Текст книги "Деликатесы Декстера"

Автор книги: Джеффри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 32

Дебора молчала, пока мы ехали к шоссе Дикси, где свернули на юг к моему дому, но постепенно рассерженное выражение покинуло ее лицо, а руки на руле немного расслабились.

– В любом случае, – произнесла она наконец, – самое главное, что мы нашли Саманту.

Моя сестра обладала восхитительной способностью находить «самое главное» в любом вопросе, но я был обязан указать ей на ошибку, так как она забыла упомянуть меня.

– Саманта не хотела, чтобы ее нашли. Она хочет быть съеденной.

Дебора покачала головой:

– Никто не может этого хотеть. Вероятно, она это сказала, поскольку у нее в голове сейчас черт знает что и она идентифицирует себя с ублюдками, которые ее похитили. Но желать, чтобы ее съели? – Она состроила кислую гримасу и покачала головой. – Брось, Деке.

Я мог бы сказать ей о своей уверенности, и она убедилась бы в этом, если бы поговорила с Самантой хоть пять минут. Но коль скоро Дебора пришла к какому-то решению, то без письменного приказа высокопоставленного полицейского чиновника она не передумает. А я, честно говоря, сомневаюсь, что мне удастся таковой достать.

– Кроме того, – продолжила она, – сейчас она дома с родителями, и они наверняка постараются найти ей психолога или еще что-нибудь сделать. Для нас сейчас самое главное – покончить с этим: найти Бобби Акосту и остальных членов банды.

– Шабаша, – поправил я ее, отчасти из-за собственного занудства. – Саманта говорит, будто они называют себя шабашем.

Дебора нахмурилась:

– Я думала, шабаш – это ведьмы.

– Видимо, людоеды тоже.

– Я не думаю, что группу мужиков можно назвать шабашем, – уперлась Деб, – это могут быть только ведьмы. Женщины, понимаешь.

После всего пережитого сегодня у меня не было сил спорить. К счастью, время, проведенное с Самантой, не прошло зря, и у меня наготове был хороший ответ.

– Твое дело, – сказал я.

Дебору это устроило, и, обменявшись еще несколькими бессодержательными репликами, мы наконец доехали до моей улицы. Дебора высадила меня перед домом, и я не мог больше думать ни о чем, кроме как о счастье возвращения в свой дом.

Меня ждали, и почему-то мне это показалось неожиданным и трогательным. Дебора позвонила Рите и предупредила ее о моем позднем возвращении, заверив, что со мной все в порядке. Лично мне это представлялось проявлением крайне бесчувственной самоуверенности. Но Рита смотрела новости, а журналисты сделали нашу историю главной темой сегодняшнего вечера. Впрочем, как они могли устоять? Людоеды, пропавшая девушка-подросток, перестрелка в Эверглейдс – идеальный сюжет. Нам уже звонили с кабельного канала и предлагали продать права на историю.

Несмотря на уверения Деборы, Рита каким-то образом узнала, что я находился в гуще событий, был в смертельной опасности и проявил себя настоящим героем. Она встретила меня у дверей в таком взволнованном состоянии, в каком я никогда ее не видел.

– О, Декстер, – всхлипнула она, прежде чем обнять меня и начать осыпать поцелуями. – Мы так… Это было в новостях, я там тебя видела, после того как позвонила Дебора, – сказала она и поцеловала меня еще раз. – Дети смотрели телевизор, и Коди вдруг сказал: «это Декстер», – и я посмотрела… Это были новости, – пояснила она, вероятно, с целью напомнить мне, что я не выступал в качестве приглашенной звезды в мультике «Губка Боб». – Господи, – продолжила она, прервавшись, чтобы вздрогнуть и спрятать у меня на груди голову по самые плечи, – ты ведь не обязан делать такие вещи, – высказала она весьма справедливую мысль, – ты ведь просто криминалист… у тебя нет пистолета, и это не… Как так можно… Но твоя сестра сказала, и по телевизору подтвердили, что там были людоеды, и ты был у них, и ты нашел девушку, я знаю, это очень важно, но, Господи, это же людоеды. Мне даже подумать страшно, ведь они могли тебя… – Поток слов наконец прервался – вероятно, от нехватки воздуха, – и Рита принялась сосредоточенно рыдать у меня на груди.

