Текст книги "Преисподняя. Адская бездна"
Автор книги: Джефф Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
ДОКУМЕНТЫ
ОБРАЩЕНИЕ ПРЕЗИДЕНТА К НАЦИИ – 1 НОЯБРЯ
Я знаю, что сегодня многие граждане испытывают страх, и призываю вас к спокойствию и рассудительности, даже перед лицом сохраняющейся угрозы. Я призываю подумать о себе, о своих детях.
Мы вернемся к обычной жизни, к повседневным делам, и это хорошо. Время и достоинство побеждают даже скорбь. Но наша решимость не исчезнет. Каждый из нас будет помнить, что произошло и с кем это произошло. Мы запомним момент, когда пришли ужасные известия, – где мы были и что мы делали в это время.
Некоторые говорят об эпохе страха. Я знаю, что впереди нас ждут трудности и опасности. Тем не менее эта страна будет определять эпоху, а не наоборот. Нам причинен огромный ущерб. Мы пережили громадную потерю. Но в скорби и гневе мы поняли свое предназначение. Идет война между свободой и страхом.
Наша страна, нынешнее поколение, избавит от мрачной угрозы насилия наш народ и наше будущее. Для достижения этой цели мы объединим весь мир – своими усилиями, своим мужеством. Мы не отступим, не будем колебаться – и победим.
Сегодня я призываю вас помолиться о тех, кто скорбит, о детях, чья жизнь была разрушена, обо всех, кто лишился покоя и не чувствует себя в безопасности. И я надеюсь, что их утешит тот, кто сильнее любого из нас, о чем уже много веков говорится в псалме 23: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной».
Благодарю вас. Спокойной ночи. Боже, храни Америку.
9
Авиабаза ВМС, остров Уидби, Вашингтон,
пять часов спустя
Али быстро шла по коридорам, стараясь не отстать от эскорта. Волосы намокли. Вертолет привез ее сюда, пробившись сквозь сильную грозу. Даже здесь, глубоко под землей, Али слышала завывание ветра. Они миновали еще один пост и караул с винтовками. Бесконечное число дверей.
Генерал Лансинг ждал ее – тот самый грубиян в мундире, с которым она спорила в телевизионной передаче.
– Благодарю, что пришли, доктор фон Шаде.
Он протянул широкую лапу.
Али устало ответила на рукопожатие. Генерал уже не напоминал огнедышащего боевого коня, который кидался на нее в программе Роба О'Райана «Час горячих новостей». Фирменной сигары тоже не было. Он выглядел интеллигентным и доброжелательным.
– Должна вам признаться, генерал, что у меня возникли некоторые опасения, когда вы обратились ко мне за помощью.
– Вы имеете в виду этот цирк О'Райана, предназначенный для широкой публики? – спросил генерал. – Надеюсь, никаких обид. Его аудитория любит провокации. Я подумал, что вы поступили очень благородно, согласившись на роль козла отпущения.
– Вы так говорите, словно это игра.
– Скорее, театр кабуки, – возразил генерал. – Много условностей. О'Райан не дурак. Он выжимает из этого все, что только можно – красные против синих, записные патриоты против бесхребетных либералов, – лишь бы оставаться в эфире. Иногда нам требуется его ультранационализм. Точно так же, как теперь нам необходимы ваши знания.
– Значит, я тут не для того, чтобы меня сожгли на костре?
– Нет, конечно. Вы нам нужны. Ради детей.
Догадаться нетрудно. Ее главная сила – лингвистика. Вероятно, у них какой-то артефакт хейдлов, который она должна перевести. Или попытаться. Было бы проще, отправь они свой текст к ней в архив. Ее словарь не назовешь огромным, но Али уже знает кое-какие слова и символы. Когда-нибудь будет найден новый Розеттский камень, [10]10
Найденная в 1799 г. в Египте близ небольшого города Розетта (ныне Рашид), недалеко от Александрии, гранитная плита с выбитыми на ней тремя идентичными по смыслу текстами – двумя на древнеегипетском языке, начертанными древнеегипетскими иероглифами и египетским демотическим письмом, и одним на древнегреческом языке.
[Закрыть]который послужит мостом между текстами, оставшимися после империи хейдлов, и современными языками. До той поры таким мостиком была она.
