Текст книги "Россия и русские. Книга 1"
Автор книги: Джеффри Хоскинг
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)
После Крымской войны даже самые консервативные политики вынуждены были согласиться с тем, что в стране назрели радикальные перемены. В первую очередь это касалось крепостничества. Такое единодушие во взглядах было результатом длительного исторического процесса. В 1842 г. Николай I осудил крепостничество. Его оговорка о том, что прикасаться к крепостному праву «было бы злом… еще более гибельным»5, уже не имела силы. После крымского фиаско Россия не могла больше позволить себе «не прикасаться к крепостничеству».
Александр II по природе своей был человеком осторожным и консервативным. Ему были чужды радикальные настроения, но после восшествия на престол он оказался в окружении людей, недовольных существующим положением дел в стране. Эти люди делали все возможное для проведения в стране реформ, в том числе даже далекоидущих.
Многие из окружения Александра II получили интеллектуальную закалку и способность мыслить по-новому в полуподпольных студенческих кружках. Все они были единодушны в своем мнении о том, что Крымская война выявила полную недееспособность существующего общественного строя.
Славянофил Юрий Самарин писал по этому поводу: «Мы сдались не перед внешними силами Западного союза, а перед нашим внутренним бессилием… Чем бы ни болела земля: усыплением мысли, застоем производительных сил, разобщением правительства с народом, разъединением сословий, порабощением одного из них другому… всякий подобный недуг, отнимая возможность у правительства располагать всеми подвластными ему средствами… воздействует неизбежно на общий ход политических и военных дел»6.
Славянофилы и западники сходились в том, что крепостничество было ключом к решению многих проблем. Западник Борис Чичерин писал об этом так: «Человек, у которого связаны руки и ноги, не пользуется свободным движением всех членов. Крепостное состояние есть верига, которую мы влачим за собою и которая приковывает нас к одному месту, между тем как другие народы неудержимо стремятся вперед». Чичерин упоминает в качестве примера тот факт, что царь отменил декрет о формировании добровольных отрядов милиции из крепостных крестьян во время Отечественной и Крымской войн, опасаясь вселить в них напрасные надежды об освобождении7.
Константин Кавелин, бывший член кружка Т.Н. Грановского, был смещен с поста наставника царевича за то, что опубликовал меморандум, осуждавший крепостничество. В меморандуме говорилось о том, что крепостничество препятствует реорганизации образовательной, правовой и паспортной систем, а также военной, налоговой реформам и реформе систем государственного надзора8.
Образцом для русских реформаторов была западноевропейская модель национального государства. Они хорошо знали ее не только по университетским курсам, но и благодаря путешествиям и дипломатической службе. История развивалась в направлении национальных государств. Большинство русских политических деятелей понимали, что Россия должна сделать то же самое, хотя и более осторожно.
Новые европейские государства отличали, с одной стороны, правовые нормы, рыночная экономика и сильные гражданские институты, с другой – вновь обретенная идентификация населения, особенно городского, с нацией и ее руководителями.
Русские реформаторы решили следовать той же стратегии по двум направлениям: гражданскому и национальному. Гражданское направление подразумевало усиление институтов гражданского общества, а через них – лояльность по отношению к государству. Национальное направление предполагало внушение всему населению Российской империи, включая нерусское, чувства принадлежности к России.
Гражданские и национальные стратегии не были достаточно хорошо согласованы друг с другом – государство постоянно переходило от одной стратегии к другой. В 60—70-х гг. XIX в. акцент делался на гражданском направлении, в 80—90-х гг. – на национальном. Национальное направление называли русификацией.
Выполнение намеченных реформ подразумевало переход от общества, основанного на родовых принципах, наследственном праве, покровительстве, взимании дани и государственной службе, к обществу, основанному на личных достоинствах, личных правах, правовой системе и налогообложении.
Реформаторы с самого начала столкнулись с практическими трудностями. Крымская война создала политические предпосылки для реализации самых радикальных идей, но в то же время она лишила реформаторов средств реализации этих идей. Война внесла сумятицу в российские финансы, способствовала росту инфляции, увеличению государственного долга, отрицательному балансу платежей, создала угрозу конвертируемости рубля и платежеспособности государственных кредитных учреждений. Все это произошло как раз в тот период, когда экономика страны требовала более значительных вложений в промышленность и транспорт. Недостаток бюджетных средств грозил проведением радикальных реформ в урезанном, ущемленном виде, извращавшем их цели9.
