Текст книги "Россия и русские. Книга 1"

Автор книги: Джеффри Хоскинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц)

Польша

Одной из самых животрепещущих проблем в русской имперской и внешней политике оставалась проблема слабых государств, граничивших с Россией. Подобные государства, с одной стороны, представляли угрозу, а с другой – открывали определенные возможности. Угроза заключалась прежде всего в их внутреннем беспорядке, способном перекинуться и на саму Россию. А их гибель могла привести к тому, что создавшийся вакуум заполнила бы другая, более мощная держава. Классическим примером стала Польша XVIII в., чья граница располагалась на Восточно-Европейской равнине (и именно с этого направления великие европейские державы грозили напасть на Россию).

Известно, что в первой половине XVII в. Речь Посполитая сама угрожала существованию независимого Российского государства. Однако ее сила и статус заметно упали в конце XVII – начале XVIII в. Ставшая к концу XVI в. выборной, монархия потеряла контроль над армией и превратилась в игрушку группировок знати и иностранных интриганов. Бастионом знати являлся сейм, где республиканская конституция позволяла одному-единственному депутату наложить вето на резолюцию. И хотя это право не использовалось слишком широко, оно тем не менее ослабляло способность государства принимать решения, особенно по спорным вопросам. Конституция давала также право конфедерациям, объединяющим группы граждан, поддерживать закон силовыми методами.

Внутреннее положение Польши позволило России использовать то, что она применяла и раньше при подготовке к конфликту с одним из степных ханств: поддерживать отношения с той или иной группировкой государства-соперника и, если возможно, склонить ее на свою сторону. В каком-то смысле это было повторением того, что в свое время предприняла Польша по отношению к униатской церкви. В XVIII в. Россия при поддержке православных священнослужителей несколько раз выступала в защиту интересов православных и других некатоликов, проживавших в Польше. Кроме того, Россия решительно участвовала в каждом избрании короля, продвигая кандидата, готового в дальнейшем представлять ее интересы. Таким образом, Россия всячески старалась помешать возрождению Польши посредством реформирования конституции и даже посылала войска в сейм для ареста неугодных ей депутатов.

Польша, однако, была не степным ханством, а европейской державой, а следовательно, другие европейские державы испытывали законную, хотя и далеко не альтруистическую, озабоченность ее судьбой. России была выгодна слабая Польша, существующая как буферное государство. Другие страны отрицали особый статус России, и в итоге соседи Польши приняли окончательное решение – разделить Речь Посполитую на три части, в 1772, 1793 и 1795 гг., между Пруссией, Австрией и Россией и прекратить ее существование как независимого государства. Так в XVIII в. европейское «содружество» поступило с одним из ослабевших его участников²⁴.

Сложившаяся ситуация поставила Россию перед новыми трудностями, но и предоставила новые возможности. Она получила свою долю Польши (которая после 1815 г. включала столицу, Варшаву) в виде целой зоны украинской культуры и всех территорий, некогда принадлежавших Киевской Руси, за исключением Галиции (все еще являвшейся частью габсбургских владений). Теперь притязания России на статус «собирателя русских земель» себя оправдали. Но в результате на нее легла ответственность за два народа, которых оказалось очень трудно ассимилировать, – большую часть поляков и большинство европейских евреев.

Османская империя

Самой желанной для России XVIII в. являлась огромная степная территория между южной линией укреплений и северным побережьем Черного моря. В стратегическом и экономическом отношениях эти земли имели решающее значение для закрепления за Россией статуса евразийской империи и европейской великой державы. До тех пор, пока Россия не могла быть уверена в защищенности или по крайней мере стабильности границ, она постоянно оставалась уязвимой со стратегической точки зрения. Крымские татары не имели такой мощи, как монголы, но все же на протяжении более чем двух веков их набеги несли разорения и жертвы. Противостояние татарам превратилось в основное содержание военной политики России и даже влияло на формирование ее социальной структуры.

