Текст книги "Последний кайзер. Вильгельм Неистовый"

Автор книги: Джайлз Макдоно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 56 страниц)

XII

22 ноября пришла крайне неприятная для Вильгельма новость: его приятель Фриц Крупп скоропостижно скончался в своей эссенской резиденции. В последние годы жизни магнат все меньше времени проводил на вилле «Хюгель» и все больше – во Франции и Италии. Излюбленным местом его пребывания стал остров Капри, где он приобрел «Гротто Фра Феличе» и превратит его в место развлечений с молодыми островитянами – «рыбаками, цирульниками, нищими». Формально Крупп руководил некой религиозной сектой, на самом деле «сектанты» просто развлекались в свое удовольствие. Некоторые сцены устраиваемых оргий удалось сфотографировать – снимки стали широко ходить по рукам, и, конечно, разразился скандал. О забавах «пушечного короля» стала писать итальянская пресса, по официальным каналам из Рима в Берлин поступила информация, что Крупп объявлен Италией персоной нон грата.

Супруга Круппа бросилась к Вильгельму, чтобы объясниться, но кайзер не пожелал ее слушать. Крупп переждал в Лондоне, когда скандал утихнет, и вернулся в Германию. Первым делом позаботился о том, чтобы упрятать жену в психиатрическую лечебницу. Но спрятать концы в воду не удалось: газета «Аугсбургер цейтунг» начала перепечатку сообщений о Круппе из итальянской прессы. Месяц спустя тему подхватил социалистический «Форвертс», опубликовавший серию статей под общей шапкой «Крупп на Капри». Фирма выступила с официальным опровержением: Крупп не раздавал деньги и подарки молодым людям, он занимался благотворительностью. Через три дня после появления первой статьи в «Форвертсе» Крупп запросил у кайзера личной аудиенции, но она так и не состоялась: на следующее утро его обнаружили в постели в бессознательном состоянии; в тот же день он умер, как было сказано, от апоплексического удара. Вскрытия не производилось, потому тотчас распространились слухи о самоубийстве магната. Вильгельм счел необходимым появиться на похоронах, принял участие в траурной процессии и выступил с речью, где обвинил социал-демократов в том, что это именно они убили Круппа, а всех голосующих за эту партию, объявил моральными соучастниками преступления.

Надо сказать, что Крупп не был в столь близких отношениях с кайзером, как Баллин. С «пушечным королем» тот встречался не чаще двух раз в год, тогда как со своим приятелем – евреем из Гамбурга – ежемесячно, то есть всякий раз, когда Вильгельм посещал Гамбург, и, конечно, во время «Кильской недели». Кайзер любил разговаривать с Баллином, и он с удовольствием разглядывал строящиеся красавцы лайнеры. Судостроитель не искал никаких выгод и льгот от общения с монархом; из окружения кайзера мало кто снисходил до разговора с ним – разве только Мюллер. Баллин все это, конечно, видел. Позднее, в годы войны, когда кайзер подчеркнуто дистанцировался от своего старого приятеля, тот с горечью заметил однажды: «Мы все проявляли слабость в отношении кайзера. Никто не хотел рассеять его детски-счастливого оптимизма, который мгновенно оборачивался вселенской тоской, коль скоро кто-то осмеливался на слово малейшей критики по поводу какого-нибудь его очередного прожекта».

XIII

12 ноября 1902 года состоялась первая и единственная личная встреча между кайзером и Гольштейном. Бюлову удалось вытащить последнего на торжественный обед, устроенный в министерстве иностранных дел (по другим данным – в личной резиденции канцлера) в честь монарха. По утверждению Вильгельма, Гольштейна много раз приглашали на подобные мероприятия, но тот каждый раз отказывался, ссылаясь на отсутствие у него подходящего костюма. На сей раз этот аргумент не сработал – таинственному отшельнику в порядке исключения из правил было позволено явиться в обычном сюртуке (на приемы подобного рода было принято являться во фраках). Плодотворной встречу назвать было нельзя. Согласно одному из источников, Вильгельм неудачно пошутил на счет Гольштейна, и тот, разобидевшись, вернулся к своей прежней практике – не принимать никаких приглашений на приемы или прочие публичные мероприятия, тем более с участием кайзера. Другой источник приводит иную версию: Гольштейн действительно обиделся, но не на остроту, а на невнимание со стороны кайзера. Тот вроде бы ограничился обращенной к нему репликой: «Ваше превосходительство, насколько я знаю, Вы родом из Одербруха; там отличная утиная охота», после чего повернулся к кому-то еще.