Отмена крепостничестваОсвобождение крепостных крестьян стало ключевым моментом реформ, так как крепостничество в течение двух столетий было фундаментом всей общественной системы страны. Демонтаж целой общественной системы – дело сложное и опасное, тем более что землевладельцы и крестьяне понимали освобождение по-разному. Для обсуждения практических деталей реформы крепостного права правительство созвало губернские дворянские комитеты, в которых крепостные крестьяне участия не принимали.
Дворяне были не против освобождения крепостных крестьян. Многие из них сами хотели этого. Они понимали, что если уж царь решил отменить крепостничество, любая оппозиция будет незаконна и бесполезна. Дворяне были озабочены тем, чтобы на руинах крепостничества сохранить для себя как можно больше собственности. В южных провинциях они старались оставить за собой побольше пахотных земель и заставить крестьян платить тяжелый денежный выкуп за каждый полученный надел пашни. На севере, где земля была менее ценна, землевладельцы предпочитали получить денежную компенсацию за потерю обслуживавших их дворовых слуг.
Правительство пошло навстречу желаниям дворянства. Оно настаивало на том, чтобы бывшие крепостные были наделены землей. В противном случае страну наводнила бы армия бродяг, скитающихся в поисках пропитания. С другой стороны, правительство сохранило большую часть земельных владений в руках помещиков. Никто не мог разрушить жизнь правящего класса одним росчерком пера.
В результате, возможно неизбежном, был осуществлен комплекс мер, которые никого не удовлетворили и оставили неразрешенным целый ряд негативных противоречий. В принципе освобождение от личной зависимости почти половины крестьян должно было обеспечить всем крестьянам возможность стать полноправными гражданами страны, получить право на собственность, на защиту в суде, на самостоятельное вступление в рыночные отношения и на участие в политической жизни страны. На деле же Манифест 19 февраля 1861 г., давший волю крестьянам, резко тормозил этот процесс. Из-за нехватки бюджетных средств и в целях обеспечения внутренней безопасности страны планы выдачи крестьянам денежных кредитов, реформы паспортной и налоговой систем, призванные облегчить свободу передвижения и уменьшить налоговое бремя, были отложены, как выяснилось, на долгие десятилетия. Положение крестьян практически не изменилось. Они по-прежнему были привязаны к месту проживания и отягощены налоговым гнетом10.
Крестьянин, получавший свободу от своего помещика, приписывался к волости или к крестьянской общине на той территории, где он проживал. Как член общины, он получал минимальный земельный надел, размер которого определялся в каждом уезде независимо от других. Освободившийся крестьянин должен был ежегодно выплачивать денежный выкуп, чтобы покрыть покупную цену этого земельного участка.
Землевладельцы получали компенсацию за землю, которую они, по их мнению, потеряли. При любых обстоятельствах они имели право настаивать на возвращении по крайней мере трети своих прежних земельных владений.
Крестьяне остались не удовлетворены реформами и позицией правительства, столь заботливого по отношению к дворянству. Их ожидал двойной удар: они мечтали получить в безвозмездное пользование землю, которая, по их понятиям, была им дарована Богом. А теперь «их» землю у них отняли, а за ту, что оставили, заставляли платить. Они не только были ограблены в пользу того, кто перестал быть их защитником, но, что еще хуже, – Божья земля стала предметом денежных сделок11.
В деревне Бездна Казанской губернии недовольство крестьян результатами реформ приобрело драматические формы. Старовер Антон Петров объявил, что царь действительно передал крестьянам всю землю. Для того чтобы понять это, нужно внимательно прочитать Манифест об освобождении крепостных крестьян и расшифровать цифры в приложениях к нему.
Крестьяне из соседних деревень толпами приходили послушать Петрова. Они приняли решение не расходиться, пока «царева воля» не будет исполнена. Для расправы над крестьянами правительство прислало в Бездну войска. Это не испугало крестьян. Под дулами винтовок они стояли и скандировали: «Воля!» Несколько человек были убиты12.
Трудно сказать, верили ли крестьяне всему, что говорил Петров. Ясно одно: они были абсолютно убеждены в том, что правда за ними, и были готовы отстаивать ее даже под пулями. По мнению крестьян, условия освобождения были не просто невыносимы, они нарушали закон Божий.