– Сделаю все, что смогу, – ответила Али.
Генерал остановился у двери.
– Ради детей, – повторил он и открыл дверь.
В нос ударил резкий запах. Фекалии, моча, лизол. И хейдл! Живой хейдл!
За дверью оказалась затемненная комната со столом, стульями и окном с односторонним зеркалом для наблюдения. Али сразу все поняла. Речь вовсе не о документах и артефактах.
Окно выходило в белую комнату. Там к больничной кровати был привязан монстр. Человек, поправила она себя. Homo hadalis. Но глубинные инстинкты победили: монстр.
На белых простынях хейдл выглядел еще более нелепо. Словно дикое животное, случайно забредшее в дом и не находящее выхода. Нет, не животное, вновь поправила себя Али. Он гнил заживо, начиная с ладоней и ступней, словно внешний мир медленно пожирал его.
– Мы поймали его вчера вечером на побережье к югу от Портленда, – сообщил генерал.
За год экспедиции «Гелиоса» Али видела хейдлов самых разных форм и размеров. У одних имелись рудиментарные крылья или жабры. У других – доставшиеся от обезьяньих предков длинные цепкие руки, очень удобные для лазанья по вертикальным туннелям субтерры. Третьи были в два раза меньше людей – вероятно, результат длительной изоляции и скудного рациона. Некоторые гнездились в нишах под сводами пещер.
Биологи и генетики терялись в догадках, пытаясь объяснить подобное разнообразие. Мутации и генетические изменения вписывались в рамки научных теорий. Крылья и жабры – нет. Ревностные христиане радостно объявили, что бестиарий хейдлов свидетельствует о несостоятельности теории эволюции. По их мнению, хейдлы были потомками падших ангелов, а их изуродованные тела – это Божья кара.
Грудная клетка хейдла почти не шевелилась. Он отбрасывал на простыню странную красную тень.
– Зачем ему повязка?
Бинт поперек живота, а от него отходят трубки и провода.
– Пара рыбаков заметила его среди скал. Они подумали, что это морской лев, а в этих животных стрелять нельзя. Но морские львы поедают омаров, попавшихся в их ловушки, и рыбаки открыли пальбу. Ему повезло: они были пьяны и не умели стрелять. Со дна лодки мы собрали пятьдесят латунных гильз, а в него попала только одна пуля.
– Дети с ним были?
– Нет. Но мы пошли по его следам и обнаружили водосток и подходящий к нему снизу туннель. И вот это. – Он показал прозрачный пластиковый пакет с заляпанными грязью штанишками от детской пижамы. На них был изображен медвежонок Пух.
Али купила для Мэгги всю серию сказок про Винни Пуха. Они не успели закончить первую книжку.
Али прекрасно понимала, что будет дальше.
Генерал положил пижаму на стол. Там лежала одна книга. «Боевой устав 34.52.3, исправленное издание. Правила проведения допроса».
– Почему я? – спросила Али. – У вас есть специально обученные люди.
– Десять лет назад были. После эпидемии мы исключили язык хейдлов из программы подготовки. Думали, они все мертвы. Из экспертов остались только вы. Я не знаю, к кому еще можно обратиться. Нам нужны ваши способности.
В обычных обстоятельствах Али просто повернулась бы и ушла. В обычных обстоятельствах они не просили бы ее помочь. Впрочем, обстоятельства никак не назовешь обычными.
Можно, конечно, напустить на себя значительность и заставить генерала хотя бы уважать готовность к сотрудничеству и участие. Но они торопились, а Али прожила на этом свете достаточно долго, чтобы разбираться в движениях своей души. Решение она приняла сразу же.
– Ради детей.
– Нам нужно знать, откуда он пришел, каким образом его группа смогла избежать эпидемии, их количество, организацию, руководство, маршрут, оружие, общую стратегию. Является ли нападение началом большой кампании? Чего они хотят? Куда направляются вместе с детьми?
Инструкция по ведению допросов лежала на столе, словно семейная Библия. Важная и строгая.
– Зачем она здесь?
– Продемонстрировать, что мы цивилизованные люди. Мы знаем границы дозволенного. У нас есть правила. Но сегодня в отношении его они не действуют.
