Текст книги "Деликатесы Декстера"

Автор книги: Джеффри Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Оставалась закрытая дверь. Здравый смысл подсказывал: то, что действительно заслуживает моего внимания, находится под замком, этот замок должен быть надежным, и я не смогу открыть его, не оставив следов. Кроме того, там, вероятно, стоит сигнализация. Я задумался, что важнее: остаться незамеченным или искать Саманту Альдовар и не обращать внимания на все остальное. Мы не обсудили этот вопрос с Деборой, а теперь он неожиданно обрел важность. После минуты напряженных раздумий я решил: раз я пришел сюда за Самантой, то искать ее следует везде, и в первую очередь там, куда хозяева заведения не хотят пускать посторонних, к примеру – за этой запертой дверью.

Итак, вернув свою смелость на подобающее ей место, я взял монтировку и принялся трудиться над закрытой дверью.

Я старался действовать как можно тише и оставлять поменьше следов, но с первым мне удалось справиться несколько лучше, и ко времени, когда я открыл дверь, она выглядела так, будто пережила атаку стаи взбесившихся бобров. Но все же я ее открыл и смог войти внутрь.

В том, что касалось тайн и секретов, комната могла разочаровать кого угодно, за исключением разве что бухгалтера. По всей видимости, это была контора клуба. Здесь стоял большой деревянный стол с компьютером и шкафчик для бумаг с четырьмя ящиками. Компьютер оставили включенным, и я решил покопаться в недрах жесткого диска. Там нашлось несколько финансовых отчетов, говоривших о неплохой доходности заведения, и вордовские документы – официальные письма членам и кандидатам в члены клуба. Еще там оказался большой файл под названием «шабаш. wpd», защищенный паролем, но его алгоритм был старым и я мог бы взломать его за пару минут. Однако пары минуту меня как раз и не было, поэтому я просто отметил факт наивности этих вампиров и продолжил поиски.

Больше ничто не привлекло моего внимания: мне не не далось ни файла под названием «Саманта. jpg», ни того, что могло бы указать мне направление поисков. Я покопался в ящиках стола и шкафчика для бумаг, но не нашел ничего интересного и там.

Прекрасно. Значит, я надругался над дверным косяком без внятных причин. Не то чтобы я и вправду чувствовал себя виноватым, но потраченного времени стало жаль – надо было уже думать о завершении спасательной операции и выбираться отсюда: в любой момент может нагрянуть команда уборщиков или Кукаров вздумает вернуться и полюбоваться на дверь своего кабинета.

Я вышел из офиса, закрыл дверь и направился к лестнице. Очевидно, что необходимости заниматься поисками в тех местах клуба, где бывало много людей, не существовало.

Невозможно представить, будто каждый из посетителей клуба увлекался людоедством – несколько сотен людей попросту не смогут долго хранить такой секрет. И если Саманта действительно где-то здесь, ее прячут в месте, скрытом от глаз большинства завсегдатаев.

Придя к этому выводу, я спустился по лестнице и прошел через танцпол не останавливаясь и не осматриваясь по сторонам. В дальнем конце зала, около возвышения, на котором вчера стоял Бобби с кубком, начинался небольшой коридор, и я свернул в него. Он вел к кухне и задней двери, видом которой снаружи я уже успел насладиться. Кухня оказалась очень скромной: маленькая плита, микроволновка, раковина и металлический стеллаж, на котором стояли кастрюли и лежало несколько очень симпатичных ножей. В дальнем конце виднелась металлическая дверь, по всей видимости, ведущая в большой холодильник. Больше здесь не было ничего, даже чулана для продуктов.

Скорее из желания не пропустить ничего, чем из каких-либо других побуждений, я направился к холодильнику. На уровне глаз в его двери было небольшое окошко, закрытое толстым стеклом, и, к своему удивлению, я обнаружил внутри свет. Я всегда думал, что свет в холодильниках выключается, как только дверь закрывается, так что из любопытства уткнулся носом в стекло и заглянул внутрь.