С точки зрения правительства, основной проблемой освобождения крестьян стало нарушение отношений между господином и крепостным. На этих отношениях была основана вся государственная служба. Необходимость замены личной прихоти правовыми нормами осознавалась всеми, но каким образом это можно было сделать? Вот тут-то и пригодились идеи славянофилов.
Господскую власть было решено заменить сельской общиной и волостью, которым были даны новые полномочия как основным учреждениям местного управления. Община с выборным старостой и чиновниками должна была отвечать за закон и порядок в своем регионе, за распределение земель, за налогообложение и выплаты взносов за полученные крестьянами участки земли. Короче говоря, крестьяне должны были стать самоуправляемыми, хотя, как и раньше, они были связаны круговой порукой, выплачивали подушную подать и могли подвергаться телесным наказаниям. Для них это стало невыносимой смесью новых прав и новой зависимости.
Община и волость были чисто крестьянскими учреждениями. Представители других сословий, проживавшие в селе, не были подчинены им и не имели влияния на их решения. Крестьяне все еще оставались изолированным классом. Более того, связь волости с другими административными учреждениями страны осуществлялась только через начальника волостной полиции, назначавшегося чиновниками Министерства внутренних дел. Это означало, что налогообложение, набор в армию, общественная гигиена и другие средства, необходимые современному управлению, приходили к крестьянам в виде чуждых им полицейских директив.
Таким образом, освобождение вместо того, чтобы интегрировать крестьян в общество, на самом деле еще больше изолировало их от него. В течение двух последующих поколений процесс интеграции все же произошел, но эффективных возможностей для реализации крестьянских чаяний политическая система не обеспечивала.
Отмена крепостничества неизбежно подняла вопрос о реформировании политических учреждений империи. Некоторые высокопоставленные политики понимали, что русское высшее общество недовольно режимом и пришла пора вводить представительное управление.
Министр внутренних дел Петр Валуев предложил создать кабинет, или Совет, министров и дать дворянству и регионам право голоса в Государственном Совете по образцу австрийского рейхстага. Эти предложения Валуев изложил в меморандумах 1861 и 1862 гг.13
Валуев был не единственным дворянином, выступившим с подобными предложениями. Участвуя в подготовке крестьянской реформы, дворяне тем самым впервые принимали участие в законодательном процессе. Не удовлетворившись результатами своей деятельности, некоторые губернские комитеты по подготовке реформ выдвинули более радикальные предложения, невзирая на то что царь не уполномочил их на это.
Даже консерваторы, которые обычно тормозят реформы, достаточно хорошо относились к гражданскому обществу. Они были готовы отказаться от некоторых своих привилегий в пользу создания более открытого и равноправного общества. Они выдвигали такие требования, как свобода слова, равные права для всех общественных классов, единая система налогообложения, выборное местное управление и учреждение представительного собрания в Санкт-Петербурге.
Тверское мелкопоместное дворянство жаловалось царю на «странное непонимание, сокрытое в исполнении Вашего императорского величества доброго намерения» и уверяло его в том, что «введение выборных представительных учреждений по всей России – единственное средство достигнуть удовлетворительного решения проблем, поставленных, но не решенных Манифестом 19 февраля 1861 года»14.
Александр, не задумываясь, отверг их представления. Он сказал Валуеву, что делает это не потому, что боится ограничения своей власти, а потому, что любая конституция спровоцирует развал такой огромной и многонациональной империи15.
Дабы ни у кого не оставалось сомнений в том, что он не желает вмешательства промежуточных учреждений в свои прерогативы, Александр распустил Московское дворянское собрание и запретил его членам обращаться к нему с петициями16. Эта ситуация подтверждает старый русский парадокс: самодержец-реформатор требует больше власти, чем приверженец традиционных форм правления.
И тем не менее старания дворян не оказались напрасными. Они создали основу для новых учреждений местного управления, появившихся в последующие десятилетия. Тогда и условия освобождения крестьян стали выполняться более эффективно17.
В экономическом отношении освобождение крепостных означало начало заката поместного дворянства. С 1862 по 1905 г. земельные владения уменьшились с 87 до 50 миллионов десятин. Эта тенденция продолжала расти. Крупные земельные владения, использовавшие в основном труд крепостных крестьян, исчезали особенно быстро.