Я воспользовался передышкой и окинул довольным взглядом свое маленькое королевство. Коди и Эстор сидели на диване и смотрели на нас с одинаковыми выражениями отвращения к такому эмоциональному поведению. Рядом с ними сидел мой брат Брайан и улыбался всем присутствующим вместе и каждому в отдельности жутковатой улыбкой. Лили-Энн лежала в своей колыбельке рядом с диваном; завидев меня она тепло меня поприветствовала, пошевелив пальчиками. Все вместе представляло собой идеальную картину семейного уюта, которую можно озаглавить «Возвращение героя». Несмотря на то что я не слишком радовался присутствию у себя дома Брайана, не было ни одной причины, по которой ему не следовало бы здесь находиться. Кроме того, любая доброжелательность заразна, даже такая неестественная, на какую способен мой брат, и воздух оказался наполнен прекрасным ароматом, от которого слюна начинала выделяться в неимоверных количествах, – ароматом, который свидетельствовал о наличии в доме одного из чудес современного мира – жареной свинины, приготовленной Ритой.

Дороти [24]24
  Главная героиня сказки Ф. Баума «Волшебник страны Оз».


[Закрыть]права: нет места лучше дома.

Думаю, если бы я сказал Рите, что она уже достаточно повсхлипывала, вышло бы грубо, но сегодня мне пришлось пройти через многое, включая голод, а запах, наполнявший дом, сводил меня с ума, и экстази на его фоне выглядел невинно. Жареная свинина Риты – это произведение искусства, способное заставить статую сойти с пьедестала и облизнуться. Поэтому, после того как смог освободиться и высушить плечо, я поблагодарил ее и направился прямиком к столу, лишь на секунду задержавшись, чтобы пересчитать все пальчики на руках и ногах Лили-Энн и убедиться, что все они на месте.

Мы сидели за столом в полном составе и выглядели как идеальный семейный портрет, и я подумал, насколько обманчивыми могут быть картины. Во главе стола, разумеется, Декс-папочка, настоящее чудовище, которое пытается притворяться человеком. По левую руку от него – Брайан, еще худший монстр, и он пребывает в мире со своей природой. Напротив него художник мог бы изобразить свежие личики невинных детей, мечтающих стать такими же, как их злой дядюшка. На лицах всех присутствующих застыли тщательным образом изготовленные маски милейших, человечнейших существ. Сюжет вполне мог быть использован Норманном Рокуэллом, особенно в подходящем для черного юмора настроении.

Обед продолжался без каких-либо происшествий. Тишину прерывали преимущественно звуки причмокивания, стоны удовольствия и Лили-Энн, требующая немедленного кормления. Вероятно, она тоже не устояла перед запахом жареной свинины. Рита время от времени нарушала молчание не очень логичными замечаниями, выражавшими заботу, и не умолкала, пока кто-нибудь не просил добавки. Это мы все проделали по несколько раз. Все, за Исключением Лили-Энн, разумеется. По мере того как обед извилистым путем гостеприимства постепенно подходил к концу и мы готовились в очередной раз доказать, что в нашем доме фраза «вчерашняя жареная свинина» не имеет смысла, я понял, как счастлив вернуться в свое гнездышко в целости и сохранности.

Ощущение сытого удовольствия не покинуло меня и после обеда, когда Коди и Эстор кинулись к «WII» поиграть в нечто, предполагавшее убийство толп монстров жуткого вида, а я устроился на кушетке с Лили-Энн, пока Рита наводила порядок на кухне. Брайан сел рядом со мной. Некоторое время мы рассеянно наблюдали за детьми; наконец Брайан нарушил молчание.

– Ну что? – произнес он. – Можно считать, ты пережил встречу с шабашем?

– Судя по всему, да, – ответил я.

Он кивнул и бросил одобрительное замечание Коди, уничтожившему какого-то особо мерзкого монстра.

Повернувшись ко мне, он спросил:

– И что, поймали главу шабаша?

