Текст книги "Деликатесы Декстера"
Автор книги: Джеффри Линдсей
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Глава 19
Когда я вошел в лабораторию, Винс Мацуока уже развил бурную деятельность.
– Эй, – поприветствовал он меня, – я провел свой анализ на экстази. С образцом той дряни из Эверглейдс.
– Прекрасно, – ответил я, – именно это я и хотел тебе предложить.
– В общем он положительный, но там явно есть еще что-то. И много. – Он пожал плечами и беспомощно опустил руки. – Оно органического происхождения, но это все, что я могу сказать.
– Не бойся, настойчивость поможет нам в поисках, топ frére [14]14
Дружище ( фр.).
[Закрыть].
– Это французский? – спросил он. – Опять? Ты долго собираешься строить из себя француза?
– Пока сюда не доберутся пончики, – ответил я с надеждой.
– Они сегодня никуда не собирались, так что zoot alours, – сказал Винс, вероятно не подозревая, что сказанное не имело смысла ни на каком языке, не говоря уж о французском. Но в мои обязанности не входило поучать его, поэтому я оставил без внимания его замечание и мы вернулись к работе над образцом каннибальского пунша.
К обеду мы провели все анализы, которые позволяло оборудование нашей маленькой лаборатории, и выяснили пару бесполезных вещей. Во-первых, основой для напитка послужил один из популярных энергетиков. Во-вторых, жидкость действительно содержала кровь, и, несмотря на ее маленький объем и сильное повреждение образца, с некоторой долей вероятности можно сказать, что кровь принадлежала нескольким людям. Однако последний ингредиент – неопознанная органическая субстанция – так и остался загадочным.
– Ладно, – сказал я, – давай сделаем по-другому.
– Как? – отозвался Винс. – Попробуем вызвать духов?
– Примерно. Как насчет метода индукции?
– Ладно, Шерлок, – ответил он, – в любом случае это интереснее, чем работать на хроматографе.
– Есть себе подобных противоестественно, – проговорил я, пытаясь заставить себя думать как участник вечеринки, но Винс помешал мне войти в транс.
– Что? – спросил он. – Ты шутишь? Ты что, не учил историю в школе? Каннибализм – это самая что ни на есть естественная вещь.
– Не в двадцать первом веке и не в Майами, – не согласился я. – Что бы по этому поводу ни писали в «Инквайер».
– И тем не менее это вопрос культуры.
– Разумеется. И у нас есть очень сильный культурный запрет на поедание себе подобных, который им нужно было как-то преодолеть.
– Ну. Они уже пьют кровь, и перейти к следующему этапу им вряд ли так уж трудно.
– Итак, мы имеем толпу, – продолжал я, пытаясь заткнуть Винса и представить себе картину в деталях. – И эта толпа накачана энергетическим напитком, экстази и совершенно ошалела от зрелища. Кроме того, вероятно, играет какая-нибудь вводящая в транс музыка… – Я остановился, услышав себя.
– Что? – переспросил Винс.
– Вводящая в транс. Чего не хватает, так это средства ввести толпу в состояние восприимчивости. Того, что в сочетании с музыкой и всем остальным поможет преодолеть им все культурные запреты.
– Марихуана, – предложил Винс, – меня всегда после нее пробивает на хавчик.
– Вот дерьмо, – сказал я, кое-что вспомнив.
– Нет, от дерьма такого не будет. Да и на вкус оно не очень.
– Не хочу даже думать о том, откуда ты знаешь его вкус, – перебил я Винса. – Где та книжка с бюллетенями Агентства по борьбе с наркотиками?
Я нашел ее, это была большая тетрадь на стальных кольцах, в которую мы собирали интересную информацию, присланную агентством. Полистав ее несколько минут, я добрался до нужной страницы.
– Вот оно!
Винс посмотрел на строчку, которую я указывал.
– Salvia divinorum [15]15
Вид растений из рода шалфей, обладает галлюциногенным действием.