– А если я откажусь?
– Честно говоря, я удивлюсь, если вы согласитесь. Естественно, вам это кажется омерзительным.
– Я могу обратиться к прессе. Раскрою всю операцию.
– Думаете, после вчерашней ночи это хоть кого-то волнует?
Генерал прав. На протяжении столетий эти существа поднимались из глубин земли, утаскивали с собой несчастных и проделывали с ними ужасные вещи. Да, люди одобрят любую жестокость, которую сегодня или завтра совершат военные – тут, на авиабазе, или глубоко под землей. Но это не значит, что она должна участвовать в пытках.
– Меня волнует.
– Именно поэтому вы здесь. Вы знаете их. Изучали их. Жили с ними.
Она окинула взглядом хейдла, ища на его теле синяки или ожоги. Ничего. Только следы болезни, шрамы и бледный узор татуировки на коже. А также провода, отходящие от повязки.
– Что вы с ним делали?
– Обучали. Он должен понять, что не контролирует ситуацию. Это ключ к успеху любого допроса.
– Допроса?
– Мы спрашиваем. Он отвечает.
– Похоже на электрические провода.
– Мониторинг основных показателей его состояния.
– Как вы его обучаете?
– Ему ввели парализующее вещество. Его мышцы отказали. Он перестал дышать. Был в полном сознании, но не мог пошевелиться. Абсолютная неподвижность. Пришлось подключить его к аппарату искусственной вентиляции легких. Через несколько минут мы оживили его тело с помощью противоядия. Известный прием, издавна использующийся «Моссадом». Безвредно, но очень страшно. Человек соглашается на все, лишь бы это не повторилось.
– Они люди, генерал.
– Мне все равно – даже если он мой младший брат. Враг нанес удар в самое сердце нашей страны, похитил наших детей, убил наших соседей. Страна в осаде. – Генерал бросил на стол еще один пластиковый пакет. Внутри была полоска мяса. – Нашли у него. Вяленое мясо. Только это не говядина. Мы проведем анализ ДНК и попытаемся определить, чье оно.
Они ошибались, если думали, что ее так легко шокировать.
– Этим я питалась двадцать дней. Очень высокое содержание белка. У нас – в зависимости от места, откуда срезается мясо, – вкус курицы или свинины.
Генерал кивнул. Он все понял. Ее не назовешь слабой женщиной. Она не обижается и не жеманничает.
– Мне нужен ваш ответ, – сказал он. – Время уходит. Несколько отрядов уже ищут детей, результата пока нет. Хейдлы обрушили за собой туннели. Мы откапываем их, но недостаточно быстро. Дети спускаются все глубже и глубже. С каждой минутой след становится слабее.
– Кажется, сегодня утром китайский посол выступил с заявлением. Разве он не предостерегал против отправки войск?
– Совершенно верно. «Большая игра» продолжается. Им нужна субтерра. Нам тоже. Ставки высоки, и ситуация политизирована до крайности. Но украли не их детей, а наших. Мы проводим разведывательные операции под землей. Проблема в том, что китайцы знают: мы нарушаем соглашение. На нашем месте они поступили бы точно так же. Так что их парни ищут наших парней, и, если они наткнутся друг на друга, большого скандала не избежать. Чем дольше длятся поиски, чем глубже мы уходим, тем выше риск вооруженного конфликта с Китайской Народной Республикой. Именно поэтому мы должны точно знать, где вести поиск, чтобы обеспечить отход и убраться оттуда, прежде чем начнется стрельба.
Али посмотрела через стекло на пленника. Люди думали, что причиной создания ее института был «стокгольмский синдром», когда жертва начинает отождествлять себя с похитителем. Или чувство вины за то, что участвовала в экспедиции «Гелиоса», которая – хотя она об этом не знала – принесла смерть хейдлам. Или мистические теории – Новый век, Атлантида. На самом деле ее преданность погибшей цивилизации отчасти объяснялась инстинктивным неприятием государственного безумия, армий и войн, – того самого безумия, которое теперь ставило Америку и Китай на грань катастрофы.
