Текст книги "Россия и русские. Книга 1"

Автор книги: Джеффри Хоскинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

Петр также выработал еще одну основу законности своей власти, заключавшуюся в идее «прогресса». Он считал, что благодаря прогрессивным преобразованиям, проводимым государством, можно достичь общего блага для всего народа. Его панегиристы заявляли, что это было резким переходом «из тьмы на свет», «из ничего к бытию». Впоследствии некоторые элементы этого самоотверженного посвящения себя прогрессу и общему благу перейдут к русской интеллигенции⁴⁷. Однако сам процесс перехода «из тьмы на свет» нес в себе парадокс, так как при достижении своих целей Петр укрепил черты старой Московии или – выражаясь его собственным стилем – сделал тьму еще более беспросветной.

Для реализации плана по созданию безличного государства как средства осуществления прогресса Петр начал формировать административный аппарат, который он назвал «регулярным государством». Система должна была функционировать автоматически, даже если монарх отсутствовал (например, участвуя в войне), и управляться официальными лицами, назначенными за свои способности и честность, а не благодаря высокому происхождению или личным связям. Центром администрации стал Сенат, заменивший Боярскую думу как царский совет и координатора всех дел. Для быстрого решения рутинных вопросов Петр заменил приказы коллегиями, каждая из которых исполняла строго определенную функцию – юстиция, производство, государственный доход и т. д. – и имела своих служащих на местах. Чтобы исключить влияние на ведение дел личного и семейного интереса, каждая коллегия возглавлялась административным правлением, состоявшим из нескольких человек. Они сообща принимали решения, а их подчиненные занимались составлением инструкций, процедурными и юридическими вопросами.

Однако Россия – не Швеция, где подобные институты были вплетены в политическую структуру, а основные общественные сословия обладали корпоративными организациями и были представлены в парламенте. В России, где все еще главенствовала сеть отношений «патрон – клиент», сдерживаемая только царем, коллегии действовали по-иному. Группы людей, так же, как и отдельные личности, столь рьяно удовлетворяли свои собственные интересы, что даже самый продуманный механизм управления разлаживался.

В любом случае Петр имел противоречивое представление о разнице между государством и государем, и, конечно, даже не всегда ее замечал. Он подвергался постоянному искушению лично вмешиваться в созданную им систему, чтобы убедиться в правильности ее функционирования. Для наблюдения за Сенатом и коллегиями Петр ввел должность генерал-прокурора, имевшего в каждом учреждении своего подчиненного, а также разместил в каждой коллегии своего личного представителя, фискала, который «должен видеть, что все дела ведутся преданно и справедливо»⁴⁸. Фискалы должны были обличать противозаконные действия, злоупотребления должностным положением и коррупцию и иногда вознаграждались частью собственности тех, кого выдавали. Таким образом, преследуя цель преодолеть противоречия между личными и государственными интересами, Петр спровоцировал появление рутинной бумажной работы и злоумышленных обвинений, опутавших русскую бюрократическую жизнь и подливших масла в огонь борьбы различных должностных группировок.

По сути дела, надежда Петра на фискалов отражала его молчаливое признание того, что камералистская (административно-хозяйственная) концепция правления, основанная на безличном подчинении, разделении обязанностей и формальных инструкциях, плохо сочеталась с сетью личной зависимости, ставшей движущей силой и социальной основой русского государства⁴⁹.

Личная жизнь Петра, дворцовый церемониал отражали его собственное противоречивое отношение к тем изменениям в русской культуре, которые он сам начал проводить. Помимо обычного двора, он построил потешный, состоявший из деревянных зданий, где периодически устраивал «Всешутейший и всепьянейший собор», название которого предполагало пародию на упраздненный церковный совет. Ритуал этих пирушек менялся, но обычно избирался «принц-Цезарь», чтобы их возглавить. Во время одного из «заседаний», собравшиеся сановники должны были надеть маскарадные костюмы с хвостами животных. В другой раз абсолютно голый Бахус шествовал в митре епископа, неся эмблемы Купидона и Венеры, в то время как прислужникам давались комические имена, основанные на непристойном слове «х…». Таково было представление Петра о карнавале как о возможности буйного безудержного веселья и непринужденного развлечения, высмеивания и ниспровержения установленных институтов (включая и те, которые он сам возглавлял), но одновременно и как о средстве их укрепления⁵⁰.

