Текст книги "Живой (ЛП)"

Автор книги: Джессика Уайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Что ты думаешь, Грэйс? – спросила Кристи.

Я улыбнулась, наблюдая, как она потирает свой живот.

– Мне бы это понравилось. До тех пор, пока вы, ребята, согласны таскать меня за собой.

Кира захлопала и схватила мою руку.

– Конечно! На другое я и не рассчитывала.

Мы все согласились собраться в последнее воскресенье каждого месяца и единственный способ избежать это – если мы будем при смерти. Джош присоединился к нашей группе минутой позже и согласился, что это было бы здорово. Кристи и Джен дали мне свои номера телефонов, и мы пообещали вскоре собраться на девичник.

Это так мило, когда есть чего ждать с нетерпением. Сколько времени прошло с тех пор, как я могла просто расслабиться и позволить себе хорошо провести время.

Воздух становился прохладным, так как приближался вечер, и все разошлись. Джош проводил меня до моей машины, поскольку я была последней, кто остался, и Кира уже запрыгнула в душ. Она весь день готовила и не могла больше выносить запах еды, пропитавший ее волосы.

– Спасибо за то, что пришла, Грэйс. Я знаю, Кира по тебе очень скучала, и я рад, что вы двое во всем разобрались.

– Я тоже, – ответила я с улыбкой и открыла дверь.

– Можно попросить тебя об одолжении?

Я подняла на него взгляд, заметив, что впервые в жизни Джош Колсон выглядел нервным. Он засунул руки в карманы и бросил взгляд на дом, потом посмотрел на меня умоляющим выражением лица.

– Конечно. В чём дело?

Он прочистил горло и снова быстро взглянул на дом.

– Я собираюсь выбрать кольцо, и мне нужна помощь. Ты лучше всех знаешь Киру. Я хочу сделать ей сюрприз, поэтому на самом деле не хочу спрашивать ее, что она хочет. У меня есть идея, но я не хочу ошибиться.

Он говорил так быстро, что я практически пропускала мимо ушей, что он говорил.

Я положила руку ему на плечо.

– Расслабься, Джош. Я не сомневаюсь, что ты выберешь идеальное кольцо для нее, но я помогу тебе. Просто позвони мне и дай знать, когда. На неделе я работаю в режиме удлиненного рабочего дня, но я могу уйти, если буду тебе нужна.

Он кивнул с улыбкой до ушей и, притянув меня, по-дружески обнял.

– Спасибо, Грэйс. Ты удивительная, ты знаешь это?

Я тихо засмеялась и высвободилась из объятий.

– Мне говорили это пару раз.

– Это правда. Меррик – счастливчик

У меня глаза расширились от потрясения:

– О, мы не вместе, я просто...

– Я знаю, но это не означает, что ничего не произойдет. Я все время вижу Эмму в больнице. Она рассказала мне, что Меррику стало гораздо лучше, с тех пор как ты здесь. Я видел, каким он был, когда только вернулся. Должен сказать, я не думал, что кому-нибудь удастся до него достучаться.

– Я тоже до него не достучалась, Джош.

– Нет, достучалась. Может быть, ты просто не замечаешь этого, но все остальные замечают.

Я стояла в оглушительной тишине, пока он не попрощался и не вернулся в дом. К тому времени, как я выехала с подъездной дорожки, я дышала почти учащённо. На следующий день я должна была увидеться с Мерриком, и я уже чувствовала притяжение между нами, хотя знала, что, по большей части, оно было односторонним. Хотя теперь я знала, что все остальные заметили: у меня сдавали нервы.

Той ночью я тоже почти не спала. Знание, что Меррик больше не в нескольких футах от меня, заставляло мое сознание витать гораздо чаще, чем когда-либо раньше. Мне было интересно, думал ли он обо мне так же, как я думала о нем.

После нашего разговора в пятницу я знала, что наша дружба становилась чем-то... большим. На самом деле, у меня было такое чувство, что быть его сиделкой больше не было единственным мотивом, чтобы быть здесь.

