Текст книги "Преисподняя. Адская бездна"
Автор книги: Джефф Лонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)
ДОКУМЕНТЫ
ДЕЗЕРТИР/ОТСУТСТВУЮЩИЙ, РАЗЫСКИВАЕТСЯ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ
Форма DD 553
ИМЯ: Иен Линкольн Беквит
ГРУППА /ЗВАНИЕ/КЛАСС: Е-5, унтер-офицер, второй класс
ПОЛ: М
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Бартлсвилл, Оклахома
ДАТА РОЖДЕНИЯ: 1995/03/06
РОСТ: 5 футов 9 дюймов
ВЕС: 164
РАСА: Белая
ЦВЕТ ГЛАЗ: Карие
ЦВЕТ ВОЛОС: Каштановые
РОД ВОЙСК: ВМФ
ГРАЖДАНСТВО: США
СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ: Холост
ВОЕННАЯ СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: Морской спецназ
БЕЖАВШИЙ ИЗ-ПОД СТРАЖИ ИЛИ ПРИГОВОРЕННЫЙ К НАКАЗАНИЮ ПРЕСТУПНИК: Нет
ПРИМЕЧАНИЯ: Иен Беквит, военнослужащий армии США, проходивший службу во втором взводе специальной группы морского спецназа, пропал через три дня после завершения операции «Бесшумное милосердие». Он принимал участие в инциденте с китайскими колонистами, произошедшем в Зеленой пустыне, сектор 3, Марианская зона. Его отсутствие было замечено во время отхода подразделения, и считается, что он может прятаться в районе инцидента. В соответствии с уставом любой пропавший военнослужащий специального подразделения армии США считается дезертиром, а не находящимся в самовольной отлучке. Следует учитывать, что Беквит может страдать психическим расстройством или раздвоением личности, поскольку он и его товарищи сообщали о видениях и голосах, посещавших их в Зеленой пустыне и по времени совпадавших с инцидентом. Беквит взял с собой оружие и другое снаряжение. Он неуравновешен, опасен и представляет угрозу национальным интересам.
14
ДИАЛОГИ С АНГЕЛОМ, НОМЕР 4
– Пока ко мне не проникла первая бактерия, моей семьей была расплавленная порода и огненные газы юной земли. Затем появились эти крошечные живые существа. Радость переполняла меня. Ты удивишься. Моя жажда общения была так велика, что я действительно считал себя одним из этих существ, считал их своими братьями и сестрами. Я лежал среди этих ошметок микробного бульона, слушал, как они толкутся, суетятся, питаются, и был убежден, что они беседуют со мной.
Знаю – смешно. Но полезно. В их примитивном шуме я услышал все симфонии жизни. В их соперничестве я услышал эпические поэмы, пропел их им, и мое рычание превратилось в слова, слова – в мысли. Понимаешь? Язык предшествует мысли. Заговорив, я начал думать. Мое воображение разыгралось.
Следующим гостем был паук. Прошел миллиард лет, прежде чем у живого существа появилось восемь ног и оно приползло вниз. Вашему миру потребовалось бесчисленное количество поколений, чтобы послать одно-единственное существо в мою темницу. Ты читал поэму Байрона «Шильонский узник»? (Ее я нашептал ему во сне.) Она о пленнике, для которого паук стал воплощением свободы.
Когда мой приятель паук умер, я плакал, и слезы мои были горькими. Я думал, у меня разорвется сердце. Впервые я понял, что значит быть смертным.
Так продолжалось миллионы лет. То одно, то другое крошечное существо проникало в мои владения. Я радовался этим случайным насекомым, рептилиям и рыбам. Я считал их подарками камня, случайными событиями – подобно пузырькам воды, – которые возникали, чтобы развлечь меня, а затем умереть. Я рассматривал их чешую, клешни и усики с любопытством ребенка – в сущности, я им и был, невинным младенцем. Я обращался с ними как с игрушками. Разбирал на части. Потом снова собирал. Да, я творил. Живые существа.
– Ты обладаешь этой способностью, Повелитель? – спрашивает ученик. – Ты можешь сотворить жизнь?
– Ну не то чтобы сотворить, – отвечает ангел. – Создавать. Манипулировать. Улучшать. Да.
– Не понимаю, Учитель.
