Текст книги "Россия и русские. Книга 1"

Автор книги: Джеффри Хоскинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

Завоевание Казани

В 1552 г. Иван IV благодаря реформам армии и союзу с казаками достиг наибольшего триумфа в своем правлении. В течение как минимум полувека его предшественники пытались найти способ справиться с Казанским ханством, сильнейшим наследником Золотой Орды, которое перекрыло доходный торговый путь на Средний Восток вниз по Волге и через Каспийское море. Временами князья вмешивались во внутренние конфликты казанских правителей, стремясь утвердить своих кандидатов на ханский трон, но чаще им оставалось только беспомощно смотреть на то, как престол занимали противники московского влияния⁷².

В конце концов Иван решил прекратить политику дипломатического маневрирования. В подтверждение правильности своего решения он привел ряд взаимоисключающих аргументов. Он утверждал, что Казань в прошлом признала сюзеренитет Москвы как наследницы власти Золотой Орды, а отрицая сейчас эту власть, ханы нарушали свою собственную клятву. В целом его аргументы были непоследовательны. Уже после одержанной победы Иван подчеркнул свой статус православного победителя над неверными и то, что как русский царь он нес ответственность за воссоединение наследия династии Рюриковичей и «земли русской», в которую «с древних времен» входила и Казань⁷³.

Царь воспользовался восстанием черемисов, чтобы построить крепость в Свияжске, на западном берегу Волги. В октябре 1552 г. крепость стала опорным пунктом для решающего успешного взятия города. В ней располагались артиллерия и стрельцы, сыгравшие ключевую роль в кампании.

Это был поворотный момент в истории, который прочно и надолго определил власть Москвы над евразийскими степями. Непрочный союз наследников Золотой Орды был разрушен, а Ногайская Орда, сибирский и астраханский ханы, князья Пятигорья и Кабарды признали себя вассалами царя. Более того, несмотря на то что ранее Русь в ходе территориальной экспансии включила в состав своего населения многие нерусские народы, именно завоевание Казани ознаменовало первое поражение и присоединение нерусского суверенного государства. Укрепившись на Средней Волге, Москва сумела, с одной стороны, установить через Каспийское море и Кавказ стабильные торговые отношения со Средним Востоком, а с другой – продолжить дальнейшие завоевания, теперь Сибири.

Чтобы укрепить свою власть над Казанью, Иван выслал из нее большинство мусульманского населения, а вместо них поселил русских купцов и ремесленников. В последующие годы он неоднократно сталкивался с восстаниями недовольных татар, жестоко подавляя их. В честь победы Иван приказал построить в центре Казани огромный православный храм. В самом сердце Москвы, на Красной площади, он воздвиг Покровский собор (известный также как собор Василия Блаженного) с восемью храмами, каждый из которых символизировал московскую победу. Все вместе они были сгруппированы вокруг восьмиугольного нефа. Луковицы куполов, венчающих храмы, придают всему сооружению незабываемую роскошь. Этот уникальный памятник архитектуры делает Красную площадь столь неповторимой вплоть до сегодняшнего дня.

Иван положил также начало новому стилю иконописи, который наиболее полно выразился в иконе, известной как «Воинствующая Церковь». Она изображала победоносную христианскую армию, ведомую святыми воинами старой Руси и Матерью Божией. Войска шли в сторону Москвы, а на заднем плане полыхала огнем неверная Казань. Новым веянием стала попытка наполнить иконы политическим смыслом, и это лишало их чисто духовного содержания, характерного для старой манеры иконописи, присущей Рублеву и др. Иван Висковатый, один из наиболее выдающихся должностных лиц при Иване IV, считал подобные иконы, например, изображавшие распятого Христа в доспехах, откровенно еретическими. Однако церковный собор 1554 г. отверг его аргументы⁷⁴. Более того, вполне правомерным стало считаться использование священных изображений в государственных интересах.