– Это Джордж Кукаров. Застрелен на месте преступления.

– Управляющий тем клубом, как его, «Фэнг»? – удивился Брайан.

– Да, – ответил я, – и, должен признать, это был очень хороший и своевременный выстрел.

Брайан задумался ненадолго.

– Мне всегда казалось, что главой шабаша должна быть женщина, – произнес он наконец.

Второй раз за вечер со мной пытались спорить по этому поводу, и мне это слегка надоело.

– Это уже не моя проблема, – сказал я. – Дебора и ее оперативная группа переловят всех, кто остался.

– Вряд ли, если она по-прежнему будет считать Кукарова главным, – возразил Брайан.

Лили-Энн издала негромкий, но очень влажный звук, и я почувствовал, как ее рвота просачивается сквозь полотенце и впитывается в мою рубашку. Сама она тут же склонила голову и немедленно уснула.

– Брайан, – произнес я, – у меня был очень тяжелый день, который я провел в компании этих людей. Мне плевать, кто глава этого чертова шабаша: мужчина, женщина или двухголовый монстр с планеты Нардон. Это проблемы Деборы. Я больше не хочу иметь с этим дела. Кстати, а ты-то почему так беспокоишься?

– Я? – переспросил он. – Я не беспокоюсь. Но ты мой младший братишка; разве я могу не интересоваться твоими делами?

Уверен, я нашел бы какой-нибудь остроумный ответ, но Эстор не дала мне на это времени, издав душераздирающее «нет!». Мы оба рывком обернулись к экрану телевизора, успев как раз вовремя, чтобы увидеть, как маленькую фигурку с золотыми волосами, представлявшую на экране Эстор, съедает какое-то чудовище. Коди тихо, но торжествующе усмехнулся и поднял свой джойстик. Игра продолжилась, я засмотрелся на нее и забыл о ведьмах, шабашах и странном интересе, который питал к ним мой брат.

Тем временем вечер неумолимо шел к завершению. Я стал широко и громко зевать, и, несмотря на смущение, не смог прекратить. Естественно, страшные испытания, пережитые мною, наконец-то брали свое. А кроме того, я уверен, в жареную свинину Рита подмешивает триптофан или что-то вроде него. Вероятно, дело именно в сочетании, но какова бы ни была причина, скоро всем стало ясно: Декс-папочка едва стоит на ногах – готовится присоединиться к Лили-Энн в стране снов.

Как раз в тот момент, когда я собирался покинуть приятную компанию, некоторые представители которой все равно не заметили бы моего ухода, судя по их увлеченности игрой, из сотового Брайана полилось крещендо [25]25
  В музыке – нарастание силы звучания.


[Закрыть]«Полета валькирий». Он извлек телефон из чехла и, нахмурившись, посмотрел на экран. Почти сразу же он вскочил с места и произнес:

– Черт. Боюсь, я должен немедленно идти, хотя здесь так хорошо.

– Могло бы быть, – пробормотала Эстор, – но пока еще не настолько.

Брайан улыбнулся ей широкой и насквозь фальшивой улыбкой.

– Для меня, Эстор, – сказал он, – это семья. Но, – он улыбнулся еще шире, – долг зовет и мне нужно идти на работу.

– Уже ночь, – произнес Коди, не поднимая глаз.

– Да, – согласился Брайан, – но иногда я вынужден работать по ночам.

Он бросил на меня счастливый взгляд, и на секунду мне показалось, что он сейчас подмигнет. Мое любопытство тут же вытеснило желание спать.

– А что у тебя за работа? – поинтересовался я.

– В сфере обслуживания, – ответил он. – Но мне действительно надо идти.

Он похлопал меня по плечу, не отмеченному Лили-Энн, и сказал:

– Я уверен, тебе нужно выспаться после всех потрясений.

Я зевнул еще раз, и это сделало все мои попытки возразить бессмысленными.

– Думаю, ты прав. Я тебя провожу.

– Не нужно, – остановил меня Брайан и направился на кухню. – Рита? Спасибо тебе еще раз за очередной потрясающий обед и прекрасный вечер.

