Текст книги "Рыцари света, рыцари тьмы"
Автор книги: Джек Уайт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)
– Ни о том и ни о другом, мессир. Они оба умерли. Сейчас там правит граф Фульк Пятый. Он – один из старших в нашем ордене.
– Конечно, вслед за предками.
– Да. Так вот, я уполномочен передать вам, что граф Фульк, если все сложится благополучно, в течение этого года прибудет в Заморье, чтобы взять на себя руководство действиями ордена в этой земле, а также чтобы отслеживать и направлять ваши усилия по выполнению вашей первоочередной задачи.
– Кем вы уполномочены?
– Советом.
– Ясно. Какие мои усилия по выполнению первоочередной задачи собирается отслеживать и направлять граф Фульк?
Фермон закашлялся, перевел дух и двинулся дальше, понизив голос, поскольку мимо шла женщина в чадре. Легко и плавно ступая, она несла на голове кувшин для воды с высоким узким горлышком.
– Не ваши личные усилия, мессир, – усилия всей братии в Святой земле. Вам предписано собрать под своим началом столько собратьев, сколько сумеете найти в Заморье, и возродить осуществление традиций и ритуалов нашего ордена, а также изыскать средства для проведения раскопок на развалинах храма Соломона, чтобы извлечь сокровища и прочие предметы, хранящие память о былом, которые, как сказано в нашем уставе, там погребены.
Гуг некоторое время шел в молчании, уткнув в грудь подбородок и, очевидно, обдумывая услышанное. Затем он понемногу начал смеяться, сперва просто недоверчиво фыркая, а затем, запрокинув голову, громко расхохотался, так что его раскатистый смех распугал птиц, сидящих на финиковых пальмах. Фермон покосился на него, но не произнес ни слова до тех пор, пока веселость де Пайена не иссякла. Едва посланец набрал воздуху, чтоб высказать свое мнение, как сир Гуг взмахом руки пресек его намерение:
– Постойте! Пожалуйста, пока ничего не говорите – дайте мне время хорошенько обдумать мой ответ. У вас было несколько месяцев на то, чтобы придать вашему сообщению надлежащую форму, – вы его передали. У меня же было всего несколько минут, чтобы воспринять новости, и теперь я должен как-то на них отозваться.
Он снова замолчал, ступая медленно, но решительно, глядя, как дорожная пыль облачком вьется вокруг сандалий. Затем де Пайен опять усмехнулся и положил тяжелую длань на плечо собеседнику. Тот от неожиданности резко остановился и повернулся, так что спутники оказались лицом к лицу.
– Признайтесь по чести, Фермон, полученные вами указания исходят от графа Гуга или вам их поручил передать высший совет?
Фермон озадаченно пожал плечами, показывая, что не видит особой разницы. Но де Пайен молча ждал, и тот не выдержал:
– Совет. Указания были готовы еще накануне кончины монсеньора Туссена. Граф Гуг просто передал их в качестве первейшего распоряжения на посту сенешаля. Но регалии послал лично он.
– Ага, так я и думал. Теперь послушайте меня, Фермон. Наверное, я должен был бы трезво подойти к вашему сообщению, чтобы обдумать пути его исполнения, но это невозможно. В жизни не слышал я ничего более глупого и абсурдного, как то, что вы сейчас мне высказали. Что мне предстоит – как бишь там? – изыскать средства для проведения раскопок на развалинах храма царя Соломона? Так вы выразились?
Гаспар де Фермон закашлялся и кивнул с обескураженным видом. Он не мог взять в толк, что такого абсурдного было в его словах, но, судя по всему, де Пайен откровенно насмехался над его глупостью. А тот многозначительно кивнул, словно подтверждая его догадку.
