Текст книги "Блэкторн (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Ты взяла выходной? Ты заболела?
– Нет, я в порядке. Решаю семейные вопросы.
Наступает еще одна пауза, на этот раз более шокирующая.
Я не могу его винить. За редким исключением я не рассказываю о своей семье мужчинам, с которыми встречаюсь. Они получают краткое описание истории, отчасти правдивое, а затем разговор переводится в более безопасное русло. Я выросла в маленьком городке, оба моих родителя умерли, я уехала учиться в колледж и больше не возвращалась, нет, у меня нет близких родственников, как вам такая погода?
Большинство мужчин, с которыми я встречалась, даже не знали, что у меня есть дочь. Я не приводила их домой, чтобы познакомить с ней. Они были недостаточно важны для меня.
Если вы из такой семьи, как моя, то вряд ли можете рассчитывать на здоровые романтические отношения. У Блэкторнов нет границ, у нас есть высокие стальные стены с пулеметами и рядами колючей проволоки.
В конце концов мы с Бреттом расстались. Он сказал, что быть со мной – все равно что пытаться любить призрака.
– Семейные вопросы, – с сомнением повторяет Бретт. – Это как-то связано с тем необычным телефонным звонком, который я получил?
Я знаю, что он имеет в виду разговор с Ронаном. Поэтому стараюсь говорить невинно и непринужденно.
– Необычным телефонным звонком?
– Да. Мне позвонил мужчина, который представился директором школы, где учится Беа. Он вел себя очень неприятно.
Бретт всегда отлично разбирался в людях.
– Как странно. Что он сказал?
– Он сказал, что она попала в серьезную аварию. Я сразу же засомневался, потому что знал, что ты не стала бы указывать меня в качестве контактного лица для экстренных случаев. Поэтому я попросил у этого мужчины имя и номер телефона и сказал, что перезвоню. А когда я это сделал, оказалось, что номер, который он мне дал, принадлежит заправочной станции.
Чтобы убедиться, что я не ошибся, я позвонил в школу, где учится Беа, и попросил позвать директора. Человек, который взял трубку, был совершенно другим. Другой голос, другие манеры, никакой грубости или высокомерия, как у предыдущего.
Я невольно улыбаюсь.
– Понятия не имею, кто это мог быть. Как неприятно. Но ты молодец, что попросил у него контактные данные.
– Спасибо. Сейчас слишком много мошенников, чтобы сообщать незнакомцу конфиденциальную информацию по телефону. Осторожность никогда не помешает. Одна ошибка – и вся ваша жизнь может быть разрушена.
Что-то в этом вызывает у меня слабую тревогу.
– Но ты же сказал этому человеку, что Беа не твоя дочь, верно?
– Нет. Я ничего не говорил. Я не собирался сообщать ему какие-либо подробности, пока не убедился бы, что он тот, за кого себя выдает. Просто спросил, как к нему обращаться, и повесил трубку.
Сукин сын.
Ронан солгал мне.
Стыд медленно поднимается по моей шее и разливается по щекам, обжигая их. Мне хочется отшлепать себя за то, что я попалась на эту уловку. Не только попалась на его хитрую ложь, но и вознаградила его за это сексом.
Миллион раз благодарю Бога, что я не позволила ему манипулировать собой и не сказала ему правду.
Потому что если это было ложью, то, вероятно, и все остальное тоже ложь. Включая его слова о том, что он никогда не подаст на меня в суд, чтобы получить опеку. Или о том, как он сожалеет, что так со мной обращался.
Или о том, что он болен.
Все это было манипуляцией, направленной на то, чтобы заставить меня признать, что Беа – его дочь. Не могу поверить, что была такой дурой.
У меня перехватывает дыхание. В груди щемит. Мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем я снова могу говорить.
– Спасибо за это, Бретт. Если тебе будут звонить с какими-то странными предложениями, лучше заблокируй номер. Эти мошенники довольно настойчивы, если чувствуют, что у них есть хоть малейший шанс.
Спроси меня, откуда я это знаю.
– Хорошо. Было приятно с тобой поболтать, Мэй. Береги себя.
– Спасибо, Бретт. Ты тоже.