В ширину холодильник был примерно шесть футов и восемь в длину. Вдоль каждой стены виднелись ряды полок, большая часть которых оказалась заставлена большими, примерно на галлон, емкостями. У задней же стены я увидел предмет, который далеко не каждый день найдешь в холодильнике, – старую раскладушку.

Еще более неожиданным стало то, что раскладушка стояла здесь не просто так. На ней, завернувшись в одеяло, сидел сверток, напоминавший молодое человеческое существо женского пола. Она опустила голову и не двигалась, но внезапно медленно, как будто под действием наркотиков или сильной усталости, подняла ее и наши глаза встретились.

Это была Саманта Альдовар.

Не раздумывая я схватился за ручку двери и потянул. Она не была заперта снаружи, хотя я заметил, что изнутри ее открыть невозможно.

– Саманта, – окликнул я ее, – с тобой все в порядке?

Она устало улыбнулась.

– Все прекрасно, – ответила она, – уже пора?

Я не понял, что она имела в виду, поэтому просто отмахнулся.

– Я здесь, чтобы спасти тебя, – сказал я, – вернуть домой, к родителям.

– С какой стати? – спросила она, и я решил, что ее действительно чем-то накачали. Это было рационально: под воздействием наркотиков люди обычно ведут себя тихо, и их гораздо проще сторожить, – но при таком раскладе мне, видимо, придется выносить ее отсюда на руках.

– Сейчас, – сказал я, – подожди секунду.

Я огляделся в поисках того, чем можно было бы подпереть дверь, и остановился на пятигаллонной кастрюле, свисавшей с сушилки над плитой. Я схватил ее, поставил между дверью холодильника и косяком и вошел внутрь.

Мне потребовалось сделать только пару шагов, чтобы понять, чем заполнены все эти емкости.

Кровь.

Каждая банка наполнена кровью. Какое-то время я смотрел на кровь и не мог пошевелиться. Но я собрался с силами, глубоко вздохнул, и мир вновь обрел ясность. Это всего лишь жидкость, она тщательно заперта, она не вырвется наружу и никому не навредит. Самое важное сейчас – забрать отсюда Саманту. Я преодолел оставшееся до раскладушки расстояние и наклонился к ней.

– Пойдем, – сказал я, – я отвезу тебя домой.

– Не хочу, – ответила она.

– Знаю, – мягко произнес я, уверенный, что имею дело с типичным проявлением «стокгольмского синдрома». – Пойдем.

Я взял ее за плечи и помог встать с раскладушки. Она не сопротивлялась, я закинул ее руку себе на плечо, и мы пошли к двери и к свободе.

– Подожди, – сказала она. – Моя сумка. На кровати.

Она сняла руку с моего плеча и взялась за полку. Я направился к раскладушке. Сумки я не увидел, зато услышал лязг. Саманта выбила кастрюлю с ее места и сейчас закрывала дверь холодильника.

– Стой! – крикнул я, чувствуя себя идиотом. Думаю, Саманта тоже сочла меня таковым, поскольку она и не собиралась останавливаться, и, прежде чем я успел до нее добежать, захлопнула дверь и обернулась ко мне с выражением полупьяного триумфа на лице.

– Я же говорила, – заявила она мне, – я не хочу домой.

Глава 27

Внутри холодильника было холодно. Кто-то может подумать, что это очевидно, но от очевидности теплее не становится, и я начал дрожать, как только прошел шок, вызванный предательством Саманты. Итак, было холодно, маленькая комнатка оказалась уставлена банками с кровью, и выйти из нее, как выяснилось, невозможно, даже если вновь прибегнуть к помощи монтировки. Я попытался разбить стеклянное оконце в двери холодильника в дюйм толщиной, усиленное металлической проволокой, – так низко я пал под влиянием паники. Но даже если бы мне удалось его разбить, в получившееся отверстие я смог бы просунуть разве что одну ногу.

Естественно, я попытался дозвониться до Деборы по сотовому, и не менее естественно, что в герметичный металлический ящик с толстыми стенами сигнал не проходил. Я понял, насколько они толстые, когда, прекратив свой бесплодный труд над окошком, согнул монтировку, пытаясь открыть дверь. Некоторое время я занимался простукиванием стен, но и это принесло столько же пользы, как если бы я решил что-нибудь спеть. Монтировка согнулась еще сильнее, ряды банок с кровью, казалось, стали угрожающе надвигаться на меня, и у меня сбилось дыхание, а Саманта просто сидела, с улыбкой наблюдая за мной.