В эпоху своего расцвета, девять тысяч лет назад, империя хейдлов представляла собой нечто вроде темного рая. Глифы и вырезанные на камне надписи рассказывали об эпохе всеобщего мира, длившейся более трех тысяч лет. Али смотрела на монстра, привязанного к больничной койке. В каком-то смысле хейдлы стали ее марсианами. Их отсутствие давало свободу воображению. Она могла считать их мирной, хотя и уродливой расой. Даже теперь, несмотря на деградацию, кровавые обычаи и пугающую внешность, жестокость хейдлов бледнела перед тем, что люди изо дня в день делали с себе подобными.
– Вы можете его спасти, – сказал генерал.
– Вы его отпустите?
– Избавим от боли. Он сможет умереть спокойно.
У нее были свои кошмары, связанные с пленом, похожим на плен этого хейдла или детей – разлученных с домом, связанных и увлекаемых все глубже и глубже в подземный лабиринт.
– Хорошо, – сказала Али.
Почти всю жизнь, еще задолго до того, как она спустилась под землю и вернулась на поверхность, Али искала Слово, древний знак, символизировавший рождение человечества. И по иронии судьбы поиски человечности теперь ведут ее в камеру пыток. Она спаслась от пособников дьявола лишь затем, чтобы самой сыграть эту роль.
– Ради детей, – прошептала она.
Ее хотели нарядить в одежду хирурга – белый халат и маску, – но Али отказалась.
– У него проказа, – предупредил генерал. – Ремни и отсутствующие пальцы не должны вас обмануть. Он плюется, кусается. Никому не дает приблизиться к себе.
– Все должны быть в халатах и масках?
– Обязательно. – Затем генерал понял, что она имеет в виду. – Очень хорошо. Как знаете.
– Ручка у вас есть? Лучше небольшой чернильный маркер. И зеркало. А еще немного еды и воды.
Генерал отдал распоряжения по интеркому. Али собрала волосы в пучок на затылке. Через минуту принесли фломастер и зеркало. Она отошла от окна к свету и принялась рисовать узоры на лице.
Али писала виртуальную книгу вокруг рта и глаз, тщательно выбирая символы. Скорее всего, хейдл неграмотен. Уже несколько столетий, как они разучились понимать собственный язык, но вид знакомых глифов может успокоить его.
На лбу она нарисовала два симметричных символа дня и ночи, а над ними извилистую змейку реки. На каждой щеке появилась спираль. Если Али не ошибается, спирали являются принадлежностью шамана или ведьмы. Два вытянутых ромба у крыльев носа означают расстояние или время. Для подбородка Али выбрала дух животного – подземной рыбы. Вспомнив символы в туннеле на острове Святого Матфея, она украсила ладонь буквой «алеф».
Генерал никак не отреагировал, когда Али повернулась к нему. За свою жизнь он видел разный камуфляж. Или просто был готов к чудачествам ученого. А может, адепта Нового века из Сан-Франциско.
– Я пойду одна.
– Ни в коем случае.
– Он и так напуган.
Генерал пристально посмотрел на нее.
– Тогда вот ваш жучок.
Помощник принес крошечный наушник, позволявший слышать генерала. Али чувствовала себя агентом ФБР.
– Проверка, проверка, – произнес генерал.
– Громко и отчетливо, – кивнула она.
– В комнате установлены микрофоны. Мы будем слышать каждое произнесенное вами слово. Говорите с нами. Я буду обращаться к вам. – Генерал направился к маленькому холодильнику в углу. – Неважно, какая еда? – Он достал чей-то ланч: сэндвич с мясом, печенье и маленькую упаковку молока.
– Мясо.
Али выбрала сэндвич и молоко. Потом подумала, вернула сэндвич и взяла пакетик вяленого человеческого мяса. Генерал хотел было возразить, но промолчал. Теперь это ее шоу.
Они вышли из комнаты и приблизились к двери камеры. Раскраска на ее лице, похожая на татуировку маори, вызвала удивленные взгляды двух охранников из военной полиции.
– Я буду наблюдать через окно. Если вам понадобится помощь…
Али сняла туфли и вошла – босиком, одна. Воздух в комнате пропитался знакомым запахом хейдла – так пахнет выделанная оленья кожа, долго лежавшей на сухой земле. Еще сильнее было зловоние заживо гниющей плоти. В Средние века запах проказы сравнивали с запахом козла.