Вскоре Вильгельм, как уже говорилось, отправился в очередной вояж – в Англию. О цели визита он сообщил царю Николаю II в письме, отправленном 31 октября: его пригласили поупражняться на стрельбище в Сандрингхэме. Он же хочет воспользоваться случаем и проинформировать дядюшку о том, что «мы (он и царь) предпринимаем совместные усилия по поддержанию мира в общих интересах обитателей континента, которые стремятся развивать свою торговлю и укреплять свои экономические позиции». Примерно то же он повторил в письме от 22 ноября, в котором подвел итоги визита. Кайзеру вряд ли доставило удовольствие присутствие на одном из устроенных в его честь приемов министра колоний Джозефа Чемберлена, но были и маленькие радости: Солсбери ушел в отставку с поста премьер-министра, освободив место для своего племянника, Артура Бальфура. Тот производил на Вильгельма более позитивное впечатление. Бюлов также считал, что при новом премьере отношения, возможно, постепенно наладятся. Бальфур, по его мнению, лучший вариант по сравнению с «его толстяком дядюшкой, надменность и галломания которого сделали его таким трудным партнером для нас».

С 15 по 18 ноября Вильгельм вновь посетил имение Лоутеров – пострелять и посетить собачьи бега. «Желтый граф» не в первый раз устраивал поистине королевский прием для Вильгельма. В прошлом году поезд кайзера прибыл в Пенрит, когда еще не все приготовления к встрече были закончены. Лонсдейл не растерялся и приказал отправить поезд на запасной путь, где тот стоял до тех пор, пока машинист не получил команду тронуться. На этот раз все выглядело скромнее – меньше гостей на приемах, меньше внимания со стороны населения: отношение кайзера к англо-бурской войне резко снизило популярность кайзера, не помогли и усилия, предпринятые им во время похорон королевы Виктории. Кайзер, очевидно, мог сам убедиться в этом, объезжая перед завтраком окрестности. Он подстрелил восемьдесят три зайца и вручил хозяину орден Гогенцоллернов I степени. Два дня кайзер провел в Сандрингхэме и после прощального обеда, устроенного для него либеральным политиком лордом Розбери, отбыл из Лейта на своем «Гогенцоллерне».

29 ноября в речи, произнесенной в Герлице, кайзер представал как глашатай прогресса. В данном им определении нового века явно ощущалось заимствование у Канта: «Старый век был веком философов, новый будет веком науки и техники. Это как нельзя более подходит нам. Германия славится своими научными исследованиями, своей дисциплиной и организацией. Свобода отдельной личности и ее стремление к саморазвитию, внутренне присущие нашей расе, сочетаются у нас с подчинением частного общему ради блага этого общего».

11 декабря Вильгельм обедал с Дейзи Плесс. Пассия кайзера сердилась: его величество так и не посетил ее вторую резиденцию в Силезии (роскошный особняк в Фюрстенштейне). Вильгельм оправдывался: у него что-то случилось с глазом, пришлось даже отказаться от охоты в Трахтенберге. Дейзи смягчилась и сказала, что выучила несколько песен и готова порадовать его своим вокалом. Ее записи отражают странную смесь личных откровений и заметок на политические темы: «А я сшила новое платье для охоты, так и надо мне, идиотке. Мне кажется, он очень озабочен новым законопроектом о тарифах; он сказал Цедлицу, что если он не пройдет, то он распустит парламент. Поживем – увидим».

