Текст книги "Россия и русские. Книга 1"

Автор книги: Джеффри Хоскинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Восстановление после Смутного времени

После Смуты народ (за исключением разбойников и некоторых казаков, заинтересованных в беспорядках) стремился к миру и благосостоянию. Как показал Земский собор 1613 г., простые люди были глубоко консервативны во взглядах и искали стабильности в возрождении старины, хотя эти прошедшие времена не казались им раньше столь привлекательными. Они воссоздали – или даже скорее создали – монархию с неограниченной властью, наподобие той, какой хотел ее видеть Иван IV, но не смог воплотить в жизнь. Бояре и священники, осуждавшие Ивана, теперь полностью поддерживали неограниченную автократию, которая могла защитить их от восстаний и иностранных вторжений.

Михаил Романов (1613–1645) решил установить партнерские отношения как с «землей», так и с Церковью. Своей властью он обязан был им обоим и считал упорядочение отношений между ними не только выгодным, но и необходимым делом. Да и перед лицом проблем государственного масштаба царь не имел другого выхода и иных возможностей их решить. К тому же патриарх Филарет приходился царю родным отцом. Михаил дал ему титул великого монарха и патриарха и вверил неограниченную власть над территориями и функциями Церкви. В целом Филарет использовал свои возможности и положение Церкви для того, чтобы стать главным в правящем дуумвирате (1619–1633). Основным направлением политики двух государей являлось продолжение сотрудничества с церковью и «землей», обеспечивавшими национальное единство, а также наблюдение за справедливостью распределения налогов и пошлин и выполнением знатью своих обязанностей³⁵. Как мы увидим далее, потребность в практическом и рациональном распределении служебных обязанностей приведет к созданию бюрократии, которая будет проводить необходимые переписи и составлять кадастры.

Первой важной задачей власти стало избавление от назойливых иностранцев и восстановление целостности государства. Ее можно было достичь, только заплатив немалую цену. Договор в Столбове (1617), положивший конец войне со шведами, вернул Новгород в состав Московского государства. Согласно договору Швеция признавала титул царя, но Россия уступала врагу Ингерманландию и восточную Карелию. Таким образом, Швеция в течение всего последующего столетия стала доминировать на Балтийском побережье, включая его самую восточную часть.

Поляки оказались еще менее сговорчивыми. Они не желали признавать титул Михаила, а в 1617–1618 гг. начали военные действия, которые привели их под стены Москвы. Однако у них не хватило сил для длительной осады, и в конце концов обе стороны согласились на прекращение войны и обмен пленными, что, помимо всего прочего, дало Филарету свободу действий в правительстве. Москва уступила Чернигов, Смоленск и некоторые другие западные территории.

Установление столь сомнительного мира еще раз показало то, что и так было очевидным: самой срочной задачей государства являлись укрепление и модернизация армии. Русская конница, способная справиться с кочевниками, не могла соперничать с современными пехотными войсками, снабженными огнестрельным оружием последних моделей и обученными наступать сомкнутым строем. Предполагаемый московский аналог воинов – стрельцы являлись солдатами «с неполным рабочим днем» (то есть частично занятыми полупрофессионалами), привыкшими скорее к выполнению внутренних охранных функций и караульной службе при дворе, чем к обстрелам и быстрому маневрированию, присущим современным военным действиям.

Недостатки армии стали очевидными, когда в 1632–1634 гг. Москва попыталась воспользоваться участием Польши в Тридцатилетней войне и вернуть себе Смоленск. Для подготовки к кампании Москва стала нанимать по очень высокой цене иностранных пехотинцев (эти войска пользовались огромным спросом в Европе). В больших количествах закупались железо и свинец для отливки пушек и производства ядер. Для создания современного арсенала в Туле были приглашены немецкие (голландские) специалисты. Желавший скорейшего успеха и возвращения наемников, боярин М.Б. Шеин направил все свои войска на осаду Смоленска. Однако город он не взял из-за того, что не смог установить на нужные позиции тяжелую артиллерию. Потерпев поражение, наемные войска в массовом порядке бежали: им не доставало заинтересованности и стойкости польских защитников³⁶.