– Ты знаешь, что сегменты ДНК в Y-хромосоме человека представляют собой совершенные палиндромы? – спрашивает ангел. – Другими словами, генетический код одинаково читается в ту и другую сторону. Как ты думаешь, кто его написал? Обезьяны на пишущих машинках?
– Ты, Господин.
– Мне захотелось поиграть. Назовем это разумным замыслом. Или капризом. Возьми, к примеру, пчел. Каждая пчела строит соты одинаковой шестиугольной формы. Случайность? Дам тебе подсказку. Они не всегда были такими аккуратными и организованными.
Или змеи, – продолжает ангел. – Они раскрашены, одинаково, набором повторяющихся узоров. Думаешь, змеи раскрасили себя сами? Петунии, морские звезды, морские ежи и даже медузы, эти бесформенные пузыри, – все они подчиняются законам радиальной симметрии. Случайная селекция? Вспомни крылья бабочки. Узор на левом крыле представляет собой зеркальное, отображение узора на правом. Как ты думаешь, откуда это взялось?
– Ты., Повелитель.
– Я слышу сомнение в твоем голосе.
– Просто потому, что ты здесь, Учитель, а цветы и бабочки так далеко.
– Расстояние – это всего лишь время, а время у меня есть, – говорит ангел. – Много. Так что в один прекрасный день я решил немного навести порядок в природе. Кое-что исправить. И я использовал собственное семя. Результаты не всегда меня удовлетворяли. Я работал с доступным природным материалом, древнейшими видами, и, честно говоря, часть моих экспериментов вышла из-под контроля. Как и все родители, я надеялся получить свое подобие – хотя бы наполовину. Я все еще учился понимать, с какой тщательностью нужно подбирать вторую половину. Могу дать совет: избегай ящериц, мурен и угрей, велоцирапторов, львов, орлов и всех змей.
Получился довольно буйный выводок. Они все время рвали друг друга на части, нападали на меня, загадили все вокруг. В конце концов я отправил свое потомство в дальние уголки земли, где некоторые живут до сих пор – так мне говорили. Их имена тебе, наверное, известны. Мбембе, Хапай Кан, Минотавр, Вритра, гарпии, левиафан… список можно продолжить.
Разочаровавшись в них, я тем не менее не собирался признавать поражение. Я продолжал работу. Мне требовался кто-то, похожий на меня, который помог бы мне скоротать время, понять мироздание и сделать возможным мое освобождение. Мой материал постепенно улучшался. Я сосредоточился на обезьянах, но результаты получались разные. А однажды все получилось. Вуаля. На сеет появились вы. – Беспечный тон ангела вдруг меняется и становится мрачным. – Вы и все ваши предательские орды.
– Предательские, Учитель?
– А как еще это назвать? Я вытащил вас из грязи, а теперь вы убежали и бросили меня во тьме. Я подарил вам рай. Вы оставили меня в гробнице.
Ученик замирает, боясь пошевелиться. Гнев ангела ощущается как жар и даже имеет свой запах – отчасти минеральный, отчасти звериный. Ученик не сомневается, что пришел его смертный час. Ангел уничтожит его в наказание за непредсказуемость людей. Но гнев погас так же быстро, как и возник.
– Вот я и сижу здесь. – Голос ангела веселеет. – Хотя уже осталось недолго.
– Объясни, Повелитель.
– Дело сдвинулось. – Ангел наклоняется над неподвижной лужей. Осторожно опускает камень в самый центр. По воде расходятся круги. – Мое освобождение началось.
15
Сан-Франциско, 15 декабря
Толпа перед «Студией» начала собираться почти сразу после наступления сумерек.
Али была на верхнем этаже здания вместе с Грегорио и Джоном Ли, когда увидела скапливающуюся на улице толпу. Сегодня это мужчины. Иногда они использовали женщин. Дважды на автобусах привозили школьников.
Она посмотрела на часы. Обычно протестующие приходили к полудню, чтобы попасть в сводку шестичасовых новостей. Сегодня они припозднились. Кроме того, нигде не видно фургонов с телевизионной аппаратурой и операторов. Али пожала плечами. Развлекайтесь, джентльмены.
Грегорио подошел к ней и стал у окна.
– Еще одна шайка?
– У нас свободная страна, – сказала Али.
– Кто они на этот раз?
– Тебе не все равно?