14 января 1903 года Вильгельм писал Николаю II о предстоящем визите в Санкт-Петербург кронпринца. Кайзер сообщил, что в семье его отпрыска обычно называют Вилли Маленьким или Вилли Два. Ввиду сложившейся у его старшего сына репутации Вильгельм счел за благо заранее предупредить царя: «Если он допустит какую-нибудь глупость, не обращай на это внимания». В то время кайзер занимался подысканием подходящей невесты для наследника. Он нацелился было на Камберлендов – брачный союз был бы подходящим средством примирить Гогенцоллернов с Гвельфами, потерявшими в 1866 году свои германские владения. Те, однако, и слышать об этом не хотели. С вояжем кронпринца была связана еще одна важная миссия, исполнение которой легло на плечи личного лакея кайзера, «папы Шульца»: он должен был просветить российского государя, как правильно носить форму гвардейцев-кирасиров. Очевидно, секретных чертежей было мало, чтобы заслужить благоволение царя: Вильгельм «подарил» ему еще один полк.

29 января в здании оперы состоялось торжественное действо, посвященное очередному дню рождения кайзера. Дейзи Плесс в своем дневнике не преминула отметить, что на ней было платье из синего бархата с соболями. Содержался там и красноречивый намек: «Как жаль, что я не сохранила все любовные письма, которые получала…» В антракте она столкнулась с Вильгельмом, но тот не подал руки. По словам Дейзи, он «был напуган известием об эпидемии кори… Удовольствовался тем, что с преувеличенной любезностью улыбался мне издали и делал всякие рожи во время ужина. Думаю, это не очень соответствует его положению». Его отношения с английской приятельницей явно разладились.

Огромную радость доставил ему подарок султана – весь первый этаж дворца Сассанидов из сирийской Мшатты! Он стал одним из экспонатов на Острове музеев.

Вероятно, Вильгельм был доволен новой международной военной акцией – отправкой экспедиционного корпуса в Китай. В начале 1903 года была проведена совместная операция военных флотов Германии, Италии и Великобритании против Венесуэлы, правительство которой отказалось признать свои долговые обязательства в отношении иностранцев. Вильгельм проявлял некоторую нервозность: неизвестно, как поведут себя Соединенные Штаты с их доктриной Монро, – там в это время с визитом находился его брат Генрих. Но все обошлось. Кайзер остался недоволен только тем, что его военно-морской флот особенно себя не проявил. Вину за это он, как обычно, возложил на рейхстаг, который постоянно урезал его запросы на финансирование строительства новых кораблей. Претензии были необоснованными: парламентарии, в общем, поддерживали идею «крепкой руки». Совместные действия английского и немецкого флотов вызвали сильную критику со стороны британской прессы.

Бетман-Гольвег (будущий канцлер Германии) тогда считал, что Вильгельм проводит сильную внешнюю политику. Баронесса фон Шпитцемберг следующим образом передает его высказывания: «Его (Вильгельма) главная идея состоит в том, чтобы подорвать английские позиции в мире и тем самым укрепить позиции Германии. Для этого ему нужен флот, а чтобы иметь его, ему нужны деньги, и поскольку деньги может дать только богатая страна, то, значит, Германия должна стать богатой. Вот почему он предпочитает промышленность в ущерб сельскому хозяйству». Словом, если первый кайзер Гогенцоллерн с помощью армии основал Германскую империю, то Вильгельм с помощью флота хочет превратить ее в мировую торговую и колониальную державу.

Дейзи Плесс все еще оставалась в фаворе. Она была приглашена на «Кильскую неделю» и могла остаться на борту нового «Метеора» во время гонок. В своем дневнике она зафиксировала присутствие американских плутократов: Голеты, Вандербильты, а также леди Ормонд, дочь герцога Виндзорского. По ее словам, «американцы расталкивали друг друга, чтобы оказаться поближе к кайзеру, быть одаренными его улыбкой». Она не упустила случая предпринять кое-что для карьеры мужа. Характерна ее запись: «Надеюсь увидеться сегодня с кайзером. У меня много есть что сказать ему». Дейзи хотела, чтобы ее супруга Ганса назначили губернатором Силезии. Во время обеда на борту «Гогенцоллерна» Вильгельм и Дона были, по словам Дейзи, «очень любезны, особенно со мной». Ей многое позволялось – например, вслух нелицеприятно отзываться о «пивных вечеринках», которые устраивал Вильгельм (сам он там, впрочем, почти не пил). У нее произошла размолвка с Бюловом, который считал ее легкомысленной особой, склонной к бездумному флирту. Вильгельму именно поэтому Дейзи и нравилась. С ней было все не так, как с другими светскими дамами, в обществе которых он чувствовал себя, по его собственным словам, «как на собрании квакеров».