Его вопросы о том, как я выгляжу, застали меня врасплох, и было немного стыдно, что я не смогла описать себя для него подробно. Он расстраивался, когда я отвечала, ему нужно было больше деталей. Его сжатые в кулаки руки заставили меня заинтересоваться, думает ли он о том же, о чем и я; смог бы он прикоснуться ко мне, смог бы он увидеть меня по-своему.

От этой мысли в животе запорхали бабочки. Меррик был сильным человеком. Его тело было в тонусе и в хорошей физической форме, даже если бы он не мог очень хорошо ориентироваться. Он продолжал делать упражнения, которые не имели ничего общего с его терапией, и я могла гарантировать, что в тот момент, когда он вылечится, он будет тренироваться интенсивно, чтобы вернуться туда, где он был до того, как получил ранение. Его пальцы могли бы раздавить мою руку, если бы захотел, но они могли быть такими невероятно нежными. От наблюдения за тем, как эти пальцы на ощупь изучали предметы вокруг, у меня появлялось головокружение. Если бы эти пальцы когда-нибудь исследовали меня...

Я откинула с себя одеяло и стала обмахивать горячую кожу в темноте. Мое влечение к Меррику Тэтчеру становилось только сильнее. Я благодарила Бога, что он не видел влияние, которое оказывал на меня изо дня в день.

Это было не только потому, что Меррик был привлекательным. Так он извинялся, когда знал, что облажался. Так он думал о том, что хотел сказать, когда что-то объяснял или отвечал на вопрос. Таким образом, я ловила каждое слово, слетавшее с его уст.

Я чувствовала, что с Меррком я могу быть сама собой, и он не будет меня осуждать. Конечно, он был резким, когда он расстраивался, и иногда он немного пугал своей интенсивностью, но никогда не оскорблял меня за то, что я просто была собой.

Его шрамы выглядели болезненными, но они не лишали его привлекательности. Они дополняли ее. Как бы глупо это ни звучало, я не представляла Меррика без них. Они рассказывали историю его жизни и о том, что он пережил, и даже если бы мне хотелось суметь избавить его от этого болезненного опыта, они сделали его человеком, которым он является сегодня.

Человеком, который теперь был более целым, чем все эти предыдущие годы.

***

Понедельник наступил и прошел. Меррик почти не разговаривал, я знала, что он беспокоился о своем брате, и это не позволяло мне давить на него. После комплекса упражнений я оставляла его наедине с собой на некоторое время то здесь, то там, пока я просто пыталась заняться чем-нибудь.

Мы пообедали молча, и он, извинившись, ушел в свою комнату заниматься изучением шрифта Брайля. Программа, которую прописала для него моя мама, была удивительной, и позволяла ему поводить время одному, изучая ее. Я слышала глупый голос, переводивший то, что он читал, и мне было интересно, считал ли он его таким же раздражающим, как я.

Я улыбнулась себе и в очередной раз оставила его в покое. Мои опасения по поводу предыдущих комментариев Джоша улетучились. Размышления о том, что он сказал, никому не помогли бы, поэтому я дала себе обещание. Я просто не буду об этом думать.

Меррик продолжал молчать в течение всего дня. Эмма приехала раньше, чем обычно, поэтому я ушла примерно в пять после неловкого прощания.

Я беспокоилась о нем, но ничего не могла сказать или сделать. Через это он должен был пройти сам. Вероятно, разговоры ускорили бы это, но Меррик был не особо разговорчив.

Мама как раз заезжала на подъездную дорожку, когда я открыла дверь моего дома.

– Хочешь поехать в кино, Грэйс? – спросила она, выбравшись из машины.

– Конечно. На какой фильм?

Она пожала плечами и сказала:

– На что-нибудь романтическое. Мне хочется чего-то слащаво-романтического, а раз у твоего отца срочная операция, он будет дома только через несколько часов.

Мы переоделись в более удобную одежду, и мама повезла нас в город. Следующую пару часов мы провели, жуя попкорн и плача, когда герои в фильме наконец-то поняли, что с самого начала были влюблены.

Мы остановились, чтобы купить мороженое и прихватили немного еды для папы, который позвонил и сообщил, что скоро будет дома. Было хорошо провести немого времени с мамой. Никаких вопросов, никаких тревог.