– Надоели. Все эти крики, размахивание флагами. Угрозы по телефону. Вчера поцарапали мою машину. Сегодня утром очередная проколотая шина.
Али попыталась обратить все в шутку.
– Речь идет о том ржавом ведре с лысыми покрышками? И с облупленной краской?
Грегорио нахмурился.
– А еще они преследуют наших женщин.
Под «женщинами» имелась в виду она. Из пяти женщин, работавших в институте, только Али стала мишенью для телефонных звонков и газетных передовиц. Грегорио это выводило из себя. Он не знал, как защитить ее.
– Люди напуганы, – объясняла Али. – И рассержены. Теперь, когда из субтерры отозваны войска, люди считают, что их предали. Они не знают, что делать дальше. Детей не могут найти уже около четырех недель.
Грегорио постучал костяшками пальцев по стеклу.
– Разве мы похитили детей? – произнес он. – Мы поклоняемся Сатане? У нас тут убежище для врагов? Нет. Мы ученые.
Али тронула его за руку.
– Тогда вернемся к нашей науке.
Она повернулась к рабочему столу. Ли ждал их под ультрафиолетовой лампой. В ее свете остатки рогов на его голове поблескивали вкраплениями радиоактивного йода, попавшего в организм с водой и пищей во время путешествия под землю. Розовые глаза отсвечивали фиолетовым.
Для института Ли стал неожиданной находкой. Два месяца назад после увольнения из НАСА (для такого нелюдима, как он, эта организация всегда была временным пристанищем, а не домом) Ли появился у порога «Студии» с коробкой хейдловских артефактов. Помимо этого сундучка с сокровищами он подарил институту глубокое знание подземного мира и неизменную преданность науке.
Сегодня в центре внимания были именно принесенные им предметы. На рабочем столе лежали артефакты, собранные Ли во время экспедиции НАСА. Вскрытые раковины наутилуса, ножи, керамика, стеклянные бусы, лезвие топора, вырезанные из кости фигурки и два отполированных черепа. Внимание Грегорио привлекла флейта, изготовленная из минеральной соломы. Эти сокровища были найдены в неисследованных регионах южнее Алеутской гряды. На всех предметах присутствовали спираль и загадочный алеф.
– Возможно, нам следует признать, что мы в тупике, – сказала Али. – Мы просто теряем время. Эти древности не дадут ответа на важные вопросы.
– Мы близки к разгадке, – возразил Грегорио. – Нельзя останавливаться…
– Это как болезнь, – сказал Ли. – То же самое я чувствовал внизу – близость разгадки. Я понимал, что не нужно подниматься наверх. Я должен остаться. Спуститься еще глубже.
– Двое против одного.
Грегорио повернулся к Али.
– Тогда нужно заказать пиццу, – ответила она.
– Ты грезишь. Разносчики пиццы давно перестали сюда ходить. – Грегорио ткнул пальцем в окно. – Из-за них.
– Свидетельства, говорите? – задумчиво произнесла Али. – Загадка. Наш друг алеф. Почему именно этот, а не какой-то другой символ? И почему он сосредоточен именно в тех регионах, где вы побывали, Джон?
Али склонилась над картой НАСА, расстеленной на рабочем столе. Маршрут ее экспедиции через тихоокеанскую зону субтерры был отмечен красным. Путь Ли – дальше на север – представлял собой неровную окружность синего цвета. Между двумя маршрутами оставалась неисследованная зона, вызывавшая интерес. Грегорио предположил, что должна существовать соединявшая их система туннелей.
– Мы знаем, какое значение символ «алеф» приобрел для западной цивилизации, – сказала Али. – Но какой смысл вкладывали в него хейдлы? Почему они рисовали его на стенах и разнообразных предметах? И почему вытатуировали на Айке, простом рабе?
– Это просто еще одно имя Бога – мы же все согласились, – сказал Грегорио. – Возможно, большего и не требуется знать. Алеф воплощает в себе идею.
– Нет, – возразил Ли. – Он означает нечто реальное. Живое. Говорю вам, в самом конце экспедиции я ощущал чье-то присутствие. Слышал зовущий меня голос.
– Голос?
Али пристально посмотрела на него.
Ли задумался.
– Я никому еще не рассказывал, – наконец произнес Джон.
И не только это. Почти все он держал в себе. Как выразился Грегорио, потребуются годы, чтобы скачать информацию из Ли.