В последующие годы, несмотря на клятвы верности, оставшиеся татарские ханства попытались взять реванш у Москвы. В 1555 г. Крымская Орда напала на территорию Московии и почти разбила русскую армию Ивана Шереметева, который сам был серьезно ранен. Астраханский хан Дервиш-Али при поддержке турецких янычар и артиллерии вытеснил русские войска с низовьев Волги и Дона. В ответ казаки Нижней Волги напали на центры управления ханства и разрушили их. Дервиш-Али не только не успел воспользоваться своей победой, но и был вынужден бежать из страны. Астраханское ханство стало частью Московии. Иван хотел развить этот успех еще и покорением Крыма, чтобы искоренить источник постоянной опасности. На Дону и Днепре, занятых стрельцами, началось возведение флота. Однако Иван IV был вынужден отказаться от этого плана из-за недостатка сил для его завершения⁷⁵.

Балтийские войны

Теперь Иван обратил свое внимание в сторону Балтики. Он полагал, что государство с такими территориями и таким значением, как Московия, нуждалось как в торговле с европейскими державами, так и в строительстве стратегически важных опорных пунктов, необходимых для защиты в случае конфликта с этими самыми державами. Именно поэтому Иван надеялся взять под контроль часть береговой линии Балтийского моря вместе с одним (или больше) портовым городом. К середине 1550-х гг. единственным европейским торговым партнером Московии, имеющим соответствующий договор, являлась Англия. Начало торговых связей положил Ричард Ченслер, который в 1553 г. в поисках морского пути в Китай был вынужден укрыться от шторма в Белом море. В следующем году королева Елизавета с помощью специально созданной для торговли с Россией «Российской компании» решила воспользоваться новыми перспективными торговыми возможностями, а английские купцы получили торговые привилегии и освобождение от налогов внутри Московии. Англия нуждалась в большом количестве лесоматериалов, пеньки и смолы для строительства кораблей и надеялась найти новый путь в Азию по Волге. Русские же, в свою очередь, покупали английскую металлургическую и химическую продукцию для снабжения армии⁷⁶. Недостатком являлась трудность и опасность длинного пути через Северный Ледовитый океан, а также отсутствие «московского» контроля над балтийскими портами.

К 1550-м гг. тевтонские рыцари оказались в состоянии окончательного упадка. Их политика по христианизации местного прибалтийского населения потеряла какое-либо значение, ибо к тому времени не осталось больше язычников, которых можно было крестить. Последний наследник рыцарства, Ливонский орден, правил Ливонией, установив там более или менее нормальные феодальные порядки и власть. Однако государство раздиралось внутренними противоречиями как из-за религиозных распрей, вызванных Реформацией, так и из-за политического конфликта, связанного со всевозрастающим влиянием городского населения. Так для Москвы появился удачный момент отстоять свои интересы на Балтике⁷⁷.

В 1558 г. Москва потребовала невмешательства ливонских купцов в ее балтийскую торговлю, производимую в основном через Ригу и Ревель. Не получив удовлетворительного ответа, Иван послал русскую армию под командованием А.Д. Басманова, которая захватила основной торговый порт – Нарву и возвела на противоположном берегу вокруг крепости Ивангород новое поселение. Начало балтийской кампании было явно удачным. Далее в течение нескольких лет последовали и другие успехи, включая захват Полоцка и Дерпта. После побед в Ливонии и Литве, как в свое время в Казани, Иван отдал земли местных землевладельцев русским служилым людям.

Однако полностью реализовать свои планы ему не удалось, так как агрессия Москвы спровоцировала реакцию других балтийских держав, обеспокоенных своим отстранением от раздела Ливонии. В войну вступили Дания и Швеция. Дания захватила большой остров Эзель, а Швеция завоевала Ревель и северную Эстляндию. Густав Кеттлер, глава Ливонского ордена, перешел под протекторат Литвы. Более того, действия Москвы окончательно укрепили союз Польши и Литвы, которые в 1569 г. заключили Люблинскую унию. Воинственность Ивана разворошила осиное гнездо, а от русских войск все чаще отворачивалась удача. Свою роль сыграла и незащищенность южных границ, на охрану которых Москва должна была направить часть своей армии. В конце концов Москва потеряла Полоцк, Нарву, Ивангород и Дерпт, захваченные во время войны, а также стратегически очень важную территорию в Карелии и на востоке Финского залива, взятую московской властью под контроль у Новгорода еще задолго до начала действий на Балтике.