К тому времени, когда мы вернулись домой, я была готова пойти спать, а мама, казалось, была готова пойти повеселиться.

– У тебя все в порядке, Грэйс?

Я положила еду папы в холодильник и снова повернулась к ней, увидев выражение любопытства на ее лице.

– Я в порядке. Просто устала. Почти не спала все выходные.

– Как дела у Митча?

– Он идет на поправку. Думаю, через пару дней его выпишут. Я предложила помочь с лечением дома, но так как он живет с Эммой и Нейтаном, она сказала, что сможет справиться с этим.

– Бедная Эмма. Иметь двух больных сыновей – это уже слишком. Я и представить бы себе не смогла, чтобы ты была так ранена. Я думаю, что сошла бы с ума, зная, что мой ребенок так сильно пострадал.

Я заметила, как она нахмурилась и покачала головой. Она пересекла комнату и притянула меня в свои объятия.

– Ты иди спать. Я подожду твоего отца. Я люблю тебя, Грэйс.

– Я тоже тебя люблю, мам.

Когда она меня отпустила, я почувствовала себя неуютно. Мое беспокойство за Меррика никогда не покидало меня, но именно беспокойство за его разум не давало мне спать по ночам. Он до сих пор переживал травму того, что случилось в Ираке и, вероятно, всегда будет переживать. Может быть, тело у него и сильное, но его разум все еще был очень хрупким.

Количество ночей, когда он просыпался с криком, кажется, становится все меньше и меньше, и я просто надеялась, что несчастный случай с Митчем не вызовет рецидив. Его младший брат считал его примером всю свою жизнь.

Не имея братьев и сестер, я не могла бы представить, каково это – потерять его или ее или почти потерять. Но Кира была мне почти как сестра, и от мысли, что я ее теряю, я начинала задыхаться.

Я умыла лицо и почистила зубы, затем села на кровать и вдруг поймала себя на том, что пялюсь в окно своей спальни. Было так странно, знать, что он был там, но свет был выключен. Я начала напевать себе под нос, раздеваясь и надевая майку и шорты для сна. Я подскочила, услышав, как на окне Меррика поднимаются жалюзи, и инстинктивно прикрыла обнаженную грудь, взвизгнув при этом.

– Прости, я тебя напугал? – спросил он.

– Да, я одевалась и..., – я тотчас же перестала разговаривать и закрыла глаза. Мои жалюзи были почти полностью закрыты, но даже если бы они были полностью подняты, Меррик не смог бы увидеть, как я одеваюсь.

– Черт! – сказал он с ноткой веселья в голосе. Я натянула майку и шорты и подошла к окну, подняла жалюзи и облокотилась о подоконник. Я напрягла глаза, чтобы увидеть в темноте его комнаты и едва могла различить контур его фигуры.

– В каком смысле «черт»? – спросила я.

– Мне бы хотелось увидеть это, – ответил он, драматично вздохнув.

Я сглотнула, получилось труднее, чем следовало бы, и открыла рот, чтобы спросить, почему. Он мне не дал и шанса.

– Как прошел вчерашний барбекю? Прости, что не спросил раньше.

Я отошла от шока и решила придержать ответ на его комментарий, чтобы взвесить его позже, когда буду лежать в кровати и думать о нем.

– У тебя много чего происходит, Меррик. Я даже не представляла себе, что ты знал, куда я ходила.

– Мне мама сказала.

Я улыбнулась.

– Ну, я даже не знала, что она знала, что я ходила.

Меррик тихо рассмеялся, и я пожалела, что не могу увидеть его редкую улыбку, которая была на его лице в тот самый момент. Я метнулась к выключателю и выключила свет, затем снова заняла свое место у окна. Хватило всего пару секунд, чтобы мои глаза привыкли к темноте, но я стала видеть его отчетливее.

Серебристый лунный свет освещал его красивое лицо, и вместо того, чтобы сидеть ко мне только правой стороной, как он всегда делал, он повернулся ко мне полностью. Я едва могла различить черты его лица, но этого было достаточно.

Он все еще улыбался.