И раз уж речь зашла о Саманте – почему она сидит здесь с этой самодовольной улыбкой Моны Лизы на лице? Не может же она не знать, что в не столь далеком будущем ей придется оказаться закуской? И несмотря на это, когда я прискакал за ней на белом коне, сверкая доспехами, она закрыла дверь и оставила нас обоих в ловушке. Это наркотики, которыми ее определенно здесь накормили? Или она просто утратила связь с реальностью и могла надеяться, что С ней не случится того, что произошло с ее лучшей подругой Тайлер Спанос?

Постепенно, по мере того как меня покидало желание барабанить по стенам, сменявшееся необходимостью основательно подрожать, Саманта начала занимать меня все больше и больше. Она не обращала ни малейшего внимания на мои жалкие и довольно комичные попытки вырваться из огромного стального ящика при помощи куска дрянного железа – жестянки, если сравнивать его с материалом, из которого сделаны стены. Нет, она просто сидела и улыбалась, полуприкрыв глаза, даже когда я сдался и сел рядом с ней, позволив холоду добраться до моих костей.

Эта улыбка начинала меня раздражать. Пожалуй, такое выражение лица можно увидеть у агента по недвижимости, принявшего чересчур много снотворного, чтобы расслабиться после удачной сделки: оно выражало полнейшее удовлетворение собой, всеми своими поступками и миром, который, по ее мнению, был создан именно для нее. Я начал жалеть, что ее не съели первой.

В общем, я сидел рядом с ней, дрожал и пытался отвлечься от жутковатых мыслей о Саманте. Она и без того вела себя достаточно плохо, а кроме того, ей, видимо, и в голову не приходило поделиться со мной одеялом. Я попытался не думать о ней – это очень непросто, когда ты заперт в маленькой каморке с тем, о ком пытаешься забыть, – но я действительно старался.

Я посмотрел на банки с кровью. Они все еще вызывали у меня легкую тошноту, но по крайней мере отвлекали от мыслей о предательстве Саманты. Так много этой жуткой липкой дряни… Я отвел глаза и наконец нашел взглядом участок гладкого металла, не заслоненный кровью и Самантой, на который можно было спокойно смотреть.

Интересно, что Дебора собирается делать? Конечно, очень эгоистично с моей стороны, я понимаю, но моя судьба начинала все больше меня беспокоить. Полагаю, я уже изрядно задержался, и она, скрипя зубами, сидит в машине, барабанит пальцами по рулю, смотрит на часы и думает, не слишком ли рано принимать какие-либо меры, и если не рано, то какие именно меры следует принять. Эта мысль слегка приподняла мое настроение, и дело не в том, что она обязательно что-то сделает, а в том, что и ей сейчас приходится нервничать. Поделом. Пусть она скрипит зубами до тех пор, пока ей не понадобится помощь дантиста. Возможно, она сходит к доктору Лоноффу.

Единственно из беспокойства и невозможности чем-то заняться, а не потому, что я еще на что-то надеялся, я достал сотовый и попытался опять дозвониться до Деборы. Сигнал не проходил.

– Он не будет здесь работать, – медленно произнесла Саманта не в меру довольным голосом.

– Я в курсе, – ответил я.

– Тогда перестань.

Я новичок в вопросах человеческих эмоций, но даже мне было ясно: чувство, которое вызывала у меня она, называется раздражением на грани отвращения.

– Это именно то, что сделала ты, – поинтересовался я, – сдалась?

Она покачала головой и издала что-то похожее на тихий смешок.

– Ну уж нет, – сказала она, – только не я.

– Тогда, ради Бога, объясни, что все это значит. Почему ты заперла меня здесь, а сейчас просто сидишь и ухмыляешься?

Она повернулась и, кажется, только теперь по-настоящему обратила на меня внимание.

– Как тебя зовут? – спросила она.