Пленник медленно повернул голову. Мышцы век у него были парализованы, и глаза все время оставались открытыми – вероятно, из-за поражения нервов. Взгляд розовых глаз становился осмысленным; хейдл освобождался от усыпляющего воздействия лекарств или от оцепенения, похожего на то, каким пользовался Айк. Муж научился этому трюку за долгие годы плена, и Али видела, как недолгий отдых и медитация позволяли ему не спать несколько дней, оставаясь бодрым и свежим.
Али остановилась и вежливо опустила взгляд, позволяя хейдлу составить о ней представление. Айк обучил ее основам их поведения и культуры. Взгляд в глаза – без приглашения – может быть опасен. Лучше всего молчать. Али ждала. Наконец хейдл негромко прищелкнул языком, что означало одобрение, по крайней мере временное. Она подняла глаза.
Хейдл был истощен. Над ним хорошо поработали. Рана в животе не оставляла шансов на жизнь. Теперь Али поняла, что красная тень на простыне – след от пота. Он потел кровью.
Однако при виде узоров на лице Али глаза хейдла сверкнули. Внезапно он высунул язык. Словно на приеме у врача. Али ответила на приветствие.
Уродство хейдла по большей части объяснялось болезнями, широко распространенными на земле в Средние века. Руки и ноги больше похожи на ласты – пальцы съедены проказой. Нос провален. На голове пульсирует сеть голубых вен. Полиомиелит так сильно искривил ноги, что Али удивлялась, как он вообще смог добраться до поверхности.
Череп пленника напоминал уплощенный треугольник: широкие скулы, затем сужение и тупая макушка, что выдавало в нем потомка Homo erectus. Характерны также нависающие надбровные дуги, словно к лицу приклеены очки. Однако, как и у Homo sapiens, изменившегося по сравнению с далеким предком, у Homo hadalis имелись свои особенности, связанные с вечной тьмой и жизнью в каменном лабиринте.
Нетрудно догадаться, почему рыбаки приняли его за морского льва. Его кожа была безволосой и бледной, как у рыбы, а проказа съела ушные раковины, оставив «собачий профиль» с длинной шеей и маленьким подбородком.
Теперь Али заметила обезьяний хвост или все, что от него осталось, – вроде второго пениса. Проказа оставила от него лишь обрубок, но это был настоящий хвост или, если точнее, развитие того рудимента хвоста, с которым рождается каждый человек. Наука утверждала, что приобретенные черты не могут повторять более ранние, утраченные формы. Вот очередное исключение, которое подбросила им субтерра. В данном случае реликтовый хвост развился полностью. Он вилял из стороны в сторону.
Процесс образования рогов, имевший место в некоторых регионах подземного мира планеты, у этого хейдла практически не был заметен. Небольшие наросты на коже лба напоминали волдыри.
Али пыталась рассмотреть то, что скрывалось за разрушительным действием болезни и времени. Тело хейдла покрывали шрамы, свидетельствовавшие о короткой, но нелегкой жизни. Несмотря на старческие мешки под глазами, сгорбленную спину и изъеденную раком безволосую кожу черепа, его возраст, по всей видимости, не превышал двадцати трех лет. Значит, ему было тринадцать, когда эпидемия опустошила подземные туннели.
Хейдл что-то произнес шелестящим шепотом, сопровождавшимся странными щелчками, которые встречаются в языке южноафриканских бушменов племени сан или кунг. Тихий, почти музыкальный звук. Али разобрала одно-единственное слово: «я». Дело сдвинулось.
Она попробовала приветствие, одно из слов ее коллекции праязыков. Назвала свое имя. Несмотря на неподвижную маску проказы – выпученные глаза, львиные складки на переносице, язвы, – он нахмурил лоб. Ее слова явно не нашли понимания.
– Еда, – сказала Али, доставая вяленое мясо из пакетика.
Она помнила, что держать мясо нужно в правой руке, а не в левой, которая считается нечистой.
Разорвав полоску на маленькие кусочки, Али поднесла один ко рту хейдла. Он отказался – недоверие его было вполне обоснованным.