После того, как мы вешаем трубку, я сажусь на край кровати, дрожащими руками набирая номер. Я злюсь на себя за то, что вообще назвала имя Бретта. Я была ошеломлена настойчивостью Ронана и не могла представить, что он позвонит ему. Я выпалила это имя под давлением.
С этого момента я буду осторожнее. Больше никаких промахов и никаких разговоров.
Больше никакого секса.
На самом деле я буду избегать его до конца своего пребывания в Солстисе.
До меня доходит, что, возможно, угроза Ронана рассказать всем, кто находится в пределах слышимости, что он отец Беа, в тот день, когда мы столкнулись с ним в продуктовом магазине, была блефом. Возможно, он не собирается никому ничего рассказывать. Возможно, и не собирается давать нам деньги, оказывать поддержку или делать что-то еще из того хорошего, что он обещал.
Может быть, его план состоит в том, чтобы просто забрать ее у меня.
Меня бросает в холодный пот. Гнев сменяется паникой, которую я пытаюсь унять с помощью дыхания, но это не помогает.
Ронан богат. Он влиятельный. У него есть связи. Он может получить все, что пожелает, одним щелчком пальцев. Его боятся даже копы. Частный детектив сказал, что большинство его знакомых из правоохранительных органов скорее будут бороться с гризли, чем с Крофтом.
Когда мой телефон звонит снова, я рассеянно снимаю трубку.
– Это Мэйвен.
– Здравствуйте, мисс Блэкторн.
– Мистер Уокер. Доброе утро.
– И вам доброе утро. У вас найдется минутка?
– Да. Я вас слушаю.
– Я наткнулся на кое-что странное, когда изучал ваше дело. Не знаю, важно ли это, но я решил, что должен вам сообщить.
– Что-то о моей пропавшей бабушке?
– Не совсем. Это о пропавших без вести в вашем районе.
Я хмурюсь.
– Что вы имеете в виду?
– По данным Национального центра информации о преступности, в Солстисе самый высокий процент нераскрытых дел о пропавших без вести во всех Соединенных Штатах.
– Серьезно? Это странно.
– Так и есть, особенно если учесть численность населения.
– Как вы думаете, в чем может быть причина? В торговле людьми?
– Возможно. База данных доступна онлайн только с 1975 года, она периодически очищается и обновляется, поэтому у меня нет полной картины, но в Солстисе есть целая куча нераскрытых дел. В девяноста процентах случаев людей находят или они благополучно возвращаются домой в течение года, но если этого не происходит, дело остается открытым на неопределенный срок на случай, если появится новая ДНК или другие улики. В Солстисе никто из пропавших без вести не возвращался. Ни разу за пятьдесят лет. Мужчины, женщины, старики, туристы, путешественники, байкеры и даже целый отряд бойскаутов, отправившихся в поход. Кого ни возьми, люди просто исчезают без следа.
Меня охватывает тревога, которая сворачивается в животе, как змеиные кольца.
– Как такое могло произойти, что никто не заметил этого раньше? Об этом можно было снять целый документальный фильм, один из тех криминальных фильмов о реальных преступлениях, которые так любит моя дочь.
Мистер Уокер усмехается.
– Я сильно сомневаюсь, что власть имущие в той части штата позволят всплыть на поверхность такой истории.
– Вы говорите о Крофтах?
– А о ком же еще? Они владеют СМИ, политиками, всеми, кто имеет значение. Последнее, чего они хотят, – это плохой пиар, который может повлиять на стоимость акций их компании.
– Значит, мы ничего не можем сделать?
– Как я уже сказал, мне просто показалось это интересным. И это еще одна причина, по которой вам стоит быть осторожнее. Вы же не хотите сами стать статистикой, мэм.
Эти слова пугают.
– Спасибо, что рассказали мне все, мистер Уокер. Я ценю это.
– Не за что. Я свяжусь с вами, как только у меня появится что-то еще.
Мы отключаемся. Я долго сижу на краю кровати и размышляю.
Затем я звоню на кладбище Пайнкрест, представляюсь человеку, который отвечает на звонки, и говорю, что хочу эксгумировать могилу своей матери.
Мужчина на другом конце провода на мгновение замолкает, а затем смущенно откашливается.
– Боюсь, это невозможно, мисс Блэкторн.