Огромной была и экономическая роль региона: степь простиралась на самых обширных и плодородных землях в Европе, включая большую часть чернозема, с теплым климатом – гарантом долгого сельскохозяйственного сезона, причем землю из-за геополитической уязвимости региона практически не эксплуатировали. Для империи, занимавшей в основном менее плодородные земли и с более суровым климатом, перспектива захвата этой территории казалась весьма заманчивой.

К тому же перед Россией открывались новые перспективы, связанные с преимуществом ведения торговли и прохода военно-морского флота через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море. Новые пути давали возможность выйти из замкнутого круга замерзающих морей и начать многообещающую левантийскую торговлю, которая могла бы заменить более раннюю, проходящую вдоль Евразийского континента.

Наконец, Россия, помня о тех столетиях, когда ислам выступал против христианства, могла бы взять исторический реванш. Теперь выдался случай «сбить полумесяц» и вновь воздвигнуть крест на соборе Святой Софии в Константинополе. Русские государственные деятели отказались от идеи главенствующего положения России в восстановлении восточно-христианской экумены, но все же отголоски этих надежд вызывали сильнейшие культурные и религиозные отклики, что прибавляло рвения военным и дипломатам.

Османская империя являлась сильным и упорным противником. В течение двух с половиной веков она вызывала постоянную озабоченность России и часто находилась с ней в состоянии войны. Но в каком-то смысле она являлась единомышленником России, ее вторым «я» (alter ego), таким же многоэтническим государством, колебавшимся между христианством и исламом и включавшим в себя множество субъектов с двумя верами. Как и Россия, Османская империя была автократией с мнимой религиозной миссией, а на практике спокойно взирала на различные верования. Помимо этого, она обладала другим, менее очевидным, сходством с Россией: преобладающий численно и официально главенствующий народ, турки, чей язык использовался в официальной документации, по сути дела, представлял подчиненных крестьян, а его культура и традиции казались чуждыми правящей элите.

С XV по XVII в. Османская империя достигла пика своего могущества. Неудачная осада Вены в 1683 г. ознаменовала начало продолжительного падения. В ходе ряда войн XVIII – начала XIX в. Россия установила свою власть сначала на северном побережье Черного моря, затем вдоль Кавказской горной цепи и ее южных отрогов. Эти успехи дали России право посылать торговые суда через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море, т. е., выражаясь дипломатическим языком, эти проливы обеспечили торговую связь с остальным миром. К тому же ей досталась важнейшая территория между Черным морем и Каспием, где таким образом встретились три империи – турецкая, персидская и собственно российская.

Итак, в период между концом XVII и началом XX в. России сопутствовал больший успех, чем Османской империи. Причины ее преобладания и успехов определялись отличительными чертами Российской империи. Во-первых, русское дворянство (а позже интеллигенция) было куда более европеизированным, чем турецкая знать. Радикальные социальные, культурные и образовательные реформы Петра I по временным рамкам совпали с коротким периодом поверхностного заимствования Османской империей некоторых художественных европейских форм обстановки и ландшафта, получившим название «период тюльпана». Ассимиляция же турками европейской культуры и техники началась позже и протекала с большими трудностями, чем в России. Как заметил в 1721 г. один из дипломатов Георга I: «Русских стоит опасаться больше, чем турок. В отличие от последних они не пребывают в полном невежестве и не отступают после причиненных ими разрушений. Наоборот, они все больше и больше набираются опыта в военных и государственных делах, превосходя многие нации в умении все рассчитывать и лицемерить»²⁵.

Кроме того, несмотря на обширность территории, Российская империя была более сплоченной. В Османской империи Сирией, Египтом, Балканами и даже некоторыми частями Анатолии долгое время управляли знатные местные фамилии, контролировавшие региональную экономику и имевшие своих вассалов. Вместо того чтобы установить над этими территориями прямую власть, османский режим был вынужден добиваться с ними соглашений о налогах, рекрутах и соблюдении закона²⁶. В России дворяне слишком часто меняли места своего проживания и владели поместьями во многих регионах, что мешало им отождествлять себя с какой-то одной местностью. Более того, нерусская элита в значительной степени вливалась в правящий класс империи. При обширности русских земель государство практически не страдало от центробежных местных интересов.

