме того, что он высокообразован, чрезвычайно умен, финансово независим и является одним из выдающихся ученых в своей области.

– Ты говорила, что он офтальмохирург. Внезапно он стал ученым?

– Я говорила, что отец Беа офтальмохирург.

– Значит, есть еще один счастливчик, который не является отцом Беа. Уследить за всеми, должно быть, непросто.

Я сдерживаю улыбку и отвечаю с серьезным видом.

– Я пользуюсь приложением, которое значительно упрощает задачу. Я упоминала, что Эзра финансово независим?

– Да. Упоминала.

– Потому что так и есть. Он зарабатывает на патентах на свои изобретения. А еще на разумных инвестициях. Эзра вырос в небогатой семье, как и я. Никто ничего не преподносил ему на блюдечке с голубой каемочкой.

Ронан смотрит на меня, раздувая ноздри и поджимая губы.

– Похоже, у вас много общего. И про блюдечко с голубой каемочкой можно было не говорить.

Я притворяюсь, что ничего не понимаю, и невинно хлопаю ресницами.

– О, прости. Ты переживаешь из-за того, что тебе никогда не приходилось работать или беспокоиться о деньгах, потому что ты унаследовал огромное состояние?

Если он продолжит скрежетать зубами, то скоро ему понадобятся зубные протезы.

– Продолжай строить мне глазки, как олененок, и болтать своим умным ротиком, и посмотрим, что будет, Мэйвен.

От его низкого угрожающего тона по моему телу пробегает дрожь. Это чистый адреналин, инстинкт «бей или беги». Я уже много лет не чувствовала себя такой живой. Из моей груди вырывается радостный смех.

– Теперь ты смеешься! Тебе правда нравится видеть меня несчастным, не так ли?

– Нет, мне нравится делать тебя несчастным. Видеть тебя несчастным – это просто вишенка на торте. Я пробую чили реллено.

Я тянусь через стол, демонстративно отрезаю себе кусочек его блюда и кладу в рот. Пережевывая, я издаю аппетитный звук и проглатываю кусок совершенно ужасного перца в панировке. Назвать его приправленным картоном – значит отдать ему слишком много чести. На вкус он как старый кожаный ботинок.

– Как вкусно! Тебе не понравилось? Это странно. Твои вкусовые рецепторы, должно быть, онемели от всей этой соленой икры, которую вы, богачи, едите.

На его челюсти дергается мышца. Ронан выглядит так, будто вот-вот лопнет по швам. Он терпеть не может, когда его дразнят из-за денег его семьи, чем я часто пользуюсь.

– Я в жизни не ел икру.

– Ел. Я отчетливо помню, как ты слизал большую черную каплю с блина, а потом швырнул блин через всю комнату, и он прилип к моему лбу.

Ронан усмехается.

– Тебе показалось. Этого не было.

– Рождественская вечеринка у родителей Шелли Смит в седьмом классе.

Он на мгновение задумывается, словно пытается извлечь воспоминание из какого-то старого ржавого картотечного шкафа в своей голове.

– А. Да, я это помню.

– Помнишь, как все покатывались со смеху? И как я в смущении убежала?

– Я помню, как пошел за тобой, чтобы извиниться и объяснить, что я целился в того придурка Тима Барнса, который тебя доставал, но ты как будто исчезла. Я целый час бродил по окрестностям в поисках тебя.

Я недоверчиво качаю головой.

– Ложь так легко слетает с твоих губ.

– Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.

– С каких это пор ты начал говорить правду? Я не думала, что ты на такое способен.

– Это ты не способна вспомнить ничего, кроме плохого, что между нами было.

– От всего, что между нами было, более слабая женщина умерла бы. Расскажи мне, что еще ты думал о моей бабушке.

Проведя языком по зубам, Ронан раздумывает, стоит ли менять тему. Я подозреваю, что это одна из причин, по которой он изначально заинтересовался мной. Мужчины, которые преуспевают во всем и ожидают, что к ним будут относиться с почтением, считают сильную женщину либо пугающей, либо неотразимой.