[Закрыть], – произнес он. – Ты уверен?
– Уверен, – ответил я, – если говорить с позиций чистой индуктивной логики.
Винс задумчиво кивнул.
– Может, тебе следовало сказать «элементарно!»?
– Это относительно новая штука, – сказал я Деборе.
Она сидела за своим столом в штабе оперативной группы, а Винс, Дик и я стояли позади нее. Я наклонился и постучал пальцем по странице.
– В графстве Дейд сальвия объявлена вне закона только пару лет назад.
– Я знаю, что за хрень эта сальвия, – огрызнулась она, – и никогда не слышала, чтобы она имела какой-то другой эффект, помимо того, что лишала людей способности соображать минут на пять.
Я кивнул:
– Именно. Но мы не знаем, что она может делать в больших дозах и особенно в смеси со всем прочим.
– Насколько нам известно, – добавил Винс, – она ничего не делает. Может быть, кто-то просто решил для крутизны подмешать ее.
Дебора пристально посмотрела на Винса.
– Ты хоть примерно представляешь, какой фигней это звучит?
– Один парень в Сиракьюзе курил ее, – встрял Дик. – Так он попытался смыть себя. – Он заметил, что мы удивленно уставились на него, и пожал плечами. – Ну, в унитаз.
– Если бы я жила в Сиракьюзе, я бы тоже себя смыла, – заметила Дебора.
Дик поднял обе руки, пытаясь дать понять, что мы можем реагировать как угодно, но он сделал все от него зависящее.
– Эмм… – сказал я в мужественной попытке вернуть нас к теме обсуждения, – смысл не в том, зачем они использовали сальвию, а в том, что ее все-таки использовали. Принимая во внимание размер толпы, они использовали прорву сальвии. И, вероятно, не один раз. А если кто-то закупает ее в таких количествах…
– Мы легко найдем дилера, – напомнил о себе Дик.
– Я в состоянии догадаться, – злобно ответила Дебора. – Дик, иди в отдел нравов и возьми у сержанта Файна список дилеров, торгующих сальвией.
– Уже иду, – ответил Дик и подмигнул мне. – Иногда надо проявлять инициативу, да? – Он наставил на меня палец и сделал вид, что нажимает на курок. – Бум, – произнес он с улыбкой и поплелся к двери, где едва не налетел на Худа.
Тот увернулся и подошел к нашей небольшой компании, широко и малопривлекательно ухмыляясь.
– Ты стоишь лицом к лицу с великим человеком, – сказал он Деб.
– Я стою лицом к лицу с двумя задротами и одним недоумком, – ответила она.
– Мы не задроты, – возмутился Винс, – мы в худшем случае ботаники.
– Сейчас оценишь, – заметил Худ.
– Что оценю, Ричард? – кисло поинтересовалась Дебора.
– Я привез тех парней с Гаити. Они гарантированно поднимут тебе настроение.
Худ открыл дверь и помахал стоявшим в коридоре.
– Сюда, – крикнул он и придержал дверь, пропуская мимо себя группу людей.
Первые двое вошедших были чернокожими и очень худыми. Руки у них оказались скованы наручниками за спиной, и их подталкивал коп в форме. Один из них слегка хромал, а другой мог похвастаться опухшим глазом, который почти не открывался. Коп осторожно подвел их к Деборе. Худ опять высунулся в коридор и крикнул:
– Эй, Ник! Сюда!
Спустя несколько секунд вошел еще один человек.
– Николь, – сказал человек Худу, – не Ник. – Худ ухмыльнулся, и человек покачал головой, приводя в движение гриву блестящих темных волос. – Строго говоря, для тебя я мисс Рикман. – Она посмотрела ему в глаза, но Худ просто продолжал ухмыляться. В итоге она сдалась и подошла к нам. Это была высокая, стильно одетая женщина. В одной руке она держала большой альбом для набросков, в другой – несколько карандашей.