Россия к тому же умела лучше мобилизовывать свои людские и территориальные ресурсы. Возможно, подушный налог и был грабительским, но он приносил неплохой доход, так же как и монополия на спиртные напитки. Во времена кризисов русские люди переживали инфляцию, но не полный финансовый крах и никогда не испытывали унижения, подобного тому, которое испытала Османская империя в 1881 г., когда ее долг контролировался международным советом, созданным всеми европейскими банками. Экспорт в Европу российских товаров (пусть даже сырья и сельскохозяйственных продуктов) оставался на приемлемом уровне, в то время как турецкая продукция не выдерживала европейской конкуренции. Хотя зарубежная русская торговля производилась в основном на иностранных судах, но государство не заключало долговременных договоров, которые позволяли бы заморским купцам получать торговые привилегии, как это было внутри Османской империи²⁷.

Геостратегические проблемы черноморских степей разрушили планы Василия Голицына. Первая попытка Петра достичь в 1695 г. черноморского побережья не увенчалась успехом. Но в 1696 г. он избежал трудного похода через степи, построив флотилию военно-морских и транспортных судов в Воронеже и спустив их по Дону для оказания поддержки 60-тысячной армии. Русские войска осадили главную крепость османов Азов, а в это время суда отрезали ее с моря. В июле крепость сдалась. Этот успех Петр планировал развить за счет сооружения гавани в Таганроге, находившемся немного западнее Азова, и строительства Волго-Донского канала, посредством которого он надеялся перенести пути восточной торговли Европы на Волгу.

После Полтавской победы Петр решил через Балканы напасть на Османскую империю, ослабленную в это время поражениями от австрийцев. Греческое духовенство, жившее под османским правлением, побуждало Россию продолжить свой успех на Украине, вступив в союз с господарями (князьями) Молдавии и Валахии в целях освобождения балканских христиан от «агарян и басурман»²⁸. Летом 1711 г. Петр собрал войско, состоявшее более чем из 40 000 человек, но обещанная помощь от православных собратьев так и не пришла. Вскоре русское войско оказалось окруженным и отрезанным от тыла превосходящими его по численности турецкими силами. Чтобы спасти себя и своих людей, Петр был вынужден принять условия мира, включавшие возвращение туркам Азова, а вместе с ним и ненадежного черноморского плацдарма России.

В 1736 г. генерал Миних возобновил попытки Голицына завоевать Крым. Ему удалось продвинуться еще дальше, чем его предшественнику. Он прорвал защиту Перекопа и завладел крепостью, но мало что мог сделать на самом полуострове. В итоге он вынужден был его покинуть из-за истощения припасов (татары сожгли склады и отравили колодцы и источники). И снова война не принесла почти никаких выгод: Таганрог оставался закрыт для русских кораблей, но Азов, хотя и был возвращен туркам, перестал быть неприступной крепостью²⁹.

Реформы Петра I

Для того чтобы сохранить единство огромной империи с уязвимыми границами и мобилизовать все ее ресурсы для успешного исполнения роли великой европейской державы, Петр I решил создать институты, подобные тем, которые он видел во время юношеских путешествий в протестантские государства и страны Северной Европы. Это ему удалось и не удалось одновременно. В каком-то смысле он превратил Россию в соответствующее европейскому статусу государство. Но по сути дела, Петр не только ничего в ней не изменил, но даже укрепил ее неевропейские черты. Сам он был убежден в том, что привносил радикальные фундаментальные перемены, вытаскивая Россию, если использовать излюбленную фразу его панегиристов, «из тьмы на свет». При этом Петр порой проводил реформы с прямотой, которой могли позавидовать самые «просвещенные» абсолютные монархи Европы. Но действовал он так резко и прямо потому, что ему приходилось противостоять самой природе московского общества. Однако в результате Петр сохранял и усиливал его архаические черты. Другие монархи были вынуждены тяжело трудиться, чтобы ослаблять сложившуюся иерархию, противостоять укоренившимся корпорациям, разрушать давно существующие льготы и привилегии. Задача Петра отличалась большей простотой: он обновлял служилое государство, не уничтожая его.