– Ты слышал голос, – повторила Али.
– Он звучал в моей голове, очень отчетливо. Но голос был и снаружи – клянусь. Хотя, насколько я знаю, больше никто его не слышал. Разве что Билл. Мой друг, который остался. Мы никогда с ним не касались этой темы. Я не хотел, чтобы кто-то усомнился в моем психическом здоровье. У нас и так хватало забот.
– Что говорил тот голос? – спросила Али.
– В основном она просто звала меня.
– Кто?
Али вспомнила голос Мэгги в тумане и ощущение, что ее тянут – сначала к детским костям, потом к холму с туннелем и каменным зверем.
– Моя жена. – Ли посмотрел на них фиолетовыми глазами. – Но она умерла.
Густые брови Грегорио поползли вверх.
– Тебя звал дух?
– Я не верю в духов, – покачал головой Ли. – Я ученый.
– Ты спрашивал голос об алефе?
– Нет-нет. Все было не так. Он звал меня в глубину, вот и все. Со мной говорило мое собственное желание.
– Алефом дело не ограничивается, – напомнила Али. – Есть еще спирали. На раковинах наутилуса, на рукоятках ножей, внутри чашек. Пленный хейдл указывал на спираль, которую я нарисовала у себя на лице. Как их объяснить?
– Спирали, – произнес Грегорио. – Я думал о них. Возможно, нашел объяснение.
Он выдвинул ящик стола и достал коробку с пластилином. Затем выложил пластилин на стол и начал лепить. Под его руками возникала пирамида – остроконечная, с крутыми гранями. При помощи ложки Грегорио выдавил дорогу, спиралью поднимающуюся вверх. Наконец Али поняла. Он вылепил холм или башню. Вавилонскую башню.
– Подойдите ближе, – пригласил Грегорио. – Взгляните сверху.
Али склонилась над моделью. Теперь ей была отчетливо видна трехмерная спираль, охватывающая пирамиду и поднимающаяся к центру, к вершине. Так просто. Достаточно взглянуть под нужным углом.
– Отлично, Грегорио, – похвалила Али.
Она посторонилась, уступая место Ли, и тот удивленно хмыкнул.
– Дорога к вершине башни?
– Или горы, – прибавила Али. – Некая универсальная гора. А почему бы и нет? В Тибете паломники обходят гору Кайлаш по часовой стрелке – наши спирали закручены в том же направлении. Точно так же расположены ступени на зиккуратах Месопотамии. В Мекке богомольцы обходят Каабу по часовой стрелке. И станции крестного пути Христа в церкви. В том же направлении шел Данте в «Божественной комедии».
– Да, я предположил, что все эти вещи связаны, – сказал Грегорио. – Но мне также казалось, что это еще и некая карта.
– Карта?
Грегорио провел пальцами по пластилиновой спирали, похожей на застывший вихрь.
– Возможно, символический подъем на поверхность земли. Из тьмы на свет. Не знаю.
– В рай, – кивнула Али. – Путь на небо, как топографическая карта альпиниста. Дорога к Богу. Вот и объяснение алефу.
– Или дорога для Бога, которая приведет его на поверхность, – сказал Грегорио. – Вроде божественного маршрута эвакуации.
– Бог-альпинист?
– Иисус спустился в ад и вернулся. Гильгамеш посещал страну мертвых. А еще Орфей, Геракл и Эней. Список можно продолжить.
– Зачем вырезать символ внутри флейты? В мисках? – спросил Ли. Он поочередно взял в руки флейту и другие артефакты. – Для чего нужно прятать спираль внутри предметов и инструментов?
– Невидимые подсказки для невидимого Бога? – предположила Али. – Какого бога? Нашего Бога или их – падшего бога?
Грегорио перевел взгляд на свое сооружение из пластилина.
– А что, если это не символическая карта? Что, если спираль изображает реальный путь вверх по реальной горе? Горе, на вершине которой находится нечто священное, данное им Богом?
– Или сам Бог. – Али позволила себе погрузиться в процесс «мозгового штурма». – Или окаменелость Бога. Его останки. Возможно, фрагменты его мудрости, вырезанные в скалах. Вроде десяти заповедей преисподней. Или просто отпечатки ног на камне. А может, его священное дерьмо, превратившееся в минералы?