Я узнал в ней художника-криминалиста. Дебора приветственно кивнула:
– Привет, Николь. Как дела?
– Сержант Морган, – ответила она, – приятно будет рисовать кого-нибудь живого. – Она подняла бровь. – Он все еще жив, не правда ли?
– Надеюсь, – сказала Дебора. – Он моя единственная надежда спасти девочку.
– Хорошо, – кивнула Николь, – тогда попробуем. – Она положила свой альбом и карандаши на стол, скользнула в кресло и принялась готовиться к работе.
Тем временем Дебора пристально рассматривала пленников Худа.
– Что с ними произошло? – поинтересовалась она.
Худ с невинным видом пожал плечами.
– Ты о чем? – спросил он.
Дебора уставилась на Худа. Он пожал плечами еще раз и привалился к стене. Ей ничего не оставалось, кроме как вновь обратить внимание на пленников.
– Bonjour [16]16
Добрый день ( фр.).
[Закрыть], – сказала она.
Никто ей не ответил: они продолжали созерцать свои ноги, пока не услышали покашливание Худа. В этот момент тот из них, у которого заплыл глаз, резко поднял голову и взглянул на него, явно нервничая. Худ кивнул на Дебору, и пленник повернулся к ней, пытаясь что-то очень быстро говорить на креольском.
Из каких-то непонятных романтических соображений Дебора в школе учила французский, и теперь в течение нескольких секунд это давало ей надежду, что она сможет понять парня. Он успел протараторить довольно длинный текст, когда она наконец покачала головой и взмолилась:
– Je nais comprends [17]17
Я не понимаю (искаж. фр.).
[Закрыть]… Я не помню, как это по-французски. Декстер, найди переводчика.
Второй парень, тот, который хромал, наконец поднял голову.
– Не нужно, – произнес он. У него был сильный акцент, но его оказалось понять проще, чем Дебору, когда она пыталась говорить по-французски.
– Хорошо, – ответила Дебора, – а что насчет твоего друга?
Больная Нога пожал плечами:
– Я могу говорить и за своего двоюродного брата.
– Ладно. Мы хотим, чтобы вы описали парня, который продал вам «порше». Это был парень?
Он пожал плечами еще раз.
– Мальчик.
– Хорошо, – сказала Дебора, – мальчик. Как он выглядел?
И снова он пожал плечами.
– Blanc [18]18
Белый ( фр.).
[Закрыть]. Молодой…
– Насколько молодой? – перебила его Дебора.
– Не могу сказать. Но достаточно взрослый, чтобы бриться, поскольку он этого не делал три-четыре дня…
– Хорошо, – повторила Дебора и нахмурилась.
Николь наклонилась к ней.
– Давайте я, сержант.
Деб задумчиво посмотрела на нее и кивнула.
Николь улыбнулась ребятам с Гаити.
– У вас очень хороший английский, – заговорила она. – Я задам вам несколько простых вопросов, хорошо?
Больная Нога с подозрением посмотрел на нее, но она продолжала улыбаться и он пожал плечами:
– Ладно.
Николь начала задавать вопросы, которые казались мне, мягко говоря, расплывчатыми. Я наблюдал за ней с интересом, поскольку слышал, будто она хороша в своем деле. Сначала мне показалось, что слухи о ее профессионализме сильно преувеличены. Она задавала вопросы вроде «Что в его внешности вам запомнилось?», и когда Больная Нога отвечал, она кивала, царапала что-то в альбоме и произносила: «Ага, правильно». Она заставила его дать полное описание визита неизвестного в их гараж с «порше» Тайлер, о чем они говорили с ним, и так далее во всех деталях. Я совершенно не мог понять, как на основании всего этого можно нарисовать чей-то портрет, и, судя по всему, Дебора была того же мнения. Она почти сразу же начала нервно ерзать, а по мере развития беседы все чаще покашливала, будто собиралась вставить слово. И каждый раз при этом покашливании оба свидетеля начинали нервничать.