Унизительное поражение под Нарвой способствовало реформированию армии. Петр принял к сведению те изменения, которые привнес его отец. Поместная кавалерия перестала быть главной силой армии, но оставалась в центре социальной структуры государства, а поместье на практике стало наследуемой собственностью, независимо от того, выполнялась ли наследником военная служба или нет. Петру было необходимо реорганизовать армию и восстановить принцип непрерывной службы. Взамен полуфеодальных рекрутских наборов, все еще практиковавшихся в России, он создал постоянную армию, не расформировывавшуюся на зиму, а все время находившуюся в боевой готовности и состоявшую из солдат, которые служили всю жизнь. Заботу о наборе, подготовке и оснащении армии он полностью возложил на государство, а его реформа регионального управления фактически стала чем-то большим, чем просто механизмом для набора и содержания войск местными властями.

С 1705 г. Петр ввел рекрутчину (регулярный призыв). Теперь рекрутов набирали прямо из деревни, обычно одного с двадцати домов, выбранного владельцем (или в случае с «черными» крестьянами – собранием общины). Будущий солдат покидал деревню, имея при себе лишь самое необходимое; после о нем заботилось государство. Рекрутский набор поддерживался круговой порукой: то есть, если рекрут не мог выполнить свой долг или дезертировал, соседские семьи должны были заменить его другим солдатом³⁰.

Благодаря этой системе к концу правления Петра была создана постоянная армия, состоявшая примерно из 200 000 человек. Она не стала самой большой в Европе – французская ее немного превосходила, – но оказалась достаточно многочисленной для того, чтобы Россия смогла занять свое место среди ведущих европейских держав. Как выяснилось, такая система оказалась очень эффективной. Выдающаяся военная подготовка русских войск при постоянном недостатке ресурсов и суровой дисциплине была просто парадоксальной.

Успехи армии объяснялись формированием у солдат чувства гордости и корпоративного духа. Крепостной, попавший в войска, становился абсолютно новым человеком. Он больше не был крепостным, освобождался от этого статуса. Поскольку его служба являлась пожизненной, то уход из деревни, с которой рекрут прощался навсегда, сопровождался особой церемонией, похожей на гражданские похороны, с оплакиванием и причитаниями. (В конце XVIII в. срок службы составлял 25 лет, которые в русской армии приравнивались к целой жизни.) В полку солдат получал форму, регулярную плату, возможность продвижения по службе и награждения орденом – то есть все то, о чем он мог лишь мечтать в деревне. Военный устав требовал от офицеров всячески заботиться о благосостоянии солдата. Военная юридическая система давала каждому солдату право выступать против плохого с ним обращения, и временами его требования удовлетворялись³¹. В общем, в армии он являлся своего рода «гражданином», обладал правами и возможностями, о которых не мог и мечтать дома.

На практике же, конечно, выплаты часто задерживались, урезались или присваивались старшими по званию. Солдат должен был сам латать свой мундир, чинить обувь и выращивать репу. В мирное время солдатам приходилось заниматься сельским хозяйством, портняжным и сапожным делом, производя продукцию на продажу. Для лучшей организации «внеслужебной» деятельности они создавали артели, как если бы все еще оставались крестьянами, искавшими работу. Артель представляла собой взвод из 20–30 человек: один из них избирался старшим, он получал полагавшиеся средства от командовавшего ими офицера, добавлял деньги из любого другого доступного источника, пополняя тем самым дефицит государственной системы снабжения. Старший обычно организовывал работу в мастерских и на полях. В какой-то степени взвод или артель походили на деревенскую общину, а регулярные встречи напоминали привычную сходку. Поэтому в более широком смысле русский солдат был «крестьянином в форме»³².

Артель брала на себя функции, которые в большинстве армий должны были выполнять сержанты или интендантство. Созданная по необходимости, артель все же обладала внутренней сплоченностью. Работы по изучению боевого духа показывают, что решающими факторами его формирования у русских солдат являлись смекалка и чувство единства с товарищами, сопряженные с компетентным военным руководством и строгой, но гуманной дисциплиной³³.