Москва нуждалась в своих собственных пехотных силах, обученных последней военной тактике, умению вести длительные операции и обладавших духом «чести мундира». С 1640-х гг. пехотинцы с мушкетами набирались как из-за границы, так и в самой России и обучались в соответствии со специальным военным руководством, привезенным из Голландии. Эти полки «нового строя», обычно управляемые иностранцами, брали на себя основной удар, воюя против европейских войск.

Их набор производился по-новому. Раньше землевладельцы должны были поставлять солдат в соответствии с площадью пахотной земли их поместий, теперь же солдаты набирались в рекруты в зависимости от количества домашних крестьянских хозяйств. Новая система предполагала простоту в подсчете и была приспособлена к существовавшей в крестьянской общине круговой поруке. Обычно брали одного рекрута с двадцати домов. В результате из простого народа солдат теперь набиралось больше, чем раньше, и служили они намного дольше. К 1680-м гг. армия состояла из 200 000 воинов, что было в два раза больше, чем сто лет назад. В то же время численность населения вдвое не выросла, и доля служивших в армии взрослых мужчин значительно увеличилась, составляя теперь 4–5 процентов. Широкое распространение получило дезертирство, и если виновный не находился, община должна была дать ему замену. Дезертиры принимали весьма активное участие в различного рода общественных беспорядках³⁷.

Для того чтобы финансировать растущую армию, были максимально повышены налоги. Проще всего было обложить налогом соль, так как за ее производством велось наблюдение и она продавалась повсеместно. В 1646 г. царь Алексей Михайлович ввел единый высокий налог на соль, заменявший множество торговых пошлин. Это привело к несчастью, не только спровоцировав в 1648 г. «соляные бунты» в Москве, но и подорвав торговлю солью. Как отмечал А. Олеарий: «год спустя… оставалось только подсчитать, сколько же тысяч было потеряно на соленой рыбе (ее в России едят больше, чем мяса), испорченной из-за неправильного хранения. А хранить ее не могли из-за высокой цены на соль. Да и соли продали намного меньше, чем раньше. Находясь на складах, она превращалась в соляной раствор»³⁸.

Наконец, стали взиматься и «стрелецкие деньги». Налог выплачивался наличными или натурой в течение всего века. Семь раз особые дополнительные налоги вводились в первые годы правления Михаила и восемь раз в период между 1654 и 1680 гг. Особенно остро испытали их бремя городские жители. Большая часть собранных денег уходила на содержание армии: например, в 1679–1680 гг. около 700 000 рублей (62 процента всего бюджета) было потрачено именно на военные нужды. Помимо всего этого, существовали и обязательные трудовые повинности, такие как гужевая перевозка, ремонт дорог и мостов, опять-таки в основном ложившиеся на городских жителей³⁹. Россия превращалась в «фискально-военное государство» быстрее, чем какая-либо другая держава в Европе. Вся ее социальная структура определялась необходимостью в рекрутах, сбором налогов и установлением различного рода государственных служб⁴⁰. В дополнение ко всему государство пыталось навязать официальную мораль, осуждавшую и запрещавшую игру, пьянство, представления скоморохов, незаконное производство спиртных напитков и рафинирование соли. Также оно стремилось выслеживать и ловить бродяг, беглых холопов и крепостных, регистрировать их, определять на местожительство. Для выполнения всех этих задач была необходима сложная и дифференцированная бюрократическая структура. Система приказов, или канцелярий, стала развиваться случайно, взяв начало с казначейства царских владений. Некоторые из новых служб отвечали за управление конкретными территориями, например, Казанский, Сибирский приказы и т. д. Другие же выполняли особые функции, многие из которых мы рассматривали раньше. Например, существовали Челобитный приказ, принимавший жалобы, казна и Посольский приказ. Поместный приказ занимался выдачей поместий и следил за выполнением владельцами поместий своих обязанностей: он начал нанимать землемеров для определения территориальных границ и решения споров между землевладельцами. Разрядный приказ составлял и контролировал военные уставы. Разбойный приказ наблюдал за расследованием серьезных преступлений (убийство и грабеж) и вынесением приговоров преступникам. Один из самых важных, Приказ тайных дел, был создан в 1654 г. Он напрямую доводил до сведения царя различную информацию и следил за деятельностью других канцелярий⁴¹.