Но Николь не обращала на нее никакого внимания и продолжала задавать свои безнадежно общие вопросы. Постепенно я начал осознавать, что у нее получилось добыть очень неплохое описание. В этот момент она перешла к более частным вопросам.
– А какой у него был овал лица? – спросила она.
Свидетель посмотрел на нее непонимающим взглядом.
– Овал… что?
– Отвечай, – сказал ему Худ.
– Я не знаю, – смутился тот, и Николь злобно посмотрела на Худа. Он ухмыльнулся и вновь прислонился к стене. Она повернулась к Больной Ноге.
– Давайте я покажу вам несколько примеров. – Она достала большой лист, на котором были нарисованы несколько овалов. – Какой-нибудь из них напоминает вам форму его лица? – опять спросила она, и арестованные наклонились, чтобы повнимательнее изучить лист.
Брат Больной Ноги что-то тихо сказал ему. Тот кивнул и указал:
– Этот. Наверху.
– Этот? – переспросила Николь, указывая на один из овалов карандашом.
– Да, – подтвердил он, – этот.
Она кивнула и начала рисовать быстрыми и уверенными штрихами, прерываясь только на то, чтобы задать вопрос и показать картинку: какой у него был рот, уши, их форма. И так далее, пока на бумаге не начало проступать вполне определенное лицо. Дебора притихла и позволила Николь спокойно расспрашивать обоих мужчин. После каждого вопроса они тихо совещались на креольском, тот, который говорил по-английски, отвечал, а его брат подтверждал правильность сказанного кивком. Все это: двое в наручниках, тихо переговаривающиеся на креольском, и как по волшебству проступающее лицо – было поразительным зрелищем, и мне стало грустно, когда оно закончилось.
Но все же оно подошло к концу. Николь подняла альбом так, чтобы арестованные могли изучить получившийся портрет, и тот из них, который не говорил по-английски, согласно закивал.
– Это он, – сказал его брат и внезапно широко улыбнулся Николь. – Как магия. – Он произнес «мажия», но смысл был ясен.
Дебора до этого момента сидела в кресле, предоставив Николь возможность спокойно работать. Теперь она поднялась со своего места, обошла стол и заглянула в альбом.
– Сукин сын, – сказала она и подняла взгляд на Худа, который все еще прохлаждался поблизости с мерзкой ухмылочкой на лице. – Дай мне ту папку. Вон ту, с фотографиями.
Худ подошел к дальнему краю стола, где рядом с телефоном грудой были сложены папки. Он успел просмотреть первые пять или шесть, когда Дебора начала терять терпение:
– Быстрее, черт бы тебя побрал.
Худ кивнул, поднял одну из папок и принес ей.
Дебора рассыпала стопку фотографий по столу, быстро просмотрела их и, вытащив одну, протянула ее Николь.
– Неплохо, – сказала она, наблюдая, как художница сравнивает фото со своим наброском. Николь кивнула.
– Да, неплохо, – согласилась художница и посмотрела на Дебору с улыбкой. – Я молодец, черт побери. – Она кинула фото Деборе, которая схватила его и показала арестованным.
– Этот человек продал вам «порше»?
Парень с заплывшим глазом кивнул и сказал «Oui» [19]19
Да ( фр.).
[Закрыть]еще до того, как она успела задать вопрос. Зато его брат устроил целое представление: он пристально рассматривал фотографию, наклоняя ее для более детального изучения. В конце концов и он тоже сказал:
– Да. Точно. Это он.
Дебора посмотрела на них и еще раз спросила:
– Вы уверены? Оба?
И они оба решительно кивнули.
– Воп, – сказала Деб, – trés beaucoup bon [20]20
Хорошо, очень хорошо (искаж. фр.).
[Закрыть].
Ее собеседники улыбнулись, и тот, у которого заплыл глаз, сказал что-то по-креольски.
Дебора посмотрела на его брата в ожидании перевода.