Принцип сенаторского правления в той форме, в которой он развивался в следующем веке, не смог внедрить в России регулярное правление. Однако благодаря ему создавалось впечатление, что в государстве существовали своего рода директивы, называемые «законом», которые властьимущие и подчиненные обязаны были поддерживать и соблюдать. По этой же причине возникала уверенность в том, что личные и клановые интересы не имеют главенствующего влияния на политические конфликты. Поэтому и появились горы бумаг по всем спорным вопросам, так как каждый чиновник вел запись, имел письменное свидетельство против возможных интриг соперников или фискальных доносов. В результате в Сенате и коллегиях скопилось огромное количество нерешенных и неулаженных дел, число которых росло от правления к правлению. Для завершения дела требовалось личное вмешательство государя, что подрывало значение самого создания Сената⁵¹.

Та же противоречивость характеризовала и отношение Петра к правящему классу, дворянству. С одной стороны, он хотел видеть дворян вдохновленными его собственными идеалами и чувством чести, умелыми управленцами, честно и эффективно ведущими общественные дела. С другой стороны, он не доверял дворянам и вынужден был прибегать к лести, увещеваниям и даже угрозе лишения должности.

Противоречивость взглядов Петра выражалась даже в названии дворянства. Он соединил различные слои московской аристократии в новое сословие, которому дал польское название «шляхетство», подчеркивавшее, что его члены являлись гражданами республики. На практике же Петр и его преемники обычно использовали термин «дворянство», подразумевавший иной статус, чем у придворного⁵².

Он требовал, чтобы чувство чести дворянина, присущее ему благодаря происхождению и родословной, применялось во благо государству посредством военной или гражданской службы. Притом начинать ее полагалось с самых низших ступеней. Таким образом, аристократы были вынуждены идти в армию рядовыми солдатами, хотя им и разрешалось служить в новых престижных гвардейских полках. Молодой офицер или гражданский служащий впоследствии мог подняться по иерархической лестнице, предусмотренной Табелью о рангах. Этот свод правил прохождения службы, созданный в 1722 г., окончательно заменил собой местничество, упраздненное тридцатью годами раньше. Он должен был обеспечить служебный рост в соответствии с такими критериями, как заслуга, достижения и трудовой стаж, но не родословный и фамильный статус. Новые правила базировались на военной иерархии, однако они применялись к гражданской и дворцовой службам, в которых лица, достигшие высших должностей, получали чин генерала. В Табели определялось четырнадцать параллельных рангов: добравшись до восьмого, недворянин мог получить дворянский статус, притом не только для себя, но и для своих наследников. Заслуги и преданная служба признавались наследственными.

Табель о рангах просуществовала довольно долго, до 1917 г., формируя структуру не только государственной службы, но и социальной жизни русской элиты. Ранг человека определял весь образ его жизни, включая то, как к нему обращались, и то, какое место он занимал во время официальных мероприятий. Любой прибывший ко двору в слишком большом экипаже или нарочито нескромно одетый отвечал за свою дерзость перед герольдмейстером.

В то же время Петр вместо поместий стал раздавать за службу денежное жалованье. Две земельные категории (поместье и вотчина) были объединены в одну. Петр намеревался сделать их наследственной собственностью, обычно передававшейся старшему сыну. То есть они могли вечно оставаться собственностью дворянских семей. Однако тут Петр просчитался. Лишение младших сыновей и женщин права на долю земельных владений слишком грубо нарушало правила родства в России, подразумевавшие обеспечение всех наследников. Вскоре после смерти Петра его закон был аннулирован⁵³. Таким образом, главенство царя в общественной жизни продолжало ограничиваться, но не законом Божиим, а родством и попечительством. Именно они, а не самодержавие, оставались основными принципами функционирования русского общества.