Между тем в 1571 г. армия крымских татар под предводительством Девлет-Гирея миновала южные защитные рубежи и напала на Москву. Татары разграбили монастыри и купеческие предместья, а затем предали город огню. По рассказам очевидцев, дым заволок улицы, на которых столпились испуганные жители, раздавался тревожный звон колоколов из всех церквей и монастырей. Затем колокола стали падать на землю и умолкали один за другим, по мере того как пламя настигало церкви⁷⁸.

Эти ощутимые неудачи привели к тому, что теперь тенденция перехода литовских бояр на службу в Москву стала принимать обратный характер. С тех пор как права вотчинников стали урезаться, а монархия все более бесцеремонно посягала на привилегии людей знатного происхождения, некоторые из них решили воспользоваться прерогативой предков самим выбирать место службы. Перешедшая на московскую службу литовская знать учитывала также то, что близкая им по социальному статусу польско-литовская шляхта обладала большими правами, вплоть до права выбора монарха.

Ярким примером этой тенденции стала история с личным другом Ивана князем Андреем Курбским, военачальником и членом Боярской думы. В апреле 1564 г. он «отъехал» в Литву, откуда написал серию посланий, обличавших тиранию Ивана, противоречившую закону Божию. Иван ответил ему, приводя библейские примеры, указывавшие на происхождение всей земной царской власти от Бога. Он утверждал, что правители несли особую ответственность и выполняли ряд обязанностей, освобождавших их от узкого истолкования закона Божия. Иван посчитал отъезд Курбского не почетным правом феодала, а скорее предательством своего государства и его великих целей⁷⁹. Постоянная смена мест военной службы и очевидная неверность бояр еще больше укрепили намерение царя стать абсолютным монархом. По его мнению, именно таковым его и хотел видеть Господь.

Растущие властные амбиции Ивана вызывали недовольство Церкви. Филипп, митрополит Московский, публично обвинил царя в «пролитии крови невинных христиан… Татары и язычники, да и все в мире могут сказать, что любой народ имеет право на справедливость и законы, только на Руси – нет!». Иван не сразу ответил на этот выпад, но позже Филиппа арестовали и заточили в монастырь⁸⁰. После этого случая ни один прелат не осмеливался открыто упрекать царя.

Но существовали религиозные движения, чей вызов Церкви и государству был куда более радикальным. Один из «избранной тысячи» Ивана, Матвей Башкин, оказавшись, под влиянием взглядов антитринитариев из Новгорода, проповедовал, что Христос являлся не Божьим сыном, а простым смертным, а церковь – не храмом, а «собранием верующих». Для того чтобы воплотить эти убеждения в жизнь, он освободил своих холопов и призвал к равенству, взаимной любви и уничтожению социальной иерархии. В 1553 г. он был арестован и заточен в Волоколамский монастырь, крепость иосифлян⁸¹.

Еще более радикально настроенным оказался Феодосий Косой, бывший холоп, сбежавший в монастырь на Белом море. Там он собрал круг единомышленников и проповедовал возвращение к Евангелию и деяниям апостолов, догматы которых, по его мнению, должны были быть доведены до каждого верующего посредством отказа от церкви со всеми святыми, иконами и ритуалами, не упоминавшимися в Писании. Он полагал, что истинное христианство заключалось не в языческих храмах и идолопоклонстве, а в созерцательной жизни, безмолвной молитве и тяжком труде в общине с равным разделением имущества⁸².

В этих учениях слышится эхо современного протестантизма, равно как и исихазма и «нестяжательства». Были и другие заграничные еретические течения, исчерпывающие сведения о которых не дошли до наших времен и не оставили никакого ощутимого следа. Однако имеющиеся свидетельства говорят о том, что в Московии существовало учение, отвергавшее не только концепцию Церкви-собственника как союзника государства, но и любой вид иерархической, ритуалистической Церкви в пользу бедного, духовного и общего христианства. Подобные идеи остались впоследствии ощутимым скрытым течением на Руси.

Возникновение и распространение таких мыслей и болезненная реакция на них властей мешали развитию печатного дела. Первую типографию, так называемый Печатный двор, в Москве открыл в 1564 г. бывший дьякон московской церкви Иван Федоров. Его поддерживал митрополит Макарий, однако после смерти последнего Федоров испытал на себе недовольство влиятельных церковников, подозревавших первопечатника в извращении намерений Макария, то есть в распространении ереси вместо истинной веры. Федоров закрыл типографию и бежал в Польшу-Литву, где вновь открыл ее во Львове⁸³.