– Да, да, – произнес сир Гуг, – никаких непреодолимых трудностей на первый взгляд не предвидится. Подумаешь, собрать членов ордена вместе на некоторое время… Но, понимаете ли, Фермон, у нас у всех разные сеньоры – надеюсь, вам это известно, – и они вместе с вассалами рассеяны по всему королевству, по разным графствам, то есть их встретишь в любом уголке Святой земли. Разные сеньоры отдают своим вассалам разные приказы касаемо службы и подданства, а поскольку лишь немногие из них входят в наш орден и подчиняются в первую очередь его нуждам, то ваше пожелание довольно трудно осуществить. Ведь вы же предлагаете собратьям встретиться в Иерусалиме для определенных целей и провести в городе некоторое время – скажем, месяц никому не предоставив никаких объяснений… А между тем объяснений от нас обязательно потребуют – и кто мы такие, и зачем здесь собрались такой толпой, в таком составе и так надолго. Не забывайте, что Иерусалим – не чета европейским городам. Люди, отдавшие эти указания, не представляют в полной мере, что это за город. Мы говорим, что Иерусалим переживает возрождение. В наш первый поход мы его разграбили, и вы, верно, думаете, что понимаете, как это выглядело, – уверяю вас, вы ошибаетесь, потому что вас здесь тогда не было. Мы разрушили Иерусалим и расправились с его жителями; в тот день, когда город пал, мы бродили по улицам по колено в крови. Мы убили всех до единого… кого только смогли найти, но все-таки малая толика спаслась. Потом, на протяжении десяти лет, в городе никто не жил, потому что вонь в нем была хуже, чем в склепе. На весь Иерусалим едва набралась бы жалкая горстка обитателей, пока наконец король Балдуин несколько лет тому назад не вспомнил, что это столица его владений. Увидел он и то, как она ослаблена, раз не может удержать разбойников за воротами. С тех пор многое изменилось. Город снова заселяется, а этого непросто было добиться. Он расположен обособленно, рядом нет никакой крепости, и нет своего порта, кроме Яффы, отстоящей от него на тридцать миль. Балдуин начал с того, что предложил обжить город заново христианам из Сирии, которых он позвал сюда из земель, расположенных за рекой Иордан. Он предложил их семьям участки и дома, а потом нашлись и строители, восстановившие и укрепившие городскую стену с севера. Но новых жителей надо было чем-то кормить, а земли в округе никогда не славились плодородием. Тогда Балдуин отменил все пошлины на ввоз продовольствия, а с другой стороны, ввел крупный налог на вывозимую из города снедь. Другими словами, он сделал все возможное, чтоб привлечь и удержать в городе население. Тем не менее это не отменяет того обстоятельства, что Иерусалим – бедный город, расположенный вне торговых путей. У него нет ни порта, ни купцов, которые снабжали бы его товарами. Единственное его предназначение – служить религиозным центром, куда стекаются пилигримы, путешествующие по святым местам. Таким образом, в нем ни в коем случае не удастся скрыть деятельность, возложенную на меня в вашей депеше. Но пока оставим это соображение и перейдем к другому… Допустим, каким-либо чудом нам удалось собраться вместе, и можно начать копать – что же тут сложного? Развалины храма на виду; они расположены в юго-восточной части города, и их нетрудно отыскать. Более того – они хорошо сохранились, даром что им за тысячу лет. Никому нет до них никакого дела, кроме того, что на них построена знаменитая мусульманская мечеть аль-Акса. Вы видели эту мечеть?
– Нет, мессир, – покачал головой Фермон. – Я же сказал, что совсем недавно приехал. Я недолго пробыл в Иерусалиме и почти сразу отправился в Иерихон, чтоб разыскать вас.
Ага, значит, вы ее, вероятно, видели, но не знали, что это такое. На самом деле это теперь вовсе не мечеть, а парадные покои недавно коронованного правителя Иерусалима Балдуина Второго, поскольку первый король тоже звался Балдуином. Стало быть, королевский дворец возвышается как раз над руинами… Есть еще одно обстоятельство, значительно затрудняющее все дело, – этот храм в действительности назывался храмом Ирода, хотя все почему-то считают, что он носит имя Соломона. Это не так, и к Соломону он отношения не имеет. Храм, развалины которого находятся в Иерусалиме, был задуман Иродом тысячу лет назад, и завершение его строительства совпало с моментом, когда римлянам до смерти надоели еврейские мятежи и смута. Поэтому они решили истребить всех евреев и смести с лица земли провинцию под названием Иудея. Мне говорили, что храм так ни разу и не использовали для богослужений: он был разрушен раньше, чем его успели достроить. Доходили до меня также слухи, что возведен он был на месте прежнего храма Соломонова, но подобная традиция насчитывает многие сотни лет. Сейчас мы не можем ни доказать, ни опровергнуть эти домыслы…
Де Пайен поглядел на Фермона, иронически улыбаясь и приподняв одну бровь.