– Почему?
– Нам было поручено не удовлетворять просьбы о переносе могил.
– Я не хочу ее переносить. Я хочу эксгумировать ее останки, чтобы провести патологоанатомическое исследование. Когда мы закончим, то вернем тело на место.
– Я понимаю, но, боюсь, это все равно невозможно. После закрытия похоронного бюро Андерсона государственный регулирующий орган начал расследование по фактам неправомерных действий. Пока расследование не завершится, нам не разрешается эксгумировать тела.
– Я не понимаю, как это связано.
– Проще говоря, все кладбища, которые Андерсон обслуживал за последние несколько десятилетий, считаются возможными местами преступления. Это вся информация, которую я могу разгласить.
Я помню, как частный детектив рассказал мне, что одна из жалоб на похоронное бюро Андерсона заключалась в том, что из гроба пропало тело, а вместо него положили мешки с песком, а в другом гробу было несколько тел.
– Значит ли это, что власти сами будут раскапывать могилы?
– Я не могу это комментировать. – Мужчина понижает голос до шепота. – Не для протокола, да. Они уже начали. Судя по всему, дело примет очень грязный оборот. Вся семья Андерсонов исчезла, а это значит, что эти негодяи сбежали, чтобы не попасть в тюрьму за все свои грязные делишки, которые, как они думали, останутся похороненными вместе с беднягами, с которыми они плохо обошлись. Но вы это слышали не от меня.
– Я ценю вашу проницательность. Спасибо, что уделили мне время.
День проходит без происшествий. Спокойствие длится примерно до полуночи, когда я резко сажусь в кровати, почувствовав чье-то присутствие в комнате.
Я переворачиваюсь и включаю лампу на прикроватной тумбочке. Комната наполняется светом.
Я одна.
Я испытываю облегчение, пока интуиция не подсказывает мне выключить свет и успокоиться. Я сижу, подтянув колени к подбородку, прислушиваюсь к гулу тишины, а мое а сердце бьется тяжелым, первобытным ритмом.
Где-то вдалеке воет одинокий волк.
Встав с кровати, я подхожу к окну, раздвигаю шторы и выглядываю. Ронан стоит у ворот и курит сигарету.
Я знала, что он там, еще до того, как увидела его.
Мы смотрим друг на друга через окно, пока я не задергиваю шторы. Затем я возвращаюсь в постель и лежу, уставившись в темноту, пока по краям штор не начинает пробиваться рассвет.
А когда наконец засыпаю, мне снятся синие бабочки и рыжие лисицы, белые кошки и черные собаки, а еще бабушка Лоринда верхом на огромной рогатой сове на фоне звездного ночного неба и полной светящейся луны. Ее длинные белые волосы развеваются на ветру. А за ней по пятам следует стая воронов.
Когда я просыпаюсь утром, моя наволочка снова в крови.
На этот раз у меня было такое сильное кровотечение, что кровь пропитала всю подушку.
Глава двадцать седьмая
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
МЭЙВЕН
Следующий день я провожу с Беа, помогая ей с уроками. Ближе к вечеру, в разгар урока тригонометрии, из ниоткуда всплывает старое воспоминание.
За несколько дней до смерти матери я застала ее в библиотеке за тем, как она яростно что-то записывала на листе бумаги. На большом дубовом столе вокруг нее лежали десятки раскрытых книг. Была поздняя ночь, в доме было холодно, а огонь в очаге несколько часов назад превратился в горстку тлеющих углей.
Я проснулась вся в поту от кошмара, который уже не помнила. Во рту было сухо, как на выбеленной солнцем кости, и я спустилась вниз за стаканом воды. Там и увидела, как мама склонилась над раскрытыми книгами и так быстро писала что-то на листе бумаги, что сначала не заметила моего прихода.
Погруженная в свои мысли, я иду на кухню. Беа следует за мной, встает на цыпочки, чтобы дотянуться до крана, наливает стакан воды и залпом выпивает его.
Мое сердце переполняет такая любовь к ней, что становится больно.
– Дорогая?
– Да, мам?
– Я люблю тебя. Ты ведь знаешь, правда?
– Знаю.
– Я просто хотела убедиться. Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить. Даже когда ты вырастешь, а меня уже не будет, я буду любить тебя.
