Текст книги "Последний кайзер. Вильгельм Неистовый"

Автор книги: Джайлз Макдоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 56 страниц)

III

Война с самого начала нарушила весь распорядок жизни в Доорне. Адъютанты были призваны под знамена вермахта, в доме на постой расположились голландские солдаты. Вильгельм обнаружил качества гостеприимного хозяина и устроил для них экскурсию по розарию. У него не было никаких возражений против военных целей Гитлера. Правда, по поводу Мюнхена он вроде бы никак не высказался, но зато возвращение Данцига и «Польского коридора» встретили с его стороны полное одобрение. Ильземан избежал призыва, сказавшись больным; он провел семь недель в больнице. На Новый год все из окружения экс-кайзера получили статус интернированных.

Семья стала нести первые потери. Уже 7 сентября смерть на поле боя настигла внука Оскара. Война осложнила возможности выездов за границу, и на очередной день рождения Вильгельма – 27 января 1940 года ему исполнился 81 год – собралось всего 24 гостя.

10 мая 1940 года один из секретарей Уинстона Черчилля, Р. С. Стивенсон, отправил в Форин офис записку следующего содержания:

«Г-н Черчилль интересуется, не имеет ли смысла частным образом намекнуть бывшему кайзеру, что в Англии, если бы он решил обратиться с просьбой о предоставлении ему здесь политического убежища, его ожидал бы доброжелательный и достойный прием».

На следующий же день это предложение по дипломатическим каналам стало известно Вильгельму. Он отклонил его. Вильгельму была ясна пропагандистская подоплека этой инициативы. С характерной для него категоричностью он заявил, что «скорее предпочтет, чтобы его расстреляли в Голландии, чем спасаться бегством в Англию. У него нет никакого желания фотографироваться рядом с Черчиллем». Королева Вильгельмина, хотя по-прежнему и отказывалась встречаться с доорнским изгнанником, тем не менее тоже проявила заботу о его безопасности, выразив готовность предоставить ему, если он пожелает, убежище на каком-нибудь из принадлежащих Голландии островов. Вильгельм стоял на своем: «Я никогда не покину дом в Доорне!»

Именно там, в Доорне, 14 мая 1940 года ему лихо откозырял полковник Нейдхольд, командир 322-го пехотного полка немецкой армии, начавшей свое весеннее наступление на Западном фронте. Прибывший вскоре полковник Генерального штаба фон Цицевиц заявил, что отныне бывший кайзер находится под охраной и покровительством вермахта. В четыре часа пополудни армейский фотограф запечатлел Вильгельма беседующим с группой немецких офицеров у ворот поместья.

23 мая старший сын кронпринца, тот самый принц Вильгельм, который отказался от прав наследника престола ради своей возлюбленной, был смертельно ранен в бою на территории Франции. На его похороны в Потсдаме пришли более 50 тысяч человек. Такое массовое проявление монархических чувств встревожило Гитлера. Он принял решение – запретить в будущем принцам крови служить в действующей армии. Несмотря на эту личную трагедию, успехи германского оружия наполняли сердце престарелого Вильгельма чувством неподдельной гордости. Примешивалось и злорадство: наконец-то настал час Божьего суда над этой «Юдо-Англией»! Он послал поздравительную телеграмму Гитлеру, которая тут же была напечатана в газетах рейха. Вильгельм, разумеется, считал, что это не чья-нибудь, а именно его собственная победа: «Блестяще показавшие себя генералы этой войны вышли из моей школы, они сражались под моим командованием во время мировой войны, будучи тогда лейтенантами, капитанами или майорами».

Когда 17 июня войска вермахта вступили в Париж, Вильгельма убедили послать еще одну телеграмму Гитлеру. Тон ее был довольно сдержанный, но правительство послевоенной Голландии посчитало ее документом, компрометирующим семью кайзера, что явилось достаточным основанием для конфискации всей движимой и недвижимой собственности Доорнского поместья. Между тем если Вильгельм и пел в ней дифирамбы, то лишь в адрес своей армии. Вот как выглядел текст этого злосчастного послания: «Преисполненный глубоких чувств по поводу поражения Франции, прошу принять мои наилучшие пожелания Вам лично и всей германской армии, которые я хочу выразить словами Фридриха Великого: „Какие великие дела творятся с благословения Божия!“ В сердцах всех немцев звучат слова лейтенского хорала, которые пели победоносные войска Великого Короля при Лейтене: возблагодарим же Господа нашего!»