– Так как? – спросил он.

– Было очень весело. Парни Колсон умеют принимать гостей, и с Кирой всегда весело проводить время.

– Разве оба брата Колсона не женаты?

– Да, и их жены веселые, – сказала я с лучезарной улыбкой до ушей, просто подумав о них.

Он снова улыбнулся, затем вдруг нахмурил брови.

– Так ты была там одна?

– Ты спрашиваешь меня, пришла ли я туда с кем-то?

– Да, – ответил он без колебаний.

«Любопытно».

– Я никого с собой не брала. Мне, правда, некого было взять с собой.

«Вот черт, неужели это прозвучало жалко? Зачем я это сказала?»

Черты Меррика стало лучше видно, так как лунный свет продолжал освещать его лицо. Он выглядел неуверенным в моем ответе.

– Как это возможно? – наконец, произнес он.

– Как возможно что?

– Что тебе не с кем пойти на вечер.

– Пфф, легко, – сказала я пренебрежительно. – Я слишком занята, чтобы по-настоящему с кем-то встречаться.

Он кивнул в знак согласия, и я могла поклясться, что увидела улыбку на его лице. Он точно знал, чем – или кем – я была занята.

– Ты была когда-нибудь с кем-нибудь серьезной?

Я понятия не имела, откуда это взялось, и я на самом деле не была готова к подобного рода вопросам. Обсуждать свою личную жизнь с Мерриком казалось чем-то за гранью возможного, но он сидел в нескольких футах от меня и просил меня поговорить об этом.

Должно быть, моя неловкость была постыдно очевидной, потому что Меррик покачал головой и, запустив руку в волосы, проворчал:

– Неважно.

Я думала обо всем, что Меррику пришлось вытерпеть со мной за последние несколько недель. Он не был на самом деле разговорчив, поэтому делиться секретами не было проблемой, но он доверял мне то, что человек обычно никогда никому не должен доверять. Я видела его ранимым, что явно было нелегко для человека вроде Меррика Тэтчера.

Я могла ему это дать. Он мне доверял, поэтому и я могла довериться ему.

– Раньше у меня было серьезно кое с кем. Лишь с одним человеком, – проскрипела я. – В последнее время я была слишком занята, чтобы по-настоящему подумать о ком-то еще, а Джейсон на самом деле не был тем парнем, который... ну, он заставил меня сомневаться в отношениях в целом.

Меррик кивнул, выражение замешательства затуманило его лицо. Он терпеливо ждал, давая мне возможность сказать больше, если я захочу.

Я сделала глубокий вдох, быстро отфильтровала то, что было бы уместно ему рассказать.

– Это была не очень хорошая ситуация. Он разлюбил меня, и продолжать делать его счастливым не стоило той головной боли, которую все это вызывало, – сказала я ему, надеясь, что боль, которую я чувствовала год назад, не вернется с той силой, которая могла меня оглушить. Не сейчас.

Меррик долго молчал, видимо, обдумывая то, что я только что сказала. Он с чем-то боролся, но я не могла понять, с чем. Я хотела, чтобы он сказал что-нибудь, что заставило бы меня чувствовать себя менее открытой перед ним.

– А что, если это того стоило? – спросил он, наконец.

– Прости?

– Что, если это стоило того? Что, если предстояло еще много сделать, но он придавал этому смысл?

Я представила себе Джейсона и все, через что я прошла, чтобы попытаться сделать его счастливым. Я верила, что в отношениях жертвуют обе стороны, но я единственная, кто жертвовал, пока он жил, как хотел. Если бы он был другим, если бы я была для него особенной или важной, была ли бы я с ним до сих пор?

Нет. Я бы не была с ним. То, что было между нами, не было любовью, это было обязательство. Это было не по-настоящему. Ни на минуту.

– Ответ в вопросе, не думаешь? – сказала я, пожав плечами. – Любовь... настоящая любовь... чего-то стоит.

В этот раз ждать пришлось мне. Меррик, казалось, считал мой ответ странным, если взгляд на его лице вообще о чем-то говорил.