У меня не имелось причин не отвечать ей. Строго говоря, причин не влепить ей пощечину у меня тоже не оказалось, но с этим можно было подождать.

– Декстер, – ответил я, – Декстер Морган.

– Ого, – удивилась она, издав еще один неприятный смешок, – странное имечко.

– Да, – согласился я, – совершенно бредовое.

– В любом случае, Декстер, есть у тебя что-нибудь такое, чего тебе по-настоящему хочется?

– Мне бы хотелось выбраться отсюда.

Она покачала головой:

– Нет, что-то такое… Совершенно, я не знаю, запретное. Понимаешь? Что-то действительно плохое. Но тебе этого все равно хочется. Тебе даже поговорить об этом не с кем, но иногда ты не можешь думать ни о чем другом.

Я подумал о Темном Пассажире, и он слегка зашевелился, как будто напоминая, что ничего подобного не случилось бы, если бы я прислушался к нему.

– Нет, ничего подобного, – ответил я.

Она посмотрела на мета долгим взглядом, приоткрыв рот, но не переставая улыбаться.

– Ну ладно, – проговорила она, будто зная, что я лгу, но это не имело значения. – А у меня есть. Я имею в виду, мне действительно кое-чего хочется.

– Мечты – это замечательно, – сказал я, – но не проще ли будет их осуществить, если мы выберемся отсюда?

Она покачала головой:

– Эмм… нет. В том-то и дело, именно поэтому я должна оставаться здесь. Или, понимаешь, меня никогда не…

Она как-то странно прикусила губу и опять покачала головой.

– Что? – переспросил я. Ее попытки прикинуться скромницей вызывали у меня острое желание пересчитать ей зубы. – Тебя никогда не… что?

– Мне трудно об этом говорить. Даже сейчас. – Она нахмурилась, и я счел это очень приятной переменой. – У тебя нет какого-нибудь секрета, который… с которым ты ничего не можешь поделать, но тебе стыдно за него?

– Естественно, – ответил я, – я как-то посмотрел целый сезон «Американского идола».

– Ну, такое есть у всех, – отмахнулась она с таким выражением лица, будто проглотила лимон. – Все делают что-нибудь подобное. Я говорю о другом… Понимаешь, люди хотят вписаться в общество, быть как все. А если внутри тебя есть то, что делает тебя… Ты знаешь, это неправильно, это странно, так ты никогда не станешь как все, но ничего не можешь с этим поделать – тебе действительно этого хочется. Это причиняет боль. И, может быть, заставляет усерднее пытаться слиться с толпой. В моем возрасте это особенно важно.

Я посмотрел на нее с некоторым удивлением. Я успел забыть, что ей восемнадцать и, по слухам, она была способным ребенком. Вероятно, действие наркотиков ослабло и она радовалась возможности с кем-то поговорить впервые за долгое время. Какова бы ни оказалась причина, но она наконец продемонстрировала наличие некоего внутреннего мира. Одной пыткой стало меньше.

– Не думаю, – ответил я, – что это остается важным всю жизнь.

– Но это намного больнее, – сказала она. – Когда ты молод и весь мир вокруг тебя – вечеринка, на которую тебя пригласили.

Она отвела взгляд, уставившись не на банки с кровью, а на голую стальную стену.

– Ясно, – сказал я, – понимаю, о чем ты.

Она взглянула на меня, призывая продолжать.

– В твоем возрасте я тоже был другим. Мне пришлось потратить много сил, чтобы научиться притворяться таким, как все.

– Ты это говоришь, чтобы я тебе доверилась.

– Нет, – возразил я, – это правда. Мне пришлось учиться вести себя как крутые ребята, притворяться, будто я и сам крутой, и даже смеяться я тоже учился.

– Что? – переспросила она с очередным неприятным смешком. – Ты не умеешь смеяться?

– Теперь умею.

– Давай проверим.

Я придал своему лицу лучшее из имевшихся у меня счастливых выражений и очень правдоподобно усмехнулся.

– Неплохо! – одобрила Саманта.

– Годы практики, – скромно ответил я. – Сначала это выглядело довольно жутко.

– Ага, ясно, – сказала она, – я все еще продолжаю учиться. Но мой случай намного сложнее, чем научиться смеяться.