Вильгельму был выделен «почетный караул» в составе пятнадцати человек. Вскоре оказалось, что главная функция охраны состоит в том, чтобы следить за соблюдением запрета на визиты «посторонних», – нацисты не считали нужным скрывать свое далеко не теплое отношение к экс-кайзеру. В конечном счете «караул» убрали, заменив его командой простых солдат. Распространились слухи, что Вильгельм уехал из Доорна и находится в своем восточнопрусском имении Кадинен. Какое-то время у Гитлера действительно была идея эвакуировать Вильгельма в восточную часть Германии – на случай, если союзники вдруг высадятся в Голландии.

IV

29 марта у Вильгельма случился первый приступ грудной жабы. 1 марта 1941 года он внезапно потерял сознание. На какое-то время он оправился, но тремя неделями позже стал жаловаться на боли в прямой кишке. 3 июня в легких у него обнаружили закупорку сосудов, В тот день сиделка высказала ему утешительные слова: «Ваше Величество, там, наверху, лучше, чем здесь. Поблизости от Всевышнего всем нам будет лучше, чем на земле». Вильгельм выразил согласие: «Я готов. Увидимся там когда-нибудь… Мой конец уже близко… Тянет куда-то вниз, вниз!» Он начал вслух читать молитвы. 4 июня он впал в кому и вскоре скончался. Смерть настигла его на 83-м году жизни – он умер в том же возрасте, что и его бабка, столь дорогая его сердцу королева Виктория.

Из дополнения к его завещанию, которое было написано 25 декабря 1933 года, следовало, что он был категорически против того, чтобы его похоронили на территории Германии, пока и поскольку она будет оставаться республикой – нацистской или какой-либо иной. Это перечеркнуло планы Гитлера, который намеревался устроить государственные похороны, во время которых мог бы прошествовать за гробом – по примеру самого Вильгельма во время похорон его деда. Согласно воле покойного, процедура состоялась в Доорне и была очень скромной. Заранее был подготовлен проект мавзолея в классическом стиле. Украшений из свастик не предполагалось. Надгробие было изготовлено скульптором Бетцнером еще в 1937 году. Спустя пять дней после кончины Вильгельма в Доорн прибыл специальный поезд с гостями и батальоном почетного караула – на этот счет было личное указание Гитлера. Поминальную молитву прочел пастор Деринг. Присутствовали среди прочих Пауль фон Хазе и адмирал Канарис (оба они кончили жизнь на эшафоте), а также фельдмаршал Макензен, довольно бодро выглядевший для своих девяноста двух лет. Все спели траурные псалмы: «Молюсь о силе любви» и «Иисусе, на тебя уповаю».

Эрмо решила превратить Доорн в музей, сама переехала в свое силезское имение. Там в 1944 году она была застигнута врасплох русским наступлением. Умерла она при невыясненных обстоятельствах во Франкфурте-на-Одере в 1949 году. Ауви и кронпринц оказались в лагере для интернированных в западной зоне; пребывание там явно сильно на них подействовало, и они вскоре тоже отправились в мир иной. В послевоенной Германии никто теплых чувств к Гогенцоллернам не испытывал. Официально такой династии ныне вообще не существует.

«Вильгельм Великий или Вильгельм Последний?» – такой вопрос задал сам себе Курт Рицлер в ответственный момент Первой мировой войны, когда решался вопрос, начинать или нет неограниченную подводную войну. Вопрос вполне уместный. Если бы Вильгельм выиграл ту войну, наше отношение к нему было бы совсем иным. Упомянутый нами выше Рейхель-Кюренберг со своей стороны не без основания считал, что, умри Вильгельм, скажем, в 1914 году, его бы вспоминали как вполне хорошего, а может быть, даже великого лидера нации. Однако Германия потерпела поражение. В результате ее правитель оказался как бы под окуляром микроскопа, и все его недостатки предстали увеличенными в сотни раз, превращая его в виновника мировой катастрофы. Многое, что было написано по этому поводу в 20-е и 30-е годы, отличалось особым критическим запалом еще и потому, что авторами были люди, которые сами несли на себе изрядную долю вину за все случившееся.