Реформы Петра привели не к созданию нового дворянства, а скорее к укреплению влияния старомосковских боярских семей. И это неудивительно. Меритократические реформы (в соответствии с заслугами) на ранней стадии их проведения часто служили опорой для старых социальных иерархий. Дело в том, что существующая элита оказалась в лучшем положении, так как она могла дать своим потомкам образование и обеспечить личными связями, содействующими их дальнейшей карьере. В любом случае анализ высших четырех рангов в 1730 г. показывает, что тринадцать семей из двадцати двух, имевших вышеупомянутые ранги, имели полтора века назад своих представителей в Боярской думе. Это были Бутурлины, Черкасские, Долгорукие, Голицыны, Головины, Куракины, Плещеевы, Ромодановские, Салтыковы, Щербатовы, Шереметевы, Вельяминовы и Волынские⁵⁴.

Конечно, не все они находились в одинаковом положении и не все обладали равными возможностями. Их личные состояния могли расти, но и уменьшаться. Например, во время правления императрицы Анны Иоанновны наибольшее влияние имели Салтыковы. При Елизавете настал черед Трубецких и Воронцовых. Но и к середине XVIII в. очевидным оставалось то, что военное и гражданское командование осуществляли семьи с богатой родословной. Их главенство длилось с середины XVII до середины XIX в. В этот период в России поддерживалась относительная стабильность, притом сохранялась она благодаря правящему классу, который включал столичную знать, собранную при императорском дворе, поместную аристократию и ее окружение среди мелкопоместного провинциального дворянства. Как отметил Джон Ле-Донн: «российское общество являлось командной структурой, в которой правящий класс обладал половиной населения и контролировал жизнь другой половины, осуществляя свою власть через посредство попечительской сети. Он управлял зависимым населением, преследуя свои личные эгоистические интересы, поддерживая статус-кво и придавая все большее значение военной мощи»⁵⁵.

Табель о рангах дала этому правящему классу формальную иерархическую основу и установила систему, при которой власть и положение получали достойные, заслуженные люди; западная культура привнесла чувство неповторимости, идентичности и отличия от зависимого населения. Петр ввел в социальную жизнь много нового из того, что он увидел в Голландии и Англии: газеты, кофейни, западную одежду с бриджами и узкими камзолами вместо свободных московских кафтанов, гладко выбритое лицо вместо бороды и ниспадающие локоны. В домах аристократии организовывались вечерние собрания (известные в России как ассамблеи) с картами, танцами и ужинами; женщины благородных кровей выходили из уединения и принимали участие в происходящем. Для того чтобы процесс обучения чтению шел проще и быстрее, был принят новый алфавит.

Новой столицей стал Санкт-Петербург, названный так в честь апостола, а не царя (хотя ассоциации оставались неизбежными). Санкт-Петербург основывался, с одной стороны, для обеспечения развития новых сторон общественной жизни, а с другой – для ознаменования изменений в природе имперского государства. Построенный с щедростью и роскошью на болотистом месте и выполненный в камне в соответствии с архитектурными разработками Европы, Санкт-Петербург символизировал намерение Петра сделать Россию полноправным членом европейского сообщества государств. Монастырь Александра Невского был основан в память о князе, который пять веков назад разбил шведов и обеспечил России выход к Балтике. Приглашались архитекторы из Италии, Австрии и Германии. Они должны были проектировать здания и начали с Петропавловского собора (1712) со шпилем в скандинавском стиле и колокольной башней. Улицы прямыми линиями сходились на огромной площади на берегу Невы, где был построен Зимний дворец. Неподалеку от новой столицы Петр принялся возводить летнюю резиденцию в стиле Версаля, с каскадом фонтанов, ведущим от дворцовых окон вниз к морю. Резиденция получила название Петергоф.