Опричнина и последние годы правления Ивана IV

В декабре 1564 г. Иван неожиданно перенес свой двор из Москвы в Александровскую слободу, небольшую княжескую резиденцию на северо-востоке, взяв с собой всю государственную казну и несколько почитаемых икон. Оттуда он отправил боярам и главам Церкви послание. В нем царь объявлял о своем намерении отлучиться от царствования, обвинял бояр в предательстве и массовом расточении государственного имущества, а также говорил о том, что предпринимаемые им попытки наказать виновных встречали постоянное противодействие со стороны Боярской думы и Церкви, стремившихся, по словам Ивана, мешать ему всеми силами. Если они не хотят его отлучения, то должны дать ему право установить свое независимое государство, опричнину (это слово использовалось в законе для обозначения женской части наследства), которое давало бы ему необходимые материальные средства и полную свободу в борьбе с казнокрадами, предателями и еретиками.

Неестественное, театральное поведение Ивана в утрированной форме должно было доказать то, что Москва нуждалась в жесткой и неразделенной власти. Бояре поспешили направить своих послов к Ивану, умоляя его принять обратно трон и делать то, что он считал нужным. Вернувшись в Москву, царь разделил свое государство на две части: опричнину, где он становился абсолютным монархом с неограниченной юрисдикцией, и земщину (территорию «земли»), где согласно обычаю правила Боярская дума. В опричнину Иван включил большинство оставшихся удельных владений, некоторые служилые поместья в Московии и обширные территории, находившиеся на севере и изначально принадлежавшие Новгороду.

Иван использовал доход с этих земель для создания и обеспечения нового опричного войска, которое охраняло его самого, оберегало границы и искореняло коррупцию, предательство и ересь. Солдаты этого войска получали особое право проводить расследования и арестовывать любого по сокращенной юридической процедуре, а то и вовсе без нее. Опричнина имела собственный двор в Москве и функционировала помимо всего прочего и как своего рода монастырь. Она следовала аскетическому режиму, который, правда, временами прерывался оргиями и садизмом. Иван обращался к своим опричникам как к «братьям». Одетые в длинные черные плащи, почти как монахи, они скакали на черных лошадях, прикрепив к седлу собачью голову и длинную метлу. «Эти символы означали то, что опричники кусаются как собаки, а затем сметают все ненужное». Принятые в эту элиту должны были тщательно проверяться на честность и порядочность: для этой цели Иван поместил при дворе ящик для письменных обличений⁸⁴.

Одной из первых задач опричнины стала экспроприация земель местной элиты из числа служилых людей и обладателей удельных владений. Их ссылали на территорию бывшего Казанского ханства. С собой не разрешали брать никакого имущества, и по дороге ссыльных сопровождали царские войска.

Однако на новых местах они обеспечивались поместьями. По сути дела, Иван относился к Казани как в дальнейшем цари к Сибири: то есть как к отдаленной части империи, развивающейся благодаря полуссыльным, присутствие которых в центре являлось нежелательным. Однако спустя несколько лет Иван простил большинство опальных и позволил им вернуться в свои бывшие владения. Он понял, что не может править, попирая традиции и интересы главенствующего класса, и поэтому вернул их назад, оставив в изгнании только самых опасных. На практике многие из них не могли возобновить прошлую жизнь в уже разграбленном и запущенном владений, а потому иногда продавали свои земли монастырям, что явно противоречило ожиданиям Ивана⁸⁵.

Со временем рациональный подход, присутствовавший при создании опричнины, начал исчезать. «Братство» Ивана деградировало, все более становясь привилегированным войском алчных и жестоких разбойников, вредящих интересам государства куда больше самих бояр и удельных князей, которых они должны были смирять. Наиболее показательным и абсурдным из всех их действий стало разрушение Новгорода в 1570 г. Иван отправился туда из-за подозрения, что городские старшины вновь вступили в предательскую связь с Литвой. Его опричники блокировали городские окрестности, грабили монастыри, убивали монахов, а затем в ходе инсценированных судебных заседаний обвиняли ведущих горожан в предательстве. Наконец, две или три тысячи человек были приговорены к смерти, некогда богатейший город оказался разрушен, а его торговля подорвана на несколько десятилетий. Одновременно вспыхнула эпидемия чумы и начался голод, поэтому даже трудно определить, сколько же всего смертей повлекли за собой (прямо или косвенно) насильственные действия опричников⁸⁶.