Она смотрит на меня, нахмурив брови.
– Тебя уже не будет?
– Я имела в виду, что это произойдет после моей смерти, когда-нибудь в далеком будущем.
Я не могу сказать, выражение ее лица растерянное или встревоженное, но как раз в этот момент в кухню входит тетушка Э. Она резко останавливается в дверях, когда видит нас.
– Почему ты не одета?
– Одета для чего?
Она многозначительно смотрит в сторону Беа.
– Сегодня канун Дня всех святых, Мэй. Тебе стоит пойти с Беа за сладостями.
Хэллоуин. Черт. Как я могла забыть?
– Мы никогда не празднуем Хэллоуин в городе. Мама говорит, что конфеты вредят моим зубам.
Я встречаюсь взглядом с тетушкой Э поверх головы Беа и выдавливаю из себя широкую улыбку.
– Может быть, в этот раз мы могли бы. Ты бы хотела?
– Да! – Ее воодушевление угасает. – Но у меня нет костюма.
– Я уверена, что мы сможем что-нибудь для тебя найти, голубка. На самом деле у меня есть то, что нужно. Как тебе идея стать колдуньей?
– С метлой и всем прочим?
Тетушка Э весело смеется.
– Колдуньи больше не летают на метлах! Теперь они передвигаются с помощью Wi-Fi. Но у меня есть для тебя прекрасная шляпа и накидка, а также волшебная палочка.
Беа впечатлена упоминанием о палочке. Ее рот округляется, а глаза расширяются от восторга.
Черт возьми.
Тетушка Э указывает на дверь, ведущую в большую прихожую рядом с кухней.
– Встретимся в комнате для рукоделия, Беа. Я мастерски обращаюсь со швейной машинкой. Мы быстро тебя оденем.
Дочь убегает, ухмыляясь. Как только она оказывается вне зоны слышимости, я в смятении поворачиваюсь к тете.
– Мы просто возьмем и сделаем это, да?
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Нельзя было предложить вместо этого ангела или фею?
Она презрительно фыркает.
– Ангелы – всего лишь слуги. А феи – озорные дурочки. Эта девочка – Блэкторн. Она должна гордиться своим наследием.
– Единственное, что нам принесло наше «наследие», – это гонения.
Ее голос становится резче.
– О нет, любовь моя. Оно принесло нам гораздо больше.
Я понимаю, что в этой борьбе мне не победить, поэтому качаю головой.
– Хорошо. Но не могла бы ты дать мне что-нибудь, чем можно прикрыть голову, чтобы никто меня не узнал, когда я выведу ее? Бумажный пакет подойдет.
Тетя улыбается.
– Я вырежу два отверстия в простыне и сделаю из тебя привидение.
– Отлично. Прорежь также отверстие для рта, чтобы я могла взять с собой фляжку. Мне это понадобится.
Чуть больше часа спустя Кью высаживает нас в районе начальной школы, где на улицах полно детей в костюмах и родителей с фонариками, чьи веселые желтые лучи рассеивают темноту. Тетушка Э дала мне черную маскарадную маску с блестками и перьями, которую можно надеть вместо простыни.
А Беа, мое бедное милое дитя, облачилась в полный наряд Злой ведьмы Запада: остроконечную черную шляпу с черным тюлевым шлейфом, черное платье с длинными рукавами, пышными плечами и широкой юбкой, а также накрасила лицо зеленой краской.
У нее в руках полированная деревянная палочка, которой она радостно насылает проклятия на каждого пирата, ковбоя и Человека-паука, которых видит.
Диснеевских принцесс и королев фей она не трогает по причинам, о которых я не хочу даже думать.
Ночь ясная, холодная и безветренная. На небе во всей красе сияют звезды, безмолвно мерцая в глубоком сапфировом куполе. Мы идем от двери к двери, и наволочка дочери с каждым шагом становится все тяжелее от конфет, пока она не начинает жаловаться, что у нее устали ноги, а затем Беа спрашивает приехал ли за нами Кью.
Я смотрю на небо. На горизонте над зубчатыми вершинами гор только начинает восходить луна. Она большая и призрачно яркая, и меньше чем через неделю станет полной.