Петр настоял на том, чтобы дворяне, желавшие быть принятыми ко двору, построили себе резиденции в Санкт-Петербурге. Иностранцы больше не были обязаны жить на окраинах, а получили разрешение и даже призывались селиться в городе. Занимавшиеся международной торговлей купцы теперь обязались вести свои дела не в Архангельске (ранее единственном порту для международной торговли), а в Санкт-Петербурге и на Балтике⁵⁶.

Образование и культура

В начале XVIII в. страна, готовая пополнить ряды европейских держав, нуждалась в европеизированной системе образования на всех уровнях. Единственное доступное в России массовое обучение являлось православным и плохо соответствовало этим нуждам, а следовательно, европеизация означала либо приглашение большого числа иезуитов, либо радикальную секуляризацию образовательной сферы. Петр Великий предпочел секуляризацию (светские науки).

Самым знаменитым нововведением Петра стало основание Артиллерийской и навигацкой школы по типу Королевской математической школы при приюте Христа в Лондоне. В грамоте, на основании которой и была в 1701 г. открыта школа, указывалось, что следовало «принимать желающих учиться, а остальных дополнительно посредством принуждения, а тех, у кого нет средств к существованию, обеспечивать ежедневным рационом». Очевидно, Петр понимал, что желающих учиться будет немного. Привезенные британские учителя должны были вести занятия по арифметике, геометрии, тригонометрии, навигации и географии. Позже эти прикладные предметы дополнились рисованием, фехтованием, танцами и занятиями по европейской культуре. В расписание также включили изучение латыни, французского и немецкого языков.

Ожидалось, что выпускники математической школы начнут преподавать в провинциальных «цифирных школах», создаваемых при монастырях и приходских церквах. Там «дети дворян и канцелярских служащих, секретарей и чиновников… годами от десяти до пятнадцати обучались счету и части геометрии». К концу занятий они получали диплом, а «без такого диплома им не разрешалось жениться и даже объявлять о помолвке». Позже в программу было добавлено изучение славянской грамматики и правописания, а условия заключения брака смягчены⁵⁷.

Петру стоило немалых трудов найти для этих школ учащихся, которые были бы достаточно грамотными, чтобы справиться с программой, и достаточно сознательными, чтобы не тратить время и стипендию «в погоне за Бахусом и Венерой», а заниматься учебой. Однако со временем, когда требования строгого исполнения обязанностей несколько ослабли и появились предметы по культуре и светским манерам, школы стали постепенно пополняться учениками, особенно из дворянских семей, считавших, что образование и культура могли помочь им отделиться от низших социальных классов.

Эта тенденция усилилась после основания в 1732 г. средних школ, известных как кадетские корпуса. Особый упор в них делался на литературу, музыку и этикет, равно как и на обучение навигации и фортификации. Некоторые их бывшие питомцы позже отличились в культурной жизни: группа студентов во главе с Александром Сумароковым основала первый русский театр при дворе императрицы Елизаветы. Кадетский корпус стал колыбелью особенного дворянского образа жизни, сосредоточенного на обучении, военном деле, государственной службе и земельных владениях. Его выпускники говорили по-французски и были готовы к дипломатической работе в Европе, к командованию в армии или исполнению административной работы в целом регионе. Для пополнения образования многие молодые дворяне посылались на учебу за границу, обычно в немецкие университеты, откуда наиболее серьезные студенты приезжали с немецким отношением к учебе и общественной службе, основанным сначала на пиетистской, а потом на пост-кантианской идеалистических моделях⁵⁸.