Послание Вильгельма Николаю II от 19 ноября 1903 года содержало в себе ставшие уже обычными попытки столкнуть славянского самодержца с избранного им курса. Он пренебрежительно отозвался об этом «архиинтригане» Фердинанде I Кобургском, а потом перешел к главной теме – ситуации на Востоке. По его оценке, японцы явно вооружают китайцев и «возбуждают надежды китайцев (на реванш), всячески раздувают в них чувство ненависти к белой расе – это серьезная угроза для твоего тыла, если тебе придется столкнуться с японской авантюрой на побережье». Предметом беспокойства для него по-прежнему оставался британский фактор. В письме Бюлову, отправленном в начале декабря, он отмечал! «Нельзя отрицать, что Англия скрытым образом делает все, чтобы изолировать нас от внешнего мира… Постепенно нас изолируют, чтобы потом нанести смертельный удар».

Недоуменные комментарии вызвало назначение Куно Мольтке на должность начальника исторического управления Генерального штаба с присвоением ему звания генерала. Баронесса фон Шпитцемберг, в частности, не питала никаких иллюзий насчет военных талантов эстета Тютю. Место его новой службы берлинцы уже переименовали в «музыкальное управление»; остряки говорили, что следующим шагом будет его назначение «дирижером европейского концерта».

XIV

Вильгельма продолжали преследовать старые болячки. В уши приходилось непрерывно закапывать антисептики, порой дело доходило до того, что использовали специальный насос, чтобы откачивать скопившийся там гной. Эти процедуры применялись даже во время плавания на борту «Гогенцоллерна». Кайзер был так подвержен простудам и гриппозным инфекциям, что не допускал к себе тех, у кого проявлялись хоть малейшие симптомы таких заболеваний. Но больше всего его донимали проблемы с ушами и носоглоткой. В дневниковой записи за 16 ноября 1903 года Вальдерзее зафиксировал тревожную новость: Вильгельм перенес операцию по удалению полипа в гортани. Голос у него сел, появилась хрипота. Возникло естественное подозрение, что может повториться та же история, что произошла с его отцом. Однако новообразование оказалось доброкачественным, и к Рождеству голос восстановился. Были и проблемы с сосудами мозга, что сказалось на его правописании – какое-то время Вильгельм игнорировал на письме букву «э», из-за чего его рукописные тексты того времени выглядят довольно странно. Вильгельма некогда упрекали в недостатке любви к отцу, теперь кайзер получал сторицей со стороны старшего сына. В день, когда отцу делали операцию, Вилли Младший принял участие в скачках: теперь-то уж никто ему этого не запретит, радость-то какая! Радость была преждевременной – слегка поправившись, Вильгельм отправил сына под домашний арест и лишил его увольнительных.

У кайзера возникла очередная идея – спровоцировать Данию на конфронтацию с Англией. Для начала его устраивал отказ Дании от нейтралитета. Свои планы он изложил в письме Николаю II 8 января, посоветовав адресату соответствующим образом повлиять на датского короля (который приходился русскому царю дедушкой). К письму Вильгельм приложил несколько вырезок из британских бульварных газетенок, которые были призваны убедить Николая в том, что все англичане ксенофобы и шовинисты. На следующий день он вновь написал Никки послание, в котором по-своему прокомментировал растущую напряженность на Дальнем Востоке: «Дай Бог, чтобы все обошлось наилучшим образом, вопреки стараниям злобной прессы в некоей стране, которая, кажется, не знает, куда девать деньги, и решила теперь оплатить японскую мобилизацию; пусть тратятся – это как в бездонную бочку!»

5 февраля японцы без объявления войны напали на российский флот. Незадолго до этого Вильгельм передал Николаю чертежи двух крейсеров, которые англичане продали Японии. Трудно сказать, насколько это помогло русским.

На берлинских балах в этот год Вильгельм выглядел подавленным. На одном из них, в «Бристоле» на Унтер-ден-Линден состоялась новая встреча с Дейзи Плесс. Доны не было, она лежала с варикозным воспалением вен. По мнению Дейзи, кайзер «выглядел не лучшим образом, был такой бледный». В то время распространился слух о романе между Дейзи и кронпринцем. «Из-за этого, говорят, императрица просила меня не появляться при дворе!» – сообщила она Вильгельму-старшему с очаровательной наивностью. Тот решил рассеять слухи и во время ужина специально усадил ее рядом со старшим сыном. Что-то в Вильгельме изменилось. «В эту зиму кайзер по отношению ко мне стал какой-то не такой – вроде как стесняется», – заметила Дейзи.