– Иначе говоря, добыв доказательства, что здесь и вправду находится храм Соломонов, можно будет без дальнейшего промедления начать раскопки. Правда, придется заручиться разрешением короля Балдуина, поскольку он глава всего Иерусалима, а значит, ему принадлежит и город, и храм в нем. Не сомневаюсь, что он немедленно пожалует нам это разрешение – особенно когда мы сообщим ему о том, что собираемся искать сокровища.
– Но…
– Знаю! Нам ведь не положено никому выбалтывать про эти сокровища, так? Все должно содержаться в нерушимой тайне – и сокровища, и наши поиски. Поэтому нам предстоит вести раскопки храма скрытно, хотя он и находится на возвышении внутри городских стен, и при этом не забывать, что никто не должен догадаться о самом существовании нашего братства, нашего ордена – и все это посреди густонаселенного Иерусалима, на виду у множества людей, у которых нам нельзя вызвать ни любопытства, ни подозрений… Это равным образом относится к нашим боевым товарищам, не являющимся членами ордена. Вот так обстоят дела…
Де Пайен надолго умолк, выжидая, пока спутник окончательно переварит его доводы, затем продолжил:
– А теперь, друг мой, признайтесь без ущерба вашей верности сенешалю и тем советникам, которые составили эту депешу и передали ее вам через графа Гуга, поскольку я не верю, что сенешаль сам выдумал эту ерунду, – вы-то хоть представляете, как можно выполнить поручение, которое вы до нас донесли? Если да, то я клянусь, что обнажу и склоню перед вами голову, и воздержусь от искушения послать вас туда, откуда вы приехали, и попросить тупиц, пославших вас, лично наведаться сюда и оценить выполнимость их несуразных и самонадеянных требований.
Де Фермон молча слушал с пылающими щеками. Де Пайен взял его за плечо:
– Поймите, друг мой, я сознаю, что вы тут ни при чем, и вас не виню. Вы – просто посланник, вы новичок здесь. Завтра к вечеру мы вернемся в Иерусалим, и на следующий же день я отведу вас к Храмовой горе. Едва она предстанет вашему взору, как вы убедитесь, что те, кто препоручил вам такую обязанность, никогда в действительности не видели храм и не представляют, на что нас обрекают.
Лицо Фермона омрачилось беспокойством, а гневный румянец сменился восковой бледностью.
– Вы хотите сказать, сир Гуг, что не подчинитесь приказам совета?
– Не подчинюсь? Нет, я этого не сказал. Я лишь пытаюсь втолковать вам, что вряд ли кому-либо, в том числе и сенешалю с его советниками, удастся осуществить в Иерусалиме замысел, порученный мне и моим здешним собратьям. Но вы передали мне указание попытаться изыскать средства, с помощью которых я мог бы осуществить намеченную цель, верно я понял? – Де Фермон сделал утвердительный жест, и де Пайен кивнул вслед за ним. – Значит, верно. Что ж, я обещаю, что исполню этот приказ в точности. Я рассмотрю все возможности в надежде угодить сенешалю. Я не знаю, сколько на это уйдет времени, но, если граф Фульк Анжуйский приедет сюда в этом году, я найду, что представить ему для отчета – пусть даже это будут лишь наброски замыслов, которые я рассматривал, но отверг. Сколько вы еще здесь пробудете?
Тот склонил голову:
– Я не могу задерживаться, поскольку должен передать еще несколько срочных посланий. Сразу по их вручении я отплываю на Кипр, где мне предстоит встретиться с несколькими собратьями.
– Желаю вам удачно добраться до места, хотя вы выбрали не очень подходящее время для поездок. Смею спросить – у вас ведь не много попутчиков?