1914 год открыл сезон свободной охоты на Вильгельма, но следует сказать и о том, что кое-где, и в частности в Великобритании, он утратил симпатии публики даже еще до своего вступления на трон. После 1918 года, когда стали открываться ранее секретные документальные досье, обнаружилось, что Вильгельм сам, своей рукой сделал все, чтобы испортить себе репутацию в глазах современников и потомков. Речь идет о его печально известных заметках на полях документов, которые он читал, – недаром Тирпиц и Эйленбург неоднократно предупреждали кайзера, чтобы он не доверял своих мыслей бумаге. То же самое можно сказать и о его устных перлах – они не предназначались для широкой публики, но его собеседники с удовольствием заносили их в свои дневники. Опубликованные воспоминания современников становились достоянием публики, как и многочисленные импульсивные высказывания кайзера, отнюдь не делающие ему чести. Другие монархи были более осмотрительны. По поводу «дяди Берти» вспоминают только его не слишком вежливое определение курорта Богнор как «прибежища педерастов», а ведь он был куда как невоздержан на язык! Полковник Хауз, беседуя с королем Георгом V, был шокирован его воинственным настроем и соответствующей риторикой, но для широкой публики это осталось тайной.

Для Вильгельма вся эта преданная гласности информация сыграла ту же роль, что и пресловутые магнитофонные пленки, погубившие репутацию президента Ричарда Никсона. Объективности ради следует сказать, однако, что в случае с Вильгельмом познавательная ценность подобных разоблачительных фактов ограничена тем обстоятельством, что он непрерывно менял свои мнения, мог один раз сказать одно, а в следующий момент – другое, прямо противоположное. Короче говоря, нажимал курок, еще не прицелившись. Годард Бентинк, только ангельское терпение которого позволило ему прожить полтора года под одной крышей с нашим героем, выразился по его поводу достаточно тактично, но вполне определенно: «Люди не всегда имеют в виду то, что говорят, они зачастую не взвешивают свои слова должным образом, особенно когда находятся в состоянии возбуждения или стресса».

В одном мы, вероятно, правы, когда осуждаем Вильгельма: хотя мировая война и не была его личным предприятием, никак нельзя отрицать, что ее начало означало банкротство германской дипломатии, а ведь именно в этой сфере Вильгельм столь усиленно пытался проявить себя и сыграть максимально активную роль. Вильгельм считал себя великим актером на сцене мировой политики, но беда была в том, что никто не захотел ему подыгрывать. Четверть века он предпринимал усилия по поддержанию мира. В своих многочисленных попытках выстроить комбинации европейских коалиций он мало чего достиг – разве только укрепил лидеров прочих государств в том, что новая Германия представляет некий нежелательный и опасный фактор, оказывающий отрицательное воздействие на сложившийся баланс сил.

До сих пор не выяснено, в какой мере на его рассудок и способность здраво оценивать объективные факты влияли его физические недуги и его неврастения. Приступы ярости, вопли, все эти удары кулаком по столу и другие экстравагантные поступки не производили особенного эффекта на окружающих. Он мог изрыгать страшные угрозы, но, несмотря на суровость законов об «оскорблении величества», Германия при нем отнюдь не представляла собой тиранию. Много раз он грозился отменить конституцию, но ни разу не привел эту угрозу в исполнение. Он часто отпускал фразы, что того-то или тех-то надо расстрелять, но никто не был расстрелян. Единственным исключением был, пожалуй, лейтенант Ханке, но и тот застрелился сам, причем, судя по имеющимся данным, Вильгельм не знал о том, что ему вручили для этой благой цели заряженный револьвер.