Иван намеревался поступить так же и с Псковом, но Никола, местный юродивый, предупредил его, что тот должен прекратить мучить людей и уехать в Москву, «не то лошади твои не понесут тебя назад». Когда Иван приказал снять колокол с Троицкого собора, его лошадь неожиданно пала прямо под ним. Устрашившись, царь покинул Псков и поспешил в Москву⁸⁷. Возможно, он надеялся стать князем эпохи Возрождения, свободным от любых норм морали, но в то же время не мог оставаться безразличным к суевериям и древней морали Руси, выражаемой в столь драматической форме.

«Божьи люди», юродивые, давно существовали на Руси и в Византии, но наибольшую популярность они приобрели во время правления Ивана IV. Даже сам царь испытывал по отношению к этим людям своеобразное уважение, столь редко оказываемое им кому бы то ни было. Возведенный по его указу Покровский собор вскоре стал известен как храм Василия Блаженного в честь одного из них. Юродивые могли восприниматься как носители крайней, даже гротескной, формы идеалов исихазма, как реакция против официальной воинствующей Церкви Иосифа Волоцкого, а также против чрезмерного соблюдения Иваном государственных интересов (raison d’etat). Олицетворяя слова апостола Павла в Первом послании к коринфянам: «…мудрость мира сего есть безумие пред Богом», юродивые вели аскетический образ жизни, полностью отвергая гордыню и даже самоуважение, бросая вызов миру, церковной иерархии и ее нормам, странствуя обнаженными и немытыми. Но они делали это во имя особой миссии, которая обязывала их говорить правду миру, в первую очередь властям предержащим, и которую не мог выполнить ни один из тех, кто принадлежал к этому миру⁸⁸. Так авторитарный режим в Московии начал формировать свою собственную контркультуру.

Вскоре после возвращения из Пскова Иван распустил опричнину и запретил даже упоминать ее название. Вероятно, ему стало абсолютно ясно, что опричнина не выполняла предназначенной ей функции очищать землю и укреплять власть царя. Наоборот, она сеяла разрушение и распри, излишне усложняла саму систему управления, придавала ей авторитарный характер, крайне обременительный для страны. Историки глубоко разошлись в оценках действий Ивана. Возможно, модель опричнины в его представлении включала элементы испанской инквизиции, порядки воинствующих балтийских рыцарей и даже иезуитов. Кто-то же рассматривал опричнину как фактическое возрождение удельных княжеств, где Иван мог править как на своей земле, не связанный ограничениями, присущими монархическому правлению христианских государств⁸⁹.

Понятие опричнины как удельного княжества заслуживает доверия из-за следующего факта. В 1575 г. Иван ненадолго посадил на трон Симеона Бекбулатовича, служилого татарского князя, назвав его «великим князем всея Руси» (но не царем), позволив ему править земщиной и попросив разрешения на борьбу с предателями на территории его собственного удела⁹⁰. Бекбулатович был внуком Ахмата, последнего хана, претендовавшего на правление Золотой Ордой, поэтому поступок Ивана мог расцениваться как своеобразный отказ от попыток формирования сложных институтов, нужных для растущей европейской державы, гротескным возрождением правопорядка Чингизидов и относительной простоты системы управления степных ханств. Казалось, удобнее соблюдать государственный интерес (raison d’etat) в удельных владениях или ханстве, чем добиться согласия с церковью и Боярской думой.