– Нет, но с нами Господь, и я надеюсь, что Он убережет и меня, и мои депеши.
ГЛАВА 5
– Очевидно, на этот раз Господь не с нами.
Только что пришла весть о гибели Гаспара де Фермона, и Гуг де Пайен первым нарушил гнетущее молчание. Новость сообщил Арло, а ему рассказал о ней на рыночной площади знакомый рыцарь. Тот, в свою очередь, услышал о несчастье из уст своего приятеля, дружившего с Фермоном и опознавшего его обезображенный труп, оставленный на обочине дороги, менее чем в двух лье от городских ворот. Арло, доложив об этом, остался стоять неподвижно, а Годфрей Сент-Омер, сидевший за столом, застыл с разинутым ртом, стиснув в руках хлебный каравай, который он собирался разломить. Гуг вцепился в край стола и порывисто поднялся, затем прошел к открытому окну и со свистом вздохнул. Сент-Омер нерешительно спросил:
– Что ты хочешь этим сказать? Почему на этот раз Господь не с нами?
– В точности те же слова говорил мне Фермой, прощаясь со мной три дня назад. Он собирался плыть на Кипр, а я просил его быть осторожнее…
– На Кипр?
Де Пайен резко обернулся, раздраженный непонятливостью друга.
– Ну да, на Кипр. Он должен был отвезти туда послания от графа Гуга и передать их… знакомым графа – не знаю, кому именно.
Де Пайен лишь неприметно указал глазами на Арло, но тот мигом уловил колебание в тоне хозяина и понял, что речь идет о делах, не предназначенных для его ушей. Не поведя и бровью, он немедленно развернулся и вышел, но Гуг в тот момент смотрел на Сент-Омера и даже не заметил отсутствия слуги.
– Он сказал, что депеши срочные и если Господь на нашей стороне, то поможет ему остаться невредимым и до конца выполнить поручение. Сейчас я вдруг вспомнил его слова и подумал: как он ошибался! Надеюсь, он принял легкую смерть.
Де Пайен осенил себя крестным знамением и обернулся к Арло, чтобы расспросить его о подробностях гибели Фермона, но с удивлением обнаружил, что слуга исчез.
– Еще один убитый на дорогах Святой земли, – тихо и горестно произнес Сент-Омер. – Это становится невыносимым.
– Нет, Гоф, вынести можно, – обернулся к нему де Пайен. – И люди все переносят в силу необходимости. Иначе надо просто сидеть дома и никуда не высовывать носа – а вот это уж никак нельзя стерпеть! Никакой ужас не отвратит людей от путешествий – может, лишь удержит ненадолго.
Годфрей наконец разломил свой каравай, окунул краюху в плошку с оливковым маслом и принялся жевать, устремив застывший взгляд в пространство и обдумывая слова приятеля. Затем он глубоко вздохнул и полюбопытствовал:
– Три дня назад я видел вас обоих на Храмовой горе. Что вы там делали?
Де Пайен отмахнулся:
– Просто гуляли по окрестностям. Ему хотелось осмотреть руины храма.
– Что он увидел в них такого замечательного? Там же ничего не сохранилось, кроме старых конюшен, да и то ими уже сто лет не пользуются.
– Он хотел, чтоб мы там покопались.
Сент-Омер выпучил глаза:
– Что-что? Чтоб мы покопались? Мы, рыцари?
– Нет, не рыцари – братья ордена.
– Хм… – Годфрей смолк и задумался. – Где покопались? На горе?
– Ага, только внизу, где руины храма, – раскопали их, понимаешь? Он привез указание от совета, что я должен собрать местную братию – кого только смогу найти в Заморье – и изыскать средства для раскопок храма, чтобы извлечь сокровища, которые, судя по записям в уставе ордена, там погребены.
Сент-Омер еще помолчал, а затем покачал головой, словно прогоняя наваждение:
– Верно, в нашем уставе записано, что там спрятаны сокровища… Но ведь это не более чем устав, Гуг… Его нельзя признать неопровержимой истиной – лишь традицией, легендой.