Вильгельм часто испытывал сильные боли, которые явно способствовали помутнению его сознания. Так случилось и во время его последней болезни. Анализ содержания антисемитских выпадов, которые участились у него в последние годы, показывает, что их мог себе позволить только человек безнадежно больной и не отдающий себе отчета в своем поведении. Будучи в Амеронгене, он однажды сам в порыве откровенности бросил: «Все в мире говорят, что я сумасшедший, но если бы они знали, как мне тяжко, что мне приходится преодолевать, они бы удивились, что я еще сохранил хоть какой-то рассудок».

Тот, кто встречался лично с Вильгельмом, не подвергал сомнению тот факт, что это был человек далеко не глупый. Джон Уилер-Беннет даже считал, что он обладает «блестящим интеллектом», оговариваясь, впрочем, что это не всегда сказывается на его словах и поступках. Этому известному английскому историку принадлежит интересная мысль: «Подлинная трагедия Вильгельма II состоит в том, что ему вообще не следовало бы становиться императором. Природа дала ему задатки ученого или художника, но судьба распорядилась иначе, предопределив ему роль правителя и военного». Бисмарк, кстати, также отмечал недюжинные способности молодого кайзера, но добавлял, что ему недостает проницательности и последовательности. В отличие от Фридриха Великого он не любил оставаться наедине с самим собой и никогда не отдавался целиком и полностью тяжелому ремеслу управления государством. Он любил власть как идею, но практика ее осуществления казалась ему слишком тяжелым бременем.

Личность Вильгельма была клубком противоречий. Как он сам говорил своему американскому почитателю Джорджу Виреку, «боюсь, что смешение двух кровей в моих жилах делает меня загадкой и для моих соотечественников, и для людей за рубежом. Немцы говорят, что во мне слишком много от англичанина. Англичанам не нравится, что во мне слишком много немецкого». Примерно то же говорили в свое время и о его матери, на которую он был похож гораздо больше, чем это считали его современники. Стремление к союзу с Британией, заключения которого он искренне добивался всю свою сознательную жизнь, было, видимо, своеобразной попыткой символически примирить две столь различные стороны его личности. Ни то, ни другое ему не удалось совершить.

Смешанное наследие Гогенцоллернов и Гвельфов объясняет и свойственное ему противоречивое отношение к своей второй родине – Англии. Как пишет тот же Вирек, «отношение Вильгельма к Англии представляло собой смесь восхищения и зависти, враждебности и влюбленности. Именно здесь следует искать ключ к пониманию внешней непоследовательности в его дипломатии и в самом его характере». На англичанах тоже лежит доля вины. Мало кто из их лидеров проявлял готовность отбросить позу высокомерной надменности в общении с германским императором. Их отказ пойти на соглашение с ним стал одной из причин катастрофы 1914 года.

Остается вопрос: а было ли что-то положительное в его правлении? Или в истории Германии период правления Вильгельма II можно вычеркнуть? Конечно, многое из этого периода перешло в Веймарскую республику – гораздо больше, чем это обычно считается, однако эти моменты преемственности – вроде сохранения старого законодательства или старой бюрократии – расцениваются скорее как нечто порочное, способствовавшее подрыву веймарской демократии. Примерно так же оценивается и преемственность в области искусства – как продолжение старых антилиберальных традиций рейха Вильгельма. Верно: официальное искусство периода правления последнего кайзера Германии вряд ли способно найти широкий круг поклонников, но ведь то же самое можно сказать и о поздневикторианской живописи в Англии и о соответствующих феноменах в художественной жизни Франции, Италии или Бельгии.

В некоторых отношениях империя Вильгельма была в высшей степени современным государством. В области науки и техники, в сфере реформ школьного и университетского образования, в правильной оценке той роли, которую могли сыграть и играли бизнесмены и промышленники в повышении благосостояния народа и общей финансовой культуры. Заслуга Вильгельма в этом немалая. Но это была лишь одна сторона медали, один аспект истории Германии Вильгельма II. Были и другие, менее приятные. Примирить их, объединить в единое целое оказалось невозможным. Здесь Вильгельм, мягко говоря, не преуспел, и его рейх погиб из-за внутренних противоречий. Сумел бы кто-нибудь другой на его месте добиться большего успеха, – на этот вопрос ответить невозможно. Гении среди государственных деятелей встречаются крайне редко.