– Или идол, – сказал Грегорио. – Изображение бога.
– Идол. – Али дотронулась до центра спирали на вершине пластилиновой горы. – Ты можешь себе представить силу, подчинившую разум хейдла? На это способен только Бог. Для них он Бог. Найдя эту силу, мы используем ее против них. Такого заложника уже можно обменять на тех, что удерживают они.
– И основа ваших рассуждений – всего лишь несколько спиралей? – тихо спросил Джон Ли.
– Ты прав. – Али вздохнула. – Полет фантазии. Я просто пыталась выбраться из тупика.
– А что, если пока мы тут фантазируем, – начал Грегорио (Али с Джоном посмотрели на него), – детей ведут на эту гору?
– Продолжай.
– Мы уже видели нечто подобное. Это случилось двадцать тысяч лет назад на острове Святого Матфея. Дети эпохи каменного века были принесены в жертву алефу, который находился внутри рукотворной горы. Алеф обладал подобной силой. А спираль связывает нас с путешествием наверх. – Он посмотрел на Али. – Мы должны спуститься туда.
– Очень впечатляюще, – сказала Али. – И абсолютно нелогично. Ты хочешь, чтобы мы проделали путь в обратном направлении? Тогда мы не приблизимся к священному центру, а расходящимися кругами будем спускаться в обычный мир.
– Все равно это связано с горой – разве вы не видите?
Грегорио разволновался.
– Гору я вижу, – сказала Али. – Но гор тысячи. Которая из них: Эверест, рукотворная гора на острове Святого Матфея, подземная гора? Откуда ты собираешься спускаться, чтобы подняться вверх? Где та вершина, которая служит центром?
– Нас поведет алеф! – прорычал он. – Это все, что я знаю.
– Алеф – всего лишь ориентир. Ты утверждаешь, что символы указывают путь наверх, и в то же время хочешь, чтобы мы шли вниз? Извини, Грегорио. – Али испытывала облегчение и стыдилась этого. Несколько минут назад ей казалось, что они действительно могут спасти детей. Слава богу, существуют границы…
– Согласен с вами. – Ли повернулся к ней. – Тем не менее Грегорио прав. – Али удивленно посмотрела на Джона. – Мы должны идти.
– Ты шутишь.
– Мы должны идти, – повторил он.
– Горы не существует, – возразила Али. – Мы ее придумали. Это образ, фантазия.
– Гора – да, – сказал Ли. – Не спираль. – Он поднял пластилиновую гору Грегорио и бесцеремонно перевернул. Потом пальцем проделал отверстие в центре, наподобие сужающегося кратера. – Путь не ведет вверх, но все равно поднимается. Спускается к вершине, если хотите. Мы должны забраться внутрь перевернутой горы. – Он начертил спираль на внутренней поверхности в направлении дна воронки. – Здесь источник, дом их Бога, – сказал Ли. – Теперь я вижу, как близко я к нему подошел. Если бы знать, что означает алеф. Билл догадывался. Эта догадка заставила его спуститься глубже. Он хотел найти место, в которое ведут символы.
– И любопытство, скорее всего, стоило ему жизни, – возразила Али.
– Не раньше, чем он нашел то, за чем охотился. Я надеюсь.
– Джон, твой друг сошел с ума. Разве ты не понимаешь?
– Возможно.
– Почему ты нападаешь на нас, Александра? – спросил Грегорио.
– Я не нападаю. Просто пытаюсь вернуть на землю. Мы так увлеклись… куском пластилина.
– Есть еще кое-что, о чем вам нужно знать, – сказал Ли. – Мы не первые, кто охотится за этими символами. Кто-то нас опередил. Еще один пилигрим.
Али уперлась пальцами в крышку стола.
– Какой пилигрим?
– Мы с Биллом видели только инициалы. Пять раз эти буквы попадались на нашем пути. И мы поняли, что они означают.
– Чьи инициалы?
Али уже догадалась.
Ли разгладил пластилин и написал две буквы: «АК». Али опустила голову.
– Что? – спросил Грегорио.
– Почему ты мне не сказал?
Она повернулась к Ли.
– Потому что вы никогда не согласитесь снова спуститься под землю.
– Он жив?
– Не знаю.
– Кто? – настаивал Грегорио.
– Айк, – ответила Али. – Айк Крокетт.