– О, – сказала Рита, выходя из кухни и вытирая руки, – но еще так рано и… Не хочешь кофе? Или, может быть…

– Увы, – ответил он, – я должен бежать с телеграфной скоростью.

– Что это значит, – спросила Эстор, – что за «телеграфная скорость»?

Брайан подмигнул ей.

– Это значит, очень быстро. – Он повернулся к Рите и неуклюже обнял ее. – Большое спасибо, миссис, и доброй ночи.

– Мне так жаль, что… То есть это поздновато для работы, и ты… Может, тебе найти новую? Эта, честно говоря…

– Я знаю, – сказал Брайан, – но эта работа прекрасно мне подходит и позволяет использовать все мои навыки.

Он взглянул на меня, и я почувствовал, как меня начинает мутить. Я знал только один навык, которым он обладал в совершенстве, и вряд ли кто-то стал бы ему за это платить.

– Кроме того, – продолжал он, обращаясь к Рите, – у этой работы есть масса достоинств, а сейчас мне действительно нужно на нее идти. В общем, до свидания, друзья, – произнес он, подняв руку в знак, вероятно, дружеского прощания, и направился к двери.

– Брайан, – сказал я, обращаясь к его спине, но вынужден был замолчать, поскольку зевота одолевала меня.

Он обернулся, подняв бровь.

– Декстер?

Я попытался вспомнить, что именно хотел сказать, но зевота продолжала выдавливать из меня способность связно мыслить и кроме: «Ничего. Доброй ночи», – я ничего не смог произнести.

Его лицо расплылось в очередной фальшивой улыбке не лучшего свойства.

– Спокойной ночи, брат, – сказал он. – Поспи немного.

С этими словами он открыл дверь и ушел в темноту.

– Что ж, – заметила Рита, – Брайан действительно стал членом семьи.

Я кивнул и почувствовал, что шатаюсь, как будто кивок каким-то образом нарушил мое равновесие и, кивнув еще раз, я вполне мог упасть лицом вниз.

– Да, разумеется, – произнес я, и, конечно, не зевнуть в конце фразы оказалось выше моих сил.

– О, Декстер, бедняжка… Ты должен немедленно лечь – ты, наверное… Вот так, дай мне ребенка, – засуетилась Рита.

Она бросила полотенце в направлении кухни и устремилась ко мне, чтобы забрать Лили-Энн. В моем обескровленном состоянии мне было трудно даже поверить, будто кто-то способен перемещаться с такой скоростью. Но я не успел и глазом моргнуть, а Рита уже уложила Лили-Энн в колыбельку и начала подталкивать меня по коридору к двери спальни.

– Ну вот, – сказала она, – теперь ты примешь хороший горячий душ. И я думаю, тебе нужно как следует выспаться. Не могут же они ожидать… После того, что тебе пришлось преодолеть.

Я слишком устал, чтобы отвечать. Мне хватило сил доковылять до душа, прежде чем свалиться в постель. Я чувствовал на себе грязь и кровь этого жуткого дня, но, несмотря на это, не уснуть в душе было тяжким испытанием, и на подушку я упал с ощущением почти сверхъестественного наслаждения. Я закрыл глаза, натянул на себя простыню…

И, разумеется, не смог заснуть. Я лежал в кровати с закрытыми глазами и чувствовал, что на другой стороне подушки притаился крепкий здоровый сон, который наотрез отказывался идти ко мне. Коди и Эстор в гостиной продолжали играть в «WII», теперь, по настоянию Риты, сообщившей им о моих попытках уснуть, чуть тише. И я собрался, правда, но безуспешно.

Мысли медленно двигались по извилинам моего мозга, как солдаты на параде, снятом замедленной съемкой. Я думал о тех четверых в гостиной – моем маленьком семействе. Эта мысль все еще казалось безумной. Декс-папочка, добытчик и защитник. Еще большим безумием было то, что мне это нравилось.

Я подумал о брате. Мне все еще оставалось непонятно, чего он хочет, зачем продолжает сюда приходить. Может ли быть, что ему действительно хочется обзавестись семейными связями? В это трудно поверить, но не труднее, чем в то, что я когда-либо смогу сказать «прощай» темным удовольствиям и погрязну в простых семейных радостях. Вполне вероятно, Брайану тоже хочется простого человеческого тепла. И он тоже ощущает потребность быть иным.