– Не хочу спорить, но тем не менее, Гоф, легенда может оказаться правдой. Я размышлял об этом с тех пор, как Фермой напомнил мне о сокровищах, и думаю, что осуществить это невозможно – я говорю о раскопках – без обнаружения нашего ордена и разглашения наших тайн. И все же я вполне допускаю, что в уставе нет ошибки и что он опирается на достоверные источники. Все может подтвердиться, и сокровища, пожалуй действительно находятся под руинами храма – если только это тот самый храм…
Заметив непонимание на лице Сент-Омера, Гуг пояснил:
– Здешний храм, Гоф, – это храм Ирода. Его разрушил сын Веспасиана Тит в семидесятом году от Рождества Христова. Предположительно, храм был выстроен на месте храма Соломона, но мы не можем знать наверняка. Если это так, то нам предстоит провести раскопки на руинах – разумеется, тайно – и найти сокровища. Задача непростая, но я все больше углубляюсь в мысли о ней, и буду рад, если ты озаботишься тем же.
– О, нет, – решительно воспротивился Сент-Омер, махнув на приятеля рукой, – не нагружай ее на меня, Гуг де Пайен, ибо ты грезишь о недостижимом. Ты рассказал мне о своей заботе, и я от всей души тебе сочувствую, но ответственность делить с тобой ни в коем случае не собираюсь, тем более впоследствии взвалить эту ношу на себя.
– Ну и черт с тобой, нахлебник неблагодарный! Не я ли тебя кормил, не я ли тебя выхаживал своими белыми ручками, пока не возвратил к жизни!
Эти язвительные слова были сказаны добрейшим тоном, что было в обычае у друзей, хотя иной усмотрел бы в них смертельное оскорбление. Оба погрузились в молчание, но наконец Гуг не выдержал:
– В самом деле, Гоф! Ведь должно же быть хоть какое-нибудь средство… ну, сделай усилие – подумай!
– Да, верно, должно быть, – вздохнул тот, – но ты обращаешься ко мне, словно я его уже знаю, а я далек от этого. Я даже не могу примерно сказать, откуда начать и как подступиться. Первым делом мне в голову пришло обратиться к остальным собратьям. Сколько их сейчас в Заморье?
– Понятия не имею. Вот проклятье! Де Фермой наверняка знал. Надо было у него спросить.
– Поздно. Что, если послать Арло собрать сведения о дружественных семействах в Заморье? Это ведь нетрудно?
– Конечно – если только он поедет. Обычно я его не нагружаю такими поручениями, потому что они связаны с разъездами, а нам известно, как опасно сейчас на дорогах. Но с тех пор, как я отгородился от людей, Арло стал моими глазами и ушами, поэтому у него, возможно, уже есть такие сведения. Давай-ка спросим.
Арло тотчас же явился на зов Гуга, выслушал вопрос и начал перечислять по кончикам пальцев:
– Арчибальд Сент-Аньян, Гондемар Арлезианский, Пейн Мондидье, Роланд де Россаль, Жоффрей Биссо – ну и вы двое.
– Пейн? Разве Мондидье в Заморье?
– И да, и нет. – Арло, заметив недоумение Гуга, пожал плечами. – Он то здесь, то не здесь – по крайней мере, мне так было сказано.
– Кем сказано, и почему ты не сообщил мне?
– Мне говорил Арчибальд Сент-Аньян, а на вас в то время снова напала охота побыть одному. Это было давно, не один год назад. А потом я и сам забыл – решил, что, если бы Пейн захотел бы повидаться с нами, он бы приехал. А он и не подумал.
Гуг растерялся, но ничего более не спросил, потому что вспомнил: речь шла лишь о дружественных семействах. Тем не менее все названные рыцари были членами ордена. Наконец де Пайен поинтересовался:
– Итак, ты больше никого подобного не знаешь в Заморье?
– Знаю, – с самым невозмутимым видом ответствовал Арло. – Но все эти, не считая Пейна, без конца приходили в надежде повидаться с вами, пока вы там… уединялись сами с собой. Я подумал, что про них вам будет интересно узнать в первую очередь.