Русская армия, отчасти ненамеренно, способствовала становлению этих ценных качеств. Хороший генерал мог развить боевой дух солдат и благодаря ему добиться нужного результата. Возможно, самым выдающимся среди русских полководцев являлся Александр Суворов, который во второй половине XVIII в. и до начала XIX в. за тридцатилетний период не проиграл ни одного сражения. Он был сторонником непреклонной дисциплины, но не забывал заботиться о своих солдатах и делал все возможное, чтобы лучше узнать их жизнь. К ужасу его помощников и подчиненных, он мог, например, без предупреждения на полковом биваке разделить скудную пищу с простыми солдатами и выслушать их мнения о последней битве. Суворов настаивал на регулярном исполнении религиозного ритуала как способа установления контакта между офицерами и солдатами, а также как средства облегчения их существования в постоянной атмосфере непредсказуемости исхода того или иного боя. В отличие от большинства офицеров он разрешал своим войскам жить на доходы с земли, зная, что артели не дадут солдатам дезертировать или забыть о дисциплине. Самое же важное заключалось в вере Суворова в большую по сравнению с противником сплоченность русских войск, что позволяло ему проводить смелые маневры, на которые не решались многие его современники. Так, Суворов сумел атаковать и захватить две османские крепости, Очаков (1788) и Измаил (1790), ранее считавшиеся неприступными³⁴.

Можно сказать, что солдаты стали «гражданами империи». Они составляли социальную базу русского имперского сознания, слабо развитого или вообще отсутствовавшего в деревнях. Вот почему цари так упорно отождествляли себя с армией, ища в ней микрокосм империи, сплоченность которой все еще ставилась под сомнение.

Сущность имперского государства

Многие реформы Петра I вызывались необходимостью набора, снабжения и содержания армии. Но они не были поспешными и предназначались не только для этой цели. У Петра сложились свои представления о государстве и задачах его функционирования. Эти представления он заимствовал у протестантской Европы. Самого Петра можно считать неостоиком, верившим в то, что как монарх он был призван Богом для мобилизации ресурсов доверенного ему государства ради увеличения его мощи, умножения богатства и процветания народа. Петр, будучи порождением своего времени (конца XVII в.), вдохновлялся последними достижениями науки и техники и верил в то, что человеческие способности можно эффективно использовать, если применить современные знания и умения. Именно в этом он и видел задачу государства. Подобная отрасль знаний называлась в то время камералистикой, и Петр, никогда не изучавший ее, невольно утверждал ее принципы, подобно тому, как это сделали его современники в Швеции и Пруссии³⁵.

Его просветительский взгляд на государство проявлялся в церемониях и службах, которые сам Петр придумывал как для русской, так и иностранной публики. Они брали свое начало не столько из Второго Рима, сколько из Первого, языческого и дохристианского, с культом императора и упором на его достижения. Личности императора уделялось больше внимания, чем милости Божией. Ежегодная процессия в Вербное воскресенье, во время которой шедший пешком царь вел осла с сидевшим на нем патриархом, больше не проводилась, а те религиозные церемонии, которые продолжали существовать, сопровождались военными и светскими символами. После побед на поле брани Петр обычно въезжал в столицу через Триумфальную арку в римском стиле, на которой изображался имперский орел с Зевсом, Геркулесом и Марсом. Петр принял римский титул «Russorum Imperator» (Русский император. лат.), а эпитеты «благочестивый и милосердный», ранее ассоциировавшиеся с царем, были опущены. После окончательной победы над шведами Сенат присвоил ему дополнительный титул отца отечества, равный «pater patriae», данный в свое время императору Августу³⁶.

Однако все это не означало, что Петр отошел от православной формы христианства или сам перестал быть православным верующим. И все же его личные верования содержали элементы, чуждые православной традиции. Петр понизил положение Церкви и подчинил ее функции нуждам государства. В 1721 г. он отменил патриархат и заменил его Священным синодом, на самом деле являвшимся никаким не Синодом, а коллегиальным административным советом, который состоял в основном из митрополитов, находившихся под надзором светского доверенного лица – обер-прокурора, назначенного царем и служившего ему³⁷.