И может быть, мне, трижды хлопнув в ладоши, удастся вызвать фею Динь-Динь. Во всяком случае, это допустимо. Но Брайан провел на темном пути всю свою жизнь, и он вряд ли способен измениться. По крайней мере сильно. У него должна быть иная причина пытаться влезть в мое семейное гнездо. Сомневаюсь, будто он имеет намерение причинить вред моей семье, но я буду наблюдать за ним, пока не пойму, что именно ему здесь понадобилось.

И разумеется, я вспомнил о Саманте и ее угрозе все рассказать. Была ли это действительно угроза или она так выражала недовольство фактом своего освобождения, оставшись живой и несъеденной? А если она действительно сообщит всем искаженную, пропитанную мстительностью версию случившегося? В тот момент, когда прозвучало ужасное слово «изнасилование», все и навсегда изменилось, и далеко не к лучшему. Теперь мне предстоит стать Делом Декстера, которое поступит в машину неправосудия и будет перемолото ее колесами. Чудовищно и совершенно несправедливо. Никто из тех, кто меня знал, не смог бы назвать Декстера озабоченным, истекающим слюной чудовищем. Я всю жизнь был чудовищем совершенно другой специализации. Но люди предпочитают верить штампам, даже если они не соответствуют истине. А взрослый мужчина, запертый вместе с девушкой-подростком, – это штамп. Я действительно ни в чем не виноват, но кто мне поверит? Я принял наркотик не по своей воле. Неужели она покарает меня за это, ведь я и сам оказался жертвой? Трудно сказать наверняка, но я был уверен: она может это сделать. И уничтожить этим всю мою тщательно выстроенную жизнь.

Но что мне делать? Я не мог окончательно избавиться от мысли, будто ее смерть все решит, а ведь я даже мог бы склонить ее к сотрудничеству, пообещав откусить от нее несколько кусочков. Я, разумеется, не стал бы совершать подобную мерзость, но если небольшая ложь сделает ее чуть более счастливой, я готов соврать.

В любом случае до этого никогда не дойдет. Как бы глупо это ни звучало, но я не смогу убить Саманту, вопреки обоюдному нашему желанию. Не то чтобы у меня наконец отросла совесть, просто это оказалось бы слишком против Кодекса Гарри, да и опасно, учитывая, что сейчас она находилась в центре внимания. Нет, я должен придумать другой способ спасти себе жизнь.

Но какой? Ничего подходящего не приходило мне в голову; сон, впрочем, тоже не шел. И только тяжкие мысли топали своими свинцовыми ногами по ненадежному полу моей измученной головы. Шабаш. Какая разница, кто его возглавлял – мужчина или женщина? Кукаров мертв, и от шабаша ничего не осталось.

За исключением Бобби Акосты. Может быть, мне удастся найти его и скормить ему Саманту? А потом отдать его Деборе? Все порадуются.

Деб совершенно точно нуждалась в положительных эмоциях. Она очень странно вела себя в последнее время. Это что-то серьезное? Или просто последствия ножевого ранения?

Кстати, о ножах. Неужели я действительно навсегда брошу свои темные удовольствия? Ради Лили-Энн?

Лили-Энн… Я задумался о ней. Надолго, как мне показалось. И неожиданно наступило утро.

Глава 33

Я воспользовался советом Риты и проспал допоздна. Первое, что я услышал проснувшись, были звуки дома, в котором никого нет: подтекающий душ где-то вдалеке, работающий кондиционер и посудомоечная машина в кухне, меняющая режим. Я полежал несколько минут, наслаждаясь относительным покоем и ощущением сладкой усталости, разлившейся по всему телу от головы до пят. Вчера был тот еще денек, и, честно говоря, мне очень повезло, что я его пережил. Моя шея все еще не обрела подвижность, но головная боль прошла и я чувствовал себя намного лучше, чем следовало бы. До тех пор пока не вспомнил о Саманте.