Иван был очень противоречивой натурой и не только из-за своеобразного склада психики. Он пытался найти для своей власти новую базу, соответствующую как огромной и все увеличивающейся территории его государства, так и грандиозной исторической миссии Москвы, на выполнение которой Иван и претендовал. Он хотел править в соответствии с законом Божиим, но также чувствовал, что князь должен иметь и исключительные права, особые «привилегии». К тому же царь желал обладать абсолютной властью, чтобы, не потакая боярам, привыкшим получать чины в соответствии с происхождением, создать мощную и многочисленную армию. Его крайняя набожность и посвящение себя задаче, которую, как он полагал, возложил на него Господь, перемежались с периодами нелепой чувственности, садизма, разврата и пьянства. Во время этих периодов Иван проявлял необузданную гордыню, утверждая, что цари несли особую ношу и поэтому им прощались те грехи, которые другим людям прощать было нельзя. Эта внутренняя неупорядоченность говорила о том, что Иван разрывался между идеей Третьего Рима, степным ханством и подающей надежды европейской державой; между смиренным, богобоязненным византийским правителем, кочующим наездником-полководцем и разумным безжалостным князем эпохи Возрождения. Все политические и религиозные традиции Евразии, казалось, встретились и вступили в конфликт в личности Ивана, столь необычной и терзаемой внутренними противоречиями.

Когда царь уставал от внутреннего конфликта или когда ему становилось страшно, что враги могут его низвергнуть, он искал своеобразное «прибежище» в идее объединения с Польшей, раз уже спасшей Литовское княжество, или даже подумывал бежать в Англию. Он послал королеве Елизавете несколько писем, осторожно выясняя условия, при которых он мог бы в случае необходимости найти убежище в ее государстве⁹¹.

Правление Ивана раскрыло в драматической и даже страшной форме всю парадоксальность попыток создать мировую империю на незащищенной и неблагодатной земле северо-востока Европейской равнины. В военном плане Московия становилась ведущей державой. В экономическом – была весьма многообещающей благодаря своим богатым людским и территориальным ресурсам. Однако уровень ее технического развития оказался слишком примитивен для мобилизации всех этих ресурсов, а расслаивающаяся, ограниченная и патримониальная природа унаследованной Русью социальной структуры препятствовала объединению ее сил. Перед лицом этих трудностей Иван достиг неплохого результата, но этот результат обошелся очень дорого как ему самому, так и его несчастному народу.

К концу правления Ивана IV большая часть центральной Московии была опустошена, так как крестьяне бежали от разорительных налогов и трудовых обязательств в поиске лучших условий на монастырских землях и открытых границах. Многие бояре оказались уничтожены, но боярство продолжало существовать как класс, а его межродовые конфликты ослабляли государство и в XVII в. Молодая служилая знать, получив поместья, добилась более высокого и прочного статуса, но она оставалась еще достаточно бедной социальной группой, а ее положение отличалось нестабильностью. Духовенство было деморализовано охотой за еретиками, в то время как горожане все жестче облагались налогами и плюс к тому связывались «круговой порукой».

И наконец, Иван не закончил создание институтов, которые соединили бы сильные местные общины с центральной администрацией и таким образом обеспечили бы государство прочной публичной поддержкой. Вместо этого царь утвердил традицию, согласно которой мобилизация и объединение русской земли требовали от ее правителей не только решительности, жестокости и властности, но и нарушения закона Божия, что грозило разобщением, деморализацией и подрывом тех идеалов, которые проповедовала сама монархия. При отсутствии установленных законом промежуточных институтов, связывавших население и центральную администрацию, государственная власть на местах оборачивалась самодурством правившей там знати. То, чем занимался Иван, являлось не строительством государства, а огосударствлением личного главенства. Именно таким образом определилась особенность русского стиля правления: огромная, разнообразная и незащищенная империя, основанная наличной власти.

К тому же Иван, который должен был лучше всех осознавать опасности оспариваемого царского наследия, ударил и смертельно ранил своего сына, царевича Ивана, весьма популярного в земщине. Царь сделал это в припадке гнева, вызванного попыткой сына защитить свою беременную жену. Сам Иван IV умер в 1584 г. в агонии раскаяния за совершенные поступки. Перед смертью царь принял монашеский обет. Дмитрий, один из двух его оставшихся сыновей, являлся потомком от седьмого брака и поэтому не считался Церковью законным наследником. Второй же, Федор, был слаб здоровьем и страдал расстройством психики.

Во время правления Ивана IV Московия предприняла первую попытку сыграть свою евразийскую геополитическую роль. Однако она оказалась неспособна построить институты, необходимые для исполнения этой роли. Поэтому на рубеже XVI–XVII вв. она пережила кризис, почти разрушивший ее. Однако Московия была достаточно сильна для того, чтобы выжить и позже совершить вторую попытку.