Распространение подобных учреждений предполагало рост количества чиновников и официального персонала в целом. К середине XVII в. в центральных и местных канцеляриях работало около 1600 человек; к 1700 г. их число возросло до 4600. Их метод ведения официальных дел отличался излишней беспристрастностью, формализмом, граничившим с обезличиванием. Такой чиновничий подход нередко обижал простых людей, привыкших видеть монаршую власть как нечто личное, человечное и опиравшееся на традиционные или предопределенные свыше нормы морали⁴².

На местах у воеводы находились представители самых важных приказов. Воевода должен был наблюдать за их взаимодействием с институтами «земли», особенно с губой, миром и волостью. На практике же воевода со своими помощниками являлся в этих отношениях главным, так как обладал большими ресурсами, чем мирские и волостные собрания.

Это не означало, что всем полностью и до мелочей управляло государство. Оно не смогло бы, да даже и не пыталось это делать. Наоборот, государство стремилось к сотрудничеству с местными общинами, ибо без их поддержки невозможно было обеспечить порядок и добиться эффективной мобилизации ресурсов державы. Общины решали вопрос о точном распределении различных обязанностей, налогов и тому подобное. Воплощали же в жизнь эти решения избранные люди, действовавшие в процессе их реализации и как представители общины, и как правительственные официальные лица низшего уровня. Среди них находились сборщики акцизов и налога на водочную продукцию, представители администрации – земские старосты и представители правосудия – губные старосты. Последние отвечали также и за поддержание порядка. Каждый имел своих помощников и писцов.

Особая трудность для власти заключалась в подборе кадров, так как служба на местах была нелегкой, а ее исполнители не только не получали денег, но и несли финансовую ответственность за совершенную ошибку. Если должность оставалась вакантной, местный воевода обычно направлял для ее замещения своего официального представителя. Северные регионы в этом отношении были более самостоятельны, так как находились в отдалении и обладали ограниченным числом землевладельцев из служилого сословия (или не обладали таковыми вообще). Здесь местные общины имели большую независимость от воеводы, а соответственно и больше возможностей для самоуправления.

Между правительством и местными общинами существовал своего рода обмен мнениями. Он проходил в форме собраний представителей «земли», которым историки дали название Земского собора. Этот собор едва ли можно считать зародышем парламента, так как он не имел единого статуса, а его участники не избирались привычным образом: мирские и волостные собрания были слишком малы и удалены от центра, для того чтобы регулярно посылать туда своих делегатов, а промежуточных институтов не существовало. Обычно члены Земского собора выбирались царем из местных служилых людей, попавшихся властям под руку в Москве.

С другой стороны, пока эти собрания существовали, они предоставляли царю форум, где правитель мог выслушать жалобы хотя бы некоторых своих подданных и оценить реакцию на его собственные планы и планы советников. Это приобретало особое значение в то время, когда государству грозила война. Земские соборы являлись по крайней мере рудиментарной формой общественной обратной связи и следили за тем, чтобы назначенные лица не злоупотребляли властью. Соборы представляли своего рода арену, где традиционные, определенные Богом границы монархической власти становились ощутимыми и четко очерченными. Когда же созыв Земского собора прекратился, «земля» постепенно лишилась возможности участвовать в решении государственных дел, а гражданская база русской государственности не получила своего развития⁴³.