Теперь я продолжал лежать в постели и размышлял, смогу ли придумать то, что заставит ее молчать. Шансов убедить ее было очень мало. Однажды, в холодильнике клуба, мне удалось это сделать, взобравшись на такие вершины красноречия, на каких раньше бывать не приходилось. Получится ли у меня повторить это? И подействует ли мое красноречие на этот раз? Не уверен, и пока я оценивал свои возможности, в мою голову влезла избитая строчка о «языках ангельских и человеческих». Не помню, чем именно там все закончилось, но думаю, что плохо. Не стоило мне вообще читать Шекспира.

Открылась входная дверь, и в дом быстро вошла Рита, отвозившая детей в школу. Она, миновав гостиную, прошла в кухню, издав по пути все те звуки, какие обычно сопровождают человека, желающего передвигаться бесшумно и никого не беспокоить. Я услышал, как она тихо разговаривает с Лили-Энн, меняя ей подгузник. Потом она вернулась на кухню и через несколько секунд там прокашлялась, затем ожила кофеварка. Вскоре запах свежего кофе пробрался в спальню, и я почувствовал себя несколько лучше. Я находился дома, с Лили-Энн, и все было в порядке. По крайней мере пока. Не сказать, чтобы это ощущение можно назвать рациональным, но, судя по моему опыту, чувства никогда таковыми не бывают, поэтому можно наслаждаться теми из них, которые получше, пока можно. Их не так уж много, и они обычно долго не длятся.

Я наконец сел на край постели и осторожно размял затекшую шею. Это не слишком помогло, но все равно сегодня было уже не так больно. Я встал – это оказалось неожиданно сложнее, чем обычно. Ноги не гнулись и слегка ныли, но я доковылял до душа и в течение десяти долгих минут наслаждался роскошью теплой воды, струящейся по телу. Благодаря этому тот Декстер, который вышел из ванной, оделся и отправился на кухню, где, судя по звукам, кипела работа, оказался уже обновленным и почти нормальным Декстером.

– О, Декстер, – поприветствовала меня Рита, откладывая в сторону лопаточку и целуя меня в щеку, – я услышала, как ты пошел в душ, и подумала… Ты не против блинчиков с голубикой? Мне пришлось взять мороженую ягоду, она не совсем… Но как ты себя чувствуешь? Потому что если ты… Я могу приготовить тебе яичницу, а блинчики заморозить для… Сядь, дорогой, ты выглядишь измученным.

Она усадила меня в кресло, и я заверил ее в полной лояльности к блинчикам, которые и вправду оказались замечательными. Я съел слишком много, убеждая себя, будто заслужил это, и стараясь не слушать ехидный внутренний голос, напоминавший мне, что завтрак дома вполне может быть последним, если я не позабочусь о Саманте.

После завтрака я довольно долго сидел в кресле и пил кофе чашку за чашкой в тщетной надежде, что он выполнит данное в рекламе обещание и наполнит меня энергией. Это был очень хороший кофе, но даже он не смог окончательно смыть мою усталость, и я разрешил себе еще немного побездельничать дома. Я посидел с Лили-Энн на руках. Она срыгнула на меня, и я задумался: как странно, что это не вызывает у меня неприятных ощущений. Потом она уснула у меня на руках, и я посидел с ней еще немного, тем более мне это нравилось.

Но в конце концов зов долга сумел-таки до меня достучаться, и я уложил Лили-Энн, поцеловал Риту и направился к двери.

Движение было не очень плотным, и я позволил себе поразмышлять, пока ехал по шоссе Дикси, но когда свернул на шоссе Пальметто, у меня возникло неприятное чувство, что дела обстоят не так уж и хорошо. Пришлось включить могучий мозг Декстера в полную силу и заставить его искать проблему. Поиск занял очень мало времени, но благодарить за это следовало не силу моей логики, а силу запаха, исходившего откуда-то из-за моей спины – вероятно, с заднего сиденья машины. Это был жуткий запах какой-то мерзости, которая уже давно здесь гнила, разлагалась и становилась все мертвее и мертвее, и я не мог понять, что это. Но оно издавало кошмарный запах, и он становился хуже с каждой секундой.