Теперь уже Грегорио оперся на стол. Опять Айк. По крайней мере, подумала Али, разговоры о спуске теперь прекратятся. Грегорио откажется от своей идеи хотя бы из уважения к ней.
– Я знаю, как поступить. – Она показала на раздавленную пирамиду из пластилина. – Расскажем о нашей догадке военным. Я знакома с генералом. Пусть они займутся.
– Военным? Американским военным? – взорвался Грегорио. – Они не посмеют снова отправить туда солдат – после бойни в Зеленой пустыне. Весь мир теперь пристально следит за ними.
– Он прав, – кивнул Ли. – Сила не поможет. Тут требуется деликатность. Нужны мы.
– Три человека? – усмехнулась Али. – Теперь мы супергерои?
– Можешь называть нас послами по особым поручениям. Мы – по крайней мере, вы – знакомы с языком хейдлов. Знаете их обычаи, хотя бы некоторые. Мне известна дорога – часть ее.
Грегорио взял каменную флейту.
– А я смогу сыграть Моцарта.
Али нисколько не удивилась.
– Вы не представляете, какие они. Даже если мы сможем отыскать хейдлов, они просто убьют нас и съедят. Это если повезет.
– Они могут согласиться на сделку.
– Что, черт возьми, мы им предложим?
Грегорио вздернул подбородок, который стал выглядеть еще более массивным.
– Мир.
– Что?
– После тысячелетий страха и взаимной ненависти кто-то должен сделать первый шаг, – сказал он. – Мы соглашаемся оставить их в покое. Хейдлы соглашаются не трогать нас. Живи и дай жить другим.
– Так просто? Мы спускаемся и объявляем о мире. Они отдают нам детей.
– Да.
Грегорио и Ли переглянулись. Товарищи по безумию.
– Вам бы романы писать, – сказала Али.
– Это наш долг. – В устах Грегорио эти слова звучали девизом конкистадора. – Как мы можем не пойти, зная то, что знаем?
– Легко, – ответила она. – Не пойдем, и все. Хейдлы обезумели. Колонистов эвакуируют. В субтерре царит анархия.
– Лошадь дикая, – сказал Грегорио. – Ей нужен опытный наездник.
– Я не объезжаю лошадей.
– Но мы можем спасти детей…
За их спинами со звоном разбилось окно.
Они смотрели, как камень катится по полу и останавливается у их ног. С почти научным интересом, словно на только что упавший с неба метеорит. Затем через дыру в стекле до них донеслись гневные выкрики.
– Гм, – промычал Ли, поднимая булыжник.
Али забрала у него камень.
– Сукины дети! – выругалась она.
– Видишь? – сказал Грегорио. – Что я тебе говорил? Собаки думают, что мы слабые. И сами становятся смелее.
Он выхватил у Али камень, намереваясь швырнуть его в протестующих.
– Отойди от окна, Грегорио.
Али услышала звон разбитого стекла и удары камней о стену. Словно фронт надвигающейся бури.
– Я позвоню в полицию, – сказал Ли.
– Сколько раз мы вызывали полицию? – возразил Грегорио. – Они всегда приезжают слишком поздно, если вообще приезжают. Плевать им на нас.
– Звони.
Али направилась к двери.
– Ты куда? – повернулся к ней Грегорио.
– Хочу с ними поговорить.
– Собираешься выйти? – Он решительно преградил дорогу. – Ни в коем случае.
– Толпа разойдется. Не впервой.
– Раньше это были школьники и домохозяйки, – сказал Грегорио. – Сегодня все иначе. Они бросают камни.
– Перестанут.
– Послушай меня, Александра. Они тебя ненавидят.
– Тут и моя страна, – ответила Али.
Это прозвучало наивно.
Грегорио вошел в роль мачо.
– Ты остаешься здесь. Я выйду.
Он даже ударил себя кулаком в грудь.
– Грегорио, – сказала Али, – позволь мне самой все уладить. А ты, Ли, звони в полицию.
Ступеньки лестницы скрипели под ее ногами. Али откинула волосы назад. Заправила блузку с ярким узором из подсолнухов, сделала глубокий вдох и открыла дверь.
И сразу же поняла, что перед ней не демонстрация протеста, как раньше. Это толпа. Не хватало только вил, факелов и веревки. Пять минут назад их было несколько десятков. Теперь толпа заполняла всю улицу.