– Он просит вас говорить по-английски, чтобы он мог вас понять, – перевел он, улыбаясь еще шире.
Винс с Худом сдавленно фыркнули.
Однако Дебора слишком радовалась успеху, чтобы позволить такой мелочи испортить ей настроение.
– Это Бобби Акоста, – сказала она, глядя на меня. – Попался, маленькая сволочь.
Глава 20
Коп в форме увел арестованных в камеру предварительного заключения. Николь собрала вещи и ушла. Дебора опять села в свое кресло и уставилась на фотографию Бобби Акосты. Винс дернул плечом и посмотрел на меня, будто спрашивая: «И что дальше?» Дебора взглянула на него.
– Ты все еще здесь? – спросила она.
– Нет, я ушел минут десять назад.
– Убирайся.
– В твоем бардаке? – не сдавался Винс.
– Пойди и убей себя об стену, – сказала Деб, и Винс вышел, издав на прощание один их своих жутких искусственных смешков. Дебора смотрела ему в спину, а я, зная ее, догадывался, что сейчас произойдет, и не удивился, когда оно все-таки случилось.
– Ладно, – сказала она секунд через тридцать после ухода Винса, – пошли.
– О, – попытался я притвориться, будто не предвидел этого, – хочешь сказать, что не собираешься ждать своего напарника, как того требуют правила участка и специальное указание капитана Мэттьюза?
– Шевели задницей.
– А что делать моей заднице? – спросил Худ.
– Можешь пойти и сесть ею на плиту, – ответила Дебора, выпрыгивая из кресла в направлении двери.
– Что сказать твоему напарнику? – крикнул Худ ей вслед.
– Пусть поговорит с дилерами. Пошли, Деке.
Внезапно до меня дошло, что я провел слишком много времени, покорно следуя повсюду за моей сестрой, но, к сожалению, не придумал, как прервать эту практику, поэтому и сейчас пришлось поступить так же.
Дебора ехала по скоростной дороге Долфин, а затем на шоссе 95 свернула на север. Она не была расположена делиться информацией, но не требовалось большого ума, чтобы понять, куда мы направляемся, и я просто для поддержания разговора спросил:
– Ты каким-то образом догадалась, как поймать Бобби Акосту, пока рассматривала его фото?
– Ага, – очень сердито ответила она – у нее всегда были проблемы с сарказмом. – Вообще-то догадалась, а что?
– С ума сойти, – сказал я и задумался. – Список зубного? Ты имеешь в виду ребят с вампирскими клыками?
Дебора кивнула, объезжая потрепанный пикап с фургоном на прицепе:
– Ты прав.
– Разве вы с Диком не пообщались со всеми?
Она повернулась ко мне – не сказать чтобы это было хорошей идеей на скорости девяносто миль в час.
– Кроме одного, – ответила она. – И это именно тот, кто нам нужен. Я знаю.
– Следи за дорогой, – предупредил я, и она последовала моему совету как раз вовремя, чтобы успеть объехать бензовоз, водитель которого ни с того ни с сего решил сменить ряд.
– То есть ты думаешь, что последний из списка может сказать нам, где скрывается Бобби Акоста?
– У меня было такое чувство с самого начала, – сказала она, одним пальцем поворачивая руль, чтобы перестроиться в крайний правый ряд.
– Поэтому ты оставила его напоследок? – спросил я, глядя, как нас подрезает пара мотоциклистов.
– Ага, – ответила она, возвращаясь в средний ряд.
– Ты хотела нагнать драматизма?
– Дело в Дике, – пояснила Дебора, и, к моей радости, я заметил, что она смотрит на дорогу. – Он просто… – Она осеклась, а затем выпалила: – Он приносит несчастья.
Я всю жизнь провел рядом с копами, и, думаю, ее остаток пройдет в той же компании, особенно если меня в конце концов поймают, поэтому я знаю, что их суеверность дает о себе знать в самые неожиданные моменты. Тем не менее от моей сестры я подобного не ожидал.