Многие помещики продавали все свои имения и начинали профессиональную карьеру в городах. Однако владельцы средних и мелких земельных хозяйств начали использовать современные сельскохозяйственные методы и преобразовывать поместья в животноводческие хозяйства, промышленные или коммерческие предприятия.
После реформы 1861 г. дворяне не потеряли врожденного чувства принадлежности к основам Российского государства. Когда они собрались для защиты своих интересов после событий 1905 г., то по-прежнему называли себя дворянами, а не землевладельцами. Они ощущали себя значительной и уважаемой общественной силой, а не группой людей, объединенных экономическими интересами, то есть дворянство оставалось общественным сословием и не превратилось в экономический класс18.
Местное самоуправлениеВ центре не должно было быть выборных представительных учреждений, но Александр разрешил создавать представительные органы управления на промежуточном уровне, в уездах и губерниях. Они назывались земствами. Земские представители избирались помещиками, горожанами и крестьянами. Система выборов в земства была основана частично на сословном, частично на имущественном принципах.
В 1870 г. на тех же принципах были основаны городские думы. Однако имущественный ценз при выборах в городские думы имел гораздо большее значение, чем в уездах или губерниях. Это обстоятельство позволило доминировать в них небольшим группам богатых горожан.
Подобный гибрид избирательной системы отражал неопределенность всего общественного устройства Российской империи в тот период. Институты гражданского общества соседствовали в ней с иерархической структурой, основанной на государственной власти.
Следует отметить, что земства и городские думы были введены только в провинциях, где русские составляли большинство населения и его элиту. В Польше, Прибалтике и на Кавказе не было земств, следовательно, не было и экспериментов с самоуправлением. Александра все еще мучила мысль о развале империи.
Хотя крестьяне и были представлены в выборных органах власти, процент их участия оказался ничтожно мал. В земствах и городских думах преобладали представители поместного дворянства, чьи интересы и были отражены ими в большей степени.
Участие в представительных органах власти улучшало политический опыт и навыки дворянства, а также способствовало притоку в маленькие города и деревни профессионалов, работавших по найму. Половину из них составляли учителя, остальные были адвокатами, врачами, фельдшерами, ветеринарами, агрономами, статистиками, библиотекарями и мелкими служащими. Их называли третьим элементом, потому что они дополняли деятельность государственных чиновников и земских депутатов.
Вовлеченность в работу местного самоуправления придавала этим людям чувство собственного достоинства. Они оживили и обновили смысл этики государственной службы, привнесли в это понятие больше демократизма, больше внимания к людям, а не к государству19.
Многие из них неоднозначно, скорее даже враждебно, относились к государству. С одной стороны, государство было для них основным источником дохода. С другой – оно часто препятствовало их инициативам. Когда врачи или школьные учителя пытались созвать общероссийские съезды для обсуждения насущных проблем, полиция не давала им на это разрешения или прерывала мероприятия на том основании, что выступления ораторов имеют политическую окраску. Попытки преодолеть препятствия на пути к свободе профессиональных организаций послужили импульсом к дальнейшим политическим реформам начала XX столетия20.
Этот активный и продолжавший увеличиваться общественный слой сформировал основы того, что в России называют общественностью, – то есть образованную, политически сознательную часть общества, способную влиять на общественное мнение. Существование такой общественной прослойки подразумевает существование гражданского общества, которое в России еще не созрело, поэтому отношения общественности с правящим режимом были напряженными.
Сами представители общественности думали, что составляют нечто вроде «альтернативного истеблишмента», который более правдиво представляет русскую нацию и более искренне служит ей, чем это делает правительство. Когда в 1891 г. в Поволжье начались голод, эпидемия тифа и холеры, представители российской общественности, особенно те, кто служил в органах местного самоуправления, собирали денежные средства и героически трудились, чтобы облегчить страдания крестьян, попавших в беду.
Впоследствии они говорили, что их действия во время кризиса были более эффективны, чем действия правительства, но исследования показывают, что общественность в очень большой степени зависела от денежных и материальных средств, выделяемых центральными и местными органами власти21.
Судебная системаРеформа судебного права, проведенная в 1864 г., положила конец старой закрытой системе правосудия, основанной на сословном принципе. Теперь судебное право было полностью независимо от администрации.