– Как ты, хмм... – он откашлялся и почесал щеку. Щетина, с которой ему сложно было справляться, была очень сексуальная, но я бы сказала, он хотел побриться, очень хотел. Он просто не думал, что мог бы. – Как ты думаешь, ты смогла бы оказать мне услугу?

Я ухмыльнулась, потому что Меррик Тэтчер не просил о помощи, но я не собиралась жаловаться. В конце концов, он сменил тему.

– Конечно.

Он снова почесал щеку, наклонив голову вперед так, чтобы я больше не могла видеть его лицо.

– Завтра вечером мои родители придут на ужин, и они приведут кого-нибудь, и это важно. Я, ммм, я хочу убедиться, что выгляжу подобающе. Наверное.

– Хорошо?

Он вздохнул и покачал головой, как будто корил себя за то, что нервничал.

– Не думаю, что смогу побриться сам, не порезавшись или не пропустив что-нибудь. Ты думаешь, ты могла бы... Я не знаю, может быть...

Я улыбнулась, потому что Меррик снова был не особо разговорчив, но сегодня вечером он говорил много и сбивчиво. Никогда в своей жизни я не видела ничего более милого, и я поспорила бы на свой скудный сберегательный счет, что его щеки были розовыми.

Мне дико хотелось избавить его от страданий и сказать: «Да, конечно, я помогу тебе побриться», но это было гораздо приятнее.

– Черт, я совсем не умею это делать, – сказал он шепотом.

Мне пришлось шлепнуть себя по рту, чтобы сдержаться и громко не рассмеяться. Резкость его слов сильно контрастировала с его внешней уязвимостью, которая исходила от него. Мой смех вырывался сквозь пальцы, и я больше не могла его сдерживать.

– О, Меррик, ты милый, ты знаешь это?

Он поднял голову, театрально бросив на меня сердитый взгляд. Это только еще больше меня рассмешило.

– Милый? Я не милый.

– Тем не менее, это так.

– Нет, не так, – спорил он.

Я покачала головой, и смех как рукой сняло. Бедный парень и понятия не имел, каким трогательным он на самом деле был. Его типичная раздражительность никак не могла скрыть это.

– Я помогу тебе с бритьем, Меррик. Я с удовольствием тебе помогу. Даже несмотря на то, что я знаю, что ты смог бы сделать это сам.

Он вздохнул, его широкие плечи опустились от облегчения.

– Спасибо, Грэйс. Для меня это важно.

– Могу представить.

Несколько минут мы оба сидели молча. Луна все еще освещала его лицо, и я продолжала стоять, опираясь на подоконник, получая дозу его. Прохладный ветерок снаружи сдувал мои волосы назад и заставлял меня улыбаться.

Спокойствие.

Я надеялась, что Меррик чувствовал то же самое.

Прошло несколько секунд, когда он, наконец, снова заговорил.

– Какие еще песни ты знаешь? – спросил он тихо.

От его глубокого голоса по спине побежала приятная дрожь, а в животе разбушевался рой бабочек.

– Много.

– Споешь мне сегодня вечером? Пожалуйста.

Это был тот самый момент, когда я поняла, что я сделаю для него все, что угодно, если он меня так попросит.

– Да, Меррик. Я спою для тебя.

Комок в горле не давал сглотнуть, но я проигнорировала это и легла спать.

Человек под всей своей толстой кожей – кожей, покрытой шрамами – все еще был человеком. Он просто хотел спокойствия, как и все мы. Просто было немного сложно, особенно сейчас.

Я пела до тех пор, пока больше не могла держать глаза открытыми. Меррик слушал.

Глава 8

Меррик

Я верю, что в этой жизни есть всего несколько вещей, которые могут заставить человека по-настоящему нервничать. Это не настоящий страх, как страх потерять любимого или страх быть застреленным. Эти вещи совершенно другие.

Я говорю о том самом особом беспокойстве, при котором кто-то должен убедиться, что все идет хорошо. Та глубокая тревога, которая вызывает дрожащий шар, тяжелым грузом засевший у него в животе.