– Что ж, верно. – Гуг метнул быстрый взгляд на Сент-Омера, лицо которого оставалось непроницаемым. – Я почти всех их знаю – про Арчибальда и Пейна речи нет, – но я не думал, что они все еще здесь. С Жоффреем Биссо я виделся, а про Гондемара слышал, хотя и ни разу не встречал. Судя по отзывам, он достойный малый. А этот Россаль – он кто?
– Очередной новичок… если не считать, что он здесь уже семь лет. Он, едва приехал, сразу явился по вашу душу, и, хотя я не пустил его к вам, он настырно приходил вновь и вновь. Но к тому времени вы меня уже достаточно вышколили и вразумили, поэтому, после первого легкомысленного упоминания о нем, я больше не сообщал вам о его визитах. Раз уж вы не выказали интереса к его личности, я не стал вмешиваться.
– Хм… Ладно, теперь он меня снова заинтересовал. И все прочие. – Гуг обернулся к Сент-Омеру: – Что скажешь, Гоф?
Тот прихотливо пожал плечами, но кивнул одобрительно, и де Пайен снова обратился к Арло:
– Тебе нетрудно устроить нам встречу?
– Смотря когда.
– Желательно поскорее, но все будет зависеть от срока, который тебе потребуется, чтоб разыскать этих людей и пригласить их сюда. Сколько, по-твоему, это займет времени?
Арло повел могучими плечами и поскреб подбородок.
– Смотря где они сейчас. Дайте мне недельки две на то, чтобы выяснить, будет ли трудно связаться с ними, – тогда и скажу поточнее. Могу я на это рассчитывать?
– Да, дружище, бесспорно, – просиял де Пайен. – Со всеми твоими «смотря» у нас просто нет другого выхода. Более того – всего час назад мне и мысль бы не пришла, что я буду тебя об этом просить. Так что располагай временем как хочешь – но не злоупотребляй! А теперь скажи мне по совести, Арло, – почему ты выбрал и назвал именно этих людей из всех, про кого раньше слышал?
Арло приосанился, смерил взглядом сначала своего хозяина, затем Сент-Омера и покачал головой, словно не понимая, почему его просят объяснить столь простую вещь.
– Сир Гуг, – язвительно провозгласил он, особенно налегая на «сира», – мы с вами неразлучны с тех пор, как были еще мальцами. Я ведь не круглый болван, слепец или ротозей, чтоб не заметить, что в шестнадцать лет вы, вслед за вашими друзьями, вступили в какое-то сообщество, скрывающее свою деятельность от остального мира. Меня оно не касается – ни раньше, ни впредь, – и мне нет интереса вникать, что там к чему, но я знаю, что для вас это важно, поэтому я поневоле по крупицам собираю и запоминаю полезные сведения – сам не знаю зачем. Вот почему эти ваши дружественные семейства мне тоже небезразличны, а среди них, думается мне, я давно вычислил тех, кто принадлежит к вашему сообществу.
Де Пайен кивнул с окаменевшим лицом:
– Хорошо объяснил, очень доступно… Будем считать, что твои знания безвредны и даже полезны, иначе как бы нам не пришлось тебя убить за такую сообразительность.
– С этим вы запоздали, сир. Я ведь уже все растрезвонил про вас, и меня щедро наградили за мою уступчивость. Когда же мне начинать розыски этих молодцов?
– Сейчас, сегодня, немедленно.
– Значит, завтра, – кивнул Арло. – Я возьму с собой Джамаля и поеду под видом его приятеля. Вернусь, когда обнаружу всех ваших знакомцев, а пока поручу вас обоих заботам Джубаля, иначе вы помрете с голоду.
Он повернулся и вышел, оставив друзей вдвоем.
– По-моему, это довольно скоропалительное решение – собрать всех вместе, а?
Гуг де Пайен передернул плечами:
– Наверное, но мы и так долго откладывали. Мы с тобой рассуждали, что неплохо бы созвать собратьев. Теперь как раз подходящее время – если только удастся их всех найти. Даже если мы ничего не решим с раскопками, порученными нам высшим советом, братии будет полезно встретиться и повторить ритуалы после столь долгого перерыва.
– Да, если их кто-то еще помнит.