– Это подростковый эгоцентризм. Ты думаешь, в твоем случае все сложнее, потому что это твой случай. Но, честно говоря, быть человеком – это тяжелый труд, особенно если ты себя таковым не ощущаешь.

– Я ощущаю, – тихо ответила она, – но совсем, совсем не таким, как все.

– Ну хорошо, – сказал я. Должен признать, она меня заинтриговала. Кто бы мог подумать: она, оказывается, личность. – Но в этом нет ничего плохого. И, возможно, если немного подождать, выяснится, что это, наоборот, хорошо.

– Ага, – согласилась она.

– Но у тебя не получится подождать, если ты отсюда не выберешься. Остаться здесь – это постоянно решать временную проблему.

– Как мило, – ответила она.

Она опять начала вести себя в прежней манере, и это очень не понравилось моему благоприобретенному человеческому «я». Она только начала казаться интересной, и я сам начал раскрываться. Она стала мне нравиться, и я даже посочувствовал ей, но вот она опять нацепила свою маску подростка, который-все-знает-лучше. Мне захотелось взять ее и встряхнуть.

– Ради Бога, – взмолился я, – неужели ты не понимаешь, зачем ты здесь? Эти люди собираются изжарить тебя и съесть.

Она опять отвела взгляд.

– Ага, – сказала она, – я знаю. Это то, чего я хочу. Ома вновь смотрела на меня широко раскрытыми влажными глазами. – Это и есть мой секрет.

Глава 28

Забавно даже думать, сколько звуков может услышать человек, который воображает, будто сидит в абсолютной тишине. К примеру, стук моего сердца, который отдавался в ушах, рядом со мной – тяжелый вздох Саманты, и, кроме этого, металлическое жужжание, издаваемое вентилятором, который гонял холодный воздух по нашей коробке. Я даже различил, как что-то, скорее всего таракан, возится на куске бумаги под раскладушкой.

Но самым громким звуком в этом шуме были заглушившие все остальное последние слова Саманты. Они носились по нашей каморке, отражаясь от предметов и преломляясь, пока даже отдельные их слоги не превратились для меня в полную бессмыслицу. Я повернул голову и посмотрел на нее.

Саманта сидела без движения, неприятная улыбка вернулась на ее лицо. Она сгорбилась и смотрела прямо перед собой, не столько избегая встречаться со мной взглядом, сколько ожидая дальнейших событий. В конце концов я не смог больше этого выносить.

– Извини, – начал я, – когда я сказал, что они собираются тебя съесть, и ты ответила, будто ты в курсе… Какого черта ты имела в виду?

Она не отвечала некоторое время, но наконец ее улыбка растаяла и лицо приобрело выражение мечтательной задумчивости.

– Когда я была совсем маленькая, – наконец заговорила она, – моего отца постоянно не бывало дома, он уезжал на конференции или куда-то еще, но, возвращаясь, он читал мне сказки – чтобы оправдаться за свое отсутствие, наверное. Волшебные сказки. Дочитав до места, где великан или ведьма кого-нибудь едят, он… Как бы это сказать… Он делал вид, что ест мою руку или ногу. И, понимаешь, я хочу сказать, я была совсем ребенком, и мне это нравилось, я просила: «Еще, еще!» – и он повторял, а я смеялась как ненормальная, и…

Саманта замолчала и откинула прядь со лба.

– Через некоторое время, – продолжила она гораздо спокойнее, – я начала взрослеть, и… – Она покачала головой, волосы упали на лоб, и она опять откинула их. – Я поняла: больше всего мне нравились не сами сказки… а отец, жующий мою руку. И чем больше я об этом думала, тем больше осознавала, что мне нравится сама идея, будто меня кто-то ест. Какая-то ведьма, или, я не знаю, кто угодно, медленно, очень медленно жарит мое тело, отрезает от меня маленькие кусочки и ест меня, и ей… это действительно нравится. Нравлюсь я, и вкус моего мяса, и…

Она сделала глубокий вдох и вздрогнула, но не от страха.