– Пока нет, милая, но скоро. Давай пойдем в школьный спортзал и подождем. Там всегда устраивают веселый дом с привидениями, тебе понравится. Из-за дверей выпрыгивает множество серийных убийц.
Беа оживляется.
– Надеюсь, они поймали Джеффри Дамера! Он ел людей.
Мне правда нужно ограничить ей просмотр телевизора.
– Мне кажется, это больше будет похоже на больших парней в синих комбинезонах и хоккейных масках, что-то в этом роде.
Ее «О» звучит слегка разочарованно.
Мы направляемся к школе. Я улыбаюсь и киваю людям, мимо которых мы проходим, не снимая маски из перьев. Оказавшись там, мы присоединяемся к небольшой группе родителей и детей, направляющихся в спортзал. Он украшен в китчевом стиле Хэллоуина: черные огни, скелеты, выглядывающие из-за надгробий, безголовые упыри, висящие на стенах, и зомби, бесцельно бродящие вокруг. Из динамиков над головой непрерывно доносится грохот и фальшивый зловещий смех.
Мы останавливаемся у входа и оглядываемся. Беа морщит нос.
– Это для малышей. Никого старше шести лет это не напугает.
– Но ты еще не была в доме с привидениями.
Когда я слышу голос позади нас, у меня внутри все сжимается. Я беру дочь за руку и притягиваю к себе, а высокий Дракула в плаще обходит нас и останавливается перед нами.
Его волосы зачесаны назад, подбородок мог бы резать стекло, черный смокинг и белый галстук безупречны, как и длинный черный плащ, накинутый на плечи. Внутренняя отделка выполнена из шелка цвета свежей крови.
Ронан элегантен и невероятно красив, этот принц ночи, который царственно опирается на трость с навершием в виде черепа из капа11, словно ему принадлежит Земля и все, что на ней есть.
Я бы с удовольствием пнула его прямо по его фамильным драгоценностям.
Он улыбается, обнажая острые белые клыки, которые выглядят пугающе настоящими.
– Я тебя помню. Ты тот мужчина из продуктового магазина, – говорит Беа.
Ронан кивает.
– Все верно. Какая у тебя хорошая память, маленькая колдунья. И какой красивый костюм!
– Его для меня сделала моя двоюродная бабушка. Хочешь, я наложу на тебя заклятие?
Она взмахивает палочкой, указывая на него. Ронан в притворном ужасе поднимает руку.
– Только если ты пообещаешь, что все закончится на рассвете. Я должен лечь спать до восхода солнца.
Обрадовавшись, что он подыгрывает ей, дочь ухмыляется.
– В свой гроб!
– Именно.
– После того, как ты убьешь кучу людей и оставишь их трупы гнить на улицах!
Ронан усмехается.
– Боже, какая дикарка. – Он поднимает на меня свой бледно-голубой взгляд. – Под стать остальным членам семьи.
Я не знаю, говорит ли он о моей семье или о своей. В любом случае он прав.
Я натянуто улыбаюсь.
– Привет, Ронан. Я бы спросила, не в костюме ли ты, но я и так знаю, что ты кровосос.
Мы смотрим друг на друга поверх головы Беа, пока к нам не подходит пышногрудая брюнетка в костюме Чудо-женщины и не берет Ронана под руку.
– Твой костюм очарователен! – говорит она, улыбаясь моей дочери.
– Спасибо. Твой тоже хорош.
Не сводя с меня глаз, Ронан обнимает брюнетку за талию и прижимает к себе. Она с обожанием смотрит на него своими красивыми карими глазами.
У меня замирает сердце. Желудок сворачивается в болезненный комок и начинает урчать.
– Мэйвен, это Колетт, – коротко говорит Ронан. – Колетт, это Мэйвен.
Она смотрит на меня, и ее оленьи глаза расширяются от страха. Отпрянув, Чудо-женщина прижимает руку к горлу.
– Мэйвен… Блэкторн?
Моя репутация опережает меня. Мне снова десять лет, и мои сверстники безжалостно насмехаются надо мной, избегают меня и не принимают в свой круг.