Во-первых, это опасение, которое чувствует человек, когда принимает решение служить своей стране в любом проявлении. Должны быть гордость и решительность, но опасение получить серьезное ранение при этом всегда присутствует. Обычно это чувство не сдерживает человека, но оно постоянно присутствует, и обычно на задании в достижении цели это заменяется приливом адреналина.

Во-вторых, это беспокойство, которое переживает человек, когда он в полном смысле слова хочет женщину. Он хочет пригласить ее на свидание, поцеловать ее или сделать ей предложение, но он не решается. Это возможность отказа, которая лежит на первом плане. Парень может сказать, что он не нервничает, возможно, он даже выглядит спокойным, но, чаще всего, он нервничает. Страх отказа может заставить человека серьезно пересмотреть свои решения.

Третье тоже касается всех мужчин. Просто оно проявляется во многих различных формах.

Встретиться лицом к лицу с человеком, который знает все ваши слабости.

Я никогда так не нервничал по поводу своей внешности и отношений, как в те моменты, когда знал, что мой командир был где-то рядом.

Капитан Ли Боуман недавно связался с моими родителями и захотел проведать меня. Они пригласили его к нам на ужин. Из-за бессонной ночи накануне и вдобавок из-за стресса от того, что Митч в больнице, не думал, что я выдержу. Капитан выразил соболезнования по поводу моего младшего брата и сказал, что он приехал бы в другой раз, но через неделю он уезжает из страны и хотел бы увидеться со мной до отъезда.

Ли Боуман был полностью вовлечен в мои тренировки и всех парней из моего подразделения. Он был уважаемым офицером с репутацией изощренно смертоносного бойца. Он был резким, когда это было нужно, но этот человек был влиятельным и обладал умением просто молчать. Он сеял семена в умах вместо того, чтобы бросаться приказами, как гранатами. Он учил уроками и наказанием, но ни один, кто был под его командованием, не испытывали к нему враждебности, неважно, что он заставлял их делать.

Он был героем и примером подражания для каждого парнишки, который когда-либо вступал в вооруженные силы и кому выпадала невероятная возможность встретиться с ним. Человек, который целую неделю заставлял меня носить с собой пятидесятифунтовый камень по имени Респект.

Респект был со мной, когда я спал, когда ел и когда тренировался. Если кто-то спрашивал, зачем я ношу его с собой, я должен был отвечать: «Чтобы заменить уважение, которого мне не хватает».

Для тех, кто не был посвящен, это не казалось наказанием, но каждый тамошний человек знал точно, как унизительно это было, и они убеждались в этом, спрашивая о Респекте при каждом удобном случае.

Стоит ли говорить, что я усвоил важный урок. Тот, что я, должно быть, забыл за последние несколько месяцев с момента нападения.

Капитан Боуман был разочарован, когда понял, что ребенок, которого он взял под свое крыло, теперь был потерян. Я жутко боялся, что потеряю его уважение, лишившись своего.

– Ты выглядишь так, будто собираешься отказаться.

Голос Грэйс не помог моим нервам. Она была наглядным примером того второго пункта в плане беспокойства, и от этого у меня начинала образовываться язва. Вы бы подумали, что человек, который был на линии огня, видел, как большинство его друзей были убиты, и почти сгорел дотла, не очень боялся бы. Но она приводила меня в ужас. То, что я чувствовал, когда она была близко, стало наркотиком. То, от чего мне и в голову не пришло бы отказаться.

– Не-а, я в порядке, – сказал я, прочистив горло, когда мой голос «сломался». Если бы для нее уже не было очевидно, как я нервничал, то теперь она знала это.

Мы провели все утро, подготавливая дом к визиту капитана. Ну, большую часть работы сделала она, а я старался помочь, чем мог. Мама говорила ей не беспокоиться об этом, но Грэйс настаивала и сказала маме еще ненадолго остаться в больнице с Митчем, а мы позаботимся обо всем. Не думаю, что Эмма Тэтчер могла бы любить Грэйс больше, чем она уже любила.