Я не видел ничего позади себя, сидя за рулем, даже наклонив зеркало, и по дороге на север сосредоточенно размышлял, пока школьный автобус не вынудил меня вновь обратить внимание на дорогу. В Майами даже при таком движении не стоит слишком отвлекаться, и я опустил окно и сосредоточился на том, чтобы добраться до работы живым.

Когда я припарковался на стоянке возле участка, запах вновь напомнил о себе, и я задумался. В последний раз я ездил на своей машине перед тем, как началась вся эта история с Самантой, а до этого…

Чапин.

Я ездил поиграть со своим приятелем Виктором Чапином и потом вез в машине то, что осталось после игры, упакованным в пакеты для мусора. Не может ли быть, что какой-то кусочек вывалился и все еще находился здесь, медленно разлагаясь в разогретом салоне машины, простоявшей весь день на солнле? И именно он источал этот отвратительный запах? Невероятно. Я всегда был так осторожен. Но что еще могло быть? Вонь казалась кошмарной и становилась все хуже, подогретая моей паникой. Я обернулся и увидел…

Пакет для мусора. Каким-то образом я оставил один в машине. Но это невозможно. Я никогда бы не поступил так глупо, так безответственно.

Если не учитывать мою торопливость в ту ночь, как я спешил закончить все побыстрее и лечь наконец в постель. Из-за бестолковой лени, которая помешала мне полноценно мыслить, я оказался в таком положении – на парковке полицейского участка с полным пакетом нарезанной человечины в машине. Я поставил машину на ручной тормоз и вылез посмотреть. К тому моменту, когда я сел на корточки у задней двери, пот уже катился градом по моему лицу и спине.

Да, мусорный пакет. Но как такое могло случиться? Как он попал сюда, если все его собратья ехали в багажнике, а затем…

А затем рядом с моей остановилась другая машина. Я почувствовал, как меня охватывает полнейшая паника, и сделал глубокий вдох. Это не проблема, во всяком случае – не для меня. Кто бы это ни был, я весело поздороваюсь с ним, и он войдет в здание, а я увезу отсюда этот пакет Чапина внарезку. Ничего особенного, я всего лишь старый добрый Декстер из лаборатории крови, и в этом участке нет никого, кто думал бы иначе.

Никого, кроме человека, который выбрался из подъехавшей машины. Вернее, если быть совсем точным, двух третей человека. У него не было кистей и ступней. А также языка, и он носил с собой маленький ноутбук, чтобы иметь возможность разговаривать, и, пока я пытался нормально дышать, он раскрыл его и принялся печатать, не отрывая от меня взгляда.

– Что у тебя в пакете? – поинтересовался при помощи компьютера сержант Доукс.

– В пакете? – переспросил я. Должен признать, это было не лучшим моим выступлением.

Доукс бросил на меня испепеляющий взгляд, и было ли дело в том, что он ненавидел меня и подозревал правду, или я действительно выглядел сомнительно, сидя на корточках и тыкая пальцами в пакет с останками, не знаю. Но я заметил, как в его глазах вспыхнул жуткий огонь, и прежде чем я смог что-либо предпринять, кроме как щелкнуть челюстью, Доукс дернулся в мою сторону, выбросил вперед свою металлическую клешню и схватил пакет.

Прямо на глазах у меня, наблюдавшего за ним с ужасом, отчаянием и нарастающим ощущением собственной смертности, он положил свой компьютер на крышу машины, открыл пакет, с торжествующим оскалом сунул туда клешню и извлек жуткий, чудовищно грязный, разлагающийся подгузник.

Пока наблюдал, как торжество на лице Доукса сменяется отвращением, я вспомнил. Когда убегал встретиться с Чапином, Рита сунула мне в руки пакет с грязными подгузниками, а я в спешке забыл его выкинуть. А потом погиб Дик, меня похитили, произошла та жуткая история с Самантой, и мне стало совершенно не до этого. Но по мере возвращения памяти я почувствовал, как меня переполняет счастье, особый, приятный вкус которому придавал тот факт, что Лили-Энн – удивительное, чудесное дитя, королева подгузников, моя замечательная Лили-Энн – не только спасла мент, но и унизила при этом Доукса.