– А потом… Потом началось половое созревание и все, что с этим связано. И все остальные девочки постоянно болтали о чем-то вроде: «Ой, вот с этим парнем я бы сделала все, что угодно, и разрешила бы ему все, что он захочет». А я никак не могла въехать в их восторги и постоянное обсуждение парней, и… Все, о чем я могла думать и чего могла хотеть, – это быть съеденной.

Она принялась ритмично раскачиваться, и ее голос стал низким и хриплым.

– Я хочу, чтобы меня заживо поджарили на медленном огне и я могла видеть, как все эти люди жуют меня и облизываются, а потом возвращаются еще за кусочком, пока…

Она опять вздрогнула и поплотнее завернулась в одеяло. Я мучительно пытался придумать, что сказать: вопрос, не ходила ли она к специалисту, был, наверное, несколько неуместным, – но, кроме междометия из лексикона Деборы, ничего не шло на ум.

– Твою мать, – произнес я.

– Ага, я в курсе, – ответила она.

Кроме этого, сказать было в общем-то нечего, но я вспомнил, что власти города платят мне за проведение расследований, поэтому спросил:

– А Тайлер Спанос?

– Что? – переспросила Саманта.

– Вы были подругами, – продолжил я, – но на первый взгляд, у вас ничего общего.

Она кивнула, и ее мечтательная улыбка вернулась на место.

– Да. Ничего, кроме этого.

– Это была ее идея?

– Нет, что ты. Эти люди собираются здесь уже я не знаю сколько лет. – Она кивнула на банки с кровью. – Тайлер, она немножко сумасбродная. – Саманта пожала плечами и исправилась: – Была немножко сумасбродной. Она встретила этого парня на вечеринке.

– Бобби Акосту?

– Бобби, Влада, не важно. И он попытался произвести на нее впечатление, чтобы, не знаю, подцепить ее. И он сказал: «Я из компании, которая ест людей». А она говорит: «Съешь меня». Он решил, будто она ничего не поняла, и сказал: «Нет, я имею в виду, мы действительно их едим». А Тайлер говорит: «Да, я поняла. Можете съесть меня и мою подругу».

Саманта опять вздрогнула и обняла себя за плечи, продолжая раскачивается взад-вперед.

– Мы говорили с ней о том, чтобы найти кого-нибудь в этом роде. Искали на яху-группах в Интернете и вообще. Но там в основном всякая чушь и порнуха, и в любом случае как можно доверять тому, с кем познакомилась в Интернете? И вот появляется этот парень и говорит: «Мы едим людей». – Она еще раз вздрогнула, на этот раз сильнее. – Тайлер пришла ко мне и сказала: «Ты не поверишь, что случилось вчера вечером». Она это часто говорила, и я ответила: «Да ладно, что на этот раз?» И она рассказала мне про Влада и его компанию…

Саманта прикрыла глаза и облизнула губы.

– Это было похоже на сон, – сказала она, – я имею в виду, слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Я сначала ей не поверила. Тайлер, она… она была немного странной. Парни это видели и говорили ей всякое, лишь бы затащить в постель. Я уверена, она принимала экстази или что-то в этом роде. Как я могла ей поверить? Но она сводила меня на встречу с Владом, и он показал нам кое-какие фотографии и еще кое-что. Тогда я поняла: это именно то, что мы искали.

Саманта посмотрела мне в глаза и откинула волосы со лба. У нее были хорошие волосы – пепельно-каштановые, чистые и блестящие. Она выглядела как обычная девушка-подросток, которая рассказывает сочувствующему взрослому о происшествии на уроке французского. Но только до тех пор, пока не начала говорить дальше.

– Я всегда знала, что когда-нибудь это сделаю. В смысле найду кого-нибудь, кто меня съест. Но я думала, это случится позже. Не знаю, после колледжа или… – Она пожала плечами. – Но вот он появился, и мы с Тайлер решили: зачем ждать? Зачем тратить деньги родителей на колледж, когда я могу получить то, чего хочу, и без этого, прямо сейчас? Так мы и сказали Владу: «Да, хорошо, мы согласны».

Он отвел нас к главе их компании. – Она улыбнулась. – И вот я здесь.

– А Тайлер уже нет.