Давление на Николая начало приносить плоды. Царь дал согласие на заключение нового торгового договора, что и произошло в июле. 11 февраля в «Морнинг пост» появилась статья, где говорилось о возобновлении «договора перестраховки» между Россией и Германией, – верный признак того, что в Англии забеспокоились. Вильгельм счел момент самым подходящим для того, чтобы послать Николаю каску Александровского полка. Видимо, подарок должен был напомнить о русско-германском сотрудничестве времен антинаполеоновских войн. В качестве наблюдателя он отправил в Россию принца Фридриха Леопольда. О какой символике речь шла в данном случае, трудно сказать.

Вильгельма беспокоил «внутренний враг» – за последние два десятилетия немало правителей стали жертвами покушений! Бюлов пытался его успокоить: «Кайзер Вильгельм I и Великий Король (Фридрих II) никогда не ломали себе голову из-за того, что может случиться с другими. Великому Королю было совершенно безразлично, что там будет с Людовиком XV или Петром III, он преследовал свои цели, шел своим путем. Ваше Величество считает, что времена изменились. Но ни социалистам, ни нигилистам ныне все равно ничего не светит».

12 марта Вильгельм отправился в южный круиз на борту принадлежащего Ллойду лайнера «Король Альберт». Горло еще было не в полном порядке, морской воздух, как считалось, будет полезен для выздоравливающего. 18 марта он был в Гибралтаре, 24-го – в Неаполе. Двумя днями позже он имел встречу с итальянским монархом. 29-го, направляясь в Мессину, он написал Николаю: «Как жаль, что тебя здесь нет…» Кайзер выразил пожелание, чтобы царь заставил участников переговоров по заключению торгового договора действовать быстрее: «Пригласи их на пикничок в Сибирь – и увидишь, как они заспешат!»

В ходе средиземноморского круиза «Король Альберт» сделал остановку в Виго, где Вильгельм встретился с испанским королем Альфонсом XIII. Монархи обсуждали марокканский вопрос. Франция и Испания в то время договаривались о разделе Марокко. Вильгельм в телеграмме Бюлову кратко изложил итоги дискуссии: «Я заявил королю: „Мы не хотим там никаких территориальных приобретений. Только открытых портов, железнодорожных концессий и свободы для ввоза товаров“. Он сразу почувствовал облегчение и был очень доволен».

Кайзер пытался играть на разногласиях европейских держав. В апреле было подписано соглашение о «Сердечном согласии» – возникла Антанта. Условия соглашения оставались скрытыми от глаз общественности, и, воспользовавшись этим, Вильгельм старался убедить Николая в том, что один из пунктов соглашения содержит отказ Франции оказывать помощь России в случае военного конфликта. Он «утешил» царя оригинальным образом: «Конечно, я не пошевелю и пальцем, чтобы как-то повредить ей (России); со стороны автора картины „Желтая опасность“ это было бы крайне нелогичным шагом!» Англия, как бы между прочим добавил Вильгельм, собирается захватить Тибет. Российский монарх должен найти наконец управу на этого несносного «дядюшку Берти», – заключил Вильгельм.

Тему «желтой опасности», которая несет «величайшую угрозу христианству и европейской цивилизации», кайзер развивал в ходе очередной «Кильской недели». Как он выразился, «если русские будут продолжать отступление, желтая раса через двадцать лет овладеет Москвой и Позеном». В Киль съехались видные гости из Великобритании – короля Великобритании сопровождал Лонсдейл. В обмене мнениями принял участие Баллин. На борту яхты своей супруги «Идуна» Вильгельм в личной беседе с английским королем пытался внушить ему свою точку зрения на политику Японии и Китая – метил кайзер, несомненно, в недавно заключенный британо-японский союз. Британский монарх твердо заявил, что придерживается иного мнения: «Японцы – умная, храбрая и благородная нация, столь же цивилизованная, как и европейцы, от которых они отличаются единственно цветом кожи». Вильгельм попытался озадачить собеседника вопросами насчет «Сердечного согласия». Тот заявил, что Антанта «не направлена против Германии. У него нет ни малейшего намерения изолировать Германию».