– Я знаю, о чем вы подумали, – раздался в ухе голос генерала. Али почти забыла о нем, целиком сосредоточившись на пленнике. – Не вздумайте.
Хейдл нахмурился. У него острый слух. Он слышал голос, доносившийся из ее уха, из ее головы. Это удивило и испугало его.
– Я теряю его, – сказала Али генералу, задумалась на секунду, затем положила кусочек вяленого человечьего мяса в рот. Демонстративно прожевала. Вкус как у куриной ножки.
На этот раз хейдл взял предложенную еду. Слизнул языком. Он жевал медленно, наслаждаясь вкусом мяса. Его глаза закатились от удовольствия.
Он позволил Али скормить ему остальные кусочки. Закончив есть, пленник разразился длинной фразой, в которой в равной степени присутствовали щелчки и гласные звуки.
Она отрицательно покачала головой. Хейдл повторил, теперь медленнее. Вероятно, в этой неразберихе слов присутствовала благодарность – ей, а также человеку, телу которого принадлежало мясо, и, возможно, Богу. Но речь хейдла оказалась слишком быстрой, а уху Али недоставало практики. Десять лет назад, когда в ее жизни еще был Айк, она составила небольшой словарик языка хейдлов. А теперь не могла ничего вспомнить. В отсутствие практики она практически все забыла.
– Пить, – сказала Али и протянула пленнику молоко. Маленькая красная упаковка напомнила ей о начальной школе, о детях. Это допрос, а не антропологический пикник. Перед ней лежит один из убийц и похитителей детей.
Пленник ожидал найти в картонке все, что угодно, только не молоко. Вкус напитка испугал его. Он поднял глаза на Али.
– Ма-хар, – прошептал хейдл.
Мать.
Али посмотрела на картонную коробку в своей руке. Как будто она дала ему грудь. «Используй это».
– Да, ма-хар. Дети. – Али взмахнула рукой, отмеряя ладонью разную высоту. – Мои. Мои дети. – Она прижала воображаемую Мэгги к груди. – Где?
Хейдл понял – Али это почувствовала. И отвел взгляд.
– Лa. – Слово прозвучало, словно удар бича. Их взгляды встретились. – Дети. Ушли. Куда?
Хейдл прищелкнул языком, словно хотел сказать, что жизнь – это страдание. Что он имеет власть над ней, над ее народом, их детьми и их надеждами. Словно он король, это изувеченное существо.
Она перешла на жесты и смешанный язык.
– Я. Али. Ты?
– Мар-и-йа, – ответил пленник. Гортанная смычка, три разных тона и щелчок – все в трех слогах.
– Что он сказал? – переспросил генерал.
– Мария, – объяснила Али. Потом задала больному проказой еще несколько вопросов. – Да, его зовут Мария. Вероятно, так звали его мать, которая – он убежден – спустилась вниз, в недра планеты, чтобы зачать его. Наверное, пленница вроде меня.
Хейдл запел. Это было горловое пение с долгими, глубокими и вибрирующими звуками, как у тибетских монахов и монгольских пастухов. Али слушала, как он постепенно добавляет к басовым тонам щелчки и придыхания – слова. Серьезный и печальный, пленник поднял взгляд к потолку.
– Что-то вроде молитвы? – спросил генерал.
– Вы не узнали? Он поет песенку Барни. Ну, помните, фиолетовый динозавр. – Любимая песня Мэгги. – Наверное, ее пела ему мать. Слушайте. – Али начала тихонько подпевать. На исковерканном английском. – Я люблю тебя. Ты любишь меня. Мы счастливая семья.
Умирающий пленник с одобрением посмотрел на Али. Она знает его молитву!
Разговор продолжился.
– Я спросила его об эпидемии, – вслух сказала Али, обращаясь к генералу. – Он говорит, что его мать и остальные члены клана в это время были в пещере у самой поверхности. Все пошли в город в поисках пищи. В пещере остался он один. Никто не вернулся.
– Куда направлялся его клан?
Али снова задала несколько вопросов. Хейдл заговорил, указывая на коробку с молоком.
– Им нужны были новые коробки. Нет, сосуды, новые сосуды. И что-то про солнце.
– В этом есть какой-то смысл?
– Пока не знаю.