От мысли о моем младшем брате, лежащем на больничной койке, у меня все дрожало. Я не помню, как я добрался до больницы той ночью. На самом деле, я немногое помню из того, что произошло после телефонного разговора с моим отцом. Единственное, что я с уверенностью знаю, что Грэйс была там, и она проникла в мою грудь и охраняла мое сердце. Сердце, которое, как я чувствовал, с каждым днем разбивалось все больше и больше

Избавиться от страха нелегко, но Грэйс сняла его с моих плеч, как будто смела пыль с полки. Как только мы сделали тот первый шаг – выехали из дома, избегать этого уже было моим делом. Я прошел через ад за ту пару ночей в больнице, не мог понять, будет ли мой младший брат на самом деле в порядке. Я не спал, почти не ел, и каждый звук в той холодной больничной палате уносили меня к первому дню, когда я очнулся после ранения в Германии. Я чувствовал боль, слабость от бесполезного снотворного, панику от того, что не знал, был ли я единственным, кто выжил, или нет.

Я слышал, как члены семей других пациентов приходили в палату Митча с улыбкой в голосах. Смехом. Облегчением, что с их братом, сестрой, сыном или дочерью будет все в порядке.

Что хуже всего? Я был зол из-за этого. Они и понятия не имели, как много было потеряно. Они понятия не имели о списке имен, в котором уже были их жизни.

Я не мог терпеть, когда слышал счастье других, когда так много моих братьев никогда больше не улыбнутся.

Именно мысли о Грэйс не давали мне кричать на них. Именно мысли о Грэйс не давали мне полностью лишиться этого. Она была светом в одной лишь тьме, которую я видел.

Теперь мы были в ванной, я без рубашки и с лицом, покрытым кремом для бритья, а Грэйс стояла надо мной, ожидая, когда я успокоюсь. Она видела мою борьбу, и у нее было невероятное терпение. Она никогда не давила, просто позволяла мне разобраться со своей болью.

– Меррик?

– Я в порядке, – негромко сказал я.

– Что бы ты ни говорил, я обещаю, что не порежу тебя бритвой, – она дразнила улыбкой в голосе.

– Это не проблема.

– Хорошо. Потому что я это уже делала раньше.

Мгновенная ревность стиснула грудь при мысли, что она прикасалась к другому мужчине. Мне хотелось найти этого парня и разбить его лицо в кровь.

– Кто? – я щёлкнул зубами, крепко стиснув кулаки, чтобы держать себя в руках.

– Когда я заменяла в гериатрии некоторые пациенты, за которыми я ухаживала, были мужчины (прим. Гериатрия – частный раздел геронтологии, занимающийся изучением, профилактикой и лечением болезней старческого возраста). Они хотели хорошо выглядеть для медсестер постарше, которые там работали, – сказала она с тихим смехом. – Я приходила рано и помогала им бриться, потому что им сложно было управляться с бритвой.

Я не знал, чувствовать облегчение или восхищаться ею. Это заставило меня понять, что Грэйс была не просто хорошая сиделка, она была более сочувствующей, чем я думал в начале.

Она подняла мой подбородок своими нежными пальцами и спросила:

– Ты готов?

Ощущение ее теплого дыхания на моем лице заставило меня задуматься, заботило бы ее то, что она вся будет в креме для бритья, когда я, наконец, сорвал бы с ее губ поцелуй. Я был уверен, что на вкус они будут как сахар, и все бы отдал, чтобы взглянуть на них хоть разок.

Я кивнул головой, будучи не в том состоянии, чтобы разговаривать, и почувствовал, как она наклонилась ближе. Я представил себе, как расстояние между ее бровями превратилось в морщинку от сосредоточенности, а нижнюю губу она прикусила. Первое движение бритвой было медленным и спокойным, и пальцы моих рук, лежащих на коленях, начали дрожать.

Приезд моего командира на обед больше не был проблемой. А вот неполная эрекция, которую прямо сейчас я не мог скрыть, была.

Грэйс придвинулась ближе, переместив свое тело так, что она могла гораздо легче достать до моего лица. Она оказалась практически между моих ног, неожиданно касаясь моей травмированной ноги каждый раз, когда она промывала бритву.

– Расслабься, Меррик. Я тебя не порезала. Пока, – тихо засмеялась она.