– Приносит несчастья? – переспросил я. – Деб, может, мне позвать сантеро [21]21
Жрец синкретической религии Сантерия, соединившей в себе христианство и африканские верования.
[Закрыть]? Он принесет в жертву курицу, и тогда, может быть…
– Я знаю, как это звучит, черт бы его подрал, – сказала она, – но какие тут еще могут быть объяснения?
Я мог придумать массу объяснений, но высказывать их сейчас было бы не очень умно, поэтому я позволил ей продолжить.
– Ладно, возможно, это мои тараканы. Но мне в этом деле нужно немного удачи. Время идет, а девочка… – Она осеклась, как будто не могла продолжить из-за охвативших ее эмоций. Я удивленно посмотрел на нее: эмоции? У сержанта Стальное Сердце?
Дебора не обратила на меня внимания, только покачала головой.
– Да, знаю, – сказала она, – мне не следует принимать это так близко к сердцу. – Она пожала плечами и приняла сердитый вид, и я вздохнул с облегчением. – Думаю, что я стала какая-то… Не знаю… Странная.
Я вспомнил события последних дней и понял: она права. Моя сестра в последнее время была настолько чувствительной и уязвимой, что я ее не узнавал.
– Да, пожалуй, – согласился я. – Как думаешь, в чем дело?
Дебора тяжело вздохнула, и это тоже было ей несвойственно.
– Я думаю… Не знаю. Чатски говорит, это последствия раны. – Она покачала головой. – Что-то вроде послеродовой депрессии, всегда бывает плохо после тяжелой травмы.
Я кивнул. Это имело смысл. Дебору недавно пырнули ножом, и она едва не погибла от потери крови, и умерла бы, если бы «скорая» приехала на пару секунд позже. Разумеется, Чатски – ее гражданский муж – знал, о чем говорит. До того как стать инвалидом, он был кем-то наподобие офицера разведки, и его тело представляло собой впечатляющую коллекцию шрамов.
– Даже если так, – сказал я, – ты не должна позволять этому делу забираться к тебе в душу. – Я приготовился к тычку кулаком в плечо, поскольку обсуждение этой темы являлось верным способом его заслужить, но Деб еще раз меня удивила.
– Я знаю, – тихо ответила она, – но не могу ничего поделать. Она еще совсем девочка. Ребенок. Хорошие оценки, любящая семья, и тут эти парни… каннибалы.
Она съехала в мрачное и задумчивое молчание, резко контрастировавшее с тем фактом, что мы на большой скорости ехали по шоссе с плотным движением.
– Все это сложно, Декстер, – сказала она наконец.
– Похоже на то, – согласился я.
– Мне кажется, я сочувствую девочке, – продолжила она, – может быть, потому, что она так же беззащитна сейчас, как и я. – Она уставилась на дорогу, но, похоже, не видела ее, и это было не очень приятно. – И все остальное до кучи. Не знаю.
Может быть, это оказалось как-то связано с тем, что я находился в плохо управляемой машине, несущейся по загруженной дороге на дикой скорости, но я не совсем ее понял.
– Что остальное? – спросил я.
– Да знаешь, – начала она, хотя я, совершенно очевидно, не мог этого знать, – вся эта семейная хрень. Я имею в виду… – Она неожиданно нахмурилась и злобно зыркнула на меня. – Если ты скажешь хоть слово Винсу или кому-нибудь еще о моих биологических часах, я тебя убью. Клянусь, я это сделаю.
– Но они идут? – спросил я, чувствуя себя несколько удивленным.
Дебора попыталась испепелить меня взглядом, но затем, к счастью для моей жизни и здоровья, посмотрела на дорогу.
– Да, – сказала она, – думаю, идут. Я действительно хочу завести семью, Деке.