Саманта кивнула.

– Ей всегда везло. Вот и в этот раз ее забрали первой. – Она улыбнулась еще шире. – Но Я буду следующей. Уже скоро.

Ее очевидное стремление последовать за Тайлер в котел начисто избавило меня от служебного рвения. Мне оказалось нечего сказать. Саманта просто наблюдала за мной и ждала, как я буду реагировать. И, надо согласиться, впервые в жизни я сам этого не знал. Какое выражение лица принято делать, когда кто-то говорит тебе, будто всю жизнь мечтал быть съеденным? Попробовать шок? Недоверие? Как насчет оскорбленной невинности? Я уверен: эта тема никогда не поднималась в тех фильмах и сериалах, которые я изучал. И несмотря на лестное мнение некоторых людей о моем уме и изобретательности, сейчас в голову мне не приходило ничего хоть мало-мальски подходящего.

Итак, я уставился на нее, а она на меня. Прекрасная сцена: абсолютно нормальный женатый мужчина с тремя детьми, который в силу сложившихся обстоятельств получает удовольствие, убивая людей, и абсолютно нормальная восемнадцатилетняя девушка, которая ходит в хорошую школу, любит «Сумерки» и мечтает, чтобы ее съели, сидят в промышленном холодильнике на кухне вампирского клуба на Саут-Бич. В последнее время я старался сделать свою жизнь максимально возможным подобием нормальной, но если нормальное выглядит именно так, я предпочел бы что-нибудь иное. Если не принимать во внимание Сальвадора Дали, не думаю, будто человеческий разум мог выдумать что-то более странное.

Наконец и взаимное сверление друг друга взглядом стало казаться слишком странным даже для таких закоренелых нелюдей, как мы. Одновременно моргнув, мы отвели глаза.

– В любом случае, – сказала она, – это не имеет никакого значения.

– Что не имеет значения? – спросил я. – Желание быть съеденной?

Она пожала плечами и в этом момент выглядела до странности обычным подростком.

– Да все. Я хочу сказать, они скоро придут.

Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.

– Кто придет? – поинтересовался я.

– Кто-нибудь из шабаша, – ответила она, – ну, из той компании, которая ест людей.

Я вспомнил о файле под названием «Шабаш», который видел в компьютере. Лучше бы я скопировал его и убежал домой.

– Откуда ты знаешь?

Она пожала плечами.

– Они должны меня кормить. Три раза в день, ну, как положено.

– С чего это? – спросил я. – Раз уж они все равно собираются тебя убить, зачем им об этом беспокоиться?

Она одарила меня взглядом, который нельзя было перевести иначе чем: как-можно-быть-таким-идиотом.

– Они собираются меня есть, а не убивать, – сказала она, – и им совершенно не хочется, чтобы я заболела и стала тощей. Я должна быть, не знаю, упитанной. С жирком. Для вкуса.

Принимая во внимание мое хобби и мою работу, я могу похвастаться крепким желудком, но на этот раз его ждало настоящее испытание. Сама мысль, что эта девушка ест три раза в день по изрядной порции для улучшения вкуса своего мяса, оказалась слишком экстравагантной для того, чтобы обдумывать ее до завтрака, и я отвернулся от Саманты.

К счастью для моего аппетита, мой разум решило посетить практическое соображение.

– Сколько их придет? – спросил я.

Она посмотрела на меня и отвела взгляд.

– Не знаю. Обычно двое. На случай если я, не знаю, передумаю и захочу сбежать, но… – Она посмотрела на меня и опустила глаза. – Я думаю, в этот раз с ними придет Влад, – сказала она наконец, и эта мысль отнюдь не делала ее счастливой.

– Почему ты так думаешь?

Она покачала головой, но не подняла взгляда.

– Когда подошла очередь Тайлер, – проговорила она, – он начал приходить с ними. И он, я не знаю, делал с ней… разное. – Она облизнула губы, но продолжала смотреть в пол. – Это было не просто, я не знаю… Не секс. Я имею в виду – не обычный секс. Он… эмм… Он причинял ей боль, ей было действительно очень больно. По-другому, он, видимо, не может кончить. И… – Она вздрогнула и наконец подняла глаза. – Я думаю, они поэтому кладут в мою еду какую-то дрянь вроде транквилизаторов. Чтобы я была, не знаю, тихой и спокойной, потому что иначе… – Она опять отвела взгляд. – Может быть, он не придет.