– Я помню, Годфрей, и ты тоже вспомнишь. Мы же оба умеем читать и можем повторять их время от времени, в случае необходимости. Увидишь, это будет нетрудно – и нам, и всем остальным. Мы когда-то так зазубрили всю церемонию, что теперь она сама придет на память – лично я в этом не сомневаюсь.
– Может, ты и прав… Но знаешь, здесь ведь есть и прочие… есть молодые члены ордена, о которых мы ничего не знаем.
– Да, для меня это не секрет. Тем не менее на нашем первом собрании мне хотелось бы видеть людей, которых я знаю и которым, что гораздо важнее, могу доверять…
Гуг двинул бровью и замолчал, потом добавил:
– Вижу по глазам, что ты хочешь у меня спросить: неужели я не доверяю всем без исключения собратьям? А я тебе отвечу: да, не всем. Они ведь просто люди, Годфрей, и подвержены слабостям. Я достаточно насмотрелся здесь, в пустыне, на тех, кто впадал в различные соблазны, и это отбило у меня желание верить человеку, которого я не успел узнать поближе. Пусть это тебя ужасает, но я теперь такой, какой есть.
Сент-Омер встал и блаженно потянулся, так что косточки захрустели.
– Меня это вовсе не ужасает, – наконец признался он. – Я придерживаюсь того же мнения, хотя и по другой причине. Когда четыре года проведешь в кандалах у весла, начинаешь понимать, как мало людей достойны жить на свете, – про доверие вообще умолчу. Поэтому пусть нас будет поменьше.
– Вот-вот, хотя бы на первых порах. Положимся на Арло – он устроит встречу, как только сможет.
– Где ты их соберешь? Ритуалы требуют песнопений, произнесения вслух, поэтому нам стоит озаботиться выбором места… Если вдуматься, это непросто осуществить. В Заморье тоже хватает интриг и политических заговоров, но они касаются придворных и духовенства, у которых есть свои укромные уголки в замках. И совсем другое дело – собрать рыцарей наподобие нас, так, чтобы ни наших встреч, ни наших дел никто не увидел – я уже не говорю про тайные ритуалы.
– У Ибрагима Фаррака – ты еще с ним не знаком. Однажды, давно, я спас жизнь его любимого сына, и с тех пор мы друзья. Он понимает, что значит молчание и скрытность, как и восемь его сыновей, и у него лучший постоялый двор во всем Заморье. Я договорюсь, чтобы мы могли остановиться у него на время собрания, а уж Ибрагим позаботится, чтоб нас в это время никто не видел и не беспокоил. Дружище, доверься мне – это совсем не повод для беспокойства.
* * *
Арло не подвел: за истребованные две недели он навел справки обо всех пяти упомянутых рыцарях и, посоветовавшись с де Пайеном о наиболее удобном для встречи дне, второго октября вновь отправился в путь, также обрядившись в просторные и длинные туземные одежды. Арло предстояло лично увидеться с каждым и передать ему весть о собрании в Иерусалиме, назначенном на последний день месяца – праздник Всех святых. Поскольку Гуг не представлял, сколько времени может занять задуманное им действо, он наказал Арло предупредить гостей о неделе или даже десяти днях, которые им предстоит провести в городе.
Наконец назначенный день настал, и Гуг с Годфреем с нетерпением предвкушали встречу со старыми друзьями. Арло вернулся на целую неделю раньше и заверил их, что все пятеро, включая Пейна Мондидье, непременно прибудут. Тогда де Пайен известил воеводу, стоявшего во главе шампанского отряда – поскольку и граф Гуг, и его помощник уже отбыли во Францию, – что он отлучится на две недели, чтобы увидеться со своими давними друзьями, с которыми расстался много лет назад. Затем он наведался на постоялый двор Ибрагима Фаррака и восьми сыновей, чтобы заручиться обещанием разместить и кормить его гостей как подобает. Только после этого Гуг счел, что приготовления к собранию завершены.