Я вдыхал ее сладкий аромат, голова кружилась от возбуждения. Она понятия не имела, что делала со мной. Все те месяцы, когда я брился при помощи маленького зеркальца, приделанное к стене в моем шкафчике, жутко раздражало. Я ни хрена не мог видеть в той штуке. Теперь я в прямом смысле слова ни хрена не мог видеть, а она была передо мной и пахла своим особым запахом, была такой же нежной, какой всегда была, и все те воспоминания не казались такими ужасными.

Потому что теперь я испытывал что-то гораздо более мучительное.

Она поместила бритву под мой нос и умело сбрила грубые волосы над губой. Что бы она сделала, если бы я просто наклонился и завладел ее ртом? Я бы полностью промахнулся и не поймал ее губы или она пошла бы мне навстречу?

Она осторожно повернула мое лицо и начала брить с другой стороны. Я не думал, что то, что она бреет мне лицо, будет настолько интимным. На самом деле, я намеревался чертовски злиться, поскольку думал, что она не знала по-настоящему, что делала. У меня был выбор: я мог попросить маму, но я не хотел, чтобы она оставляла Митча.

– Почти закончила. Тебе также нужно подстричься, – ее голос был хриплым и сексуальным, и мне пришлось сдержать стон, когда от него у меня заструилась кровь к паху. – Я могу уложить их тебе так, чтобы они не свисали тебе на лицо, но я не очень хорошо умею стричь волосы.

– Звучит неплохо, – ответил я. Боже, если бы она не закончила так быстро, я бы сделал что-нибудь глупое.

Она подняла мой подбородок и осторожно побрила мне шею. Когда ее пальцы гладили мою кожу, чтобы проверить, не пропустила ли она какие-нибудь участки, я сглотнул комок в горле и совершенно проиграл битву.

Своей травмированной и оцепеневшей рукой я нашел ее запястье, медленно отодвинул бритву от моей кожи. От ее судорожного вздоха полувозбуждение превратилось в мучительно тяжелое желание. Кожа ее запястья была как шелк под моими пальцами, крошечные кости были такими хрупкими. Меня беспокоило то, что если бы я был слишком настойчивым, я бы сделал ей больно одним лишь прикосновением.

– Меррик? – выдохнула она, ее приятное дыхание ласкало мне подбородок.

– Грэйс...

Я чувствовал ее бешено скачущий пульс под моими пальцами и притянул ее ближе, пока не почувствовал жар ее лица, находящегося так близко от моего. Я поднял другую руку к ее талии и осторожно провел по ней вверх, пока не схватил ее за затылок. Она не боролась и не возражала, и я надеялся, что ее ускоренное дыхание расскажет мне, что она чувствовала то же сильное притяжение, что и я.

Мое пересохшее горло, наконец, нашло силы, чтобы говорить, хотя это был просто шепот.

– Я бы все отдал, чтобы прямо сейчас увидеть тебя, – я притянул ее лицо ближе, кончик ее носа прикасался к моему. Звук упавшей на пол бритвы ненадолго отложился у меня в голове. – Я хочу...

– Меррик? Мы здесь, сын.

Грэйс вздрогнула от звука голоса моей матери, быстро взяла себя в руки и с трудом освободила от хватки свою шею. Внезапное осознание того, что я почти сделал, было как удар под дых. Я хотел ее больше, чем хотел в очередной раз сделать вдох, но чего хотела она?

Грэйс все еще стояла передо мной, но никто из нас не говорил.

– Меррик? Грэйс? Где вы?

Напряжение в ванной было удушающим. Я не чувствовал ударов сердца. От этого у меня голова шла кругом. Если бы я мог просто протянуть руку и найти ее, прикоснуться к ней, возможно, я смог бы объясниться. Если бы я смог объясниться... что тогда?

Грэйс сделала глубокий вдох и обошла вокруг меня, подняв бритву и положив ее на раковину.

– Пусть закончит твоя мама, – запинаясь, сказала она.

Я кивнул, отказываясь повернуться на ее голос. Это был запоминающийся момент для меня; впервые я был по-настоящему благодарен своей слепоте. Я не хотел видеть неприятие на ее лице.