Град камней стих.
– Вот она.
Искаженные гневом лица слились в одно.
Али едва не захлопнула дверь перед ними. Потом все же заставила себя выйти. Крики стихли.
Интересно, где зачинщики? Это очень важно. Может, нужно пригласить их войти? Или лучше бросить вызов всей толпе? Спорить с ними? Стыдить? Али попыталась вспомнить, как ведут себя герои фильмов.
– Что вы тут делаете?
«Ага, – подумала она, – как монахиня».
– А вы?
Голос доносился из середины толпы.
– Изучаем карты, – ответила Али. – Исследуем реликвии, ищем зацепки. Зацепки, – поспешно добавила она, – чтобы понять, куда ведут детей.
– Мы знаем куда, – ответил тот же голос. – В город. Ваш город. В город, который вы защищаете!
Человек явно пребывал на грани истерики.
Али пыталась определить собеседника, но видела перед собой лишь море мрачных лиц.
– Город мертв. Мы убили его десять лет назад. Я была там перед самым концом.
– Я тоже там был, – произнес тот же голос. – И он не мертв.
Толпа расступилась, и вперед пробился мужчина, босой и без рубашки. Нищий, подумала Али. Какой-то бездомный чудак, кривляющийся, чтобы привлечь к себе внимание. Затем мужчина вышел на свет.
Бывший пленник, как и она сама. Али сразу это поняла. Хотя они никогда не встречались.
Освобожденные пленники образовали некое странное, промежуточное сообщество. Разрываясь между двумя мирами, на поверхности и в недрах земли, несчастные не находили себе места ни там, ни там. Али чаще обычных людей встречалась с ними, поскольку многие искали ее. Приходили в поисках ответов, приносили артефакты или просто хотели убедиться, что они не одни такие.
Но ей никогда не приходилось видеть бывшего пленника, изуродованного до такой степени. Хейдлы превратили мочки его ушей в бахрому, вырезали веки и нос. Он сутулился из-за травмы позвоночника, а тело сплошь покрывали метки и клейма. На ногах пальцы отсутствовали, а на руках были скрюченными.
– Ты меня не узнаешь, сестра?
– Нет, – ответила Али.
Такого не забудешь.
Шрамы обвивали его, словно змеиные кольца. Эти непрерывные арабески были почти красивы. Узоры превратили этого человека в живую картину – на коже вытатуированы символы, схематические и изображения животных и геометрические узоры. Али поймала себя на том, что ищет среди узоров алеф.
– Семь лет назад, – сказал мужчина, – я приходил сюда. Именно сюда. В это здание. В ваш кабинет, там, наверху.
– Клеменс? – вырвалось у Али. Неужели это жуткое существо – режиссер?
– Ага, помните. Я просил у вас помощи. Вы отказали. Забудьте про город, говорили вы тогда. Но я нашел его. Без вас. А потом они нашли меня.
Вопрос напрашивался сам собой. Почему его пощадили?
Клеменс словно прочел ее мысли.
– Они долго держали меня в плену. Мне казалось, вечно. Потом отправили наверх с посланием.
– Каким посланием?
– Я и есть послание, – сказал он и повернулся к мужчинам.
Надвинутые на глаза кепи, косынки на шеях, поднятые воротники. Застывшие лица – белые, коричневые, черные – горели яростью. Сколько ненависти, подумала Али. Откуда? Оставалось надеяться, что Джон сумел дозвониться до полиции.
– Я – это дети. – Клеменс обращался к толпе. – Вот что, – он развел руки, чтобы все видели его изуродованное тело, – ждет детей, тех, кто дойдет. Посмотрите на меня. Вот что делают хейдлы. В темноте невозможно понять, что тебя ждет. Ножи. Иглы. Точно насекомые. Как только заживает одно, они начинают следующее. Они скормили мне собственное яйцо. В темноте и не разберешь – просто еда. А я был голоден.
Толпа молчала. Потрясенная. И восторженная. Али это заметила. Почти как верующие. Потому что им нужен Клеменс, его горечь и злоба, чтобы сделать следующий шаг. Грегорио прав. Это не школьники.
– А еще насилие. – Клеменс ткнул пальцем в Али. – Насилуют, точно дикие звери. Жестоко. Даже когда я выздоравливал. Все время. – Он повернулся к толпе. – То, что сделали со мной, сделают с вашими сыновьями и дочерьми.