Новые взаимоотношения Церкви и государства были изложены ведущим петровским церковным реформатором Феофаном Прокоповичем, одним из длинного списка украинских церковников, давших в XVII–XVIII вв. Православной церкви ее форму. Несмотря на иезуитское образование (какое-то время он учился в колледже Святого Афанасия в Риме), Прокопович придерживался крайнего эрастианского протестантизма, который проповедовал Томас Гоббс и использовала Англиканская церковь, поразившая Петра во время его визита в Лондон. В трактате Прокоповича «Духовный регламент» (1721) говорилось о том, что автократия являлась необходимой, так как люди по натуре своей жадны и драчливы и поэтому будут постоянно вести войны друг с другом, пока не найдется жесткая власть. Патриарх представлял опасность, так как соперничал с сувереном и олицетворял альтернативу монаршей воле. «Простые люди не понимают, чем духовная власть отличается от самодержавной, но восхищаются достоинством и славой Высшего Пастыря, они думают, что этот правитель – второй суверен, что он обладает равной самодержцу мощью, или даже большей»³⁸.

Бесспорно, Петр помнил о трудностях, с которыми его отец столкнулся из-за Никона. Но его политика подчинения Церкви была связана с более далеко идущими планами. В Византии приверженность монарха закону Божию обеспечивалась патриархом. Теперь в России, когда один столп византийской «симфонии» исчез, сам монарх становился гарантом. Можно прийти к выводу, что власть монарха не ограничивалась пределами закона Божия, как только сама сделалась выражением этого закона³⁹.

Под началом Прокоповича от священников требовалось ведение записи посещений прихожан для причастий и исповедей. Кроме того, они были обязаны зачитывать с кафедры законы, приводить к присяге на верность и регистрировать рождения, браки и смерти. При отсутствии других местных официальных лиц священники становились мелкими государственными чиновниками. На них даже возлагалась своего рода обязанность по безопасности и поддержанию правопорядка. В соответствии с указом от 17 мая 1722 г. «если во время исповеди кто-то расскажет священнику о несовершенном, но задуманном и намеренном преступлении, особенно предательстве или восстании против правителя или государства, или о планируемых действиях, направленных во зло чести или здоровью государя и его семьи, и подчеркнет, что не отказывается от задуманного… тогда исповедник должен не только отказать в отпущении грехов, но и немедленно сообщить об услышанном куда нужно». А сообщать нужно было в Преображенский приказ, являвшийся преемником Приказа тайных дел⁴⁰.

Согласно новому предписанию отношения между священниками и прихожанами сильно изменились. Это произошло отчасти из-за того, что благодаря семинариям священники становились более образованными. Однако их обучение производилось по польскому и римскому образцам, что не отражало особенностей православной формы христианства. Более серьезным являлось то, что отношения между прихожанами и священником оказались подорваны. Священнослужители больше не выбирались на приходских собраниях, а назначались епископами, которые могли авторитетно подтвердить их квалификацию. Отчасти из-за этого сам приход начал атрофироваться, оставляя большинство своих духовных функций епархии, а светские функции – мирскому собранию. Программа ревнителей благочестия реализовалась несколько однобоко: приходские священники лучше подготавливались, вели службы в соответствии с улучшенным молитвенником и искореняли языческие обычаи, но все это происходило ценой утраты близких и доверительных отношений с прихожанами⁴¹.

Неугомонная деятельная вера Петра не принимала монастырей. В отличие от своего коллеги-англиканца Генриха VIII он не закрывал обители, а сокращал их количество, старался регулировать их деятельность так, чтобы они становились центрами социальной защиты, эффективно выполнявшими свои функции во благо обществу. Их роль заключалась в помощи бедным и больным, предоставлении приюта инвалидам, нищим и ветеранам армии. Для того чтобы быть уверенным в выполнении монастырями этих функций, Петр экспроприировал все монастырские доходы, предоставляя им затем установленную сумму государственных субсидий, зависевшую от строгой дисциплины в исполнении благотворительных обязанностей. Прийти в монастырь могли только мужчины старше тридцати и женщины старше пятидесяти лет. Монахи должны были быть грамотными, но им запрещалось что-либо писать без разрешения старшего или даже держать письменные принадлежности в своих кельях, так как «ничто так не разрушает монашеское спокойствие, как бесполезное и тщетное писание»⁴².