Пленник вновь заговорил.
– Он утверждает, что поднялся из пещеры к ослепляющему свету. Из глубины к свету и грязи внешнего мира. Чтобы найти своих людей, которые хотят вернуться домой. Он и все остальные посланы именно для этого. Проводить их назад, в недра земли.
– И его народ поднялся сюда после эпидемии? Они прятались все эти годы? Где? И есть ли еще другие?
Опять вопросы. Опять щелчки и шелестящий шепот. Али слушала.
– Он говорит о путешествии душ. То есть о реинкарнации. Хейдлы в это верят. Души мертвых поднимаются на поверхность и ищут новую оболочку. Новое тело. Детей солнца. Солнечных детей. Наших детей.
– В наших детях души их мертвых?
– Все гораздо сложнее. Мы связаны единым циклом. Его мать умерла, и ее душа вознеслась. Теперь его долг – вновь вернуть ее домой. Увести вниз, подальше от зла. От нас.
– То есть наши дети – это их предки.
– Или их предки – это наши дети. Все зависит от точки зрения.
Али посмотрела на пленника. Его глаза светились искренней верой. Как два озера пламени на изувеченном теле.
Генерал молчал.
– Отлично. Хорошо. Как скажет, – наконец произнес он. – Не спорьте с ним. Спросите, куда он хотел отвести мать.
– Говорит, не смог найти мать. Отыскал других, но не мать. Собирался отвести их вниз. Надеется, что кто-то другой спас ее.
– Где они все собираются? В одном месте?
– Так мне показалось.
– А куда направляются?
Она предприняла еще одну попытку.
– Не говорит.
– Отказывается?
– Увиливает.
– Давайте сделаем перерыв.
– Лучше продолжить.
Она только начала устанавливать контакт, а еще столько нужно спросить. Слушая его речь, Али как будто вновь спускалась в подземный лабиринт. За каждым поворотом, в каждом новом туннеле ее ждали резные плиты и статуи, кожаные рукописные книги с древними текстами. Словно ее душа медленно собиралась из осколков.
– Прошло больше часа. Самое главное – оставаться свежими. Быть на шаг впереди него. Сохранять силы. Выходите. Через несколько минут мы сделаем ему укол.
Генерал встретил ее у двери. Они направились к выходу. Струи дождя хлестали в стекло. Ветер разбрызгивал лужи на асфальте. Они решили не ходить к зданию с манящими вывесками кафе. «Макдоналдс», «Тако-Белл», «Кентакки фрайд чикен». Али вспомнила вяленое мясо.
– Кофе?
– Нет, спасибо.
– Ну и денек.
– Ужас.
Они стояли и смотрели на грозу. Генерал рассказал о сыне, которого обучают игре на фортепиано. «К Элизе» – это вещь. Похвалил тайский ресторан в Беркли. Потом посмотрел на часы. Прошло полчаса.
– Вернемся?
В комнате было чисто и тихо. Ни эха от криков. Ни крови на полу. Али обратила внимание на свежие простыни. Может, просто привели в порядок комнату. Ей очень хотелось так думать.
Потом Али заметила на полу палку. На скотче, которым была обмотана палка, отпечатались следы зубов хейдла. Опять его мучили.
– Послушаем, что он скажет на этот раз, – раздался в ухе голос генерала.
Хейдл спал с открытыми, лишенными век глазами, словно вытащенная из воды рыба. Изо рта стекала слюна.
– Мария, – позвала она.
Пленник проснулся. Его глаза остановились на Али.
– Ма-хар, – прошептал пленник.
– Я здесь. – Она приложила руку к сердцу, затем стала качать воображаемого младенца. – Мой ребенок. Где?
На этот раз он ответил на родном языке.
– Дома, мать.
– Где дома? – спросила Али.
Хейдл снова заговорил о круге. Теперь он жестом подзывал ее к себе. Генерал смотрел на них, словно ястреб.
– Не приближайтесь, – предупредил он.
Али наклонилась к монстру. Из розовых глаз сочился гной. Она почти поверила, что хейдл сожалеет о тупике, в котором они оказались. А потом увидела огонь в его глазах, и у нее перехватило дыхание. Ни сожалений, ни угрызений совести – только неистовый голод чужака. Она поспешно отпрянула, но пленник успел левой рукой – тем, что от нее осталось, – провести по щеке Али. Словно теплый пластик.