Предложения и жалобы мира и волости оформлялись в виде коллективной челобитной. (Название возникло от выражения «бить челом». Обычай бить челом пришел на Русь из Азии, возможно, благодаря монголам.) Это могли быть жалобы на продажных должностных лиц, злоупотреблявших своими властными полномочиями, или на высокие налоги. Зачастую они содержали просьбы решить спор между двумя местными кланами. Как правило, челобитные доставлялись специальным посланцем прямо царю или доводились до его сведения непосредственно на Земском соборе. Власть очень серьезно воспринимала петиции, всегда отвечала на них и стремилась удовлетворить многие требования. Возможно, такая реакция вызывалась тем, что просители подготавливали почву и делали все перед тем как вручить челобитную, для достижения успеха. К тому же эти прошения и жалобы являлись для государства единственным источником информации о настроениях народа, притом информации достоверной, а не искаженной властными посредниками.

Если население подозревало, что петиции не доходят до царя, последствия могли быть ужасными. В 1648 г. городские жители объединились со служилым мелкопоместным дворянством, собравшимся в Москве на ежегодный смотр, проводимый для организации защиты южных земель. Все они принесли свои челобитные. Горожане жаловались на чрезмерные налоги и несправедливую конкуренцию со стороны иностранцев и других неплательщиков налогов, а дворянство просило о неограниченном праве на поиск и возвращение беглых крепостных крестьян. И те и другие сетовали на жадность и коррумпированность главного советника Алексея Михайловича, боярина Бориса Морозова и других придворных.

Возвращаясь с ежегодного паломничества в Троице-Сергиев монастырь, царь отказался лично принять петиции или переговорить с просителями. Горожане же почувствовали себя оскорбленными и униженными и сказали, что Алексей Михайлович и его отец «имели обыкновение лично получать наши челобитные, оплаканные кровавыми слезами». Обезумевшие от ярости посадские люди бросились разворовывать поместья Морозова и его сообщников, хлынули в Кремль, требуя выдачи бояр, которых они подозревали в растрате и утаивании их просьб. Стрельцы отказались стрелять в толпу, и Алексей Михайлович был вынужден принять требования и выдать нескольких советников народу на расправу.

1648 г. стал главным поворотным пунктом в развитии русской государственности. Он обозначил момент, когда Московское государство прекратило опираться на мнимые личные отношения между царем и его народом. Алексей Михайлович был настолько встревожен всплеском насилия в столице, что отказался впредь лично принимать челобитные. Взамен он создал специальное учреждение – Челобитный приказ, занимавшийся прошениями и предварительным их обсуждением. Царь удовлетворил требования как горожан, так и дворянства, составив в следующем году Уложение. Однако встревоженный сплоченностью двух довольно разных социальных групп, он никогда больше не созывал полного Земского собора. Теперь он возложил обязанности на служащих приказов и на воевод, информировавших царя о делах местного масштаба, в первую очередь о нависших опасностях⁴⁴.

И все же последний Земский собор имел очень большое значение. Он составил первый за полтора века свод законов и тем самым хоть что-то сделал для ограничения личностного подхода в решении общественных вопросов. До этого политика рассматривалась как дело великих личностей, являвшихся либо абсолютно хорошими, либо абсолютно плохими: челобитные касались моральных качеств правящих лиц и возможности смещения последних с должности и замены другими. От царя ожидали индивидуального подхода к делам и вынесения суждения от имени Бога. Уложение установило закон как своеобразную структуру, план, в соответствии с которым принимались решения. Рост бюрократии свидетельствовал о том, что царь поручал своим официальным лицам выполнение большого объема работ по социальной поддержке населения. С середины XVII в. в прошениях дворян использовалась юридическая терминология: теперь они ожидали постановления о поимке беглых крепостных, дабы не делать этого самим. Все вышеперечисленное не означало, что в общественном сознании утвердился принцип закона, но принятие правовых норм изменило восприятие личной власти⁴⁵.