Теперь, когда его добровольное молчание закончилось, Гугу казалось, что друзья не слишком торопятся на встречу. Он вдруг осознал, сколь много они значат для него. Как и верный Арло, они были немногими, чей образ сохранился в его памяти незапятнанным после жестокостей взятия Иерусалима. За исключением Гондемара, де Пайен давно и близко знал каждого из них, чтобы думать – более того, верить – что они не имеют отношения к тем ужасам, которые отдалили его от всех прочих. Судя по отзывам, Гондемар был не хуже прочих.
Гуг начинал уже тревожиться, почему гости задерживаются, когда первые двое наконец вынырнули из густого облака дорожной пыли, поднятой внушительных размеров караваном – не менее ста верблюдов, тяжело груженных иноземными товарами. Ни толстый слой осевшей на лицах грязи, ни дорожки пота на щеках – признаки путешествия длиной в несколько сот миль по дорогам пустыни – не могли ввести де Пайена в заблуждение: всадниками, скакавшими бок о бок, были здоровяк Арчибальд Сент-Аньян, храбрый воин и приятный собеседник, и Пейн Мондидье. Последнего Гуг не видел уже с десяток лет.
К счастью, Гуг, Годфрей, Арло и Джубаль, приставленный к Сент-Омеру в качестве слуги и телохранителя, ждали гостей у караван-сарая Ибрагима Фаррака и предупредили владельца о чудовищной жажде, которую наверняка выкажут приезжие. Правда, для них было загадкой, с какой стороны покажутся приглашенные. Сент-Аньян и де Мондидье в сопровождении проверенных слуг прибыли через северные городские ворота; оставалось только гадать, откуда появятся другие, поскольку Арло нашел их обоих к югу от Иерусалима: Гондемара неподалеку от Вифлеема, а четвертого участника, Роланда де Россаля, в окрестностях Иерихона. Он и предложил переместиться к юго-восточным воротам и ждать путников там, поскольку, как разумно отметил он, та дорога шире и многолюднее, а значит, безопаснее.
Выпив к тому времени изрядное количество кружек местного горького пива, все оседлали коней и обогнули городскую стену с внешней стороны, направляясь к небольшой возвышенности, откуда были хорошо видны прибывающие в Иерусалим путешественники. Вблизи городской ограды путникам уже ничего не грозило.
Надвигались сумерки, а в юго-восточные ворота по-прежнему никто не входил, и новоприбывшие начали потихоньку роптать, хоть и полушутя, что им, дескать, приходится терпеть столько неудобств. По их признанию, они проделали долгий изнурительный бросок по пустыне, а теперь, вместо того чтобы дать им поесть и отдохнуть, их потчуют крепким пивом и заставляют часами жариться на солнце в ожидании гостей, которые и не думают появляться. С этими доводами было трудно спорить, и, пока де Пайен придумывал достойный ответ, он заметил, что Арло вдруг выпрямился в седле, придав копью боевое положение.
– Что? – вскрикнул Гуг, почувствовав необъяснимую тревогу.
Арло не отвечал, пригнувшись к конской холке и напряженно всматриваясь в темнеющий горизонт.
– Проклятье, ты что, оглох? Что случилось, Арло? Что ты там видишь?
– Беда. Взгляните вон туда, на скалы справа от нас, в тени под горой.
Де Пайен сощурился, пытаясь что-нибудь разглядеть в лиловом полумраке подступающей ночи, и уловил в нем некое движение. Какие-то люди шли в их направлении, и, всмотревшись внимательнее, Гуг понял, что же так не понравилось Арло: пешие путники не то чтобы бежали со всех ног, но шли скученно и необыкновенно быстро. Из-за пропыленных одежд они были почти неразличимы с такого расстояния на фоне песчаной пустыни, и де Пайену поначалу показалось, что за людьми гонятся всадники.
Вскоре он понял, однако, что всадники, наоборот, прикрывают путников от некой опасности, грозящей им с тыла. Они подгоняли и без того поспешающих ходоков, тесня их конскими телами и ими же загораживая людей от неведомого неприятеля: несмотря на то что Гуг пока не разглядел никаких преследователей, он ни минуты не сомневался, что они существуют.
– Паломники, – проворчал он, – и семь всадников. Может, это и есть наши гости, даром что их больше, чем трое?