В дружеские отношения, установившиеся у Вильгельма с Лонсдейлом, вкрался некий холодок – это была работа Бюлова. Канцлер буквально не переносил лорда и во время пребывания в Виндзоре не упускал случая пройтись по его адресу. В своих мемуарах Бюлов назвал Лонсдейла банкротом, личностью глубоко безнравственной, чему доказательством служит тот факт, что у лорда все тело покрыто татуировками в виде пронзенных сердец и купидонов со стрелами. Ознакомившись с этими мемуарами, Лонсдейл выступил с опровержением: «Я действительно татуирован с ног до головы, но я готов предоставить всем желающим возможность убедиться, что на моем теле нет ни одного изображения сердца либо стрелы!» В Киле кайзер подарил Лонсдейлу на этот раз наручные часы. С ними произошла любопытная история: их украли, но затем, как раз накануне войны, сам похититель вернул их леди Лонсдейл со словами: «Я очень извиняюсь, миледи, никак не думал, что это был сам лорд!»

Последние дни доживал бывший гуру Вильгельма, Вальдерзее. Под конец жизни он пришел к мысли, что беда кайзера состоит в том, что его окружают одни льстецы: «Не находится ни одного, кто бы осмелился бы хоть в чем-то перечить кайзеру». Бывший начальник Генерального штаба скончался 5 марта 1905 года. Известность получили его последние слова: «Молю Бога, чтобы не дожить и не увидеть того, что на нас надвигается»…

В «северной экспедиции» 1904 года принял участие Мюллер, только что получивший дворянство. Вильгельм предложил ему стать одним из личных адъютантов кайзера Германии – по всем канонам большое повышение. Мюллер испытывал смешанные чувства – он не любил двор и считал, что все остальные в окружении кайзера смотрят на него как на «нищего офицеришку низкого происхождения». Могут подумать, что он «лезет не на свое место». Он оказался не прав – свита кайзера отнеслась к нему вполне доброжелательно. Морской офицер быстро освоился со своими новыми обязанностями. Отныне он повсюду сопровождал Вильгельма в его пеших прогулках и дальних поездках с «маузером» в кармане: на Мюллера были возложены обязанности телохранителя. В его функции также входило сообщать Вильгельму о прибытии того или иного советника, порой посылать от имени кайзера телеграммы неполитического содержания (поздравления или выражения соболезнования), передавать его устные указания канцлеру или министрам. Приходилось присутствовать и на обедах, что, как мы помним, едва не загнало Мюллера в гроб. Политикой он, по крайней мере по его собственным словам, не занимался, равно как и не использовал своего положения для продвижения по службе своих приятелей.

Другим фаворитом Вильгельма в это время был Юлиус Мольтке, который целиком и полностью разделял взгляды своего суверена на католиков и «желтокожих мошенников». Будучи в Тронхейме, они развлекались на яхтах своих приятелей миллионеров Голетов, Дрекселей и Вандербильтов. Вильгельм донимал Мольтке разными вопросами по поводу маневров, на которые тот не всегда мог ответить. Кайзер вздыхал. «Придется спросить у графа Шлиффена. Все больше убеждаюсь, как трудно будет его преемнику. Он все делает сам, ни с кем не делится, никого ни во что не посвящает – это его большой недостаток».

Германский и российский императоры продолжали поддерживать тесные личные связи. В августе Николай обратился к Вильгельму с просьбой стать крестником цесаревича. Вильгельм послал Николаю кубок с выгравированными на нем известными высказываниями Лютера по поводу пользы вина: «Песни, бабы и вино – Богом нам самим дано, кто даров сих не вкусил, даром жизнь свою прожил».

Их отношения были в то время теплыми как никогда. 28 августа Никки откликнулся: «Вилли может ни о чем не беспокоиться, он может спокойно спать по ночам, ибо я ручаюсь за то, что все будет как нельзя лучше». Слегка по-детски, и не очень грамотный английский (послание было именно на этом языке), но, видимо, от сердца…