Ухудшение положения и рост зависимости крестьян не оставили их пассивными. Как и в XVI в., из-за тяжкого бремени крепостничества и налогов они были вынуждены скрываться, искать прибежища в монастырях или у состоятельных землевладельцев, которые нуждались в рабочих руках и могли оказать им поддержку. Крестьяне бежали также к южным и восточным границам, где присоединялись к казакам или поступали на службу в пограничные гарнизонные войска. Из-за недостатка рабочей силы в этих регионах власти не упорствовали в поимке беглых крестьян. А через несколько лет воеводам, управлявшим территориями, находившимися на южных рубежах, просто запретили возвращать их без разрешения Москвы. Как заметил один историк: «жизнь на границе дает южанам возможность передвижения, позволяет им возобновлять отношения с государством, временно сделав себя для него недосягаемыми»⁴⁶.

В результате подобного «отступничества» хозяйства многих дворян и детей боярских оказались без рабочей силы. В 1637 г. во время Земского собора один из представителей этих социальных групп обратился к царю с челобитной. В преувеличенно раболепной манере он просил отменить пятигодичный срок поиска беглых крестьян. «Дабы, владыка, вернуть наших крепостных и холопов… и дабы наши поместья и вотчины не лежали опустошенными, а оставшиеся холопы не покидали нас, рабов твоих, а мы, рабы твои, служили тебе верой и правдой не с разоренных земель и платили бы тебе царские налоги полностью»⁴⁷.

В конечном счете эта просьба была удовлетворена. На Земском соборе 1649 г. в Уложение был включен закон, отменивший срок возврата беглецов. Все крестьяне, как феодальные, так и «черные», прикреплялись к месту их регистрации согласно переписи, проведенной в 1646–1647 гг.⁴⁸ Это имело кардинальное значение, ибо был положен конец долгой крестьянской традиции свободы передвижения. Теперь крестьяне прикреплялись к земле и к личности землевладельца. Они становились налогоплательщиками и исполнителями государственных повинностей, но сами условия выполнения практически полностью зависели от хозяина и его управляющего.

Крепостничество как явление не нашло своего отражения в законе и не определялось им даже в том его понимании, которое существовало при абсолютной монархии. В Уложении ни разу не упоминалось слово «крепостной»: там просто перечислялись меры наказания для беглых крестьян и тех, кто их укрывал. Нигде не говорилось, кто мог стать крепостным и при каких обстоятельствах, а также какие обязательства должен был выполнять крепостной или как к нему нужно относиться⁴⁹. Вплоть до конца XVIII в. государство не пыталось вмешиваться в феодально-крепостнические отношения, чтобы искоренить злоупотребления. До этого периода крепостничество являлось одной из сторон политики государства, утверждавшего и охранявшего личную зависимость крестьян.

Горожане же просили о получении статуса посадских людей, дабы не выплачивать пошлины и не идти в солдаты вместо беглых рекрутов. Они также хотели получить монополию на торговлю в пределах городских стен. Оба их требования были выполнены, и таким образом, по словам одного историка, жители городов «по собственной просьбе стали закрытой кастой»⁵⁰.

Крепостное право оказало очень глубокое влияние на все социальные и политические институты России, на их формирование и развитие. Оно увековечило и усилило коллективистский взгляд на общественные проблемы; круговая порука являлась не просто административным механизмом, но и способом решения трудностей как городского, так и сельского населения страны. Возможно, крепостничество способствовало завоевательной политике государства, укреплению и защите огромной и разнородной империи. С другой стороны, оно препятствовало развитию частной собственности, а также личных и политических свобод. Крепостное право утвердило господство личностей, а не институтов и законов во всем обществе, и это в то самое время, когда власти только начинали устанавливать «сверху» безличный и бюрократический метод управления⁵¹.