Клеменс продолжал описывать всевозможные ужасы. Жуткие подробности вызывали ропот толпы, возвращаясь к оратору в виде ярости. Бывший пленник все время указывал на Али, словно это она отвечала за все зло мира и за те страдания, которые ему пришлось пережить. Ей стало страшно.
Прижатая к двери, Али ощущала «Студию» у себя за спиной, и никогда еще институт не казался ей таким хрупким. Драгоценные архивы, артефакты, воспоминания пленников, рассказы колонистов, фотографии и карты – всему этому грозила опасность. Всему, что ей удалось собрать, чтобы человечество узнало о своих корнях.
– Я вам сочувствую, – прервала она речь Клеменса. – Вы страдали. И теперь страдаете.
– Вы предлагаете мне жалость, сестра? – спросил Клеменс. – Суп и несколько крошек хлеба для заблудших душ?
Али посмотрела на толпу за его спиной. Потом показала на фасад «Студии». Вся стена, до высоты поднятой руки, заклеена фотографиями пропавших детей. Фонарный столб обвивали желтые ленты. Вдоль тротуара разложены цветы и плюшевые медведи. Ее сотрудники устроили вторую Стену Плача.
– Вот эти дети, – сказала Али. – Все хотят, чтобы они вернулись домой целыми и невредимыми. Поиски занимают больше времени, чем нам хочется. Нам нужно время и терпение.
– Время и терпение! – выкрикнул Клеменс. – С каждой минутой дети уходят все глубже. А вы охраняете город, точно это ваш ребенок.
– О чем вы толкуете?
– Вы отказались дать мне карту этого проклятого места. Теперь вы прячете дьяволов в своих шкафах и ящиках. Храните свои секреты.
– Какие секреты? – удивилась она. – Вы сказали, что знаете, где находится город. Идите туда. Ведите свою армию. Начинайте войну.
Только уведите эту толпу отсюда.
– Сначала нам нужно получить ваше благословение, сестра.
Под козырьками бейсболок и нахмуренными бровями сверкнули улыбки.
– Мистер Клеменс, – Али выпрямилась; сострадание тут не поможет, – буду откровенна. Я не хотела быть жестокой. Но совершенно очевидно, что случившееся с вами повредило не только тело.
Казалось, она победила. Стена лиц повернулась от нее к нему, и люди увидели то, что ясно видела она, – помутившийся рассудок. Али услышала глухой ропот.
Затем раздался чей-то крик.
– Что это?
Поднятые руки. Указующие персты.
Али повернулась. На третьем этаже в окно выглядывал Джон Ли. Неестественный ультрафиолетовый свет подчеркивал рога и деформированный череп. А еще восточный разрез глаз. Китайцы были «чужими» – почти как хедди.
– Боже, там у нее живет один!
Вновь полетели камни. Осколки стекла посыпались на тротуар. Али бросилась к двери.
Ее паника стала последней каплей. Дальше все произошло невероятно быстро. В мгновение ока толпа поглотила ее. Руки. Глаза. Проклятия.
Вечер был теплым. Их подмышки – мокрыми, лбы – влажными. Кто-то ударил ее. Али перестала сопротивляться.
Ученый-антрополог в ее мозгу не переставал удивляться, насколько быстро сформировалась толпа. Аморфная, безмозглая масса, просто большой пузырь. Она не могла пошевелиться. Толпа стискивала ее.
Али не могла сказать, откуда взялся огонь. Просто в окнах вдруг показались языки пламени.
Возможно, ее не собирались бить и увечить, но это уже не имело значения. Локти врезались в голову. Она оглохла. Кто-то выбросил вперед кулак, и Али согнулась пополам, едва не потеряв сознание. Ее подхватили и понесли.
Сквозь застилавший глаза туман она видела каменную стену с приклеенными фотографиями детей. Некоторые горели. Сквозь мелькающие руки Али увидела, что Джона уже нет в окне.
Она была их монстром. А это ее логово.
Пламя вырывалось из двери и окон нижнего этажа. Камни отскакивали от стен, дождем падая из пелены дыма. Десять лет работы, с горечью подумала Али. Оказалось, что она собирала дрова для костра. В отдалении завыли сирены.