Я бы хотела, чтобы мне не было так больно. Я бы хотела оставаться невозмутимой, равнодушной, хладнокровной. Но эти раны, которые мы получаем в молодости, когда еще беззащитны, остаются с нами навсегда, независимо от того, насколько мы повзрослели или как далеко мы ушли от источника этих ран.
Мы можем надеяться, что исцелились. Иногда мы даже можем в это верить.
Но один безмолвный укоризненный взгляд может лишить нас этого сладкого заблуждения, и тогда становится мучительно ясно, что мы никогда не становились лучше, а только притворялись.
– Та самая, – натянуто отвечаю я. – Хотите совет? Сходите проверьте, нет ли у вас бешенства. Ваш спутник – кобель.
Я хватаю Беа за руку и тяну ее к выходу из дома с привидениями, который находится в противоположной части зала, параллельно сглатывая комок в горле и борясь со слезами.
Колетт. Красивая, пышногрудая Колетт.
По сравнению с ней я поганка.
Может быть, они встречаются. Может быть, она всегда была в его жизни. Может быть, он думал о ней, когда мы….
Нет. Я не буду об этом думать. Это слишком ужасно.
Возможно, но ужасно.
Я такая дура. Позволила мошеннику обмануть себя, хотя с самого начала знала, что к чему.
Я не была так расстроена с тех пор, как Бэкка Кэмпбелл избила меня на детской площадке в пятом классе.
Или, может быть, с того раза, когда она плюнула в меня и я расплакалась на глазах у двух десятков человек на зимнем карнавале.
Или, когда она подставила мне подножку, шедшей с подносом для обеда в школьной столовой, и сотня детей громко смеялась, когда я полетела вперед и приземлилась лицом в тарелку с картофельным пюре и подливкой.
Ронан, сидевший за своим столиком в углу, наблюдал за происходящим с ухмылкой.
Я поклонялась ему с детства, обожала его всем сердцем и всеми темными сторонами своей души, которые любили его еще сильнее, потому что их уродство казалось не таким отталкивающим в отблеске его небесного сияния. И единственное, что я получила за это, – разбитое сердце.
– Мама, ты больно сжимаешь мою руку.
Я отпускаю Беа, в которую вцепилась мертвой хваткой, и извиняюсь, спеша к небольшой группе детей и родителей, входящих в открытую дверь, обозначенную как вход в дом с привидениями. За дверью свет поглощается тьмой, из которой доносится жуткий саундтрек.
Мы заходим как раз в тот момент, когда темнота скрывает слезы, которые наворачиваются на глаза и текут по щекам.
Мы находимся в большом помещении, задрапированном рваными черными шторами, которые зловеще колышутся в мерцающем свете. С помощью специальной машины пол наполняется туманом, который клубится вокруг искусственных надгробий и могильных памятников. Огромное узловатое дерево тянется к потолку, его искривленные ветви покрыты паутиной. Дорожка петляет между тематическими комнатами, отделенными друг от друга черными шторами. Мы проходим мимо лаборатории Франкенштейна с шипящими пробирками и окровавленными расчлененными манекенами, а также мимо логова ведьмы с бурлящим котлом и огромными дергающимися пауками, со светящимися черными лампами.
За ним находится зеркальный зал. Войдя в него, я вижу свое отражение, разбитое на десятки осколков, но я одна.
– Беа?
Единственный ответ мне – далекий, жуткий смех, который отражается от зеркал и эхом разносится в тишине.
Глава двадцать восьмая
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ
МЭЙВЕН
Я поворачиваюсь, чтобы вернуться тем же путем, которым пришла, но не могу найти проход. Он должен быть прямо здесь, но мне кажется, что зеркала сдвинулись. Вход исчез.
В моем голосе слышится паника.
– Беа? Дорогая, где ты?
Я вглядываюсь в мелькающие тени в поисках хоть какого-то намека на нее, но все, что я вижу, – это пугающе искаженные, бесконечно повторяющиеся отражения самой себя. Я делаю шаг вперед, пульс учащается, я прижимаю руки к холодному стеклу, пытаясь найти выход из лабиринта.
– Беа? – снова зову я. Мой голос зловеще отдается в бесконечных отражениях. С каждым шагом моя паника нарастает.
Затем я замечаю движение в одном из зеркал: ее маленькая фигурка проносится мимо, убегая глубже в лабиринт.