– Охрана! – рявкнул голос генерала у нее в ухе.
– Нет! – запротестовала Али.
Она позволила пленнику вновь дотронуться до ее щеки. На этот раз она вспомнила о нарисованной там спирали. Хейдл указывал в центр линии.
– Что? – спросил генерал.
– Детей ведут в центр спирали.
– Так, уже кое-что.
– Необязательно, – возразила Али. – Это может быть где угодно. В любом месте. Под землей узоры в виде спирали тянутся во многих туннелях, от одного конца до другого. Хейдлы – кочевники. Призраки. Скитаются среди руин, оставленных предками. Все время в движении. Все время в поисках добычи. Дети могут навсегда исчезнуть вместе с ними.
– Попробуйте узнать больше. Он указал в центр спирали. Должно существовать главное место сбора. Они действовали согласованно. Ими руководят. Спросите его о том городе, Хинноме, где вы были десять лет назад.
– Почему туда? – возразила она.
Город ее ночных кошмаров. Какой-то фанат Библии назвал его по имени долины в Иерусалиме, где в древности приносили в жертву детей, а также разводили костры, на которых сжигали мусор и тела бедняков и неизвестных.
– У нас есть основания полагать, что он все еще обитаем.
Обитаем? Откуда у них такие сведения? А если это правда, почему они не предвидели ночное нападение? Впрочем, теперь не время требовать у генерала ответа.
– Хинном, – сказала Али хейдлу. Никакой реакции. – Цивитас, – предприняла она еще одну попытку. – Кома. – «Цивитас» на латыни означает «город». «Кома» на древнегреческом – это «деревня». А также корень древнего верхнегерманского слова «дом». – Хел.
Она имела в виду не только легендарный ад, но и реальный, геологический. Семантика. Это слово образовано от корня «хелан», что значит «прятаться». Темное, недоступное место.
– Глубокий город, – сформулировала Али. – Хел. Мертвые. Люди. Много, много мертвых. – Она указала на круг в своем блокноте, в самый центр. – Город? Дом? Центр? – Может, это одно и то же?
Али ждала. Изуродованные ладони хейдла судорожно сжимались и разжимались. Его глаза скользили по ней. Хорошо, что у двери караулят солдаты. Она чувствовала жар, исходящий от тела пленника. Его пот имел неприятный, мускусный запах. Наконец хейдл заговорил, произнеся единственное слово:
– Пит-ар.
Али замерла, словно громом пораженная. Потом оглянулась, ища лист бумаги. Ничего не найдя, нарисовала на ладони схематичную фигуру человека – или хейдла – и указала на него.
– Пит-ар?
Пленник пожал плечами и кивнул. Он умирал.
– Питер? – переспросил генерал.
– Пит-ар, – повторила Али. – Один из основных корней ностратического языка, одного из праязыков, давших начало современным. «Патер» на древнегреческом, превратившийся в «фатер» в древнем верхнегерманском. Потом «федер». Отец. Бог. Создатель. Старше-чем-старый. Древний голодный бог.
– Сатана?
– Старше, гораздо старше, по крайней мере лингвистически. – Али старалась говорить тихо и спокойно, обращаясь к установленным в комнате микрофонам. Пленник наблюдал за ней, не понимая ни слова; наверное, думал, что она молится. – Пит-ар и Сатану разделяют многие цивилизации. Это одна из самых первых попыток объяснить загадку жизни и смерти. Когда человечество обрело сознание и язык, мы начали создавать богов и давать им имена, чтобы к ним обращаться и на них влиять.
– Это подтверждает еще одно полученное нами сообщение.
– Какое сообщение?
– Что в вашем городе мертвых есть царь. Что эти существа возглавляет великан в доспехах из нефрита.
Али повернулась к зеркалу на стене, обращаясь к своему отражению, к собственным сомнениям.
– Этого не может быть.
– Почему?
– Потому что я видела его убитым. Перед самым началом эпидемии.
– Он либо не умер, либо вернулся, – сказал генерал. – Внизу все не так, как кажется. Ваши собственные слова.