Реформа 1864 г. утвердила принципы, по которым закон становился объективной силой, беспристрастно относящейся к каждому человеку. Реформа подрывала основы наследственной иерархической системы, личного произвола и коллективной ответственности.
Гражданские и уголовные суды стали публичными и доступными для всех сословий. Одно, но существенное исключение делалось для крестьян, чьи дела рассматривались отдельно волостными судами. Серьезные уголовные дела должны были заслушиваться судом присяжных и судьей, назначенным на пожизненный срок. Обвиняемому полагалась квалифицированная адвокатская помощь, если это было необходимо, за счет государства.
Менее сложные дела рассматривались мировыми судьями, выбираемыми уездным земством. Расследование уголовных дел, которыми раньше занимались полицейские чиновники, было передано новым официальным служащим – следователям.
Судебная реформа стала одним из самых радикальных преобразований Александра II. Она более всего противоречила наследственной политической структуре российского общества. Судей нельзя было увольнять, даже если их решения не нравились властям, как, к своему неудовольствию, обнаружил Александр, когда в 1867 г. попытался уволить одного из членов Сената (высшей судебной инстанции). К чести императора, он, пусть и неохотно, но все-таки подчинился своему собственному закону22.
Была создана новая профессия – адвокат. Контроль за обучением и профессиональной честностью юристов-защитников осуществляла Коллегия адвокатов. В будущем членами Коллегии адвокатов станут Керенский, Ленин и много других ведущих русских политиков начала XX в.
Адвокаты были единственными служащими в России, напрямую заинтересованными в правовых нормах и свободе слова. Суды были единственным местом, где заботились об их поддержании. Возможно, по этой причине правительство опасалось институализации профессии, и в 1874 г. запретило создание новых отделений Коллегии адвокатов. К тому времени существовало три отделения: в Санкт-Петербурге, Москве и Харькове. В 1889 г. евреям был закрыт доступ в Коллегию адвокатов. Правительство не следило за качеством подготовки адвокатов, поэтому профессиональный уровень адвокатуры был подорван изнутри23.
Развитие профессии юриста способствовало эволюции отношений собственности, семейных и родовых отношений. В то время семейные отношения рассматривались в контексте родовых. Род возглавлял старейший мужчина. Женщины подчинялись мужчинам, а дети родителям. Наследство передавалось по мужской линии. Незаконные дети не имели прав.
Члены рода имели право на свою долю движимого и недвижимого имущества. У русских женщин было больше прав собственности, чем у многих жительниц Европы. Они имели право востребовать свое приданое. В случае необходимости они имели право на получение своей доли земли и другой собственности, но после смерти женщины эта собственность опять возвращалась к мужчинам ее рода.
С другой стороны, женщине требовалось разрешение мужа для поступления на работу, получения образования, вступления в любые финансовые отношения. Юрисдикция над семейными отношениями принадлежала церкви. Получить развод было чрезвычайно трудно. Раздел собственности между супругами не признавался законом.
В начале XIX столетия образованные люди в России стали смотреть на брак как на равноправные отношения двух любящих друг друга людей. Дети по достижении ими совершеннолетия должны уравниваться в правах с родителями. Такой взгляд на вещи предполагал, что в случае развода судебная процедура, подтверждающая перераспределение собственности и опеку над детьми, должна быть простой и основываться на принципах равенства, а не патриархальной морали.
Юристы, знакомые с западными правовыми концепциями, все больше склонялись к той точке зрения, что собственность должна принадлежать человеку, осознающему свою ответственность за нее, а не большим семьям. Они также были уверены в том, что светские суды значительно больше подходили для решения семейных споров, чем церковный суд.
В вопросах законодательства, касающихся семьи и собственности, происходила постепенная эволюция. Она была связана не с неповоротливым и неопределенным законодательством, а с решениями судов. Знакомство российских судей с западноевропейской судебной практикой дало свой эффект. Гражданский кассационный суд при Сенате, в который поступало много дел о разводах и перераспределении собственности, все больше и больше склонялся к признанию прав собственности за женщинами и признавал разделение имущества между супругами по крайней мере за тридцать лет до того, как это получило законодательное оформление24. К концу XIX в. российские суды постепенно утвердились во мнении, что юридическими и собственническими правами в большей степени должен быть наделен отдельный человек, а не большая патримониальная семья.