Возможно, я мог бы сейчас произнести нечто утешительное, основываясь на своем опыте. К примеру, будто ценность семьи серьезно преувеличена, а дети всего лишь специальные устройства, созданные для того, чтобы мы все преждевременно старились и лишались рассудка. Но вместо этого я вспомнил Лили-Энн, и неожиданно мне захотелось, чтобы у моей сестры тоже была семья и она смогла бы почувствовать все, что сейчас учился чувствовать я.
– Ясно, – проговорил я.
– Твою мать, вот же поворот, – прошипела Дебора, выворачивая руль. Этим она уничтожила создавшееся настроение и выбила у меня из головы все мысли. Знак, который промелькнул, как мне показалось, в паре дюймов от моей головы, свидетельствовал о том, что мы направляемся в Норт-Майами-Бич, район скромных домиков и магазинчиков, мало изменившийся за последние лет двадцать. Очень странное место для каннибала.
Дебора сбросила скорость и вклинилась в поток на съезде, тем не менее она все еще двигалась слишком быстро. Мы проскочили несколько кварталов на восток, еще несколько на север и доехали до шести или семи кварталов, обнесенных живой изгородью, и туда оказалось невозможным проехать ни по одной из дорог, кроме как по главной улице. Это было обычной практикой в этой части города. Предполагалось таким образом снизить уровень преступности, но я не слышал, чтобы это срабатывало.
Мы проникли в эту маленькую общину, через два квартала Деб съехала на траву возле скромного бледно-желтого дома и остановилась.
– Здесь, – сказала она, глядя на лист бумаги. – Его зовут Виктор Чапин. Двадцать два года. Дом зарегистрирован на миссис Артур Чапин шестидесяти трех лет. Она работает в центре.
Я посмотрел на домик. Он выглядел слегка выцветшим и вполне обычным. Никаких черепов на палках, расставленных по периметру, никаких пентаграмм на стенах – ничего, что говорило бы, будто в этом доме поселилось зло. На подъездной дорожке расположился «мустанг», выпущенный лет десять назад. Это был просто приличный домик в пригороде.
– Он живет с мамой? – спросил я. – Разве людоедам это позволено?
Дебора покачала головой:
– Этому, видимо, можно. – Она открыла дверь. – Пошли.
Она выбралась из машины и быстро пошла к двери. Я не мог не вспомнить, как я точно так же сидел в машине, когда она подошла к другой двери и получила удар ножом, поэтому быстро вылез и присоединился к ней как раз в тот момент, когда она нажимала на звонок. Мы услышали, как внутри дома раздалась замысловатая мелодия, очень пафосная, хотя я не мог в точности определить, что именно.
– Неплохо, – сказал я, – кажется, это Вагнер.
Дебора покачала головой и нетерпеливо постучала ногой по бетонному крыльцу.
– Может быть, они оба на работе? – предположил я.
– Нет. Виктор работает в ночном клубе, на Саут-Бич. Место называется «Фэнг». Они открываются только в одиннадцать.
Я почувствовал, как в самом темном и глубоком подвале моей души что-то шевельнулось. «Фэнг». Я слышал это название. Но где? В одной из баек Винса о его ночных похождениях? В «Нью-таймс»? Я не мог толком вспомнить, и это начисто выпало из моей головы, когда Дебора оскалилась и снова ударила по кнопке звонка.
Внутри опять зазвучала музыка, но в этот раз на самом потрясающем аккорде раздался крик:
– Вашу мать! Иду!
Через несколько секунд дверь распахнулась. Человек, который, по всей видимости, и был Виктором Чапином, стоял в проеме, придерживая дверь, и сердито таращился на нас. Темноволосый, худой, около шести футов ростом, в пижамных штанах и майке-алкоголичке. Видно было, что он несколько дней не брился.
– Чего вам? – враждебно спросил он. – Я сплю.
– Виктор Чапин? – осведомилась Дебора, и, видимо, ее официальный тон затронул что-то в его сонном мозгу, так как он замер и посмотрел на нас с опаской. Его глаза бегали от меня к Деборе и обратно, он быстро облизнул губы, и я успел заметить одно из творений доктора Лоноффа.