Петр осознавал также потребность России в научных и технических институтах, способных функционировать на высшем международном уровне. Он переписывался с философом Готфридом Лейбницем, стремившимся повсюду распространять достижения науки и технологии. Лейбниц посоветовал Петру назначить иностранцев, чтобы придать научному процессу в России мощный импульс, и основывать библиотеки, музеи и исследовательские институты, которые распространяли бы уже известные знания и одновременно работали над новыми идеями и возможными путями экономического развития.

Петр выполнил большую часть своей программы. Он открыл первую российскую публичную библиотеку и первый музей (Кунсткамера в Санкт-Петербурге) и поддерживал экспедиции в отдаленные регионы страны, где искались полезные ископаемые, составлялись карты и откуда докладывалось о состоянии природных ресурсов. Это стало очень важным шагом для столь обширной страны, как Россия. Наконец, Петр издал указ о создании Академии наук по модели Королевского общества в Лондоне, надеясь не только на открытие и развитие русских потенциальных ресурсов, но также желая сделать свою страну центром мировой науки, «смутить все другие цивилизованные нации и вознести до высот славу России». Эту часть, однако, пришлось отложить, так как штат открытой в 1726 г. Академии практически полностью составляли иностранные ученые, в основном немцы (за исключением директора, Лаврентия Блюментроста, который, несмотря на фамилию, являлся русским). При Академии были созданы университет и гимназия (грамматическая школа), и студенты могли получать своего рода среднее и высшее образование⁵⁹.

Молодой житель дальней северной Архангельской губернии по имени Михаил Ломоносов (1711–1765) воспользовался новыми возможностями. Он родился в семье рыбака и однажды, присоединившись к каравану торговцев соленой рыбой, пришел в Москву, чтобы учиться в Славяно-греко-латинской академии. Для того чтобы его приняли в академию, ему пришлось назваться дворянином. После этого единственного обмана развитию таланта Ломоносова не существовало никаких преград. Михаил перешел в недавно открывшуюся Академию наук, став ее первым русским студентом, а потом отправился учиться в Германию. Вернувшись на родину, он проявил удивительную разносторонность, преподавая химию, минералогию, риторику, стихосложение и русский язык, и внес неоценимый вклад в развитие каждой из этих наук. Его карьера стала началом русификации знаний: Ломоносов ненавидел своих немецких коллег и вместе с Иваном Шуваловым, одним из самых влиятельных людей при дворе императрицы Елизаветы, способствовал кампании по открытию в Москве абсолютно русского университета и двух средних школ, одной – для детей из недворянских семей. Университет открылся в 1755 г. с факультетами права, медицины и философии, где лекции читались на латыни и русском языке. Теологического факультета не было: церковное образование стало совершенно отдельным направлением⁶⁰.

Петра могли упрекнуть – и упрекали, – что он опережал события, запрягал телегу впереди лошади: в то время как он проводил научные исследования, большинство населения даже не умело читать. А так как наука насаждалась иностранцами и Православная церковь перестала играть решающую роль, наука стала восприниматься народом как нечто безбожное. Кое-кто даже поговаривал, будто бы учение было делом рук Антихриста. Подозрительное отношение к ученым было присуще множеству простых жителей России и оказалось весьма живучим.

Однако происходил и противоположный процесс, во всяком случае, среди дворян. В течение последующих двух веков знания русских людей в области гуманитарных, социальных и естественных наук стали одними из лучших в мире, завоевали признание в научных кругах и приоритет в получении государственных средств, что немало значило для бедного государства.

Более того, распространение знаний происходило в эгалитарной (уравнительной) или по крайней мере меритократической форме. Со времен Петра наличие среднего или высшего образования помогало начать государственную службу и получить высший ранг по сравнению с чиновником, имевшим низкий образовательный уровень. К тому же дух науки сам по себе усилил эгалитаризм: тот, кто проникался этим духом, становился членом «международной республики знаний», сообщества, безразличного к государственным и военным иерархиям. Так Россия выработала мощный иммунитет на будущее.