Как отмечали некоторые ученые, в каком-то смысле петровская реформа стала «протестантской реформацией»⁴³. Петр подчинил Церковь государству, взял под контроль ее финансы и перекроил ее для образовательной, благотворительной и социальной деятельности. Проблема заключалась в том, что многие из необходимых для начала реформации условий в России просто отсутствовали. Не существовало традиции теологии соглашения или естественного закона, которые стали решающими элементами в политической культуре протестантизма. Приходская жизнь была относительно неразвита, а реформа Петра еще больше ее ослабила. Наконец, не существовало Писаний на доступном народу языке, которые простые люди могли бы читать для формирования и укрепления собственной набожности. Приходские и письменные традиции протестантского подобия если и встречались в России, то только среди староверов, которые были резко настроены против петровских нововведений.

Между взглядом на Церковь большинства верующих и настоящим положением дел в петровском государстве постепенно возникало опасное несоответствие. Священники и миряне продолжали считать царя помазанником Божиим, правившим в гармонии, или «симфонии», с Церковью. Однако государство имело совсем иные планы и видело в Церкви инструмент светской политики. Один церковный историк назвал это несоответствие «главной ложью синодского периода», а другой заявил, что Петр I дал начало «настоящему и глубокому расколу… не столько между государством и народом (как думали славянофилы), сколько между властями и церковью»⁴⁴.

В 1762–1764 гг. Петр III и Екатерина II завершили процесс экспроприации и рационализации церковного имущества, взяв на себя заботу обо всех земельных владениях Церкви и заменив доход с этих земель официальным вкладом в епархии и монастыри. Однако сумма вклада составляла лишь четверть былых доходов. Только один церковный иерарх, митрополит Ростовский Арсений, выказал протест против этих действий. Он был осужден за государственную измену, лишен духовного сана и заключен на пожизненный срок в крепость.

Последствия этих реформ стали прямо противоположными результатам протестантской Реформации. Православные священники находились теперь в изоляции, ухудшилось и их материальное положение. Они носили старинную одежду и не имели чина или официального ранга. Интересно, что только они и крепостные крестьяне не были приглашены в Уложенную комиссию 1767 г.

С новым символизмом Петра и его церковными реформами монархическая власть в России укрепилась и расширила свои полномочия. На Западе концепция монархического абсолютизма возникла в результате борьбы с папством и из необходимости лишить неприкосновенности древние институты. В России же вопрос папства не стоял, а подобных институтов не существовало. Здесь абсолютизм развился совсем по-иному и подразумевал сакрализацию самой монархии. В XVIII в. придворные ритуалы и официальная хвалебная литература подчеркивали, что монарх являлся подобием Христа или даже самим Христом, а отсюда следовала его божественная сущность. По мнению русских ученых В.М. Живова и Б.М. Успенского, «сакрализация монарха продолжалась в течение всего синодского периода [1721–1917], и все это время находилась в конфликте с традиционным религиозным сознанием. Этот конфликт не мог быть принципиально разрешен, так как сакрализация монархии стала неотъемлемой частью государственной структуры и особенно Синода»⁴⁵.

Однако понятие «сакрализация монархии» не являлось тождественным понятию «сакрализация монарха». Петр обожествлял не себя, а государство. Подобно неостоикам он имел возвышенную идею государства, веря в то, что оно находится выше личных и семейных уз, этнической и религиозной принадлежности и даже выше личности монарха. Петр был первым русским правителем, который попытался провести различие между государством и личностью монарха. На это различие обращалось внимание в тексте «Духовного регламента», а рекруты перед началом службы присягали «царю и отечеству», как если бы эти два тесно связанных понятия были различны и отделены друг от друга. Таким стал первый неуверенный шаг России от патримониального государства к функциональному и бюрократическому⁴⁶.