– Что вам… В чем дело?
– Вы Виктор Чапин? – повторила Дебора.
– Вы кто? – требовательно спросил он.
Дебора полезла за жетоном. Как только стало ясно, что это действительно значок, Чапин выругался и попытался захлопнуть дверь. Рефлекторно я выставил в проем ногу, и как только дверь отскочила от нее, бросился за ним в глубь дома.
– Задняя дверь! – крикнула Дебора, рванув в ее направлении. – Стой здесь! – И она завернула за угол.
Я услышал хлопок двери и крик Деборы, приказывающей Чапину остановиться, затем все стихло. Мне в голову опять полезли воспоминания о недавно полученном ею ударе ножом и о той унылой беспомощности, с которой я наблюдал, как она истекает кровью на тротуаре. У Деб не было объективных причин думать, будто Чапин действительно рванул к задней двери; он вполне мог побежать за огнеметом. Возможно он пытается убить ее прямо сейчас. Я заглянул в полумрак внутри дома, но ничего не увидел и не услышал ни звука, за исключением шума кондиционера.
Я подождал. Потом подождал еще немного. Ничего не происходило, и ничего нового я не услышал. Вдалеке взвыла сирена. Над головой пролетел самолет. Неподалеку кто-то взял гитару и начал петь «Авраам, Мартин и Джон».
Как раз в тот момент, когда я понял, что не могу больше этого выносить и должен сходить и посмотреть на происходящее с другой стороны дома, я услышал недовольный голос, и в поле моего зрения появился Виктор Чапин, который шел наклонившись, с руками, скованными за спиной наручниками. Дебора, идущая позади, вела его к машине. На коленях его штанов были пятна от травы, одна щека заметно покраснела.
– Вы не можете! Вашу мать! Адвоката! Дерьмо! – Возможно, это был какой-то особый каннибальский сленг, но на Деб он не произвел никакого впечатления. Она просто толкнула его вперед и, когда я подбежал к ним, посмотрела на меня с самым счастливым выражением лица, на какое была способна.
– Твою мать! – произнес Чапин, обращая на меня всю силу своего красноречия.
– Именно так, – согласился я.
– Какого хрена! – завопил он.
– Садись в машину, Виктор, – сказала Дебора.
– Вы не можете. Куда вы меня везете?
– В полицию, Виктор, – ответила она.
– Мать вашу, вы не можете просто так взять и забрать меня.
Дебора улыбнулась ему. Я встречал не так уж много вампиров, но, думаю, ее улыбка выглядела более пугающей, чем та, на которую были способны кровососы.
– Виктор, ты оказал сопротивление сотруднику полиции и попытался убежать от меня. Это значит, я, твою мать, могу просто так взять и забрать тебя, – сказала она. – И я просто так возьму и заберу тебя, а ты ответишь на кое-какие вопросы или не увидишь солнца очень и очень долго.
Он открыл рот, будто собирался что-то сказать, но какое-то время оказался способен только глотать воздух. Его миленькие остренькие клычки больше не выглядели такими уж внушительными.
– Какие вопросы, – спросил он.
– Был в последнее время на стоящих вечеринках? – поинтересовался я.
Я часто читал о том, как у героя от лица отхлынула вся кровь, но никогда раньше ничего подобного не видел. Разве что в буквальном смысле в те ночи, когда выходил поиграть. Виктор стал белее, чем его майка, и, прежде чем Дебора успела неодобрительно посмотреть на меня, выпалил:
– Клянусь Богом, я этого не ел.
– Чего не ел, Виктор? – мягко спросила Дебора.
Его всего трясло.
– Они убьют меня, – пробормотал он. – Господи, черт, они убьют меня.
Дебора бросила на меня взгляд, полный радости и триумфа. Она положила руку на плечо Виктора и осторожно подтолкнула его к машине.
– Садись, Виктор, – сказала она.