– Но как минимум два парня придут? – уточнил я.

Она кивнула:

– Да.

– Они вооружены? – спросил я, и она непонимающе посмотрела на меня. – Ну, ножи, пистолеты, гранатометы? У них есть какое-нибудь оружие?

– Не знаю, – ответила она. – Но у меня было бы.

Мне кажется, я тоже вооружился бы на их месте, а еще, пусть это звучит не слишком милосердно, я подумал, что постарался бы заметить, вооружены ли те, кто меня охраняет. С другой стороны, я никогда не воспринимал себя в качестве будущего банкета, а это, наверное, несколько меняет восприятие.

Значит, их будет двое, они скорее всего вооружены, и раз уж мы в Майами, то, вероятно, пистолетами. И, возможно, с ними придет Бобби Акоста, который, как богатый мальчик, скрывающийся от правосудия, скорее всего тоже окажется не с голыми руками. При этом я находился в маленькой комнатке, где негде спрятаться. И кроме того, здесь была Саманта, которая скорее всего закричит, если я попытаюсь застигнуть их врасплох. С другой стороны, у меня чистое сердце и погнувшаяся монтировка.

Не то чтобы давно, но с некоторых пор я понял: изучив ситуацию как следует, почти всегда можно найти способ увеличить свои шансы. Я встал и оглядел комнату в надежде, что кто-нибудь забыл на полке автомат. Я даже заставил себя прикоснуться к банкам и посмотреть за ними, но мне не повезло.

– Эй, – окликнула меня Саманта, – если ты думаешь, я не знаю… Учти, я не хочу, чтобы меня спасали.

– Замечательно, – сказал я, – а я хочу.

Я посмотрел на нее, она по-прежнему сидела на раскладушке, закутавшись в одеяло.

– Я не хочу, чтобы меня съели, – продолжил я, – у меня есть своя жизнь, семья. У меня дома новорожденная дочка, и я хочу снова ее увидеть. Я хочу наблюдать, как она будет расти. Хочу читать ей сказки.

Саманта слегка вздрогнула, и на ее лице появилось неуверенное выражение.

– Как ее зовут? – спросила она.

– Лили-Энн.

Саманта отвернулась, но я видел, что она борется с сомнением, и решил подтолкнуть ее в нужном направлении.

– Саманта, – начал я, – как бы ты ни хотела распорядиться своей жизнью, ты не имеешь права принуждать к этому и меня.

Я чувствовал себя невероятным лицемером, выступая с подобной проповедью, но на кону стояло слишком многое, чтобы об этом задумываться, кроме того, я упражнялся в лицемерии всю сознательную жизнь.

– Но… я хочу этого, – проговорила она, – то есть я всю жизнь…

– Ты хочешь этого настолько, что готова убить меня? – продолжил я. – Ты сейчас делаешь именно это.

Она посмотрела на меня и быстро отвела взгляд.

– Нет. Но…

– Да, «но», – сказал я, – но если мне не удастся пройти мимо тех ребят, которые тебя кормят, я буду мертв, и ты это знаешь.

– Но я не могу вот так отказаться от этого.

– Тебе и не нужно, – заверил я ее, и она внимательно посмотрела на меня. – Все, что от тебя требуется, – это позволить мне сбежать, а ты можешь оставаться здесь.

Она закусила нижнюю губу и несколько секунд раздумывала.

– Не знаю, – проговорила она наконец. – Я хочу сказать, как я могу доверять тебе? Откуда мне знать, что ты не… не знаю… Не позовешь полицию и они не вломятся сюда, чтобы меня спасти?

– К тому времени, когда я смогу вернуться сюда с полицейскими, – ответил я, – тебя уже увезут в другое место.

– Ну да. – Она медленно кивнула. – Но откуда мне знать, что ты не попытаешься, я не знаю, вытащить меня отсюда? Чтобы вроде как спасти от самой себя?