– Беа, подожди!
Я поворачиваюсь, чтобы пойти за ней, и врезаюсь прямо в стеклянную панель.
Я отшатываюсь, хватаясь за лоб в том месте, где я им ударилась о зеркало. От удара я теряю ориентацию. Стены лабиринта, кажется, смыкаются вокруг меня, а их отражающие поверхности искажают мое испуганное отражение во что-то неузнаваемое.
Почти… зловещее.
Мой взгляд улавливает еще одно движение, на этот раз вдалеке. Между зеркалами проскальзывает маленькая фигурка в остроконечной черной шляпе ведьмы. Я бросаюсь в ту сторону, спотыкаясь на каждом шагу, но отражение исчезает так же быстро, как и появилось. Здесь так темно и запутанно, что я не могу понять, двигаюсь ли я вперед или хожу по кругу. Мои пальцы скользят по зеркальным поверхностям в отчаянной попытке найти выход.
Затем, словно по волшебству, зеркала внезапно разъезжаются. Я вырываюсь на улицу, и ночной воздух обжигает мою раскрасневшуюся кожу. Обернувшись, я вижу, как за моей спиной захлопывается дверь.
Я выбралась, но не могу оставить Беа там. Я должна найти ее.
Как только я собираюсь открыть дверь и нырнуть обратно, меня останавливает знакомый голос.
– Мэйвен?
Я замираю, у меня перехватывает дыхание. Я медленно оборачиваюсь и вижу Ронана, который стоит всего в нескольких метрах от меня и не сводит с меня глаз. Его пышногрудую спутницу нигде не видно.
– Что происходит? Я слышал, как ты кричал.
– Я… я не могу найти Беа, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Она все еще где-то в доме с привидениями.
Его лицо становится суровым, челюсти сжимаются. Не колеблясь, он направляется к двери.
– Я найду ее. Оставайся здесь.
– Нет, подожди, ты не понимаешь. Там целый лабиринт из зеркал. И ты почти ничего не увидишь. Там совсем темно.
Ронан бормочет: – Ты удивишься, узнав, что я могу видеть в темноте. – Затем распахивает дверь и исчезает внутри.
Я заламываю руки и несколько минут расхаживаю перед закрытой дверью, размышляя, стоит ли мне пойти за ним. Внезапно дверь открывается, и он выходит с Беа на руках.
Потеряв свою остроконечную шляпу и мешок с конфетами, она прижимается к нему, бледная и испуганная, но в остальном невредимая.
С чувством облегчения я говорю: – О, слава богу.
– Мамочка! – кричит она, вырываясь из рук Ронан и бросаясь в мои объятия.
Я крепко обнимаю ее и прижимаюсь лицом к ее волосам.
– Ты меня напугала, милая.
– Прости, – тихим голосом она говорит она. – Я не хотела потеряться.
– Я знаю. Я просто рада, что с тобой все в порядке.
–Я чуть не погибла. Я врезалась в зеркало и упала, а оно оторвалось от стены и чуть не раздавило меня! Но он успел поймать его до того, как это случилось.
От этих слов мое сердце сжимается от страха и ужаса. Если бы Ронан не был там, моя дочь могла бы стать еще одной жертвой несчастного случая в семье Блэкторн.
Он стоит в нескольких метрах от нас и наблюдает за нами. Его взгляд суров, а дыхание прерывисто. Когда наши взгляды встречаются, я чувствую, как от его неистовой силы у меня по спине бегут мурашки.
– Спасибо, – шепчу я.
Ронан кивает, и его взгляд смягчается, когда он смотрит на Беа.
– Она храбрая, – тихо говорит он. – Похожа на свою мать.
Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто крепче обнимаю дочь, радуясь, что она в безопасности.
Не сказав больше ни слова, Ронан поворачивается и уходит в ночь.
С бешено колотящимся сердцем я отпускаю Беа и беру ее за руку. Я веду ее к парковке, расположенной сбоку от здания, сжимая ее руку и пытаясь успокоиться, но мысли в моей голове путаются. Я продолжаю прокручивать в голове эту сцену: Ронан с Беа на руках, его напряженный взгляд, то, как быстро он ее нашел.