Жизнь была прекрасна. Отцовство снова оказалось захватывающим приключением.

Я встал и широко улыбнулся Доуксу.

– Я знаю, это вполне тянет на токсичные отходы, – сказал я, – и, возможно, нарушает ряд городских постановлений. – Я протянул руку за пакетом. – Но прошу вас, сержант, не нужно меня арестовывать. Даю слово, что захороню эти отходы как положено.

Доукс перевел взгляд с подгузника на меня, и на его лице отразилось выражение такого отвращения и злобы, что на секунду оно показалось мне опаснее открытого пакета с подгузниками. Затем он отчетливо произнес:

– Нгугглггуггок.

И разжал клешню, в которой держал пакет. Тот упал на тротуар, и через секунду за ним последовал подгузник, который Доукс держал в другой клешне.

– Нгугглггуггок? – переспросил я. – Это где-то в Скандинавии?

Но Доукс сгреб свой серебристый компьютер с крыши машины, повернулся спиной ко мне и грязным подгузникам и тяжело зашагал с парковки на своих протезах.

Я почувствовал невероятное, полнейшее облегчение, глядя в его удаляющуюся спину, и, когда он исчез в дальнем конце парковки, сделал глубокий вдох. Это было большой ошибкой, учитывая то, что лежало у меня под ногами. Кашляя и утирая слезящиеся глаза, я нагнулся, запихнул подгузник обратно, завязал пакет и отнес его к мусорному контейнеру.

К тому моменту, когда я добрался до своего стола, было уже половина второго. Я немного повозился с лабораторными отчетами, провел обычный тест на спектрометре и, несмотря на страдания, залил в себя чашку отвратительного кофе. Покончив с этим, я обнаружил, что часы уже показывали четыре тридцать. Я уже радовался тишине и покою, которые сопровождали мой первый рабочий день после неволи, как в кабинет вошла Дебора, на лице которой застыло жуткое выражение. Я не мог определить причин его возникновения, но было ясно: случилось нечто очень плохое и она приняла это близко к сердцу. А поскольку я знаю Дебору всю жизнь и понимаю, как устроена ее голова, я сразу предположил, что выражение ее лица предвещает проблемы для Декстера.

– Добрый день, – сказал я с улыбкой, надеясь, что, если буду достаточно весел, проблема, в чем бы она ни заключалась, исчезнет сама по себе.

– Саманта Альдовар, – сказала моя сестра, глядя сквозь меня, и ко мне вернулись все страхи прошедшей ночи. Я понял: Саманта все рассказала и Дебора приехала арестовать меня. Моя антипатия к девушке усилилась: она не могла даже немного подождать, чтобы дать мне прийти в себя и придумать какой-нибудь выход. Такое впечатление, будто в ее язык вмонтировали спусковой механизм и он начал болтать, едва Саманта вдохнула воздух свободы. Естественно, она принялась нести чушь еще до того, как за ней закрылась дверь ее дома, и теперь со мной все было кончено. Я был готов, уничтожен совершенно, обесчещен. Я тут же почувствовал вкус горечи, и меня охватила паника. Как жаль, что девичья скромность больше не в цене.

Тем не менее сделанного не воротишь, и Декстеру не осталось ничего, кроме как играть по правилам. Я набрал в грудь побольше воздуха и, приготовившись взглянуть фактам в лицо, сказал:

– Это была не моя вина.

Произнеся это, я принялся собираться с расползавшимися мыслями и готовиться к первому раунду Защиты Декстера.

Но Дебора только моргнула и недоуменно нахмурилась.

– Какого черта ты имеешь в виду, – поинтересовалась она, – в чем ты не виноват? Разве об этом кто-то… Да как это вообще может быть твоей виной?

В очередной раз я почувствовал себя так, будто всем вокруг заблаговременно выдали текст роли, а я вынужден импровизировать.

– Я хотел сказать… Не важно, – произнес я в надежде получить хотя бы намек на то, какой должна быть моя реплика.

– Твою мать, Господи, Деке, почему ты думаешь, что речь всегда идет о тебе?