ПРИЛОЖЕНИЯ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Вильгельм I – дед Вильгельма II, первый император из рода Гогенцоллернов, в 1880 г.

Родитель Вильгельма в Виндзоре в 1858 г.

Вильгельм с сестрой Шарлоттой в 1863 г.

Вильгельм в четырехлетнем возрасте. Лобовь к собакам он сохранил на всю жизнь.

Георг Хинцпетер – наставник Вильгельма, суровый кальвинист.

Церковь Александра Невского в «Русской колонии» в Потсдаме.

Невеста Вильгельма, Августа Виктория Шлезвиг-Гольштейнская, или Дона, в 1881 г.

Портрет Доны. Художник Франц Ленбах, 1886 г.

Дона с Вильгельмом. Вскоре после замужества она стала настоящей матроной.

Так начиналось: Вильгельм с английскими родственниками в Кобурге, 1889 г.

Князь Отто фон Бисмарк, создатель Второго германского рейха. Вильгельм дал ему отставку в 1890 г.

Вильгельм во время посещения усадьбы канцлера Бисмарка во Фридрихсру в 1888 г. Рядом с Бисмарком – один из его внушающих страх знаменитых «имперских псов».

Запись, сделанная в Золотой книге мюнхенской ратуши в 1891 г., гласит: «Воля короля – высший закон».

Карикатура из английского журнала «Панч» от 1 февраля 1896 г. по поводу «непоседы Вильгельма».

Хью Лоутер, пятый граф Лонсдейл, на маневрах 1899 г. Этот английский приятель Вильгельма сохранил лояльность к нему даже в самые трудные времена.

Вильгельм, позирующий перед объективом при всех своих регалиях.

Вильгельм с английским экипажем своей гоночной яхты «Метеор» в 1898 г.

Вильгельм и «дядя Берти» на похоронах королевы Виктории в 1901 г.

Вильгельм и Эдуард VII в 1906 г. Плохие отношения между монархами способствовали развязыванию Первой мировой войны.

Вильгельм, позирующий перед объективом для портрета, переданного им в дар Оксфордскому университету после получения почетной степени доктора права в 1908 г.

Граф (позднее князь) Филипп Эйленбург, ближайший советник Вильгельма.

«Ахиллейон», Пасха 1908 г. Вильгельм приобрел на острове Корфу эту виллу, ранее принадлежавшую Елизавете Австрийской.

Вальтер Ратенау. Этот промышленник еврейского происхождения занимал видное место среди советников Вильгельма из деловых кругов.

Кабинет Вильгельма в 1913 г. На переднем плане – сиденье в виде седла.

Вильгельм ( крайний слева) во время посещения художника Ганса Даля в Норвегии.

Вильгельм ( крайний справа) в норвежском Балестранде.

Вильгельм и его главный флотоводец, адмирал Альфред Фридрих фон Тирпиц.

Вильгельм с Гельмутом Мольтке-младшим в августе 1914 г.

Фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, герой битвы при Танненберге, и его главный стратег Эрих Людендорф. Начиная с 1916 г. Гинденбург имел в Германии больше власти, чем сам Вильгельм.

Посещение военного госпиталя в Глейвице в 1917 г. – обычное занятие Вильгельма во время войны.

Вильгельм на Западном фронте в 1917 г.

Вильгельм и Дона в Амеронгене, 1919 г. Фотограф запечатлел их во время беседы с генералом фон Доммесом.

Поместье Доорн в голландской провинции Утрехт.

Эрмина Рейсская, вторая супруга Вильгельма.

Дровяной сарай в Доорне. Каждый день экс-император рубил и пилил поленья.

Рядом с Вильгельмом на скамье – антрополог Лео Фробениус, сзади – ученые, прибывшие в Доррн на симпозиум по археологии и этнологии.

Сын Вильгельма, Август Вильгельм. Его увлечение нацистами вызвало недовольство отца.

Герман Геринг. По приглашению Эрмины дважды посетил Вильгельма в Доорне.

Вильгельм в изгнании.

Празднование семидесятилетнего юбилея Вильгельма в Доорне.

Похороны Вильгельма в Доорне. Справа– кронпринц и фельдмаршал Макензен.