Он прошел через лабиринт так, словно это была всего лишь иллюзия, сквозь которую он мог видеть.
После нескольких секунд молчания дочь спрашивает: – Мам?
– Да, милая?
Она смотрит мне в лицо.
– Почему Чудо-женщина тебя боялась?
– Ты, наверное, заметила, милая, но наша семья немного отличается от других.
– Я заметила. Но это не значит, что мы плохие, верно?
Я слышу тревогу в ее голосе.
Как и у большинства людей, у нее есть природная склонность к тому, чтобы вписываться в коллектив. Всегда проще быть своим в коллективе, когда тебя принимают и любят. Стремление быть ценным членом группы заложено в нашей ДНК.
И, как известно всем изгоям, быть не таким, как все, может быть опасно.
За непохожесть на других вас могут убить.
Я смотрю на нее.
– Тетя Эсме и тетя Давина кажутся тебе плохими?
Она качает головой.
– А что насчет Кью? Он кажется плохим?
– Нет. Мне нравится Кью. Мне нравятся все они.
– Вот и все. Неважно, что думают другие. Ты приняла решение, основываясь на собственном опыте. Именно так нужно подходить ко всему в жизни.
Беа на мгновение погружается в задумчивое молчание, а затем говорит: – Думаю, у Чудо-женщины была силиконовая грудь.
Я бы посмеялась, если бы не была готова снова расплакаться.
– Ну, сегодня же Хэллоуин. Может, это часть костюма. Давай сходим за мороженым.
Мы идем, держась за руки, через парковку в сторону городской площади. К тому времени, как мы подходим к «Дейри Квин», ее веки тяжелеют, и она еле переставляет ноги.
Мы берем по рожку и съедаем их по дороге обратно в школу. К этому времени над горным хребтом взошла луна и освещает нам путь, окутывая нас призрачным бледным светом. Мы садимся на скамейку перед школьной парковкой. Беа кладет голову мне на плечо и закрывает глаза.
– Кью будет здесь с минуты на минуту, милая, – бормочу я, глядя на улицу. Я обнимаю ее за плечи и поглаживаю по руке, думая о Ронане.
К тому времени, как Кью подъезжает на «Кадиллаке», Беа уже спит. Он осторожно поднимает ее и укладывает на заднее сиденье, подложив под голову пальто вместо подушки.
Когда мы отъезжаем, я замечаю Дракулу в плаще, который стоит в одиночестве в тени корявого дуба на другой стороне улицы и провожает нас пронзительным ледяным взглядом.
Глава двадцать девятая
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
МЭЙВЕН
Когда мы приезжаем, в поместье Блэкторн темно, тихо и мрачно, а его громоздкий силуэт едва различим на фоне окружающего леса. Внутри в воздухе витает дымный аромат полыни и наперстянки.
Эсме и Давина удалились в свои покои, оставив гореть только свечи из пчелиного воска в нишах на стенах большой комнаты. Они отбрасывают тени, которые, кажется, движутся независимо от источников света.
Кью относит Беа наверх, в ее спальню, а я иду следом. Как только он укладывает ее на кровать и оставляет нас наедине, я смачиваю полотенце и вытираю с ее лица зеленую краску. Я снимаю с нее обувь и накрываю ее маленькое тело одеялом, укутывая ее, пока она переворачивается на бок, что-то бормоча во сне.
Луна вторая или третья запрыгивает на кровать и сворачивается пушистым белым клубочком у ног Беа, не сводя пристального взгляда с двери спальни.
Измученная, я возвращаюсь в свою комнату, раздеваюсь и принимаю душ, подставляя себя под струи горячей воды и желая, чтобы они смыли все мысли о Ронане.
Мне не настолько повезло. К тому времени, как я вытираюсь, переодеваюсь в пижаму и забираюсь в постель, у меня такое чувство, будто мое сердце грызет стая голодных крыс.
Вот почему я больше не хотела сближаться с мужчинами. Эта мучительная боль прямо в груди. Однако, когда я увидела Ронана с той брюнеткой, мне стало не просто больно.
Это, без сомнения, доказало, что, сколько бы я ни убеждала себя, что он для меня ничего не значит, он навсегда вписал свое имя в мое сердце, как никто другой.
